Текст книги "Между нами лёд. Книга 2"

Татьяна с облегчением прикрыла глаза на несколько секунд.

– Немного, – ответил Громов. – Как при сильном насморке.

Антон кивнул, продолжая что-то писать. Евгений переглянулся со своей партнершей, и в её карих глазах нашел такое же опустошение, что царило в его душе. Они ждали этой победы, но сейчас казалось, что радовались все, кроме них самих. Громов вновь вспомнил о лжи партнерши, а Таня осознавала, что Евгений использовал её, по факту плюнув на серьезную травму плеча. Да, она сама предложила ему сделать это, но в то же время не могла понять, правильно ли они оба поступили.

– Завтра у тебя операция в пять часов, – обратился к Тане врач. – А сегодня вколим тебе обезболивающее.

– Я смогу выступить на показательных? – внезапно, кажется, даже для самой себя задала вопрос она.

– Какой тебе показательный? – разозлился Евгений.

Алексеева перевела взгляд на партнера, пытаясь сохранить серьезный настрой.

– Красивый желательно, – с напускной строгостью ответила, замечая, что Громов начинает злиться ещё больше.

– Может, – он поднялся со стула, подходя вплотную к Тане, сидевшей на кушетке, – тебе хватит изображать из себя святую?

– Что ты имеешь в виду?

– Твоё самопожертвование, – кивнул Евгений, кажется, забывая о том, что в кабинете они не одни. – Когда началась боль в плече, ты должна была выбрать меня, выбрать нас! – повысил голос он. – Но ты предпочла их! Полезла в это долбанное болото и утащила меня за собой! И ты лгала мне, Таня! Так что, спасибо, я обойдусь без показательного номера. Не надо ради меня показательно собой жертвовать.

Алексеева опустила голову, не в силах ничего ответить. В глазах снова слёзы, а в горле – ком, не дающий сказать что-либо и нормально вдохнуть.

– Я просто… – дрожащим голосом попыталась оправдаться Таня, часто моргая от слёз, срывающихся с ресниц и падающих на белое платье. – Хотела как лучше.

Алексеева в тот момент даже не могла представить, насколько эти слова задели и без того разгневанного Громова. Когда-то он тоже верил, что лжёт во благо.

– Так не бывает! – закричал он, откидывая охлаждающий пакет на кафельный пол. От сильного удара тот лопнул, и содержимое в виде голубоватого геля вытекло наружу.

– Идите-ка вы оба отсюда, – вмешался Антон, поднимаясь со стула. Врачу не хотелось ни быть свидетелем ссоры партнеров, ни отвечать перед организаторами за порчу имущества в случае, если Громову окончательно снесет голову. – Вам нужно поговорить, но спокойно. Сейчас вы на это не способны.

Громов сразу покинул кабинет врача, громко захлопнув за собой дверь. Таня же побоялась выходить следом, и осталась выждать хотя бы пару секунд.

В коридоре Евгений увидел Лену, что торопливо вытирала слёзы, не желая, чтобы кто-либо их увидел.

– Лена! – позвал он, но Волченкова, заметив его приближение, ускорила шаг, боясь оказываться рядом. Однако Евгений, пусть и на коньках с чехлами на лезвиях, всё же был быстрее, а потому догнать её не составило особого труда. Фигурист схватил Лену за локоть, разворачивая к себе.

– Отстань от меня! – дернула рукой она, желая высвободиться.

– Я горжусь тобой, – внезапно произнес Громов, заставляя собеседницу на несколько секунд оторопеть. – Ты поступила правильно.

– Да пошёл ты со своей правильностью! – вновь разозлилась Волченкова, пытаясь вырвать свою руку из хвата Евгения. – Пусти!

– Лена, послушай…

– Нет, это ты послушай! – резко оборвала его Лена с вызовом в глазах. – Кто угодно был достоин медали Олимпийских игр! Кто угодно, Женя, но только не Таня! Она даже не понимает, что с ней произошло! И не поймет никогда, потому что не выстрадала этот путь, как я или ты! Или твоя Калинина!

– Не нам это решать, Лена, – покачал головой Евгений, не желая вступать в спор.

– Это моя последняя Олимпиада, Громов! Я физически не смогу больше! – со слезами в глазах продолжала Волченкова, заставляя отметить, что плачущих женщин сегодня вокруг слишком много, и это начинает порядком утомлять. – И я отдала свою «бронзу», к которой шла всю жизнь, какой-то там Тане! И ты хочешь устроить мне проповедь о правильности моего поступка? Я ненавижу вас обоих!

Женя вздохнул, с сожалением смотря на Лену. Как спортсмен, он мог понять её, но осознавал, что слов будет недостаточно, чтобы успокоить. Поэтому притянул её к себе, крепко обнимая. К его удивлению, Волченкова противиться не стала и положила голову на его плечо, давая волю эмоциям окончательно и начиная вновь горько плакать.

– Радовалась бы ты этой «бронзе», если бы нас дисквалифицировали?

– Радовалась бы, – простонала в плечо Волченкова.

– А мне кажется, что моя Лена не радовалась бы нечестной победе, – улыбнулся Громов. – Ты уже одна из лучших парниц в истории. В Польше ты – национальное достояние. Ты привезла в эту страну фигурное катание и делаешь большое дело, развивая его там на своем примере…

* * *

Когда Таня вышла из кабинета врача, её сразу же поймала Ксения.

– Твоя мама, – пояснила она с улыбкой и протянула телефон.

Алексеева приложила гаджет подруги к уху и устало улыбнулась, услышав родной, но дрожащий от слёз голос. Мама долго рассказывала дочери о том, как гордится ею и как переживала, периодически закрывая глаза во время проката.

– Как себя чувствует Евгений? – с тревогой спросила она, вызывая у Тани легкий ступор. – Что с его носом?

Фигуристка понимала, что о проблемах с плечом и предстоящей операции маме лучше не говорить, чтобы та не нервничала.

– С ним всё в порядке, – вздохнула Алексеева, обводя взглядом коридор в поисках партнера.

– Дашь ему трубку? – внезапно для дочери попросила она. – Хочу поздравить его и поблагодарить за всё, что он для тебя сделал. Мы с ним уже разговаривали, когда он забрал у тебя телефон. Очень воспитанный молодой человек.

«Молодой человек! Ростом под два метра и кучей титулов!» – мысленно изумилась Таня, совсем не ассоциируя это словосочетание с Громовым.

– Слава Богу, что он твой партнер, – продолжала мама. – Я очень жду вас обоих дома.

– Нас «обоих»?

– Таня, он поцеловал тебя, – с теплотой в голосе напомнила она дочери, заставляя ту зажмуриться на несколько секунд от стыда.

Их поцелуй видел весь мир, но почему-то именно перед мамой было особенно неловко.

– Вы любите друг друга, Таня? – осмелилась спросить она. – Знаешь, когда по телевизору вас спрашивали об отношениях, и вы их отрицали, я с трудом вам поверила. Но решила, что если бы между вами действительно что-то было, то ты рассказала бы мне. А сегодня…

– Мама, давай не сейчас, пожалуйста, – взмолилась фигуристка, отправляясь на поиски Жени.

– Хорошо, я понимаю. Но я счастлива видеть тебя рядом с ним.

Таня свернула влево и приоткрыла губы, собираясь вновь попросить маму не говорить подобного. Однако рот так и остался приоткрыт, когда в углу коридора она увидела Евгения. Тот крепко обнимал Волченкову и что-то заботливо шептал на ухо, то и дело улыбаясь. Таня быстро вернулась обратно в другое крыло, не желая быть замеченной.

– Мам, – Таня с трудом нашла в себе силы что-то произнести, – он сейчас… Занят.

* * *

Евгений возвращался в сторону выхода на лёд, понимая, что скоро начнется цветочная церемония. Проходя мимо Мельникова, он остановился.

– Снова ждёшь благодарностей от меня? – предположил с ухмылкой.

– Я их никогда не дождусь, – нарочито натянуто улыбнулся Арсений. – Так что я больше от тебя ничего не жду. Выдыхай.

– Ты делаешь это, чтобы блеснуть своей значимостью в Федерации. Ну, и ради денег, разумеется, – кивнул своим предположениям Евгений. – Так что не надо делать вид, будто отсутствие моего «спасибо» играет для тебя роль.

– Деньги – это, конечно, прекрасно, – спокойно рассуждал Арсений, – но у меня есть ещё и личный мотив.

Громов непонимающе нахмурился, не ожидая услышать от бывшего соперника ничего хорошего.

– Чем дольше ты на льду, тем дольше на льду и я, – признался Мельников. – Я смотрю на тебя и вижу себя. Понимаю, что тоже мог бы быть сейчас здесь, но по другую, более яркую, сторону борта. Ты тоже скоро уйдешь и поймешь меня. Будешь смотреть на молодую Таню, которая, возможно, дотянет и до следующей Олимпиады при наличии сильного партнера, и будешь видеть себя рядом с ней.

И если первая часть небольшого откровенного монолога Арсения заставила Евгения задуматься, то вторая – откровенно разозлила. Громов не хотел, чтобы Таня продолжала карьеру с кем-то другим. Он не может отдать её никому, особенно понимая, что другого партнера его уровня на данный момент не существует. И эти мысли разожгли внутри Евгения собственнические чувства, заставляя немного позабыть о её лжи. Главное, чтобы Таня принадлежала ему.

* * *

В большом конференц-зале было не продохнуть. Ни одного свободного места в просторном помещении не осталось. Журналисты, ради первого интервью Алексеевой и Громова в статусе олимпийских чемпионов, были готовы и стоять у стен, и толкаться у самых дверей зала, находясь практически в коридоре.

Татьяне и Евгению ещё не вручили медали. Церемония награждения была только впереди, и ей предстояло состояться на огромной площади в центре Ванкувера. На данный момент их чествовали только на пьедестале ледового дворца, вручив букеты.

Партнеры сидели за большим столом, в олимпийках поверх костюмов. Таня под объективами десятков камер чувствовала себя скованно. Однако, когда среди большого количества людей она нашла Ксюшу, дышать стало немного легче.

– Татьяна, Евгений, расскажите, что вы сейчас чувствуете? – первый вопрос им задала журналистка из России.

– Я чувствую пустоту внутри себя, – неожиданно признался Громов, вызывая волну шепота и недоумения по залу, когда до журналистов дошел перевод ответа. – Победить на Олимпийских играх было моей мечтой на протяжении всей жизни. И когда мечта такого уровня сбывается, долгое время потребуется сначала на то, чтобы осознать это, а затем, чтобы понять, к чему я буду стремиться дальше.

Татьяна задумчиво кивнула, смотря на стол. Олимпиада не была смыслом её существования, но даже она сейчас не знала, что делать дальше. Было ощущение, будто это конец. Финальная точка программы, в которой нужно зафиксировать положение с улыбкой на лице и медалью на шее.

– Я согласна со своим партнером, – медленно начала Таня на русском, понимая, что не в состоянии сейчас формулировать мысль на английском. – Я чувствую опустошение, но надеюсь, что, в скором времени, когда осознаю вершину, которая нам покорилась, эта пустота заполнится счастьем.

– Евгений, как думаете, что помогло вам победить?

– Трудолюбие, упорство и выносливость, – сдержанно ответил он.

Опытные спортивные журналисты не могли понять, что было не так с фигуристами. Они знали, что олимпийские чемпионы сразу после своей победы бывают усталыми и изможденными, но Алексеева и Громов выглядели так, будто эта победа им не нужна была вовсе.

– А что помогло победить вам, Татьяна?

Таня обвела взглядом зал, полный сотен жаждущих её ответа глаз.

– Мы с Женей – верхушка айсберга, которую вы видите, – начала она. – В нашей победе большую роль играют люди, окружающие нас изо дня в день. Это, в первую очередь, наш тренер…

Татьяна нашла взглядом невысокую Ольгу Андреевну, зажатую между двумя журналистами.

– Но помимо тренера вокруг десятки других людей, которые оказывают большое влияние на нас. Они делают нас такими и либо закаляют наш характер, либо поддерживают изо дня в день, смягчая ежедневную боль, с которой приходится сталкиваться. Это, конечно, наши родители…

Громов грустно улыбнулся уголками губ, опуская взгляд на стол. Больше всего ему хотелось, чтобы мама была свидетелем сегодняшней победы.

– Это наши соперники, которые заставляют нас становиться лучше и сильнее, – Таня бросила взгляд на Алису, которую раньше считала своей конкуренткой, а Женя неосознанно переглянулся с Мельниковым.

– Это наши враги, – продолжала Алексеева, увидев среди большого количества людей Волченкову, – которые иной раз поступают, как наши друзья.

Таня перевела взгляд на Ксюшу, едва заметно кивнув ей.

– Все люди, которые окружают нас, влияют на формирование нашего характера. И к нашей победе приложил руку каждый, кто когда-либо с нами взаимодействовал, в том числе наши болельщики. Это вы сделали нас такими, и это помогло нам победить. И, конечно, – Таня повернула голову вправо, встречаясь с любимыми серо-голубыми глазами, – нам помогло то, что мы хорошо чувствуем друг друга. Это очень важно в любой паре.

Таня замолчала, опуская взгляд на бутылку воды, стоящую рядом с небольшим микрофоном, установленным на столе. Она почувствовала себя неловко за то, что так растянула ответ на вопрос, на который Громов ответил намного короче. Однако зал неожиданно разразился аплодисментами, заставляя Таню округлить глаза от удивления.

– Впечатляюще, – шепотом подметил Громов, наклонившись к её плечу. – Будешь моим пресс-секретарем?

* * *

Татьяна и Евгений стояли на верхней ступени пьедестала, облаченные в парадный комплект олимпийской формы. Представители Международного Олимпийского Комитета надели на их шеи медали, а затем пожали руки, поздравляя с заслуженной победой. Громов, стоящий за своей партнершей, по привычке приобнял её за талию. Это дало Тане мнимую надежду на то, что между ними ещё можно всё наладить. Но Евгений об этом не думал. Он просто вспомнил слова Арсения о новом партнере Тани в следующем сезоне.

Над площадью раздались первые ноты гимна Российской Федерации. Татьяна и Евгений слушали его, смотря в ночное небо Ванкувера. Они не замечали тяжелых золотых медалей и тысяч болельщиков, собравшихся в их честь, не замечали серебряных и бронзовых призеров, стоящих возле них. Они ушли глубоко в себя, переставая даже слышать гимн. Партнеры не понимали, почему сейчас эта победа, что в мечтах была такой сладкой, на деле не приносила почти никакой радости. Почему внутри такая пустота? Такая же огромная и темная, как небо олимпийского Ванкувера.

* * *

В автобусе, что вёз чемпионов и призеров в парном фигурном катании в олимпийскую деревню, Таня села рядом с Ксенией. Олимпийская чемпионка держала золотую медаль в своих ладонях, но смотрела будто сквозь неё. Одиночница забрала награду себе, с любопытством и трепетом разглядывая.

– Татьяна, – с нарочитой серьезностью обратилась она к своей подруге, изображая из себя журналистку, – скажите, что было приятнее – первая золотая медаль Олимпийских игр или первый поцелуй с Евгением Громовым?

– Это не первый поцелуй, – заторможено отвечала Таня, смотря на ладони.

Глаза Ксении округлились, и она сразу же завалила подругу десятком вопросов, отвечать на которые у Татьяны не было ни сил, ни желания.

Когда олимпийских чемпионов поздравили все члены сборной, поджидавшие в холле, а Татьяну и вовсе пару раз успели подкинуть в воздух хоккеисты, заставляя Громова напрячься, партнеры смогли отправиться в свои номера. Они жили на одном этаже, в соседних комнатах, а потому в лифте оказались вдвоем. Евгений прислонился спиной к одной металлической стенке, Таня – к противоположной. Несколько секунд они стояли напротив, сверля друг друга испытывающими взглядами. Слишком много всего было между ними. Умалчивание про завершение карьеры, ложь о головокружении вместо правды о болях в плече… И победа, несмотря на то что была главной спортивной победой в их жизни, никак не смягчала произошедшее.

– Не стоило этого делать… – вдруг неловко произнесла Таня, желая чем-то заполнить неудобную тишину. Последние несколько часов их неустанно сопровождал оглушительный гомон и теперь, впервые оставшись наедине друг с другом в статусе олимпийских чемпионов, безмолвие казалось неуютным и давящим. От него буквально хотелось бежать прочь.

Громов нахмурился, будто ещё раз прокручивая услышанное. Он ответил на огромное количество вопросов, услышал сотни поздравлений и теперь, после убийственного дня, любая фраза, казалось, требовала дополнительного времени на размышление.

– Что? – не понял он, поглядывая на партнершу из-под прищуренных век. – Не стоило побеждать?

Таня едва качнула головой, насколько позволяли оставшиеся силы, не удивляясь тому, что Евгений понял по-своему. Снова.

– Целовать меня после… На льду, – не без труда уточнила она, поднимая глаза.

Громов усмехнулся и будто даже стал бодрее.

– Это традиция. Это нормально, – пожал плечами он, не переставая улыбаться.

– Да, но теперь все, включая мою маму, подумают, что мы пара, – Таня смущенно коснулась шеи, будто хотела размять, и опустила взгляд, не замечая, как холод в глазах Евгения сменяется теплом.

Если не жаром.

– Так мы пара, – глупо констатировал он.

Таня подняла глаза и встретилась взглядом с Женей. Несколько секунд смотрела на него как на умалишенного, находясь в странном ступоре. Но в следующее мгновение залилась нервным смехом, который поддержал Громов.

Секунды, последовавшие после, вновь наполнились напряженной тишиной, что неуютно сдавливала воздух в кабине, заставляя уставших спортсменов дышать чаще. Но кислорода будто не осталось вовсе. Громов пытался списать это на ушиб носа, не зная, что партнерша тоже не могла сделать полноценный вдох. Таня приоткрыла рот, будто желала что-то сказать, но Громов не дал этого сделать.

Он резко подался к ней, прижимая телом к стене лифта и с напором целуя желанные губы. От неожиданности Алексеева даже не почувствовала боли от удара головой. Евгений прислонил ладони к стене, не давая Тане возможности отстраниться. Она, моментально отбросив все размышления о правильности или неправильности этой ситуации, положила ладонь на его торс, впиваясь ногтями в ткань куртки и желая скорее прикоснуться к телу.

Лифт оповестил звонком о прибытии на нужный этаж. Громов положил руки на бедра партнерши, а затем подхватил и понес в свой номер, не разрывая поцелуя. Таня обхватила его ногами за поясницу, радуясь, что в таком положении их лица на одном уровне.

– А если нас… – попыталась задать вопрос Таня, отстранившись от губ партнера и часто дыша, с опаской оглядываясь в пустом коридоре. – Увидят?

– После секса нас уже видели, – невинно пожал плечами Евгений, вспоминая ту фотографию и подпись к ней в их группе.

– Это было после, а сейчас…

– А сейчас в процессе, – быстро закончил Громов, вновь жадно впиваясь в пухлые губы, не желая разговаривать и отвлекаться. Через секунду они ворвались в номер. Евгений поставил партнершу на ноги, откидывая спортивную сумку, что висела на плече, в сторону, а затем торопливо расстегнул молнию на куртке, сбрасывая на пол.

Татьяна привыкла к тому, что руки Громова во время их тренировок бывают везде. Порой к этому располагало то или иное положение, а порой получалось случайно, из-за того, что Таня теряла равновесие. Привыкла и к тому, что всегда он брал инициативу на себя, предлагая ту или иную позицию во вращениях или поддержках. Привыкла, что он всегда ведет, а она – подчиняется. Но сейчас Громов доминировал совсем в другом плане. В том, в котором они друг друга однажды пытались узнать, но были вынуждены остановиться.

Больше не было необходимости сдерживать себя, и не было сил сопротивляться обоюдному влечению.

За два месяца совместной работы, которая предполагала тесный физический контакт, они привыкли к ощущению друг друга рядом. И сейчас, не в силах терпеть хоть малейшее расстояние между собой, партнеры снова примкнули друг к другу. Евгений остался в синих брюках и ботинках, Таня – только в нижнем белье и белой футболке сборной. Громов с силой и яростью сжал её талию, заставляя зажмуриться от боли в ребрах, а затем бросил на кровать.

Повернув голову вбок, она видела, как Громов снимает ботинки, а затем выпрямляется. Благодаря удачному расположению уличного фонаря, который бил в номер Евгения, Таня могла с удовольствием и разливающимся по низу живота желанием наблюдать за обнаженным по пояс партнером, который уверенно расправлялся со своим ремнем. В его длинных пальцах блеснула металлическая бляшка, а затем, поймав заинтересованный взгляд партнерши, Громов нарочито медленно расстегнул ширинку. Таня видела, как в полумраке мерцало серебряное кольцо в ухе. Видела выдающийся рельеф пресса и красивые широкие плечи.

– Никогда бы не подумал, – соблазнительно произнес он, освобождая себя от брюк, – что ты можешь с таким бесстыдством разглядывать полуголого мужчину.

Таня на мгновение смутилась, полагая, что, скорее всего, покраснела. Но в данной ситуации, когда она лежала на кровати Громова в нижнем белье и футболке, заливаться румянцем от его фразы было глупо.

– Ты… – попыталась всё же ответить что-то Таня. – Ты плохо меня знаешь.

Евгений подошел к кровати, забираясь на неё и нависая над партнершей. Он провел по ней оценивающим взглядом, понимая, что хочет, наконец, увидеть обнаженной. И больше не может сдерживаться.

– Сегодня узнаю лучше, – горячо прошептал он в губы Тани, но не стал касаться их, решая подразнить.

Она хотела обхватить партнера ногами, но тот резко перевернул её на живот. Снял футболку и расстегнул бюстгальтер.

Взору Евгения открылась спина Татьяны, с бледной кожей и соблазнительными веснушками, рассыпавшимися по миниатюрным плечам. Перед глазами промелькнуло ненавистное фиолетовое платье, которое давало возможность любому желающему увидеть её спину обнаженной вплоть до поясницы, но Громов хищно и довольно ухмыльнулся, понимая, что касаться этой спины, этой кожи имеет право только он. Это его партнерша.

Евгений резко отвесил неслабый шлепок Тане, от которого та дернулась вперед, едва слышно вскрикнув.

– Ещё раз соврешь мне, – угрожающе прошептал он, прижимаясь горячей грудью к её спине, – и я не знаю, что с тобой сделаю.

Татьяна невнятно простонала в ответ, что врать больше не будет, но затуманенное желанием сознание лукаво шепнуло, что ради таких угроз и того, что они за собой могли иметь, можно было и попробовать.

Громов понимал, что Таня – воплощение женственности в лучшем виде. Понимал, что она достойна сегодня, впрочем, как и каждый день, самых нежных ласк и прелюдий, и он хотел дать ей то, чего она заслуживает. Хотел, но был охвачен гневом из-за лжи, которая поставила под сомнение всё, что было ему дорого, и не мог с собой совладать.

Быстрые, ненасытные движения, стоны – то громче, то чувственнее, боль – приятная и сладкая. Поцелуи – рваные, жадные, влажные. Отрывистые воспоминания о вспышках любви и ненависти друг к другу, что сменялись катастрофически быстро…

В ночь, когда весь мир стремился говорить только о них двоих, они из этого мира полностью выпали, наконец почувствовав друг друга так, как давно желали. Они были полностью обнажены друг перед другом. Как в прямом смысле слова, так и в плане чувств, которым больше не могли сопротивляться. На это нужны силы, которых больше не было.

Силы, которые без остатка забрали Олимпийские игры.

* * *

Громов проснулся в четвертом часу ночи от беспокойного сна. Он резко открыл глаза, делая глубокий вдох. Фигурист тут же забыл, что именно видел в ночном кошмаре, но неприятное чувство тревоги, клубившееся внутри, и фантомный запах гари в носу давали понять примерное содержание. Евгений провел ладонью по обнаженной спине Тани, что мирно спала на его груди, а затем запустил пальцы в длинные волнистые волосы, ощущая их мягкость.

Спокойная, красивая, маленькая.

Громов поймал себя на мысли, что хочет, чтобы она была такой всегда, а не стремилась прыгать выше головы через пренебрежение к собственным травмам и желание превозмогать боль.

Евгений максимально аккуратно, стараясь не разбудить партнершу, ушёл в душ, чтобы попытаться смыть с себя остатки ночного кошмара. Теплые капли воды побежали по коже, вызывая приятную дрожь по уставшему телу. Громов приложил ладони к стеклянной стенке душевой кабины, а затем наклонил голову, подставляя под воду шею и спину.

Евгений думал, что им делать дальше. Отрицать отношения уже глупо. Но и принять их Женя не мог по двум причинам. Во-первых, он попросту не умел состоять в серьезных отношениях. Вся его жизнь с раннего детства состояла из тренировок, а не свиданий и совместных походов по магазинам или поездок к родителям. Он знал, что, когда уйдет из спорта, ещё долгое время будет чувствовать себя так, будто учится ходить заново. Он – машина по добыванию медалей. Он не умеет существовать без соперничества, без регулярного физического изнеможения, без постоянного увеличения нагрузок, так как организм слишком быстро привыкал к текущим. Во-вторых, он уже много лет не чувствовал себя уязвимым. Но Таня сделала его таким. Она была сродни прострелам в спине. Раньше только они периодически напоминали Евгению, что он всего лишь человек и его век в спорте далеко не вечен. Теперь появилась ещё и Татьяна. Сначала как слабая партнерша, которая ставила под сомнение победу даже на чемпионате Европы, а затем как женщина, влюбившая в себя. С Таней он чувствовал себя живым. Чувствовал себя человеком.

И это ему не нравилось.

За этими размышлениями и шумом воды Евгений не заметил, как Таня прошла в ванную.

– Замерзла без тебя, – тихо призналась она, оставив легкое одеяло, что было на плечах, возле раковины, и зашла в душ к Жене. Несмело положила ладонь на его поясницу, где виднелись шрамы, но даже прикосновения холодных пальцев не вырвали фигуриста из раздумий. Она предпочла промолчать о том, что, помимо холода, разбудила её боль в плече, вернувшаяся после окончания действия обезболивающего.

* * *

Татьяна возвращалась от врача, которого была вынуждена разбудить посредине ночи. Благо, Антон всегда добросовестно относился к своей работе, а потому сразу же направился вместе с фигуристкой в кабинет. Она вскользь пожаловалась на странные ощущения при дыхании, и он, посчитав такой симптом нетипичным для травмы плеча, предложил сделать рентгенограмму грудной клетки. Неожиданностью стали небольшие, но отчетливо видневшиеся на снимке трещины в нижних ребрах Тани.

Алексеева знала, что это классическая травма партнерш, которую легко получить, падая с подкрутки в руки партнера, который всегда стремится крепко схватить как раз в районе нижней пары ребер. Но ничего неприятного в момент последней выполненной подкрутки вчера вечером не ощутила. Возможно, она была слишком погружена в мысли о плече и носовом кровотечении Жени, но сознание подбрасывало другую причину, которая была истинной. Неприятные ощущения при дыхании появились у неё не после проката, а после, судя по всему, слишком бурной ночи, когда Громов не смог контролировать силу.

Радовало в сложившейся ситуации только то, что подобные трещины, по словам Антона, заживут самостоятельно при достаточно консервативном лечении, включающем в себя ограничение тренировок и постельный режим. Врач также упомянул о мягком корсете, который Тане было бы неплохо надеть, но решил, что пропишет его уже после предстоящей сегодня вечером операции.

Алексеевой не хотелось возвращаться в номер к Жене и не хотелось рассказывать о трещинах. Говорить хотелось только о том, что происходит между ними, и может ли Таня продолжать лелеять надежду о том, что всё будет хорошо. Но сама она едва ли могла начать разговор на эту тему…

Открыв дверь в свой номер и включив свет, Таня обомлела на пару секунд. В её постели, лежа на спине, спал Евгений. И спал, похоже, очень крепко раз даже свет не заставил его проснуться. Тане на секунду показалось, что она перепутала двери и зашла в номер Жени. Она огляделась вокруг, находя взглядом и свой фиолетовый чемодан, и свои вещи. Она действительно в своем номере. И Громов этим решением прийти сюда, похоже, дал своей партнерше возможность продолжать лелеять ту самую надежду на совместное будущее.

* * *

Таню разбудил настойчивый стук в дверь. Она приподнялась и посмотрела на Евгения, что продолжал спать, уткнувшись лицом в подушку. Таня накинула халат на плечи и подошла к двери, но открывать не спешила.

– Да? – несмело и тихо спросила она, оглянувшись на Громова.

– Таня! – обратилась к ней Калинина, стоявшая в коридоре. – Женю не видела? Я стучала в его номер, но…

– Он спит, – не лгала Алексеева. – Он вчера ужасно устал, сама понимаешь. Я думала, что у нас сегодня выходной…

Алиса несколько секунд молчала.

– Выходной, – согласилась она. – И я хотела с ним прогуляться.

«Прогуляться? С Женей? Только вдвоем?» – Таня подозрительно нахмурила брови.

– А почему ты разговариваешь шепотом? – поинтересовалась Алиса, заставляя собеседницу зажмуриться от неловкости сложившейся ситуации.

– Стены здесь такие тонкие, – попыталась выкрутиться Таня, снова оглянувшись на партнера. – Боюсь разбудить Женю.

– А я бы очень хотела это сделать, – недовольно произнесла Калинина, бросив взгляд на соседнюю дверь в номер Громова. – Ладно, если вдруг увидишь его, передай, чтобы нашел меня.

– Конечно, – кивнула Татьяна, поймав себя на мысли, что её напрягает эта возможная прогулка Жени с Алисой. За последние дни Олимпийских Игр она настолько была погружена в их соревновательную часть, что взаимоотношения с кем-либо, кроме Жени, отошли на второй план. И сейчас, когда голову больше не занимали мысли о выступлениях, всё начинало возвращаться на свои места.

Алексеева подошла к постели и, откинув халат на небольшое кресло, вернулась под одеяло, положив голову на спину Громова в районе лопаток.

– Штирлиц ещё никогда не был так близок к провалу, – едва сдерживая смех, пробурчал в подушку Евгений, заставляя Таню отпрянуть от себя.

– Ты не спал? – разозлилась она. – Я бы не стала разговаривать с Алисой шепотом!

– А мне было интересно, – сквозь смех начал пояснять Громов, переворачиваясь на спину, – как ты выкрутишься. Почему не сказала, что я у тебя? Ты что, меня стесняешься?

– А с какой, собственно, стати, ты вообще явился в мой номер? – парировала Татьяна.

– А то, что ты так прижалась ко мне пару секунд назад, это проявление протеста против моего появления? – заинтересованно дернул бровью Евгений, по-кошачьи самодовольно улыбаясь.

– Да! – как можно решительнее ответила Таня, понимая, что это звучит ужасно глупо.

– Тебя никто не отпускал! – возразил Громов, хватая партнершу за талию, и потянул на себя. Однако такое прикосновение заставило Таню испытать боль, и она с трудом, но откинула от себя руку Евгения, всё же вставая с постели.

– Что-то не так?

– Не очень себя чувствую, – пояснила Таня, неловко накидывая халат.

* * *

Евгений возвращался в свой номер с очередного интервью, сославшись на то, что глупые вопросы канадских журналистов напрочь отбили у него аппетит. Татьяне пришлось обедать в компании Ксюши. И это обрадовало Исаеву, которой не терпелось многое обсудить с подругой, а вот Алексеева своих чувств понять не могла. После вчерашнего она чувствовала, будто они с Женей вновь вернулись на ту стадию, когда даже между собой отрицали своё истинное отношение друг к другу. Она боялась говорить о трещинах, полагая, что Громов станет винить себя и ещё больше отдалится. И боялась, что придется провести в больнице несколько дней. А Женя останется здесь, в Олимпийской Деревне, в которой все представительницы слабого пола смотрели на него с восхищением, многократно усилившимся после вчерашней победы.