Текст книги "Черт из табакерки"

ГЛАВА 23

Иногда со мной происходят необъяснимые вещи. Встречаешь милого, интеллигентного, приятно улыбающегося человека, а душа почему-то протестует против этого знакомства. Случается и наоборот.

Следователь, носящий фамилию великого русского писателя, понравился мне сразу, хотя внешне был далеко не красавцем. Лет ему где-то около сорока, но фигура излишне полная, тугой животик нависает над ремнем. Очевидно, мужик любит пиво и хорошую закуску. Светло-русые волосы тронула седина, и вокруг глаз веером разбежались морщинки, наверное, он чаще смеется, чем гневается.

В тот момент, когда я вошла в кабинет, Олег Михайлович стоял у сейфа. Увидев меня, он улыбнулся.

– Тараканова? Входите, входите, наслышан о вас.

– Вот уж и не знаю, радоваться или пугаться своей известности на Петровке.

Олег Михайлович оглушительно захохотал, вытащил из сейфа банку «Нескафе», сахар и радушно предложил:

– Тяпнем кофейку? Знаете, как вас Юрка зовет – моя «Скорая соседская помощь»!

Мы еще поболтали пару минут, и Олег Михайлович посерьезнел.

– Ну зачем вам понадобилась Соловьева?

– Альбина – моя двоюродная сестра и…

– Значит, ваши матери – сестры? – уточнил Куприн.

– Нет, – замялась я.

– Тогда отцы – братья?

– Ну понимаете, – принялась я выкручиваться, – просто привыкли так друг друга называть, на самом деле не родственники, а очень близкие подруги.

– Так, так, – побарабанил пальцами по столу Олег Михайлович, – слушаю внимательно.

– Муж Альбины умер, отравился грибами!

– Это кто вам сказал?

– Она сама…

– Так, так, продолжайте…

– Вчера арестовали и Альбину, а за что?

Куприн тяжело вздохнул:

– Похоже, за дело.

– За какое?

– За убийство.

– Боже, она задавила пешехода?

Олег Михайлович поднялся, включил опять чайник, поколебался минуту, потом отрывисто сказал:

– Гражданка Соловьева убила собственного мужа.

От такой информации я немедленно громко икнула.

– Налить воды? – заботливо протянул руку к графину следователь.

– С чего вы это взяли?

Куприн развел руками:

– Так получается.

– Ну, пожалуйста, расскажите мне, – умоляюще протянула я вперед руки.

– Зачем?

– Мне надо знать.

– Зачем?

– У нее осталась дочь Вика. Ей тринадцать лет, надо же как-то объяснить ситуацию, подготовить морально.

– Девочку поместят в приемник-распределитель, – пояснил милиционер, – а потом устроят в детский дом.

– Как?!

– Не может же она жить одна.

– Я забрала ее к себе.

– Это незаконно. Вы не родственница.

– У нее есть дядя, – быстро нашлась я. – Антон, брат Альбины, ему разрешат взять девочку?

– Ему – да.

Я облегченно вздохнула. Пусть Тоша подпишет нужные бумаги, а жить Вика станет у нас.

– Альбина Соловьева, – размеренно завел разговор Куприн, – тщательно подготовилась к убийству супруга. Никита Николаевич был страстным любителем грибов, в доме их часто готовили, но последний съеденный им жульен оказался смертельным.

– Такое случается, – возразила я, – насобирал ложных опят, например, и привет… Да он на моих глазах съел огромную миску, доверху наполненную грибами!

Следователь взглянул в окно и возразил:

– Соловьев – опытный грибник и никогда не взял бы бледных поганок. Вы знаете, что экономка Лена работает в этой семье много лет?

– Да. Она тоже отравилась.

– Так вот. Елена рассказала, что Никита Николаевич всегда тщательно сортировал «добычу» и безжалостно выбрасывал все, что вызывало подозрение. И еще одно…

– Что?

– При вскрытии в организме был обнаружен стрихнин.

– Стрихнин?

– Да, согласитесь, трудно найти грибы, содержащие этот яд.

– Но… как же… Зачем?

– Думаю, из-за денег, – спокойно пояснил Куприн.

– Она богатая женщина!

– Это только казалось, хотя все атрибуты более чем безбедной жизни налицо: шикарный автомобиль, роскошный дом, драгоценности. Но все принадлежало мужу, а у самой Альбины на самом деле своего имущества не было. Экономка Лена рассказала, что супруги часто ругались из-за денег. В особенности Никиту раздражал Антон, которому Альбина, несмотря на категорический запрет, постоянно совала банкноты в карман. Лена припоминает, что каждый день Никита орал на жену: «Нахлебников кормлю, всех выгоню». Вот дама и решила избавиться от муженька. По завещанию…

– Все отходило Вике, – быстро сообщила я.

– Ну и что? Девочка несовершеннолетняя, родная мать могла бы преспокойно распоряжаться всеми суммами.

– Но они жили вместе много лет!

– Вода камень точит. Накопилась критическая масса, и грянул взрыв. Экономка сообщила, что за день до убийства между супругами разгорелся невероятный скандал, они кричали друг на друга почти до утра, и Альбина потом долго рыдала, приговаривая: «Ну за что мне это несчастье. Боже, как тяжело…» Но самое главное…

Олег Михайлович, как хороший рассказчик, остановился на самом интересном месте, и я, забыв, где нахожусь, выкрикнула:

– Говорите скорей!

– Вчера утром позвонил человек. Странным голосом, слишком низким для женщины и слишком высоким для мужчины, информатор, пожелавший остаться неизвестным, сообщил: «У Альбины Соловьевой в матрасе кровати зашит яд».

Разговор занял пару секунд, и Куприну удалось установить лишь то, что звонили из телефона-автомата, расположенного в вестибюле станции метро «Проспект Мира». После некоторых колебаний прокурор выдал все необходимые санкции, специальная бригада явилась к Альбине и произвела обыск. В матрасе действительно оказался пузырек. И там…

– Содержался стрихнин, – безнадежно докончила я. – Ну дайте мне свидание с ней.

– Хорошо, – неожиданно быстро согласился следователь, – а вы попробуйте поговорить с подругой, убедите признаться. Все равно ведь докажу ее вину полностью. А чистосердечное признание, раскаяние очень хорошо действует на судей. Она вообще может легко отделаться… Ну лет пять, семь… Разумеется, если наймут хорошего адвоката. А вот если станет упорствовать, уходить в глухую несознанку… Судьи, правда, обязаны быть беспристрастными и толковать любое сомнение в пользу обвиняемого, но они тоже люди и, если подсудимый не вызывает никаких добрых чувств… Словом, чистосердечное признание облегчает положение подсудимого.

«Но увеличивает срок наказания», – пронеслось в моей голове. Нет, если бы я попалась на крючок, ни за что не стала бы признаваться. Как в анекдоте: жена спрашивает у мужа:

«Дорогой, где ты был вчера?» – «В библиотеке». – «Но тебя видели с красивой блондинкой у входа в гостиницу!» – «Я был в библиотеке». – «Но моя подруга работает там горничной и заметила, как вам давали ключи». – «Я был в библиотеке». – «Но моя подруга сняла на фото вас в постели, вот, смотри, снимки». – «Я был в библиотеке».

Вот так: главное, не признаваться, пусть весь мир свидетельствует против вас, стойте на своем. В библиотеке, и точка!

Дверь открылась, ввели Альбину. Выглядела она не лучшим образом – костюм помят, волосы уложены кое-как и полное отсутствие косметики.

– Отлично, – сказал Олег Михайлович, вставая. – Времени вам час, пойду пока пообедаю, только вынужден запереть дверь снаружи.

После того как ключ три раза повернулся в замке, женщина подняла на меня глаза, казавшиеся без подводки больными, и пробормотала:

– Ужас, знаете, в чем меня обвиняют?

Я кивнула.

– Бред, – воскликнула Альбина, – ну зачем мне убивать Никиту?

– Из-за денег.

– Господи, они и так мои.

– Нет, он все время вас ругал.

– Если каждая жена, на которую в запале накинулся муж, стала бы травить супруга, мужчин вообще бы уже не осталось. Подумаешь, кричал, эка невидаль! Да я не обращала внимания на его вопли. Тем более что у Никиты такой характер: ему поорать, как мне воды выпить, – несдержанный очень!

Я молча посмотрела на Альбину, потом сказала:

– Вы не любили его, жили лишь из-за денег. Терпели ради удобной жизни.

– Да кто сказал такую глупость? – вскинулась женщина. – Чушь!

– Вячеслав Константинович Рыбаков, – тихо ответила я, – он так радовался ночью, когда вы ему позвонили, правда, боялся, что кто-нибудь услышит. – Альбина вздохнула и забыла выдохнуть. Ее глаза расширились и начали вываливаться из орбит. Честно говоря, я немного испугалась, как бы ей не стало плохо. Но Соловьева кое-как справилась с эмоциями и пролепетала:

– Но, откуда вы…

– Знаю, и все.

– Бог мой, – всхлипнула Альбина, – теперь мне точно конец. Только поверьте, я не убивала мужа, я попала в жуткую ситуацию только из-за дочери, из-за Дашеньки…

Я сдержала чуть было не сорвавшийся с языка вопрос. Оказывается, еще какая-то Даша есть в этой истории.

– Ужас, ужас, – твердила хозяйка, – но я ни при чем…

– Вот что, – велела я, – рассказывайте все по порядку: про Рыбакова, Дашу и остальных, а там решим, что делать.

Альбина зарыдала.

– Прекрати, – поморщилась я, – у нас только час, надо использовать время с толком, вряд ли еще такое свидание дадут, наревешься в камере!

Соловьева заткнулась, утерлась рукавом элегантного костюма и сказала:

– Ладно, все равно Никиты нет, значит, и моим тайнам конец.

ГЛАВА 24

Альбина и Никита познакомились студентами. Оба происходили из интеллигентных, но не слишком обеспеченных семей. Первое время парень очень нравился девушке, и она охотно проводила с ним время. Никита, воспитанный строгой бабушкой и матерью, был человеком обстоятельным, правильным во всех отношениях. Даже в молодые годы он отличался крайней практичностью и был не по годам рассудителен. Чурался веселых компаний, не пил до утра с приятелями, не играл в карты, не бросал девушек. Хотя, справедливости ради, стоит сказать, что многие студенточки, в особенности провинциалки, весьма благосклонно поглядывали на интересного парня с московской пропиской. Но Соловьев шашней не заводил, надежд девчонкам не подавал, а на четвертом курсе начал ухаживать за хохотушкой Альбиной. Делал он это, как и все остальное, обстоятельно. Водил в театры и концерты. Кино Никита не любил. Покупал цветы и милые, но скромные подарки, потом познакомил с мамой…

Прошел год, и Альбина стала понимать, что они с Никитой не пара. Нет, он был замечательный, но каждое положительное качество имеет противоположную сторону. Обстоятельность оборачивается занудливостью, бережливость – скаредностью, излишнее трудолюбие – наплевательством на ближних. Альбине, веселой и смешливой, было тяжело с не по возрасту серьезным Никитой, и она совсем было решила с ним порвать, как парень торжественно предложил ей руку и сердце.

Альбиночка сразу не ответила, попросила время на раздумье. Совета она спросила у мамы, а той положительный Никита нравился чрезвычайно, вот женщина и заявила ей сразу: «Держись за него двумя руками, дочка! Чует мое сердце, добьется он успеха, взлетит высоко, будешь жить как за каменной стеной и не считать копейки».

Альбина, с одной стороны, понимала, что Никита не тот, кто ей нужен, но с другой… Мама всегда оказывалась права, и еще очень неудобно было перед родственниками Соловьева, принимавшими ее в доме на правах законной невесты… И девушка согласилась.

Уже через два года, беременная Викой, она поняла, что совершила жуткую, просто роковую ошибку. Муж вызывал рвотные судороги. Выдавая деньги на хозяйство, он поднимал вверх указательный палец и занудно повторял:

– Запиши расходы, копейка рубль бережет.

Потом как-то разом скончались все родственники, и они остались вчетвером – Альбина, Никита, новорожденная Вика и Антон. Тут же начались скандалы. Никита не понимал, почему он должен содержать совершенно здорового взрослого парня.

– Пусть идет разгружать вагоны, – твердил Соловьев.

– У него слабое здоровье, – отбивалась Альбина.

– Ну надо же, – ухмылялся Никита, – а ест за троих! Болезненный наш.

Альбина обижалась, уходила в спальню и долго плакала. Нет, не такой представляла она себе семейную жизнь, к ним даже не ходили гости, потому что Никита не выносил шума.

Однажды после одной особо бурной сцены женщине пришла в голову простая мысль: а чего она мучается? Живем, слава богу, не в католической Италии, развестись можно в любой момент… Разделить квартиру, подать на алименты… Альбина собралась уже начать тягостный разговор с Никитой, но тут на их головы упало богатство.

Разве можно бросить курочку, которая несет золотые яйца? Альбина присмирела, жизнь богатой женщины пришлась ей по вкусу. Прекратились скандалы из-за денег, появились дорогие, изысканные вещи… «Ради такой жизни можно и потерпеть, – думала женщина. – В конце концов, Никита почти не бывает дома». Очевидно, из-за того, что постоянно приходилось сдерживать свои негативные эмоции, у Альбины начались жуткие мигрени, и еще ее ужасно раздражала Вика. Девочка, как назло, уродилась вся в отца: такая же серьезная и рассудительная. Бедную Альбину порой брала оторопь, когда ребенок заявлял: «Не надо покупать новое платьице, незачем тратить деньги».

Антона пришлось поселить с собой, и дома из-за него часто случались распри.

Словом, жизнь в достатке тоже не приносила счастья. От тоски Альбина принялась ходить в тренажерный зал, шлифовать фигуру, и там познакомилась с тренером, Славой Рыбаковым.

Начался бурный роман, просто мексиканский сериал. Славик был полной противоположностью Никите – веселый, общительный, балагур, любитель вкусно поесть. Жил он вместе с матерью, обожавшей сына до потери сознания. Как раз в этот момент Никита улетел в Америку, и целый месяц любовники были предоставлены сами себе. Особых средств у Рыбакова не было, но он не делал из этого трагедии. Получил зарплату – веселится. К деньгам Слава относился легко, и это качество чрезвычайно нравилось Альбине.

Тридцать дней пролетели, как один. Никита вернулся, но сильных изменений в жизни прелюбодейки не произошло. Соловьев пропадал целыми днями на работе. Он окунулся в мир шоу-бизнеса и хотел занять в нем достойное место. Альбина постоянно придумывала, как бы ей заполучить побольше денег. То требовалось имплантировать четыре зуба по две тысячи баксов за штуку, то купить дорогое лекарство, то нанять Вике гувернантку… Платя гораздо меньше названной суммы врачам и учителям, Альбина клала разницу в карман.

Никита же, как ни странно, перестал ее контролировать так тотально, как раньше. И когда жена подсовывала ему под нос книжечки с подтасованными расходами, отмахивался:

– Средства есть, распоряжайся, помни только, что у нас Вика растет.

Альбина лишь удивлялась: надо же, однако, какая метаморфоза! То, что она беременна, женщина поняла поздно. Напуганная неожиданным шевелением в животе, она побежала прямиком к онкологу, а тот отправил ее в другой кабинет.

– Примерно пять месяцев, – вынес вердикт гинеколог.

– Но у меня месячные, – в ужасе воскликнула Альбина.

– Не вы первая попались на эту удочку, – улыбнулся врач, – очень распространенная ошибка: милые дамы считают, что с оплодотворением прекращается менструальный цикл. Так и случается у семидесяти из ста женщин. Но у остальных тридцати регулы приходят, как всегда.

Альбина вернулась домой в полубессознательном состоянии. Никита, не слишком сексуальный, не трогал жену с января, весь пыл мужик тратил на бизнес. А на дворе уже стоял жаркий август. Даже идиот мог посчитать по пальцам месяцы. Никита моментально бы понял, что жена изменила ему.

Целый месяц Альбина искала врача, готового сделать аборт на таком сроке. Но даже за очень большие деньги акушеры отказывались, говоря, что в пять месяцев плод вполне жизнеспособен, а на убийство никто идти не хотел.

В конце концов Соловьева поняла, что ей придется рожать. Женщина придумала выход из, казалось бы, безвыходной ситуации.

Заплатила внушительную сумму врачам и улеглась в больницу, в отдельную палату. Беременность ее протекала легко, никаких пигментных пятен и токсикоза, живот был крохотный, на первый взгляд казалось, что Альбина просто слегка пополнела.

Нашпигованный долларами доктор сообщил Никите, что у жены миома, но, прежде чем делать операцию, ей попробуют провести гормонотерапию. А гормоны – штука коварная, многие дамы расплываются, теряют формы. Так что Никиту не удивила внезапная толщина супруги. Тем более что доктор спокойно пообещал:

– Завершим цикл, и все сразу станет на свои места.

В начале декабря у Альбины родилась девочка, крохотная и очаровательная. Деньги в нашей жизни могут все. Мадам Соловьева продала роскошное бриллиантовое кольцо, соврав мужу, что потеряла перстень, когда снимала с руки перчатку. Полученной суммы ей на все хватило. Доктор принял младенца и отдал его… бабке, матери Славы. Этот же врач достал и справку о рождении.

Альбина вернулась домой к ничего не заподозрившему Никите, а новорожденная Дашенька стала воспитываться у отца. Все добытые правдой и неправдой копейки бедная Альбина теперь отдавала Славе. Жизнь ее превратилась в сплошной обман. Пока девочка была маленькой, особых проблем не возникало, но когда ей исполнилось три года, пришлось что-то придумывать. Даша не знала, что у любимой мамы есть другая семья, не подозревала она и о существовании Вики. Бабушка и папа спокойно объясняли ребенку:

– Мама на работе.

И лет до семи Дашенька вопросов не задавала. Мать приходила каждый день с чудесными подарками. Но потом девочка поинтересовалась:

– Мамочка, а где ты ночуешь?

Пришлось рассказывать невероятную сказку о службе в органах государственной безопасности. Ни один нормальный человек не поверил бы идиотской истории, но маленькая наивная девочка ничего не заподозрила и даже гордилась, что ей доверили государственную тайну. В общем, Дашенька была счастлива, но Альбина жила на грани нервного срыва. У женщины развилась настоящая истерия.

Соловьевой все время казалось, что Даша несчастна, страдает и не имеет всех тех благ жизни, которыми пользуется Вика. Глядя, как Виктория ужинает, мать думала: «Дали ли Даше поесть?» Если у Вики появлялась игрушка, точно такую же она покупала и Даше… Но больше всего Альбину угнетала невозможность отдыхать вместе с Дашенькой.

К тому же Виктория, рассудительная и малообщительная, слишком была похожа на Никиту, а вступив в подростковый возраст, стала, по мнению матери, совершенно невыносимой. То целый день читает книги, а затем щеголяет в школе эрудированностью, то устраивает скандалы, обижаясь по каждому поводу. При этом отвратительно учится, принося каждый день двойки, колы и замечания…

Дашенька же была абсолютно другой. Веселая, энергичная, простая и понятная. Играла в куклы, собирала наклейки, обожала диснеевские мультики, никогда не спорила с родителями, отлично училась…

Альбине просто не приходило в голову, что Даша младше Вики и проблемы с ней еще впереди. Нет, Альбина пребывала в твердой уверенности, что одна ее дочь – настоящее исчадие, другая – ангел во плоти. И по ужасной несправедливости ей приходится жить с противной девочкой, ущемляя другую, такую милую малютку, во всем. Но Даша отнюдь не была обижена. У нее имелась бабушка, мать Славы. Бабка любила внучку, правда, меньше, чем сына, но и от отсутствия внимания Дашенька не страдала. К тому же Слава вполне нормально зарабатывал, да и Альбина волокла в семью, где жила ее вторая дочь, все добытые деньги… Девочка совершенно не нуждалась, но… но жила не в трехэтажном особняке, а в обычной, пусть и хорошей, квартире, в школу ездила не на «Мерседесе», а на «Жигулях», и норковой шубки у нее тоже не было. Имелась отличная дубленка, теплая и уютная, но у Альбины от злости сводило скулы, когда Вика с недовольным лицом влезала в свое серебристое манто.

Итак, старшую дочь Альбина терпеть не могла, младшую обожала, но жить ей приходилось с противными и гадкими, проводя с дорогими и любимыми всего лишь считанные минуты. А все из-за денег! Хитрая американка обошла Альбину в завещании, и никаких собственных средств у женщины не было. В случае развода она оставалась голой и босой, а ее ненаглядная Дашенька теряла всякую надежду на богатство.

Слава терпеливо ждал, что из этого получится. Жизнь полухолостяка, полуженатого мужчины устраивала его полностью. Тем более что Альбина приносила в дом много денег. Мать его никогда не позволяла себе взглянуть на «невестку» без улыбки. Они все ждали.

– Чего? – спросила я.

Альбина горестно вздохнула:

– Смерти Никиты. В случае его кончины деньги достаются Вике, а значит, мне.

Я всплеснула руками:

– Слушай, если ты все так же объяснила следователю, то неудивительно, что он применил такую суровую меру, как арест!

Альбина устало откинулась на спинку жесткого казенного стула.

– Ты не поняла. Во-первых, о Рыбаковых не знает никто, ни единая душа. Мы соблюдали жесткую конспирацию, прямо как шпионы. Подруг у меня нет. В гости к Славиным приятелям вместе никогда не ходили, таились, из-за Дашеньки огласки боялись…

И она снова заплакала, на этот раз тихо и безнадежно. Мне не было ее жаль. Ох, кажется, вовсе не из-за девочки сохраняли тайну Слава и Альбина, нет, они просто боялись лишиться денег. Никита, узнав об измене, скорей всего развелся бы с Альбиной.

Собеседница опять утерлась рукавом и продолжила:

– Я так измучилась, просто стала невменяемой, но тут произошло неожиданное… Никита отправился на очередное обследование к своему доктору. Мужчина тщательно заботился о себе и раз в году обязательно полностью проходил диспансеризацию, чтобы удостовериться в том, что он совершенно здоров. Но в этот день врач озабоченно покачал головой и отправил Соловьева к хирургу. Вердикт оказался суровым – рак грудной железы, но шанс на спасение жизни оставался, нужно было срочно сделать операцию.

Никита с недрогнувшим лицом выслушал диагноз и запретил жене рассказывать кому-либо о его болезни, даже Антону.

– Никто не должен об этом знать, – категорично отрезал он.

Альбина не стала спорить. Никита, сказав всем, что уезжает в Америку, лег в клинику и прошел все ступени – оперативное вмешательство, лучевую и химиотерапию, гормоны.

После непродолжительного ухудшения анализы стали приходить в норму. Соловьев поверил в то, что выздоровел. Но примерно через год он неожиданно начал задыхаться. Врачи, отводя глаза, сказали ему, что это аллергия, развившаяся после интенсивного лечения. Мужчина начал вновь ходить на уколы и пить таблетки, но Альбине врач, разведя руками, сказал:

– Мы же не боги, процесс идет, боюсь, он долго не протянет, год максимум.

И Альбина стала ждать конца, впрочем, Слава тоже. Он, естественно, был в курсе дела, но ни Вика, ни Вера, ни Антон даже не предполагали о болезни Никиты. Вернее, они считали, будто у него астма, отсюда и душераздирающие припадки кашля.

Соловьева замолчала и глянула на меня.

– Теперь понятно?

Я пожала плечами. Более чем. «Любящая» жена преспокойненько ждала, когда супруг отправится к праотцам, и потирала руки, думая, что денежки вот-вот попадут в ее распоряжение.

– А Вера? – спросила я. – Ведь по завещанию огромные суммы отходили сестре мужа и Вике, а не тебе.

Альбина улыбнулась:

– Верочка была милейшим существом, вот уж трудно представить, что они с Никитой из одного гнезда. Она скорей годилась в сестры Антону – тихая, деликатная, талантливая художница. Я любила ее, и, если бы средства достались ей, у меня не было бы никаких проблем. Веруся никогда бы и взглядом меня не упрекнула и скорей всего только обрадовалась бы, узнав, что я снова выхожу замуж. Боже, как бы мы хорошо жили, все вместе – Тоша, Ксюша, Верочка, Славик и Дашенька… Господи, как я надеялась на счастье, как мечтала, как ждала… Понимаешь теперь, что никакой нужды убивать Никиту у меня не было? Он умер бы сам. Не через год, так через два. Я столько мучилась, что лишние двенадцать месяцев…

– Надо же, как тебе повезло, – тихо сказала я, – сначала Вера погибла, потом муж…

– С Верочкой произошла трагическая случайность! – воскликнула Альбина. – Ужасная, несправедливая, а с Никитой… Ну не трогала я его, не трогала, поверь.

– Как же яд оказался в матрасе?

– Не знаю! – яростно воскликнула Альбина. – Честное слово. Вытащили пузырек из матраса с наклейкой «Панангин», а там – стрихнин. Боже, что же будет с Дашенькой!

– А с Викой?

Альбина осеклась:

– Ну, Виктория пока поживет дома.

– Одна?

Дама нахмурилась:

– Там Антон, Ксюша, ничего, как-нибудь.

Я во все глаза глядела на Альбину: бывает же такое – она даже не вспомнила про старшую дочь! Напрочь забыла о ребенке.

– Это кто-то подстроил! – почти кричала Соловьева. – Сначала отравил Никиту, потом подсунул мне яд.

– Зачем?

– Не знаю!!!

– Как зовут вашего врача и где он работает?

– Кисин Андрей Евгеньевич, – ответила Альбина. – Шестьсот двадцатая городская больница, там и операцию делали, и облучение. Кисин его и курировал.

В этот момент дверь распахнулась, и вошел улыбающийся Олег Михайлович.

– Ну? Потолковали?

Я кивнула. Альбина подняла бесконечно усталые глаза и бесцветным голосом попросила:

– Разрешите мне передачу прислать?

– А тут и моего разрешения не надо, – спокойно ответил Куприн, – по закону положено – тридцать кг раз в месяц. Нижнее белье, тапки, мыло, газеты и туалетные принадлежности в вес не входят. Еще можете получить вещи, лекарство, таз, ведро, холодильник и телевизор, только не советую слишком уж в камере обзаводиться хозяйством.

– Почему?

– Недолго у нас продержат, отправят в СИЗО.

– В Бутырку?! – в ужасе воскликнула я. – Только вчера показывали, как там в камерах на пятьдесят человек все сто двадцать сидят.

– Женщин в Бутырке нет, – вздохнул Куприн, – для них не так давно построили новый изолятор, даже санитарные комнаты есть, правда, он тоже уже переполнен. Вот когда туда отправят…

Альбина, побледнев, переводила взгляд с меня на следователя.

Появился конвойный, и мою нанимательницу увели.

– Еще кофейку? – радушно предложил Куприн.

Но меня начало мутить.

– Нет, спасибо.

– Ну как, она приняла решение помогать следствию?

Я отрицательно покачала головой:

– Утверждает, что не виновата и никакого пузырька в матрас не прятала.

Следователь развел напиток, понюхал содержимое чашки и сказал:

– Надо, наверное, поменьше этой гадостью накачиваться. Соловьева, мягко говоря, ввела вас в заблуждение. Дело в том, что стрихнин лежал в упаковке из-под лекарства «Панангин». Его многие пьют, ничего особенного, просто калий и магний, сердечникам прописывают. Так вот, на пузырьке обнаружены отпечатки пальцев Соловьевой, очень четкие, просто удивительно. Знаете, такое ощущение, что она схватила «Панангин» руками, вымазанными жиром. Очень глупый поступок, теперь каждый первоклассник знает о дактилоскопии.

Я молчала. А что тут возразить? Олег Михайлович спокойно отхлебнул кофе.

– Понимаю, для вас это шок, дружили с человеком, считали, что хорошо знаете его, и вдруг, бац – убийца. Но поверьте, не вы одна оказались в такой ситуации. В этом кабинете часто сидят люди, повторяющие: «Не верю, не могла». А потом выясняется – запросто, элементарно. «Люди гибнут за металл. Сатана там правит бал».

И он снова включил чайник. В комнате стояла жуткая духота, окно было забрано решеткой, и форточка, кажется, вообще не открывается, и еще этот специфический запах. Ни в одном учреждении не сыскать подобного «букета» – пыль, старые бумаги, кофе и что-то еще, затхлое, тяжелое, просто невыносимое. Может, так пахнет человеческое горе? Кое-как я справилась с негативными эмоциями и спросила:

– Она говорила вам, что Никита был болен раком?

Куприн кивнул:

– Естественно.

– Ну и что, вы проверили?

Олег Михайлович улыбнулся:

– Извините, пока не успел.

– Почему?

– Но ее только вчера арестовали, время есть.

– Послушайте, – возмутилась я, – а что, если она не виновата?

Куприн поднял вверх руки:

– Да вы не волнуйтесь так, сделаем все необходимое, только…

– Что?

– Только семейные разборки происходят намного чаще, чем вы думаете. По статистике, семьдесят пять процентов преступлений совершают родственники. Понимаю, что вам это кажется ужасным… Вы сейчас домой? Передайте Юрке привет, кстати, что с ним приключилось? Бюллетень взял.

– Давление замучило, – буркнула я и ушла.