Текст книги "Проклятые дни. Зарисовки с натуры"

Наконец Олег увидел нечто типа блок-поста. На пересечении улиц притаился, прикрытый кузовом помятой иномарки, милицейский «форд». Рядом, направив стволы автоматов вдоль улиц, стояло несколько милиционеров.

Олег, остановив джип метров в двадцати от милиционеров, вышел из машины, поднял на всякий случай руки и направился к блоку. Его немедленно взяли на прицел.

– Послушайте!

– Стоять! Не приближаться!

– Помогите, на нас напали!

– Стой где стоишь! При невыполнении приказа открываем огонь на поражение.

– У меня раненая в машине! Срочно нужна помощь! Скажите только, где ближайшая больница, и мы уедем!

– Вас укусили? Чем ранили? Характер ранения?

– Псих какой-то девушке зубами в горло вцепился, и сильно покусал, сволочь!

– У тебя самого ранения имеются?

– Нет, я его… – тут Олег замялся, признаваться в убийстве этим ментам, и так находящимся на взводе, не хотелось. – Это… Нейтрализовал, в общем, и мы сразу уехали.

– Потерпевшая где?

– В машине, на заднем сиденье, – немного обескуражено ответил Олег.

Один из милиционеров сдвинулся вбок, чтобы Олег не перекрывал ему сектор огня, и взял на прицел заднюю дверь джипа.

– Подойди, покажи руки, так, обернись, ладно, опускай руки.

Олег опустил, и подошел почти вплотную к ментам. Почти у всех из них были автоматы – обычные «ксюхи». Пламегасители оказались в пороховой гари – этим автоматам совсем недавно пришлось пострелять. И, судя по количеству нагара, одним-двумя патронами дело не обошлось.

– Ты извини мужик, но дело такое. Эпидемия в городе. Смертельная эпидемия. Укушенный, всё равно что мёртвый. Только стремится на тот свет еще больше живых забрать. Причем, – тут милиционер сбился и продолжил гораздо более тихим голосом. – Они, когда кусаются, уже мертвые. Натуральные вурдалаки. Друг друга не жрут, живых только. Твоя девушка в машине как – просто сидит?

– Да нет, лежит на заднем сиденье, и чтоб не упала, я её ремнями пристегнул.

– Вот это-то тебя и спасло! – милиционер сплюнул, бросил в сторону окурок и кивнув соседу, сказал Олегу: – Ну, пошли!

Приблизившись к машине, милиционеры сначала посмотрели в окна, потом один из них, взяв автомат наизготовку, скомандовал Олегу:

– Открывай!

Тот распахнул заднюю дверь.

Девушка уже восстала. И теперь зомби с тем же ненавистно-злобным взглядом корчился на сиденье, не имея возможности вырваться из удерживающих его ремней.

– Видал?

– Видал… И что это с ней?

– Смерть с ней. Но не окончательная – как человек она уже умерла, но в оставшуюся оболочку бес какой-то вселяется, и как бы живет. И пытается сожрать человечинки. Зомби, в общем.

– И что делать-то?

– Добивать нужно. Не знаю, что там насчет осинового кола в сердце и серебряных пуль, но и обычные помогают, если только в голову попасть. Она родная тебе?

– Нет, я вроде водителя при ней, – соврал на всякий случай Олег.

– Ну, тогда проще. Родственников вызывать будешь?

– Зачем? На опознание?

– Какое нахрен опознание, проснись! Амбец пришел! Москве по крайней мере. Мы не знаем, может, за МКАДом уже фильтроблоки организуют, чтоб эта зараза не расползалась, а в городе таких с каждым часом становится всё больше. В случае укуса спасенья нет – гарантировано таким же станешь и тоже кусаться будешь… Уже и войска ввели, а хрен ли толку? Чтоб тело забрали здесь. В таком виде ты её отсюда один хрен не увезёшь – у нас приказ пресекать нападения на граждан «лицами неадекватного поведения». А адекватным нападать можно? А способ пресечь тут один – пулю в голову. Ну так как?

– Да не надо, просто тело заберу.

– Ну, как знаешь. У тебя подцепить её есть чем?

– Трос в багажнике.

– Давай!

Олег распахнул давешнюю сумку, извлек из неё новенький скрученный улиткой ярко-желтый буксир.

Набросили фал петлей на шею и несколько вытащили тело наружу. Зомби всё пытался не то схватиться за что-нибудь, не то оттолкнуться в тщетной попытке вырваться. Милиционер зашел сбоку, достал из кобуры ПМ¹⁴ и, прикинув направление рикошета, выстрелил.

Олег удивился – пуля вошла за ухом и вышла другой стороны, пробив височную кость. Однако крови из раны почти не текло.

Стараясь не коснуться крови, фал перецепили – открыв дверь с другой стороны машины, за ногу затащили тело назад на заднее сиденье.

– Могу ехать?

– Давай!

– А бумагу какую дадите? А то ваши же остановят – а у меня труп с пулевым в голову в машине.

– Да нахрен ты кому нужен, а труп твой тем более!

– Не мой, а девушкин. Напишите хоть какую бумаженцию.

– Ну давай! Как звали потерпевшую?

Олега окатила волна холода. Имя владелицы джипа он узнать не удосужился. Судорожно сглотнув, он нашелся – достал из кармана куртки лоснящийся лаком кошелек девушки, извлёк оттуда её водительские права и протянул подошедшему милиционеру.

– Вот, перепишите пожалуйста.

Тот взял документ и стал что-то царапать в бумаге жутко казанного вида.

– Держи!

Олег забрал из рук милиционера бумагу, попрощался со всеми и, развернув машину, поехал в обратную сторону. Выбрав безлюдное место, он развернул полученную бумагу. Составлявший её, видимо, на такой казенщине собаку съел. Черным по белому на бланке «Протокола осмотра места происшествия» было описано, что труп гражданки такой-то, ранее пораженной заболеванием неизвестной природы, выдан на руки гражданину такому-то. Было еще предложение о том, что огнестрельное ранение головы не носит прижизненного характера. И всё. Олег, хмыкнув, бросил бумагу в бардачок. Следовало думать, как быть дальше. В первую очередь нужно было решить, что делать с трупом. И второе – вступать в наследство. Потому как отдавать мощную проходимую машину Олег в теперешних обстоятельствах никому не собирался.

В блестящем кошелечке обнаружились документы на БМВ, ещё какую-то мазду, две банковские карточки, причем на одной из них переливчато было вытиснено «Платинум». Чем-то острым вроде пилки для ногтей на обеих был выцарапан пин-код. Видимо, утруждать свою память такой чепухой владелица не собиралась. Ещё обнаружилось бессчетное количество различных визиток и рекламок. В бардачке машины лежал ярко-розовый компьютер-планшетник с узором-сердечком, выложенным на крышке какими-то маленькими блестящими стёклышками. Плюс ворох всякой шелухи косметической направленности. Всё это Олег с раздражением сгреб в сторону. Еще из полезного нашелся навигатор. Больше интересного ничего не было. Судя по документу, машина была совсем новой, и хозяйка, скорее всего, просто ещё не успела в ней обжиться и натащить больше всякого барахла.

Заехав в один из дворов, Олег заметил открытую дворницкую. Удачно разжившись там штыковой лопатой и обрезком водопроводной трубы, он поехал дальше.

Около филиалов каких-то учреждений стояли банковские автоматы. С обеих карточек удалось снять довольно существенные суммы денег. Но до конца и тут не повезло. В одном автомате скоро закончились деньги, а второй уведомил, что на карточке стоит лимит в суточную выдачу наличности, ограничение пятьдесят тысяч рублей. Но эту сумму автомат исправно выдал. Олег, помня про предупреждение милиционеров, повернул в сторону области.

Олег плохо знал эту окраину Москвы. Уже пошли недоразворованные промзоны. Какие-то территории, огороженные трехметровыми заборами с колючей проволокой поверху.

Вдруг показался кусочек зеленой природы, сжатый с двух сторон забором и каким-то трубопроводом. Олег заехал, пробираясь сначала по тротуару, с которого вскоре свернул на тропинку, а потом и вовсе пополз между деревьями, выбирая место поглуше. Остановившись на небольшой полянку, он выкопал могилу и уложил в неё завёрнутое всё в тот же плед тело девушки. Тщательно засыпал и утрамбовал яму. Постоял, опершись на лопату. Жизнь поворачивалась совсем неожиданной стороной.

Полистал телефон усопшей. Удивило обилие телефонов с началом имени «папа». Там были и «папа шофёр», и «папа офис» и даже «папа Лондон». Напрямую общаться с родителями погибшей не хотелось. Ещё с армии был такой негативный опыт. Крайне гнетущее переживание. Стряхнув с себя груз воспоминаний, Олег нажал кнопку вызова напротив имени «Мама помощник Витя».

Именно помощнику звонить был смысл именно тем, что беседа сразу минует этап соплей-слюней и будет проходить в конструктивном ключе.

Практически моментально трубка отозвалась:

– Да, Оксана Николаевна! Здравствуйте!

– Это не Оксана, – глухо начал разговор Олег.

– Кто Вы? Откуда у Вас этот телефон? Где Оксана?

– Это случайный прохожий. Есть возможность записать наш разговор? Информация для вас крайне важная.

Спустя короткую паузу прозвучало:

– Разговор записывается.

– Отлично. Прошу передать следующее: Оксана Николаевна умерла. Была атакована одним из пораженных бешенством, получила ранения несовместимые с жизнью, сама превратилась в такую же хм… заболевшую, после чего была нейтрализована милицейским патрулем. Тело временно захоронено…

Сообщив необходимую информацию, Олег замолчал. С той стороны тоже молчали. Пауза затягивалась…

– А как же…

– Вот так. Есть желание – эксгумируйте. А лучше – не тратьте на это время. Сейчас по крайней мере. Эвакуируйтесь. На этом всё. Прощайте!

– Послушайте, может быть, вы подъедете к нам, или просто встретитесь с нашим человеком? Мы гарантируем вознаграждение за любую информацию об Оксане Николаевне…

– Всю информацию я уже передал. От вас мне ничего не нужно. И телефон этот оставлю рядом с могилой, заверну во что-нибудь. А там – хотите – звоните, хотите – нет. Прощайте. – Олег утопил кнопку сброса. Поднял из-под ног грязный и мятый пакет из-под вина, разорвал пошире горловину и запихнул в его относительно чистое нутро блестящий «Верту». Подумал и добавил туда же свернутый лист «Протокола осмотра», устроил пакет рядом с могилой и с чувством выполненного долга пошел к машине.

Вернувшись в более населенные районы города, Олег удивился произошедшим за это короткое время переменам. Зараженных на улицах становилось всё больше, а вот обычных людей значительно меньше. По улицам, не соблюдая никаких правил, проносились машины. Вечерело. Олег не спеша вёл машину, высматривая магазины с хорошим подъездом. Обострившееся чувство подступившего капеца уже не нашептывало, а орало в ухо дурным голосом бывшего комбата, о том, что пока деньги что-то стоят, самое оно запастись действительно нужными вещами. Жратвой – живот уже давно требовал положенного, и оружием. Даже нет, пожалуй, наоборот – оружием и жратвой. И горючим. И одеждой. И морду вареньем намазать. Олег невесело усмехнулся своим мыслям.

21 марта, среда, середина дня,

Москва, «нехорошая» квартира.

В «Нехорошей» квартире было совсем нехорошо. «Нехорошей» её прозвали соседи за извечные крики, ругань и прочие звуки, несовместимые с понятием «нормальная жизнь». Тишину хозяева соблюдали, только когда варили своё зелье. На весь подъезд тогда воняло ацетоном и прочей химией. Признак был верный.

Один из жильцов, Николай Михалыч, донельзя замученный неприятным соседством, много раз жаловался ближайший райотдел милиции. Его выслушивали, что-то записывали, обещали разобраться. На этом всё и затихало. Нет, пару раз приезжали. Но наркотики были уже в организмах жильцов нехорошей квартиры и их приятелей. Изымать было нечего, а стало быть, и возбуждать уголовное дело не на чем. Кого-то из нариков для профилактики забирали, но быстро отпускали, и всё возвращалось на круги своя.

Всё изменилось, когда появился новый участковый. Молодой старший лейтенант был выходцем из военной среды. Одним из тех многих осколков некогда Великой и Могучей Армии, ныне приведенной правителями земли русской к совершенно непотребному состоянию…

Старший лейтенант взялся за наведение порядка энергично. Однако всё действительно оказалось не так просто, как представлялось обывателям. Нариков надо было брать «на весе», – по образному определению участкового, что требовало четкой координации по времени. То есть наведоваться в «нехорошую» квартиру тогда, когда зелье уже сварено, но пока страждущие еще не успели «вмазаться», «ширнуться», «дать по вене» – не успели принять наркотик. Как научил участковый, звонить ему нужно сразу, как по подъезду пойдет запах ацетона – поскольку он является необходимым ингредиентом при варке наркотика. Квартиры же наркоманов – не промышленное химпроизводство, и принудительной вытяжной вентиляции не имеется. Стало быть, ацетоном несет на весь подъезд… Так что при появлении запаха нужно сразу звонить, тогда и получится, что зелье наркоманы успеют приготовить аккурат к приезду опергруппы.

Похоже, момент был самый тот.

Однако во-первых, участковый отозвался только по мобильному, который он предусмотрительно оставил жильцам, в том числе и Николаю Михайловичу. А во-вторых, сказал, что у них жутчайшая запарка – в городе чуть ли не какие-то беспорядки, и сам приехать никак не сможет. Однако добавил, что пришлет «конкурентов» из Наркоконтроля, хотя, конечно, и «жаль отдавать верную палку», но чего мол, не сделаешь – для хороших-то людей.

Наркополицейские приехали действительно быстро, на невзрачном жигуленке совершенно неприметного, даже затрапезного вида, но почему-то только вдвоем. Один был в гражданской одежде, в легкой куртке и каким-то цепким взглядом. Второй – почти на голову повыше, в черной форме с множеством карманов и нашивками со всех сторон и с черным же бронежилетом поверх неё. Переговорив с Николаем Михайловичем и понюхав подъездные ароматы, они отметили, что приехали вовремя и сейчас будут заходить в квартиру, а он, мол, пусть с кем-нибудь из соседей поднимутся через несколько минут – понятыми будут при осмотре и изъятии.

Однако что-то пошло не так. Кто-то крикнул не то от боли, не то от испуга, потом раздались выстрелы. Три раза бахнуло, потом всё стихло. Николай Михалыч от греха решил пока постоять за своей закрытой входной дверью. То же он посоветовал и Ильиничне – жившей по соседству женщине, согласившейся помочь с оформлением документов по «этим наркоманам проклятущим». Спустя некоторое время раздалось ещё два выстрела. Старик притаился за дверью, ожидая развития событий. В глазок Михалычу было видно, как странной неживой походкой мимо его двери прошли трое, типично наркоманского вида. А вот давешних наркополицейских что-то не было. Причем прошедшие были явно под кайфом и, похоже, в крови. В чужой крови. Николай Михалыч стал судорожно набирать телефон участкового. Но тот не отвечал ни по городскому, ни по сотовому…

А случилась в «нехорошей» квартире пакостная история.

От передоза загнулся Сухарь – донельзя худой неопрятный мужичек неопределенного возраста с желтой, будто высушенной кожей. Он пришел уже в кондиции, но заявил, что вставило жидко и он за такую подляну может и башку оторвать. Эта фраза вспомнилась наркоманам чуть позже, огненной звездой проскользнув в разрушающемся мозгу, но было поздно… А тогда по доброте душевной, но в долг, разумеется, а не на халяву – под запись на обоях в приметном месте, Сухарю была выдана заначенная полноценная доза, которую он и пустил по вене за раз, посидел маленько на полу, упершись спиной в стену, прислушиваясь к внутренним ощущениям, а потом, словив приход, плавно соскользнул набок, уходя в нирвану… Хозяева – Димон (кликуха прилипла к нарку потому, что он под кайфом не помнил ничего, кроме собственного имени, и откликался только на него), и Песя (столь неблагозвучно погоняло объяснялось просто и не несло негативного смысла – фамилия у доходяги была Песников, и было всего лишь сокращением) собрались сварганить варева, всё необходимое у них для этого уже было запасено. Однако уговорились купить еды – под клевым кайфом не сходишь, да и вообще – не до того в нирване! Поэтому Песя пошел за хавкой¹⁵, а Димон, как более опытный, стал готовиться к таинству варки. Вернулся Песя. Рубанули «для сил». Сухарь так и валялся в углу, постигая тайны нирваны. Когда наркотик был уже сварен, и оба нарка занимались фильтрацией остывающей жидкости, на входе в кухню показался Сухарь. Вел себя он странно. Однако Димон с Песей, и не такое видевшие в своей наркоманской жизни, поначалу и не испугались. Вдруг Сухарь протянул обе руки, схватил Димона за майку-алкоголичку, резким движением притянул к себе и впился зубами в димоново плечо, аккурат в татуировку листа марихуаны. Заорали оба. И оба же стали отталкивать от себя сбрендившего Сухаря. На что тот, впрочем, не обратил ни малейшего внимания. Руки скользили по лицу, уже обильно смазанному кровью. Чуть оттолкнуть его получилось только тогда, когда Сухарю удалось выхватить из руки Димона кусок мяса и он стал запихивать его в рот, практически не жуя, напрягаясь и делая судорожные глотательные движения. Песя встретился с ним взглядом. Ничего не то что разумного, а и просто человеческого во взгляде не было. Крышняк походу у Сухаря сорвало навсегда.

– Сухарь, ты чего, б…, делаешь, что делаешь, б…, сука? – орал Песя. – Шиза, б… твою сука мать!

– Сука-а-а-а!! Больно-о-о-а-а-а!! Убью-у-у гада-а-а-а!!

– Сухарь, Сухарь, сука, б…, с катушек съехал!!

– А-а-а-а-а!!! Сука-а-а! – вновь заорал Димон.

Сухарь, проглотив таки кусок димонова мяса, ринулся за вторым, с нечеловеческой силой притянув к себе Димона и вновь вцепившись в хлещущее кровью плечо. Песя снова попытался оторвать Сухаря. Пол уже был скользким от обилия крови, и вскоре троица завалилась, опрокинув на себя стол с готовым варевом и всеми необходимыми инструментами.

Димон орал, Сухарь отгрызал очередной кусок, не обращая внимания ни на какие действия Песи. Тогда тот схватил с плиты сковородку с остатками пригоревших макарон, и что было дури опустил на голову сбрендившего Сухаря. Старая, старорежимная сковородка была чугунной и веса немалого. И такого удара по башке хватило бы любому. Разбитая голова дернулась, часть скальпа съехала в сторону, обнажив розоватую поверхность черепа. Крови, что странно, почти не выделялось. Но и этот удар не оторвал Сухаря от его занятия. Песя бросился на него сзади, потянув на себя. Пальцы попали в рот и были так же зажеваны. Песя в страхе выдернул руку. На трех пальцах кожа была содрана практически до мяса и сильно кровила. Он в панике оглянулся. Больше ничего тяжелого на кухне не было. Димон же уже не орал – как видно, потерял сознание. Взгляд Песи зацепился за висевшие на стене бесполезные в наркоманском быту кухонные причиндалы. Там был двузубая вилка на длинной ручке. Размером инструмент был с половник. Судорожно схватив это импровизированное оружие, наркоман сжал его в окровавленной руке, примериваясь, куда ударить – шанса на второй удар у него, скорее всего, не будет. Решив валить Сухаря наверняка, он зашел чуть сбоку и что было сил, воткнул вилку ему в глаз. Тот вдруг замер и как-то даже распрямился, оторвавшись от жертвы. Песя для верности провернул вилку, и так ушедшую внутрь черепа сантиметров на пятнадцать. Тело Сухаря стало валиться вбок, а Песя, всё еще в ужасе, судорожно сжимал в руке кухонный инструмент. Вилка вышла из глазницы, вывернув за собой какую-то коричнево-серую субстанцию, тащившуюся слизью к вилке. Ощутимо завоняло какими-то помоями.

– Димон, Димон, ты как, живой? – кричал Песя, пытаясь растормошить друга.

– Очнись, к врачу надо! А этого п… завалил я! Быстрее надо, б…, пока ментов нет!

Изгрызанное тело не отзывалось и вообще не подавало признаков жизни. Из страшных ран торчали измочаленные мышцы, сухожилия и кровеносные сосуды.

Песю затошнило. С низу живота вверх неудержимо побежал ком. Придерживаясь за стены окровавленными руками, он пошел в ванну. Здесь его и вырвало. Там же он и остался, поначалу промыв раны на руке водой и замотав там же найденной тряпкой. Тошнота не уходила. Да еще и навалилась какая-то странная тяжелая слабость. Жалея себя, Димон скрючился здесь же, подле унитаза, прижавшись лбом к его холодному фаянсовому боку. Казалось, так было легче… Постепенно уходили звуки, исчезал свет, уходила сама Жизнь из его не по возрасту дряхлого тела…

На ключ входная дверь не закрывалась – замок вместе с частью косяка вырвали еще в прошлом году, во время штурма притона. Починить дверь и вставить новый замок наркоманам не хватало ни денег, ни желания.

Наркоконтролевцы встали за дверью. В городе творилось что-то непонятное. Какие-то криминальные войны, прямо. Милиция явно зашивалась, и половину личного состава наркополицейских бросили на различные «усиления». Но явную «палку» упускать было нельзя, поэтому оперативник прихватил прапорщика из своего спецназа и поехал в адрес. Хотя такими силами и не положено, конечно. Из-за двери явно несло ацетоном и ещё какой-то дрянью. Оба наркополицейских достали пистолеты: опер в гражданском – обычный потертый ПМ, а спецназовец, в дополнение к своей черной форме нацепивший и шапку-маску, больший по сравнению с оперским «макаром» по размеру «ПЯ»¹⁶ – пистолет, о перевооружении на который и армии, и правоохранительных органов было широко объявлено, но, однако, вживую виданный пока только в различных спецподразделениях.

Опер коротко кивнул, и спецназовец, как лучше подготовленный и защищенный бронежилетом, ломанулся вперед.

– Лежать бояться! – орал он, водя из стороны в сторону стволом пистолета. Никто не выбегал. Криков тоже слышно не было. Нетипичный случай. Опер дернул дверь совмещенного санузла. Прижавшись к унитазу, лежало скрюченное тело. Опер легонько пнул его носком ботинка. Тот вроде чуть зашевелился.

– Так, понятно! – сказал опер и пояснил оглянувшемуся спецназовцу, – Здесь торчок конченный, других ищем!

Быстро заглянули в обе комнаты. Пусто. Коротко глянули на балкон. Тоже никого. Рванули на кухню.

– Ёж твою мышь! Тут труп, походу!

– Съездили называется по-быстренькому, по-легкому.

Картина была сюрреалистичная. В луже крови шевелился нарк с размозженным и как будто объеденным плечом и руками. Густо торчало оборванное мясо. На нем лежало неподвижное тело, тоже изгвазданное кровью, с разбитой до кости головой и выбитым глазом. Из развороченной глазницы сочилось что-то темное вперемешку с бордовым.

В возбуждении они не заметили, что из приоткрытой двери санузла появилась давешняя фигура нарка. Глядя на оперов стеклянными мёртвыми глазами, он вытянул вперед руки и пошел на новые жертвы.

Спецназовцу, прошедшему Вторую чеченскую, доводилось видеть и рваное, и горелое человеческое мясо, поэтому он просто впал в ступор, не зная, как реагировать. Опер же, которому такие картинки всё же были впервой, наклонился, зажал рот рукой, в которой всё ещё сжимал пистолет, и побежал вон из квартиры. Почти сразу он столкнулся с нарком, который, не теряя ни секунды, впился в руку с пистолетом. Опер заорал. Его крик вывел из ступора спецназовца и тот подскочив, огрел по голове сумасшедшего нарка. Ребро рукояти пистолета рассекло наискось кожу на лбу, сломало край надбровной дуги и снесло кожу от виска и до щеки. Короче, хватило бы любому. Однако нарку было всё равно. Наоборот, этот резкий удар, казалось, только помог ему оторвать кусок от шеи опера. Отхваченный кусок плоти нарк стал флегматично зажевывать. Обалдевший спецназовец смотрел на эту нереальную картину. Причем обеими руками нарк продолжал удерживать падающее тело опера. Следующий удар пистолетом пришелся по руке нарка. Рука, согнутая после удара в предплечье под неестественным углом – обе кости были гарантировано сломаны, тем не менее потянулась обратно к оперу. Это было уже слишком. Спецназовец, схватив левой рукой опера за куртку, потянул его на себя, с правой руки стреляя в неугомонного нарка. Пули легко пробивали тело, вылетая со спины в облачках кровавой пыли и кусочков вырванного мяса, после чего, выбив на стене коридора куски штукатурки, уходили в рикошеты. Все трое упали. Спецназовец всё еще пытался оторвать уже обмякшее тело опера от нарка, это получалось плохо. Стрелять было нельзя – мешало тело товарища, на которое уже влезал нарк. Спецназовец и нарк встретились глазами. Это не были глаза живого человека. «Киборг» – вдруг ясно осознал спецназовец и понял, что это конец. Смерть, однако, пришла к нему буквально с другой стороны. До него, упавшего, дотянулся второй нарк, прижатый трупом. Неожиданно сильно ухватился кистью за штанину и резко потащил к себе. Спецназовец был малый здоровый, поэтому этим рывком нарк вытащил свое придавленное тело и тут же кинулся на спецназовца. Он самонавелся на ближайший доступный открытый участок тела. Это оказалась шея спецназовца. Из-под зубов вырвалась тугая ярко-красная струя крови и брызнула на стену, разметавшись по грязным и оборванным обоям волнистыми потеками и мелкими брызгами. Второй рывок пульсирующей струи крови оказался заметно слабее, изгваздав барахтающиеся тела. Отчаянно еще дважды бахнул пистолет. После этого слышались только чавканье и скрип разрываемой плоти.

Спустя некоторое время порядком объеденный опер восстал. Убивший его нарк уже оставил его тело. Существами своего вида он, похоже, брезговал.

Теперь вся троица объедала спецназовца. Есть было неудобно. Первый зомби как-то быстро перегрыз шею, не останавливаясь на гортани и сухожилиях. Потом, видно, усилившись от порядком им проглоченной артериальной крови, перегрыз позвоночник. Голова в насквозь пропитанной кровью маске откатилась в сторону, оставляя за собой кровавый след. Зомби было двинулся следом и даже укусил раз, отхватив кусок и скользнув укрепившимися зубами по кости черепа, но потом вернулся к горлу – мясо там было мягче, и отрывать его там было проще. Двое остальных зомби захватили по кисти рук, и теперь активно их харчили. На ногах объедаемого тела были тяжелые берцы, комбез – из прочной синтетической ткани. Поверх туловища вообще был легкий бронежилет с разгрузкой. В общем, препятствие для пока еще человеческих зубов серьезное. Поэтому твари объедали открытые участки тела, и когда те закончились, встали, оценивая обстановку. Сначала один, а за ним и двое остальных двинулись к полуоткрытой входной двери в квартиру. Туда их вел инстинкт пожирателей. Именно с той стороны была Жизнь, а стало быть, и Еда. Не обнаружив никого на площадке, твари поплелись неуверенной походкой вниз, в подъезд и далее на улицу. Всё объяснялось просто – вниз по лестнице идти было проще, чем вверх.

21 марта, среда, после полудня,

Москва, «нехорошая» квартира.

Еле перебирая ноги, Зяка плелся на известную ему «точку». Там зажигали нормальные пацаны Димон и Песя. Которые иной раз выручали его дозой, видя его состояние и не по-наслышке зная, каково оно, так. Это вам не цыгане, которые, если денег нет, то и ни пол-чека и в долг не дадут. А то и отметелят так, что… Охо-хо-хо, – от воспоминаний Зяка по-привычке потер давно сломанные в подобной ситуации два ребра. Ломало Зяку нещадно. Эх, только бы пацаны выручили, а уж там – потом, как-нибудь выкрутимся… Еще в подъезде он сразу понял, что что-то не так. По ступенькам лестницы спускались вниз и терялись на улице кровавые следы. Причем отпечатки были как подошв ботинок, так и босых ног.

– Неужели повязали и увели не дав одеться? А или еще и замочили кого? – думал Зяка, с опаской поднимаясь по лестнице. Дверь Димона была приоткрыта и следы явно вели оттуда. Желание дозы оказалось сильнее страха, и Зяка заглянул внутрь. Было странно тихо. От увиденной картины Зяка обалдел до состояния непроизвольного опорожнения кишечника. Буквально всё залито и перемазано кровью. Валялись два трупа. Причем если одного Зяка знал, это был Сухарь – такой же доходяга, как и он, то второй – обезглавленный труп был явно из ментов, причем, судя по снаряжению, так и вовсе из ОМОНа. Странно, что пока никого не было. Зяка подумал, что до приезда на этот убой опергруппы он успеет неплохо прибарахлиться. Скользя по крови, он первым делом, перешагивая через трупы, пролез на кухню. Оглядев богатство, в беспорядке валяющееся на полу, он стал судорожно запихивать всё в подвернувшийся под руку пакет, прислушиваясь, не поднимается кто в квартиру. Быстро обхлопав по карманам Сухаря и ожидаемо не найдя там ничего, он переключился на спецназовца. Рассмотрев, расстегнул застежки разгрузки. В различных карманах её лежали всякие полезные вещицы, которые, при удаче, можно было бы махнуть на наркотики. От разгрузки под тело тянулся ремешок, потянув за который Зяка, к своему крайнему удивлению, вытащил из-под бока покойника невиданной формы пистолет. Это вообще было целое богатство! И Зяка уже в уме прикинул, кому бы его можно было с наваром сдать… Пожадничав, он вытащил из штанов трупа изгвазданный в крови ремень. Подобрал свалившиеся с него чехольчики, и, не рассматривая содержимое, нацепил обратно. Пора было валить. В прихожей он наклонился за какой-то набитой хозяйственной сумкой, увидел и подобрал еще один пистолет – обычный ментовской ПМ. Оглядевшись от такой удачи, он еще раз внимательно оглядел пол. Среди обычного здесь мусора – рваных бумаг, использованных шприцев и мятых упаковок лекарств, Зяка увидел ключи. Обычные старенькие ключи с логотипом ВАЗовской ладьи. Пора было валить. Если не заметут менты, то такое богатство всегда найдется кому отобрать. Хотя, с другой стороны, теперь у него есть пушка. Даже две. Одной из них, правда, пользоваться всё равно не умеет. Её – продать. А вот с Макаром¹⁷ он себе на дозу бабок завсегда надыбает! С таким радужным настроением Зяка быстро шел прочь от дома Димона, внимательно осматривая припаркованные жигули. Пару машин он даже попробовал открыть, без особой надежды, правда. Однако сегодня был его день! Невзрачный жигуль – «семерка» открылся. Зяка забросил на соседнее сиденье сумку и пакет, попытался завести машину. Замок на ключ не обиделся, зажужжал стартер. Несколько завибрировав и сразу же придя в норму, заработал двигатель. Зяка огляделся в салоне. Машина была без обычных личных хозяйских безделушек. «Казенная машина». Это бросалось в глаза. Окончательно Зяка убедился, что это машина тех самых оперов, когда он увидел хитроприкрученную под бардачком автомобильную рацию. Она была помещена специально так, что не была видна с улицы, пусть – де кто и заглянет в окна пристальным взглядом.

Когда-то Зяка умел водить машину. Более того, машина у него когда-то была. До наркотиков. А ведь что машиной управлять, что велосипедом – это ж как – один раз научился, уже не забудешь.

Несколько раз дернувшись из-за неплавной работы сцеплением и раз даже заглохнув, Зяка тронулся и неспеша, привыкая к машине и восстанавливая свои водительские навыки, тронулся по улице.

Следовало продумать всё наперед. Раз пошла такая пруха!

И окрыленный, он отправился к себе домой.

Зяка был наркоман со стажем. Дошедшим до крайней стадии прозябания. Денег ни на дозу, ни на еду уже давно не было. В долг давным-давно никто не давал. Выручало, что более успешные по жизни нарики давали ему «с устатку», либо и вовсе разрешали торкнуться из мутной, т.е. непроверенной партии зелья. Выживет – кайф ему в вены, нет – такова уж судьба…