Текст книги "Антикиллер-4. Счастливых бандитов не бывает"

– Прошлый раз – это на Дне милиции? Когда пьяный Волин тебя за зад схватил? – поинтересовался Лис. – А я дал ему в морду? Конечно, весело было. Хочешь, повторю?

Ребенок поджала губы.

– Нет. Это было позже. Но вообще, в ваших компаниях скучно.

– Это моя работа, Катя, – Лис старался не заводиться. – Это мои коллеги, друзья. Это то, о чем я думаю, ради чего я живу, понимаешь?

– По-моему, вы давно уже не друзья, – сказала она, провожая взглядом ползущий вдали по улице переполненный троллейбус. – Ни у кого из вас нет друзей. Честно, Фил. Есть только противники и сторонники, больше никого. Но ведь это совсем не правильно… Вон, у Волошина не то что жены, даже девушки постоянной нет до сих пор. Таскает каждый раз новую. А ведь он уже такой старый!..

– Волошин на два года младше меня, между прочим, – сдержанно заметил Лис.

Она посмотрела на него и осеклась.

– Я не это имела в виду! Я хотела сказать… Все нормальные люди в этом возрасте уже при семье, при детях! Когда же они собираются…

– Значит, мы ненормальные?!

Она вздохнула, посмотрела вниз на свои легкие бордовые туфельки. Хлопнула дверь. На крыльцо вышли покурить два майора-«варяга» с раскрасневшимися от жары и спиртного лицами. Деловито скользнули взглядами по стройной фигуре Ребенка, наткнулись на жесткий взгляд Лиса и отвернулись. Лис их вообще не знал. Его вдруг зло взяло: в самом деле, какого черта Жук созвал на свой юбилей всю глазуринскую шоблу? Неужели тоже заискивает? Надеется на продление срока службы?

– Ты – нормальный, – попыталась успокоить его Ребенок. – У тебя хотя бы я есть…

– Ну и что с того? – сказал Лис. – Что с того, что ты сидишь рядом и скучаешь? Да, я старый мент, друзья мои – старые менты, на работе у меня все идет кувырком! А тебе скучно!

– Ты меня неправильно понял, Фил… Это не так!.. – пробормотала Ребенок.

Краснолицые майоры с интересом наблюдали за ними, обмениваясь вполголоса замечаниями.

– Что уставились? Есть вопросы? – крикнул Лис.

– Фил! – Ребенок схватила его за рукав. Лис стряхнул ее руку.

– Подходите ближе, мужики! А то плохо слышно, наверное! Я вам на пальцах все объясню!

Майоры переглянулись, быстро затушили окурки и скрылись в кафе. Видно, они были о нем наслышаны. Лис заметил, что Катя снова вцепилась в него и едва не плачет. А может, и плачет – вон, плечи дрожат. Что-то у нее нервы в последнее время шалят…

– Ладно, пошли обратно, – сказал он. – Неудобно…

В дверях наткнулись на Глазурина со свитой. Начальник ГУВД покидал торжество, его провожали не меньше пятнадцати человек, в том числе Волин и Уфимцев с Левановским. Процедуру прощания сопровождал слишком оживленный, неискренний гам. Генерал Нырков шел чуть в стороне, под руку с супругой. Маша была как в воду опущенная – видно, чувствовала, что скоро перестанет быть генеральской женой, превратившись в жену пенсионера.

– А вы все прохлаждаетесь, Коренев? – бросил Глазурин мимоходом.

– В смысле? – поднял бровь Лис.

– В зале жарко, вот и вышли прохладиться, – высокомерно усмехнулся генерал. – В таком смысле!

Полный, громоздкий, в легком летнем костюме, он как утес возвышался над своей челядью. Лис вспомнил слова о трутнях и матке и чуть не послал его. Но тут Глазурин опустил взгляд, увидел Катю и мгновенно изменился, превратившись из большого начальника в обычного справного мужика. Он широко улыбнулся, и с медвежьей грацией поцеловал ей руку.

– И, конечно, где Коренев, там самые симпатичные девушки! – Глазурин не отпускал ладонь Ребенка, похлопывал и поглаживал ее. – Ваша дочь, Филипп Михайлович?

Волин закусил губу и опустил глаза. Он лучше других знал, что может сейчас последовать.

– Это моя супруга Екатерина, – хриплым от бешенства голосом сказал Лис.

– Да? – Глазурин сразу отпустил Ребенка. – О, пардон, пардон…

Лис и Ребенок прошли в зал. Здесь как-то заметно опустело. Волошина окончательно развезло. Он сидел, опершись локтем о стол, и втолковывал Алевтине что-то о чеченских тейпах. Алевтина кивала и гадала «варягу»-подполковнику по руке.

– Вот это – линия судьбы. Все время идет вверх, видите? Это говорит о хорошем карьерном росте. А вот три падающие звездочки, на пересечении с линией характера, видите? Это – полковничье звание…

– Но ведь они же падают! – подполковник рассмеялся.

– Значит, будете полковником в отставке! – серьезно сказала Алевтина. Тот кисло скривился.

Лис налил Ребенку шампанского, себе водки. Он был словно оглушен. Кажется, еще ни одно торжество коллег не проходило в такой гнетущей обстановке.

Ни с кем не чокаясь, выпил.

В это время в зал шумно ввалились провожающие, принялись занимать места, придвигать тарелки, разливать водку.

– А почему тут нет веселья? – начальственно спросил Левановский. Он явно задавал тон. Значит, попал в струю и все идет хорошо. Хотя не факт, что и закончится хорошо.

– А ну, наливайте! Я скажу мой любимый тост: «Лучше пиз…ть и бояться, чем просить и унижаться!»

Все засмеялись шутке и выпили. Но кадровик не шутил: это действительно был его принцип.

* * *

Неискушенному человеку кажется, что в аду исправительных колоний варятся отпетые негодяи, которые навсегда сгинули из нормального человеческого мира и никогда в него не вернутся. На самом деле это не так. За колючей проволокой содержатся разные люди, в том числе и невинно осужденные, и мелкие злодеи, укравшие мешок комбикорма, пару гусей или поросенка, и отмороженные душегубы. И живут они по-разному, в зависимости от авторитета, духовитости, статьи приговора, которая здесь зачастую заменяет характеристику.

Иван Квасков прожил здесь четыре года неплохо. У него был свой закуток, «биндежка», что по меркам переполненной, лишающей возможности уединения зоны равнялось отдельному особняку на воле. Он качался в спортзале, обзавелся рельефными мышцами. Получил кликуху «Боцман», набрал вес, заматерел и уже не был похож на молоденького мальчика с невинными серыми глазами. Он превратился в рослого, атлетически сложенного красавца с дерзким взглядом и резкими манерами.

Залетел он сюда за святое дело: отомстил убийце собственного отца. Поэтому арестанты сразу приняли его с полным уважением и почетом. Когда он прибыл, смотрел за зоной Лебедь – представитель серьезной питерской братвы, неосмотрительно «засветившийся» в Тиходонске. Он сразу взял духовитого пацана в свою пристяжь, тем более, что хорошо знал Валета. Потом приблизил, возвысил над другими, долгими пустыми вечерами учил «понятиям» и тер «за жизнь». И за смерть, кстати, тоже. Иван несколько раз рассказывал, как он «мочил» Питона: как выследил, подстерег, как перестреливался и как всадил в гада целую обойму. Лебедь внимательно слушал, кивал, хлопал по плечу, иногда задавал уточняющие вопросы.

– А как ты его вычислил? А в блудную не попал? Может, про него пургу прогнали? – и сверлил пронзительным взглядом.

– Какую пургу?! – возмущался Иван. – У него волыну нашли, из которой отца застрелили!

– Ну да, ну да… Тогда другое дело… Только зачем он ее дома держал?

– Откуда я знаю… Может, еще нужна была…

– Да-а… В жизни всяко бывает.

Среднего роста, среднего телосложения, с гладким ухоженным лицом, Лебедь не походил на блатного. Если одеть в хороший костюмчик с крахмальной рубашкой и галстуком, то будет вылитый прокурор. Причем прокурор крутой, от такого пощады не жди. Иван никогда не спрашивал, за что он сидит, да и другие об этом не болтали. Но срок у него был тяжкий – пятнадцать лет. Хотя держался он так, будто вот-вот ждал освобождения. И точно: через год дело пересмотрели, и его освободили по чистой.

На прощанье Лебедь заставил Боцмана выучить свой телефон, обнял, похлопал по спине.

– Если припрет, звони! – глядя в сторону, сказал он. – Только лучше бы не приперло настолько!

Боцман так и не понял, что он хотел сказать.

При новом Смотрящем ему тоже жилось неплохо, а тут подошло время условно-досрочного, и хотя, по старым правилам, пользоваться УДО настоящему пацану западло, Иван на это глупое правило наплевал.

Освободившись, он зашел к матери, пообедал и отправился в речной порт, к Гарику. Тот ощерился в своей страшной бульдожьей улыбке, пожал руку, расспросил о том, как «топтал зону», и… попрощался. Правда, протянул напоследок сто долларов, но Боцман не взял.

Во дворе его обступили речпортовские пацаны: что да как…

Да никак!

Удивились, покрутили головами и разошлись – сразу у каждого нашлись какие-то дела.

Куда идти Ване Кваскову? Обратно в «речугу», доучиваться? Или наниматься матросом на сухогруз или танкер? Да нет, это осталось все в прошлой жизни.

Боцман ткнулся к Карпету, потом к Корейцу, но напрасно. При всем уважении к молодому Кваскову одна непонятка путала все дело: почему Гарик не взял сына бывшего бригадира? Ему по всем правилам – прямая дорога в речпортовские. А раз туда не берут, значит, есть какая-то причина. Потому лучше поопаситься…

Недели две Иван болтался, как известная субстанция в проруби, а потом пошел к Босому. Тот, как и все, встретил хорошо, но в отличие от других предложил работу: личным охранником, для начала – пятьсот баксов в месяц. Выбирать особо было не из чего, и он согласился.

* * *

Невиданная по жестокости расправа с Крестом и его подчиненными получила в профессиональных кругах наименование «крестобойня». Уголовное дело расследовал следственный комитет, розыскные мероприятия по линии обычного криминала проводил городской уголовный розыск, такую же работу вело управление ФСБ, отрабатывавшее версию терроризма.

На столе начальника УР подполковника Коренева лежали несколько дел, которым сейчас уделялось наибольшее внимание. Резонансное нападение на ювелирный магазин с двумя убитыми охранниками, похищение банкира Курочкина, налеты на квартиры богатых тиходонцев… Дело о «крестобойне» лежало в самом низу, но это не означало, что ему он уделял меньше времени: напротив – все мероприятия по нему Коренев курировал лично. Может, потому, что сам соприкоснулся с этим делом, а может, оттого, что оно было ему ближе как многолетнему борцу с организованной преступностью.

Когда РУБОПы расформировали, он получил достаточно престижную должность начальника угрозыска Тиходонска, при этом решающую роль сыграла поддержка бывшего губернатора Лыкова, которому он оказал определенную услугу (по крайней мере так считал сам губернатор). Теперь Лыков перебрался в Москву, и Лис остался без поддержки руководства. Впрочем, он всегда надеялся сам на себя, предпочитая двигаться по службе «за заслуги», а не «за услуги». В нынешние времена это была совершенно бесперспективная и однозначно проигрышная позиция, на что ему неоднократно указывали коллеги и даже непосредственное начальство: «Перестраиваться надо, Филипп, на современный лад! А то ты как тот последний из могикан…»

Сейчас Коренев изучал дело о нападении на ювелирный и удивлялся. Один охранник был вооружен травматическим оружием, второй – служебным «ИЖ-71», но они даже не извлекли стволы: разбойники изрешетили обоих картечью из обрезов. Вопрос: почему службу несли неподготовленные и недостаточно вооруженные сотрудники? Магазин ежемесячно платил частному охранному предприятию кругленькую сумму, а те присылали людей, которые заведомо не могли выполнить оплаченные функции! Руководство ЧОПа[3]3
  ЧОПы – частные охранные предприятия.


[Закрыть] пояснило, что занятия и тренировки с сотрудниками проводились регулярно, в подтверждение предъявило журналы с росписями, таблицы учебных стрельб и программу «Пресечение вооруженных нападений на охраняемые объекты». И получалось, что все свои задачи ЧОП выполнило и никаких претензий к нему предъявить нельзя. А в том, что магазин все-таки ограблен, виноваты сами сотрудники, но, поскольку они погибли, привлечь их к дисциплинарной или материальной ответственности невозможно. Круг замкнулся, все считалось правильным, обоснованным и логичным. Хотя «последний из могикан» видел, что в этой истории настоящими являются только уплаченные магазином деньги, украденные драгоценности на несколько миллионов да трупы охранников. Все остальное – липа! Но кроме него никто так не считал… Вот тебе и «современный лад».

Резко прозвонил телефон – не мобильный, а стационарный, служебный.

– Филипп Михайлович, с «гайцами» из Северного только что говорил! У них там нарушитель один по нашим розыскным спискам проходит… Кубасов Виталий Андреевич, 69-го года рождения. Что с ним делать будем?

Звонил капитан Глушаков, страстный футбольный болельщик и по совместительству (или скорее по недоразумению) начальник группы розыска.

– Что ты у меня спрашиваешь? Твоя линия, тебе и решать! – раздраженно бросил Лис.

И тут же вспомнил:

– Погоди, это который Кубасов? Свидетель по «крестобойне»? Конюх тот сбежавший?

– Он самый, Филипп Михайлович. – Глушаков обиженно прокашлялся. – Вы ж сами просили обо всех свидетелях по этому делу вас извещать…

– Другое дело… Где он сейчас, в Северном?

– Наверное. Они там ДТП оформляют и неповиновение. Его тормознуть хотели за превышение скорости, а он – по газам. По всему городу ловили, чуть до стрельбы не дошло…

– Погоди. Что значит – наверное? «Гайцы» тебе когда звонили?

– Да минут двадцать, полчаса… – нехотя признался Глушаков.

– Ты же сказал – только что!

Некоторое время капитан растерянно пыхтел и шуршал бумагами (газетой «Спорт-Экспресс», скорее всего). Лис переключил аппарат на громкую связь, встал из-за стола и стал надевать куртку.

– Так обед же, Филипп Михайлович! – загудел на весь кабинет Глушаков. – Я ж в отсутствии находился! Мне буквально только что передали, а я сразу – вам!..

Лис торопливо набросил на шею шарф, проверил карманы. Раньше, в царской России, люди ходили в «присутствие», в присутственные места: работали на госслужбе или обращались по какой-либо надобности. Теперь такие, как Глушаков, ходят в «отсутствие». Хотя нет, им даже ходить не надо. Они находятся там с утра и до вечера.

– Никого не посылай, я сам еду, – бросил он и нажал отбой.

Через четверть часа Лис был в Северном отделе ГАИ. В коридоре под дверью с вылинявшей табличкой сидели около десятка мужчин и молодая блондинка в белом костюме и белых дырчатых сапогах на высоченном каблуке – утренние нарушители.

– Который из вас Кубасов? – спросил Лис.

– Ну я… – нехотя поднялся лысоватый мужичок в висящей мешком рубахе навыпуск.

Лис сунул ему под нос удостоверение.

– Уголовный розыск. Пройдете со мной.

– А почему его без очереди? Чем мы хуже? – вопросила блондинка, сверкнув злыми зелеными глазами.

– Если хотите, будете следующей, – сухо ответил Лис.

Он вышел на улицу и направился к служебной парковке за зданием ГАИ, где оставил свой «БМВ». Кубасов покорно плелся следом. Лис усадил его на переднее пассажирское сиденье, сел рядом, захлопнул дверцы, включил климат-контроль. Посмотрел на беглого конюха: круглое татарское лицо, маленькие глазки, лоб с глубокими залысинами, длинная верхняя губа. На фото в сводке-ориентировке он казался немного полнее, солиднее. Видно, издержался в бегах.

– Кубасов Виталий Андреевич, 42 года, прописан по адресу: поселок Екатериновка, улица Советская, 26. Все верно?

– Да.

– Вам известно, почему вас объявили в розыск?

Кубасов нервно сглотнул.

– За что меня объявлять? – проговорил он тихо. – Чего я сделал?

– Вы являетесь свидетелем по делу о массовом убийстве в поселке Екатериновка. Ваши соседи показали, что вы работали конюхом у Калашникова Олега Васильевича, известного также под кличкой Крест. Было дело?

– Ну, работал… Я в лошадях-то понимаю, – пробормотал Кубасов. – Тут ничего такого нет… За это в розыск не объявляют…

– Приятно иметь дело с юридически грамотным человеком, – весело сказал Лис. – А почему сбежали, раз ничего такого?

Конюх молчал.

– Никому ни слова, исчезли, как сквозь землю провалились. Вот и сестра ваша беспокоилась, думала – может, убили вместе с Крестом и прочими, в розыск подала! Так что ищут вас не как обвиняемого, а как без вести пропавшего! Ясно?

– Ясно… – Кубасов запнулся. – Только я боялся.

– Чего боялись?

– Боялся, что убьют, – выдавил Кубасов с видимым усилием. – Где крутые разборки, там всех свидетелей опосля убирают… Чтоб не болтали, значит. Я в кино сто раз видел…

– В кино вас давно бы уже поймали и закопали! – Лис улыбнулся шире. – Прямо там, в Белореченске.

Кубасов вздрогнул, поежился.

– Откуда вы знаете, что я у племяша ховался?

На этот вопрос можно было даже не отвечать. Похоже, от страха конюх забыл, что на машине, на которой его задержали, были белореченские номера. Лис продолжал смотреть и улыбаться.

– Я ведь не потому, что виноват в чем-то, поймите… – бормотал обескураженный Кубасов. – Я ведь ничего такого… Просто попал под раздачу, вот и все…

– Прекрасно, – сказал Лис. – Тогда расскажите мне, что видели в тот вечер. Все по порядку.

– В смысле? – Кубасов нервно моргнул. – Я ничего не видел!..

Лис хмыкнул.

– Хватит му-му водить! Сам же сказал: боялся, что убьют как свидетеля! Значит, что-то видел?

Конюх наклонил голову и обхватил ее руками. При всем при том он не знал, да и не мог знать, насколько в данный момент близок к тому, чтобы его и в самом деле убили.

– Давай, колись! – наседал Лис. – Откуда я знаю – а вдруг ты сообщник убийц? Наводчик! Или украл у Креста драгоценности…

– Да вы что! – испугался конюх. – Вы никому не скажите такого… Я наоборот!.. Я лошадей его спасал, сам чуть не того… не погиб!

– Тогда смело и рассказывай!

Кубасов почесал щеку, покряхтел, повздыхал.

– Я как раз прибираться заканчивал после вечерней выгулки… – начал он. – Это суббота была, по субботам я Злодея и Пегаса с Моникой вывожу… Моника хромать начала, я ей того, бабки костяной мазью обтер и ветошью намотал, а то у ней артрит от холода кажный раз обостряется…

Лис ободряюще кивнул. Ему сто лет не сдалась лошадь Моника с ее артритом, но в таких случаях лучше не перебивать.

– Ну там, как обычно – попоны развесил, протер где надо, навоз, то-сё, лампочку в сбруйной заменил, в солярии тож… У Креста для лошадей даже солярий специальный был, во как! – Конюх с гордостью глянул на Лиса. – Во-от… Последнюю тачку с навозом вывез, там яма специальная огорожена… А назад возвращаюсь, вижу – огонь! Такие факелы – раз, два, как из огнемета! И сторожка горит, где охранники! Я было кричать, а потом заметил: фигуры какие-то бегут, они на фоне пламени выделялись… Ну, и я того, струхнул маленько…

Кубасов отер губы ладонью, опасливо посмотрел на Лиса.

– Кого-то конкретно разглядел? – спросил Лис. – Лица, рост, одежда? Что-то необычное?

– Не-е. Просто фигуры. Черные такие. Темно было, а у нас только главные ворота освещались, дорожка и крыльцо у дома…

– Хорошо, – кивнул Лис. – Дальше.

– Ну, а дальше я про лошадей вспомнил, конечно. Там метров тридцать от сторожки, ветрено было, а у меня сено как-никак… Вернулся, стою, соображаю. Злодей в деннике бьется, волнуется, я ему хлеба дал… И тут слышу, от главного дома звук такой, словно там уронили что-то большое. И сразу дымом потянуло, а еще окна все погасли, и весь свет вырубился. Только от горящей сторожки светло было… Но потом в доме тоже светиться стало, в окнах. Пожар там начался. И стекла стали вылетать. И тогда я услыхал, как стреляют, много выстрелов. Люди какие-то выпрыгивали оттуда, кто-то горел, катался по земле… А потом затихло. Потом ворота открыли, машины заехали. Четыре машины. Они встали недалеко от дома, но мне не видно было, потому что как раз за флигелем. Что-то грузили туда, кажись. А потом уехали. Я обождал еще для верности, облил водой из «керхера» крышу конюшни, чтоб искры не залетели… А потом побежал к Пучковым, ихний дом ближе всех…

– Зачем? – спросил Лис.

– Пожарную вызывать, – сказал Кубасов. – Только они уже вызвали, Пучковы. И милицию тож.

– А ты что?

– Пошел обратно. Там вся деревня собралась, кто дом тушить помогал, кто просто смотрел. Кто-то крикнул, что Креста убили… Калашникова то есть. Я тогда хлеб весь роздал лошадям, со Злодеем попрощался, с Моникой. И пошел оттудова. Дома вещички собрал, деньги взял. Дошел до вокзала, сел в автобус и уехал…

Лис увидел, как из здания ГАИ вышла блондинка в белом костюме в сопровождении милиционера, они направились к штрафной стоянке. Блондинка что-то возбужденно объясняла, размахивая руками, милиционер улыбался.

– Кто был в доме у Креста в тот вечер? – спросил Лис. – Что там вообще происходило?

– Гулянка какая-то была, – сказал Кубасов. – Я в эти дела не вникаю, нам, обслуге, любопытствовать запрещено… Но весь вечер подъезжали на «мерсах». На дворе за конюшней было полно машин, там гостевая стоянка. Говорят, потом, после всего, они так и остались стоять, никто за ними не пришел. Всех поубивало.

– Кого-нибудь из гостей видели? Сможете опознать?

– Нет.

Салон приятно охладился, пахло озером или даже морем. Кубасов смотрел в пол и теребил рукой штанину на колене. Потом неожиданно широко зевнул и оглянулся на Лиса.

– Да вы ж поймите… Они там у себя, в хозяйском дворце, пьют, гуляют, дела решают разные. А я кто? Я – конюх, мое дело навоз убирать и за лошадьми присматривать. Меня туда и не пустит никто. Как крепостных в барские дома не пускали…

Похоже, он не врал. Или врал, но очень искусно. Как артист. А артистом бывший конюх не был… Кем угодно, только не артистом. Может, он сбежал сразу, как только начался пожар. Может, даже успел стащить под шумок что-нибудь – лошадиную сбрую или ту же «керхеровскую» мойку. Но видеть никого он не видел, это правда. И здесь им обоим очень повезло.

Лис вздохнул, достал из перчаточного ящика бланк повестки, быстро заполнил и отдал Кубасову.

– Возвращайтесь в ГАИ, Виталий Андреевич. Завтра придете ко мне, оформим протокол допроса.

– Я могу идти? – Кубасов с удивлением посмотрел на него.

– Да. Только не пускайтесь больше в бега. Убивать вас никто не собирается, но вы проходите по делу как свидетель. А за уклонение от дачи показаний предусмотрена уголовная ответственность. Это куда реальней, чем киношные разборки.

– Во как! – Конюх внимательно рассмотрел повестку, аккуратно сложил ее и спрятал в карман. – И сколько дают?

Лицо его расслабилось, в глазах мелькнула улыбка.

– Мало не покажется! – в тон ему ответил Лис и отщелкнул блокиратор на дверце.

Конюх открыл дверь, перекинул ноги наружу, в зной. Задумался.

– Пашка Пучков тогда скутер со двора угнал, – сказал он, оборачиваясь. – Это еще до того, как пожарные приехали… «Хонда», кажись. Я сам видел. Это нужно будет говорить?

– А сколько ему лет, Пашке? – спросил Лис.

– Пятнадцать было… То есть шестнадцать уже.

– Ну и Бог с ним! Кресту скутер больше не нужен, а пацан хоть покатается, – сказал Лис. – Будем считать, что ваш Пашка спас имущество от огня.

– Точно! – Кубасов обрадованно закивал головой.

Но выходить по-прежнему не торопился.

– Что-то еще? – спросил Лис.

После сильного нервного напряжения, когда все тревоги оказываются позади, допрашиваемые иногда скатываются в приступы «навязчивой искренности». Чаще всего в такие моменты мелют полную чепуху, не имеющую отношения к делу. Но бывает и наоборот.

Лис завел двигатель, повторил:

– Что-то вспомнили, Виталий Андреевич?

– Да, – проговорил Кубасов. – Там кто-то живой еще оставался. Человек какой-то.

– Где? – Лис насторожился.

– В доме. Пожар уже горел вовсю, а эти, которые стреляли, уехали… Я боялся близко подходить, правое крыло все в огне было. Тихо так стало. А потом он на крыльцо вышел… Постоял-постоял. Что-то швырнул на землю. И пошел в сторону города.

Лис молчал, продолжая держать руку на ключе зажигания. У него вдруг испортилось настроение. Все пошло прахом. Вот так, в искреннем порыве, Кубасов своими руками копал себе могилу… Может, не только себе.

– Как он выглядел? – спросил Лис.

– Да никак… – Кубасов поежился под его колючим взглядом. – То есть… Ну, мужик, вроде, не баба. Не высокий, не низкий, обычного роста. Вот как вы… Или я. Ну, шатался немного. Как пьяный или типа того…

– Лицо разглядели? Волосы? Возраст? Одежда?

Конюх покачал головой.

– До него метров тридцать было. Вечер, темно, а за ним правое крыло горит… Он как тень стоял: тулово, ноги, голова. Больше ничего.

– Опознать его сможете?

Кубасов закусил губу. Видно, ему очень хотелось сказать «да». Чтобы хоть как-то угодить суровому начальнику «уголовки», который ни с того ни с сего вдруг стал сверлить его злыми колючими глазами… Но нутром бывший конюх чувствовал: врать нельзя. Этому человеку – нельзя. Опасно. Может произойти что-то страшное.

– Нет. Извините… Я не смогу его опознать, – проговорил Кубасов твердо.

Лис раздумывал еще секунду, потом сказал ему:

– Выходите. Увидимся завтра.

Конюх вышел, продолжая сомневаться. Лис захлопнул за ним дверцу, нервно газанул, проехал стоянку по диагонали и, вылетев на улицу, облегченно вздохнул.

Еще раз обошлось.

* * *

«Шатался, как пьяный…»

Еще бы, думал Лис, объезжая переулками пробки на Магистральном проспекте. В тот раз он не надеялся выжить. По всем раскладам он должен был быть обезглавлен, четвертован, сожжен заживо в огромном камине Креста, в лучшем случае – получить выстрел в голову. Но он остался жив. Погибли все участники воровского судилища и их пристяжь: семнадцать обугленных трупов в здании, шесть на улице. А он, Лис, вышел из горящего дома, живой и относительно здоровый. Только голова поседела. Верно, он еле держался тогда на ногах, а как попал домой, вообще почти не помнит…

Но это был он, Лис. Коренев Филипп Михайлович. Тот самый человек на крыльце горящей Крестовской усадьбы. Кубасов никогда не узнает, как ему повезло, что он тогда хоронился в своей конюшне и не рискнул подойти ближе. Везучий он мужик. Иначе гаишники узнали бы, что находящийся в розыске Кубасов В.В. снова сбежал. Вот так взял и сбежал прямо после беседы с начальником уголовного розыска. И в этот раз окончательно. Навсегда.

Лис подъехал к зданию городского УВД, вкатил машину на пустующее парковочное место у крыльца, где белой краской была выведена цифра «4», обозначающая его место в служебной иерархии: после начальника и замов. Забежал в кафешку через дорогу, попросил кофе и бутерброд с ветчиной. Позвонил Ребенку.

– Ты как?

– Как, как! Препода уже второй час дожидаюсь! – пожаловалась она. – Обещал к трем прийти, до сих пор даже позвонить не изволил!

Лису показалось, что фоном в телефонной трубке звучит чей-то приглушенный смех.

– Эй, ты в институте? – спросил он осторожно.

– Ты чего, Фил? А где ж еще? В «Аквариуме», что ли, с ним встречаться? Он же не пьет… И, кажется, не ест даже!

Смех. Явственный. Но на этот раз смеялась сама Ребенок.

– А что за препод? – спросил он.

– Да Сурков, Сурков! Фи-ил! Я тебе вчера весь вечер толковала, что Сурков будет у меня руководителем по диплому!

Ты что, спал тогда? Ну ты даешь! Он единственный на кафедре профессор! Если я с ним не встречусь, мне хана, понимаешь? Дадут какого-нибудь молодого недоумка, будешь потом ревновать!

– А Сурков твой старый, значит? – Лис повеселел.

– Он – древни-ий! – пропела Ребенок. – Как древний римлянин!

– Хочешь, я его найду и приведу к тебе в наручниках, с руками за спиной?

Ребенок долго смеялась. Наверное, что-то было такое в этом Суркове, из-за чего поза с руками за спиной ему особенно подходила. Лис представил себе скрюченного старикана в сером костюме с дребезжащим желтым лицом, в очках с толстыми стеклами.

– Нет, Фил, спасибо! Ты ему еще сломаешь что-нибудь! Я лучше как-нибудь сама разберусь!

Допив кофе, Лис вернулся в управление. Он так и не вспомнил, что говорил накануне с Ребенком о каком-то Суркове. Ужинали дома пиццей, да. Он уснул за телевизором. А как была одета Ребенок? О чем они вообще говорили? Или молча ели и смотрели в экран? Он не помнил. Наверное, перегруженный информацией мозг автоматически удаляет всякие ненужные файлы. Это нормально? Или нет? Или у него «едет крыша»?

Нет, грех жаловаться. Все не так уж и плохо складывается, если задуматься… С Кубасовым вот устаканилось. И вообще. Если бы его просто уволили, как многих рубоповцев, или бросили на рядовую работу, было бы гораздо хуже… А сейчас он лично руководит раскрытием «крестобойни», имеет «право первой ночи» в допросе свидетелей, держит в руках все нити расследования и… Главное, что есть возможность завуалировать собственное участие в этом деле. Возможности эти не безграничны, тем более, что параллельно «крестобойней» занимается УФСБ, но все-таки! Он первым опросил всех свидетелей, включая прислугу Креста, его соседей и случайных прохожих. Пока что, к счастью, эти показания не противоречили его, Лиса, версии…

Он поднялся в свой кабинет, прослушал сообщения на автоответчике. Ничего срочного.

Вдруг почувствовал неприятный гнилостный запах. Слабый, но довольно отчетливый, даже принюхиваться не надо. Лис заглянул в мусорное ведро – чисто. Посмотрел в ящиках стола – может, забыл там пакет с бутербродами? Никаких пакетов, ничего. Лис озадаченно усмехнулся. Вот тебе задачка, гражданин начальник, школьный уровень. Решай!

Он обошел кабинет, морща тонкий хрящеватый нос. В самом деле, черт-те что. Мышь сдохла за плинтусом, обожравшись особо секретных документов?

Лис провел рукой по бритой голове, открыл окно, впуская жаркий воздух. Оперся руками о подоконник, посмотрел на улицу.

Все нормально, сказал он себе. Все просто отлично. Если бы дело о «крестобойне» вел кто-то другой, ситуация могла сложиться совсем иначе. Даже думать об этом не хочется… Возможно, он уже сидел бы в следственном изоляторе ФСБ и отвечал на вопросы о своей связи с бандой «Колдуна». Отвечать пришлось бы, никуда не денешься. Что бы он мог ответить? Лис не знал.

Да, это он устроил «крестобойню». Стравил две банды, получив в результате двадцать три трупа – такого побоища в Тиходонске не бывало со времен Великой Отечественной. Но он защищался. Ему ничего не оставалось делать. Крест припер его к стене, сделав страшную предъяву: руководство бандой «Колдуна», которая сковырнула воровской общак. Хуже не придумаешь. У Креста не было фактов, хотя он на все сто был уверен, что дело обстоит именно так, а не иначе… Что ж, а потом он получил и факты. Доказательства. В виде тех самых «колдунов», которые свалились как снег на голову и прикончили всех, кто присутствовал на судилище. Всех, кроме одного…

Стало жарко. Лис закрыл окно, принюхался. Позвонил по селекторной заму:

– Нестеренко, ты у нас ответственный по санобстановке в помещении?.. Как что?! Ты у меня в кабинете давно был? Так зайди и понюхай! Воняет, как в обезьяннике! Здесь кто-то вообще убирает хоть иногда?.. А?.. Вот ты ее и спроси, твою Марь Михайловну, пока я тебя самого не заставил прибираться!

Он снова обошел кабинет, открыл сейф, постоял перед ним. Из сейфа точно не воняло. Лис перебрал папки, достал розыскное дело Ивана Старова по кличке Север.