Текст книги "Стальной излом. Волоколамский рубеж"

Костин Т-34 и немецкий танк, спрятанный в амбаре, выстрелили одновременно – и оба попали. Советская чушка полностью разворотила бревенчатую стену (так и было задумано – чтобы обнажить броню панцера), а бронебойная болванка «тройки» ударила в башню «тридцатьчетвёрки». К счастью, покатые листы в который раз спасли экипаж – снаряд, оставив на танковой «скуле» длинную чёрную рваную рану, с визгом отлетел в сторону.

Но удар всё же был весьма ощутим: в голове у Кости резко загудело, в лицо полетели острые, режущие кусочки стали, вскоре по лбу и щекам потекла горячая липкая кровь. Чуев крепко сжал зубы – надо терпеть, уводить машину сейчас нельзя, очень уж удобная позиция. Ладно, получай, немец, сдачи, долбанём ещё раз, уже более точно. Показал заряжающему Локтеву кулак, тот закатил в казённик очередную болванку. Танковая дуэль: кто быстрее и точнее – тот и победит. И останется жив.

Костя успел первым – нажал на педаль на секунду раньше. Выстрел – и болванка чётко вошла в лоб «тройки». Добавки не потребовалось – вражеская машина, тяжело вздрогнув, разом загорелась, изнутри повалил едкий чёрный дым. Танковое орудие опустилось вниз – как хобот у смертельно раненого слона. Экипаж вылезти не успел, очевидно, задохнулся и сгорел внутри…

* * *

Сообщения Советского информбюро

Утреннее сообщение 11 ноября

В течение ночи на 11 ноября наши войска вели бои с противником на всех фронтах. Наши авиачасти, действующие на тульском участке фронта, 9 ноября уничтожили и вывели из строя 21 немецкий танк, 80 автомашин с военными грузами, рассеяли и уничтожили до полка мотопехоты противника.

За последние дни на Западном фронте нашими частями взята в плен большая группа немецких солдат. Показания пленных свидетельствуют о дальнейшем упадке морального и физического состояния немецких солдат. Все пленные солдаты имеют измождённый вид. Все они в грязном, лёгком и истрёпанном обмундировании, вшивые и страшно грязные.

Вечернее сообщение 11 ноября

11 ноября под Москвой сбито 4 немецких самолёта. Части командира Миронова, действующие на Тульском участке фронта, за последние 4 дня истребили более 1000 немецких солдат и офицеров, захватили 7 орудий, 19 миномётов, 300 ящиков мин, 38 пулемётов, более 200 винтовок, большое количество патронов и гранат, 2 радиостанции, более 100 лошадей и много другого военного снаряжения.

* * *

Из дневника начальника Генштаба ОКХ Франца Гальдера

10 ноября 1941 года, 142-й день войны

…Потери с 22.6 по 6.11.1941. Ранено 15 919 офицеров и 496 157 унтер-офицеров и рядовых; убито 6 017 офицеров и 139 164 унтер-офицеров и рядовых; пропало без вести 496 офицеров и 28 355 унтер-офицеров и рядовых.

Итого потеряно 22 432 офицера и 663 676 унтер-офицеров и рядовых.

Общие потери сухопутных войск Восточного фронта (без больных) составляют 686 108 человек, то есть 20,17 % общей численности войск Восточного фронта (3,4 млн человек).

11 ноября 1941 года, 143-й день войны

Обстановка на фронте. Группировка сил и намерения противника в районе между Тулой и Донбассом по-прежнему остаются неясными… Положение в полосе танковой группы Гудериана, вне всякого сомнения, крайне напряжённое…

…Фон Бок считает, что состояние войск делает сомнительным выполнение даже ближайшей задачи. Так что он поставил своим войскам предварительную ограниченную цель: выход к Москве-реке в районе Москвы и к каналу Москва – Волга.

Точка зрения фон Бока: если даже мы достигнем только промежуточной цели, то и тогда следует начать наступление, так как всякое ожидание приближает угрозу наступления суровой снежной зимы. Перегруппировка войск невозможна. Нужны лишь целеустремлённые тактические действия, сообразующиеся с обстановкой.

Противник предпринимает мощные атаки против танковой армии Гудериана. 2-я танковая армия оттянула на себя силы противника, находящиеся южнее Оки, и таким образом настолько облегчила положение 4-й армии, что у неё есть возможность перехода в наступление…

Обстановка на фронте вечером. Успешные бои на правом фланге танковой группы Гудериана. Условия передвижения на северном фланге 2-й армии, по-видимому, также несколько улучшились.

Глава вторая

Слева и справа от Кости кипел бой – советские танки доламывали немецкую оборону: давили артиллерийские орудия и миномёты, утюжили блиндажи и окопы, расстреливали оставшихся пехотинцев. Гитлеровцы спешно отходили в глубь села: короткими перебежками, прячась за избами и сараями, пробираясь огородами и задворками. «Тридцатьчетвёрки» вслед за ними не спешили: учёные уже, хватит!

Ясно, что немцы давно и хорошо приготовились к обороне, у них за каждым углом, за каждым деревом – солдаты со связками гранат. Кинут под гусеницу – и всё, приехали. Или же бутылку с зажигательной смесью – на двигатель, тоже ничего хорошего. Нет, нужно дождаться мотострелков, пусть сначала очистят улицы. Две «тридцатьчетвёрки» из Костиной роты, изрядно побитые, с вмятинами на броне, но всё ещё на ходу, а также уцелевший КВ отползли чуть-чуть назад, освобождая дорогу советской пехоте.

Костя же остался на окраине – очень удобная позиция. Гитлеровцы его не видят, а он простреливает практически всю улицу. Приказал отвести танк за полуразрушенный амбар и ждать. Где там наши славные мотострелки, кстати? Что-то их не видно… По идее, должна были быть уже здесь – они же бежали прямо за танками.

Костя решил отправить на разведку заряжающего Громова – поглядеть что да как. Борис вскоре вернулся, доложил: гитлеровцев вблизи не видно, судя по всему, отошли назад метров на двести-триста, но и наших – тоже. Зато со стороны сельского кладбища отчётливо доносится винтовочная пальба, слышны длинные пулемётные очереди и залпы танковых орудий – там бой, и довольно-таки жаркий. Значит, скорее всего, подмоги нам не дождаться, все силы брошены туда. Ладно, подумал Костя, до темноты у нас время ещё есть, как-нибудь продержимся. Но если мотострелки через час-два не подойдут…

Оставаться в Скирманово на ночь было никак нельзя: немцы, как только немного очухаются, попытаются вернуть себе позиции на окраине. А он со своим Т-34 здесь один, без всякого прикрытия.

Пока светло, ещё можно будет отбиться, благо, боеприпасов достаточно, но когда стемнеет… Придётся отходить. Иначе подберутся незаметно и сожгут танк. Или, что ещё хуже, попытаются взять его в плен.

Костя открыл башенный люк, высунулся, с удовольствием глотнул холодного (хотя и пахнущего дымом и гарью) воздуха. Внутри от пороховых газов совсем уже нечем было дышать. Протянул руку к ближайшему сараю, зачерпнул с крыши полную горсть чистого снега, умылся. Лицо и руки были грязные от копоти и дыма, волосы – потные, слипшиеся, а на лбу и щеках – кровавые ссадины, это от мелких стальных сколов, отлетевших от брони во время немецких попаданий. Раны неглубокие, но долго кровоточат.

Родной «тридцатьчетвёрке» тоже изрядно досталось – стала вся чёрной от многочисленных ударов пуль и снарядов, а всё, что на ней было навешено сверху (запасные траки, цепи, ящики с инструментами), срезало начисто. К счастью, кроме небольших вмятин на броне и рваной полосы на «скуле» башни, никаких серьёзных повреждений и пробоин не было. Можно сказать, легко отделались. Теперь всё дело за пехотой: она должна подойти и очистить улицы. Тогда можно наступать дальше.

Но советские пехотинцы не могли поддержать Костю Чуева и других танкистов. В начале боя, как и положено, они дружно побежали в атаку, но вскоре, попав под сильный пулемётный огонь, залегли. Самое неприятное было – непонятно, откуда бьют.

Вроде бы передняя линия противника уже прорвана, все его огневые точки подавлены, но… Поливали раскалённым свинцом так, что головы от земли было не поднять. Бойцы упали в снег, зарылись, кто как мог. Над ними со свистом проносились пули, взрывали снег белыми фонтанчиками. И ещё падали мины. К счастью, многие не взрывались, а лишь с противным шипением уходили в глубокие холодные сугробы.

Воспользовавшись замешательством мотострелков, гитлеровцы сами пошли в атаку – из села выскочили автоматчики. И открыли бешеный огонь – стреляли прямо на ходу, что называется, веером, от живота, при этом патронов не жалели. Рассчитывали, наверное, взять на испуг не слишком опытных красноармейцев, заставить в панике бежать. Случись это – и советские танки, прорвавшиеся в Скирманово, остались бы без поддержки. Бери голыми руками! Но они жестоко просчитались: автоматчикам противостояли не какие-то плохо обученные, необстрелянные новобранцы, а уже опытные воины, имеющие опыт. Они не отступили, не побежали, остались лежать на поле и дожидаться танков капитана Гусева.

Которые, разумеется, вскоре подошли. Михаил Катуков приказал комбату Гусеву уничтожить немецких автоматчиков – что тот с удовольствием и сделал. Несколько залпов из танковых орудий, короткие точные очереди из ДТ – и всё в порядке: автоматчики, потеряв значительную часть людей, побежали обратно в село.

Но пехота по-прежнему не могла подняться и атаковать – их всё ещё густо поливали свинцом. Вскоре стало понятно, откуда ведётся этот бешеный, яростный огонь – со стороны кладбища. Значит, надо его очистить.

* * *

С неба опять сыпалась колючая ледяная крупа, тёмные мохнатые тучи низко висели над землёй, а столбик термометра уверенно падал вниз. Лейтенант Вальтер Штосс, командир второй роты первого батальона 7-го танкового полка, зябко поёжился – да, это Россия. По календарю лишь середина ноября, а гораздо холоднее, чем в самом лютом январе в родной Германии. Причём намного, намного холоднее! Просто какие-то жуткие сибирские морозы!

Вальтер потёр руки – от ледяного металла они стали почти белыми, нитяные перчатки совершенно не грели. При такой минусовой температуре, конечно, лучше было иметь варежки, тёплые и удобные, тогда пальцы не мёрзли бы, но где их взять? И ещё пригодились бы русские валенки, в которых ноги никогда не мёрзнут – в отличие от тонких немецких сапог. О тёплой же шапке и байковом нижнем белье приходилось только мечтать. Лёгкая немецкая форма никак не подходила к суровым условиям русской зимы. Но только она была и у него, и у всех его подчинённых. И у всех солдат Вермахта на Восточном фронте…

Перед позициями 7-го танкового полка лежало большое кочковатое картофельное поле, покрытое глубоким снегом. Урожай, конечно, давно уже собрали, ещё в сентябре, но под сугробами ещё можно было найти мелкие клубни. Немецкие солдаты, сидевшие в охранении, выкапывали их ночью и готовили себе еду. Снабжение полка происходило крайне плохо, нерегулярно, к тому же в последнее время привозили в основном одну только чечевицу (иногда макароны), и очень хотелось как-то разнообразить столь скудный рацион. Выкопанные из ледяной земли клубни были мёрзлыми, сладковатыми на вкус, в тепле они размокали и превращались в полужидкую кашу, которую смешивали с сухарной крошкой или мукой (слава Богу, имели) и лепили из этого всего что-то вроде картофельных оладий.

Для жарки пользовались сковородками, конфискованными у местных жителей, – изъяли, что называется, на нужды Великой Германии (вместе с серой мукой грубого помола, подгнившими свёклой, капустой, морковкой и луком). Из полумёрзлых овощей варили что-то типа жидкого супа, из муки пекли тонкие пресные лепёшки (когда в очередной раз не привозили свежего хлеба), а картофельные оладьи, как правило, шли на ужин. На сладкое – жидкий, бледный чай с одним-двумя кусочками сахара (немного, но ещё было). Про кофе же, пусть даже эрзац, можно было не думать.

Как и про табак: с куревом был вообще полный швах. Сигареты и папиросы у всех кончились, а подвоза не предвиделось. Иногда танкистам везло – удавалось выменять у местных крестьян (на бензин и машинное масло) немного русской махорки – чертовки крепкой и вонючей, но зато очень забористой. Не то, что родное германское курево – довольно-таки слабенькое. От сигаретного голода приходилось даже выискивать по карманам последние табачные крошки и делать самокрутки.

И эти мучения – из-за проклятой русской зимы и несносных дорог! Подвоза боеприпасов, горючего, запчастей, продуктов, табака приходилось ждать по несколько дней. То льют сплошные дожди – и дороги размокают так, что грузовики не могут пройти (даже гусеничная техника!), то, наоборот, вдруг ударят такие морозы, что машинное масло густеет, и двигатели перестают заводиться. К счастью, солдат выручал гужевой транспорт, но тут была другая проблема: мощные, рослые немецкие кони, привезённые из родной Германии, голодали (не могли есть грубую солому и гнилое сено), мёрзли, болели и быстро гибли. В смысле выживаемости они значительно уступали неказистым, низкорослым, мохноногим, но очень выносливым русским лошадкам, далёким (как говорили) потомкам тех самых степных скакунов, на которых ордынцы когда-то появились на Руси вместе с ханом Батыем. Монгольские коняшки быстро приспособились к русским условиям: легко переносили холод и голод, были неприхотливы в еде и весьма терпеливы, безропотно тащили любые грузы.

Так что дело с гужевым транспортом у русских обстояло гораздо лучше, чем в Вермахте. Что было обидно. На счастье, часть русских лошадок захватили при наступлении, и теперь они исправно и прилежно трудились на благо Вермахта, в том числе возили продукты и боеприпасы для панцергренадёров 7-го танкового полка, первый батальон которого защищал восточную часть Скирманова. На самом краю стояла рота обер-лейтенанта Франца Фогеля (в подчинении – шесть бронированных машин, четыре «тройки» и две «двойки»), а лейтенант Штосс со своими пятью панцерами (три Pz.II и два Pz.III) образовывал как бы вторую линию обороны. Одновременно он прикрывал позиции Фогеля с левого фланга.

В двух ротах было одиннадцать лёгких и средних танков – совсем немного, учитывая, что им противостояли тяжёлые «Ворошиловы» и крайне опасные Т-34. И это не считая лёгких маневренных «бэтэшек»! Но больше ничего командир 10-й панцерной дивизии генерал-майор Фишер для защиты Скирманова выделить не мог: после трёх недель наступления у него осталось в строю всего около ста тридцати машин – из более чем двухсот шестидесяти в сентябре – октябре 1941 года. Часть панцеров давно пришлось отправить в Чехию на капитальный ремонт (и они ещё не вернулись), часть – просто бросить на разбитых, раздолбанных русских дорогах (эвакуировать не представлялось возможным), а часть вообще восстановлению не подлежала – уничтожены полностью. В 7-м панцерном полку майора Рудольфа Герхарда боеспособными были тридцать пять машин, все они сейчас находились в Скирманово или же в его ближайших окрестностях.

Лейтенант Штосс спрятал свои Pz.III в амбарах – прямо за зарытыми глубоко в землю «тройками» Фогеля (пусть их прикрывают!). А лёгкие Pz.II приказал замаскировать во дворах под копны сена. Он думал так: «тройки» будут стрелять русским в бок, а «двойки» – в корму (если КВ и Т-34 прорвутся в село). Пробить стальную защиту новых «тридцатьчетвёрок» (а тем более гигантов «Ворошиловых») было очень непросто, особенно для слабых 20-мм пушек «двоек», поэтому важно правильно выбрать позицию. И ещё – точное время: стрелять только тогда, когда русские пройдут мимо и подставят свои слабые места. И, само собой, бить только с близкой дистанции. И ещё очень была нужна удача – чтобы остаться потом в живых.

Если не повезёт – русский повернёт свою башню и влепит в ответ 76,2-мм болванку. И неважно, куда она попадёт, всё одно – конец, точно пробьёт броню. Хорошо, если экипаж успеет выскочить и спастись.

Южные и северные окраины Скирманова прикрывали машины второго танкового батальона, они же образовывали и оперативный резерв. Майор Рудольф Герхард (он стал командиром 7-го панцерного полка недавно, после гибели подполковника Теодора Кейсера) не хотел бросать в бой сразу всю свою бронетехнику, прекрасно понимая, что если потеряет её, то не сможет идти дальше. А бои, судя по всему, предстояли ещё долгие и упорные. Может быть, гораздо тяжелее, чем сейчас.

Большевики не только не собирались отходить от Скирманова, но и готовились к контрнаступлению – об этом говорили данные воздушной разведки. Немецкие лётчики сообщали: к селу из тыла подтягиваются новые советские части – в том числе и танковые. Значит, нужно скоро ожидать контрудара. А у него задача не только сохранить этот тактически важный плацдарм, трамплин для будущего наступления на Москву, но и сберечь хотя бы часть своих машин. В 10-й панцерной дивизии (да и вообще во всей 4-й танковой группе Гёпнера) остро ощущалась нехватка техники, а из Германии новая почти не поступала. Хорошо, что выручали ремонтники, успевали починить что-то, вернуть в строй часть подбитых и вышедших из строя машин. Иначе давно пришлось бы переводить панцергренадёров в пехоту. Раз панцеров уже нет… А этого, само собой, никому не хотелось.

В штабе 10-й танковой дивизии говорили, что заходить в Москву они не станут – что было вполне понятно и логично. Панцеры не предназначены для уличных боёв, они нужны для прорыва, окружения и разгрома полевых армий противника. Скорее всего, их направят в обход города, чтобы блокировать с востока и северо-востока. Четвёртой танковой группе Гёпнера, по слухам, надлежало соединиться с частями Гейнца Гудериана за каким-то там Измайлово. Майор Герхард понятия не имел, где это и что это, но знал, что им надо будет обогнуть русскую столицу по широкой дуге, проламываясь через плотную подготовленную оборону, преодолевая фанатичное сопротивление защитников города. Наверняка русские будут до конца стоять за свою Москву.

Так что технику следовало беречь, а для этого – не подставлять под прямые удары Т-34 и «Ворошиловых», действовать преимущественно из засад, быстрыми наскоками. Выстрелил – отошёл, спрятался. Высунулся – снова выстрелил. Именно так и собирался драться осторожный, умный командир 7-го танкового полка майор Герхард. Но всё пошло не так. Быстрая (и успешная!) танковая атака на Скирманово заставила его пересмотреть свои планы.

Сначала пришлось бросить в бой автоматчиков из резерва – чтобы отогнать от села советских мотострелков и восстановить положение. Но они не справились со своей задачей и сами отступили. Тогда вынужденно послал в атаку второй танковый батальон, хотя очень не хотелось – берёг до последнего. Герхард вызвал по рации гауптмана Дитриха Дидера и приказал ему ударить по русским с фланга – уничтожить прорвавшиеся танки, а заодно хорошенько проутюжить залёгших в снег красноармейцев.

Панцеры Дидера, прячась за низенькими избами, осторожно вышли на поле, а потом, взметнув снежную пыль, выскочили навстречу советским машинам. Завязалось танковое сражение: «тридцатьчетвёрки» капитана Гусева повернули наперерез панцерам – нельзя позволить им раскатать залёгших в поле мотострелков.

Силы были неравные: шесть Т-34 против десяти немецких «троек». Pz.III стали стрелять издалека, надеясь поразить «тридцатьчетвёрки», но особого успеха не имели. Да и не могли иметь: Т-34 маневрировали, ловко уходили от выстрелов, уклонялись, увёртывались. И сами били в ответ. Обе стороны вскоре потеряли по одной машине: Т-34 и Pz.III, обменявшись встречными выстрелами, сумели подбить друг друга. Немец с разбегу встал, уткнувшись тупым «рылом» в сугроб, замер на поле, а «тридцатьчетвёрка» ещё какое-то время продолжала стрелять, поддерживая товарищей. Затем её экипаж вылез на броню, скатился в снег и, низко пригибаясь, побежал к мотострелкам. После этого последовал ещё ряд быстрых дуэлей, и общее соотношение сил стало три к пяти. Гауптман Дидер, лишившись половины своих машин, трезво оценил ситуацию и попросил разрешения отойти, майор Герхард его дал: лучше потерять часть позиций, чем все свои панцеры.

Но бой на этом не закончился: советские мотострелки всё ещё не могли идти дальше – их по-прежнему прижимали к земле немецкие пулемёты. Подавить их вызвался старший лейтенант Александр Бурда со своими «бэтэшками» – вот где будет самая работа! Лёгкие, подвижные БТ молнией ворвутся на немецкие позиции, пролетят над траншеями, сомнут, раздавят пулемёты, расстреляют солдат. А он на своём Т-34 поддержит их с тыла – чтобы не закидали гранатами, не сожгли, не взорвали. Броня у «бэтэшек» слабая, двигатель – карбюраторный, бензиновый, достаточно бросить на моторный отсек связку гранат или бутылку с горючем. Сгорят мгновенно…

* * *

Сообщения Советского информбюро

Утреннее сообщение 12 ноября

В течение ночи на 12 ноября наши войска вели бои с противником на всех фронтах.

Вечернее сообщение 12 ноября

За 11 ноября уничтожено 25 немецких самолётов. Наши потери – 5 самолётов.

За 12 ноября под Москвой сбито 5 немецких самолётов. За 11 ноября нашей авиацией уничтожено и выведено из строя 50 немецких танков, 200 автомашин с пехотой и военными грузами, 5 тяжёлых орудий, более 10 зенитных точек, 20 мотоциклов, рассеяно и уничтожено более полка пехоты противника.

* * *

Из дневника командующего группой армий «Центр» генерал-фельдмаршала Федора фон Бока

11.11.41

…Число эшелонов, занятых снабжением группы армий, сократилось до 23 в сутки. Этого едва хватает для удовлетворения наших насущных ежедневных потребностей.

Я сообщил о настоящем положении вещей Браухичу и добавил: если быстрое накопление запасов не может быть достигнуто, мне придётся отдать войскам приказ готовиться к зиме и глубже закапываться в землю. Невозможно держать их в открытых окопах на протяжении следующих четырёх недель, так как уже сегодня вечером температура опустилась на десять градусов ниже нуля. Браухич в общем и целом согласился с высказанными мной соображениями и пообещал в самое ближайшее время проверить ситуацию с железнодорожным транспортом.

12.11.41

…Имели место контратаки русских против левого крыла 2-й танковой армии, которое медленно перегруппировывается для наступления в северо-восточном направлении. Заводить моторы танков становится всё трудней в результате падения температуры до 20 градусов ниже нуля. Большое число грузовиков ломается из-за езды по обледеневшим дорогам с очень глубокой колеёй.

* * *

Из дневника начальника Генштаба ОКХ Франца Гальдера

12 ноября 1941 года, 144-й день войны

Поездка в Оршу на совещание начальников штабов.

Поездка по Минску, который почти полностью разрушен. В городе осталась примерно половина населения (свыше 100 000 человек). Картины бедственного положения военнопленных.

Вечером – прибытие в Оршу.