Текст книги "Погоня за мечтой"

–Тебе будет хорошо со мной.

Я зажмурилась, но сдержалась. Давно мне не было так противно и страшно. Но сейчас, как и всегда, я знала, должен быть какой-то выход. И я обязательно его найду. В конце концов, смерть не худший вариант. Правда, побег устроил бы меня гораздо больше.

«Черная орхидея» – самый крупный клуб в сети Приходько. Мне довелось бывать здесь лишь один раз. По чистой случайности – коллега справляла здесь день рождение, я была среди приглашенных. Тогда я перебрала с коктейлями и, отправившись на поиски дамской комнаты, заблудилась, случайно выйдя во внутренний двор клуба. За моей спиной тут же появился встревоженный охранник и лично проводил обратно в зал. Однако кое-что я увидеть успела и сейчас, будто по мановению волшебной палочки, в памяти всплыло несколько деталей, которые могут пригодиться.

Если за прошедшее время ничего не изменилось, то под клуб выкуплен целый дом, построенный в виде буквы «П». Внутренний двор используется как парковка для персонала и посетителей, но чужих здесь не бывает. Все машины ставятся на парковку охранником, отличающимся избирательной слепотой и глухотой в отношении темных делишек, творящихся в клубе.

Посему звать на помощь не имеет абсолютно никакого смысла. На проспекте, куда выходит арка дома (она же единственный выход), не услышат, а охрана клуба сделает вид, что нас нет. Единственный способ вырваться – покинуть двор и затеряться на соседних улицах. Если же нас посадят в машину, шанс на спасение будет равен нулю.

Не ожидая подвоха на своей же территории, здоровяки вальяжной походкой провели нас по коридору и вывели во двор. Там уже ждал знакомый серебристый фургон. Водитель сидел за рулем, покуривая сигарету. Больше во дворе никого не было. Парни слишком расслабились. Только этого мы и ждали.

Дверь за нами закрылась и, словно по команде, я и Ленка перешли в наступление. Со всей силы Ленка ударила своего стража под колено, тот крякнул и разжал лапищи. Она развернулась и с размаху заехала ему в пах. Взвыв, он согнулся пополам, позабыв на время обо всем на свете.

Поскольку Ленка была за нами, Бирюзовый начало действия пропустил. Зато водитель все видел прекрасно. Едва за моей спиной послышался шум, как он бросил сигарету и поспешил на помощь. Но не успел. Используя Бирюзового как опору, я подтянулась и обеими ногами ударила в дверь машины. Она тут же захлопнулась, прищемив ему пальцы. Послышался хруст сломанных костей и звериный вой. Тут и Бирюзовый пришел в себя.

Однако я уже успела повернуться к нему лицом и удар не пропустила, вовремя уйдя в сторону, избежала как минимум очередного сотрясения. Ленка бросилась на подмогу, но он, словно пушинку, одной левой отбросил ее в сторону. Пролетев пару метров, она приземлилась на асфальт и затихла. Я закричала:

–Уходи!

Противник был силен, гораздо сильнее меня, но одного ему не хватало – желания выжить. Меня же оно не покидало никогда. Не смогу сказать, сколько в моей жизни было драк – бесчисленное количество. Но одно знаю точно, я побеждала только благодаря этому желанию.

Однако на красивых фразах далеко не уедешь, неплохо бы еще и Бирюзового отвадить. На некоторое мгновение мне удалось вырваться и даже сделать пару шагов к так и лежавшей на асфальте Ленке, но дальше дело не пошло. Бирюзовый быстро нагнал меня и, схватив за плечо, с силой обрушил на капот фургона, я заорала от боли. Он замахнулся для нового удара, я видела это сквозь алую рябь перед глазами и понимала, что этот удар, может стать решающим. Но на последнем дыхании я вывернулась и отскочила в сторону. Его удар пришелся в лобовое стекло, оно тут же покрылось мелкими трещинами, изрезав ему руку. Он отвлекся. И в этот момент, я заехала ему ногой в живот, и соскользнув с капота ринулась к Ленке.

–Стоять!

Послышалось откуда-то с боку. Я и не думала подчиняться приказу, но инстинктивно обернулась и сбилась с шагу. К нам бежали Павел с Юрой и еще несколько мужчин. Пожалуй, увидь я оленя из упряжки Санта-Клауса, удивилась бы меньше.

Павел грозно прорычал:

–Даже не думай.

Я обернулась и поняла: его слова относятся не ко мне, а к водителю, который наконец-то пришел в себя и поспешил на помощь соратникам. На лицах всех троих обидчиков появился страх, они замерли и подались назад (в меру возможностей). Столь неожиданная реакция объяснялась просто: у сопровождавших Павла в руках было оружие и, бьюсь об заклад, с предохранителя его уже сняли.

Я не знала, каким ветром сюда занесло Заречного, и мне было не слишком интересно. Единственное чего я хотела – убраться отсюда поскорее. Посему, воспользовавшись всеобщей занятостью, сосредоточилась на Ленке.

Она начала приходить в себя. Я присела на корточки и легонько тряхнула ее за плечо. Сфокусировав на мне взгляд она резко вскочила. Делать этого не стоило. Удар был слишком сильным и от резкого движения, боль скрутила ее в узел. Она обхватила себя за талию и тихо заскулила. Ей было больно, но я ничем не могла помочь.

Она закусила губу и всхлипнула. Павел и Юра подошли ближе, но, не решаясь вмешаться, бестолково топтались радом. Тем временем их соратники выстроили наших обидчиков по росту у стенки и, ожидая дальнейших приказаний, держали на мушке.

Я закинула Ленкину руку себе за шею и рывком поставила на ноги. Едва не упав, мы все же удержали равновесие. Надо спешить.

Ленка подняла на меня огромные несчастные глаза. Слезы горохом покатились по красивому лицу, губы задрожали, она едва слышно прошептала:

–Прости меня, Ариночка.

–Все нормально. Не реви.

Не говоря ни слова, Павел провел нас к арке. На проспекте стоял его «Эскалейд». Киря, как верный пес, сидел в машине, не глуша мотор. Не без помощи Павла мы забрались в салон и, захлопнув за нами дверь, он сказал водителю:

–Отвези их ко мне.

Машина тронулась и направилась прочь от клуба, лишь тогда я поняла, что Павел так и остался у «Черной орхидеи». Я поймала его отражение в зеркале заднего вида и чертыхнулась. Что еще он задумал?

–Какого дьявола он не едет с нами? – обращаясь к Кире, нахмурилась я. – Ведь они…

–Спросишь у него, когда вернется, – как всегда спокойно, ответил он.

–Поворачивай, – потребовала я.

Киря ничего не ответил, явно не воспринимая мои слова всерьез. Конечно, он прав, вернуться в логово Сократа я бы вряд ли осмелилась. Но и чего там Павел забыл, не понимала. Решил поиграть в героя, замечательно, я лишь рада. Главное, что очень вовремя. Увез нас подальше и делу конец. Зачем оставаться и ввязываться в драку. Да еще на чужой территории!

Ледяные мурашки забегали по спине. Мы мчались по ночному городу, и он приветствовал нас неоновыми огнями. Полуночники и туристы бродили по улицами, радовались, веселились. Мне стало жутко.

Ленка сжала холодной ладошкой мои пальцы. Она больше не плакала, слезы словно застыли в ее глазах. Природа наградила ее удивительной способностью: оставаться прекрасной даже в слезах.

Ей страшно, а сейчас еще сильнее, когда становится очевидным, какой опасности удалось избежать. Я поймала ее взгляд. Подмигнула. Мол, ничего, наладится.

Апартаменты Павла располагались в самом сердце города. Просторная квартира с видом на набережную, в ней было много света, воздуха, и звездное небо заглядывало в окна… Странно, но стоило лишь войти и становилось ясно, это именно его дом, никакой другой не подошел бы ему.

–Держи, – сказал Киря, и я вздрогнула от неожиданности.

Он покачал головой, но от комментариев воздержался. Парень прав, с нервишками у меня все плохо. Смущенная, я взяла из его рук коробку и только тут сообразила, что он вручил мне аптечку. Видимо, он прихватил ее из машины, но я этот момент благополучно упустила. Мое замешательство он истолковал по-своему и, нахмурившись, сказал:

–Извини, другой нет, а где Павел лекарства хранит, я не знаю.

–Этого вполне достаточно, – поспешила заверить я. – Спасибо.

–Квартира двухуровневая. Не первом этаже две спальни для гостей, сами разберетесь кому какая. На второй этаж не поднимайся, во всяком случае, пока Павел не вернется, – решил провести импровизированную экскурсию Киря. – Здесь гостиная, там кухня… Вы голодные?

–Нет, – в унисон ответили мы. Еда – последнее, о чем можно думать сейчас.

–Я буду тут, – кивнул он на соседнюю дверь. – Если понадоблюсь, зовите. Телефоном не пользоваться, из квартиры не выходить. Хорошо?

–Да, – все также хором ответили мы. Киря с подозрением на нас посмотрел, но промолчал.

Подозрение его было напрасным. Событий на сегодняшний день более чем достаточно и, пожалуй, небольшой отдых в безопасным месте не повредит.

То, что я признала дом Павла безопасным, иначе как сильным сотрясением мозга не объяснишь.

–Почему бы нам не позвонить ему? – стараясь не показывать тревоги, спросила я.

–Не стоит отрывать от важных дел, – сразу поняв о ком я, иронично ответил Киря.

–Тебе не приходило в голову, что ему нужна помощь? – начала злится я. – Их всего четверо и они на чужой территории.

–Ему будет приятно, что ты волновалась, – искренне улыбнулся он. – Но ты напрасно переживаешь, Павлу эта передряга по силам.

–Рада за него, – буркнула я.

Понимая, что спорить бессмысленно, я расправила плечи, вздернула подбородок и направилась в комнату для гостей. Лишь одно обстоятельство помешало моему торжественному уходу с поля боя – я начисто забыла какая из дверей мне нужна, да и гордая поза была не по силам – тело так ныло, что королевская осанка стала непозволительной роскошью. Замерев на месте, я робко оглянулась, Киря, с интересом наблюдавший за мной, по-доброму, сказал:

–Первая справа.

Ничего не ответив, я вошла в комнату, Ленка прошмыгнула следом. Встав у порога, мы огляделись: комната обставлена со вкусом и теплотой. Впрочем, это нас мало интересовало. Едва оставшись одни, мы поспешили в душ. Ванных комнат тоже оказалось две, посему ждать друг друга не пришлось.

Оставишь одна, я со странной брезгливостью стянула с себя одежду и встала под несущиеся шумным потоком струи воды. Должна признаться – это стало испытанием. Синяки и ссадины, потревоженные водой, загорели адским пламенем, боль разлилась по всему телу, но, несмотря на это, я получила истинное удовольствие. Казалось, вместе с кровью в водосток смывается грязь, в которой я выпачкалась в клубе Сократа. Касание чужих рук, мысли, желания, взгляды, все это уносила вода, даря облегчение и ощущение чистоты.

Горячие капли барабанили по коже, я смотрела, как вода падает на мраморный пол и не шевелилась. Мысли путались, кончики пальцев противно подрагивали, хотелось сжаться в комок и реветь долго и горько…

«Возьми уже себя в руки, – грозно прорычал внутренний голос и, повинуясь ему, я решительно выключила воду. – Вот так. Пожалела себя и будет».

Завернувшись в мягкое полотенце, я тщательно расчесала волосы и убрала их в тугой узел. Потом внимательно изучила свое отражение. Отметила, что разбитая губа вполне органично дополняет ссадину на лбу и правом виске. Одно плохо, все новоприобретенные украшения под челку не спрячешь.

–Хо-ро-ша, – по слогам произнесла я и сосредоточилась на свой одежде.

Пожалуй, моим вещам самое место в стиральной машине, а уж футболке, радовавшей глаз оторванным рукавом – на свалке. Но выбирать не приходится. Фыркая и кряхтя, я оделась и поплелась в комнату.

Ленка уже была там. Разложив на трюмо баночки и бинтики из аптечки, она пыталась продезинфицировать свой бок. Выглядел он довольно паршиво, но бывало и хуже.

–Давай я, – сев на банкету, сказала я и взяла из ее рук перекись водорода.

Когда с Ленкиными ранами было покончено, настала моя очередь. С того момента, как мы сбежали из «Черной орхидеи» Ленка не проронила и слова. Столь длительное молчание подруге не свойственно, посему настораживало. Но и меня на задушевные беседы не тянуло, стиснув зубы, я ждала, когда врачебная экзекуция закончится. К счастью, рука у Ленки легкая, посему было не так уж и больно.

–Вот и все, -тихо сказала она, складывая в аптечку медикаменты.

–Спасибо, – машинально пробормотала я. Ленка дернулась как от удара и горько засмеялась.

–Ну что ты, – ругая себя на чем свет стоит, стала успокаивать ее я. – Отделались легким испугом. Радоваться надо!

–Да уж, радоваться – всхлипывала она. – Ты хоть понимаешь, что они с нами…

–Понимаю.

–Тогда как…

Я крепко взяла ее за плечи и заставила посмотреть на меня. Она часто-часто моргала, стараясь окончательно не разреветься. Очень медленно, тщательно подбирая слова, я сказала:

–Все кончилось, Лен. Все. Не надо думать о том, чего не случилось. Мы невредимы. Сейчас важно только это.

Всхлипнув, она уткнулась носом в мое плечо. Мне стало чертовски жаль нас обеих, и я разозлилась. Но ничего не сказала. Уставившись в одну точку, машинально гладила ее по голове. Постепенно она успокоилась. Меня же покинула злость, на смену ей пришла усталость.

–А ведь он нас спас, -тщательно промокнув остатки слез бумажным платочком, тихо сказала Ленка.

–Ага.

–Зачем ему это?

–Спроси у него.

–Мне кажется, он к тебе неравнодушен…

–Его проблемы.

–Уверена, что только его?

–Абсолютно.

–Может оно и к лучшему, – помолчав, сказала Ленка. – Он не такой, как мы. Не поймет.

Я ничего не ответила. Сейчас не имело значения: свой он или чужой. Я боялась за Павла и становилось все труднее это скрывать. Впрочем, Ленка без труда нашла, чем меня отвлечь. Перебравшись в кровать, она тяжко вздохнула и после продолжительной паузы сказала:

–Теперь он узнает…

–О чем? – плохо соображая, уточнила я. – И кто?

–Заречный. Сократ расскажет ему о Тимуре.

–Тоже мне тайна, – буркнула я.

–Он будет подозревать тебя еще больше.

–Куда уж больше?

–Побудь хоть чуточку серьезной, а?

–Пожалуйста, – усмехнулась я, выполняя просьбу подруги. – Если Павел хоть немного покопался в моем прошлом, а я думаю, он перерыл его вдоль и поперек, связь с Тимуром уже давно не секрет.

–Ты все еще лю…

–Давай закроем тему, – резко оборвала я Ленку. Она не стала спорить. Кивнула и удовлетворенно заявила:

–Кажется, ребра все-таки целы. Мне везет по четным дням.

–А ты печалилась, – хмыкнула я и бодро пропела. – Маруся от счастья слезы льет, как гусли душа ее поет…

–Да ну тебя, – фыркнула Ленка и, обняв себя за плечи, сказала. – Зябко как-то…

–Полежи. А я пойду в холодильнике покопаюсь. Если повезет, найду молоко.

–Это было бы чудесно, – подтянув одеяло к подбородку, по-детски улыбнулась она. Я же отправилась на поиски кухни.

Киря на глаза не показывался, но стоило выйти в коридор, как я уловила движение в его комнате. Он предпочитал наблюдать исподтишка. Должна признать, его тактика меня устраивала. Общество людей, особенно мужчин, приносило одни проблемы сегодня.

Ожидая, пока вскипит молоко, я рассматривала кухню Павла. Не знаю почему, но никак не удавалось отвести взгляд от кружек, висящих на специальных крючках у мойки. На каждой кружке изображен персонаж одного из старых советских мультфильмов. Все они знакомы с детства, и нет в них совершенно ничего нового или удивительного, но я все рассматривала их и рассматривала. Почему-то подумалось, что у каждой кружки есть свой хозяин, кто-то из членов семьи Павла. И стоило об этом подумать, как сразу стало понятно, вторая справа, должна принадлежать ему. Кто, как не он, должен быть львенком из мультика «Как львенок и черепаха песню пели». И память услужливо подбросила знакомы слова:

Я на солнышке лежу,

Я на солнышко гляжу…

Всё лежу и лежу,

И на солнышко гляжу

А вслед за этим возникла совсем уж абсурдная мысль: кем бы я могла стать, каким персонажем? Наверное, Багирой из «Маугли». Она всегда мне нравилась…

Чертыхнувшись, я взяла изящную чашку из неприличного дорого дизайнерского сервиза и, налив молоко, пошла к Ленке. Все эти глупые и ненужные мысли раздосадовали. А еще, почему-то стало стыдно за них. Н-да, сотрясение дает о себе знать.

Но молоко Ленке не понадобилось. Положив ладонь под щеку, она мирно спала. И, наверное, ей снились приятные сны, ведь на губах притаилась едва заметная улыбка. Я прикрыла за собой дверь и перебралась в гостиную. Павла не было уже больше часа и что произошло за это время одному богу известно.

Тревога и усталость явно играли против меня, делали уязвимой. Я покосилась на телефон. Соблазн так велик. Набрать знакомый номер, всего семь цифр… Позвать на помощь… Я знаю, он придет тотчас, и я услышу его голос, спрячусь в его руках…

Хлопнула входная дверь. Вернулся Павел. Я не расслышала о чем он говорил с Кириллом, но тот так и остался в своей комнате. И вот, несколько шагов спустя Заречный уже подпирает плечом косяк. Костяшки на пальцах разбиты, на скуле глубокая ссадина, багровые пятна окропили некогда белоснежную рубашку. Но в глазах переливаются янтарные искорки, и он тихо улыбается мне.

–Налей виски, – буднично сказал он. – И три, нет, лучше четыре кубика льда.

Не ожидая ответа, он ушел, я же резво поспешила к бару, готовить для своего непрошенного спасителя указанный напиток. Я слишком суетилась и раздражала этим самым саму себя, но поделать ничего не могла. Мне все не удавалось придумать куда бы деть хрустальный бокал, о стенки которого, весело позвякивая, бились кубики льда. Я кружила по комнате, не находя в ней места ни себе, ни напитку. В итоге, разозлившись, я поставила его на журнальный столик и, не зная, куда деть руки, засунула их в карманы джинсов. Надо успокоиться.

Глубоко дыша, я стала фокусироваться на окружающих предметах, стараясь отключиться от роя бессвязных мыслей, круживших в голове. Это помогло довольно быстро, и к приходу Павла я смогла вернуть себе хотя бы часть столь необходимого самообладания.

Однако, должна признать, созерцание гостиной так увлекло, что собственно возвращение Заречного я пропустила. Он застал меня у комода, где в изящных серебряных рамках располагались фотографии его близких. Меня мало интересовала его родня, но одна из фотографий привлекла внимание.

На ней Павел, за спиной которого раскинулось бескрайнее море, а может и океан, лучезарно улыбался. Улыбка его могла затмить и яркое солнце, чьи блики переливались в волнах, путались в белых облаках и золотистых волосах Пашки.

–Тихий, – услышала я за спиной и вздрогнула от неожиданности.

–Что прости? – вернув рамку на место, спросила я. Павел пересек комнату, с удобством разместился на диване и с улыбкой в глазах пояснил:

– Тихий океан, на фотографии.

Изобразив безразличие на лице, я уселась в кресло по соседству. Взяв со столика бокал, он отпил глоток и сказал:

–Налей себе. Ненавижу пить в одиночестве.

Я безропотно поплелась к бару и наполнила второй бокал. Может он и прав, немного алкоголь мне не повредит. Впрочем, даже самый лучший виски не прибавит

тем для разговора. Мы сидели на расстоянии вытянутой руки. Не таясь. Рассматривали друг друга и молчали. Он не спешил задавать вопросы, чему я была рада, но повода уйти тотчас, не находила. Но все же молчание стало тяготить, и я сказала, чтобы не молчать:

–Берега не видно…

–Его там и не должно быть, он за сотни тысяч километров, – любезно пояснил Павел, при этом количество смешинок во взгляде увеличивалось в сотню раз.

–Твой корабль, он какой-то странный.

–Он не странный, он военный. Эсминец.

–Э-э-э, и как же тебя туда занесло? – искренне удивилась я. Павла моя реакция позабавила.

–Все гораздо проще, чем можно себе представить. Я проходил службу в рядах Вооруженных Сил Российской Федерации.

–Ты в армии служил что ли? – не поверив своим ушам, переспросила я. Вероятно, выглядела при этом довольно глупо, поскольку Павел весело рассмеялся.

–Извини, если разрушаю твой стереотип.

–Можешь не извиняться, – фыркнула я и отвернулась. Далась мне эта фотография! Но Павел был не прочь поболтать.

–Видишь ли, мой отец был человеком старой закалки и твердо верил, что сыну не место у юбки матери. Принципы он свои всегда реализовывал на практике. Посему, едва отметив восемнадцатилетние, я стал жить отдельно и зарабатывать самостоятельно. Впрочем, и до этого дня дома меня особо не бывало, поскольку лет так в шестнадцать отец привел меня в свой офис и устроил на «почетную» должность стажера с четким указанием подчиненным «без поблажек».

–Бедненький, – вздохнула я, сочувствую участи «золотого» мальчика. Паша же, не обращая внимания на мой сарказм, продолжил:

–Пять студенческих лет пролетели быстро, и едва типография отпечатала диплом, как я отправился в армию. Так уж вышло, что попал во флот. Мать была в ярости, с отцом почти месяц не разговаривала, – он тихо засмеялся и ласково посмотрел на меня. Взгляд его смущал, посему я была рада, когда он продолжил. – Дембель наступил незаметно. Но свобода – наркотик, понимаешь? Отсутствие рамок, ограничений, контроля, одна мысль об этом завораживает. Я только тогда понял, как хочу ее, когда океан впервые увидел. Бескрайний, всевластный, непокорный…

Он замолчал, молчала и я, втайне надеясь, что он продолжит рассказ.

–Отслужив, я вернулся в Питер, но пробыл здесь всего пару недель, а потом… Я мотался по миру три с лишним года и не было ничего и никого, что могло сдержать меня. Я был сам по себе и мне чертовски это нравилось.

–А родители как же?

– Их не слишком это радовало, – пожал Павел плечами. – Думаю, отец был даже разочарован, что его наследник вместо того, чтобы перенимать бизнес, где-то болтается.

–Но ведь ты вернулся? Решил, что отцовской империи без тебя никак?

–Вернулся, – кивнул Павел. – Только империя не самое важное.

–Что же тогда? – поинтересовалась я. Павел поднял на меня глаза, в которых мерцали искорки, где больше не было веселья, они будто замерли, и ответил:

–Семья.

Он наклонился, приблизив свое лицо к моему очень близко, и тихо, будто шептал самое сокровенное, сказал:

–Знаешь, от свободы нет никакого толка, если ты никому на этом свете не нужен. У каждого должна быть гавань, бухта, где ждут и примут одинаково: придешь ли с добычей или приползешь после шторма на брюхе.

Не знаю, в чем была причина: в его взгляде, голосе, словах, но я вдруг вздрогнула, по телу пробежали мурашки, глаза опустила.

Он отстранился и неожиданно засмеялся. Я недоуменно посмотрела на него.

–Потребуется немало времени, чтобы убедить тебя в том, что твоя гавань – я, не так ли?

Пожалуй, скажи он, что за дверью прячется снежный человек, я удивилась бы меньше. Растерянная, не зная, что ответить, смотрела на него и часто-часто моргала. Уверена, выглядела я наиглупейшим образом. Впрочем, мой вид вполне соответствовал его заявлению.

Справившись с шоком, я кашлянула и спросила:

–Так что же, почему ты вернулся к маминым пирогам?

Он ответил не сразу. Я ждала, очень надеясь, что он не уйдет, отчего-то стало важным, узнать причину, по которой он отказался от того, что лично для меня всегда было едва ли не абсолютом, эквивалентом подлинного счастья – свободы.

–Пироги у мамы отменные, но дело не в этом. О них, о маме и сестре, должен был кто-то позаботиться после смерти отца. Никто не сделал бы это лучше меня.

Подобного ответа я не ожидала, посему окончательно растерялась. Впрочем, Павел быстро вернул меня к реальности. Откинувшись на спинку кресла, он сказал:

– Лирика – это, конечно, прекрасно, но у нас есть вопросы и поважнее. Вот, например, что такой нечисти как Сократ Приходько понадобилось от тебя?

–Ничего, – моментально перейдя в оборону, буркнула я.

–Вот как? – хохотнул Заречный. – Ты просто шла по улице, а мимо проезжали шестерки Приходько. Ну, и решили они: девчонка симпатичная, пустим-ка мы ее по кругу. Так?

–Нет, – покачала головой я, он с подозрительным спокойствием спросил:

–А как?

–Ему не нужна была я. Ленка.

–Зачем?

–У нее спроси.

–Я у тебя спрашиваю, – спокойно сказал Павел, но взгляд его стал таким, что юлить я себе отсоветовала.

–У них был роман. Они плохо расстались.

–И он решил объяснить ей, что она не права?

–Угадал.

–А ты под руку попалась?

–Да.

–Не повезло тебе, – хмыкнул он.

–Я тоже так думаю.

–И чем же она ему так насолила? – не унимался Заречный.

–Не знаю, – отрезала я.

–Что подружка секретами не поделилась?

–Нет.

–И что за парень с ней был в доме Приходько-старшего ты тоже не знаешь?

–Если тебе так интересно знать, с кем она спит, спроси у нее, – надеясь, что на моем лице не отразилась паника, отрезала я.

–А ты, значит, с Сократом раньше знакома не была?

–Бог миловал, – не греша против истины, ответила я. Лично мы и правда знакомы не были, а все остальное не считается.

Усмехнувшись, Павел замолчал. Он пил виски и, казалось, забыл о моем присутствии. Не знаю уж, закончились у него вопросы или он отложил их до лучшего времени, но задавать новые не спешил. И мне бы порадоваться, да ускользнуть потихоньку, но умные мысли в мою голову не спешили, посему к вопросам перешла я:

–Как тебе удалось уйти?

–Через главный вход, – с усмешкой, от которой холодок пробежал по спине, ответил Павел.

–Но ведь повсюду были люди Сократа и…

–Мы пришли к консенсусу, – отрезал Заречный. Я перевела взгляд на его разбитые руки. Кулаками в эту ночь он поработал на славу. Уточнять, какими путями был достигнут консенсус, и что стало с Сократом, я не решилась. Да и скажет ли он? Я бы не сказала. Потому поерзав в кресле, я спросила:

–Ну, а ты?

–Что я? – не понял он.

–Я шла не по той улице, а тебя каким ветром в клуб принесло?

–А-а-а, – протянул Павел и как само собой разумеющееся сказал. – Мои ребята за тобой приглядывали и когда Сократ нарисовался сообщили. Дальше дело техники.

–И ты считаешь это нормальным? – тихо зверея, спросила я.

–Приглядывать за тобой? – прищурился Павел и лучезарно улыбнулся. – Абсолютно.

–А вот мне так не кажется.

–Ну, что поделаешь. Мы не можем быть солидарны во всем, – весело ответил он.

Понимая, что спорить на эту тему бесполезно я вздохнула и вернулась к главному событию сегодняшнего дня.

–Сократ так просто обиды не забудет, а его отец…

–Не твоя забота, – отрезал Заречный.

–Но…

–Без «но». Тебе о нем беспокоиться также не стоит. Ни тебя, ни Ленку он больше не тронет.

Я нахмурилась. Его спокойствие и категоричность раздражали. Однако по-настоящему тревожило другое. Я не верила в бескорыстность человеческих поступков и уж точно, не спешила доверять Заречному. Сейчас явно не то время, чтобы проявлять благородство, да и он не слишком похож на бескорыстного прекрасного рыцаря.

–Почему ты помог мне?

–Люди должны помогать друг другу, – хмыкну он.

–Люди ничего никому не должны. Все мы сами по себе.

–Лютое у тебя мировоззрение.

–С другим не выжить.

–Ага, – кивнул Павел. – Наслышан. Тяжелое детство. Паршиво, наверно, одной против всего мира быть?

–Привыкаешь, – скрестив руки на груди, спокойно ответила я.

–Ну да… А как же Ленка? Если верить тебе, то человек человеку враг, а она тогда кто?

–Ленка – это Ленка. Она не считается, – жестко сказала я.

–Кто еще не считается? – пристально посмотрев на меня, спросил он. Я промолчала.

Не дождавшись ответа, Павел налил себе еще виски, прошелся по комнате и вернулся на свое место. Сделав пару глотков, он посмотрел на меня и по-доброму спросил:

–Гадаешь, какую благодарность я потребую с тебя?

–Да, – решив, что мы перешли к главному, кивнула я, чувствуя, как в душе закипает ярость на саму себя. Еще до прихода Павла я продумала план побега, но когда он пришел, мне почему-то показалось, что обойдется, и он не обидит. Какая наивная глупость!

Однако Заречный удивил. Внезапно он рассмеялся. Искренне и заразительно. Я вжалась в кресло и следила за ним. Не знаю, что именно его так развеселило, но в тот момент решила: лучше бы он меня ударил.

–Извини, – кашлянул он. – Твоя нерушимая вера в абсолютную испорченность человеческой натуры производит странное впечатление.

–Рада, что могу тебя развеселить, – пожала я плечами. – Самой себе я настолько смешной не кажусь.

–Если тебя утешит, мы оба смешны в равной степени. Я не лучше. В кой-то веки решил помочь ближнему и вызвал целый шквал подозрений, а так хотелось заслужить хоть частицу твоего расположения. На доверие я даже не претендую.

–Сожалею. Не хотела тебя разочаровывать.

–Тебе не стоит опасаться, – не обращая внимания на мой сарказм, сказал Павел. – Я ничего у тебя не попрошу. Ты уже сказала «спасибо» этого более чем достаточно.

Сейчас, конечно, было самое время уйти. Расстаться на высокой ноте и, сказав дежурное «спасибо еще раз», запереться в комнате, а утром перебраться к себе в квартиру. Но это был странный вечер и правила логики не работали. Оттого, я спросила:

–Скажи почему? Я правда не понимаю.

Он посмотрел на меня, и в его взгляде я увидела столько нежности, что стало больно от нее, гораздо больнее, чем от всех ударов, что я получила сегодня. Но я не могла отвести взгляд и словно тонула в его странных карих глазах и янтарными искорками. Он склонился ко мне и, быстрым движением коснувшись моих раненых губ, сказал:

–Потому что никому не позволено причинять тебе вред.

Он не ждал ответа на свои слова, более того, не хотел его слышать. Поднявшись, он будничным тоном пожелал мне спокойной ночи и вышел из комнаты. Я слышала, как его шаги стихают где-то в глубине квартиры, и мне все казалось, что упущено что-то очень важное, что-то невозвратимое.

-Не теряй голову, Паша, – прорычал он.

Юра и Павел были в гостиной одни. Во всяком случае, они так думали. Ведь им вовсе не обязательно, даже очень не желательно знать, что я затаилась в коридоре и беззастенчиво подслушиваю.

Они так увлечены разговором и уверены в том, что я, как и Ленка, мирно сплю, что даже не закрыли дверь в комнату, значительно облегчив мое не слишком приличное, но полезное занятие.

Павел стоит у окна, только видит ли что-то за ним? Плечи напряжены и это, пожалуй, единственное, что выдает его. Юра же, напротив, эмоций своих не скрывает. Он вышагивает по комнате семимильными шагами и, размахивая руками, взывает к Заречному.

–Говори тише, – не оборачиваясь, бросил Павел.

–Ты что не слушаешь? – тяжело дыша от ярости, воскликнул Юра.

–Слушаю, – спокойно отозвался Заречный.

Уверена, это его мнимое спокойствие еще больше выводило Юру из себя. О, здесь я его понимаю, как никто другой.

–Тогда признай же наконец очевидное! Это она своего муженька на тот свет отправила и документы Хворовского у нас увела.

–Где доказательства?

–Какие, к черту, доказательства?! Меньше на ее бюст глазей и давным-давно очевидное заметишь!

Эту, как и все предыдущие колкости, Павел пропустил мимо ушей, не удостоив комментарием. Однако и Юра сдаваться не собирался. Он очертил еще несколько кругов по гостиной и сменил тактику. Подойдя к Павлу, он положил руку ему на плечо и устало заговорил:

–Ты мой лучший друг, Паша. Мы с тобой со школы вместе. И я хочу… Нет, я прошу тебя, хотя бы попытайся меня услышать, – он ничего не ответил, лишь опустил плечи, а Юра все тем же грустным голосом продолжил. – Понимаю, тебе тяжело принять ее вину. Я ведь сразу понял, еще тогда, больше года назад, когда Семен ресторан открывал и вас познакомил, что быть беде, пропал мой друг…