Текст книги "Прииде пост. Чтения на каждый день Великого поста"

53. Плач бывает у многих предтечею блаженного бесстрастия, предукрасив, предочистив душу и потребив вещество (т. е. страсти).

54. Один искусный делатель сего добра сказывал мне: «Когда я чувствовал стремление к тщеславию, или ко гневу, или к насыщению чрева, тогда помышление о плаче внутренно обличало меня и говорило: “Не предавайся тщеславию, иначе я оставлю тебя”. Подобным образом удерживало оно меня и от других страстей. А я говорил ему: “Никогда не преслушаю тебя, пока не представишь меня Христу”».

55. Итак, в бездне плача находится утешение, и чистота сердца получает просвещение. Просвещение же есть неизреченное действие, неведомым образом разумеваемое и невидимо зримое. Утешение есть прохлаждение болезнующей души, которая, как младенец, и плачет внутренно, и вместе радостно улыбается. Заступление есть обновление души, погруженной в печаль, которое чудным образом превращает болезненные слезы в сладостные.

56. Слезы об исходе из сей жизни рождают страх, а когда страх породит безбоязненность (т. е. упование), тогда воссияет радость; когда же достигнет конца радость нескончаемая, прозябает цвет святой любви.

57. Рукою смирения отвергай приходящую радость, как недостойный ее, чтобы не обольститься ею и не принять волка вместо пастыря.

58. Не стремись к видению не во время видения. Пусть лучше само оно, привлеченное красотою твоего смирения, придет к тебе, обнимет тебя и соединиться с тобою чистейшим браком на веки веков.

59. С самого начала, когда младенец начнет познавать отца своего, он весь бывает исполнен радости и печали: радости, потому что опять зрит вожделенного, а печали, потому что столь долгое время лишен был видения любезнейшей ему красоты. Матерь также иногда скрывает себя от младенца, и видя, с какою скорбию он ищет ее, веселится, и таким образом учит его всегда прилепляться к ней, и сильнее воспламеняет любовь его к себе. Имеяй уши слышати, да слышит (Мф. 13, 9), глаголет Господь.

60. Осужденный преступник, который выслушал смертный приговор, не будет уже заботиться об учреждении зрелищ, и истинно плачущий не обратится ни к наслаждениям чувственным, ни к славе, ни к гневу и вспыльчивости. Плач есть укоренившаяся скорбь кающейся души, которая на всякий день прилагает скорбь к скорби, по подобию рождающей и страждущей жены.

61. Праведен и преподобен Господь: безмолвствующему с рассуждением Он премудро дарует умиление и благоразумно повинующегося ежедневно веселит. А кто ни того, ни другого пути не проходит законным образом, тому плач не дается.

62. Отгоняй (адского) пса, который приходит во время глубочайшего плача и представляет тебе Бога неумолимым и немилосердым. Наблюдая за ним, ты увидишь, что он же прежде грехопадения называет Бога человеколюбивым, милосердым и снисходительным.

63. От всегдашнего упражнения рождается навык, навык обращается в чувство, а что делается в чувстве, то бывает неудобоотъемлемо.

64. Хотя бы мы и великие подвиги проходили в жизни нашей, но если мы не приобрели болезнующего сердца, то все они притворны и суетны; ибо тем, которые, так сказать, после омовения осквернились, необходимо, поистине необходимо очистить руки свои неослабным огнем сердечным и елеем милости Божией.

65. Видел я в некоторых крайний предел плача: от скорби болезненного и уязвленного сердца они чувственным образом извергали кровь из уст. Видя это, я вспомнил сказавшего: Уязвлен бых яко трава, и изсше сердце мое (Пс. 101, 5).

66. Слезы от страха сами в себе имеют трепет и хранение; слезы же от любви прежде совершенной любви в некоторых людях бывают окрадываемы, разве только великий оный и приснопамятный огонь возжжет сердце во время действия. И поистине удивительно, как смиреннейшее в свое время бывает тверже.

67. Есть вещи, которые иссушают источники наших слез, и есть другие, которые рождают в них тину и гады. Чрез первые Лот беззаконно совокупился с дочерьми, а чрез вторые диавол пал с неба.

68. Велика злоба наших врагов, так что они матерей добродетелей делают матерями зол и средства к достижению смирения превращают в источник гордости. Часто самые местоположения жилищ наших и вид их призывает сердца к умилению; в этом уверяет нас пример Иисуса, Илии и Иоанна, молившихся в уединении. Но я видел, что у некоторых и в городах, и среди молвы возбуждаются слезы. Это бывает по злоумышлению лукавых бесов, чтобы мы подумали, будто никакого вреда не получаем от этой молвы, и чтобы сближались с миром.

69. Часто одно слово истребляет плач; но было бы чудно, если бы одно же слово и возвращало оный.

70. Мы не будем обвинены, о братия, не будем обвинены при исходе души нашей за то, что не творили чудес, что не богословствовали, что не достигли видения, но, без сомнения, дадим Богу ответ за то, что не плакали беспрестанно о грехах своих.

Степень седьмая. Сподобившийся достигнуть ее и мне да поможет, ибо сам он получил уже помощь, омывшись на сей седьмой степени от скверн века сего.

Сщмч. Иоанн Восторгов. Православие – вера подвижническая

Во дни святого и Великого поста Церковь как бы с особенным ударением и настойчивостью указывает сынам своим на отличительное свойство святого Православия как веры по преимуществу аскетической. Заключая и как бы увенчивая первую седмицу поста днем Торжества Православия, Церковь не ограничивается только известным историческим воспоминанием Собора 842 г., давшаго и повод и повеление для установления этого торжества, во второе воскресенье Св. Церковь указывает на монашество в лице святого Григория Паламы как на пример подвига, в третье воскресенье – на святой Крест как основание, смысл и освящение подвига, в следующие воскресные дни – на величайших подвижников: Иоанна Лествичника, Марию Египетскую, пока не приведет нас к поклонению подвигам и страстям Самого Подвигоположника Христа.

Церковь постоянно говорит о Православии. Для нее это не «восточная форма исповедания христианства», как любят выражаться действительные и мнимые ученые, – ибо в деле истины Божией и вечного спасения ни Восток, ни Запад не при чем, – для Церкви Православие есть «благочестие», и она в этом слове повторяет слово святого апостола, возвещающего: Велия благочестия тайна – Бог явися во плоти (1 Тим. 3, 16). Именем благочестивых и благоверных она именует царей, понимая под этим не безгрешность, как в неразумии насмехаются кощунствующие хулители Церкви, – ибо до смерти никого нельзя признать в этом смысле святым, – а именно Православие царей православного народа.

Именем благочестивых и благоверных и называются не одни цари, называемся все мы, в благочестивой вере живущие, и все, в «благочестивой вере скончавшиеся»: «Господи, спаси благочестивыя», – возглашается в церковном молении.

Высоко ценит святая Церковь свое Православие. Она отстаивала его на Вселенских Соборах ценою наивысшего напряжения всех сил. Она прославляет в веках и родах всех подвижников Православия. Она устами златоустого своего отца и учителя Вселенной завещала нам великое слово о том, что отступление от Православной веры не может быть искуплено и заглажено даже мученическою кровью, а устами одного из простых по образованию ума, но великих сердцем, постигшего дух Церкви (прп. Агафона), засвидетельствовала, что можно и должно по смирению признать за собою укоризненные названия и невежды, и глупца, и сварливого, и грешного, и вора, и убийцы, – но только не еретика…

Что же такое Православие? В чем его сущность и отличительное свойство? В чем его духовная краса и духовная сила?

Не замечаете ли, что слишком много теперь говорят и спорят по этому вопросу, хотя, казалось бы, после двух тысяч лет воспитания верующих Православною Церковью здесь и вопроса быть не может? И действительно, в простоте сердца верующие здесь не имеют сомнений, а имеют их только те, кто в дело веры вносит гордыню ума, то, что называют умничаньем, кто желает решать вопрос о сущности Православия без руководства Православной Церкви.

Православие – это правая, истинная вера, или – правая истинная религия, как принято говорить по-книжному. В чем же состоит религия? Отвечают: это – общение человека с Богом на основании веры в Бога. Но в настоящее время, слава Богу, библейский и церковный взгляд совершенно восторжествовал в науке, занимающейся исследованием быта, воззрений, настроений и уклада жизни в области религии всех народов и в прошлом, и в настоящем. Наука подтвердила всеобщность религии в роде человеческом, но вместе с тем установила и подтвердила, что религиозные чувства у человека были всегда и везде соединены с сознанием виновности человека пред Богом, с сознанием греха, и следовательно, везде были чувствами веро-покаянными. Жертвы, курившиеся по лицу всей земли, жертвы, которые, оказывается, были у всех народов без исключения, – одни эти жертвы ясно и без слов подтверждают сказанное.

Итак, религия есть, во-первых, истина веры, – очевидно говорящей о греховности и требующей поэтому покаяния, и во-вторых, истина жизни, – очевидно построенной на чувстве покаяния. Где нет такого содержания религии, как веро-покаянных чувств, там нет и истинной религии; где нет всезахватывающего стремления жить в Боге и загладить, искупить жизнью добродетельной и словом молитвы вымолить себе прощение своей греховности, там нет истинной религии.

И вот здесь-то и кроется истина и духовная красота Православия.

В области веры это есть общение с Богом как основа жизни, признание греховности человека и отсюда – нужда в искуплении, признание Искупителя Христа, Сына Божия, Единого ходатая Бога и человеков, о Нем же подобает спастися нам; отсюда же признание благодати Святого Духа, вечно изливающейся на верующих и помогающей им в потреблении греховности и в духовном воссоздании человека, признание Святой Церкви, данной человеку-христианину для вечного усвоения им плодов искупления и благодати Святого Духа. Посему сама вера православная, как вера, есть уже подвиг, как сознание греховности есть подвиг, как послушание Богу и полное вседушевное послушание Церкви.

Можно ли после этого сказать, что все веры безразличны? Можно ли сказать, что в христианстве только и различаются восточная и западная формы, юга или севера Европы? Если мы в быту житейском строго разбираем и различаем продукты питания, опасаясь поддельных, недоброкачественных и гнилых, то как же мы можем поступать иначе в вопросе духовного питания?

В области нравственности Православие есть признание теснейшей связи и зависимости нравственности от религии, признание земли и земной жизни только средством, путем, средою для подготовления верующего к Небу, а не целью, признание за телом значения служебного орудия для духа; Православие есть и в этой области постоянное сознание нашей духовной немощи и греховности, и отсюда – оно есть смиренномудрие, познание человеком своих недостатков, нищета духовная и стремление неустанное сбросить с себя бремя тяжкое, греховное; отсюда же борьба с грехом и с грехолюбивою плотью, распинание ее с страстью и похотями, при том деятельное, сознательное, решительное, а не пассивное, путь самоотречения и самоограничения, путь тесный и узкий, – и главное признание, что победа над грехом и в предупреждении его, и в прощении греха, уже содеянного, дается только благодатью Отца Небесного, Искупителем, посылаемою от Духа Святого в Церкви Святой, Единой и безгрешной Путеводительнице нашего спасения. Таким образом, и в области нравственной Православие говорит о подвиге. Здесь отличие его от католичества, где так переоценена личность и духовная сила человека, что он в лице Папы может быть непогрешимым, а во святых имеет даже какие-то сверхдолжные заслуги пред Богом и Христом, – мысль для православия прямо ужасная; здесь отличие и от видимого христианства, именно от протестантства, которое есть в сущности сомнительная философия человеческого горделивого ума на основе по имени только христианской, – от протестантства, где нет личного активного подвига, а человек мечтательно спасается одною верою, не нуждается в ограничении плоти, чужд Церкви и в гордыне своей почитает себя достойным без посредства Церкви и без всяких вообще посредств как бы требовать у Бога спасения.

Итак, что же такое Православие? Это вера аскетическая, вера подвижническая.

Знаем, что именно это больше всего и раздражает людей мира и заставляет их в своих порываниях реформировать Церковь, отнять у нее именно это проникающее веру и жизнь православного начало подвига. Но знаем и то, что отнять это начало у Православия – это значит лишить его отличительного свойства всякой религии вообще, и в частности, и в особенности христианства, как оно дано в факте, а не в человеческом измышлении, т. е. как оно дано во Христе, в апостолах, во святых Отцах, в Церкви, словом, в действительной истории, а не в мечтаниях тех, кто желает сочетать Бога и мамону.

И разве в одной религии лежит в основе начало подвига? Нет, всякое чистое, доброе, достойное человека дело требует подвига; всякое достойное служение, чтобы быть плодотворным, требует подвига. Отец, мать, сын, дочь, сестра, брат, учитель, воин, пастырь, общественный и государственный работник – все подвижники и все, только себя забывая, собою и своими силами жертвуя, сжигая их в труде и ревности, в туге сердца и в пристрашливой скорби за порученное дело, – только на этом подвижническом стремлении и настроении могут достигнуть высших целей и плодов своего служения.

Скажут: если вы зовете всех к аскетизму, то это значит, зовете всех в монастыри и монашество. Что же, ответим мы, – хорошо бы было, если бы и все действительно могли дорасти, дозреть духовно и до этого высшего вида аскетизма! Но это на земле навсегда останется только пожеланием, ибо только в воскресении не женятся, не посягают и вообще живут, как ангелы; на земле равноангельская жизнь останется уделом немногих. Но монашество все-таки есть только один из видов подвижничества православного христианина, хотя и самый высокий и по достоинству ценимый в Церкви, как цвет и плод, как краса жизни по вере, однако, не в нем одном проявление существа нашей веры как аскетической, подвижнической. Подвиг везде – и в вере, и в молитве, и в семье, и в школе, и во всяком труде, и во всех проявлениях жизни, только подвиг освященный и осмысленный в Православной вере и Церкви.

Посему-то и уместно не только по историческим воспоминаниям установления Торжества Православия, но и по существу именно во дни святого Поста неизменно напоминать себе и другим о том, что такое наше святое Православие, о том, что вера наша есть вера аскетическая и подвижническая, о чем, к сожалению, так часто забывают люди, много говорящие о преобразованиях Церкви Православной.

Замечательное дело: даже среди мыслителей инославного Запада, даже в недрах самого протестантства мы слышим тоскливые признания именно указанной нами духовной силы и истины Православия. Один из выдающихся европейских мыслителей Шопенгауэр говорит: «Аскетизм лежит в основе всякой религии и в особенности христианства; с этой точки зрения католичество есть грандиозное злоупотребление христианством, а протестантство – его полное отрицание, и только вероисповедание восточных христианских народов удержало истинный дух христианства…»

Возрадуемся этому свидетельству от внешних. И познаем в радости сердца и святость, и спасительность поста с его постоянными напоминаниями о подвиге, о грехе, о покаянии, об Искупителе нашем, Подвигоположнике. И познаем в вечное себе руководство и назидание, что святая Православная вера наша есть воистину вера свободного и любовного подвига и духа нашего, и тела в борьбе со злом и грехом, в нас живущим, ради вечного и блаженного общения духа нашего с Духом Божиим. Аминь.

Пяток 2-й седмицы Великого поста

Прп. Феодор Студит. Поучение в пяток 2-й недели Великого поста. О единомыслии и любви, и о том, чтобы мужественно претерпевать труды добродетели, дабы получить Небесное Царство

Братия и Отцы! Радуюсь я, смиренный, видя ваше мирное состояние и преуспеяние, особенно в единомыслии и любви, которую имеете между собою, и то, что вы терпеливо проводите время поста. Делаете же вы так ради спасения душ ваших и ради благой надежды на Вечную жизнь. Ибо из всех добродетелей нет лучше мира и единомыслия среди общества братий. И это есть плод воздержания; и где появится и обрящется воздержание, там всякое зло и лукавство исчезает; так и теперь между нами исчезли нестроение, бесчиние, прекословие, клевета, ослушание, гордость и всякое другое зло. Тем из вас, братие, которые тщательны, пусть будет известно, что они не только себе приносят пользу, но и прочих братий возбуждают к добру добрым примером, который подают другим, за что получат от Бога великое воздаяние; а те, которые производят соблазны, бывают виновниками себе жесточайших мук за то, что подают собою худой пример. Так, опять бывают други Божии, споспешники святых Ангелов и наследники благословения те, которые наставляют словом и побуждают братий к добродетели по Богу. О дабы всегда находиться нам в таком похвальном состоянии и устроении! Итак, пусть не перестает и никогда не оскудевает в нас любовь Божия; ибо Христос говорит: возлюбиши Господа Бога твоего, от всея души твоея, и от всего сердца твоего, и всем помышлением твоим (Лк. 10, 27). Если кто так возлюбит Бога, тот никогда не насыщается любви Его, не утомляется, не ленится, но еще прибавляет теплоту к теплоте, усердием возжигает усердие, созидая и возращая в сердце своем восхождения добродетелей, преуспевая и приходя от силы в силу духовную; и это постоянно и всегда.

Не видите ли, как мирские люди ради тленных дел день и ночь трудятся и подвергаются злостраданиям? Не видите ли, как здесь перед нами строющие корабль всякий день работают, трудятся и отнюдь не имеют покоя? Для чего же это, и по какой причине? Дабы приобресть какие-нибудь средства к содержанию себя и своих домашних. А мы ради стяжания божественного богатства, ради получения Царства Небесного, ради наслаждения оными вечными благами, ради избавления от оных бесконечных казней вечного мучения, ужели не перенесем труд и злострадание со всякою радостию и усердием? Ей, братие, поистине, если придет время, и самую кровь нашу прольем за Имя и любовь Христову. Итак, умоляю вас, станем мужественно, упованием радуясь, в скорби терпя, претерпевая в молитве, пении, стихословии и чтении, дабы чрез таковое делание сосредоточить нам ум свой в Боге и в себе, и избавить его от неполезных помышлений; потому что праздность и леность причины всякого худого дела, а делание и тщательность охраняют от сего ум наш.

Сверх всего позаботимся о послушании: каждый пусть исполняет свое служение без ропота и со страхом Божиим; дела наши да совершаются чинно, без смущения и с благоговением; возлюбим успокоение брата нашего; будем иметь ревность ко всему, что полезно и содействует спасению душ наших. Кроме сего будем еще молить Бога о братиях наших, которые в разных местах проходят свои послушания, чтобы покрыл их Бог; об них я болезную и забочусь, потому что их нет со мною, и я не вижу, как они живут. Помолитесь и о мне смиренном, чтобы устам моим дано было слово пользы, и я проводил жительство правое и православное, дабы с вашею любовию и мне, малейшему и низшему, обрести спасение души, о Христе Иисусе Господе нашем, Которому подобает слава и держава с Отцом и Св. Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Лавсаик

Сподвижник сего Макария Египетского в делах веры, носивший то же достоуважаемое имя, Макарий Александрийский был пресвитером в так называемых Келлиях, когда я пришел к нему. Прожив в сих Келлиях девять лет и из них три года вместе с блаженным Макарием хранив безмолвие, я частию сам видел дела и знамения доблестного жития его, частию узнал от тех, которые жили с ним вместе, а частию слышал еще от многих других.

Однажды святой Макарий, увидев у великого отца Антония отборные финиковые ветви (он сам плел из них корзины), попросил у него одну связку этих ветвей. Антоний отвечал ему: «Писано: Не пожелай… елика суть ближняго твоего (Исх. 20, 17)» – и едва выговорил это, как вдруг все ветви засохли как бы от огня. Увидев сие, Антоний сказал Макарию: «Вот, на тебе почил Дух, и ты впоследствии будешь наследником моих добродетелей».

Там же, опять в пустыне, диавол, встретив Макария, весьма утомленного, говорит ему: «Вот, ты получил благодать Антония – что не пользуешься своим преимуществом и не просишь у Бога пищи и силы для путешествия?». Макарий отвечал ему: «Крепость моя и пение мое Господь (Пс. 117, 14), а ты не искусишь раба Божия». И вот диавол представляет ему призрак: верблюд блуждает по пустыне со вьюком, в котором были всякие съестные припасы. Увидев Макария, верблюд остановился пред ним. Святой, подумав, что это призрак (как и действительно было), стал молиться – и верблюд тотчас пожран был землею.

Этот же Макарий сошелся однажды с Великим Макарием Египетским, и как нужно было им переправиться чрез Нил, то случилось им взойти на большой плот, на который также взошли какие-то трибуны[37]37
  Трибуны – высшие (выборные) должностные лица в Древнем Риме.


[Закрыть] с великою пышностию: у них была колесница вся обита медью, кони в вызолоченных уздах, с ними было несколько воинов-телохранителей и отроков, украшенных ожерельями и золотыми поясами. Когда сии трибуны увидели в углу монахов, одетых в ветхие рубища, стали восхвалять их убожество, и один из них сказал им: «Блаженны вы, что презрели мир!» Городской[38]38
  Городской, т. е. житель города (здесь: Макарий Александрийский, названный так, потому что до монашества был гражданином города Александрии).


[Закрыть] Макарий отвечал им: «Так! Мы презрели мир, а вас мир презирает. Знай, что ты сказал это не сам по себе, но пророчески: действительно мы оба называемся Макариями – блаженными». Пораженный сими словами, трибун по возвращении домой скинул мирские одежды и, посвятив себя монашеству, совершил много дел милосердия.

Когда-то прислали Макарию кисть свежего винограда – а тогда ему очень хотелось есть. Чтобы показать свое воздержание, он отослал эту кисть одному брату, которому также хотелось винограда. С великою радостию получив виноград, брат сей, в намерении скрыть свое воздержание, послал его к другому брату, как будто ему самому не хотелось этой снеди. Но и этот брат, получив виноград, поступил с ним так же, хотя ему и самому очень хотелось съесть его. Таким образом виноград перебывал у многих братий, и ни один не хотел есть его. Наконец последний брат, получив его, отослал опять к Макарию как дорогой подарок. Макарий, узнавши виноград и разведав, как все было, удивился и благодарил Бога за такое воздержание братий, да и сам не захотел есть его. Таково было подвижничество Великого Макария, которому и я вместе со многими другими поучался у него!

Ежели когда он слышал, что кто-нибудь совершил особенный подвиг, то и сам непременно то же делал с жаром. Так, услышав от кого-то, что тавеннские иноки во всю Четыредесятницу употребляют пищу невареную, святой положил семь лет не вкушать ничего приготовленного на огне, а питаться одними сырыми овощами или, когда случится, мочеными бобами. Другого ничего не вкушал он в эти семь лет. Исполнив сей обет, он, однако же, оставил такой образ жизни. Узнав, что один инок вкушал по одной литре (12 унций) хлеба, сей совершеннейший монах решился подражать и ему: переломав все свои сухари и опустив их в кувшин, он положил правилом съедать не больше того, сколько достает рука. Велико было и это изнурение тела. Весело рассказывал он нам об этом вот что: «Захвачу, бывало, побольше кусков, а узкое горло не дает мне вынуть их – мой кувшин совсем не давал мне есть». Целых три года подвизался он в таком воздержании: вкушая хлеба унции по четыре или по пяти и выпивая соответственное тому количество воды, а масла во весь год употреблял в пищу только шестую часть конги[39]39
  Конга – мера веса в три кружки.


[Закрыть].

Вот еще подвиг сего ратоборца. Замыслил этот адамант преодолеть сон. И вот что он рассказал: «Целых двадцать суток не входил я под кровлю, чтобы таким образом победить сон. Днем палил меня зной, а ночью знобил холод, и как я не хотел войти в хижину и подкрепить себя сном, то мозг у меня так высох, что я наконец приходил в исступление. По крайней мере, сколько зависело от меня, я одолевал сон, но уступил ему, как требованию самой природы».

Однажды святой Макарий на рассвете сидел в своей келии; на ногу ему сел комар и впился в нее. Дав ему напиться крови, Макарий, когда почувствовал боль, раздавил его. Но после стал раскаиваться, что отомстил за самого себя, и за такой грех осудил себя сидеть нагим шесть месяцев при скитском болоте, которое находилось в глухой пустыне. Комары здесь величиною равняются осам и прокусывают кожу даже у кабанов. Ими он так был весь искусан и изъеден, что некоторые думали, не в проказе ли он. Когда чрез шесть месяцев он возвратился в свою келию, то по голосу только узнали, что это сам господин Макарий.