Текст книги "Между нами лёд. Книга 2"

Глава 3
Осколки

Татьяна подъезжала на такси к Московскому вокзалу и не заметила, как быстро пронеслись за окном улицы родного Петербурга. Она не слышала ни музыки, ни новостей по включенному радио. Игнорировала отвлеченные вопросы таксиста, потому что не слышала и их. В висках пульсировало от бессильной злобы. Она в гневе. Она в бешенстве. Но изменить не может ничего. Евгений решил всё за них обоих, не оставляя Тане ни шанса что-то изменить, ни шанса хотя бы принять решение совместно. Так, как должны принимать решения партнеры.

Таня смотрела на свои ладони, лежащие на коленях, но не видела их. Глаза застилало разочарование. Она полюбила Евгения. Она полюбила их пару. Полюбила то волшебство, что окутывало их каждый раз, когда они оказывались рядом, вопреки их вымышленному оправданию про друзей, про работу, про эмоции.

А Женя поставил крест. На всём.

– И почему вокруг этих бедных фигуристов подняли такую шумиху? – громко возмутился немолодой водитель такси, заставляя Таню моргнуть. – Не хотят ехать на чемпионат, пусть не едут!

Поймав на себе потерянный взгляд Тани, мужчина прибавил громкость радио.

«Олимпийские чемпионы Ванкувера Татьяна Алексеева и Евгений Громов не примут участия в предстоящем чемпионате мира по фигурному катанию в Ницце. Об этом ранним утром сообщил Евгений Громов. Его партнерша комментариев по этому поводу пока не давала. Напомним, что такое в фигурном катании не является редкостью. Олимпийские игры обычно проходят в феврале, а чемпионаты мира – в марте. Сильнейшие фигуристы, потратившие все силы на олимпийские медали, как правило, позволяют себе отдохнуть. Возможно, для Татьяны и Евгения именно это является причиной отказа от участия…»

– Об этом говорят каждый час! – продолжал возмущаться таксист, не обращая внимания на то, что Татьяна вновь перевела взгляд на свои ладони. Несколько секунд она сидела без малейшего движения, вновь и вновь прокручивая в голове услышанное. Затем её губы растянулись в глупой, странной улыбке, а в следующую секунду она залилась истерическим смехом, что позднее перешел в плач.

* * *

Евгений прошел на кухню, сжимая в ладони телефон. Он включил его на пару минут и обнаружил многочисленные пропущенные звонки. Алиса, Мельников, Ольга Андреевна, Ксюша и даже Волченкова. Бывшая партнерша и вовсе завалила сообщениями: «Какого черта ты творишь? Почему Таня молчит? Она не отвечает на звонки! У тебя научилась? Ну вы идеальная пара! Ты один принял это решение? Ты вообще нормальный? Я сейчас с мамой за городом, но я приеду на бал и тебе конец, Громов!».

Евгений выругался, вспомнив про бал в честь призеров и чемпионов Олимпийских игр, который организует Министерство Спорта на следующей неделе. Они с Татьяной должны быть как обладатели золотых медалей. Но после содеянного Таня вряд ли согласится пойти. Громов вздохнул, ещё раз проверив список входящих звонков и сообщений. Контакта «Плюша» среди них не было. Евгений посмотрел на время, предполагая, что она уже не спит и, должно быть, всё знает. Однако почему-то до сих пор не попыталась связаться.

– Похоже, мы скоро увидимся, Таня, – тихо произнес он, догадываясь, что партнерша уже на пути в Москву.

Евгений увидел, как на экране телефона высветилась фамилия Мельникова. Верный знак того, что пора вновь отключать телефон. Сделав это, Громов принялся готовить обед. Его кулинарные способности были весьма скромными, а потому он принялся жарить куриное филе и варить к нему гречневую кашу. Привычка включать телевизор во время нахождения на кухне в одиночестве, чтобы создать хоть какой-то шум и иллюзию чьего-либо присутствия в квартире, в этот раз обернулась против него. По федеральным каналам обсуждали решение не участвовать в чемпионате мира. Если бы Татьяна и Евгений не были олимпийскими чемпионами, такой шумихи это бы не вызвало. Из телеканалов это осветил бы только спортивный. Но в нынешних условиях, когда про Алексееву и Громова ещё не улеглись новости о триумфальной победе на Олимпиаде, такое известие возымело эффект разорвавшейся бомбы.

Поставив на стол тарелку с обедом и стакан апельсинового сока, Евгений ещё несколько минут искал по телевизору что-нибудь нейтральное. Наконец, остановившись на одном из каналов, принялся обедать, не особо вслушиваясь в то, что вещали с «голубого экрана». Запрокинув голову, чтобы допить последние капли сока, он услышал по телевизору знакомую фамилию.

«Один из богатейших людей России – крупный ресторатор Алексей Симановский объявил о предстоящей свадьбе с двадцатилетней итальянской моделью Николь Арчизо…».

По телу Громова пробежал электрический разряд, моментально одаривший сильнейшим приступом гнева. Он обхватил ладонью опустевший стеклянный стакан. И сделал это так сильно, что длинные пальцы моментально побледнели. Оставшуюся часть репортажа он уже не слышал.

В прихожей квартиры раздался шум. Таня, приехавшая из Петербурга на скоростном Сапсане, открыла дверь ключом, который сделал для неё Женя ещё после возвращения с чемпионата Европы. Раздраженно откинув сумку в дальний угол, а затем, не снимая верхней одежды, но небрежно стянув с головы платок, она направилась на кухню.

– Что ты творишь, Женя? – Таня остановилась в арочном проеме, смотря на партнера настойчиво и с явной злостью. Она пыталась собраться, пыталась выглядеть максимально пугающе, желая заставить Громова раскаяться. Но не понимала, что сама выглядит испуганно под действием обуявших эмоций.

Но Громов не слышал, продолжая смотреть на экран телевизора, по которому уже несколько минут шла реклама. Когда он ещё сильнее сжал ладонь, по стеклянным стенкам стакана побежали трещины, издавая характерный хруст. Татьяна нахмурилась, и злость, кипевшая в ней, на несколько секунд сменилась непониманием.

– Что ты делаешь, Женя? – всё ещё с раздражением в голосе поинтересовалась она, но имела в виду уже не чемпионат мира, а то, что происходило сейчас. – Женя?..

Евгений поджал губы, напрягая ладонь ещё сильнее. В следующую секунду стакан разбился, со звоном разлетевшись в разные стороны на многочисленные осколки, заставляя Татьяну на мгновение зажмуриться и вскрикнуть. Она несмело открыла глаза и посмотрела на Евгения, что всё ещё сидел за столом, усыпанным осколками, часть из которых поранила его ладонь. По руке побежала кровь, тонкими ярко-красными дорожками срываясь с локтя и капая на пол.

– Женя! – громко обозначила своё присутствие Таня. Одна её часть желала помочь, подойти ближе, обработать глубокие порезы. Другая же находилась в истерическом припадке и не желала даже смотреть на Евгения. Хотелось только выяснить причину его поступка и высказать всё, что она по этому поводу думает.

– Уйди, – тихо попросил Громов, только сейчас бросив на неё быстрый взгляд.

Услышанное по телевизору вывело из себя, и он сдерживался из последних сил. Стакан был только началом. От бешенства, клокочущего внутри, хотелось разнести в щепки всё, что было вокруг. И остатком здравого рассудка, голос которого звучал всё тише, Женя понимал, что если Таня сейчас попадется под руку, то беды не миновать.

– Уйти? – оскорбленно уточнила Таня, пытаясь сделать так, чтобы голос не дрожал. – Кто дал тебе такое право, Женя?

Громов разочарованно качнул головой, зажмуривая глаза на несколько секунд. Таня была бы не Таней, если бы послушалась и ушла сейчас, давая ему остыть.

– Какое право? – переспросил он, обжигая партнершу гневным взглядом, а затем опустил его на стол, усыпанный стеклом.

– Решать за нас двоих! Использовать меня! – Таня принялась дрожащими пальцами расстегивать пуговицы пальто, ощущая, как по телу разливается жар, вызванный гневом.

– А ты не решала за нас двоих? – вопросительно изогнул бровь Евгений. – И не использовала меня?

– Когда? – буквально взвыла Таня, очевидно не понимая, на что намекал Громов.

– Когда лгала о плече, – напомнил Громов, поднимаясь из-за стола. Согнув пораненную руку в локте, он направился в ванную. Таня последовала за ним.

– Я хотела как лучше! – в который раз попыталась оправдаться она.

Таня чувствовала себя виноватой за то, что лгала и понимала, что была не права. И всегда боялась, что эта тема, которую они так и не обсудили в спокойной обстановке, рано или поздно всплывет. И она всплыла. Вот только обстановка была совсем не спокойной.

Евгений открыл небольшой белый шкафчик над раковиной, доставая оттуда маленький бутылек с перекисью. Когда он щедро обработал бесцветной жидкостью глубокие порезы на внутренней стороне ладони, кровь вступила в реакцию, образовывая пену и заставляя почувствовать неприятное жжение.

– Ты начала это ещё в Москве, – ядовито напомнил Евгений, всё ещё смотря на ладонь. – И ты, зная, что рискуешь, втянула меня в командник. Ты решила за нас двоих и пошла на риск. Ты использовала меня, чтобы помочь другим.

– Я не использовала тебя! – воскликнула Таня, удивляясь подобному обвинению.

– Использовала, потому что ощутила себя рядом со мной непобедимой, – констатировал Громов, поднимая голову и смотря через зеркало на Таню, что замерла возле двери в ванную.

– Нет! – продолжала оправдываться она. – Я просто хотела помочь!

– За мой счет? – не выдержал Евгений, оборачиваясь к партнерше и обжигая взглядом, в котором было так много гнева, что Тане стало не по себе. Её злость сменилась страхом и вновь показалось, что Громов может вот-вот ударить. – За счёт моего олимпийского золота? За счет многих лет моего пота и крови?

Таня сделала неловкий шаг назад, ударяясь спиной о белую дверь. Большими, напуганными глазами она смотрела на партнера, в ужасе приоткрывала губы и не знала, что ему ответить. Она была уверенна в том, что в своем нынешнем состоянии он всё равно ничего не услышит.

– Н-нет… – медленно качнула головой сторону она, запинаясь от волнения.

– Да! – впадая в бешенство воскликнул Громов, откидывая в сторону перекись. – Стаса ты бы не потащила в это дерьмо! Со Стасом Олимпиаду ты бы увидела только по телевизору! Потому что без меня ты – никто!

Таня моргнула, чувствуя, как по щеке покатилась слеза. Она видела, что Женя продолжал что-то говорить, пребывая в неистовстве. Видела. Но не слышала больше ничего. Слова «ты – никто», услышанные из уст любимого мужчины, оглушили и парализовали всё тело.

– Правда в том, что я как последний идиот повелся на всё это! – продолжал Громов. – Я влюбился в тебя, не понимая, что это нужно мне в последнюю очередь! Если бы ты продолжала работать из чувства страха передо мной, всё было бы хорошо! Ты бы не довела плечо до такого состояния! Я бы не ввязался ради тебя в командник и не отказался от своего последнего чемпионата мира!

Татьяна вспомнила, что Громов уже на Олимпийских играх сказал, что она для него не существует. Вспомнила, как с трудом приводила его в чувства, как преодолевала страшную боль в плече, чтобы он стал олимпийским чемпионом.

В словах Жени ей слышались лишь претензии. Но те были на самом деле скорее мольбой, чтобы эта любовь, эта его слабость скорее закончились, как заканчивается излечением тяжелая болезнь, что на длительное время делала тебя никчемным и бессильным.

– Ты разрушила конец моей карьеры! – сокрушался Евгений. – Сначала заставила нервничать на чемпионате Европы, после своего падения, затем Олимпиада… А теперь это!

Татьяна судорожно глотала воздух приоткрытыми губами, пытаясь сформулировать в голове хоть какой-нибудь ответ. Нужно было что-то сказать. Нельзя было оставлять это вот так.

– Но… – несмело начала она, делая глубокий вдох и пытаясь унять слёзы. – Со мной ты стал олимпийс…

– Нет, Таня! – заорал Евгений, заставляя зажмуриться от громкого голоса, усиливающегося от кафельных стен. – Это ты со мной стала олимпийской чемпионкой! Дело здесь не в тебе! Дело во мне! Я бы стал олимпийским чемпионом с любой партнершей, но досталась мне ты! Я знал, что ничем хорошим чувства к тебе не закончатся! Мне не нужна была девушка! Мне нужна была партнерша!

– Хватит! – взмолилась Таня, по-детски вынужденно закрывая ладонями уши, не в силах больше это слышать.

– Ты хотела, чтобы я рассказывал то, что у меня на душе? Ты лезла в моё прошлое, копалась в моих вещах! – напомнил Громов, заставляя Таню понять, что ладони не помогают, и она всё равно слышит громкий и полный гнева голос.

Вжавшись спиной в дверь ванной, Таня зажмурила глаза, из которых текли слезы.

– Так вот он я, Таня! – Громов развел руки в стороны, смотря на дрожащую партнершу и не испытывая никакой жалости. – Из-за твоего плеча я снялся с чемпионата мира! С моего последнего чемпионата мира!

– Тебя ни… Никто не просил сни… сниматься, – пыталась возразить Таня, несмело открывая глаза. Взъерошенные русые волосы, ледяные серо-голубые глаза, покрасневшее от ярости лицо и часто вздымающаяся грудь – Евгений был как никогда похож на дикого зверя. И сейчас это сравнение не радовало и не возбуждало. Сейчас оно было совсем не сравнением, а практически констатацией его состояния.

– А тебя никто не просил приходить в мою жизнь и разрушать мою карьеру! – угрожающе прорычал Громов, делая шаг вперед к Тане, заставляя сердце пропустить несколько ударов. – Я всегда прав! Я был прав, когда понимал, что мне нельзя давать волю чувствам! Был прав, когда говорил, что не надо соваться в долбанный командник!

– И сейчас ты тоже прав? – собрав последние силы и оставшуюся смелость, спросила Таня, вытирая ладонями соленые дорожки слёз, что тянулись по щекам. – Громов? Сейчас ты тоже прав?

Евгений на несколько секунд отрезвел и, нахмурив брови, внимательнее посмотрел в глаза Тани, не до конца понимая, что именно она имеет в виду.

– Говоря, что я для тебя не существую, что я без тебя н-никто… Ты тоже п-прав?

– Хочешь дать мне пощечину? – вместо ответа задал вопрос он, посмотрев на руки, что Таня согнула в локтях и прижала к груди. – Но смотри, как бы тебе самой не стало больно.

Эта фраза показалась странной и страшной. Громов то ли угрожал ответить, то ли предупреждал, что от удара у самой Тани заболит плечо. Она прикрыла глаза, вновь ощущая обжигающие слёзы на щеках. Он считает, что прав. И Таня – никто.

– Нет, – хрипло ответила она. Сейчас не хотелось давать ему пощечину, потому что не хотелось его касаться. Никак. Даже таким, весьма опосредованным способом. И видеть его не хотелось, несмотря на физическое совершенство и красоту. Не хотелось слышать этот властный, низкий, ранее безумно нравившийся голос. Не хотелось, чтобы он вообще существовал. Не хотелось быть влюбленной в него и испытывать пульсирующую душевную боль.

Хотелось только вернуться в декабрьский вечер и ответить «нет» на предложение представителей Федерации фигурного катания.

Евгений видел, что загнал Таню в угол. В прямом и в переносном смысле. Извиняться в своем нынешнем состоянии он был не способен, да и не считал нужным. Он вновь повернулся к небольшому шкафчику, достал оттуда бинт и небрежно перемотал ладонь.

– Но ты говорил, – вдруг вспомнила Таня, поднимая взгляд от пола и утыкаясь им в широкую, некогда любимую спину, – что я талантливая фигуристка…

Громов поднял голову, посмотрев на своё отражение в зеркале.

– Я этого не отрицаю, – медленно кивнул он, однако Тане легче не стало. – Но далеко ли ты уехала на одном таланте? Его недостаточно. Нужно работать! А это не умел ни твой Стас, ни ты сама до знакомства со мной.

– Мир не крутится вокруг тебя, – осуждающе покачала головой Таня. Она хотела, чтобы Женя рассказал, что у него на душе, но никак не ожидала подобного. Да, его считали эгоистом. Да, его считали самовлюбленным. Но Татьяна, за три проведенных вместе месяца, не догадывалась, что это настолько правдиво.

Громов на фразу Тани никак не ответил, но предельно близко подошел, так как она стояла у двери. Большими карими глазами, полными страха и боли, Татьяна пристально смотрела на него снизу вверх. Евгений был разгорячен до предела. Он часто дышал и всё, чего ему сейчас хотелось – уйти, а лучше убежать и выплеснуть агрессию посредством физических нагрузок.

– Дай пройти, – попросил он, и Татьяна сразу же послушалась, не желая больше находиться в такой близости. Таня отошла в сторону и, когда Евгений вышел из ванной, осталась там.

Громов тем временем быстро собрался, накинул спортивную куртку, завязал шнурки кроссовок и вышел из квартиры, с шумом захлопнув за собой дверь. Только когда он ушел, Таня осмелилась выйти из ванной. Несколько минут она стояла в прихожей, смотря на собственное отражение – растрепанные темные волосы, покрасневшее и припухшее лицо с серыми от потекшей туши щеками, расстегнутое бордовое пальто из-под которого виднелась черная блузка и брюки.

Шмыгнув носом, она на мгновение прикрыла глаза, пытаясь успокоиться. В голове безостановочно пульсировали два слова, сказанные Женей:

«Ты – никто!»

– Не-ет, – простонала, начиная тонуть в воспоминаниях из детства и едких фразах отца, смешанных с физической агрессией.

И это продолжалось ещё несколько минут, пока истерика не утихла. Таня вновь посмотрелась в зеркало, но не увидела в собственных глазах боли и испуга. Теперь были гнев и небывалая жажда мести. И они окончательно затмили здравый рассудок, толкая к совершению ошибки.

Раз она никто, то, возможно, пора стать хоть кем-то?..

Татьяна торопливо бросилась собирать свои вещи. Одежда, коньки… Подаренный Женей плюшевый кот с бабочкой на шее…

Покрутив в ладонях, Таня резко швырнула его на диван.

Выкатив чемодан в прихожую, открыла небольшой шкаф, начиная судорожно искать ключи от машины, подаренной правительством, и ключи от гаража Евгения, в котором та находилась.

Через пару минут Таня села за руль и озадаченно посмотрела на приборную панель, которая больше напоминала пульт управления самолетом, чем обычным автомобилем. Она никогда особо не присматривалась к тому, как управляет всем этим Женя. Наблюдать за самим Женей, когда он сосредоточен на дороге, было куда интереснее…

Последний раз Таня была за рулем примерно полгода назад, когда Стас после многочисленных уговоров пустил за руль своей машины. Однако Куликов всегда считал, что Татьяна не умеет нормально водить и всячески подшучивал над ней, лишая уверенности.

И сейчас, на московских дорогах в обеденный час-пик, когда автомобильный поток был плотным, Татьяна чувствовала себя крайне беспокойно. Тонкие руки, лежащие на руле, била дрожь, а проезжающие мимо водители то и дело недовольно сигналили. То ли потому, что автомобиль фигуристки периодически слегка заносило, то ли потому, что она всё ещё не поставила нормальные номера, и вместо них были её имя и фамилия.

* * *

Евгений бежал несколько часов подряд. Бежал, не замечая мокрого снега, периодически переходившего в неприятный, будто липкий дождь. Бежал, не замечая окружающих людей. Бежал, не слыша любимого тяжелого рока, на максимальной громкости звучащего из наушников. Не замечал ничего, кроме бешенства, пульсировавшего внутри. Оно заглушало всё, что было вокруг.

Телефон, который на этот раз был включен и лежал в кармане куртки, коротко завибрировал, уведомляя об очередном сообщении. Громов остановился, чтобы немного восстановить дыхание. Воспользовавшись паузой, достал телефон из кармана.

Мельников: Срочно в Федерацию! СРОЧНО!

Евгений вздохнул, понимая, что сейчас ему всё-таки прилетит за отказ от участия в чемпионате мира и особенно за то, что принял это решение, не предупредив ни Таню, ни Федерацию. Сообщение Арсения было достаточно коротким, но всё же заставляло напрячься. Радовало только, что Мельников действительно никогда не доставал Громова без серьезных причин. То ли потому, что был хорошим специалистом в своём деле, то ли потому, что не хотел лишний раз пересекаться с бывшим соперником.

Громов огляделся по сторонам, только сейчас осознавая, как далеко убежал от дома. Возвращение за машиной отняло бы у него примерно полтора часа, и он принял решение поймать такси, чтобы добраться до Федерации.

Зайдя в большое здание, он стянул с головы промокший насквозь капюшон толстовки, надетой под куртку. Быстро преодолев парадную лестницу, Громов поднялся на третий этаж, обдумывая своё оправдание. Так как в Федерации ещё не знали, что в следующем сезоне он не будет принимать участия, то могли бы и закрыть глаза, наивно полагая, что Женя всё наверстает. С другой стороны, Громов понимал, что пора бы уже сказать, что он уходит. Он – олимпийский чемпион, многократный чемпион мира и Европы. Он имеет огромную ценность для отечественного и мирового фигурного катания. Его уже можно отпустить на заслуженный покой?

Громов, в свойственной ему манере, без стука толкнул дверь кабинета Мельникова, ожидая как обычно услышать нравоучительное ворчание о том, что Женю в свое время не научили стучать. Однако этого не произошло. Арсений сразу же вскочил из-за стола. Весь день он был на нервах, и сейчас появилась возможность наконец выплеснуть все переживания.

– Явился! – воскликнул он, начиная нервно расхаживать по кабинету. – Какого чёрта ты творишь? Почему вы с Таней не можете разобраться между собой? Зачем впутывать в это всех?

– Не понимаю, о чем ты, – невинно пожал плечами Евгений, садясь за рабочий стол Арсения, заваленный бумагами, и не замечая ту, что лежала в самом центре. Громов понимал, что поступил не лучшим образом, но причем здесь была Таня искренне не догадывался.

– Ну да! Конечно! – всплеснул руками Мельников, своим поведением сейчас больше напоминавший разгневанную жену, чем серьезного чиновника. – Сначала ты снимаешься с чемпионата в обход Федерации, а потом пропадаешь, никак не аргументируя это решение! Но мы же все тут простые смертные! Куда нам понять то, что творится в голове Бога фигурного катания!

Евгений криво усмехнулся.

– Мы решили это проглотить! Решили, что ты словил звезду и хочешь отдохнуть! Чёрт с тобой! Отдыхай! – Арсений вновь всплеснул руками. – В следующем сезоне наверстаешь! И я решил позвонить Тане. Должна же быть хоть у одного из вас работающая голова на плечах! Но Таня тоже не отвечала, а затем меня вызвал президент, и я…

– Ты позвал меня сюда потому, что Таня не отвечала на твои звонки? – недовольно нахмурился Громов, положив ладони на подлокотники офисного стула и собираясь встать. – Ты больной?

Мельников замолчал, смотря на Евгения с долей шока, который затем сменился сожалением.

– Ты… Не в курсе?

– Ну, почему не в курсе! – ядовито отвечал Громов. – Я всегда догадывался, что у тебя не всё в порядке с головой.

Мельников с трудом сдержал себя в руках. Он понял, что Евгений не знал о том, что произошло. Не знал о том, что сделала Таня.

Арсений подошел к рабочему месту и гневно указал на лист бумаги, лежавший по центру стола, призывая Громова прочесть написанное.

Евгений наклонил голову и подозрительно нахмурил брови, начиная вчитываться.

Президенту ФФККР

Кувшинину Петру Александровичу

Заявление

Я, Алексеева Татьяна Валерьевна, выступающая в спортивной паре с Громовым Евгением Алексеевичем, прошу считать нашу пару недействительной и сделать моим новым партнером Томилина Илью Николаевича с его согласия. В соответствии с п.5.1. «об одностороннем преждевременном расторжении действующего контракта между партнерами» обязуюсь в установленные сроки выплатить штраф двум пострадавшим сторонам – Федерации Фигурного Катания на Коньках России в лице действующего Президента Кувшинина П.А. и бывшему партнеру Громову Е.А.

С уважением,

Алексеева Т.В.

Евгений моргнул, всё ещё держа в руке заявление Татьяны. Осознание произошедшего доходило медленно. Несколько долгих минут он смотрел на слова, написанные теперь уже бывшей партнершей, и не мог понять, что задело больше – факт того, что ушел не он, а от него, или то, что это сделала Таня. Девушка, в которую он был влюблен. Хотя признавать подобное крайне не хотелось.

– Как ты это допустил? – Громов положил заявление обратно на стол и перевел испепеляющий взгляд на Мельникова. В груди с каждой секундой всё сильнее разгоралась жгучая ненависть, и маячившее в паре метров лицо Арсения только усугубляло ситуацию.

Вызывая Громова к себе, Мельников был уверен, что тот в курсе поступка Тани. Но теперь положение Арсения становилось совсем не завидным, потому как он, будучи ответственным за Татьяну, действительно должен был предотвратить это. Обычно фигуристы шли именно к членам исполкома, а только затем направлялись к президенту Федерации. Но Таня, похоже, понимала, что Мельников не даст разрешения на уход от Громова, а потому решила действовать в обход.

– Я этого не допускал, – максимально спокойно ответил Арсений. – Я был в Федерации с раннего утра. Сам понимаешь, по каким причинам…

Мельников выразительно кивнул в сторону Громова, намекая на его решение сняться с чемпионата мира. Но Евгению теперь был абсолютно безразличен этот чемпионат. Нужно было разобраться с Татьяной. То, что она не будет отвечать на звонки и вряд ли что-либо пояснит, было очевидно. А потому нужно было как-то попытаться восстановить картину, опираясь только на «показания» Арсения.

– Я даже на обед сегодня не ходил, – продолжал Мельников.

– Очень ценная информация, – процедил сквозь зубы Громов. – Расскажи нормально.

– Меня вызвал Петр Александрович, показал заявление Тани и сказал, что та пошла напрямую к нему, потому что не нашла меня на рабочем месте! – тревога в голосе Арсения сменилась возмущением.

– А ты, говоришь, не выходил из кабинета? – задумчиво уточнил Громов. Он снова принялся рассматривать отполированную поверхность стола, мечтая уложить на него Татьяну и…

И прикрыл глаза, делая медленный вдох.

– Весь день просидел здесь! Дверь открыта! – Мельников всплеснул рукой, указывая на вход в его кабинет.

Действительно. Заходя к Мельникову минутами ранее, Громов лично убедился, что дверь была не заперта. Татьяна опять лгала. На этот раз не Евгению, но это всё равно злило.

– Под каким предлогом она просила разбить нашу пару? – продолжал допрос Громов, бросив исподлобья недобрый взгляд. От слова «нашу» что-то внутри болезненно заныло. Теперь у них точно не было ничего общего, ничего «их».

Мельников горестно вздохнул, покачав головой, и бросил какой-то странный, сочувствующий взгляд в ответ.

– Быстрее! – не выдержал Евгений.

Арсений нервно сглотнул и перевел взгляд на большое окно, не зная, как сказать то, что явно заденет самолюбие Громова. Возможно, даже больше, чем сам уход Тани.

– Она сказала, что ты собираешься уходить из спорта, – начал Мельников, переводя взгляд на Евгения, пытаясь предугадать его реакцию. – Сказала, что ты…

Громов напряженно нахмурил брови.

– Старый, – закончил Арсений, наблюдая за тем, как Евгений переваривает услышанное.

Причиной, по которой Женя намеревался уйти из спорта, была его спина. Он понимал, что в их виде спорта чемпионами становились и в тридцать пять. И если бы не поясница, то всё было бы иначе, так как другие, чисто спортивные показатели силы и выносливости, были у него лучше, чем у многих юниоров. Но он боялся, что спина «выстрелит» в любой момент, испортит выступление, и из Бога он превратится в человека, который не смог вовремя остановиться и уйти.

– Она сказала, – продолжил Мельников, – что хочет подготовиться к следующей Олимпиаде с новым партнером, и поэтому он нужен ей как можно раньше.

Брови Громова поползли вверх. Услышанное оглушило, если не сказать, что и вовсе контузило. Да, он собирался уходить из спорта. Но сейчас, услышав это со стороны, будто ощутил удар по голове чем-то тяжелым. Евгений словно очнулся ото сна, понимая, что ещё не готов уходить. Не готов смотреть фигурное катание с трибун. Не готов смотреть на Таню с другим партнером.

– На Олимпиаду, значит, собралась, – угрожающе произнес себе под нос, поднимаясь из-за стола. – Что тебе известно про этого Илью?

– Вчерашний юниор, – ответил Арсений, замечая, как Евгений сжал ладонь в кулак, но затем сделал глубокий вдох, расправил плечи и попытался совладать с собой. Шок всё ещё лишал возможности мыслить трезво.

Таня наврала президенту, подставляя Мельникова. Таня взяла себе в пару сопливого мальчишку, рассчитывая поехать с ним на Олимпийские игры.

Таня ушла от него.

– Что с прежней партнершей?

– Разрыв связок, – кивнул Арсений. – Не самый тяжелый случай. Выбыла буквально на один сезон, но теперь…

Громов чувствовал себя котлом с кипящей жидкостью. И каждое слово Мельникова разогревало этот котел всё больше. Партнерша Ильи могла бы вернуться к нему через сезон, но теперь это вряд ли случится. Теперь Илья будет молиться на олимпийскую чемпионку Татьяну. А сама она, похоже, совсем не понимала, что своим поступком сломала карьеру юной девочки, которая была ни в чем не виновата.

– И куда ты? – растерялся Мельников, провожая Громова взглядом. – Вы должны быть на балу! Это Министерство Спорта!

– Мы с ним в расчете, – отмахнулся Громов, выходя в коридор, и громко захлопнул за собой дверь. Меньше всего сейчас хотелось думать про какой-то бал. И уж тем более не хотелось думать про Министерство Спорта. Теперь Жене можно не бояться его.

На улице продолжал идти неприятный мокрый снег. Громов сел в такси, не отвечая ничего на редкие фразы таксиста, и мечтал только о том, чтобы сомкнуть ладони на тонкой, соблазнительной шее Татьяны, чтобы… Задушить её.

Телефон в кармане куртки завибрировал, уведомляя о новом сообщении:

Алиса: Что у вас там вообще происходит?! Таня ушла от тебя? Это правда?!

Громов задумчиво хмыкнул, отмечая, что Калинина как-то подозрительно быстро обо всем узнала. Ни Федерация, ни Таня, ни сам Громов ещё не делали никаких официальных заявлений по этому поводу. Значит, Калинина узнала это от кого-то из Федерации. Громов был бы рад развить эту мысль и дальше, но вновь вспыхнул от злости, вернувшись в реальность. В реальность, в которой Таня больше не с ним.

Таксист остановил машину у подъезда. Евгений сразу заметил гараж, что был не закрыт. Автомобиля Тани в нём не было.

Громов чувствовал, что у него вот-вот пойдет пар из ушей. Эта женщина сегодня перешла все возможные границы, напортачила по всем возможным фронтам. Поднимаясь пешком на девятнадцатый этаж, он торопливо набрал ей сообщение:

Писать заявления научилась, а закрывать гараж – нет. Надеюсь, Илья тебя этому научит.

Евгений переступил порог квартиры, снял куртку и сразу же заметил выдвинутый ящик трюмо, в котором Таня искала ключи от машины. Громов подошел к нему, пытаясь навести порядок, складывая ключи от гаража, от почтового ящика, какие-то счета… Внезапно наткнулся ладонью на красный футляр с драгоценным украшением и покрутил в руках, раздумывая о том, нашла ли его Таня, но затем отрицательно качнул головой, понимая, что в состоянии, в котором ворошила содержимое ящика, Таня вряд ли заметила бы даже загнивающий труп.