Текст книги "Saratov Revival"

Глава шестая

Около девяти часов утра мирно дремавший на посту у кинотеатра «Победа» сержант полиции Свинцов был разбужен резким лязгом канализационного люка, крышка которого, взметнувшись в воздух примерно на метр, с грохотом отлетела, едва не покалечив бродячую собаку. Однако подобные аномалии для нашего славного города не редкость: Свинцова поразило то, что случилось сразу же после этого.

Из канализации, смердя нечистотами и отбиваясь от тварей подземного происхождения, выполз потрёпанный старик в увешанном медалями мундире генералиссимуса. На плече у старика висел легендарный «фендер», а сам он напевал что-то вроде «love me tender…».

Внезапно старик ловко подтянулся на руках, поставил правую ногу на твёрдую почву, а затем, сбросив с левой ноги догрызавшую лампас крысу, присел на корточки. Ещё через мгновение старик выпрямился, телекинезом притянул к себе отброшенную крышку, педантично закрыл люк, «умыл руки» и направился в сторону сержанта полиции, всё ещё не до конца верившего в реальность происходящего.

Ситуация категорически выходила из-под контроля, так что Свинцов приготовил табельное. Правда, в отличие от американских копов, стрелять сразу на поражение сержант полиции не решился.

– Стой! Стрелять буду! Ты кто такой?

– Эээй, товарищ! Ты што, в школэ нэ учился? Музыкой нэ увлекаешься? Пум-пидум-пау! Нэ видишь, кто я такой, да?

Студентка художественного училища, с которой общался Сергей, неплохо подтянула его в области истории музыки, поэтому он безошибочно угадал исполняемый гражданином танец Элвиса. Знания же, полученные на уроках истории ещё в школе, позволили Свинцову сделать вывод, что перед ним находится сам Иосиф Виссарионович Сталин. Однако связать двух этих людей воедино, ну совершенно не получалось. На всякий случай Сергей решил выслужиться.

– Здравь! Желаю! Товарьщ! Сталин!

И немедленно отдал честь.

– Маладэц! Дэлаешь успехи, сынок. Нэ хочэшь ли стать наркомом внутрэнних дэл? У вас тут нынчэ, я слышал, адна, как иё, карупцыя, да? Расстрэлять! Мнэ нужны лояльныэ люди! Ты, кстати, Лаврэнтия Палыча нэ видэл? Нам с ним нужно кое-что абсудить! Ооооу, лав ми тэндеееер.

Сергей был под присягой и просто так согласиться на участие в вооружённом перевороте, пусть даже локальном, и пусть даже инициированном самим товарищем Сталиным, он не мог. Ни дать, ни взять: коллизия.

– Я… Но, товарищ Сталин…

Иосифу Виссарионовичу всегда нравилось вгонять людей в краску.

– Хэ-хээ, шютка, сэржант! Мал ты ищо для виликих дэл. Поставим тэбя в управлэние НКВД Саратовской областэ. Тэбя как зват?

– Сергей.

– Запомны эту встрэчу, Сэрго! Она станэт для тэбя судьбоносной. Вуппи-ду! Паслэдний вапрос. Кагда я в прошлий раз бил в Саратовэ, тут гремела Рэволюцыя, но знаю, што у вас эсть памитник Кирову. Гдэ он?

Свинцов никогда не увлекался краеведением, а все эти железобетонные горгульи никогда не вызывали в нём ни трепета, ни должного уважения. Однако на вопрос товарища Сталина нужно было отвечать, поэтому, совершив титанические умственные упражнения, сержант вспомнил, что Киров стоит в Раховском скверике, а это, вроде как, отсюда недалеко.

– Строго по диагонали от того места, где мы сейчас стоим. Примерно 700 метров ходьбы.

– Выражайу благадарнасть, товарищ Свинцов! Родына вас нэ забудэт!

Подмигнув на прощанье, Элвис Виссарионович взял невообразимый аккорд на «фендере», после чего вприпрыжку отправился к памятнику Кирову в Раховском скверике.

Появление столь колоритного персонажа в центре Саратова средь бела дня вызвало немалое удивление прохожих, тем более, что Сталин, нисколько не таясь, делал девушкам замечания относительно их внешнего вида, материл (на чём свет стоит!) капиталистов и отчитывал водителей маршруток за несоблюдение графика пассажироперевозок в час пик.

Элвису же только и оставалось, что затыкать уши от доносившегося из жестяных четырёхколёсных вёдер соцветия русской попсы. На пересечении улиц Рахова и Большой Казачьей Элвис Сталин зашёл в небольшой магазин, купил себе армянского коньяка и немедленно его выпил. После распития, смешавшись с толпой бомжей и опустившихся научных сотрудников, твёрдым чеканным шагом Вождь Мирового Рок-н-Ролла подошёл к нужному монументу.

Долгожданная встреча с товарищем по революционной борьбе настроила Сталина на ностальгический лад. Он долго не мог заговорить с ним, постоянно оглядываясь по сторонам и наблюдая за тем, как пробка на улице Московской уравнивает в правах дорогие тонированные иномарки, стальных коней отечественного производства и старенькие немецкие автобусы. Собравшись с мыслями, Сталин обратился к каменному изваянию своего лучшего партийного друга (которого ему так не хотелось ликвидировать в 1934-м).

– Здравствуй, Сэрёжа. Давно ми с тобой нэ видэлись…

Не в силах сдержать слёз, Сталин отвернулся от памятника и, сутулясь, побрёл прочь. То ли вину за собой чувствовал этот всесильный некогда Вождь, то ли просто расплакался от переизбытка чувств. Так или иначе, даже вечно весёлый Элвис, кажется, приуныл и был готов предложить Иосифу Виссарионовичу немного допинга, дабы тот перестал символизировать собой вечную скорбь.

Сталин обернулся лишь после того, как услышал громоподобное «бу-бууух» у себя за спиной. Спрыгнув с постамента и отряхнувшись от пыли, халкоподобный Киров тяжёлыми шагами принялся догонять своего друга. Догнав и легонько положив массивную руку на дряхлое плечо Иосифа Виссарионовича, он, сверкнув своей великолепной красноармейской улыбкой, поприветствовал вождя революции в одной отдельно взятой стране:

– Здравствуй, Коба! Что бы ни было в прошлом, рад тебя видеть. Не переживай. Я тебе всё давно простил. Какими судьбами?

– Ты нэ повэришь, Сэргей, до чэго тэхника дошла. Кюда ужь там нам со сваей ин-дус-трэ-а-лэ-за-цэ-ей и га-эл-рё! Буржуйское всио, правда, но ничэго: пэрвый наш танк тожи бил францусской сборки!

И Элвис Виссарионович вкратце, на уровне своего собственного понимания техники, застрявшего где-то между тракторами типа «Сталинец» и массивными ЭВМ с перфокартами, объяснил товарищу Кирову природу материализации своей 3D-модели, спроектированной командором Андерсом в сумрачных недрах Муравейника.

– Чудеса, друг. И, нисколько не объясняет то, почему вдруг ожил я.

– Да, а чего тут думать-то! Эй, вожди, вы когда-нибудь о силе коллективного бессознательного задумывались?

Беседу двух старых друзей прервал Владлен Трудомирович Кайзерслаутерн. Это был человек удивительной судьбы: в «восьмидесятые» – преподаватель кафедры научного атеизма из семьи, которая чудом пережила депортацию поволжских немцев. В «девяностые» – торговец редькой на Сенном. В «нулевые» – учитель обществознания, подрабатывающий на четверть ставки в школе. Ныне же Кайзерслаутерн был седовласым пенсионером, поклонником чёрной магии и последним подписчиком газеты «Коммунист» в Саратове.

– Нэт, нэ слишал.

– Говори, коротышка.

Представившись, Кайзерслаутерн начал проповедь.

– Когда развалился Великий и Могучий Советский Союз, русские и все прилегающие к нему народы долго и мучительно пытались найти новую цель в жизни. Казалось бы, ещё вчера мы все вместе, кто-то сознательно, кто-то не очень, строили светлое коммунистическое будущее, ругая на кухнях серое социалистическое настоящее. Выписывали «Правду», боялись рассказывать друг другу политические анекдоты и ездили в Москву за колбасой. Да, времена были тяжёлые, но у нашего народа была хоть какая-то уверенность в завтрашнем дне, которую предоставлял им политический строй. «Ты живёшь бедно, но в этом нет ничего дурного, ведь вокруг тебя бедняками являются все, и ты ничем не хуже других»: этими мыслями успокаивали себя перед сном целые поколения советских людей. К тому же были достигнуты небывалые победы в спорте, совершены великие научные открытия, созданы нетленные произведения искусства. В общем, нам, старикам, есть, что вспомнить. В «девяностые», в условиях идеологического вакуума, уверенность куда-то ушла. Кто-то приспособился к капиталистическому обществу и зажил припеваючи, кто-то продолжил по инерции жить в СССР, требуя невозможного от отстранившегося государства. Как бы то ни было, большая часть людей требовала возвращения сильной власти, поскольку хаос хорош лишь тогда, когда ты смотришь на него издалека, а не когда он напрямую влияет на количество денежных средств у тебя в кошельке. В «нулевые» многим показалось, что этот общественный запрос был выполнен, но в результате всё вновь стало не так однозначно. Народ же у нас в будущее смотреть категорически не хочет и всегда смотрит в прошлое. В своё светлое прошлое. А светлое прошлое как раз-таки и ассоциируется у многих с достижениями советской эпохи.

– Кайзерслаутерн, я паставлю тэбя рюководыть наркоматом просвэщэния, хоть ты и стар!

– Великие вещи творит порой человеческий разум!

– Я, конечно, ни на что не намекаю, но в центре Саратова по-прежнему стоит памятник Ленину. Тот, у Победы, не подойдёт: Владимир Ильич там слишком скромный и человечный. У вокзала же гостей города по-прежнему встречает изваяние Феликса Эдмундовича. Может…

– Нэ слова больше, таварищ Кайзэрслаутэрн! Ми далжны как можна скарэе асущиствить бэссознатэльную волю трюдового народа! К Лэнину пайдём, когда сабэрём всэх астальных, а сэйчас – брать вакзал! И вазвращать к жызни Жэлэзного Фэликса! Пусть всэм станет жить лучшэ и вэселее!

– Нельзя терять ни минуты, Иосиф Виссарионович. Товарищи, предлагаю вам забраться на мои массивные каменные плечи и добраться до вокзала верхом, после чего нашей первоочередной задачей будет установление контроля над телеграфом и почтой. Как вам такое предложение?

– Адабряю, Сэргей Миронович! Элвис, харош уже спать там, исполне нам что-небудь йюже! С музыкай в дарроге тоже вэселее!

– Oh, yeah! Let’s rock’n’roll!

Под аккомпанемент какого-то марша советских танкистов в рок-н-ролльной обработке и общего изумления уже успевшей побросать чепчики в небо публики, друзья-товарищи отправились навстречу приключениям.

Глава седьмая

– Командор, вы это слышали?

– Тихо, Свигум. Мы сейчас должны тихонько пробраться в логово Хлопцев, а если ты будешь разговаривать на чистом русском литературном языке, тебя довольно быстро вычислят. Тем более акустика у нас в тоннелях такая, что мама не горюй. В общем, цыц.

Предыдущей ночью Андерсу не стоило изнурять себя размышлениями: теперь он был злым и раздражительным.

– Но там же на поверхности что-то бабахнуло! А из запасного тоннеля то и дело доносятся какие-то возгласы и крики!

– Свигум, я не глухонемой. Я всё прекрасно слышу. Не психуй. Соблюдай легенду и веди себя тихо, будь подобен мыши. Моня, ты у нас главный счетовод. Огласи расчётное время прибытия в стан неприятеля!

Моня, в отличие от командора, выспался и пребывал в замечательном расположении духа, о чём-то беседовал с Эрхардом и время от времени пугал тоннельных крыс оглушительным смехом.

– Около получаса, командор. Ха, а представляешь, Эрхард…

– Хватит уже ржать! Я приказываю тебе, Моня, остановись! Ты нас всех под монастырь подведёшь, и мы никогда не добудем флешку с Кластером Очистки!

– Командор, я лишь пытаюсь мимикрировать под среду, к представителям которой мы приближаемся семимильными шагами. Слишком «интеллигентные» из нас падут первыми.

Андерсу оставалось лишь махнуть рукой.

«Поисковики» обещали отрубить свет в жилом отсеке Хлопцев, и им удалось это сделать. Осторожно подсветив себе путь фонариком, Адепты, впрочем, выяснили, что особой нужды в этом не было: к моменту их прибытия дверь в помещение была открыта, а успевшие хорошенько отпраздновать смену власти Хлопцы вповалку лежали друг на друге, окружённые облаками смрада и перегара. Кто-то из них беспомощно дрыгал ногой, но, конечно, этих усилий было недостаточно для того, чтобы отбить «атаку Адептов»: ни о каком боестолкновении с применением страйкбольного оружия, гаечных ключей и «розочек» от стеклянных бутылок более не могло быть и речи. Адепты одержали чистую «техническую» победу.

– Апофеоз войны, – констатировал Моня и в знак уважения перед бойцами алкогольного фронта снял с себя бандану.

– Что там Бисмарк говорил о русском пьянстве? – риторически спросил Андерс.

– На самом деле, ничего он не говорил: просто выдуманные и приписываемые ему цитаты делят первое место пьедестала фейкового почёта с историями про Альберта Эйнштейна, – справедливо заметил Свигум.

– Даже если бы этих цитат не было, их стоило бы выдумать. Что, собственно, и сделали, – перефразировал классика Эрхард.

– Эээ, вы чо, на…, – откуда-то из-за угла раздался было голос раненого бойца, но Эрхард быстро утихомирил его гаечным ключом.

Адепты единодушно сошлись во мнении, что столь лёгкая победа над противником – это настоящее торжество справедливости.

– Свигум, пожалуй, это будешь ты, обыщи-ка помещение с металлоискателем, который наши друзья-«поисковики» любезно усовершенствовали таким образом, чтобы он реагировал только на флэш-накопители. Всё, что найдёшь – тащи сюда. А мы с коллегами пока посмотрим, не осталось ли после вчерашнего у Хлопцев каких-нибудь трофеев, которыми стоило бы отблагодарить Рабиндраната и его команду, – скомандовал Андерс.

– Есть, командор!

И Свигум устремился выполнять задание.

Сигнал металлоискателя вёл в соседнее помещение, которое находилось за закрытой на шпингалет дверью. Дверь гордо встречала гостей плакатом с изображением сурового советского мужика с гаечным ключом. Мужик грозно, хотя, возможно и не так, как это выглядело бы лет тридцать назад, посмотрел Свигуму прямо в душу и сказал: «Не балуй», на что вчерашний нуб, а ныне – младший адепт славного Ордена, лишь снисходительно хмыкнул.

Войдя в проходную комнату, Свигум увидел наскоро сооружённый из фанеры с применением примитивной фантазии дорожный знак, желавший отправить вопрошавшего в одном из трёх направлений:

«пряма пайдёшь – Силивана нойдёшь. огрибёшь»

«налева пайдёшь – там комнота рилаксации. тожи огрибёшь»

«направа пайдёшь – зопосной тонель увидешь. крысэ, гадэ. иток ачывиден»

Безрадостная перспектива. Просто тлен. Однако делать нечего, а отступать – некуда: тем более, что выданная Свигуму «железяка», будучи направленной в направлении коморки Селивана, радостно запищала.

Свигум начал свой путь с того, что наступил на невесть откуда взявшегося в логове гоблинов плюшевого мишку. Затем на его пути попался резиновый мячик, однако пнуть его не получилось: вместо этого, ударив по сфере, Свигум взвыл от боли. Плотность мячика явно не соответствовала первоначальным ожиданиям. Наконец у самой двери «Селивана Грозного» Свигум споткнулся об игрушечную машинку, и лишь верный металлоискатель, воткнувшийся в мягкую тоннельную землю штырём, помог ему удержать равновесие и не упасть лицом в грязь.

«Хорошо хоть, что растяжки не поставили. И капкан на медведя», -философски заключил Свигум. Самое интересное, впрочем, было ещё впереди.

Отворив дверь, Свигум оказался в тёмной комнате со слабым неоновым освящением. Бирюзовые обои, даже будучи наспех поклеенными каким-то хлопцем-гастарбайтером, были восхитительно красивы. Они представляли собой настоящие полотнища с диковинным орнаментом то ли в виде вымерших ещё задолго до появления человека птиц, то ли с геометрическими, словно сошедшими с эскизов Родченко, фигурами. Увы, разглядеть их получше не было никакой возможности. Время от времени из левого угла комнаты тихо доносилась песня Maybe Someday группы Cure, а из правого – крик ворона и клёкот сверчка.

«Чёрт бы побрал это современное искусство. И тут оно меня настигло!» – не без пренебрежения отметил Свигум. Металлоискатель же моментально среагировал на свисавшую с потолка куклу и стал отбивать морзянку на всех известных его примитивному разуму языках. Неужели коварный Селиван спрятал флешку в драной кукле? К ней же по закону жанра не то, что близко, а и на километр подходить нельзя?!

Славный витязь сделал шаг навстречу приключениям, вновь оказавшись на распутье. И только Свигум начал было размышлять о том, что же делать дальше, как кто-то легонько дотронулся до его левого плеча. Машинально повернув голову, Свигум никого не обнаружил. Ещё мгновение – и Свигум почувствовал точно такой же едва ощутимый, но гадостно неприятный удар в правое плечо. Закричав, развернувшись на сто восемьдесят градусов и выцарапав металлоискателем на обоях кривую линию, Свигум решился бежать, но было уже поздно: дверь в помещение, разумеется, захлопнулась.

– Не бойся, дурашка. Подойди поближе.

Мягкий девичий голос манил в тёмный уголок. Кукла же сверкнула красными глазами, и на противоположной стене появилось изображение в виде диафильма.

– Кто здесь?! Что тебе от меня нужно?! Отпусти меня! – завопил Свигум

– Кто – здесь. Тебе нужно – меня. Меня – отпусти. Зла – не причиню. Желаешь ли зла мне – ты? – ответил голосок.

– Я не желаю тебе зла! Мне нужен Селиван! Где он?!

– Не желаю тебе зла – я. Селиван нужен – мне. Но, где он – я не знаю…

– Ты не можешь этого не знать! Ты меня обманываешь!

– Обмана – нет. Судьба Селивана – неизвестна. Посмотрим шоу вместе? Вдруг, он там?

– Какое шоу?!

– Шоу – «Враг народа». Популярность – бьёт рекорды.

– Что?!

Свигум не то, чтобы очень часто смотрел телевизор, предпочитая просиживать молодость в интернете. Однако даже ему название шоу показалось чересчур постмодернистским, а поскольку за последние несколько дней он капитально начал терять чувство реальности, ему не оставалось ничего другого, кроме как переспросить и, в случае чего, списать всё на недостаточный уровень восприятия иронии.

– Смотри. Смотри внимательно. Смотри внимательно очень.

Голосок стих. Кукла залилась дьявольским смехом, и спроецированный ею экран занял всё пространство комнаты.

Люди вокруг хлопали в ладоши и улюлюкали, грызли семечки и бросали друг в друга пластиковыми бутылками из-под пива, не обращая ни малейшего внимания на внезапно материализовавшегося Свигума. Гигантская чёрная кошка, уютно устроившись у подножья сцены, чинно грызла мышь, а дворовые собаки, бегая вокруг неё, дрались за брошенную с трибуны кость. Ведущий программы застёгивал петлицы на форме офицера НКВД, а его помощники до блеска начищали трофейный «маузер». Студия озарялась то красным, то жёлтым, то оранжевым светом, не оставляя глазам ни малейшей возможности отдохнуть от этой эклектичной кантаты.

Фонетическая вакханалия из ремиксов песен военных лет и ускоренных втрое хитов советской эстрады сводила Свигума с ума. Всё происходящее вокруг казалось ему страшным сном, однако, даже больно ущипнув себя за ухо, Свигум понял, что проснуться ему не удастся. Всё это было наяву.

Хаос прекратился лишь в тот момент, когда ведущий вышел на сцену и трижды выстрелив в воздух из маузера, зычно произнёс:

– Приветствую вас на ежедневном, а в перспективе – ежечасном, шоу «Враг народа», о строители нового и археологи старого мира! Сегодня мы представим вам на суд троих упырей, всю свою жизнь пивших кровь из трудового народа! Вы готовы запустить антивирус, который огнём и мечом уничтожит все вредоносные программы с компьютера гражданского общества? Соорудить гигантскую мясорубку, которая превратит всех гнусов в фарш? Сможете ли вы стать безжалостными лопастями газонокосилки, уничтожив все сорняки, которые не дают раскрыться цвету нашей нации?

Аудитория одобрительно загудела. Кому же не хочется стать лопастью газонокосилки?

– Итак, первый упырь и претендент на звание «Врага Народа»! Игнат Любомирович Велесов. 44 года. Уроженец города Саратова. Обвиняется в служении языческим богам, ритуальном жертвоприношении Перуну и участии в митинге против строительства церкви Святителя Валериана Ртищевского в Раховском скверике!

Трое в зелёных рубашках вывели Велесова, полусогнутого и в наручниках, на сцену. Толпа встретила появление Велесова недовольным гулом, местами переходившим в выкрики «позор!», «смерть!», «дьявол!» и «нечисть!».

– Товарищ Комиссар, я не сделал никому ничего плохого. И Перуну я служил не из корысти, а из убеждений, кровавых жертвоприношений не совершал, в никого ни во что не обращал…

– Велесов, тебе здесь НИКТО не верит!

Толпа удовлетворённо зааплодировала апеллировавшему к её чувствам Комиссару. Нет, Велесову действительно никто не верил.

– Ты, Велесов, враг! Еретик! Террорист и безбожник!

– Товарищ Комиссар, я всю свою жизнь проработал на шарикоподшипниковом заводе, каюсь, вёл духовные поиски и набрёл на религию предков. Больше даже, знаете, из исторического интереса…

– Врёшь!

Толпа единодушно повторила за Комиссаром обвинительное слово.

– Не вру. Да, как вам ещё доказать-то? У меня семья, двое детей, я бы никогда в жизни не поду…

– Не прикрывайся детьми, упырь!

Толпа единодушно повторила за Комиссаром ещё четыре обвинительных слова, сделав особый акцент на детях.

Свигум наблюдал за публичной обструкцией. Он был не в силах произнести ни слова. В чём был виноват этот простой рабочий шарикоподшипникового завода средних лет? Допустим, ударился он в язычество – и что? Кому какая разница, в кого ты веришь, если твоя религия не мешает существовать остальным? Свигум однозначно симпатизировал Велесову, хотя и не раз до той поры посмеивался над такими людьми: в самом деле, Игнат Любомирович не заслуживал подобного обращения.

– Они у меня хорошие. Два сына. Оба – студенты СГУ: учатся на философском и…

– Ни слова больше, Велесов! НАМ. ВСЁ. С. ТОБОЙ. ЯСНО. Не так ли, друзья?

«Даааа, яяяясно!», «нет пощады врагу народа!», «жми на курок, товарищ Комиссар!». Толпа была в экстазе от самого факта осознания того, что Комиссар решил осведомиться о её мнении.

– Нет. Пожалуйста. Не надо…

– Знаешь, Велесов, ты однозначно ВРАГ НАРОДА! Но смерти ты не заслуживаешь. Вместо этого ты будешь направлен на перевоспитание в специальный санаторий сроком на пятнадцать лет без права покидать его территорию. Твои дети будут чипированы, отстранены от занятий и сосланы на принудительное обучение в особую школу сроком на четыре года. Твоей жене будет найден муж среди добропорядочных граждан Саратова. УВЕСТИ ВРАГА!

Свигуму было физически больно наблюдать за этой картиной. Почему Свигум раньше не замечал ничего подобного? Не потому ли, что жил в капсуле виртуального пространства и выбирался в окружающий мир только на работу (да и то с полугодичными перерывами) и за едой? И не по той же «капсульной» причине современные люди стали настолько индифферентны ко всякого рода реальным переживаниям, допустив появление подобных шоу?

– Итак, второй упырь и претендент на звание «Врага Народа»!..

– ХВАТИТ! ОСТАНОВИТЕСЬ! НЕТ! ТАК НЕЛЬЗЯ!

Свигум вопил изо всех сил. Он упал на пол, отбросил металлоискатель и забился в конвульсиях, разрывая одежду. Он колотил себя руками, царапал запястья и рвал волосы на голове. Когда к нему вернулся инстинкт самосохранения, Свигум взвыл от боли, попытался встать, но тело совершенно перестало его слушаться. Отчаяние рвалось наружу через гримасу ужаса, а губы, уже заметно тише, чем несколько мгновений назад, продолжали произносить:

«хватит… остановитесь… нет… так нельзя…»

Свигум очнулся. Не было куклы. Не было посторонних звуков. В комнате горел ровный свет обычной электрической люстры.

– Я смотрю, шоу тебе понравилось, Свигум.

Над Свигумом, приоткрывая прелести и утешая незадачливого зрителя восхитительным запахом духов, склонилась прекрасная дама. Она смотрела на него и улыбалась.

«Красота, если и не спасёт мир, то, по крайней мере, облегчит существование в трудную минуту», – подумал Свигум, к которому, видимо, под воздействием гормонов, начало возвращаться сознание.

– М-Маша. Это ты?

Школьная возлюбленная хлопала глазами и гладила Свигума по голове. Идиллия, конечно.

– Я. Вот уж никогда бы не подумала, что мы с тобой встретимся при таких обстоятельствах. И всё-таки, Слава: что ты скажешь о шоу?

– Аналогично. Меньше всего на свете я сейчас ожидал увидеть тебя. Так, так нельзя, Маш! Это шоу ужасно. Эти люди ужасны. Этот комиссар ужасен. Всё очень плохо.

Металлоискатель тем временем начал отбивать морзянку, и Свигум прикинул, что Маша может знать, где сейчас находится Селиван.

– Маша, а где Сели…

Однако школьная возлюбленная не позволила Свигуму договорить.

– Знаешь, я с тобой согласна, но, кажется, точка невозврата уже пройдена, а потому исправить что-либо невозможно. К тому же людям это нравится, они готовы за это платить. Остаётся лишь принять факт существования шоу «Враг народа» как данность.

– Мы должны бороться! Мы должны разбить свои виртуальные капсулы и выйти на улицу, чтобы они поняли: нас МНОГО! В жизни не поверю, что это нравится всем. И всё-таки, не знаешь, где Сели…

– Мне пора!

– …ван? Маша! Погоди! Куда же ты?

– Надеюсь, ещё увидимся. Слава Партизанскому движению! Уррааа! – и Маша, нежно поцеловав Свигум в щёку, с низкого старта унеслась ланью прочь. Ей хватило всего несколько секунд, чтобы скрыться в тоннелях. К тому же у потрясённого увиденным Свигума не было никаких сил, чтобы подняться и побежать за ней вслед. Свигум вновь остался в гордом одиночестве. На то, чтобы вновь встать на ноги, у него ушло не меньше десяти минут.

Стоит ли говорить, что со стремительным исчезновением Маши металлоискатель перестал истошно пищать? Стало быть, обманула его Маша. А он – поверил, уши развесил, на грудь девичью засмотрелся. Классика жанра.

Свигум не мог даже и догадываться о том, что Маше тоже нужен был Селиван, к которому у «вольных партизан» скопилось немало претензий из-за пленения сторонников фракции и насильного обращения их в рабство путём зачисления в ряды Диких Хлопцев.

Вернувшись, Свигум застал Адептов за распитием трофейного портвейна.

– Ну что, Свигум? Отыскал Селивана? Или, возможно, даже нашёл утраченный «кластер очистки»? Как-то ты потрёпано выглядишь! Тебя что, крысы там грызли? – с усмешкой в голосе спросил его Моня.

– Нет. Я, скорее, пал жертвой нереализованных фантазий и первобытных инстинктов.

– Добро пожаловать в клуб, Свигум. Присоединяйся, – Андерс был явно не настроен на ругань и вместо наказания за невыполненное задание предложил Свигуму выпить три «штрафных» стакана.

– Ливерпульская четвёрка снова в сборе. Хотя, знаете, Rammstein мне всё же больше по душе! Ну, будем ишь бин эр райтер! Ду бис да шлёс, – предложил нехитрый тост с рандомной комбинацией иностранных слов Эрхард и боевые товарищи продолжили симпозиум.

К величайшему разочарованию для Адептов звон стаканов и уютные посиделки продолжались недолго.

– А, ну-ка, хэнде хох, твари! Какого лешего вы тут забыли?

Это был Хакер. Единственный трезвенник среди груды пьяных тел. Единственный, кто знал, где находится Селиван. И единственный, у которого был настоящий болтомёт. Хакер держал под прицелом командора Андерса.

– Мы, это, ну… – Моня попытался было вступиться за сидевшего в полном оцепенении отца-командира, но степень алкогольного опьянения не позволила ему в критической ситуации вымолвить ни слова.

Хакер, меж тем, был настроен решительно. Отведя болтомёт немного в сторону, он нажал на курок и бутылка портвейна, стоявшая неподалёку от Эрхарда, разлетелась на множество осколков, один из которых впился в ногу незадачливому любителю тяжёлой немецкой музыки, а другой – порвал брюки спавшему девятикласснику Хлопцу, впервые выпившему на выпускном вечере. Эрхард взвыл от боли, Хлопец почесался и перевернулся на правый бок. Какая сила воли.

– Следующий выстрел будет в туловище. Повторяю, алконавты! Вы что тут забыли?

– Мы… Мы… Заблу-заблудились мы – слово взял Свигум, но Хакера такой ответ не устроил, и он наставил болтомёт уже на него.

– Врёшь, вражина. Может, стрельнуть в тебя разок? Для профилактики.

– Нет! Не убивай! – взмолился Свигум.

– Спокойно. Мы сдаёмся, – сказал Андерс и поднял руки вверх. То же самое вскоре сделали Моня, Эрхард и Свигум.

– Встали из-за стола, руки за голову и друг за другом, медленно и степенно, проследовали туда, куда я скажу. Отныне вы – пленники Диких Хлопцев. Металлоискатель и гаечные ключи – сдать. А там решим, что с вами делать.

И Хакер увёл Адептов в ту самую комнату со слабым неоновым освещением и наспех поклеенными бирюзовыми обоями.

На поверхности, тем временем, творилось что-то страшное: постоянно что-то громыхало и падало, раздавались крики и выстрелы. Саратов захлёстывала анархия.

Нет ничего удивительного в том, что в условиях тотального хаоса незадачливые Адепты недолго оставались пленниками Хлопцев. Примерно через полтора часа с начала их заточения массивный удар буквально свалившегося с небес грузовика, кабиной застрявшего в образовавшейся воронке, проломил потолок в комнате, не на шутку напугав уже протрезвевшего на тот момент Андерса и ментально обдав ледяной водой всё ещё пьяных в стельку Моню и Эрхарда. Свигум же просто стоял, раскрыв рот, не в силах произнести ни одной членораздельной фразы.

– Рота, подъём! Пошевеливайтесь! Это наш шанс обрести свободу! – скомандовал Андерс, ловко запрыгнул на капот грузовика, помог забраться на него сначала Свигуму, а затем – Моне и Эрхарду, после чего Адепты воспользовались дырой в задней стенке кабины.

Адепты оказались на Театральной площади и поняли, что выбраться на поверхность им помог дымящийся остов грузовика, детали и механизмы которого разлетелись по округе.

Однако самое интересное было ещё впереди.