Текст книги "Стальной излом. Волоколамский рубеж"

В основании же его крайне амбициозных и далеко идущих планов лежала победа под Советским Союзом и, в частности, быстрое взятие Москвы. Удастся её захватить, всё так и будет, если же нет… Перспективы тогда вырисовывались самые мрачные: лютый холод, глубокий снег, обморожения, болезни. Вокруг – дикая, угрюмая, разбитая, но непокорённая страна. Как тут не вспомнить великого Наполеона и его крайне неудачный поход 1812 года! Из шестисоттысячной армии императора (лучшей в Европе!) обратно вернулось от силы десять тысяч человек. Один из шестидесяти – не самый блестящий результат, прямо-таки скажем. И никакой славы, одно только горькое разочарование и бесславное поражение.

Никто, разумеется, не хотел повторить ошибки Наполеона, фюрер, наоборот, всячески стремился избежать её (и прежде всего – затягивания кампании до зимы), а потому спешил и нервно подгонял своих генералов. Дальнейшая дискуссия, таким образом, не имела смысла (раз Гитлер уже всё решил), и Гальдер быстро закончил её. К чему долгие споры, если в кармане у него уже лежат готовые приказы, касающиеся продолжения наступления на Москву?

И начальник Генштаба ОКХ тут же их озвучил: «Девятой полевой армии генерал-полковника Штрауса совместно с 3-й танковой группой Рейнгардта приказывается двигаться на восток – до канала Москва – Волга, после чего повернуть к Москве, создав таким образом левый клин охвата… Второй танковой армии Гудериана – овладеть транспортным узлом Тула с отлично оборудованным аэродромом, а затем, повернувшись на юго-восток, идти через Коломну на Рязань (блокируя большевистскую столицу с южной стороны). Две другие германские армии, 4-я полевая фон Клюге (на правом фланге) и 4-я танковая Эриха Гёпнера (на левом), должны осуществить фронтальное наступление на Москву. И в конце концов взять её, разгромив оставшиеся советские части на ближних подступах и сломив сопротивление защитников уже внутри неё…»

Начало общего германского наступления (очевидно, последнего в 1941 году) наметили на 15–18 ноября, в зависимости от погоды и состоянии дорог. Точнее, того, что в России называли дорогами.

* * *

Сообщения Советского информбюро

Утреннее сообщение 15 ноября

В течение ночи на 15 ноября наши войска вели бои с противником на всех фронтах.

За последние дни на различных участках Западного фронта захвачены в плен большие группы фашистов. Грязные, обросшие, в лохмотьях, немцы скорее напоминают собою бродяг, чем солдат регулярной армии…

Вечернее сообщение 15 ноября

В течение 15 ноября наши войска вели бои с противником на всех фронтах.

За 15 ноября под Москвой сбито 4 немецких самолёта.

* * *

Западный фронт, 14 ноября (Спец. воен. корр. «Правды»)

В течение прошедшей ночи и нынешнего дня на Западном фронте особенно напряжённые бои велись на Волоколамском направлении и в районе Наро-Фоминска. Наши части отбивали атаки врага и местами наносили контрудары вражеским танкам и пехоте.

На левом фланге фронта бои также с каждым часом обостряются. Немцы, продолжая в отдельных местах развивать наступление, вводят в бой новые части. Наши войска успешно контратакуют неприятельские силы. Вчера полк немецкой мотопехоты, поддержанный танками, ценой большой крови прорвался к пункту В. и устремился в район Ш. Войска командира Захаркина преградили путь неприятелю. Бои здесь не прекращаются…

Особенно крупные потери немцы понесли на реке Нара. Все их попытки форсировать эту реку и закрепиться на её восточном берегу отражались огнём советской артиллерии. Только одним подразделением, действующим в районе Наро-Фоминска, уничтожено за последнее время до 3000 немецких солдат и офицеров, 300 автомашин, 8 артиллерийских, 15 миномётных и 15 пулемётных батарей неприятеля. Кроме того, здесь нами был подавлен огонь 8 артиллерийских, 20 миномётных и 8 пулемётных батарей.

Авиация Западного фронта за 12 и 13 ноября уничтожила 14 самолётов, 10 танков, 80 автомашин, взорвала бензозаправочную станцию, вывела из строя 4 орудия и расстреляла свыше двух батальонов вражеской пехоты.

На Волоколамском направлении бойцы генерал-лейтенанта Рокоссовского выбили крупные немецкие силы из пункта С., который фашисты пытались превратить в плацдарм для наступления на шоссе. Во время боя наши танкисты подбили и подожгли много немецких танков, которые оставлены фашистами в районе пункта С.

На остальных участках Западного фронта велись артиллерийская и миномётная перестрелка местного характера и разведывательные действия. Относительное затишье, которое царит за последние дни на некоторых направлениях Западного фронта, возможно, является подготовительным этапом для нового наступления немцев.

К вечеру мороз усилился. К нам попадают немецкие пленные с отмороженными ушами и руками. Пленные одеты далеко не по-зимнему.

«Правда», 15.11.1941

* * *

Директива ОКХ

Группа армий «Центр» Штаб группы армий Оперативный отдел 15.10.1941 № 1968/41 сов. секретно

Штаб вооружённых сил Германии приказал:

Фюрер решил, что капитуляция Москвы не должна быть принята, даже если она будет предложена противником.

Моральное обоснование этого мероприятия совершенно ясно в глазах всего мира. Так же как и в Киеве, в результате взрывов замедленного действия для наших войск возникли чрезвычайные опасности, а поэтому необходимо считаться в ещё большей степени с аналогичным положением в Москве и Ленинграде. То, что Ленинград заминирован и будет защищаться до последнего бойца, объявлено по русскому радио. Необходимо считаться с серьёзной опасностью эпидемий.

Именно поэтому ни один немецкий солдат не должен войти в эти города; всякий, кто попытается оставить города против наших линий, должен быть обстрелян и отогнан обратно.

Небольшие незакрытые проходы, представляющие возможность пропуска потоков населения, устремляющегося во внутреннюю Россию, можно только приветствовать. Кроме того, и для других городов действует правило, что до их захвата они должны быть измотаны артиллерийским обстрелом и воздушными налётами, а их население обращено в бегство. Совершенно безответственно было бы рисковать жизнью немецких солдат для спасения русских городов от пожаров или питать их население за счёт Германии.

Чем большее количество населения советских городов устремится во внутреннюю Россию, тем более увеличится хаос в России и тем легче станет управление и использование оккупированных восточных районов.

Это указание фюрера должно быть доведено до сведения всех командиров.

Добавление группе армий:

Недопустимо любое самовольное сожжение населённых пунктов, которое могло бы угрожать расквартированию наших частей.

За командование группы армий

Начальник штаба ФОН ГРЕЙФЕНБЕРГ

Часть вторая
Кровь и лёд

Глава пятая

Выехали из Москвы только к вечеру: во-первых, Верховный, как всегда, работал накануне почти до утра, а потому проснулся лишь в одиннадцать часов, во-вторых, это сделали из соображений безопасности: после четырёх начинает темнеть, и немцы уже не летают. Боятся, что не найдут свой аэродром или же не смогут сесть. Значит, меньше вероятности, что заметят с воздуха и нанесут бомбовый удар.

Первым, как всегда, двигался по Волоколамскому шоссе тяжёлый бронированный «паккард» Верховного, за ним – восьмицилиндровый «форд» с охраной. В прежних поездках кортеж обычно сопровождал ещё и автобус с автоматчиками, но в этот раз решили от него отказаться – чтобы не привлекать внимания. В «паккарде», помимо самого Сталина, находились ещё генерал Николай Власик (он сидел рядом с водителем) и два личных охранника. Ехать было недалеко, шестьдесят с чем-то километров – до позиций 4-й танковой бригады Катукова. Осторожный и осмотрительный Николай Сидорович, конечно же, был против этой поездки – слишком опасно, передовая близко, но Сталин настоял.

Он уже не в первый раз ехал на фронт: в начала октября был под Малоярославцем: лично проверял готовность этого важного оборонительного рубежа. А в начале ноября – под Можайском: хотел узнать о настроении в частях. Положение было критическое, можно сказать, отчаянное: Брянский фронт развалился на части (а за ним ещё – Западный и Резервный), советские армии беспорядочно отступали, бросая танки, артиллерию, тягачи, машины и тяжёлое вооружение, Москву, по сути, защищать оказалось некому. Сразу на трёх фронтах (это более восьмисот километров!) зияли гигантские бреши, заткнуть которые было нечем.

Немецкие панцерные дивизии обошли, разорвали оборону Брянского фронта, углубились в тыл сразу на сорок-пятьдесят километров (где-то даже на семьдесят), загнали три советские армии в «котлы». А все попытки Ставки ГКО и Генштаба навести хоть какой-то порядок ни к чему не вели. Было такое впечатление, что командующие фронтами просто не знают, что у них творится: растерялись, утратили связь со своими частями, не управляли ситуацией.

Невозможно было как-то остановить это беспорядочное отступление, создать новую линию обороны: строгие, решительные директивы из Москвы и категорические приказы военных советов не выполнялись, были случаи отхода без боя, без должного сопротивления, просто панического бегства. А в это время 2-я танковая армия Гейнца Гудериана с ходу заняла Орёл (без труда, нагло, одним ударом!), потом захватила Мценск и Малоярославец, стала подбираться к Туле, городу русских оружейников.

В Москве царило паническое настроение: все говорили, что столицу не удержат, сдадут. Члены Политбюро и ГКО едва ли не каждый день напоминали Верховному о гениальном решении мудрого Кутузова – пожертвовать Москвой ради спасения армии, настаивали на скорейшем отъезде в глубокий тыл, в Куйбышев. Там всё уже давно готово: построен отличный, удобный бункер, есть надёжная связь со всеми фронтами и армиями. Можно, мол, управлять страной и войсками прямо из него, не подвергая себя ненужному риску (и других ответственных руководителей партии и правительства – тоже).

За Абельмановской заставой стоял под парами специальный литерный состав, ждал своего пассажира. Как и самолёт на Чкаловском аэродроме. Хоть сегодня отправляйся! Но только надо ли? Это и был главный вопрос, на который Сталин хотел получить ясный ответ. Именно поэтому он в октябре 1941 года выехал под Можайск – понять, как настроены советские бойцы, готовы ли они драться до последнего. И, если нужно, лечь под стенами Кремля.

Поездка на фронт оказалась очень полезной: Сталин понял, что советские бойцы будут драться. До конца, до самой смерти. Настроены очень решительно, отступать не хотят, твердят в один голос: «Отстоим Москву, умрём, но не пустим врага в дорогую столицу! Только вы будьте с нами…» И он их послушал, никуда не поехал, остался в городе.

И, как оказалось, правильно сделал: панику, возникшую 16 октября, быстро подавили, виновных наказали, порядок навели, людей успокоили, новые оборонительные рубежи построили. И приготовились драться дальше.

Сталин самым своим нутром чувствовал: нельзя больше отступать, бежать без оглядки, пятиться, нужно остановиться и дать решительный бой. Вон сколько уже земли потеряли, а что дальше? Идти за Волгу и за Урал? Или же сразу – в Сибирь? Нет, за Москвой для нас земли нет, нужно бить врага здесь, на её подступах.

Сейчас ситуация тоже была, прямо скажем, не очень, немцам удалось ещё немного приблизиться к столице, взять ряд подмосковных городов и сёл. Но уже появилось ясное ощущение того, что в город противник не войдёт. Пусть его отдельные части прорвутся на окраины, пусть даже немецкие генералы увидят в полевые бинокли звёзды на кремлёвских башнях, но на этом – всё. Стало понятно, что прославленные армии фон Бока выдыхаются (особенно – панцерные), они уже потеряли ударную силу. И ноябрьское наступление – это жест отчаяния, последние конвульсивные попытки пробиться и взять-таки Москву. Но не получится у них: гитлеровские армии уже не те, что были раньше, не идут бодро, победно, а еле ползут, цепляются за любые рубежи. Значит, самое время ударить по ним, отбросить назад, подальше от Москвы.

Именно этим, подготовкой к большому контрнаступлению, сейчас и занимался Генштаб. Скоро будет уже всё готово, осталось совсем немного.

Сталин ехал в 16-ю армию Рокоссовского, чтобы посмотреть на действие гвардейских реактивных миномётов. Ставка ГКО в октябре-ноябре передала Константину Константиновичу несколько дивизионов БМ-13, и сейчас «катюши» готовились нанести удар по скоплению немецких войск под Скирмановым. Им поставили задачу поддержать контрнаступление 4-й танковой бригады Катукова и разбить немецкую 10-ю танковую дивизию, серьёзно угрожавшую тылам 16-й армии. Если не сделать этого сейчас, то потом будет поздно: есть вероятность, что она прорвётся к Ново-Петровскому, выскочит на Волоколамское шоссе и зайдёт Рокоссовскому в тыл, что осложнит и без того сложную обстановку на Истре. Вот и решили ударить новейшими реактивными миномётами. Пусть поработают, помогут танкистам и мотострелкам.

Ехали медленно, водитель «паккарда» старался объезжать самые глубокие ухабы и рытвины, но не всегда это удавалось: немецкие самолёты регулярно бомбили Волоколамское шоссе, главную транспортную артерию 16-й армии. «Юнкерсы» разносили в пике военные колонны, обстреливали на бреющем транспортные обозы.

Дорога была вся в бомбовых воронках, лимузин то и дело заносило, он грузно переваливался с боку на бок. Сталин недовольно морщился, но молча терпел: понимал, что таковы уж прифронтовые реалии. Охранники, сидевшие впереди него, мёртвой хваткой держались за поручни – чтобы не дай бог не завалиться на Вождя. К счастью, не приходилось опасаться авианалётов: небо к вечеру заволокло, из низких сизых туч пошёл мелкий снег.

* * *

Немецкие пилоты сидели в это время на аэродромах, отдыхали и ловили по радио музыку. Особенно – студию в далёком Белграде, откуда шли передачи для армии Роммеля в Северной Африке. И на ней же регулярно крутили пластинку с популярной «Лили Марлен».

С лёгкой грустью и ностальгией пилоты внимали чувственному голосу Лале Андерсен. Эта мелодичная, наивная, немного сентиментальная песенка про караульного и его девушку очень всем нравилась. К приёмнику подсаживались все, кто находился в тот момент в комнате, звук делали погромче. О чём же говорилось в песенке, почему её так любили? О доме, любви и о том, что каждого солдата ждёт где-то своя Лили Марлен.

А о чём ещё нужно говорить во время краткого отдыха между боями? Не об ужасах же войны и смерти! Вон они, каждый день перед глазами! Нет, только о любви и верности.

* * *

Ради строжайшей секретности о поездке Сталина на фронт никто не знал: не известили ни штаб Западного фронта, ни даже генерал-лейтенанта Рокоссовского. Решили так: Верховный издалека посмотрит на залп БМ-13, а затем тихо, незаметно удалится – как и приехал. И чем меньше людей будет знать об его появлении на фронте, тем лучше.

Тридцать первый отдельный гвардейский дивизион реактивных миномётов стоял в шести километрах от Скирманова в небольшом лесу. Командовал им храбрый капитан Казбек Карсанов – высокий, подтянутый, с традиционными кавказскими чёрными усами и бородкой. У него в дивизионе имелось 12 установок БМ-13, а реактивных мин – на три залпа. Перед капитаном поставили задачу: нанести удар севернее высоты 264,3, где, по данным нашей разведки, гитлеровцы сосредоточили до батальона танков и столько же мотопехоты. О приезде Сталина, само собой, он тоже ничего не знал. И даже не подозревал.

Два чёрных лимузина встали на окраине рощи, укрылись от посторонних взглядов за бывшим зданием ветклиники. До передовой – примерно два километра, всё будет хорошо видно. Вот они, наши позиции, прямо перед глазами, дальше – большое картофельное поле, всё изрытое воронками, перепаханное танковыми гусеницами, за ним уже, на высоте 264,3, гитлеровцы.

За Скирманово с самого утра шёл яростный бой: захлёбываясь, били пулемёты, тявкали противотанковые орудия, гулко ахали тяжёлые гаубицы. Ярко пылали окраинные избы, густо чадили подбитые танки – как наши, так и немецкие. Потери с обеих сторон были значительные, село то и дело затягивалось густым сизым дымом.

Сталин вышел из машины, встал у капота, охранники тут же рассыпались по сторонам, проверяя территорию. Генерал Николай Власик услужливо протянул Вождю бинокль, тот взял, благодарно кивнул. Атаку на Скирманово было видно хорошо: вот три наши «тридцатьчетвёрки» ворвались уже на окраину, стали давить гитлеровцев, но, встретив упорное сопротивление, потом чуть отошли назад. Однако не все, только две, а третья каким-то образом зацепилась за село и продолжила бой. Гитлеровцы не отступали, яростно сопротивлялись: очевидно, рассчитывали, что удастся продержаться до темноты и сохранить село за собой. У них имелся резерв для неожиданной контратаки: в ложбинке за высотами ждал своего часа целый танковый батальон и пехота. Их внезапное появление на поле боя могло существенно изменить ситуацию, переломить весь ход сражения.

Однако гитлеровцы не знали, что для них приготовлен неприятный сюрприз: дивизион БМ-13. Миномёты пока молчали, стояли за снежными елями, ждали своего часа. И дождались: пришёл приказ, и БМ-13 вырулили из своего укрытия на огневой рубеж.

Расчёты проворно сдёрнули с установок маскировочные сети, начали готовить боеприпасы: по двое, впрягшись в брезентовые лямки, тащили тяжёлые реактивные снаряды. И осторожно закатывали их на направляющие: на каждую – по одному сверху и по одному снизу, всего шестнадцать штук.

Казбек Карсанов отдал команду, и длинные красные стрелы с тонким, пронзительным «пи-и-у-пи-и-у» понеслись на гитлеровцев, через несколько секунд в лощине ярко, жарко полыхнуло. В сгущающихся сумерках хорошо было видно близкое зарево: смертельный огонь пожирал и людей, и технику. Обезумевшие от страха немецкие солдаты бежали куда глаза глядят, некоторые даже в сторону советских позиций. Куда угодно, лишь бы дальше от этого ужасного, смертельного воя! И огненной смерти.

При каждом взрыве земля тяжело, гулко вздрагивала, окрестности скоро заволокло густым серым дымом, ничего не было видно. Впрочем, и так всё понятно: цель накрыта, уничтожена. Позже, ночью, советские разведчики пробрались к лощине, посмотрели на результат обстрела и подтвердили: сожжено семнадцать немецких танков, несколько автомашин, орудия и миномёты. Самое настоящее кладбище военной техники! А на грязном чёрном снеге в беспорядке валяются тела убитых солдат, причём некоторые из них ещё до сих пор горят.

Дивизион БМ-13 дал только один залп: капитан Карсанов прекрасно знал, что оставаться ему на месте нельзя. Действие реактивных миномётов слишком заметное, засечь легче лёгкого: и по громкому звуку, и по красным всполохам вылетающих снарядов. Надо так: отстрелялся – и тут же назад, меняй позицию, иначе тебя накроют. Или немецкая артиллерия достанет, или же разбомбят подоспевшие «Юнкерсы». Так что БМ-13 спешно покинули лесок и по едва заметной грунтовке направились в тыл. Сталин, довольный увиденным (в уже наступивших сумерках огненный смерч смотрелся особенно красиво), приказал ехать за ними: решил лично поблагодарить командира за удачную стрельбу, а также пообщаться с бойцами, узнать их настроение. Однако случилось неожиданное: тяжёлые автомобили застряли на мокрой, раскисшей дороге. Мощные ЗиС-6 дивизиона почти без проблем прошли по грунтовке, а вот лимузины «сели» сразу же.

Первым забуксовал бронированный «паккард» – завяз в какой-то особо глубокой рытвине. Вытолкнуть его вручную даже не пытались – шесть тонн! Верховный пересел в более лёгкий «форд». Тот вроде бы сначала вполне бодро пошёл по грунтовке, но затем тоже увяз в липкой грязно-белой каше. Сталин вышел из автомобиля, нашёл более-менее сухое место, достал папиросы, закурил. Охранники и Николай Власик, дружно навалившись, стали выталкивать «форд» из ямы.

Положение складывалось крайне опасное: в любой момент гитлеровцы могли нанести ответный артиллерийский удар, а машины всё ещё были слишком близко от передовой. И Верховный тоже. Решили уже идти пешком до Волоколамского шоссе – примерно четыре километра, но тут, к счастью, на горизонте показались три «тридцатьчетвёрки». Это была удача.

Танки возвращались после боя из Скирманова: все в копоти, с многочисленными вмятинами и рваными шрамами от снарядов, но, слава богу, целые и на ходу.

* * *

«Севшие» на лесной дороге машины Костя Чуев увидел ещё издали – и тут же приказал мехводу Лесовому повернуть к ним. Конечно, это было не совсем по пути, лучше бы сразу к своим – напрямую, через картофельное поле, но надо помочь. Понятно, что в машинах – высокое начальство (а кто ещё ездит в таких лимузинах?), наверное, из штаба армии или, может быть, даже фронта. И без помощи «тридцатьчетвёрок» им из этой грязи не выбраться.

Костя направил свой танк к ближайшей машине – к безнадёжно буксовавшему в снежной каше «форду». Водитель сидел на своём месте и отчаянно газовал, а шестеро военных безуспешно пытались вытолкнуть его из глубокой колеи. Ещё один человек, в длинном овчинном тулупе и меховой шапке, стоял недалеко и не торопясь курил. Костин Т-34, тихо порыкивая двигателем, подполз к машине, за ним встали танки сержанта Капотова и старшины Смирнова. Они моторы не глушили, ждали приказа.

Костя высунулся из башни, спросил у курящего (понятно, что он здесь был главным):

– Вам помочь, товарищ… э…

Костя сначала даже не понял, кто перед ним – темно, да и знаков различия на тулупе нет. И только когда курящий повернулся, с удивлением и радостным восторгом узнал Вождя.

– …товарищ Сталин? – закончил Чуев свой вопрос.

К «тридцатьчетвёрке» кинулся один из военных: весь заляпанный грязью, запыхавшийся, мокрый, потный. Шапка на затылке, полушубок распахнут…

– Кто такой? – спросил властно.

Костя заметил на петлицах крупные генеральские звёзды, разом подтянулся и как положено отчеканил:

– Старший лейтенант Чуев, товарищ генерал! Направляюсь со своей ротой в тыл для пополнения боезапаса и горючего!

– Отлично, – обрадовался Николай Власик, – помоги нам. Видишь – машины застряли, дотащи до шоссе.

Костя спрыгнул на землю, подошёл к легковушке, крикнул Малову:

– Тащи буксирный трос!

Миша вылез из танка, протянул стальной канат – хорошо, что держали внутри танка, поэтому и не снесло при обстреле. Покосился, как и Костя, на строгого генерала, на охранников, на товарища Сталина и тоже подтянулся, расправил плечи, стал, кажется, немного выше.

Верховный в разговор не вступал, по-прежнему курил. К «форду» подбежал Борис Локтев – помочь, если нужно. Но больше, надо думать, для того, чтобы тоже посмотреть на Вождя. Вместе с Мишей он ловко прицепил «форд» к Т-34, махнул рукой Ивану Лесовому – тащи! Тот взялся за рычаги, и танк медленно пополз назад, выволакивая «форд» на ровное место.

«Тридцатьчетвёрку» Капотова послали к севшему в грязи «паккарду» – тоже вытянуть и дотащить до шоссе. В лимузине потихоньку мёрз водитель: мотор был выключен – надо беречь дорогой американский бензин. Третий Т-34, старшины Смирнова, оставили на месте – прикрывать отход, на всякий случай. Передовая же близко.

Как выяснилось, предосторожность оказалась не напрасной: немцы, обстреляв из гаубиц позицию реактивных миномётов, послали в разведку кавалеристов – узнать, удалось ли задеть хоть кого-то. Конники, пройдя через лес, заметили на раскисшей грунтовке две прочно застрявшие легковые автомашины и возле них – три советских танка. Но вступать в бой не стали – слишком хорошо знали, что такое Т-34. Стояли неподвижно и наблюдали издалека. А затем вернулись назад – доложить, что русским опять удалось уйти безнаказанно. Знали бы они, кого только что упустили…

Костина «тридцатьчетвёрка» благополучно дотащила «форд» до шоссе (вместе с товарищем Сталиным, строгим генералом и двумя охранниками), а танк сержанта Капотова – бронированный «паккард». Верховный пересел из «форда» в свою машину, приказал: «В Москву!» Но перед этим подошёл к Косте (тот стоял навытяжку у своего Т-34), пожал руку и протянул пачку «Герцеговины Флор»: берите, товарищи, это вам. От меня лично. И ещё раз поблагодарил экипаж за помощь.

Костя звонко отчеканил: «Служу трудовому народу!» И быстро убрал папиросы за пазуху – чтобы не намокли под летящим снегом. А про себя подумал: «Надо же, второй раз за месяц вижу товарища Сталина. Расскажу в батальоне – не поверят. Хотя ребята подтвердят – сами же всё видели…»

Автомобили направились по Волоколамскому шоссе к Москве и скоро скрылись из виду: темнота сгущалась, а снегопад постепенно усиливался. Костя же честно разделил папиросы на всех в своём экипаже – каждому досталось по три штуки. Про себя решил: покурю потом, когда выпадет свободная минутка. Но не один, а обязательно среди других молодых командиров, своих товарищей. И расскажет им об этой удивительной встрече с товарищем Сталиным – в сосновом лесу, на размокшей грунтовке. Ребята, конечно же, не поверят, но он позовёт своих, и они подтвердят.

Вот тогда и посыплются нетерпеливые вопросы! А он будет не спеша курить и небрежно на них отвечать. В конце же разговора непременно бросит: «Да, хорошие папиросы курит товарищ Сталин, теперь буду покупать только их». И уберёт бесценную папиросную коробку поглубже в карман. Подальше от чужих взглядов и жадных рук. Может быть, удастся сохранить её до конца войны. На всю жизнь, на память…

* * *

ИЗВЛЕЧЕНИЕ ИЗ ОПЕРАТИВНОЙ СВОДКИ № 262 ГЕНЕРАЛЬНОГО

ШТАБА КРАСНОЙ АРМИИ на 8:00 15.11.1941

…16-я армия. Части 27 и 28 тбр вели бой за овладение Козлово. Настойчивыми атаками наших частей сопротивление противника в районе Козлово сломлено, и части армии овладели Козлово, выдвигаясь на рубеж р. Озерна. В боях 12–14.11 уничтожено до четырёх батальонов и 80 танков противника, из них 36 танков захвачено нашими частями. Захвачено 3 тяжёлых орудия, 20 орудий ПТО, до 40 пулемётов и другое военное имущество.

…Батарея PC в течение ночи и дня 13.11 произвела 11 батарейных залпов по скоплениям пехоты и транспорта противника в районах: Высокое, Троицкое, Ларино, Каргашино, Нарышкино, Никулино, Ступино. Противник понёс огромные потери в живой силе. Уничтожено 3 миномётные батареи и большое количество автотранспорта.

* * *

Сообщения Советского информбюро

Вечернее сообщение 16 ноября

В течение 16 ноября наши войска вели бои с противником на всех фронтах. На Калининском и на одном из участков Юго-Западного фронта наши части отбили ряд ожесточённых атак немецко-фашистских войск. В ходе боёв противнику нанесён большой урон в живой силе и вооружении. За 16 ноября под Москвой сбито 3 немецких самолёта. На Малоярословецком направлении фронта захвачена в плен большая группа немецких солдат.

* * *

Из дневника командующего группой

армий «Центр» генерала-фельдмаршала

Федора фон Бока

15.11.41

Вторая армия атаковала на юге от Калинина силами XXXII корпуса; атака развивается хорошо. На южном крыле 4-й армии в секторе XIII корпуса имела место мощная атака русских войск, поддержанная тяжёлыми танками; в нескольких местах противнику удалось вклиниться в наши боевые порядки. Войскам корпуса кое-где пришлось отойти. На других участках фронта 4-й армии и на северном фронте 9-й армии шли бои местного значения.

Вечером у меня состоялась продолжительная беседа с Клюге, который в весьма мрачных тонах обрисовал положение XIII корпуса и сказал, что в обозримом будущем корпус наступать не сможет. Он будет рад, если корпусу удастся удержать свой фронт. Поезда ходят так нерегулярно, что я не мог обещать ему увеличения поставок. Остаётся только надеяться, что средний показатель будет выдерживаться. Я лично никаких улучшений в этом плане в течение ближайших нескольких дней не ожидаю.

Офицер связи, приписанный к Французскому легиону, доложил, что полк, вышедший из Смоленска 9 ноября, в настоящее время находится на пределе своих возможностей после четырёхдневных маршей и двухдневного отдыха в полевых условиях, хотя ни разу более 10 километров за день не преодолевал, да и двигался по хорошим дорогам. Говорят, что офицерам легиона недостаёт решительности и что они слабо подготовлены в профессиональном плане.