Текст книги "Секретные поручения 2. Том 2"

Глава одиннадцатая
Петровский против призрака

Мать решила, что в прачечную она больше ни ногой.

– И пусть, – решительно сказала она, вываливая на пол содержимое бельевого бака. – Хватит с меня. Никаких прачечных. Буду стирать в руки. Вон соседка из девятой в руки стирает, а у нее ногти, как у двадцатилетней. И я буду стирать. Обойдусь.

– Значит, опять как выходные, так паруса по всей квартире, – сказал Денис.

– Зато бомбу никто не подложит.

Она рассортировала белье, затем достала из-под раковины щетку и стала любовно вычищать углы наволочек.

– Так, может, и хлеб будем сами печь в печи? И пшеницу сеять? – предложил Денис. – Штаны и рубахи сами шить?

– Кстати, вот это твое, – мама сделал вид, что не расслышала. Она отодвинула ногой кучку денисовых трусов и носков. – Стирай сам. Хочешь – в прачечной, хочешь – к подружке своей отнеси, пусть тренируется.

Денис представил, как Вера стирает его белье. Н-н-д-а-а-а…

– А как насчет раздельного питания? – попытался отыграться он. – И кухня пополам? У каждого свой столик…

Но мать уже не слушала.

– Принеси-ка лучше порошок из кладовой, – она сунула ему в руки пластмассовую миску.

Вторую половину воскресного дня Денис проторчал в прачечной где-то на самой тиходонской окраине, куда ходит всего один маршрут троллейбуса. Выстирал все свои трусы, носки, рубашки и даже брюки. Прочел толстую пачку газет. Ошпарил ладонь на горячем прессе. И где-то в восьмом часу вечера, уже дома, когда он раскладывал по полкам шкафа чистое белье, вдруг откуда ни возьмись явился старина Холмс.

Денис застыл перед открытой дверцей шкафа, глядя на стопку аккуратно сложенного белья. Ну, белье. И что тут такого? Холмс намекнул еще раз.

Тогда Денис понял.

Шесть пар трусов, четыре футболки – любимая черная на каждый день и три из плотного трикотажа, используемые вместо ночной пижамы. Связанные в узелки по парам носки – тоже шесть. На верхней полке две пары турецких джинсов «мотор», свитер и пуловер. Рядом висят на «плечиках» белая и серая сорочки, две пары брюк и пиджак. Гардероб небогатый, прямо скажем. Денис закрыл шкаф, сел за стол, пододвинул к себе пепельницу, раскопал там окурок подлиннее, раскурил его, положил на край и тут же забыл.

Дело в том, что при обыске в комнате у Синицына не оказалось даже пары драных носков, не говоря уже о рубашках и костюмах. На это никто не обратил внимания, включая самого товарища Петровского, олуха царя небесного. Подумаешь! Мало ли чего там нет, какая разница. Обращали внимание лишь на то, что там есть, или на то, что хотелось бы там увидеть. Большой кинжал, к примеру. Заточку. А трусы-носки какие-то… Да болт на них положили.

* * *

На следующее утро Денис был в общежитии. Народу немного – рабочий день на заводе начинается в десять минут восьмого. На втором этаже отыскал мамашу с маленькой девочкой на руках, на четвертом поднял мужика с жестокого бодуна, в их присутствии снял печать с двери Синицынской комнаты. Обыскал еще раз. Одежды ровным счетом никакой. Ни куртки, ни свитера, ни носков, ни трусов. Денис убрал с кровати матрас, под ним на металлической сетке лежал смятый галстук. Все. Похоже, никакой другой одежды Синицын в доме не держал. Может, сдавал в прачечную? Холостяцкая недельная ротация? Проверим, конечно. Но маловероятно. Поскольку верхней одежды тоже нет, и обуви на смену, и посуда – только та, что стояла на столе в день убийства: два стакана, блюдце, две вилки… Можно, конечно, изо дня в день, неделями, месяцами, таскать на себе заскорузлые носки и майку, ходить круглый год в демисезоне, есть суп вилкой из блюдца… Но Синицын, судя по описаниям, на такого не похож. Украли? Носки, майку, тарелки… А деньги в бумажнике оставили нетронутыми?

Значит, Синицын здесь не жил. Его комната в общаге – необитаемый остров, куда он наведывался лишь время от времени. Для каких-то неясных пока целей. Для создания образа грузчика. Которым он, конечно, не являлся. Правильно сказал продавец «Монарха»: у грузчика таких часов быть не может. Да и по другим признакам это тоже видно.

Но кто он тогда? И где он жил на самом деле? Ответив на второй вопрос, можно было получить ответ на первый.

Денис дал понятым расписаться под протоколом, поблагодарил. Поехал на «Прибор», с проходной позвонил в сборочный цех, поговорил с Бекером. Тот вяло заспорил было, но тут же сдался: «…Да забирайте ее к лешему, все равно стоим».

Тонька-крановщица появилась через пять минут – свежая, как яблоко, одетая в новую кроличью шубку, рыжие волосы горят огнем. Сапоги, правда старенькие, сбитые, дешевые, с Вериными не сравнить.

– Прокуратуре привет! Поймали кого уже? – деловито поинтересовалась она, вытащила из кармана жменю семечек, протянула Денису. – Хотите? Хорошо пожаренные, я у одной бабушки покупаю…

Ногти у нее были коротко и неровно подстрижены, со следами давнего маникюра.

– Нет, спасибо.

– Напрасно, много потеряете, – она привычно кинула в рот несколько семечек. – Кстати, может, и на завтра мне справочку выпишете, я бы на междугородку съездила, маме позвонила, а? Она у меня в Верхнедонской живет, ску-у-ча-е-ет…

И разговор какой-то простонародный – быстрый, нацеленный на откровенную выгоду.

Когда Денис пояснил ей суть дела, она разочарованно протянула:

– Ну… Так ведь уже говорено-переговорено! Ну «Белый Замок», ну общага, ну кино иногда, так больше никуда не заезжали…

Она скорчила гримаску, бросила лукавый взгляд.

– Может, по кофейку сперва, а, товарищ следователь?

Кокетничала. Но после Валерии, а тем более Веры, она не представляла для Дениса никакого интереса. В смысле мужского. Вроде тоже девушка, вроде симпатичная, руки-ноги есть, да и все другое, что положено женщине, несомненно имеется, а смотрел он на нее безразличным, не мужским взглядом… Существо другой породы, вроде как кошка, или скульптура ожившая, причем частично – то, что под одеждой, так и осталось гипсовым… Никакого желания коснуться, вроде случайно, руки, прижаться ненароком, приобнять шутейно за талию, остаться наедине… Не представлял, что с ней можно делать наедине, о чем говорить, и уж совсем не представлял, как она выйдет к нему в полупрозрачных штанах и просвечивающем белье, с откровенной улыбкой. Она, бедная, таких брючат и такого белья отродясь не видела, да и улыбаться так не умеет… У нее все другое: и одежда, и запах, и заботы, и мысли, и окружение, и привычки. Другой социальный слой – вот как это называется по-научному. Многим парням на такие нюансы плевать: залезут под юбку – а там у всех у них одинаково! Только он, Денис, под такую юбку и не полез бы никогда. Социальный барьер. Как женщину он ее не воспринимал! Как свидетеля – да. Причем ценного свидетеля.

– Я хочу, чтобы вы вспомнили еще раз, – сказал Денис. – Это важно. Любые остановки, любые незначительные отклонения от вашего маршрута. Может, выходил, чтобы сигареты купить или выпивку. За газетами. Позвонить.

Антонина плотнее закуталась в шубку, проводила взглядом вышедшего из ворот проходной мужчину. Внимательно изучила носки своих видавших виды полусапожек.

– Ну так что, я прямо вот здесь, на морозе, и буду вспоминать? – с досадой спросила она. – Все идут, пялятся. Нет, пригласить девушку в теплое, приличное место, чаем угостить или кофе…

Она подумала.

– С бутербродом.

– Я куплю большой чизбургер, – скрывая раздражение, сказал Денис. – И большую чашку кофе. И леденец на палочке. Но потом. Сейчас пошли. Или вернешься на завод?

Сперва проехали город с севера на юг на тридцать пятом троллейбусе, потом пересели на девятнадцатый автобус.

Антонина ныла всю дорогу, что из общественного транспорта все выглядит как-то не так. Вот такси – другое дело. Они ж с Синицыным только на такси и ездили.

– Гля, вот кино: грузчик на такси катает, а прокурор на троллейбусе. Вам чего, на такси денег не выдают? Или прикарманиваете? И обратно – в ресторан мы-то по вечерам ездили, тогда все в огнях было, а сейчас все серое, что тут узнаешь? Да ничего! Вот это, к примеру, – что за домина такой?

– Областной театр драмы и комедии, – пояснил Денис.

– Какой кошмар. Нет, здесь мы точно не были.

Недалеко от остановки «Северный рынок» она дернула Дениса за рукав:

– Вот здесь, кажется.

Автобус проехал мимо ряда киосков, разделенных дорожкой, уходящей в глубь двора, затем повернул.

– Я не знаю. Похоже. Там на одном киоске реклама «Тинькофф», я помню, что сидела и смотрела из такси на эту рекламу. А он куда-то выходил. И вернулся с бутылкой «Саперави». Мы возвращались откуда-то, не помню.

Они вышли на следующей остановке и вернулись к киоскам.

– Подожди здесь, – сказал Денис.

За киосками – ряды панельных пятиэтажек, на первом этаже одной из них вывеска «Продукты Круглые Сутки». Крохотный магазинчик, расположенный прямо в бывшей квартире какого-то ветерана «Донсельмаша». Денис зашел. Водка, виски, мартини, грузинское вино, закуска. Он показал продавцу фото Синицына.

– Не, – покачал головой продавец. – Может и заходил, так всех разве упомнишь?

Денис записал адрес и вернулся на остановку. Вскоре подошел автобус. Они доехали до конечной, пересели на тридцать второй и вернулись в центр. Больше Антонина за рукав его не дергала. Зашли в «Макдональдс», Денис заказал чизбургер и два кофе. Восемьдесят рублей. Расплачиваясь, он вспомнил о Вере, протянул логическую цепочку до завтрашнего вечера, когда поведет ее в «Папу Джо», или «Блюз», или еще куда-нибудь, и с сожалением заглянул в бумажник, где оставались две сотенные бумажки. Надо доставать деньги. Только где?

– Ну и холодина, – сказала Антонина, обнимая ладонями чашку с кофе. – И охота вам кататься по городу по такой минусовине… Вообще-то я думала, вы всех давным-давно поймали. Почему-то уверенность такая была, что у вас все сразу получится… А что мы искали-то хоть?

– Вчерашний день, – сказал Денис. – Пошли.

Он проводил ее к остановке.

– Далеко ехать?

– Нет, – сказала Антонина, высматривая автобус на дороге. – Я тут рядом почти. Двадцать минут. Мы вон там иногда встречались, на той стороне, это когда у него не получалось за мной заехать. Он говорил: как удобно иметь девушку, которая живет рядом. Позвонил, а она уже тут…

Она хихикнула.

– А вы где живете?

– Здесь, неподалеку.

Денис неопределенно махнул рукой. Действительно, удобно иметь такую девушку, как Антонина. С одной стороны, у нее есть все, что должно быть у девушки, с другой – она непритязательна и понятия не имеет о том, что такое «Папа Джо». Но ведь с Верой ее не сравнить…

– Я так и знала, – глубокомысленно сказала она. – А я мечтаю когда-нибудь построить дом в пригороде. Представляете? Большой, с ярко-синей крышей, чтобы за сто километров было видно и чтоб…

Он вдруг встрепенулся.

– Стоп, погоди. Где, говоришь, вы встречались?

– Да вон, у той остановки. – Она показала головой на противоположную сторону улицы. – Там стоянка такси рядом, если что. И до «Замка» близко, и вообще.

– И сколько раз?

– Встречались-то? Раз пять, наверное. Семь. Может, десять. «Встречаемся на Войсковом», говорил…

– Остановка «Войсковой переулок», – сказал Денис.

– Ну. А что?

– Ничего. Автобус идет. Твой?

Антонина прищурилась, разглядывая номер автобуса. Денис отметил про себя, что зрение у нее не идеальное. А работает, между прочим, с большими грузами, в зоне повышенной опасности… А завод не лишь бы какой – военный. Что по этому поводу скажет начальник отдела кадров товарищ Пименов Эн Вэ? Денис усмехнулся.

– Чего смеетесь-то? – сказала Антонина. – Думаете, весело вот так весь день трястись в холодных автобусах?

Она надула губы.

– Вы знаете, насчет завтра я передумала. Лучше на заводе пересижу. Вот если бы в такси…

– Посмотрим, – сказал Денис. – Может, «воронок» закажу на завтра.

– «Воронок»? Это который с решетками-то?

– Зато тепло.

– Нет уж, спасибо…

Посадив Антонину в автобус, он перешел улицу, дошел до переулка. На Войсковом когда-то жила областная партэлита, теперь эти особняки, возведенные в первой четверти прошлого века, облюбовали представительства крупных компаний. Вдоль улицы тянулись хитрые переплетения декоративных оград, сверкали хромом припаркованные у обочины «мерсы» и «Лексусы». В дальнем конце переулка, выходящем к набережной, стояли две широченные девятиэтажки нестандартной планировки – Денис даже не пытался представить, что там за хоромы внутри упрятаны. Он спустился к первой девятиэтажке, остановился у подъезда. В обычном доме здесь было бы три парадных и штук семьдесят квартир. Здесь только один подъезд. И квартир, надо думать, гораздо меньше.

– Кого-то ищем?

Денис оглянулся и увидел здоровенного, под два метра парня в милицейской форме. Тот стоял, широко расставив ноги, и без всякого выражения смотрел куда-то поверх головы Дениса.

– Да, ищу, – сказал Денис.

Он протянул свое удостоверение. Милиционер скользнул по нему равнодушным взглядом.

– Кого именно ищете?

– А ваши документы можно?

Помедлив, тот достал коричневую книжечку. Сиротин Евгений Борисович, старший лейтенант, командир взвода охраны УВД города.

– Охраняете? – Денис кивнул на девятиэтажку.

Старший лейтенант пожал огромными плечами. Мало ли что он здесь делает, докладывать не обязывался. Денис достал из портмоне карточку Синицына.

– Я ищу этого человека. Возможно, он живет в этом переулке. Или жил. Не видели?

– Нет.

Таким тоном говорят: «Пошел отсюда!» Денис спрятал карточку. Милиционер стоял в той же непоколебимой позе, как хозяин. Денис замечал: те кто прислуживает начальству – возят его, или охраняют, – начинают и себя считать начальниками и свысока смотрят на всех остальных, малозначительных людишек.

Выписать сейчас ему повестку, сразу спесь и слетит… Может, и правда выписать? Для допроса в качестве свидетеля? Следователь может допросить любого, кого считает нужным…

Очевидно, от него пошла волна угрозы, и Сиротин Евгений Борисович ее почувствовал.

– Здесь вы не найдете ничего, – произнес он с какой-то даже ноткой сочувствия. – Это я вам гарантирую.

– Посмотрим, – бодро ответил Денис. – А где тут у вас домоуправление?

В жилищной конторе он попросил поднять списки жильцов, но Синицына там, конечно, не оказалось. Может, кто-нибудь узнает на фото? Снимок прошел через руки начальника ЖЭСа, его секретарши, главбуха и главного инженера. Нет, не видели. Никаких ассоциаций даже.

– Он убил кого-то, да? – поинтересовалась секретарша.

– Скорее наоборот, – сказал Денис.

А все ли жильцы вовремя вносят плату за коммунальные услуги? О да, ведь это не обычные хрущобы, понимаете. А не заливало ли кого-нибудь? Или, может, короткое замыкание, пожар, что-нибудь в этом роде? Не-ет, вы что… Главный инженер, правда, пытался что-то вставить, но тут же умолк. Все в порядке, все о'кей. Даже как-то скучно, настолько все хорошо.

– Вот и прекрасно, – сказал Денис.

По дороге к остановке он не удержался-таки, зашел в опорный пункт, встретился там с участковым. Тот повертел в руках карточку, похмыкал.

– Не знаю. Может, и встречал. Лицо такое, я бы сказал, уж больно упорядоченное, что ли.

– Стандартное, – подсказал Денис.

– Точно. Стандартное. Но если бы это лицо как-то проходило по моей части – драка там, кража – я бы запомнил. А так – не помню… – Участковый еще раз глянул на карточку, отставив от себя на вытянутой руке, покачал головой и вернул Денису. – Гастролер, что ли, залетный?

– Этот человек, возможно, жил в одном из ваших домов. Один, без семьи. Потом пропал без вести. Сообщать никто не сообщит, никому он здесь не нужен. А вот квартира осталась без законного хозяина. Большая, пятикомнатная. Здесь ведь других не бывает?

– Отчего же, – буркнул участковый. – Полуторки есть, для прислуги…

– Думаю, все-таки пятикомнатная. И мне надо найти эту квартиру. Или дом.

– Да не видел я его, говорю, – заметно напрягся участковый.

– Поговорите с главным инженером вашего ЖЭСа, возможно, он что-то подскажет. Знаете, как оно бывает, – в отпуск на месяц какой-то уедешь, а тут то бачок потечет ни с того ни с сего, то замкнет что-нибудь. По закону подлости. А квартира-то эта давно без живой души, мало ли что. Вдруг у кого-то из жильцов штукатурка с потолка обвалилась?

– Ну так это вдруг! А мне без «вдруг» работы хватает, – участковый показал на толстую пачку неряшливо оформленных бумаг.

– Присылайте официальный запрос начальнику, он мне отпишет, тогда и будем исполнять, как полагается…

– Вот тогда вам точно придется в каждую дверь стучаться, – сказал Денис. – А их тут немало. И многие за высокими заборами. Месяца не хватит до всех достучаться…

– Достучимся, достучимся, будь спок, – равнодушно сказал участковый, и Денис понял, что он напишет ответ, не выходя из кабинета.

Когда он вернулся к себе, позвонил Рудько.

– Дело Новицкого у вас?

– Какого Новицкого?

– Официанта из «Белого Замка»?

А-а-а, Боря, который оказался Леней! Денис насторожился.

– У меня. А что?

– Тут к нам женщина пришла, его любовница. Рассказала, что Новицкого задушил ее бывший муж. Так чего, материал вам направлять?

Черт! И зачем он брал себе это дело?

– Так как? – настаивал Рудько.

Деваться было некуда.

– Направляйте, – сказал Денис. Потом достал схему расследования и вычеркнул версию Новицкого.

* * *

В «лазике» душно и пахнет выхлопами. И шумно. Денис попытался было разговорить дедулю в собачьей ушанке, сидевшего рядом, но каждую фразу приходилось выкрикивать дважды. «А?» – переспрашивал дедуля. А потом, расслышав, говорил: «А-а…» В конце концов Денис уставился в окно. Тиходонск уже полчаса как остался позади. Вдоль дороги громоздились пригородные поселки с добротными каменными домами и железными оградами – во-он, целый дворец проплыл о четырех башнях, да еще – ух ты! – бассейн под навесом во дворе. Кто в теремочке живет? Мышка-ворушка, лягушка-хапужка, волк-затвором-щелк. Или покрупнее зверь какой-нибудь. О четырех головах. Террасато, глянь, такие ни в русских, ни в европейских домах не увидишь – восточный какой-то проект, субтропический, где чаи гоняют на свежем воздухе, овеваемые ласковым субтропическим ветерком. А скорее даже не чаи, а кальян какой-нибудь. И героину сверху кубиков пару… В Баку где-нибудь таких домов, наверное, полно. Или в Бомбее.

Денис стал вспоминать, какие дома показывают в индийском кино. Вспомнил, как у одного безрукого героя ботинки были с выдвижными шипами в подошвах, и как он этими шипами главного злодея прижучил. Или не прижучил? Ну неважно… В общем, девять к одному, что фамилия у этого зверя четырехголового заканчивается на «оев», «ян», или «швили»…

Шоссе поднималось в горку и резко поворачивало, огибая поселок. Под колесами «лазика» оказался укатанный, с наледью снег. Водитель переключился на нижнюю передачу, двигатель загудел натужно, во всю мощь. Денис повернул голову, провожая взглядом дворец. А почему бы здесь не водиться какому-нибудь гусю типа Синицына? Обрати внимание: восточные люди ставят заборы в два человеческих роста, или как там у них зовется… Дувалы, что ли? Чтоб никто, значит, ничего не увидел и другим не рассказал. А здесь обычная ограда из металлических прутьев – смотри не хочу. Бассейн, опять-таки. Как там у них, у мусульман: «По велению Аллаха раз в год меняется рубаха…»

Нет, подумал Денис. Не стал бы Синицын жить в пригороде. У него около часу уходило бы на дорогу, да и то если бы машина была своя. А на рейсовом автобусе типа этого, так и все два часа. А рабочий день в семь-десять начинается. Нет, не стыкуется. В городе самом надо искать, в городе. А куда же ты тогда едешь? И зачем? – спросил Денис у самого себя. На лобовом стекле рядом с водителем скотчем приклеена картонка, на ней написано: «Тиходонск – Трофимово». Трофимово – дыра районного масштаба, где находится районная, соответственно, больница, где в возрасте от ноля до семи лет пользовался услугами советской бесплатной медицины покойный ныне Геннадий Синицын…

– А? – переспросил сидящий рядом дедуля.

Денис повернул к нему голову.

– Ничего, дед. Я ничего не говорил.

– А-а…

* * *

– Если с ним все было в порядке, карточка давно списана в архив. Он болел чем-нибудь? В смысле, серьезным – сердце, печень, почки?

– Да нет вроде, – Денис пожал плечами. – Обычный мужик, здоровый.

– Только мертвый, да? – без тени улыбки пошутил главврач. – Тогда вам ничего не светит, признаюсь честно. Начало шестидесятых, другая эпоха, поймите сами. С той поры администрация восемь раз сменилась. Вам надо было хоть созвониться со мной, прежде чем ехать. Ну, молодой человек?

Он вопросительно посмотрел на Дениса, словно приглашая его вслух признать свой досадный промах и дать обещание никогда так больше не поступать.

– Да ничего, в архиве пороюсь, – сказал Денис. – Мне не впервой…

– Архив! – всплеснул руками главврач. – Архив!.. На въезде в город видели свалку? Чайки летают, вороны. Видели? Вот это и есть архив.

– Но как…

На столе зазвонил телефон. Главврач поднял трубку и держал в руке, но продолжал говорить с Денисом.

– Их же не хранят вечно, поймите вы, молодой человек! Вы бы еще медицинскую карточку Евпатия Коловрата спросили! Говорят, он как раз из этих мест родом… Да, слушаю, – сказал он в трубку. – И что?.. Вот как… Хорошо, Инна Андреевна. Зайдите тогда. Да, сейчас. – Главврач посмотрел на Дениса. – А он как раз у меня в кабинете.

Повесив трубку, он сказал:

– Вам повезло, молодой человек. У вашего Синицына была родовая травма левой стопы. Сейчас принесут его карточку.

Спустя два часа Денис стоял за столиком в буфете на автовокзале и жевал бутерброд с колбасой, с ожиданием поглядывая на кабинки междугородных телефонов. Во внутреннем кармане его пальто, сложенная вдвое, лежала копия медкарты Геннадия Синицына. Первого марта 1962 года он появился на свет с врожденным вывихом ноги. Первые полгода своей жизни провел в гипсе, потом была повторная операция в областной клинике, но окончательно повязку сняли только в возрасте четырнадцати месяцев.

– Тиходонск, вторая кабина! – объявили из переговорного пункта.

Денис метнулся к кабине.

– Селеденко, это Петровский. У меня автобус через пять минут, так что слушай внимательно. Подними срочно все документы по Синицыну, касающиеся его службы в армии. Где служил, когда. И обрати внимание на фото… Что? Да не в этом дело. Слушай, говорю. Сверь его фотку с нашей. Понял?.. Да нет. Я из Трофимова звоню, в больнице был… Со мной ничего! Я медкарту Синицынскую смотрел. У него одна нога была короче другой на два сантиметра. Ни о какой армии и речи быть не могло, а он заливал про дружка какого-то армейского… Да не мне. Алферовой. Кстати… Позвони ей, узнай, не хромал ли он. Да. Вот так прямо и спроси. Все. Я перезвоню завтра… Что? Нет, не домой. Хочу еще в одно место наведаться, здесь недалеко.

* * *

Первое, что он заметил, – огромные, выше человеческого роста, заборы из листового шифера, увешанные сухими космами дикого винограда. Под заборами суетились гигантские какие-то утки, похожие на пернатых боровов, и склевывали с веток замерзшие ягоды. Крепкие железные ворота, кое-где даже расписанные в цветочек масляной половой краской. Припаркованная у сельсовета «аудюха» с открытым капотом – и бородатый казак, увлеченно копающийся во внутренностях автомобиля. Станица Аннинская, Нижнедонской район, восемьдесят километров от Тиходонска.

В сельсовете Денис задержался недолго – поручкался с председателем, предъявил документы, высидел пять минут у паспортистки, пока та допивала чай, – и направился по указанному маршруту. По улице, вперед до мехдвора, налево через мосток, потом направо, третий от магазина дом, шестой номер, голубые ворота.

Старушенция с задубевшим от солнца и мороза лицом, «баба-ёжка» с ясными проницательными глазами – Марь Васильна Стефанович. Она хорошо знала мать Синицына.

– А не из тех ли Петровских будете, что в Сухаревской балке? – спросила она, возвращая Денису документы.

– Не знаю, вряд ли, – сказал Денис.

– Как так не знаю? – удивилась старушенция. – Кажный должон знать, откуда он пошел. И куда направляется, тоже должон… Ведь так?

Денис вкратце изложил легенду, сводившуюся к тому, что Синицын-де пропал неизвестно куда, пензенские родственники претендуют на жилплощадь, ведется розыск, то-се, пятое-десятое.

– Генка-то? Шило в жопе у человека, оттого и пропал. Как устроился на этот свой завод, так и носу не кажет. А хоромы-то большие?

– Немалые, – сказал Денис.

– Немалые, – переварила старушенция. – Большим человеком, наверное, стал. А чего сбежал тогда? Чего ему надо-то еще?

– Понятия не имею.

– Вот то-то и оно.

Последние слова она произнесла уже в сенях, кивком головы приглашая за собой Дениса. Через десять минут на столе стояла сковорода, где в растопленном сале плавали шесть яиц с густыми оранжевыми желтками. Он ничего не имел против. Может, выпьете с дорожки? Нет-нет, спасибо, не пью… А у самого-то квартира хоть есть? – интересовалась Марь Васильна. Ну а как же, отвечал Денис. Тридцать семь квадратных метров, это вам не фунт изюму. А с продуктами как? Прекрасно. А платят хоть на работе? Денис поднял голову. Он не понял. В голове раздался колокольный звон, в глазах потемнело. Это уже не Марь Васильна, это какой-то дедуля с улицы пришел, отряхивает у порога снег с шапки. Чисто Баба Яга с Кощеем. Ага. И Иван-царевич со стаканом самогону… Стоп. Какого еще самогону? Нет-нет, спасибо, я же сказал: не пью. Он отставил стакан и приподнялся, чтобы выйти из-за стола, но обнаружил, что рядом, загородив проход, уже сидят две тетушки, два перезрелых яблочка с колхозного сада, и мужик с казацкими усами – тот самый, что в «аудюхе» копался, спрашивает его, дыша перегаром в лицо: «Так сколько там квадратных метров, говоришь?» – а стол заставлен всякой деревенской снедью, включая дымящуюся картошечку и холодец.

– Ты ж дай оклематься сперва человеку, а потом наседай, и полегче, полегче, – беспокойно гундосила тетушка.

– Да он расклеенный чего-то совсем, – вторила ей другая.

– А вот это они сразу из церкви, после крестин, – напевала с другого боку Марь Васильна, тыча Денису в руки фотокарточку. – Я ж крестная у него, у шалапута…

На фото две женщины в коротких пальтишках, одна скуластая, коротко стриженная, другая – с косой, выбивающейся из-под берета. В руках у первой большой сверток, перевязанный ленточкой.

– Да, она и есть, Настасьюшка, царство ей небесное…

– Да какой же он шалапут, Васильевна! – возмущается тетушка. – Серьезный хлопец был, посерьезней многих!..

– Пока в Псков не съехал, – мрачно прокомментировала вторая.

Перед глазами опять потемнело. «Грипп», – подумал вдруг Денис. И тут же почувствовал, как холодец с картошечкой просятся обратно.

– Позвольте…

Он вышел из-за стола, аккуратно сдвинув в сторону тетушек, и вышел на крыльцо. Перегнулся через перила, ожидая спазма. Нет. Отпустило. Он осторожно присел на ступеньки, достал сигарету. Из дома вышел, покачиваясь, усатый. Денис протянул ему пачку. Тот плюхнулся рядом.

– А бабы, значит, выдумали, будто ты этот… оборотень, – усатый чиркнул спичкой, спрятал огонек в огромной пригоршне и поднес его Денису. – За урядником побежали. За мной то есть.

– Вы, значит, урядник, – сказал Денис.

– Угадал. – Он глубоко затянулся и выпустил дым через нос. – Решили, ты из этой банды, которые убивают, а потом квартиры перепродают… В газетах, вон, чуть не каждый день пишут.

– Точно, пишут. А чем я не бандит? Молодой, нахальный, из большого города приехал.

Урядник хмыкнул.

– Задумчивый ты больно для бандита. И документы у тебя в порядке. На, держи.

Он протянул Денису его бумажник и удостоверение. Тот вскинул голову и привстал.

– Держи, держи. Не обижайся. Здесь неспокойно последнее время, много всякого случается, так что… На войне как на войне. А по Генку и до тебя приезжали. Тоже к Васильевне ходили. Двое. Про биографию спрашивали, и про географию, и про анатомию, и все такое.

– Кто такие? – Денис проверил бумаги и сунул в карман.

– Говорили, с завода. Издалека «корочками» помахали. Типа всех так проверяют.

– И что?

– Ничего.

Урядник сдул пепел, не вынимая сигареты изо рта.

– Генка как устроился на этот свой завод, так и писать матери перестал. Но это я еще понять могу. А вот через неделю, как приезжали эти двое, она и померлато. В горле у нее что-то опухло. Задохнулась ночью.

Он выплюнул окурок и, приподнявшись, сморкнулся на снег. Денис достал из бумажника фото Синицына и протянул ему.

– Ну и что? – сказал урядник. – Видел я у тебя эту фоту. Кто это?

– Я думал, вы знаете, – сказал Денис. – Это Синицын. Тот, которого я ищу.

– А-а. Значит, не того Синицына ищешь. Здесь такой никогда не жил. Генка-то в неполные тридцать, когда приезжал последний раз, уже лысеть начал. Вот отсюдова, – он провел руками от висков вверх, – у него все, считай, повылазило. И на макушке лысина… Да и лицо другое. Совсем непохож. Не мог так человек измениться за несколько лет-то…

– А он хромал? – спросил Денис.

– И ты туда же, в анатомию…

Урядник посмотрел на него, потом встал и потянулся.

– А чего ты такой белый с лица, хлопец? Будто стирального порошку объелся. Не пошло тебе угощение, видно. Ты лучше ночь здесь, у Васильевны, переспи, а потом отправляйся домой.

Он открыл дверь и потоптался на пороге, обивая снег с сапог. Денис тоже встал.

– А у Генки кличка здесь была, знаешь какая? – сказал урядник. – Генка Полторы Ноги. Вот так-то.

Денис прищурился.

Человека, которого он искал, не существовало в природе. Это был фантом, призрак. Но тогда кто действовал под его обличьем?

* * *

«Жигуленок» вырулил на залитый неоновым светом проспект, пристроился в правый ряд и не спеша покатился вдоль тротуара.

– Надеюсь, хоть не зря бензин палим, – сказал Белов. – Ну рассказывай, что там дальше было.

Денис вытянул голову и огляделся.

– На следующем светофоре направо, – сказал он.

– Не учи ученого. Как доехать, я и без тебя соображу. Говори. Участковый-то что? Вестей не подавал?

– Подавал. Позвонил, говорит, есть такая квартира. Две недели назад одна дамочка зашла утром в уборную, а там – по щиколотку. И с потолка льет, и из шахты. Позвонила в ЖЭС, прибежали сантехник со слесарем. Звонили в квартиру этажом выше – ничего. Ломать боялись, но оказалось, у дамочки муж – какая-то шишка. Взломали. Никого дома нет, в комнатах порядок, в туалете в стояке трубу прорвало. Трубу заделали, дверь восстановили, квартиру опечатали. Прописан там некто Волобуев Сергей Викторович, один в четырехкомнатной квартире. С тех пор он не появлялся.

– Какая квартира?

– Тридцать вторая.

– Соседей твой участковый опрашивал, фото сверял?

– Да. Похоже, Волобуев и Синицын – одно и то же лицо. Толком о нем ничего не известно. Домой приходил поздно, водку не пил, с соседями не общался.