Текст книги "Жемчужный узел"

– Так ты считаешь, что у меня очарова…

– Я хочу, чтобы ты забрал меня под воду.

На мысль об этом Лизавету натолкнули слова отца. Он хотел пробраться в подводное царство, чтобы выведать тайны Лада, но не мог этого сделать. А Лизавета могла – и теперь ликовала, наблюдая, как самодовольная улыбка сползает с лица Лада, сменяясь ошарашенным выражением.

– Что ты сказала?

– Ты слышал. Но что самое ужасное, ты пообещал мне это исполнить.

– Ты не понимаешь, о чем просишь.

– Тогда объясни.

– Хорошо. – Лад помедлил с мгновение. – Что ты знаешь о Нави?

Глава 9

Ей следовало догадаться. Вспомнить все сказки, которые им с Настасьей читала нянюшка, и байки, что отец привозил из поездок. Это же было несложно, правда? Подумать о том, что водяными обычно становились умершие люди, и догадаться, что это значит?

Но Лизавета не подумала и потому замерла, огорошенная, стоило Ладу спросить о Нави. Ведь все, что она помнила, сводилось к простейшей истине: Навь – это царство мертвых, живым туда путь заказан. И она только что взяла с водяного обещание ее туда утащить.

– Вижу, кое-что знаешь, – пришел черед Лада злорадствовать. – Теперь поняла свою ошибку?

Она отказывалась признать это вслух, но да, поняла. Не было ничего трудного или невозможного в том, чтобы забрать глупую маленькую купчиху в Навь – вот только для этого ей пришлось бы умереть.

– Хм. Значит, ты меня убьешь? – Лизавета смогла сказать это так просто лишь потому, что до конца не верила в происходящее.

И каково же было ее облегчение, когда усмешка на лице Лада сменилась изумлением. Он выпалил:

– Что?! Матерь, конечно нет!

Кажется, Лизавета охнула. Или ойкнула, она сама уже была ни в чем не уверена. Вся ее жизнь за прошедшие полдня превратилась то ли в зыбкий песок, то ли в веревку, натянутую над пропастью, на которой ей приходилось балансировать.

– Ладно, – она сглотнула. – Видимо, я знаю о Нави меньше, чем следовало. Я думала, это место, где оказываются мертвые души, а значит, чтобы попасть туда, нужно…

– О, – прервало ее восклицание Лада. – Я и забыл, насколько странной может быть людская религия. И что, вы действительно в это верите?

– Нет. Мы верим, что после смерти все попадают на суд к Богу-Отцу, и он решает, куда ты отправишься: на небеса за наградой или в подземье, где тебе воздастся за все грехи.

– И что из этого Навь?

– Ничего. В Навь верят только крестьяне, которые… – Лизавета запнулась. – Которые также верят в существование леших и водяных.

Лад просто не мог не улыбнуться. Она же поморщилась, чувствуя себя все более глупо. Надо же, пришла сюда такая вся из себя решительная, а теперь стоит в полном недоумении, гадая, до чего умудрилась договориться.

– Похоже, вам, городским, есть чему у этих крестьян поучиться.

– В самом деле. – Лизавета старалась говорить как можно более равнодушно. – Так ты объяснишь, что имел в виду, говоря о Нави?

– Садись.

Это напомнило Лизавете ее первый день в деревне. Они с Ладом тоже сидели на берегу озера, презрев любые приличия. Их плечи едва не соприкасались – иногда ветер колыхал рукав его рубашки так, что она чувствовала касание грубой ткани.

Лизавете хотелось верить, что близость Лада окажется такой же незначительной, как и прежде. Но этого, конечно же, не случилось. Ей достаточно было ощутить исходившее от него тепло, почти задеть его ногу коленом, когда садилась, и вот Лизавета уже позорно краснела и ерзала, пытаясь отодвинуться не слишком далеко, но и не остаться слишком близко.

Лад не вымолвил и слова, пока она сама не спросила:

– Та ошибка, которую я якобы совершила… Что ты имел в виду?

– Ну, я бы не сказал, что это была одна ошибка. Для начала ты забыла, что под водой нельзя дышать. И раз уж ты не уточнила, что исполнение твоего желания не должно быть опасным лично для тебя, я мог бы…

– Ты только что обещал, что не утопишь меня. Нечего пугать.

– Я не пугаю, а даю оценить возможности.

– Ладно, я поняла, – Лизавета закатила глаза: утихшее было раздражение начало возвращаться. – Я, маленькая дурочка, поторопилась с решением. Ты проучил меня, я устыдилась. Но мы пожали друг другу руки, уговор заключен, и если ты не знаешь способа его расторгнуть…

Было бы прелестно, если бы он ответил: «Знаю». Лизавете не пришлось бы отправляться в подводное царство, почему-то представлявшееся ужасно холодным. Ладу не пришлось бы терпеть ее рядом с собой. Все были бы в выигрыше, разве нет?

– Нет уж, господарыня Лизавета, – Лад не дал ей ни договорить, ни додумать. – Ты напросилась в Навь – и ты спустишься туда. Но я хочу, чтобы ты осознавала, чем рискуешь: там, под водой, я – далеко не главная опасность.

И тут до Лизаветы дошло: несмотря ни на что, она не видела в Ладе водяного. В ее глазах он был прежде всего обманщиком, дурным мальчишкой, но не владыкой озера. Даже когда он говорил об утоплении, его слова казались не более чем грубой шуткой.

Но водяные были способны на убийство. В сказках они утягивали под воду за малейшую провинность, могли управлять погодой, путать мысли, превращать жизнь в не прекращающийся кошмар. И пускай Лад по уговору никак не мог навредить Лизавете, оставались еще Инга и Ольга, кем бы они ни были.

– Правильнее было бы назвать Навь царством природы, – продолжал Лад, не подозревавший, куда Лизавету завели ее мысли. – Бог-Отец приглядывает за людьми на протяжении всей их жизни, а Мать-Природа – в посмертии. Она решает, как ты продолжишь свой путь: обернешься ли деревом, продолжишь жизнь духом или уйдешь дальше.

– Уйдешь дальше?

– Не спрашивай: я не знаю, куда. Я ведь остался.

Невесть откуда налетел порыв ветра, холодный, пробирающий до костей. Лизавета поежилась, обняла себя за плечи, стараясь унять дрожь. Она и не думала, что короткий разговор с Ладом подтолкнет ее к открытию тайн мирозданья.

– В Нави не место живым людям. Твое присутствие нарушит равновесие, которое поддерживают сама Мать-Природа и мы, ее верные слуги. Нарушенное равновесие, в свою очередь, стремится к восстановлению любыми путями, а это значит, что сама природа попытается тебя убить. Готова ли ты к такому?

Конечно, она не была готова! Лизавета не собиралась умирать ни сейчас, ни в ближайшие три года, ни в ближайшие полсотни лет. Но не собиралась она и отступаться.

– Да, – солгала Лизавета, лишь бы посмотреть, как Лад изменится в лице.

Уверенность с него смыло, словно волною.

– Ты ведь дал моему отцу обещание, что со мной ничего не случится, пока я в твоих владениях, – продолжала она, доставая последний козырь из рукава. – Так что вопрос не в том, боюсь ли я чего-то и готова ли. Вопрос в том, сможешь ли ты одновременно сдержать два данных слова. Сможешь?

Вновь ветер. Небо понемногу начало затягивать сизыми тучами, солнечный свет померк. Озеро преобразилось: уютное пристанище превратилось в жуткое, мрачное место. Вода потемнела, рыбешки затаились. Даже птицы не пели, словно прислушивались к разговору.

– Я-то смогу, – медленно проговорил Лад. – Но ты об этом пожалеешь. Я ведь не шутил и не угрожал, Лизавета: Навь не принимает живых. Чтобы проникнуть туда, тебе придется умереть. Ненадолго, мы сможем тебя спасти. Но ощущения будут… незабываемыми.

Лизавета сглотнула.

– Могу себе представить.

– Неужто? – Лад вдруг обернулся. – Ты когда-нибудь тонула? Твои легкие когда-нибудь горели от того, что их заливает вода? Тебя трясло, гнуло, а сердце билось столь сильно, что в ушах не было слышно ничего, кроме этого непроходящего шума?

Он говорил, а Лизавету пробирала дрожь, и уже не от ветра. Она думала, Лад пугал ее прошлой ночью на озере. Думала, он выглядел угрожающим сегодня, когда рассказывал о Нави. Но все это было мелочью по сравнению с тем, что она слышала прямо сейчас.

– Когда мне придется сделать это с тобой, помни: ты сама попросила.

Лизавете потребовалось время, чтобы вспомнить, как говорить.

– Хорошо, – наконец выдавила она. – Я запомню.

Она встала. Разговор получился недолгим, но определенно тяжелым: поднимаясь, Лизавета почувствовала слабость в ногах и чуть не запнулась. Она видела, как Лад едва заметно вздрогнул – словно хотел подать ей руку, но в последний момент удержался.

Значит, так все будет между ними теперь?

– Но, знаешь… – Лизавета облизнула пересохшие губы.

Лад повернул голову, вновь посмотрел на нее снизу вверх, но теперь не извиняясь, а равнодушно. Если бы не этот взгляд, она не решилась бы продолжить и просто ушла, но он подстегнул что-то в ней, заставил усилием воли расправить плечи.

– Я хочу, чтобы ты тоже кое-что помнил, Лад. Ты это начал.

* * *

Остаток дня и все следующее утро Лизавета провела с отцом. Это было тяжелое время: ей приходилось улыбаться, притворяясь, что ничего не случилось, в то время как мысли вновь и вновь возвращались к последнему разговору с Ладом. Подходя к нему, она рассчитывала, что они останутся пускай не в добрых, но хотя бы в теплых отношениях – достаточных для того, чтобы спокойно поселиться под водой и постепенно выведать все необходимое. Но все обернулось, как обернулось, и теперь Лизавета понятия не имела, чего ждать.

– Все в порядке, Лизонька? – от отца не укрылось ее состояние.

Несколько раз он пытался завести разговор, но Лизавета отделывалась усталой улыбкой. Она говорила, что ей жаль так скоро прощаться, и во многом то была правда. Она говорила, что события последних дней измотали ее, и эти слова тоже не были ложью. Однако отец знал ее всю жизнь и видел, что Лизавета открывает не все.

А как сказать, что умудрилась разругаться со своим единственным шансом на спасение?

Неудивительно, что ночью Лизавета плохо спала. Несколько раз она просыпалась от кошмаров, которые толком не помнила. От них сохранились лишь смутные, подернутые дымкой образы: черные воды озера, затянутые нитями водорослей; чьи-то длинные пальцы в черных перчатках; темное небо с бельмом там, где должна была сиять луна.

Каждый раз Лизавета подскакивала в холодном поту и не могла объяснить себе, что именно ее напугало. Может, снилось, как она тонула в озере – ведь именно это ей вскоре и предстояло?

Поутру она чувствовала себя разбитой. Холодная вода и припарки не избавили от темных кругов под глазами, и пришлось выходить как есть: помятой, потерянной, сомневающейся в собственной правоте.

При виде отца Лизавета чуть не расплакалась. Он стоял возле телеги, сгружая провизию, и в свете солнца выглядел таким… домашним, обычным. На краткий миг отец вновь показался Лизавете непоколебимым, столпом и оплотом.

А потом отец обернулся, и усталость в его глазах напомнила, почему Лизавета должна была остаться одна.

«Пришло мое время защищать тебя», – подумала она, пряча лицо на отцовском плече. Объятия были теплыми, успокаивающими, пускай и прощальными. Они продлились чуть дольше положенного: никто не хотел отпускать первым, никто не хотел уходить. Но наконец Лизавета коснулась отца в последний раз – и отступила.

– Будь осторожен в дороге, – напутствовала она, будто взрослая.

– Не волнуйся, уж себя как-нибудь сберегу, – отвечал он, мягко гладя ее по щеке. – Но ты тоже обещай, что будешь осторожна.

– Даю слово, – и ведь даже не соврала: самое опасное она уже сделала.

Отец улыбнулся, грустно и одновременно нежно. Напомнил про обещание писать каждую неделю, а то и чаще, – Лизавета заверила его, что письма не заставят себя долго ждать.

– И еще, – отец уже сидел на козлах, но никак не хотел умолкать.

– Езжай уже, – Лизавета перебила, но не грубо, с улыбкой. – Со мной все будет в порядке. Ты же говорил: водяной пообещал тебе это, а они всегда исполняют обещания.

Отец после короткой заминки кивнул. А потом дернул поводья, и лошади медленно сдвинулись с места.

Лизавета провожала его взглядом до тех пор, пока телега не превратилась в крошечную точку на горизонте. А потом закрыла глаза и впервые с его приезда позволила себе тихонько заплакать. Совсем чуть-чуть – всего две-три слезинки скользнули по щекам, и вот она уже утерла глаза, подобралась. Стало немного легче.

– И куда ты теперь?

Конечно, то оказался Добрыня. Мысленно Лизавета поблагодарила его за то, что он не обратил внимания на ее раскрасневшиеся глаза, не сказал ни слова о пережитом прощании.

– Вы уже знаете, да? – спросила она, прищурившись.

– Понятия не имею, – не моргнув и глазом, соврал он.

«Мне бы так научиться», – мимоходом подумала Лизавета.

– Тогда для вас и Любавы – я отправилась на прогулку. Возможно, она затянется, и я решу переночевать в избушке на другом берегу озера: мне уже доводилось там бывать, Ольга была на диво гостеприимна и вряд ли на этот раз откажет. Можно сказать, я уверена, что она не откажет.

– Даже так? На моей памяти это первый раз, когда она так мила с чужаками.

– Мне кажется, я для нее не чужая. – Лизавета заколебалась, стоит ли говорить дальше, но потом махнула рукой.

Добрыня хмыкнул.

– Лад всегда был для нее как непутевый сын.

– Я думала, скорее как вечно досаждающий младший брат.

– У них для этого не такая маленькая разница в возрасте. – Лизавета нахмурилась, и Добрыня, похоже, счел должным продолжить: – Ты же понимаешь, что они выглядят моложе, чем есть на самом деле?

– Это сложно принять, – помедлив, проговорила она.

– Легче, когда ты видишь, как одна из них не взрослеет.

Лизавета бросила на Добрыню быстрый взгляд.

– О ком вы?

– Об Инге, – подсказал он. – Она выглядела точно так же, когда я был ребенком. Помню, как она иногда проносилась мимо нашего дома: платье развевается, две косички за плечами. Мальчишки с удовольствием с ней играли, она казалась своей, какими кажутся все девчонки до поры до времени. Меня, правда, с собой не брали – я тогда еще слишком мелким был.

– Вы? Мелким?

– Мне лет пять было, а ей… Не знаю, может, тринадцать.

Сейчас Инге можно было дать примерно пятнадцать лет.

– И что с ней случилось?

– Не знаю, – ответ Добрыни разочаровал Лизавету. – Я же говорю, что был в те времена совсем ребенком. Помню, в какой-то момент она исчезла с улиц. Ее родители уехали из деревни всего через пару недель, даже заходили к моим попрощаться. Но почему они вдруг решили все бросить…

Похоже, ему, как и Лизавете, приходилось лишь строить догадки. Хотя кое-что она теперь знала точно: если Инга оказалась частью Нави, значит, примерно в пятнадцать она умерла – судя по всему, на том самом озере, куда теперь предстояло отправиться самой Лизавете.

Глава 10

Она ожидала встретить у воды Лада, а потому заколебалась, завидев женский силуэт на фоне голубого неба. Ольга стояла, глядя куда-то вдаль, и не шелохнулась, даже когда Лизавета приблизилась. Пришлось покашлять, привлекая внимание.

– Ты знаешь, что духи воды могут почувствовать ее где угодно? – протянула Ольга в ответ своим глубоким певучим голосом. – Каплю росы, одинокую слезу, прокатившуюся по щеке?

Лизавета нахмурилась, не понимая, к чему она клонит. Ольга милостиво разъяснила:

– В людях очень много воды. Поэтому ни один человек не сможет подкрасться к кому-то вроде меня или Лада.

С этим можно было бы поспорить, памятуя об изумленном взгляде, каким сам Лад встретил Лизавету совсем недавно. Однако вместо того, чтобы усомниться в словах Ольги, Лизавета засомневалась в себе: не позволила ли она Ладу в очередной раз обвести себя вокруг пальца?

– Пожалуй, из всех нас лишь духи огня наименее защищены, – не дождавшись ответа, Ольга все-таки повернулась. – Вероятно, поэтому Мать-Природа наградила их столь разрушительными способностями. Они могут по щелчку пальцев уничтожить этот лес, деревню, при желании – даже осушить озеро, хотя тут надо постараться. Интересно, что бы ты делала, если бы решила пробраться в Навь с помощью одного из них?

Теперь стало очевидным: Ольга сердилась. Хотя до сих пор она обращалась с Лизаветой по-матерински мягко, та не удивилась. Ей казалось, что Ольга с самого начала была не сказать, чтобы рада ее появлению.

– Вы хотите сказать, что мне там не место.

– Я прямо это говорю, – возразила Ольга. – Живых людей не должно быть в Нави: это опасно и для тебя, и для нас.

– Для вас? Почему?

– А почему, как ты думаешь, мы скрываемся от людей?

Вопрос удивил Лизавету. До тех пор, пока он не прозвучал, существование духов в стороне от человечества казалось ей чем-то естественным, прописанным в самых основах мироздания. Но теперь Лизавета задумалась – а действительно, зачем держаться в тени могущественным созданиям, способным сжигать дотла целые деревни?

– Потому что нет никого страшнее, чем испуганный человек. – Ольга улыбнулась, столкнувшись с недоверчивым взглядом. – Подумай: что делают люди с тем, чего очень боятся? Что ты сама сделаешь с пугающим тебя пауком?

– Попрошу… – Лизавета не договорила.

– …убить, – закончила за нее Ольга. – Люди уничтожают все, что вызывает у них страх и непонимание. Нет, конечно, есть еще те, кто пытаются все чужеродное покорить. Но если не получается, все равно уничтожают.

Лизавета не нашлась, что на это возразить. На ум, как назло, шли худшие из возможных примеров. Вспоминались воинственные племена, которые обращали в рабство. Опасные животные, на которых объявляли особенно ожесточенную охоту. Или насекомые, пойманные и пришпиленные булавками к ткани.

– Лад совершил опасную глупость, когда притащил тебя в наш дом. Он поддался своей гордыне, отказался признать ошибку и подставил всех нас. Стоит твоему отцу решить, что ты здесь в опасности; стоит тебе по возвращении отсюда хотя бы ненароком проговориться, где ты была; стоит тебе самой как следует испугаться и попытаться сбежать… – Ольга покачала головой. – Достаточно одной искры, чтобы испортить все, что мы построили.

– Даю слово, я…

– Но ты не можешь ничего обещать! – она не повысила голос, но Лизавета чувствовала себя так, будто на нее накричали. – Ты даже не представляешь, что тебе доведется увидеть, с чем предстоит столкнуться. Как ты можешь быть уверена в том, что наша жизнь не повергнет тебя в ужас? Что она не вызовет отвращения, ощущения чудовищной неправильности? Что ты захочешь уничтожить все, что нам дорого?

– А если я дам обещание? – выпалила Лизавета в ответ. – Такое же, как Лад дал моему отцу? Поклянусь не рассказывать о вас никому, кто ничего не знает?

– Это было бы очень хитрое обещание.

– И что же в нем хитрого?

– То, что все люди и так знают о мавках, русалках и водяных. Вы же рассказываете о нас сказки, пугаете нами детей по ночам.

– Ладно, а если я не расскажу никому, кто в вас не верит?

– Так лучше, – согласилась Ольга. – Но ты уверена, что готова такое обещание дать?

– Да, – Лизавета сама удивилась тому, что не поколебалась с ответом.

Но ее поспешность оказалась неожиданно к месту. Черты лица Ольги вдруг смягчились. Улыбка из острой и насмешливой стала доброй, как будто сочувствующей. Так же она улыбалась в то единственное утро, что они провели вместе.

– Не нужно. Твоей готовности вполне достаточно.

Вновь отвернувшись, Ольга решительно шагнула к озеру и коснулась ладонью воды. Та сразу пришла в движение – пошла мелкой рябью, как от сильного ветра. Вот только ветра не было.

– Это верный способ, если хочешь призвать духа воды. Прикоснись к ней и подумай о нем. Просто хорошенько представь, и он…

Поверхность озера взорвалась брызгами, являя светловолосую макушку. Лад отряхнулся, словно собака, и широким шагом направился к берегу.

– …тотчас же явится, – договорила Ольга, проводя ладонью над платьем, разукрашенным водою в мелкий горох: оно высохло почти сразу.

– Какой разброс умений: топить и сушить вещи, – ляпнула Лизавета, и тут же втянула голову в плечи, опасаясь возмездия.

Вопреки ее ожиданиям, Ольга лишь усмехнулась.

– Ну что? – Лад, высушив свою одежду, повернулся к ней с вопросом во взгляде. – Что ты думаешь?

Ольга похлопала его по плечу.

– Твоя девочка прошла проверку. Мы проведем ритуал.

Лад выглядел так, будто очень хотел чертыхнуться. Но в присутствии Ольги он всегда вел себя более сдержанно – как шкодливый мальчишка, за спиной которого стоит строгая, величавая мать. Из-за этого Лизавете казалось, что история, рассказанная им в первый день знакомства, отчасти правдива: Ольга вполне могла вырастить его, помочь освоиться в мире, только не в обычном – в волшебном.

– Ты готова, маленькая купчиха? – Теперь эта величавая женщина, бывшая, возможно, древнее леса, простиравшегося на другом берегу, собиралась помочь Лизавете.

Та решительно кивнула, толком не думая: так было проще не испугаться.

– Хорошо. Но должна предупредить: ритуал тебе предстоит не из приятных.

– Мне нужно утонуть, я помню, – вот уж о чем говорить совсем не хотелось.

Ольга, однако, покачала головой:

– Если бы только это.

Она снова вернулась к воде, повторила призыв. Лизавета наблюдала с легким недоумением: кого еще ей понадобилось приглашать?

Оказалось, что Ингу. Она выскочила из озера, недовольно отплевываясь и тряся головой, словно в ухо забилась вода. Каждое движение сопровождалось опасным звоном – отирая одной рукой лицо, в другой Инга пыталась удержать сразу два полных стакана. Задача выглядела заведомо провальной, но она каким-то чудом справлялась.

– Нельзя было разом обоих позвать? – поинтересовалась она, впихивая посуду Ольге. – Или Ладу все дать?

– Нельзя, – отрезала та, заставив Ингу замереть. Теперь неудовольствие ее выражали лишь скрещенные на груди руки. Взгляд, однако, не казался расстроенным или обиженным – так и шнырял вокруг, перескакивал с Лизаветы на Лада, наполняясь все бо́льшим интересом.

Похоже, Инге не рассказали о решении Лизаветы. Только этим объяснялось, почему сейчас губы ее сложились в удивленное «о».

– Так ты, выходит, станешь одной из нас?

– Надеюсь, не совсем, – Лизавета нервно усмехнулась: мысль о превращении в русалку ей претила.

– О-о-о, – теперь Инга действительно издала этот звук. – Вы собрались обмануть Навь?!

Лад поморщился.

– Давай, прокричи погромче.

Инга ухмыльнулась. Она деловито шагнула в сторону редкого леса, устроилась на траве и, прислонившись спиной к одному из деревьев, уставилась на берег, словно на сцену.

– Вы продолжайте, не обращайте на меня внимания.

Лизавета резко отвернулась. Ей не понравилось, что важный момент в ее жизни стал для Инги поводом развлечься.

Ольга, впрочем, тоже не выглядела довольной.

– Мне казалось, мы это уже обсуждали, – проговорила она вкрадчиво. – Смерть, чья бы она ни была, требует уважения.

– Так ваша девчонка вроде бы умирать не собирается.

– Тем не менее, она встанет на порог Нави. Для человека это опаснее, чем выскочить перед несущейся во весь опор лошадью. Имей совесть: встань и помоги. Либо уходи и не путайся под ногами.

Вопреки ожиданиям, Инга выбрала первое.

– И что же мне делать?

– Подержи. – Ольга вернула ей стакан с чем-то мутным, второй же, с прозрачной жидкостью, протянула Лизавете. – А ты умойся этой водой.

Лизавета решила не задавать вопросов и не пытаться спорить. Щедро плеснув водой на ладонь, она тщательно отерла лицо, шею – все, до чего смогла дотянуться.

– Выплесни остатки на голову. Лишним не будет.

– Зачем это? – как ни странно, вопрос задала Инга.

– Чтобы Навь ее приняла, – откликнулась Ольга так, будто это что-нибудь объясняло. Инга и Лизавета уставились на нее с одинаковым недоумением. – Вы же помните сказку про Бабу-Ягу? Хотя, конечно, помните, о чем это я…

Она улыбнулась.

– В сказках Баба-Яга всегда кормит и моет молодца, отправившегося в путешествие за своею царевной. Но знаете ли вы, почему она это делает? – Ольга выдержала гнетущую паузу. – В действительности избушка Бабы-Яги стоит на границе между Явью и Навью. За ней пролегает мир мертвых, в котором царевичу нет места. Но его можно спрятать: сделать так, чтобы он пах, словно мертвец. Поэтому она умывает его мертвой водой и кормит мертвой едой. Если бы Яга этого не сделала, на царевича напали бы, стоило ему переступить порог ее избушки. И напал бы кто-нибудь похуже Кощея.

Лизавета сглотнула и уже без сомнений опрокинула на себя содержимое стакана. Вода живо побежала за шиворот и по лицу, заставляя закрыть глаза.

– Лучше не открывай, – неожиданно посоветовала Инга.

– Почему?

Вместо ответа у Лизаветы забрали опустевший стакан и сунули следующий. Лизавета не успела разглядеть, что в нем было, так что с опаской взвесила его в ладонях. Тяжелый.

– Тебе нужно все выпить, – наставляла Ольга.

– Залпом, – добавила Инга.

Почему-то Лизавета не усомнилась, что к ней следует прислушаться.

Не открывая глаз, она глубоко вдохнула, словно собиралась нырять уже сейчас, и поднесла стакан к губам. Невольно помедлила – мысль о том, что внутри может быть отрава, промелькнула на грани сознания, но тут же была задвинута подальше. Лизавета запрокинула голову и выпила то, что велели.

И тут же закашлялась. Жидкость оказалась отвратительной на вкус, отдающей плесенью. Густая, она как будто связала язык и встала поперек горла – горечь засела глубоко внутри и никак не хотела проходить. Лизавета ощущала ее послевкусие при каждом вдохе, при попытке заговорить.

– А можно запить? – просипела она, подозревая, каким будет ответ.

– Нет, – отрезала Ольга. – Но не волнуйся, скоро станет не до того.

Сердце Лизаветы ушло в пятки.

– Пора?

– Пора, – вместо Ольги ответил Лад.

Он встал рядом, протянул руку, словно кавалер на балу. Мысли об этом заставили Лизавету вспомнить их танец у озера.

– Не бойся, – по-своему истолковав ее промедление, проговорил Лад. Голос его звучал мягко, успокаивающе. – То, что я рассказывал тебе… Я пытался тебя напугать.

– Только не говори, что тонуть – самый приятный опыт на свете.

– Нет, – он коротко засмеялся, но в смехе том не было веселья. – Но все быстро пройдет.

Скрепя сердце Лизавета вложила свои пальцы в его ладонь и последовала за водяным к озеру. Она думала, что они снова пойдут по воде, но нет – холодная, та сначала коснулась носков ее туфель, затем лизнула щиколотки, заставила ткань юбки прилипнуть к голеням. Мурашки побежали по коже снизу вверх, от спины к задней части шеи. Волосы на затылке зашевелились.

Когда вода оказалась у самых ключиц, Лизавета судорожно вдохнула. Лад, ощутивший ее волнение, остановился и обернулся. На губах его застыла улыбка, обещавшая приятную прогулку, лишенную всяких опасностей, – самая лживая улыбка на свете.

– Не бойся, – повторил он, словно это могло помочь, и опустил руки на ее плечи.

Лизавета не успела моргнуть, как оказалась в крепких объятиях. Будь это любой другой день или место, она оттолкнула бы Лада и возмутилась, но сейчас она нуждалась в тепле этих рук. Рук, утянувших ее прямо под воду.

Все было именно так, как пугал Лад. Пускай она думала, что привыкла к холодной воде, это оказалось неправдой – стоило нырнуть, и мороз ужалил все тело иголками. Жидкость хлынула всюду, веки непроизвольно сомкнулись, пальцы сжались сильнее. Горло и грудь сдавило – воздуха отчаянно не хватало, но она держалась, сжав зубы и помня о том, что стоит открыть рот, и…

Она все же вдохнула и с удивлением обнаружила, что под водой можно расплакаться. Нужно только испытать достаточно боли и страха.

А Лизавета боялась. До нее вдруг дошло, что все взаправду. Она и впрямь почти умирает. Еще чуть-чуть – и воздух в ее груди весь обратится водой и тело пойдет ко дну. Мысли этой хватило, чтобы затрепыхаться, попытаться вырваться, выплыть…

Лад держал крепко. Озеро не собиралось ее отпускать.

Сама же Лизавета слабела. Руки уже перестали слушаться, повисли безвольными плавниками. Голова опустилась Ладу на грудь, глаза слегка приоткрылись. Сквозь мутную воду она увидела вьющиеся тени водорослей и отсветы солнца, казавшиеся тут чем-то мистическим, невозможным. Но потом и они, и все остальное обратилось во тьму.