Текст книги "Земли семи имён"

– Как так? – обомлел балаганщик. – Всех берёт, а её – не берёт?

– Нездешняя она. Как в кокон спрятана. Не идёт на неё ни пыль, ни след, ни слово. Вот и мне не далась в руки…

– Так неужели, если бы госпожа пожелала по-настоящему кристалл купить, не купила бы?

– Подозреваю, именно так.

«Ведьма ведьмовская, – пронеслось в голове у Ши. – Скорее бы спровадить!»

– Хватит дрожать, и сама ухожу. И вон из Грозогорья со своими побрякушками – чёрные зеркала, алые скатерти! Не шутки это. Время в кольцо завернуть и юнец по глупости сумеет. А ты попробуй потом распутать, распрясти…

На этих словах у Ши зашумело в голове, и очнулся он лишь под утро в том самом витражном переулке, куда накануне занесло Хедвику. Такова уж была милосердная магия столицы: выносить заплутавших, перепивших, потерявшихся и проигравших не в чащобу и не в тёмные скверы, а в старый переулочек, к которому стекались шумные городские тракты.

На этом с Дядюшкой Ши распрощаемся – до поры до времени.

5. Мастера и мудрецы

– Вор, менестрель, дворянин – и по уши погряз в долгах. – Пожилой мастер осторожно опустил свёрток с кристаллом на матрас и подмигнул своему отражению в бутылочно-зелёном оконном стекле. – Ну, где ты? Знал же, что по пятам идёшь.

Скрипнул ставень, и лютник с улыбкой перемахнул через подоконник. За его спиной занимался сырой и бледный осенний грозогорский рассвет, словно всё золото первой осени в одну ночь смыло, и унеслись вслед за ярмаркой огненные бабочки, рыжие брызги.

– Почему это в долгах? – спросил жданый гость, втягивая в комнату футляр с лютней и захлопывая створки. Те беззвучно сошлись; мелькнув шустрой змейкой, встала на место искра защитной ворожбы.

– Кому как, а мне за этот кристальчик ты должен порядочно.

– Ах да… Сколько?

– Ну… сотня серебряных сверху тех двух, что я заплатил Ши.

– Сотня? Пожалуйста, если согласишься взять голубыми шарами. Сколько? – повторил лютник.

Мастер прищурился, оценивающе глядя на кристалл:

– Хорош. Хорош! Чистый, крепкий. Поди, из Каменного Храма?

– Ну как сказать… Так сколько шаров?

– Пять. Но ярких. Мне не нужны склизкие ошмётки, что Ивар принёс в прошлый раз. С таких одна жижа, ни крупицы пыли не вытянешь.

– Будут к концу недели.

– Вот и хорошо. Не задерживаю тебя больше, мой скользкий скальд.

– Не торопи реки, почтенный мастер. Проверь, не продешевил ли ты с платой.

Лютник с неизменной улыбкой запахнул плащ и, едва касаясь, очертил пальцем грань кристалла. Старик непреклонно ответил:

– Проверю, непременно. Но без тебя, без тебя. Ручками, инструментом, в мастерской и проверю.

– Вот только ручками не надо, почтенный.

– Это ещё почему? Ты мастера не учи…

– А ты, мастер, помолчи. Погляди лучше.

Кристалл тем временем взбрыкнул, вспыхнул и завалился набок. По рёбрам-лезвиям побежал синий шнурок огня, и не успел никто моргнуть, как он от корней добрался к вершине.

– Конечно, ведьма, – кивнул лютник, оттаскивая оторопевшего мастера подальше. – Так и знал. Разве обычные люди сбрасывают иллюзию? С обычных она сама спадает!

Кристалл задрожал и потонул в тёмном дыме.

– Да ещё и злыдня, судя по всему, – констатировал лютник. – Дым-то какой чёрный…

– Злыдня не злыдня, – сердито и глухо произнесла Хедвика из глубины тёмного облака, отряхиваясь и с облегчением ощущая себя в привычном теле, – а вот ты самый настоящий хам, это без всякого дыма ясно.

Когда клубы окончательно рассеялись, от кристалла не осталось ни чешуйки, ни голубой пылинки. Вместо этого на матрасе, обхватив руками колени, сидела диковатая, лохматая и очень сердитая девушка.

– Это что? – только и спросил ремесленник.

– Знакомься, мастер Грегор. Это виноградная леди.

Пока Хедвика, расправляя платье, стряхивала пыль и растирала затёкшие плечи, лютник взял ошалевшего каменщика под локоть и негромко сказал:

– Приглядывай за этой девочкой.

– Откуда хоть ты её взял – расскажешь?

– Я своё дело делаю, ты своё. А в дела мудрецов, говорят, нос не суй, голову потеряешь.

– Но ты, конечно, сунул.

– Как всегда, – усмехнулся лютник, глядя на Хедвику. – Без этого жизнь скучна, мастер Грегор.

– А голову ты когда-нибудь точно потеряешь, – проворчал мастер. – Кому перешёл дорогу на этот раз?

– Не притворяйся. Ты не мог не узнать колдунью из Мёртвого города. Сам видел, она положила глаз на Виноградную Лозу.

– Виноградная Лоза, – сухо засмеялся мастер, по звуку – словно сморщенные горошины просыпались на наждачную бумагу. – И как звать тебя, Виноградная Лоза? И что потеряла ты в Грозогорье?

Нетвёрдо держась на ногах, Хедвика подошла к мужчинам и, обращаясь к лютнику, произнесла виновато и дерзко:

– Браслет твой у меня украли. Вот и осталась без ничего. Искала каменные лавки, куда возьмут подмастерьем, да только все мастера грозогорские очень уж суеверные, думают, женщина – к беде. Добралась к ночи до площади Искр, а там…

– …А там и Дядюшка Ши тут как тут, своей выгоды не упустит. Ты поберегись, виноградная, твой шарик такой яркий, что не то что Ши или та ведьма на него позарятся, – любой, распознав, лапы потянет.

– Какой шарик? – тревожно спросила Хедвика, сдувая со лба каштановую прядь. Да, расчёски волосы уже несколько дней не знали…

– Тот, что у тебя в груди перестукивает, – хмыкнул мастер и повернулся к властителю воров: – Я гляжу, девица-то ни о чём не ведает. Совсем как моя ветрогонка не ведала до поры до времени…

– Уж какая есть, – развёл руками лютник. – А ты всё-таки пригляди. Может, сам её возьмёшь в подмастерья? Ты ведь тоже… хм… по камню мастер.

– Нужна мне дармоедка, – проворчал Грегор больше для порядка, а сам с любопытством поглядел на гостью. – Ну, давай, дам тебе камень, попробуешь, что ли…

– Только не надо все эти сказки про горькую тревогу каменную да тепло плести! – скривилась она. – Уже было!

– Да какие сказки. Ты лучше скажи, чего тебе в каменной лавке-то понадобилось?

– Хочу понять, как магию из камня добывают.

– Это тебе зачем?!

– Чтобы не только из камней, а отовсюду её брать. Площадь Искр насквозь пропитана колдовством, а попробуй вытяни. Но ведь можно, наверняка можно…

Властитель воров подмигнул мастеру. Спросил:

– Так ты, виноградная, думаешь, магия из камня берётся?

– Ну а как же. Ведь не зря её каменной пылью зовут.

Лютник покачал головой. В глазах его выплясывали лукавые искры, но голос был серьёзен, что у правителей на дворцовых площадях.

– Грегор, сколько ты заплатил за неё Ши?

– Две сотни серебряных.

– Бери в подмастерья. Чует моё сердце, и цену отобьёшь, и дальше не прогадаешь.

Мастер и лютник переглянулись, будто советуясь, а потом Грегор обернулся к Хедвике и со вздохом молвил:

– Беру тебя в подмастерья из уважения к властителю воров. Чтобы могла отработать две сотни серебряных честным трудом, а не у обочины тракта.

Лютник расхохотался:

– Вот как события происходят, стоит попасть в столицу! А ведь звал я тебя всего лишь на лютне подыграть… Всё с ног на голову, верно? А ты держи ухо востро, виноградная, не трепещи да не бойся – погляди, какие у тебя друзья выискались: мастер каменный, благородный вор, ведьма да пройдоха-балаганщик. Каждому бы так! А вам, друзья мои, теперь самое время спать!

– Весёлых тебе песен, – пожелал мастер Грегор в спину уходящему лютнику. – Да сам больно не светись!

– И тебе звонких камней! – долетело из темноты. – Леди береги!

– Вот как события происходят, – пробормотал мастер, передразнивая лютника. – Ну что, подмастерье, идём в дом. Завтра за работу. И как тебя угораздило в Грозогорье?..

– В дела мудрецов носа не суй, голову потеряешь, – процитировала Хедвика.

– Ты, что ли, мудречиха? – фыркнул Грегор. Задёрнул шторы, зажёг слабый ночник. Обернулся и велел: – А теперь спать, спать… Давно в постель пора честным людям.

* * *

Наутро Хедвика наконец сумела разглядеть Грегора как следует – не в ярмарочном сумбуре, не в полутьме рассветной мастерской, а в ярком, чистом и по-северному спокойном свете предзимнего дня.

Грегор сошёл по широкой шаткой лестнице, насвистывая и вытирая руки о фартук. Спустившись, он скинул фартук на низкий тёмный комод; следом отправились грубые перчатки, а на стол по соседству со звоном лёг монокль в три толстых линзы. Тогда, наконец, он взглянул на Хедвику обоими глазами, узкими, чёрными, словно налитыми густым и горячим ягодным соком.

– Ну, хозяйка незваная, накрывай на стол, – попросил мастер, обтирая руки огромным холщовым холстом. – Я уже не одни бусы каменные оправил, пока ты тут дремала.

– Бусы? А чего же в перчатках дерюжных? Разве в таких тонкую работу делают?

– Что ты знаешь, виноградова дочь. Прежде чем огранкой да росписью заниматься, камень отколоть надо. Думаешь, мне торговцы готовые бирюльки приносят, знай вставляй в оправу? Не-ет. – Мастер с хрустом сомкнул пальцы и уселся за стол. Потёр кустистые брови, словно кто щёткой по деревянному полу прошёлся. – Ну, давай, вон там, в буфете, тарелки, в рундуке овощи, под окном пирожки.

Хедвика принялась выставлять на стол тарелки, а сама всё приглядывалась к Грегору: притворяется или на самом деле чудаковат? А тот, сощурившись, глядел в окно, пожёвывая пёрышко.

«В служанки не нанималась, – подумала она, вытаскивая противень с круглыми пирожками, – но послушать, о чём настоящий мастер говорит, плохо ли? Может, между делом и что полезное окажется. Убедиться бы только, что мастер вправду настоящий…»

Убедиться ей в этом за день пришлось не раз.

Не успели закончить с завтраком – ни рыбы, ни дичи, одни салаты да пирожки с вареньем, – как в дверь постучали. Два стука, пауза и ещё три. Хедвика встала было из-за стола, но Грегор поднял палец, чуть погодя приложил к губам:

– На чёткий стук не отзывайся. Если стучат рассыпчато, весело, тут можешь открывать, воры пришли, купцы или покупатели помельче. А если вот так… – Стук в дверь, как по заказу, повторился. – Если вот так, то к дверям и соваться не смей. Это из гильдии. И лучше бы тебе не знать зачем.

– Зачем? – тотчас спросила Хедвика.

– Молчи, молчи, виноделочка, и живенько-ка вон туда, – шёпотом велел мастер, махая в сторону дверей за буфетом.

Хедвика скользнула за витражные створки и притаилась в ожидании гостей. Грегор тем временем отпер сцепленные на ночь засовы.

– Доброго дня, мастер! Заказ из дворца.

– Вы с другим и не приходите. Ну, проходите. Мастерская налево, уж помните, поди. Давайте бумажки…

Двое мужчин в кашемировых шляпах и алых плащах вошли внутрь. По всему было видно, что они тут не впервые и мастера уважают.

– Не тесно вам? – спросил тот, что повыше, с плоской сумой наперевес. – Может, походатайствуете? Уж мастеру Грегору правитель не откажет, выделят мастерскую попросторней. Дочку-то вашу вон какими хоромами одарили на Олёной улице…

– Да что там. Она-то настоящее дело делает. А я… – Мастер мягко улыбнулся, махнул рукой. – В тесноте, как говорится, да не в обиде. Кроме того, если и дадут чего пошире, то уж точно не на площади Искр.

– Это верно, – согласился второй дворцовый посланник. – На площади теперь яблоку негде упасть, не то что раньше…

Все трое замолчали. Над мастерской повис призрак тяжёлого тёмного меча, в незапамятные времена опустившегося на горы. Наконец Грегор прокашлялся и повторил:

– Ну, давайте ваши бумажки, давайте камни, назначайте срок.

Гости склонились над столом, на который лёг большой альбом в бархатном переплёте и несколько официального вида бумаг с гербом дворца. Грегор, перелистывая плотные страницы, уточнял и переспрашивал, господа из гильдии отвечали. Наконец один из них вынул из-за пазухи мешочек и высыпал поверх пергаментных листов тёмно-зелёные матовые камни.

Грегор взвесил камни в ладони, поглядел сквозь них на свет.

– Сами понимаете, господа, надо камешки проверить. Пойду изучать состав…

И нырнул за витражную дверь к Хедвике, скучавшей в тёмной каморке.

– Ты чего света не зажигаешь, виноградная?

– Сам велел сидеть тихо.

– Так эта дверь на свет зачарована, снаружи ничего не увидеть, не услышать, хоть об самое стекло глаза обмозоль. Ну-ка…

Мастер пошарил ладонями в воздухе, прищёлкнул – и из темноты выплыл малиновый лепесток свечного пламени.

– А поярче? – попросил Грегор, обращаясь к ветвистому подсвечнику и протягивая к нему ладонь. Тот, послушавшись, вспыхнул ещё пятью свечами. Ровные розовые огни не чадили, почти не дрожали, а только слабо серебрились у самого основания. – Вот так-то лучше!

Мастер перенёс подсвечник на круглый стол посреди каморки. Свечное пламя тотчас обратило тьму в слабые сумерки и выхватило из тёмных углов высокие шкафы с резными дверцами, полные толстых альбомов, книг, неведомых приборов, чудных инструментов, бутылей, склянок и пузырьков.

Хедвика молча оглядывала каморку, оказавшуюся вовсе не каморкой, а круглой комнатой, и гадала, какой вопрос задать первым. И десяти минут не прошло с той минуты, как она открыла глаза, а увидено уже столько, что загадок на целый лес хватит.

– Поняла, поди, кто пришёл? – прервал её раздумья Грегор. – Господа инспекторы-ревизоры от самого правителя. Принесли заказ, заодно и мастерскую осмотрят, оглядят, не промышляю ли я здесь тёмными делами… Уж прости, придётся тебе пока посидеть тут, а то начнут выяснять, кто ты, что да как.

Хедвика кивнула, мало вслушиваясь в его слова, и указала на подсвечник:

– Как ты заставил вспыхнуть свечи? Ты не касался их. Ты тоже маг?

– Я?.. Ах, леди-лоза, насмешила! Я не маг, я мастер-резчик. А о магии лишь мечтаем…

– Но со свечами-то что?

– Так я тебе и рассказал, – подмигнул мастер. – Вот про синие шары узнаешь да про то, как пыль каменную получают, тогда и сама догадаешься. А пока мне к господам дворцовой гильдии пора. А ты вот, погляди на досуге, чтобы не скучать.

Протянул ей тонкую книжицу с дальней полки – и к дверям.

– Но свечи-то, свечи? – крикнула Хедвика, хватая его за полу сюртука. – Хоть словом намекни!

– Видала синие шары живые? Нет? С них каждая крупица – великая ценность. Да только кто, кроме мастера, знает, сколько их было, крупиц этих? Остатками и колдую иногда.

Хедвика слушала, через слово угадывая, а про последнее и вовсе не поняла.

– Почитай, почитай книжку. И про шары синие найдёшь, – вытягивая из её пальцев сюртук, велел Грегор. А вытянул – и был таков за витражной дверью.

* * *

Прежде чем приняться за книгу, Хедвика взяла подсвечник и как следует осмотрела круглую комнату. Малиновое пламя выхватывало из сумрака новые и новые полки, ряды корешков, шкафы, занавеси и развешанные по стенам стеклянные пластины, исчерченные картами и стрелками. Всё это было похоже на тайную библиотеку, что скрывается за садом, в котором века напролёт идёт снег и только единожды в десятилетие цветёт ледяная яблоня.

Она помотала головой, сбрасывая наваждение, и принюхалась: наверняка эти свечи – тот же дурман, что и шелковичный настой, которым напоил её давешний мастер Арнольд. Но ни ноты благовоний или трав не услышала. «Оживлённая» крупицами от неведомых синих шаров свеча пахла воском, сухо потрескивала и продолжала ровно держать корону малиновых лепестков.

Хедвика приоткрыла один из шкафов (Грегор о запретах не обмолвился, а побывать в библиотечке при мастерской не каждому доведётся!) и, подтянув к себе стул с круглой спинкой, поставила на него подсвечник. Тени от ровного пламени взвились к полотку, взвихрились и улеглись хитрой вязью.

– Ну, свеча, если ты живая, подскажи, где о тебе прочесть? – робея, негромко спросила Хедвика. Ничего не произошло, только снова повеяло на неё туманом с нездешних гор, пустых, сырых и тревожных, где одинокий дом цепляется за вершину, по кровле его грохочут бушующие капели, а у стен лежат великие снега.

Вновь Хедвика стряхнула видение и принялась разглядывать книжные корешки на полках. Но, как бы ни было велико её любопытство, невежество всё же пересилило, не позволив разобрать ни слова на чужом языке. Тогда она взяла ту книжицу, что дал ей Грегор, вгляделась в обложку и сложила из знакомых символов чудное, тревожное название.

«Сферы бури и гавани. Картография Северолесья.

Развернула страницы, придерживая сухой переплёт, и порезалась, ослепла от хлынувшей в глаза синевы. Такая пронзительная голубизна, грозная и густая, глубокая и нежная глянула на неё с разворота, что утянула тотчас в самую океанскую глушь, где океан дьявол и фантазёр, где руки его – реки, а глаза – озёра, и ледяные его волны облизывают небеса…

6. Синие шары

– Эй, виноградная! Просыпайся! Над книгами только заучки засыпают. А ты-то – дерзкая, деревенская, из такой разве породы? Ну-ка, просыпайся!

Безжалостно и отчаянно вырывали её из объятий ночного снежного океана. Тянулось вдали ледяное глиняное побережье, а за ним по мощёной дороге дробили камень копыта, и восток занимался бледной земляничной зарёй…

– Просыпайся!

Копыта звенели всё ближе, и вот уже по океанской тверди, словно по наковальне, отдавался невозможный, мучительный перестук.

– Да кто так стучит! – хрипло пробормотала сонная Хедвика, ныряя назад, в тишину синего океана. – Отпустите! Утихните!

Шлёпнула рукой со всей силы, упала на что-то мягкое, бархатное и вскочила, как обожжённая, тотчас очнувшись и всё вспомнив: прямо под ладонью исходила пыльной вонью старая скатерть.

– Ты полегче, полегче, – испуганно попросил Грегор, выставив перед собой руки. – Кто ж знал…

– Что это за книга? – задыхаясь, словно только что и впрямь боролась с зимней волной, спросила Хедвика.

– Да о синих шарах книга… Прав Файф, ведьма ты, неопытная, глупая и бессовестная.

– Почему бессовестная? – чувствуя непривычную слабость, нахмурилась она.

– Потому что сколько всего в твоих силах, а ты и не ведаешь. Такой синий шар прятала.

– Ничего я не прятала. То в воровстве обвиняют, то в тайнах… Лучше воды дай. Ушли твои господа из дворцовой гильдии?

– Ушли, ушли. Как они за порог, я к тебе – что, думаю, тихо так сидишь? Ни башню по камушку не разнесло, ни площадь не запылала. Книжкой, что ли, увлеклась, книгочейка? Гляжу – а ты и вправду увлеклась! Ещё бы часок, и не вытянуть тебя оттуда…

– Мастер Грегор, признавайся, у тебя здесь свеча особая, дурманит без запаха? Или другие какие травы по углам рассыпаны? А?

– Ничего у меня тут нет. Комната эта – для друзей, чужаков сюда не впускаю. Зачем мне тут кого-то травить?

– А зачем меня впустил? И отчего мне всё горы и океан мерещились?

– Горы и океан? Вот как… Ты, выходит, ведьма морская, водой промышляешь, дождями… Да не вопи, не вопи, – замахал он на открывшую было рот Хедвику. – Сейчас не повелеваешь, так, может, потом начнёшь. А суть у тебя такая, раз океан привиделся. Была бы не ведьма или хотя бы учёная мало-мальски – увидала бы одни слова в книге моей. А первое знакомство вот какое вышло – едва не затянуло тебя с твоим-то шариком…

– Объясни о шарах, мастер. Что они такое?

– Прежде обед соберём. Это ты тут прохлаждалась, на волнах покачивалась. А я заказ принимал, наболтался – язык болит. Вот тебе вода, вот тебе полотенце, умывайся и айда обедать. Вернее, завтрак заканчивать.

Когда Хедвика, пошатываясь, вышла из круглой комнаты, за окнами золотилось шедшее на закат солнце. Грегор уже скрючился у очага и подкладывал на железный противень жилистые куски мяса. Сырое мясо шипело и шкворчало, по краям аппетитно пузырилось масло, и пахло, пожалуй, на всю площадь Искр.

– Скажи, а как твоя мастерская на площади оказалась? Все остальные дома и лавки тут… – Хедвика покрутила рукой, подыскивая слово, – ну… пороскошнее. Побогаче. Как на парад выстроились. А твоя…

– Да что ты за любопытная такая? По красоте будешь судить – ничего путного не узнаешь и не увидишь. Меньше спрашивай, больше подмечай. Вон, заказчики из дворца приходили – так, надо думать, для правителей работаю. А правителям своих мастеров под боком всегда удобнее держать, вот и выделили местечко на этой площади.

– Но ты ведь не только королевский ювелир, а, мастер Грегор? И о библиотеке твоей правители не ведают. И синие шары эти…

– Опять о шарах! Мясо подгорает, снимай! И рис недоварен. Какая ж ты хозяйка? Пока лясы точишь, огонь своё дело делает!

Хедвика спрятала усмешку и бросилась к противню с мясом. Очаг тут, видать, тоже «оживлённый», раз так быстро жарит…

Пока она выкладывала поджаристые кусочки на блюдо, Грегор подоспел с целой миской риса. Брякнул на стол кувшин молока, высыпал в плошку миндаля, вытащил из буфета плетёный коробок вроде тех, с какими хозяйки на рынок ходят, только поменьше. В нём оказалась баночка мёду, вяленые груши, сушёные абрикосы и лиловый чернослив.

– Ну, пожуём, – провозгласил мастер, разливая молоко по высоким стеклянным кружкам. Хедвика пристально следила за его трапезой, но не заметила, чтобы он взял хоть кусок мяса. Грегор горстями сыпал в рот рис, щедро заедал мёдом, закусывал миндалём и запивал молоком, но ни разу не потянулся к широкому, чернёного серебра блюду с дичью.

– А мясо для кого? – наконец спросила она, очищая от скорлупы миндаль и обмакивая его в мёд.

– Мясо – для тебя. Поди, отродясь не едала.

– Отчего же. Едала, как в Грозогорье явилась.

– Ну вот и сейчас ешь. А то как смерть бледная – после океанских-то своих приключений. Ешь, да только гостям ещё оставь.

– Снова гостей ждём?

– Каждый вечер ждём. И каждый вечер они голодными являются. После трудов-то их как голодным не быть. Только не спрашивай, не спрашивай, что за гости. Вот ведь виноградница-любопытница свалилась мне на голову!

– Так прогони, – предложила Хедвика. – Хоть и славно у тебя, а я себе и другое место подыщу.

– У меня славно? – удивлённо расхохотался Грегор. – Вот удружила! Что ж тут славного?

– Книги твои, дверь заколдованная, розовые свечи. Гости, речи, синие шары. И пахнет у тебя здесь всюду пылью, каменной пылью.

– А тебе, значит, и это по нраву… Ну а как не пахнуть, если с камнем имею дело. Ладно уж, будь пока при мне, не гоню. Да и Файфу обещался за тобой присмотреть, поберечь. Не знаю, чем ты ему приглянулась, но приглянулась, видать, крепко. Может, лицом, может, повадкой. А может, шаром твоим.

– Так расскажи уж, что это за шары такие! Сколько можно вокруг да около?

Грегор дохнул на стёкла своих огромных очков, протёр рукавом сюртука. Поглядел на Хедвику:

– Сама-то как думаешь?

Она проглотила чернослив, склонила задумчиво голову.

– Думаю, что это каменная магия, только не та, что из-под полы продаётся, а та, что внутри у людей. И много её, и синим светит. Только не пойму, у каждого она есть или нет.

– Почти угадала, – закивал мастер. – Магия это, да только не каменная. Внутри у людей, да только не у всех. Откуда, у кого шар берётся – неведомо, да только один с рождения колдовать без всякой пыли способны, а другие, как ты, до поры до времени и вовсе об этом не слыхивали. Кое-кто и всю жизнь проживёт, а о том, как синий шар с каменной пылью связан, не услышит. Не кричат об этом на всех углах, виноградная, сама понимаешь…

– Шары эти неживое оживлять помогают? Или ворожбу в долг к крови примешивают? В океан манят, дурную дрёму влекут?

– И то, и другое, и третье, и всё не то. – Грегор протянул к ней руку, указал на сердце. – Чувствуешь, внутри горчит, горячеет?

– Нет, – удивлённо ответила она.

– Это потому, что о шаре своём не думаешь. А он-то и примешивает колдовство к крови, как ты говоришь. Оттого у колдунов настоящих и кровь с просинью, что шар синий.

– А океан отчего чудится?

– Оттого, что шар твой от воды пылает. Ото льда, от дождей, от родников. Там-то, у рек, у морей тебе самое раздолье. И дрёма твоя не дурная, это тебя с непривычки в дурман уносит. Как пообвыкнешь, попроще станет. Колдовство ведь не бабочка, силы требует.

– А как же синий шар с каменной пылью связан? – подозревая, что не понравится ей ответ, шёпотом спросила Хедвика.

– А как сама думаешь? – повторил Грегор, но на этот раз мысли у неё были такие, что и вслух говорить не хотелось. Но молчание в Грозогорье – дело редкое да недолгое. Минуты не прошло, как застучали в дверь – рассыпчато, словно рил танцуя, что бисер по серебру.

– Открывай, – с облегчением рассмеялся хозяин. – Прости уж, по солнцу не до разговоров, круглый день гости да хлопоты. Позже договорим. Открывай, открывай, этому можно.

– Мясоед явился? – бросила Хедвика, вставая из-за стола. За дымным стеклом двери чернел в золотом зареве силуэт гостя: капюшон, плащ, за спиною – лютня…

– Уж не властитель воров снова пожаловал?

– Нет, не он. Сумеречные воры все похожи, но Файф нынче ночью далеко. Впускай гостя, не след ему у моих дверей задерживаться подолгу. Площадь Искр таких не жалует, хоть ими и кормится. Ну, открывай!

Хедвика подвинула засов, но тот не подался. Потянула сильнее – массивная щеколда не сдвинулась ни на йоту. Сумеречный вор за стеклом нетерпеливо дёрнул головой.

– Чего копаешься? Скоро стража пойдёт!

Грегор досадливо вскочил, едва не поскользнулся и схватился за скатерть, чтобы удержаться на ногах. Скатерть поехала со стола, следом кувшин с остатками молока раскололся на черепки, миндаль посыпался на полотняную циновку, а стакан воды, которой мастер запивал варёный рис, упал и подкатился к самым ногам Хедвики, окатив водой туфли и забрызгав подол.

Мгновенной вспышкой мелькнул давешний океан в окаёме гор, Грегор хрипло крикнул: «Ну!», она со всей силы дёрнула на себя засов, покачнулась, отскочила, но дверь наконец распахнулась. В следующий миг в дом стремительно вошёл гость в тёмном плаще, и дверь захлопнулась по мановению его руки.

«Ещё один маг», – подумала Хедвика, поднимаясь с пола.

– Здравствуй, мастер, – поприветствовал гость Грегора и, обернувшись, с любопытством подал руку Хедвике. – И тебе здравствуй, любительница долгих встреч.

Он вопросительно взглянул на Грегора, и тот, кряхтя и собирая с полу миндаль, ответил:

– Подмастерье моя. Не спрашивай, не спрашивай, как, и на шар её так не гляди, рот не разевай, и без тебя уж охотнички нашлись. Садись давай, ешь, для тебя жарили.

Без долгих разговоров гость уселся за стол и принялся за еду.

«Ну и порядки», – усмехнулась про себя Хедвика, стряхивая с платья крошки и пыль. Она села против мастера, рядом с гостем, и принялась за остатки уцелевших на столе вяленых груш. Странная это была трапеза: более необычной компании она и придумать бы не могла. Сидели за столом молча, среди рассыпанных абрикосов, в переглядки играя; за окном уходило за дальние крыши солнце, и звенели уже по площади железные шаги вечернего караула.

Покончив с мясом, гость положил на колени футляр с лютней, а Грегор одним движением стянул со стола скатерть со всем добром и, увязав в узел, положил у буфета. Тёмный футляр лёг на стол, гость щёлкнул блеснувшей застёжкой и откинул крышку.

Хедвика ахнула, и плеснуло на неё пеной, синевой и глубью.

– Но-но, потише, прикрой, прикрой! – воскликнул Грегор и сам захлопнул футляр. – Давай-ка ты, лоза-дереза, пока в мастерскую пойдёшь да плату гостю приготовишь. Отсчитай ему триста серебряных или три слитка серебром найди. Уж всяко приметила, где у меня серебро хранится. А про остальное пока и не думай!

Хедвика, у которой голова закружилась от нахлынувшей синевы, послушно вышла из-за стола и у самой двери услыхала:

– Зачем такую красоту отсылаешь?

– Уж больно впечатлительна девка. Книга моя на неё откликнулась, чуть не уволокла. А шаров она и вовсе в жизни не видала, в руках не держала. Постепенно, постепенно к этому приучать надо. А у тебя тут аж четыре за раз!

– А у неё-то самой видел ли, какой шар?

– Куда мне до вас. Мне шары сквозь кожу да кости не разглядеть.

– Светит, что маяк, – со скупым восхищением знатока вздохнул гость.

– Ладно тебе, маяк. Откуда? Она ж с виноградников. Всю жизнь в лесу прожила, о ворожбе ведать не ведала.

– А к тебе-то как попала?

– Да уж случилась заварушка. Скажи лучше, чьи шарики нынче унёс?

– Пташки малые, никто и аукнуть не успел.

– Файфа видел?

– Видел, конечно. Хмур, строг, скуп.

– Да-а? Вот оно как. А ведь вчера-то ночью как глаза искрились! Зуб даю, глаз на её шар положил.

Вернувшаяся Хедвика молча водрузила на стол два слитка и высыпала поверх футляра серебро. Гость, не церемонясь, сгрёб плату в суму и дольше задерживаться не стал: закинул за плечо опустевший футляр и был таков.

– Голодный – да. Но не такой уж и злой, – задумчиво произнесла Хедвика, выглядывая следом за ним на опустевшую площадь.

– Это он перед тобой старался, – довольно кивнул Грегор. – И продешевил, продешевил с шарами, заглядевшись! Файф бы меньше, чем за пять слитков, не отдал. А этот – на, бери, дай только ещё на тебя поглядеть!

Хедвика приложила к щекам холодные ладони:

– Мало чести девушку в краску вогнать, мастер.

Грегор тяжело вздохнул, но вопреки обыкновению промолчал. Да только Хедвика изменять себе не стала:

– А всё-таки отчего властитель воров решил выручить меня?

– Выручить?

– Ну, когда подговорил тебя купить кристалл у Дядюшки Ши.

– Это-то я понял. Только вот не знаю, выручить ли решил или в кутерьму втянуть. Мастерская моя – не самое доброе место в Грозогорье, уж и сама поняла, пожалуй. Не гавань, а тревожный перекрёсток.

– Да уж я в тихой гавани всю жизнь свою провела! – воскликнула Хедвика, усаживаясь за стол и наливая себе воды. Бросила в чашку две уцелевшие черносливины, поглядела на мастера сквозь воду да стекло. – Может, и хватит. Может, и на перекрёсток пора!

– Шустрая какая, дерзкая. Вроде водному шару и не пристало такой хозяйкой вспыльчивой обзаводиться.

– И всё же, отчего, отчего он из своего кармана за меня заплатил?

– Кто?

– Да Сердце-Камень, лютник этот, властитель воров – уж как только он не зовётся.

– Файфом он зовётся, да только кто его знает, отчего. Он не одну игру ведёт. А поди, просто пожалел тебя, дурёху, чтобы ты в руки ведьме не попалась.

– А что это за ведьма? У неё тоже есть синий шар?

– Не разберёшь. Чудная она, нездешняя. Вот как ты. Откуда появилась, когда, никто не слышал. Живёт в Мёртвом городе, среди красной да голубой травы, растит, говорят, города в кристаллах – вот на тебя на ярмарке и посмотрела. Тут да там новые деревеньки в Северолесье появляются что грибы после дождя. И никто не удивляется, не спрашивает, как будто так и было всегда. А я так думаю – её рук это дело. Вырастит да насажает… Подкармливает растеньица каменной пылью, это как пить дать! А откуда иначе в городах магия берётся, откуда новые люди с синими шарами рождаются? Сумеречные воры своим ремеслом магию лишь рассеивают, разносят по Семи землям, новой не прибавляют.

– Выходит, ведьма эта доброе дело делает? А сумеречные – что, выходит, во… воруют? – Хедвика осеклась, вдруг догадавшись: сложились в один гобелен пёстрые лоскутки… – И Файф ворует? Отнимает синие шары?..

Грегор развёл руками – мол, что тут сказать?