Текст книги "Мама, я съела слона"

4

Упираясь коленками в санаторный коврик, Вера пыталась и не могла отвести взгляд от застарелых разводов на основании унитаза. Местной уборщице стоит мыть туалет тщательнее – только успело пролететь в голове, как блев уже поднялся по горлу. Выпотрошила себя в фаянсовую чашу с водой, утерла слезы и прилегла отдохнуть на тот же коврик. Не в тему оптимистичный зеленый коврик. Надо бы им постелить что-то менее оптимистичное, туалет не место для радости. Зажмурилась, под веками разошлись серые сюрреалистические круги. Коврик мягкий, дышать стало легче. Почти хорошо. Плохо только то, что унитаз ей все-таки придется помыть.

Вера всегда все делала по инструкции, и в этом случае тоже. Старалась остановиться до того, как горло начинал сжигать желудочный сок, зубы чистила тщательно, чтобы эмаль не портилась, восполняла баланс жидкости стаканом теплой воды с растворенными в ней двумя ложками соли. С солью, правда, в комнате была напряженка, поэтому пришлось обойтись водой из-под крана. Рекомендации Вера вычитала в группе ВКонтакте для худеющих, там же почерпнула и формулу идеального расчета веса: рост минус сто десять. Когда она поделилась этой находкой с мамой, та сказала, что это ерунда, столько весить никто не может. Но девочки в той же группе в ВК идеально укладывались в эту формулу. Почему же и ей не уложиться, пусть и с некоторыми ухищрениями.

Вера вернулась к туалетной теме на следующий день после того, как призналась в читерстве комиссии по расследованию. Тогда в малом конференц-зале перед лицом лысого заседателя она на одном дыхании и почти без остановок выпалила, что вместе с тренером они решили выиграть этот турнир нечестно. Каждый вечер перед игрой они собирались в баре, рисовали на салфетке схему и договаривались об условных номерах игроков. Конечно, ничего бы не вышло, если бы тренер не мог свободно перемещаться по залу. Когда лысый спросил, с какой целью они всё это затеяли, Вера сама удивилась, как быстро она нашлась и ответила, что все из-за денег. Заседатель не удержался и покивал, мол, так я и думал, деточка, так и думал.

Через несколько минут после начала беседы по одному стали подтягиваться другие участники комиссии. Тихонечко заползая в зал, они делали вид, что занимаются своими делами и совершенно не интересуются Вериным рассказом. Один копался в портфеле, другой принялся поливать цветы, третий писал в телефоне. Вере было забавно наблюдать за тем, как кольцо смыкается, но страха не было. Всю недолгую жизнь она провела в страхе, а вот сейчас он совершенно пропал. Может, это значит, что она все делает правильно. А может, и нет, просто шок.

Комиссия еще попросила Веру перечислить те партии классики, где они читерили, назвать соперниц и подсказанные ходы. Она кое-где замешкалась, но объяснила это тем, что волнуется. В ответ получила одобрительные кивки. Ее также попросили подтвердить, что никто из участников или организаторов не участвовал в сговоре. Вера легко подтвердила.

Дяди в костюмах выслушали ее очень внимательно, поблагодарили за честность и сказали, что пока ей нельзя ехать домой, не стоит общаться с журналистами и участниками и уж тем более видеться с Артемом Николаевичем до решения комиссии, которое планировалось огласить сегодня вечером. Еще они сказали, что новости обязательно нужно сообщить родителям, чтобы они не узнали их от посторонних людей или, не дай бог, соцсетей. Рассказать родителям Вера может сама или председатель комиссии, если она затрудняется. Она затруднялась, и ей домой звонил самый главный дядя в костюме.

Перезванивать Вере мама не стала. Вместо этого она набросала ей в мессенджер горсть гневных сообщений. Написала, что так и знала, что ее дочь полная дура, только не знала, что и Артем Николаевич болван. Посетовала, что Вера призналась заранее, ведь иначе это надо было бы доказать, а так она сама себя подставила. Успокоила, что купит ей билет до Саратова при первой же возможности, как только сообщат, что можно ехать домой. Сообщения сыпались как горошины, каждый раз больно ударяя по оболочке, в которую Вера старательно упаковала свою хрупкость. Мама закончила тем, что посоветовала держаться, ведь скоро все забудется и она снова сможет играть. На этом моменте Вера почувствовала, как проваливается в щели пола.

Что значит «снова»? Ей что, больше нельзя играть? Когда она шла сознаваться, думала, что речь идет только о конкретном турнире, а не о всей жизни. Да нет, такого быть не может, это мама опять драматизирует. Она ведь призналась в читерстве на партиях даже не во всем турнире, а только в классике. Не могут они ее отстранить от шахмат вообще.

Члены комиссии ее много спрашивали, как она это сделала, но мало спрашивали – почему. Зато этот вопрос интересовал Ярика, который пришел к Вере в номер спустя час после признания в малом конференц-зале. Видимо, столько времени понадобилось, чтобы весть разнеслась по вечернему санаторию. В эту их встречу Ярик не выглядел затравленным и потерянным, как на игре, а скорее радостно-удивленным. Похоже, он не мог поверить в свою удачу и зашел убедиться в том, что она на его стороне.

– Ну ты это… как? – Ярик без спроса уселся на Светину кровать и нелепо поболтал ногами.

– Да ничего. А ты как? – поддержала неловкий разговор Вера.

– Да я-то хорошо… – замялся от того, как неприятно прозвучало. – Вер, ты зачем так сказала, а?

Вера помолчала. Она и сама до конца не знала, зачем взяла на себя чужую вину. На мысль договориться с судьбой натолкнул ее папа. После собрания в актовом зале, разогнавшего скуку на лицах завсегдатаев турнира, Вера звонила ему. Синяя закатная тень наползала на двор санатория и клумбу с пушистым растением, названия которого она никогда не знала, но мама звала его «заячьи уши». Правда похожи. Мягкие ушки так и хотелось потрогать, но Вера опасалась охранника или камеры. Она всегда чего-то опасалась. Не то что папа.

Он-то не пасовал перед трудностями и не боялся брать свое. Как же не похож он теперешний на себя прежнего. В движениях появилась не идущая крупному телу неуверенность, широко открытые глаза смотрели на мир испуганно, а беспокойные руки без конца чесали, трогали, теребили воздух вокруг лица. Папа старался без особой необходимости не выходить из дома, все время проводя в интернете за просмотром тревожных новостей или чтением научно-популярных заметок.

В одной из таких заметок он встретил упоминание совершенного числа, о котором в школе, возможно, и рассказывали, но, как обычно, походя. Заметка рассказывала, что совершенное число равняется сумме своих делителей и за всю историю человечества таких чисел нашли всего несколько штук. Больше всего четных совершенных чисел удалось обнаружить с появлением компьютера, а нечетных не удалось найти вовсе. Однако никто не может утверждать наверняка, что их не существует. Почему-то папе показалось, что найти до сих пор неизвестное науке совершенное число ему вполне под силу.

Эта новая идея появилась у него как раз перед турниром. Первое время мама и Вера даже радовались: папа был заинтересован, собран и не так встревожен. Он читал все, что попадалось в интернете на эту тему, заказывал в онлайн-библиотеке исследования и статьи, но плохо понимал язык ученых изысканий. Научная новизна оказалась неподъемной даже для заинтересованного читателя, и в итоге библиотеки папа забросил, переметнувшись на приятную сторону популярных мнений и мистических предположений. Он списался со своим бывшим одноклассником, который недавно стал преподавателем какого-то подвида математики в институте. Тот сначала обрадовался папе и его многочисленным вопросам, развернуто отвечал на письма и запросы, но, когда увидел качество материала, на который папа ссылался, – быстренько свернул общение, объяснив это занятостью на кафедре. Папа заметил, но не обиделся. Он уже привык, что люди пропадают.

Не обиделся он еще и потому, что перешел на новый этап. Любознательный интерес трансформировался в навязчивую манию. Четные числа – гладкие, круглые – казались ему знакомыми и безопасными. Нечетные пугали угловатой непредсказуемостью, таили хаос, угрожающий гармоничному миру. Опасность встречи с нечетным уродливым числом заставляла папу ездить до двенадцатого этажа, а затем спускаться пешком по лестнице на свой одиннадцатый. Он не мог заставить себя нажать на металлический глаз с двумя единицами. Два воина – одинаковых, как бойцы спецназа, – две крючковатые палки, два заряженных ружья. То ли дело мягкая округлость десятки или успокаивающее кружение восьмерки, предсказуемой в любом положении. Мама принципиально отказывалась поддерживать блажь мужа и заставляла его зажмуриваться, решительно нажимая на кнопку нужного этажа.

Папа чувствовал, что он всех беспокоит, но не мог справиться с собой. Бабушка говорила: «В монастырь тебе надо! И все пройдет». За что получала от мамы взгляд, полный презрения к деревенским методам лечения. Папа отмахивался, но в конце концов все-таки пошел в церковь. Там ему стало не то чтобы лучше, но как-то спокойнее. На вопрос, как справиться с тревожными мыслями, батюшка уточнил, крещен ли папа, и, получив утвердительный ответ, сообщил, что это не кто иной, как бес, мытарит его за грехи. Рекомендовано было молиться и поститься. Папе ответ батюшки не понравился. Он показался ему заготовленным на все случаи жизни, никакого индивидуального подхода. Но папа все-таки решил, что не так уж и сложно читать на ночь «Отче наш», а по средам и пятницам есть рыбу. Это он и начал делать под наблюдением матери, которая жила в соседнем подъезде, но бывала в гостях настолько часто, что как будто бы жила с ними в одной квартире. Так их семья внезапно обратилась в православие.

И вот этому новому, малознакомому, но в то же время такому родному папе звонила Вера из вечернего санатория. Она сама не знала, что надеялась от него услышать. Наверное, что ему лучше, что числа отступили, а еще что победит она или проиграет – не так важно, ведь она все равно останется его любимой девочкой.

– Дочь, привет!

– Привет, папуля! Так рада тебя слышать.

– И я тебя, доча. Извини, что не звонил, дел много.

– Да ничего. Ты там как?

– Я очень хорошо. Много сил, просыпаюсь в четыре часа утра – и сна ни в одном глазу, много успеваю за день. Начал ходить на спортивную площадку заниматься. Вот. А еще разобрал балкон, старые вещи в шкафах перебрал, почти всё на помойку отнес, кстати.

– Ого, сколько всего. Здорово!

– Ага. Хочу еще английский начать учить, а то все кругом знают, а я как дурачок. Да, кстати, дочь, все хотел тебя спросить, ты не помнишь, у меня был жилет такой джинсовый? Хотел его перешить, но найти не могу.

– Не знаю, па…

– А, ну ладно, я у мамы спрошу, когда она придет. Хочу гардероб обновить, уже кое-что прикупил. Такой полушубок себе заказал – закачаешься. Привезти в понедельник должны. Или не в понедельник?

– А?

– На понедельник, говорю, заказал. Ой. Ладно. Дочь, мне некогда, ты давай, не скучай, веди себя хорошо. Целую!

Вера только собиралась ответить, что тоже целует и скучает, но папа не дождался ответа. Пошли гудки, и захотелось плакать. Он еле успевал досказать фразу, как, волнуясь и шумя, набегала волной следующая. Даже не спросил, как у нее дела. Он точно болен. Чертов дольмен отыгрывается на папе.

Вера знала, что ей никогда ничего не сходило с рук. В школе ее не раз ловили на списывании, хотя списывали и другие – просто Вера не могла одновременно читать подсказку и следить за безопасностью прикрытия. Когда они вместе с соседкой нарвали цветов с клумбы во дворе, чтобы подарить мамам, та девочка оправдалась перед консьержкой, а вот Вере устроили публичную взбучку. Но все это было по мелочи, не страшно. А на турнире ей было по-настоящему страшно, и внезапный порыв подсказал, как избавиться от страха.

Вере показалось, что, если опередить удар, дольмен получит свое и успокоится. Показалось, что папе сразу станет лучше. Показалось, что ей самой станет легче и перестанет хотеться все время плакать и прятаться. Но в этом пункте она уже точно прогадала.

А Ярик все еще ждал ответа, и Вера выбрала наиболее убедительный, на ее взгляд, вариант:

– Папа заболел. Я хотела… хотела все это прекратить. А иначе меня бы не отпустили домой.

Ярик помолчал. Он делал видимое усилие, чтобы представить себе выгоду такого решения. Кажется, ему вариант убедительным не показался. Хорошо, что комиссия таких вопросов не задавала. Судей больше интересовали вопросы организационные: проносила ли она электронные устройства на площадку, был ли у нее наушник, посещала ли она туалет во время партии – одно время был популярен туалетный метод, когда читеры прятали телефон в бачке унитаза. На все вопросы Вера отвечала отрицательно. Чтобы польстить комиссии, она даже сказала, что система безопасности настолько хороша, что не позволяет рассчитывать на помощь электронного гаджета, поэтому им пришлось изобрести человеческий метод. И ведь почти все удалось. Просто им не повезло.

– Вер, ты ведь знаешь, что Артем Николаевич подсказывал мне? – Ярик наконец спросил о том, зачем пришел.

Вера кивнула, точь-в-точь как тренер кивал ей недавно.

– Я не хотел, чтобы все так вышло. Это папа попросил Артема Николаевича придумать что-нибудь, чтобы я наконец выиграл какой-нибудь турнир. Он был недоволен, что результатов до сих пор нет, а за занятия мы платим регулярно. Папа часто говорит: «Нет такой профессии – хороший парень». Если честно, не понимаю, к чему он это. – Ярик задумчиво посмотрел на свои кроссовки. – А я думаю, что шахматы – это не мое. Но не знаю, как сказать об этом сейчас. Через три года. В общем, зря ты так. Меня бы вышибли, а я и рад. На паркур бы пошел, давно хочу, – мечтательно посмотрел в окно. – А ты чем думаешь заняться?

От последнего вопроса Вера снова провалилась в пол, но уже не так глубоко. Второй раз мысль о том, что шахмат в ее жизни больше нет, ударила чуть послабее.

– К учебе вернусь, наверное. Еще не думала, честно говоря.

– Мм, – протянул Ярик. Похоже, он счел ее глупой или сумасшедшей и пытался придумать, как бы закруглить разговор. Вера хотела бы его разуверить, но все больше и больше казалась себе именно такой: глупой или сумасшедшей. – Ну я это, пойду. Решил зайти перед комиссией, они меня тоже вызывали, но я тогда скажу все, как ты сказала. Если что-то будет нужно – пиши мне ВКонтакте. Чем смогу – помогу.

Вера не смогла выдавить ничего другого, кроме идиотского «спасибо».

Этот день хотелось забыть поскорее, закопать далеко на задворках памяти, и она попыталась лечь спать пораньше. Но как только Вера улеглась в кровать, чтобы позалипать в ютуб перед сном, в комнату вернулась Света.

– Эй, писюш, это правда? Про читерство.

Вера кивнула в очередной раз.

– Во блин. Ну ты даешь. А я всем говорила, что не может быть.

– Свет, я…

– Думала, что ты тихая, милая девочка, а вон оно чё, Михалыч. – Света еще и шутить умудрялась в такой момент.

– Ты не…

– Знаешь, а ты хороша! Я ведь ничего не заподозрила тогда на рапиде.

– Света, на рапиде не было…

– Да ладно тебе ломаться. Уже всё. Говорят, ты сама призналась. Это правда?

Вера кивнула.

– А чё так плохо? Так срок скостят? – спросила едко и как бы между прочим.

Вера мотнула головой.

– Ну ладно, мне по фигу. Главное, что я переезжаю. Ты у нас теперь знаменитость, тебе отдельная комната положена. Прости, но мне все это не ок. Без обид, ладно?

Вере снова пришлось кивать.

Света охапкой собрала вещи со стула и запихнула в рюкзак вместе с косметикой и зубной щеткой. Вера, лежа на боку, смотрела, как она ходит из комнаты в туалет, и просто ждала. Наконец Света закончила сборы и напоследок хлопнула дверью, видимо выражая таким образом свой протест. После отъезда соседки Вера смогла беспрепятственно блевать, а потом рыдать от злобы и бессилия на полу. Очень удобно все же в такие моменты жить одной, меньше проблем.

Однако на следующее утро напомнила о себе проблема пропитания. Вера не находила в себе сил посещать столовую и пригибать плечи под взглядами интересующихся, поэтому первую половину дня не ела вообще. А потом случайно вспомнила, что видела на цокольном этаже автомат с шоколадками. По иронии местного начальства, шоколадный автомат установили как раз возле входа в спортзал. Там было довольно пустынно в любое время дня, и Вера решила устроить себе маленький крестовый поход до автомата. Главное – избежать встречи с неприятелями, количество которых равнялось населению санатория. Пока одевалась, даже почувствовала прилив сил. Для настроения поставила на телефоне музыку из «Миссия невыполнима». Агент под прикрытием отправляется на задание – держитесь там, шоколадки.

Вера высунула голову из двери, в коридоре было пусто. Она вышла полностью, стараясь не шуметь, мягко прикрыла за собой дверь. В коридоре и на лестнице останавливалась, чтобы прислушаться. Все было тихо. Так, продвигаясь перебежками, она добралась до лестницы, которая вела в холл. Чтобы попасть на цокольный этаж, сначала нужно было пересечь площадку холла. Постояв там минуту и набравшись смелости, Вера перестала прислушиваться, выпрямилась и попыталась просто очень быстро пройти отрезок площадки. К несчастью, ресепшен прижимался почти к самой лестнице, а возле ресепшена мялась саратовская Маша с тем самым ключом, который постоянно размагничивается. Вера сделала вид, что не заметила ее, но Машу такая малость остановить не могла.

– Ой, привет! А ты не уехала, что ли? Я тебя не видела, думала, ты уже дома. Слушай, расскажи, что было? Тебя полиция допрашивала? – Маша была на взводе, она даже бросила свой ключ на стойке и спустилась по лестнице вместе с Верой. – У нас тут по-разному говорят. Кто говорит, что виноват только тренер, все-таки он взрослый, а детей наказывать нельзя, а кто говорит, что надо всех дисквалифицировать навсегда. Типа с самого детства чтобы привыкали играть честно. – Вера стремилась к автомату, а Маша все никак не отставала. – Ой, ты знала, что «Чесс. ком» про вас написали? Да и все новости местные, там даже фото есть. Ты видела? Нет? Посмотри обязательно! Слушай, а как вы до этого додумались? Или это тренер твой придумал? Алло, ты слышишь?

– Извини, мне нельзя ни с кем разговаривать про это.

– Реально? Ну вот, а я надеялась, ты расскажешь, как все было. Ой, блин, мама звонит, наверное, потеряла меня. Побегу! Если что, я в двадцать пятом номере, заходи поболтать.

Когда Маша наконец отцепилась и ушла наверх, Вера с удовольствием постояла в темном коридоре спортзала, слушая мелодичный шелест вендингового автомата. Потом забрала из ящика купленные шоколадки и, уже не прячась, пошла на свой этаж. В конце коридора приоткрытая дверь вела на общий балкон, а за дверью светил кусок неба. Вера вышла полюбоваться на южные кипарисы, цветочные клумбы и асфальтовые дорожки, покрытые татуировками детских рисунков. Когда стоять просто так надоело, она оторвала блестящую ленту упаковки и откусила ореховую шоколадку. Задумчиво пожевала, но умиротворение, ради которого она обычно и ела, не наступало. Вытянула руку за парапет и разжала ладонь. Шелестя и сверкая на солнце, шоколадки полетели вниз, а надкусанная долетела до земли самая первая. Пора избавляться от вредных привычек есть сладкое и надеяться, что все быстро пройдет и забудется. Не забудется. Этот позор теперь с ней навсегда.

Решение комиссии, как все сказали, было очень мягким. Это потому, как все сказали, что она призналась добровольно. Веру отстранили на полтора года и лишили победы. Чемпионкой по рапиду стала Оля Мохина, автоматически переместившись со второго на первое место. Призы комиссия постановила вернуть. Перечислить призовые сто тысяч ей все равно не успели, а вот с айпадом вышла загвоздка. Его тоже попросили вернуть, но поскольку Вера уже успела его распаковать, а неновый планшет дарить новому чемпиону не очень прилично, родителям сделали щедрое предложение купить за свой счет такой же планшет или вернуть в призовой фонд сумму, эквивалентную его стоимости. У Артема Николаевича забирать было нечего, поэтому его дисквалифицировали пожизненно.

Вера попыталась сделать вид, что ей все равно. Не стыдно, не обидно, не жжется внутри. Да и вообще, она так и хотела. Хотя, по-честному, за планшет было обидно. Да и Мохина эта еще. Представлять, как дурацкой Оле сообщают радостную новость и та не может поверить свалившемуся на нее счастью, было удушливо-неприятно, и Вера вышла пройтись.

Теперь ничто ее не ограничивало, даже правилам турнира она могла больше не подчиняться. На проходной ее, конечно, все равно спросили про пропуск, но Вера теперь ничего не боялась и позвонила знакомому саратовскому тренеру. Он очень удивился, но пропуск заказал. Нечего бояться, нечего терять. Вот она и стала свободной, спасибо проклятому дольмену. Все как загадала. Вера остановилась от этой мысли прямо посреди улицы. Сзади ее слегка пнула по ноге женщина с коляской. Показала, что она своими остановками мешает приличным людям ходить. Вера отошла с прохода, но двинуться не смогла. Выпученными глазами она смотрела вслед крутящимся колесикам коляски, и ей казалось, что шарниры в голове тоже крутятся в такт.

А ведь ее желание исполнилось! Она стала знаменитой шахматисткой на один день. Все сбылось. Все как она хотела. Но она ведь не этого хотела. Так же нечестно. Все не так сбылось. Она этого не хотела.

Мысли бились в голове, но Вера не могла уделить им внимание на ходу. Она решила уйти с дороги и забиться куда-нибудь. Оглядевшись, увидела калитку в толстом бетонном заборе. Подходящее место, чтобы спокойно подумать. Бетонный забор и густые заросли спрячут ее от любопытных взглядов прохожих.

Калитка висела на одной петле и была до половины съедена плющом. Вера, даже не касаясь створок, пролезла на пустую заброшенную площадку. Похоже, здесь собирались что-то строить, но сейчас работы не велись. Между сваленными в кучу у забора бетонными блоками уже проросли зеленые побеги, а сваи покрылись белым лишайником. Заброшка бы наверняка понравилась Свете. На звание некогда жилого сооружения претендовал кунг – кузов военного автомобиля без колесного шасси. У дедушки на участке такой был переоборудован под баню, поэтому Вера его без труда опознала. Дедушка говорил «кунгх», смягчая окончание на ростовский манер. Отсутствие людей выдавали выбитые окна и заросшая приставная ржавая лесенка. Вера поискала глазами, где бы присесть. Можно было бы на бетонные блоки, но она боялась ящериц – опыт дачной жизни подсказывал, что они там обязательно будут, – и в итоге выбрала приставную лесенку кунга. Когда Вера подошла поближе, увидела, что под сваями кунга возятся в пыли щенки. Крупные, пушистые и, похоже, недавно увидевшие мир своими глазами, они толкались щенячьими боками, жалобно поскуливали и потявкивали.

Вера не приближалась к собакам после Бобби. Раньше это казалось ей предательством, но теперь как будто все преграды рухнули. И вот она плакала и сюсюкала, щупая мохнатые головы и шелковые ушки. Обеспокоенные щенки растявкались еще больше. И хотя она уверяла, что ничего плохого не сделает, щенки, кажется, не верили. Вера поняла, что разубедить их могут только вкусняшки. Сказала щенкам, что сейчас вернется, и пролезла через висящую калитку назад на улицу.

Ближайший магазин «Продукты» нашелся недалеко. Продавщица, похожая на ленивую муху, спросила, какую колбасу она желает попробовать. Вера ответила, что колбаса не для нее, а там на заброшке щенки, это для них. Продавщица вздохнула и цыкнула. Вера не совсем поняла, что это значит, но вроде бы что-то в духе: «У богатых свои причуды». Потом продавщица вроде как сжалилась и посоветовала взять сосиски – их по весу больше, дешевле и без приправ. Вера благодарно согласилась, отдала почти триста рублей. Но вот о чем она не подумала, так это о том, чем вскрывать вакуумную упаковку. Жаль, что эта мысль пришла с опозданием, когда возвращаться в магазин уже не хотелось.

Вера шла к калитке вдоль знакомого бетонного забора и ощущала прилив сил. Ерунда все, что с ней случилось. Плевать на шахматы, она их, как и Ярик, совсем не любила. Она любила прикрываться шахматами, отгораживаться от всего прочего, непонятного и незнакомого. Наконец она может заниматься чем захочет, не подчиняться ограничениям спортивных соревнований, перестать волноваться из-за ошибок. Да это же настоящая жизнь! А еще можно завести собаку и гулять с ней на специальной собачьей площадке, там с кем-нибудь познакомиться и подружиться. Или просто ходить с ребятами в кино и «Бургер Кинг», снимать тиктоки, сидеть в соцсетях, когда захочется. Но это по мелочи, а по-крупному хочется помогать другим. Можно записаться в приют для животных и гулять там с собаками, от которых отказались хозяева, можно собирать им одеяла для подстилок или покупать корм. Хочется делать что-то полезное и всегда ощущать то, что она почувствовала, говоря с продавщицей. Она молодец! И это невозможно отрицать, даже если цокать.

Щенки не отреагировали на гордое появление сосисок. Некоторые тихонько спали, некоторые продолжали вяло поскуливать. Вере не терпелось накормить голодных малышей, но вакуумная упаковка не поддавалась ковырянию ногтями. Она пыталась пилить сосиски картой от номера и пожалела, что не дали металлический ключ. Закопавшись с упаковкой, Вера не заметила, как взволнованная щенячья мать вернулась домой. Успела только вскрикнуть от касания зубов и почувствовать, как струйка крови скользит по ноге.