Текст книги "Сокровище волхвов. Роман-фэнтези"

Глава 7 в которой возвращение домой омрачается горьким событием, а князь советуется с предсказателем Ульфом

Возвращение домой было омрачено печальной вестью: умер старый Атли. Одноглазый старик, двенадцать лет опекавший юных княжичей в замке Арнгрей, умер своей смертью во сне, просто не проснувшись утром. Бравый вояка проиграл свою последнюю битву со старостью…

Все чествования вернувшихся из похода воинов, дружеские пирушки в кругу своих, бесконечные рассказы о удачной схватке и добытом в бою, пришлось отложить из-за похорон. Оба брата, тяжело переживая потерю ставшего им родным Атли, даже ссориться перестали. Это горе объединило их.

Торбьёрн, уединившись на смотровой площадке крепостной стены, подставляя лицо суровым ветрам, дувшим с вершины горы, невольно вспоминал опеку и заботу однорукого калеки, добрый взгляд его единственного глаза, похожего на осколок льда, морщины, избороздившие лицо старика, то, как Атли втирал в покрытые ссадинами и синяками руки и ноги мальчишек свою чудесную мазь, как наставлял, как терпеливо учил уму-разуму… К удивлению княжича оказалось, что во всем огромном, густо населенном замке Арнгрей старый Атли был самым близким для него человеком. Ближе отца, которого он чтил и уважал, стремился всему учиться у него, ближе брата, которого он любил, но почему-то все время ссорился с ним. Ближе Атли никого не было… Торбьёрн с грустью понял, что из его жизни вместе с Атли ушло что-то важное, что-то доброе и светлое, ушло навсегда.

Хоронили Атли по древнему обряду. На плоской вершине самой высокой, зубчатой башни замка соорудили ложе из сухих ветвей священного дерева, сверху на специальную подстилку уложили облаченное в парадные одежды тело старика, вложив в его руки деревянный меч. Сам князь Тормунд, взяв из рук слуги горящий факел, подошел к погребальному ложу и поджог ветви. Весело занялось пламя на ветру, жадно вылизывая черные, корявые ветки, быстро подбираясь к мертвому телу.

Лучшие, самые заслуженные воины княжества в молчании стояли вокруг костра, почтительно склонив головы. А Тормунд торжественным голосом, в котором звенел металл, перечислял все битвы, все героические схватки, в которых повезло участвовать умершему, напоминал присутствующим заслуги уважаемого всеми воина, героя и победителя, не щадившего живота своего в кровавых сражениях. Пусть знают там, на небе, куда теперь отправлялся Атли, что был он не простым смертным, пусть ценят и уважают его, и заботятся о нем в небесных далях и отведут ему почетное место за общим столом, где вечно пируют великие воины и герои.

То ли от жара, идущего от бушующего пламени погребального костра, то ли от ветра, беснующегося на вершине башни, в глазах Торбьёрна защипало. Он несколько раз моргнул, но соленая влага наполнила его глаза, угрожая вылиться позорной для воина и мужчины слезой. Тогда он поднял лицо к небу. Серые, лохматые тучи быстро неслись в вышине, задевая своими рваными боками черную вершину горы, унося с собой клоки жирного дыма, поднимающегося от костра. Торбьёрн с усилием проглотил застрявший в горле комок и тяжело вздохнул. Старый добрый Атли, превращаясь в дым и пепел, навсегда уходил в Небесную страну, забирая с собой его, Берни, детство…

Тормунд еле дождался окончания древнего ритуала похорон, так ему не терпелось разобраться в одной неприятной и, на первый взгляд, малозначительной детали недавнего боевого похода. Об этой детали ему вскользь сообщил младший сын, но она засела в памяти острой занозой, несмотря на хлопоты, связанные с погребением. И как только холодный северный ветер окончательно развеял прах Атли над горными кручами, князь по одному стал вызывать к себе на разговор вернувшихся из похода воинов.

– Торбьёрн струсил, побоялся убить последнего жирного торговца! – с нескрываемым презрением говорил Стейнар.

– Княжич бился, как горный медведь со стаей волков, мужественно и храбро! – заявил Сварт, сверкнув холодными светлыми глазами, – а убил или не убил безоружного караванщика – не знаю, не видел.

Кто-то из присутствовавших солдат говорил, что видел, как княжич нанес удар, но дальнейшей судьбой торговца интересоваться было недосуг. Кто-то точно помнил, что удар был нанесен плашмя, а значит, торговец должен был остаться в живых. И выудить правду из этого вороха свидетельств было никак невозможно.

– Да сдался тебе этот торговец, государь! – воскликнул Фрейвар, близкий друг и соратник князя, которому можно было доверять. – Вернулись с хорошей добычей, почти без потерь. Что еще нужно?

– Мне нужно точно знать, как повели себя мои сыновья в настоящем бою! И если Торбьёрн сознательно ударил караванщика мечом плашмя, значит он его пожалел, значит он дрогнул! – Недовольство и напряжение читались на суровом лице князя. Он сжимал кулаки, а под скулами нервно ходили желваки. – Не могу я сделать своим наследником труса!

Фрейвар подошел, посмотрел Тормунду прямо в глаза и произнес спокойно и убедительно:

– Он в честном бою убил вооруженного до зубов, опытного солдата. Это я видел своими глазами. И даже если он пожалел и не убил безоружного торговца, то трусом его назвать никак нельзя. Не требуй от него слишком многого, Тормунд. Он же пока всего лишь шестнадцатилетний мальчишка. У него еще есть время стать настоящим воином.

В ответ синий холодный взгляд пронзил его насквозь.

– Это твой сын, Фрейвар, и сыновья моих солдат могут себе позволить быть мальчишками в шестнадцать лет. А мой сын обязан быть настоящим воином с пеленок, потому что он сын князя! В его сердце не должно быть места жалости и состраданию! Держать в кулаке власть может только очень сильный человек. Случись что, никто ему не простит ни сомнений, ни колебаний! И ты это знаешь не хуже меня.

Фрейвар угрюмо кивнул, соглашаясь с другом. Где-то в глубине души он был даже рад, что Сварт всего лишь сын одного из воинов князя, пусть самого верного и преданного, но обычного воина. И никому и в голову не приходило предъявлять к нему повышенные требования, как к Торбьёрну или Стейнару. Хорошо быть князем, но уж больно ответственно.

– Стейнар бесшабашно храбр и безжалостен в бою, но уж очень несдержан. – Проговорил Тормунд, подходя к столу и усаживаясь на стул с высокой резной спинкой. Голос его стал спокойнее, но тяжелые раздумья омрачали чело. – Такой может дров наломать, если вовремя его не остановить. Торбьёрн же силен, уравновешен, умен, но… есть в нем какая-то гнилая жалостливость. И это меня больше всего беспокоит. Он может дрогнуть в самый ответственный момент. Кого из них сделать наследником?

Он поднял глаза на старого друга, прося совета. Но что мог посоветовать Фрейвар в такой ситуации? Он неопределенно пожал плечами:

– А ты не торопись выбирать наследника, государь. Ты пока молод, полон сил и мудрости. Успеешь еще.

– Нет, друг мой, – покачал головой князь, – что-то мне подсказывает, что с выбором наследника нужно поторопиться. Нехорошие предчувствия у меня.

Последним на разговор к князю вызвали Торбьёрна. Он тихо вошел в высокие, покрытые затейливой резьбой, двери покоев князя и остановился возле большого стола. Отец мерил шагами пространство богато убранной комнаты, заложив руки за спину и устремив задумчивый взгляд перед собой.

– Ты сумел справиться с хорошо вооруженным и обученным солдатом, – проговорил князь, остановившись, и посмотрел на сына. К шестнадцати годам Торбьёрн превратился в крепкого, широкоплечего парня. Но физической мощи для наследника было мало. – Это похвально. Но почему ты оставил в живых последнего из торговцев? Струсил?

Холодный взгляд острым лезвием пронзил молодого княжича. У того даже мурашки по спине побежали, таким подозрительным и неприятным был этот взгляд. Но Торбьёрн не дрогнул, не отвел глаза в сторону.

– Нет, отец, я не струсил. Не было смысла убивать последнего свидетеля. – Спокойно и твердо ответил он.

– Хм! – удивленно хмыкнул князь, и брови его поползли вверх. – Объясни.

– Ты же сам, отец, говорил, что молниеносные и разрушительные набеги наших отрядов должны напоминать укусы злобных пчел. Чтобы король пиланов однажды не выдержал и пошел на мировую, согласившись на твои условия. Наш отряд хорошо покусал торговый караван, взяв богатую добычу. Как же король может узнать о том, что это был именно наш отряд, а не какие-то простые грабители с большой дороги? Кто ему об этом расскажет, если перебить всех караванщиков? Вот я одного и оставил в живых.

– Логично… – пробормотал князь, обдумывая услышанное от сына.

Врет, старательно скрывая собственную трусость за честным и открытым взглядом? Или ему действительно в пылу сражения хватило ума и выдержки просчитать последствия своих действий? Трудно поверить в такую мудрость, когда перед тобой шестнадцатилетний мальчишка, у которого щетина то только-только начала пробиваться над верхней губой сквозь юношескую нежность кожи. Червь сомнения не успокоился и продолжал терзать сердце князя.

– Ладно, – он махнул рукой в сторону дверей, – можешь идти.

Сын почтительно поклонился и вышел из покоев, тихо прикрыв за собой дверь.

В высоком сводчатом коридоре Торбьёрн тут же наткнулся на младшего брата. Тот спокойно стоял, прислонившись плечом к стене, и коварная усмешка кривила его губы.

– Что, Берни-медвежонок, досталось тебе от отца за трусость? – презрительно скалясь, произнес он.

– Так это ты донес отцу?! – Воскликнул Торбьёрн и горячая волна ярости и возмущения затопила его сознание. Он бросился на Стейнара, схватив того за грудки и, рыча, как разъяренный бык, повалил на пол.

– Сволочь… Предатель…

– А ты трус, подлый трус…

Шипели оба, клубком катаясь по холодным каменным плитам пола, отчаянно молотя друг друга руками и ногами. Через минуту на шум и возню вышел отец, резким движением распахнув высокие резные двери. Увидев у своих ног дерущихся, громовым голосом, так что гулкое эхо испуганно заметалось под каменными сводами, он рявкнул:

– Прекратить!!

На шум и крики с обеих сторон коридора уже бежали вооруженные стражники. Они быстро растащили в стороны братьев. Те тяжело дышали, бросая друг на друга ненавидящие взгляды.

– Прекратить! – чуть тише повторил отец, гневно сжимая кулаки. – Сейчас прикажу посадить обоих в клетки, как диких животных, если не можете вести себя по-человечески! Щенки безмозглые! Вон с глаз моих оба, пока я добрый.

Его глаза пылали яростью, и братья невольно втянули головы в плечи, шмыгая разбитыми носами и вытирая рукавами кровь.

– Вон, я сказал!! – прогремел голос отца.

Торбьёрн и Стейнар синхронно повернулись к нему спиной и, понурив виновато головы, отправились прочь по коридору.

– Ненавижу тебя! – процедил сквозь зубы старший.

– Я тебя еще больше ненавижу! – ответил младший, скосив в сторону брата глаза.

Редкая ночь дарила возможность полюбоваться вышитым серебром звездным покрывалом небес обитателям замка Арнгрей. Чаще всего черный пик горы, приютивший замок, тонул в мягких перинах облаков. И звезд совсем не было видно. Но в эту ночь Ульф, личный предсказатель князя и звездочет, стоял на вершине крепостной стены и, настроив подзорную трубу, рассматривал в нее звездные письмена. Легкий ветерок теребил его длинные седые волосы, овевал узкое безбородое лицо. Его тонкие бледные губы что-то бормотали, а глаза, щурясь и напрягаясь, всматривались через окуляр в звездную бездну.

Он не услышал в тишине шагов, поэтому вздрогнул от неожиданности, когда за его спиной кто-то произнес:

– Что тебе рассказали сегодня звезды, Ульф?

Тормунд, закутавшись в длинный черный плащ, похожий на большую хищную птицу, стоял за спиной предсказателя. Тот почтительно поклонился.

– Доброй ночи тебе, князь! Что заставило тебя лично искать меня в спящем замке? Мог бы послать за мной слугу. Я бы сам пришел.

– Ночь сегодня тихая, звездная. Захотелось прогуляться по крепостной стене, – ответил князь. Но Ульф уловил в его голосе напряжение и тревогу. – Хотел спросить у тебя совета, Ульф.

Предсказатель быстро сложил подзорную трубу и, еще раз склонив голову перед гостем, ответил:

– Я всегда к твоим услугам, государь.

Они медленно направились вдоль зубчатой стены башни к узкой лестнице, ведущей вниз. Ульф двигался в шаге позади князя, пряча в складках своего широкого плаща оптический прибор. Спустились вниз, в спрятанные в недрах башни покои предсказателя – две небольшие комнаты, одна из которых служила спальней, а вторая была завалена книгами и картами звездного неба. Ульф предложил гостю кресло перед горящим камином, а сам аккуратно убрал подзорную трубу – редкий и ценный прибор, которым он очень дорожил – на полку в шкафу.

– Что беспокоит тебя, князь? – спросил предсказатель.

Огненные отсветы играли на лице князя, делая его еще более мрачным и задумчивым.

– Недавно мне снился странный сон… – начал князь тихим голосом, – очень странный, встревоживший меня сон. Хочу, чтобы ты разгадал его смысл, Ульф.

– Слушаю, государь. – Предсказатель подсел ближе к хозяину замка, чтобы не пропустить ни одного слова.

– Во сне я видел лису, обычную рыжую лесную хищницу с пушистым хвостом и узкой, вытянутой мордой. Я попытался накормить ее, протянув кусок свежего мяса в руке. Но лисица, вместо того, чтобы схватить мясо, вцепилась мне в руку острыми, мелкими зубами… Я проснулся от боли в руке и долго рассматривал собственную ладонь, пытаясь отыскать на ней следы укуса. Настолько яркое, убедительное впечатление произвел на меня этот сон. Как думаешь, Ульф, к чему бы это? Может это какой-то знак?

Князь поднял на предсказателя и звездочета тревожно мерцавшие глаза. Ульф задумался.

– Скажи, государь, каковы твои ближайшие планы? Военные походы, сражения, игровые поединки?

– На будущей неделе хотел отправиться с дружиной в Вельвиль. Местный князек в последнее время ведет себя неподобающим образом, наглеет. Надо бы поучить дурака уму-разуму.

– Не хочу тебя пугать, князь, но отложи поход. Думаю, сон предупреждает тебя об опасности. Или отправь дружинников одних. Воины опытные, без тебя справятся.

Тормунд с интересом вглядывался в узкое, бледное лицо предсказателя. Перед каждым важным делом он привык советоваться с ним. И вот уже несколько лет Ульф, раскинув свои гадательные кости или оценив соотношение звезд на небе, почти безошибочно предсказывал удачу или поражение. Но всегда ли можно было доверять звездам или разрисованным костяшкам? Не врет ли сам предсказатель? В последнее время ему часто казалось, что его обманывают, что-то утаивают от него важное. Но глаза Ульфа не бегали, взгляд не пытался что-то скрыть под полуопущенными веками и казался искренним и правдивым.

– Хм… А что обо мне подумают мои люди? Что их князь побаивается лично вступать в сражения? Что с возрастом становится слишком осторожным? Ульф, подданные перестанут меня уважать.

– Помимо личного участия в сражениях, государь, у тебя много других дел. Пусть воюют солдаты, если ничего больше делать не умеют.

– И то верно! – с удовлетворением воскликнул Тормунд и, хлопнув себя ладонью по колену, поднялся из кресла, намереваясь покинуть прибежище звездочета. Но, сделав пару шагов к двери, вдруг остановился. – Да, я еще хотел спросить у тебя, кого из двух старших сыновей мне сделать своим приемником? Никак не могу выбрать. Может твои гадальные кости подскажут?

Предсказатель забегал по комнате, засуетился, доставая из потайного ящичка в шкафу небольшой мешочек черного бархата. Он резким движением смел с заваленного стола груду пергаментных свитков, бумажных карт прямо на пол, поставил на середину стола подсвечник с тускло мерцавшей сальной свечей, и развязал витую веревочку, с помощью которой был перевязан мешочек с костями. Из бархатного нутра мешочка на гладкие доски стола посыпались костяные кубики с изображением каких-то знаков и букв. Князь подошел к столу и оперся на его край обеими руками, внимательно наблюдая за действиями Ульфа.

Тот сгреб руками со стола все кости, потряс сомкнутыми коробочкой ладонями возле уха, вслушиваясь, как они стучат друг о друга, что-то прошептал, прижав сомкнутые ладони к губам. И вдруг резко опустил руки и раскрыл ладони. Кубики с сухим треском раскатились по столешнице. Черточки, квадратики и завитушки, изображенные черным на белых гранях кубиков, образовали замысловатый узор, в центре которого оказалась кость с одинокой вертикальной чертой.

– Единица… – произнес Ульф в задумчивости. – Кости говорят, что у тебя должен быть один наследник, государь.

– Хм, я это и без твоих костяшек знаю. Кого из двоих выбрать? – Тормунд слегка рассердился. Ему нужны были четкие, понятные советы.

– Единица еще означает поединок. Князь, нужно устроить поединок между претендентами, и Судьба сама примет решение!

Тормунд рассматривал гадальные кости с непонятными узорами на белых гранях.

– Поединок – это хорошая мысль! – протянул он, не глядя на предсказателя, согласно кивая головой. – Они и так постоянно дерутся между собой, как безмозглые, драчливые щенки. Поединок! И пусть победит сильнейший! Благодарю тебя, Ульф.

Он выпрямился и решительным шагом направился к выходу из комнаты. Но в спину ему прозвучал неуверенный, дрожащий голос:

– Но после поединка должен остаться только один… Единственный претендент.

Тормунд метнул на подобострастно склонившегося перед ним звездочета и предсказателя яростный взгляд, словно готов был схватиться за меч и убить на месте за такие слова. Но всполох ярости быстро потух, уступив место холодной решимости.

– Поединок до смерти одного из претендентов?

– Так говорят кости, государь, – прошептал Ульф, боясь поднять на господина глаза и продолжая гнуть спину в поклоне. Он знал какими бывают вспышки ярости у Тормунда.

– Твои кости дают мудрые советы, Ульф. Пусть останется сильнейший. И проблема выбора будет решена.

Ульф перевел дыхание и выпрямился лишь тогда, когда за князем со скрипом закрылась тяжелая кованная железом дверь. Порыв ветра мгновенно задул сальную свечу на столе.

Глава 8 в которой Тормунд следует совету Ульфа

Долго не спал властелин Горной страны, погрузившись в тяжелые раздумья, долго мерял шагами свои покои, заложив руки за спину. Одинокая свеча в высоком кованом подсвечнике бросала красноватые неверные отсветы на его жесткое лицо с насупленными бровями. Морщины на лбу стали глубже от напряженных мыслей. Совет, полученный от Ульфа, не понравился Тормунду. Глядя на своих сыновей, раздражаясь и даже приходя в ярость от их бесконечных ссор, он долго откладывал вопрос выбора наследника. С одной стороны, он сожалел, что много лет назад решил взять к себе Стейнара, сына одной из своих наложниц, чтобы разбудить дух соревнования между детьми, чтобы как-то расшевелить медлительного и неуклюжего Торбьёрна. И это ему удалось. Но игра эта зашла слишком далеко. Теперь он запутался в им же самим раскинутой сети. Ни один из сыновей не соответствовал требованиям отца. Один казался хоть и умным, но неповоротливым и трусливым, а второй безмозглым задирой, хотя постепенно превращался в отменного бойца. Но ничто не торопило его с выбором. И вдруг этот сон… От странного и страшного сновидения, ночного кошмара, внезапно повеяло холодом смерти. Это был знак, предупреждение. Смерти Тормунд не боялся, но что будет с государством, если он внезапно умрет? Кто из этих двух молокососов сможет управлять им? Они же поубивают друг друга.

Мысль о поединке между наследниками была мудрой. Пусть победит сильнейший! Но сможет ли смириться с поражением второй, будучи уверенным в законности своих прав на престол? Нет, Ульф был прав. После поединка должен остаться только один. И это решит все проблемы! Тормунд остановился у темного окна и невидящим взглядом уставился в ночь. Он принял трудное решение.

Утром было объявлено о скором поединке, который и решит, кто же станет наследником из двух сыновей князя. Тормунд вызвал к себе Стейнара.

– Сын мой, – сказал князь, положив тяжелую руку на плечи юного княжича, – ты должен победить в этом поединке. И я верю, что сможешь. Потому, что у тебя есть два преимущества перед братом: ты более быстрый и ловкий. Помни об этом и используй против противника. Мне нужен именно такой преемник, как ты, отчаянно смелый и храбрый воин. А не тугодум и размазня, как твой брат. Я не сомневаюсь в твоей победе, но есть одна проблема…

Стейнар с замирающем сердцем слушал отца. Его распирало от гордости (отец по достоинству оценил его способности!), вожделенный княжеский трон манил и притягивал его, он был готов на все, чтобы не разочаровать отца.

– Какая проблема? – с тревогой спросил он, жадно ловя каждое слово.

– Проигравший Торбьёрн по всем законам все равно будет иметь больше прав на престол, чем ты. Ведь ты, Стейнар, сын простой наложницы, ублюдок.

Тормунд с интересом наблюдал, как побледнело лицо мальчишки от слова «ублюдок», как сжались в узкую щель тонкие губы, каким мстительным блеском вспыхнули его чуть раскосе глаза. Тормунд мысленно усмехнулся, поняв, что поймал мальчишку на крючок. Он всегда испытывал внутреннее удовлетворение, когда ему удавалось исподволь управлять другими людьми.

– После твоей победы, сын мой, обязательно найдутся те, кто будет сочувствовать проигравшему, кто будет сомневаться в твоем праве на престол. И однажды эти люди во главе с твоим старшим братом выступят против тебя. И это будет самая страшная из возможных войн – братоубийственная война. Но мы ведь не можем допустить такого развития событий!

Он подчеркнул голосом слово «мы» и не смог сдержать удовлетворенную улыбку, когда Стейнар согласно кивнул.

– Помоги мне предотвратить войну, сын мой. Для этого ты должен не просто победить, ты должен убить своего брата в поединке. Только тогда никто, ни одна живая душа не сможет подвергнуть сомнению твои права на престол. Ты меня понял, Стейнар?

Княжич растерянно смотрел на отца и молчал. Ну, соображай быстрее, где твоя выгода! Мысленно подтолкнул его князь и облегченно вздохнул, когда сын кивнул ему в ответ.

Спустя час также искренне и доверительно он говорил старшему сыну, приобняв того за плечи:

– Я уверен, что в этом поединке победишь ты, Торбьёрн. Ведь на твоей стороне сила и умение думать во время боя. Мне нужен именно такой приемник, как ты, сынок. Именно ты обладаешь качествами, необходимыми настоящему государю. Ты умен, спокоен, умеешь мыслить государственными масштабами. Стейнар же глупый забияка, слишком горячий и слишком неуравновешенный. Но именно это делает его опасным! Он никогда не смириться с проигрышем. Уже сейчас у него много соратников. Проиграв, он в скором времени соберет целое войско преданных ему людей и развяжет братоубийственную войну. Что тогда будет с государством? Эта война станет губительной для страны. В результате погибнут тысячи ни в чем не повинных людей, а страна, которую собирали и укрепляли твои деды и прадеды, просто развалится на мелкие куски. Но все это можно предотвратить, если Стейнар не просто проиграет бой, но погибнет в конце его. Ты меня понял, сын?

Торбьёрн потрясенно молчал, уставившись расширенными синими глазами на отца.

– Ты хочешь, чтобы я убил твоего сына? – онемевшими губами прошептал он.

– Я не вижу другого выхода, Торбьёрн. К сожалению… Мы, правители, не имеем права на жалость, на личную привязанность, на любовь. Мы обязаны всегда и во всем действовать в интересах государства. И ты, сын мой, прежде всего должен думать о интересах государства.

– Но я не смогу… – растерянно пробормотал Торбьёрн.

– Ты должен! Должен, сынок. – Тормунд произнес с нажимом, словно вдавливая слова в сознание княжича. – Иди и подумай о том, что я тебе сказал. Взвесь все и прими правильное решение.

Он легонько подтолкнул к двери застывшего в растерянности старшего сына. Главное не передавить, дать ему возможность поразмыслить и согласится с отцом. Потому что глупый мальчишка не может не согласится с отцом. Разделяй и властвуй – вот смысл управления людьми! Тормунду было любопытно посмотреть, чем закончится затея с поединком. И он не сомневался, что оба его отпрыска изо всех сил будут стараться выполнить его наказ.

День поединка выдался солнечным, но ветреным. Холодный северный ветер гнал по небу обрывки клочковатых серых туч. Быстрые легкие тени набегали на солнечный диск, покрывая неровными, скользящими по черным каменным плитам, пятнами дворы и площадки замка Арнгрей, который с утра гудел в предвкушении захватывающего зрелища, как растревоженный улей. «Вот будет потеха!» – радостно думали свободные от дежурства стражники, ремесленники, плотники и каменщики, повара и портные, служанки и прачки. Сплетни о частых стычках и ссорах двух юных княжичей давно уже развлекали многочисленных обитателей цитадели. С не меньшим удовольствием они смотрели на казни преступников или свадебные церемонии высокопоставленных вельмож.

За долго до объявленного времени стали стекаться к месту нетерпеливые зрители. Из окон окрестных домов на расчищенную площадку перед княжеским дворцом смотрели десятки любопытных глаз. Воины из окружения князя нередко развлекались рукопашными схватками, стрельбой из арбалетов или метанием топориков по мишеням, а то и поединками на мечах. Но смотреть на поединок двух претендентов на звание наследника было на много интереснее! Кто из молодых княжичей окажется более сильным и ловким, более выносливым? Кого судьба выберет на княжеский трон? К началу поединка зрителями были заняты даже крыши и трубы окрестных домов, крытые галереи и балконы дворца.

Сам князь, как всегда облаченный во все черное, взмахнув бархатным крылом длинного плаща, спокойно и с высокомерным достоинством уселся в резное кресло с высокой спинкой на специально сооруженным для него возвышении перед площадкой, чтобы видеть в подробностях весь поединок.

Сварт в последний раз проверил хорошо ли закреплен доспех, остер ли меч, крепок ли щит Торбьёрна и, кивнув, дружески похлопал того по плечу.

– Удачи тебе, княжич! – воскликнул он и отступил в сторону, пропуская к месту поединка бойца.

Тот бросил на друга странный взгляд и пошел вперед. У Сварта в душе закопошилось странное подозрение. Неужели сомнение мелькнуло в глазах Торбьёрна? Не может, не должен воин сомневаться в своей победе! А иначе поражение неизбежно…

По проложенному между двух шеренг княжеских воинов коридору шли братья к месту поединка, бросая друг на друга злые взгляды. Стейнар криво усмехнулся:

– Да здравствует Берни-медвежонок, самый трусливый из сыновей князя! – провозгласил он громко, так, чтобы услышали окружающие воины. Те услышали и заулыбались, пряча невольные улыбки в усах.

Он всегда перед боем заводил себя, злил, чтобы от злости кровь играла в жилах. Тогда огонь битвы вспыхивал в нем мгновенно и горел, полыхал, подогревая в нем силу и ловкость, быстроту и внимание на протяжении всего боя. Он был уверен, что брат ответит на его дерзость дерзостью. И не ошибся.

– Да здравствует первый из княжеских ублюдков, у которого язык острее меча! – прошипел Торбьёрн, зло сощурив глаза. Он знал, как взбесится брат от слова «ублюдок».

Они остановились и уставились друг на друга ненавидящими глазами. Кто-то из стражников поторопил их. Хватит уже жалить друг друга словами, да взглядами метать молнии. Пора было переходить от слов к делу.

Долгий, протяжный звук охотничьего рога возвестил о начале боя. Сотни глаз устремились в сторону двух молодых бойцов, замерших напротив друг друга в центре круга, очерченного толстой веревкой. За границу круга не разрешалось выходить никому. Зная неторопливую манеру брата оценить ситуацию, все взвесить и лишь потом вступать в схватку, Стейнар тоже не торопился. В его голове звучали слова отца, приказывающего убить брата. Я не ублюдок, думал он, глядя на брата и половчее устраивая в ладони рукоятку меча. Я имею такое же право на престол, как и ты, неуклюжий, ленивый медвежонок. И я тебе это докажу!

Молниеносным движением Стейнар сделал замах и обрушил на брата удар, вложив в него всю силу и ярость. Но лезвие скользнуло по вовремя подставленному щиту, издав глухой звук и не причинив никакого вреда противнику. Ах, так? Второй удар был более мощным и более метким, так что искры полетели, когда сталь наткнулась на сталь. И замелькали мечи, ловя широкими лезвиями солнечный свет и отбрасывая слепящие блики в глаза зрителей. Глухо стонали щиты. Ярость, полыхавшая в душе Стейнара, смешалась с азартом битвы и жаждой победы. И эта смесь клокотала внутри, то и дело вырываясь наружу утробными криками, похожими на рев дикого зверя. Полные ненависти глаза княжича стали белыми и со стороны казалось, что вот-вот вылезут из орбит. Рот кривился, словно губы сводило судорогой. И все лицо его напоминало чудовищную маску.

«Давай, давай, маленький ублюдок!» – подумал Тормунд и испугался, вдруг он произнес это вслух? Но вокруг поединщиков стоял такой шум и гвалт, что никто не услышал бы, даже если бы князь прокричал во все горло. Противники расходились на несколько шагов тяжело, хрипло дыша, и снова сходились, со звоном и скрежетом сталкивая мечи. Было видно, как бесится младший из сыновей, как наседает, как пытается теснить противника. Но яростный натиск, как волны о скалу, рассыпались о крепкую оборону старшего брата. Точность движений Торбьёрна завораживала и вызывала невольное восхищение.

«А ты не плох, совсем не плох, неповоротливый щенок! Может твоя возьмет?» – думал Тормунд, следя за старшим сыном.

Когда оба противника стали уставать, Стейнар изловчился и зацепил острием меча ногу брата. Тот глухо вскрикнул, но не упал, а из левого бедра брызнула кровь. От вида крови Стейнар воспрял духом и почувствовал прилив сил. Он достал его! Он его ранил! Добить подранка не составит труда. Издав воинственный клич, Стейнар бросился на противника.

Боль в ноге пронзила Торбьёрна, как удар молнии, а потом исчезла, растворилась в звенящем от напряжения теле. Вот только раненая нога стала слабой, утратила ловкость и на какую-то долю секунды стала запаздывать, затягивая движение, отягощая его. Торбьёрн понял, что долго с такой ногой не сможет отражать яростные удары противника, что рано или поздно не увернется, пропустит удар. И тогда… Он резким движением откинул брата на пару шагов назад, глубоко вздохнул, словно накапливая воздух в легких для громкого крика, и пошел в атаку.

Никто из присутствующих не понял, как и почему гибкий, быстрый, как змея, непрестанно атакующий раненого противника Стейнар, вдруг неловко дернулся и рухнул на холодные каменные плиты двора. А его окровавленный меч, дважды описав в воздухе круг, жалобно звякнул о камень у самой границы круга. «А-а-х!» – пронеслось по толпе зрителей. Еще один удар Торбьёрна и щит противника шмякнулся в отдалении, глухо вздохнув. «О-о-х!» – выдохнули зрители, когда старший княжич занес руку с зажатым в кулаке мечом над распростертым на земле безоружным братом. Тормунд в напряженном ожидании привстал со своего места…