Текст книги "Нерушимые каменные мосты"

Глава 2

Часовня была заполнена людьми. Минула неделя, как умер старый преподобный, и божья обитель пустовала. Приезд нового священника, и возобновление служб стало важным поводом для горожан собраться в храме в этот знойный день.

Виржилиу, облаченный в белоснежную альбу и казулу с вышитым крестом, стоял у алтаря, кивками приветствуя прибывающих прихожан, которые старались отыскать свободные места на скамьях. Он ободряюще улыбнулся родителям и Анне, сидящим в первых рядах. Священник приветствовал соседей и старых знакомых, удивленных его назначением. Никто не предполагал, что сын Констанцы и Михая станет священнослужителем, а тем более главой местного прихода.

Виржилиу терпеливо дождался, пока прихожане рассядутся по местам, чтобы, наконец, начать литургию. Его первый день в знакомом до боли приходе, был решающим для него. Это был важный шаг в начале светлого пути. Священник представить себе не мог, что через мгновение его радужные надежды рухнут.

Дверь часовни с грохотом распахнулась, и Виржилиу увидел на пороге Ее. Она была подобна демону, которому не страшны стены святого храма! Демону, который обрел власть над силой Господней, сокрушив Создателя в неравном бою! Она была облачена в черные одеяния, словно Всадник Апокалипсиса. Ее длинные волосы развевались от сквозняка, будто ядовитые змеи Медузы-Горгоны. Ее темные глаза пылали жгучей ненавистью, готовой спалить весь мир в огне.

Темный демон надменно улыбнулся и затянувшись сигаретой, выпустил к сводам часовни клубы серого дыма.

– Чудесно! Я успела как раз к началу мессы,– голос незваной гостьи прозвучал, как раскат грома, заглушив звуки органа.

Прихожане разом обернулись, так синхронно, что могло показаться, они много часов репетировали, дабы добиться такого впечатляющего эффекта.

Виржилиу, как подобает священнику, бесстрастно взглянул на девушку, молча ожидая ее следующих действий. Он моментально осознал, что девчонка пытается спровоцировать его и паству. Годы семинарии и несколько лет в другом приходе выработали в нем стойкость и хладнокровие. Идиотов везде хватало, и только терпение и понимание способно было исцелить бедолаг, направляя их по верному пути.

– Вот истинное лицо моей сестрицы, – Анна прижалась к Констанце и зажмурила глаза, не желая смотреть, как Кристи в очередной раз будет позорить ее.

– Не волнуйтесь, я все улажу, – Михай погладил жену по руке и встал со скамьи, намереваясь незаметно пробраться к проходу и успеть вывести падчерицу из часовни, пока она не натворила бед.

Кристи и Виржилиу неотрывно смотрели друг на друга, словно играли в гляделки. Прихожане, перешептываясь, недоуменно созерцали эту немую дуэль. Внезапно девочка громко рассмеялась и целеустремленно двинулась на священника. Она твердо шла по проходу, пуская клубы дыма, как огнедышащий дракон.

– Будьте так любезны, не курить в храме, – тон Виржилиу был ледяным.

Кристи еще громче рассмеялась и вплотную подошла к нему. Она театрально выпустила струю дыма прямо ему в лицо, надеясь своим жестом вывести преподобного из себя.

– А если я откажусь, что ты предпримешь? Отлучишь меня от церкви?

От дыма глаза священника слегка покраснели и начали слезиться, но, тем не менее, он не отвел взгляд, и не попытался вытолкнуть девчонку за порог. Он гордо стоял, как мраморная статуя греческого бога, с жалостью глядя на человека, стремящегося бросить ему вызов.

– Я не стану вас отлучать от церкви. Я повторю свою просьбу еще раз, – спокойно произнес он, – Будьте так любезны, не курить в храме. Проявите уважение к окружающим вас людям и к месту, в котором вы находитесь.

Кристи прищурила глаза, всматриваясь в каменное лицо преподобного. Виржилиу выжидающе смотрел на нее. Девушка усмехнулась, бросила окурок на пол, под возмущенный возглас прихожан, который вновь был синхронным. Носком сапога она раздавила тлеющую сигарету, специально растирая пепел по полу.

– Доволен, святоша, – язвительно процедила она,– думаешь, выиграл одну битву и тебе удастся победить в войне?

На губах Виржилиу промелькнула еле заметная улыбка.

– Я – священник, а не солдат. Я не желаю быть твоим врагом.

– Да пошел ты!!! – Кристи яростно плюнула ему в лицо.

Наглый поступок не вывел священнослужителя из себя. Да и прихожане устали бурно реагировать, а лишь с интересом наблюдали за происходящим.

– Кристи, давай выйдем из часовни, – Михай подошел незаметно, взяв бунтарку за плечи, пытаясь увести ее.

– Оставь меня!!! – крикнула она, сбрасывая его ладони с плеч, – Я сама уйду из этого храма гнили и лжи! А тебе священник, я обещаю, что превращу твою жизнь в настоящий ад!

Виржилиу снова незаметно улыбнулся, смотря, как юная бестия пышет гневом, не в силах задеть его.

– Кристи, прошу тебя пойдем, – вновь попытался образумить падчерицу Михай. Она раздраженно оттолкнула его и быстрым шагом пошла к выходу, под презрительные взгляды паствы. Девушка, выходя из здания, нарочно громко хлопнула дверью.

Михай протянул сыну платок, чтобы он вытер лицо. Виржилиу благодарно кивнул.

– Простите, святой отец. Я постараюсь предпринять все меры, чтобы больше такого не повторилось.

Преподобный, улыбнувшись, похлопал отца по плечу.

– Не переживайте. Она всего лишь подросток. Я все понимаю.

Михай улыбнулся в ответ и отправился обратно к супруге. Констанца и Анна стыдливо опустили глаза, боясь встретиться взглядами с присутствующими. Они осознавали, что выходка Кристи это всего лишь цветочки, самое страшное ждало их впереди.

Тьма в начале пути, Виржилиу надеялся избежать этого неприятного момента. Отравляющая мгла вновь стала просачиваться в его лучезарный мир, где он непосильным трудом возродил царство Света. Священник посмотрел на прихожан и широко улыбнулся, он готов был просить у них прощение не только за проделки сумасшедшей девчонки, но и за все человечество, погрязшее в грехе.

Кристи трясло от ярости. Ее не пугало то, какое негативное впечатление она произвела на окружающих. Ей было плевать на подпорченную репутацию семьи Ливиану. Эти люди были ей ненавистны, ведь именно они произвели на свет этого проклятого священника. Кристи была ведома истина. Она знала, что под церковной сутаной скрывается колючая тьма! Мерзкая сущность, поселившись во множестве людей, прикинулась невинной овечкой среди волков.

– Кристи, открой дверь, – рассерженный голос Михая, стучащего в тонкую деревянную перегородку, от которой она вздрагивала, звучал угрожающе,– Открой сейчас же!

Кристи молчала, не желая еще больше накалять обстановку. Она сомневалась в том, что опекун решиться выломать дверь. Ее выходка – это не повод наносить ущерб собственному имуществу.

– Милая, если не хочешь, не выходи, только ответь нам на вопрос: почему ты так вела себя сегодня в часовне?

Кристи поняла, что Констанца искренне расстроена. Ее голос не был зол, он дрожал, словно женщина в любую минуту была готова расплакаться.

– Нет, пусть она выйдет и поговорит с нами, как взрослый человек, а не избалованная девчонка! Ей скоро восемнадцать, пусть научится нести ответственность за свои поступки!

– Дорогой, может позже, когда и ты, и она успокоитесь? Мы сядем и спокойно побеседуем, без негатива, без накала страстей.

– Нет! Я хочу сейчас же услышать ответ: почему этот ребенок решил нас опозорить на весь город? Да еще осмелился унизить прилюдно священника, который приходиться нам сыном!

– Успокойся, она все нам объяснит. Пойми ее тоже, у девочки стресс! Она переживает по поводу смерти родителей.

Внезапно дверь комнаты резко распахнулась. Не ожидавшие такого поворота событий, супруги испуганно отпрянули в сторону. Кристи стояла на пороге, скрестив руки на груди, в ее глазах плясали бесноватые огоньки. Констанца почувствовала, как по ее телу пробежали мурашки. Может Мария была права, девочку стоило показать экзорцисту или на худой конец психиатру.

– Мне плевать на смерть родителей, – процедила она. – Если существует ваш библейский ад, то пусть они вечно горят в адском пламени.

Констанца растерянно посмотрела на падчерицу, прикрыв рот рукой. Михай побагровел и сжал кулаки.

– И что вы так смотрите на меня? Вы знали, кто я такая, когда приютили меня! И если вы надеялись, что мое отношение к вам будет лучше, чем к биологическим родителям, то спешу вас огорчить, вы ошиблись. Я не испытываю уважение к семейке праведников, породивших монстра, проповедующего лживым языком слово Божье! Вы напоминаете наливное яблоко: аппетитное снаружи, а внутри изъеденное червями. Вы…

Звонкая пощечина, заставила девочку прервать пламенную речь и машинально прикрыть лицо руками. Констанца испуганно вскрикнула, глядя на мужа, который не удержался и отвесил оплеуху, оскорбляющей его семью девчонке. Михай сам не ожидал от себя такой реакции, он попытался схватить Кристи за руку, чтобы объяснится, но девушка резко оттолкнула его и скрылась в комнате, заперев за собой дверь на ключ.

– Не стоило этого делать,– Анна стояла в коридоре, прижимая к груди медвежонка. Она стала невольной свидетельницей скандала, но в тоже время, на ее лице не было ни тени удивления.

– Прости меня, милая. Я не хотел, чтобы все так вышло. Твоя сестра переступила черту, а я поддался эмоциям, – Михай нервно сглотнул, чувствуя себя виноватым перед этой маленькой девочкой, которая не обязана нести ответственность за взбалмошную сестру.

– Она всегда выходит за рамки приличия. Но ударив, вы теперь стали в глазах Кристи, действительно не лучше нашей матери, которая частенько поколачивала ее. Кристи заслуженно получала нагоняй. Она ненавидела мать и не упускала возможности позлить ее. А мама, за все прегрешения сестры, преподавала ей “уроки”, так она называла телесные и моральные наказания.

– Поверить не могу, – прошептала Констанца, подбежав к Анне и присев на корточки, обняла девочку, крепко прижав к себе.

– О, боже! – Михай закрыл лицо руками,– Я действительно повел себя, как Мария. Простите меня.

Констанца утерла слезу, скатившуюся по щеке, с укором посмотрев на мужа.

– Давайте отправимся на кухню, выпьем чаю и успокоимся. Мы сможем найти выход из сложившейся ситуации. Для этого нам нужна свежая голова и минимум бурлящих эмоций, – Констанца отпустила Анну и поднялась на ноги. Михай подошел к девочке и взял ее на руки.

– Еще раз прости меня дорогая, – прошептал он. Анна обняла опекуна за шею, – Мы обязательно найдем решение, иначе этот дом действительно превратится в преисподнюю.

В маленькой душной комнатушке, обставленной в спартанском стиле, где присутствовали лишь кровать, шкаф, зеркало, стол, стул, да распятье на стене, на полу маленьким дрожащим комочком, безудержно ревела Кристи. Она была почти обнажена, если не брать во внимание мокрые, грязные и окровавленные лохмотья, несколько часов назад служившие ей льняным платьем. Она плакала навзрыд, ее трясло от озноба и боли. Волосы мокрые от дождя и слез спутались и налипли отвратительной паклей на лице и плечах. Кое-где на теле стали появляться синяки, в других местах пурпурными мазками виднелись порезы и царапины. Девочка с силой прижимала колени ко лбу, придерживая их руками, словно хотела превратиться в улитку, которая способна укрыться от опасности в раковине.

Кристи жаждала умереть. Она молила, чтобы земля разверзлась и поглотила ее бренное тело, навечно подарив покой. Забыть о кошмаре, не чувствовать отвращения и боли, исчезнуть из этого паскудного мира, раствориться в пространстве – ее единственное спасение. Спасение, которое сулила лишь смерть.

Превозмогая дрожь и адское жжение, овладевшее не только израненной кожей, но и нутром, Кристи медленно поползла по полу в сторону шкафа. Она пыталась прикрыть изможденное тело рваньем. Ей не удавалось, девочка лишь волочила грязное тряпье за собой.

Добравшись до цели, она открыла дверцу гардероба и начала хаотично водить рукой по нижней полке, ища что-то там.

– Отвори, дрянь!!! – В дверь с силой забарабанили, голос Марии звучал угрожающе, – Ты посмела опозорить наш благословенный дом, шлюха! Надеешься, что твой блуд сойдет тебе с рук?

Кристи испуганно вздрогнула и подползла вплотную к шкафу, спрятавшись за дверцей. Она боялась, что озверевшая мать ворвется в комнату и начнет ее снова избивать. Она с опаской смотрела на вход, замечая, как с новым ударом, петли и хлипкая защелка сдаются под натиском неимоверной силы. Внезапно ее взгляд скользнул по зеркалу. Девочка остолбенела. На нее, из тьмы посеребренного стекла, смотрели испуганные глаза маленького чудовища со спутанными волосами, в отрепьях и грязи. Чудовище было испуганным и растерянным, словно не понимало, как оно оказалось в этом чуждом мире, где за каждым углом поджидает смертельная ловушка или толпа разъяренных людишек, жаждущих ее смерти.

– Ты не спрячешься от наказания, потаскуха! Твои лживые слезы и мольбы, больше не затуманят мой разум! Ты днями и ночами станешь вымаливать прощение у Всевышнего за свое развратное поведение, тварь!

Мария была в бешенстве. Старшая дочь появилась ночью на пороге, голая, израненная, грязная, в соплях и слезах и осмелилась заявить, что ее изнасиловали. Женщина благодарила Господа, что на улице шел ливень, и ее падшее чадо никто не видел! Она втащила эту мелкую мразь в дом, схватив ее за волосы. На шум выскочил супруг из спальни, но она ледяным тоном приказала ему отправиться в комнату Анны и не высовываться. Мария была в силах в одиночку решить эту проблему.

Она не собиралась жалеть блудницу, так как была твердо уверена, что никчемная девчонка сама раздвинула ноги перед первым встречным! Она всегда подозревала, что под видом святой простоты, кроется бесстыжая гулящая девка! С самого ее рождения это девочка раздражала ее. Благодаря Кристи, Мария потеряла во время беременности часть своих прекрасных зубов, которые пришлось заменить протезами, на идеальном теле появились отвратительные растяжки, густая копна волос превратилась в скудную ощипанную шевелюру с проседью. Волосы так и не стали гуще. И этот ребенок постоянно кричал: и днем и ночью!

А самым отвратительным напоминанием было то, что Мария забеременела по глупости, напившись в гостях у друзей. Обладая в те годы легкомыслием, она подумать не могла, что залетит от щуплого паренька, за которого ей придется выйти замуж под давлением родителей. Она мечтала о другой жизни – такой, какая была у Констанцы. Брак по любви, красавец сын, интеллигентный и обеспеченный супруг.

В те времена, Мария еще не была настолько одержима религией и не могла похвалиться терпимостью. Дочка получала побои по любому поводу. Спустя годы, обратившись к Богу, ненависть к старшей наследнице, только усилилась, хотя девочка редко перечила ей. Но Мария догадывалась, что под хрупким и ангельским образом скрывается демон, который однажды проявит себя! Нужно было лишь выждать удобный момент, чтобы разоблачить дочурку!

И вот настал этот прекрасный день, когда она смогла отомстить за все те несчастья, что принесла эта дрянь! Наконец она могла выплеснуть всю ненависть на эту девчонку, которую презирала всем сердцем!

Вдоволь отыгравшись на Кристи, нанося удары ногами и руками, Мария наслаждалась скулежом, мольбами и слезами дочери, без перерыва просящей то ли прощения, то ли пощады. На мгновение она остановилась, пытаясь отдышаться. В этот момент дочурка выскользнула из ее рук, прошмыгнув в свою комнату и заперев за собой дверь. Наивная идиотка надеялась избежать кары! Мария не собиралась сдаваться! Сегодня был день ее триумфа, когда она выйдет победителем, после долгой битвы с коварной судьбой!

– Если ты добровольно не впустишь меня в комнату, ты тысячу раз пожалеешь об этом! Я войду туда, и тогда адские муки на костре, покажутся тебе всего лишь ангельской пляской!

Кристи беззвучно всхлипывая, боясь, что услышит мать, тихо поползла к зеркалу. Времени было мало. Если она не успеет осуществить задуманное, то действительно окажется в аду. Мария не успокоится, пока не искалечит ее. С нее достаточно пыток!

С трудом поднявшись на ноги, придерживаясь за стол, Кристи еще раз посмотрела на свое отражение. Лохмотья остались у шкафа и уже не скрывали наготу. Тело было все в ссадинах, ранах, синяках и кровавых подтеках. Волосы сальными прядями спадали на плечи и маленькую подростковую грудь, хранящую следы от укусов и острого лезвия.

Кристи прикрыла рот рукой, пытаясь сдержать крик боли. Дверь вновь затряслась под ударами Марии, внезапно взгляд девочки остекленел, словно разум покинул ее тело. Она схватила стоящий рядом стул и со всей силы, которая у нее осталась, ударила по зеркалу. Осколки, словно обломки бриллиантов, со звоном рассыпались по комнате, оставляя мелкие порезы на коже девушки.

Звуки за дверью стихли. Мария услышав шум, оторопела.

– Ты что еще задумала, дрянь?! Решила разнести комнату?

Кристи уже не слышала ее слов, она, кривясь от боли, опустилась на колени. Взяв в руки крупный осколок с заостренным концом, девочка отрешенно взглянула в него. Из тьмы на нее смотрели потухшие глаза, глубина которых манила и медленно затягивала разум в мертвую бездну, откуда нет возврата! Девочка сжала осколок, зажмурила глаза и, издав душераздирающий вопль, полоснула себя по запястью!

Боли не было. Умиротворяющая слабость растеклась по телу, принося приятное тепло и ощущение свободы.

За окном стемнело. Августовская луна, всевидящим оком, ярко светила на темном небосклоне, превращая окрестности в таинственное королевство мрака и мистики. Невесомый магический свет проникал через распахнутое окно, оседая сверкающими пылинками на поверхности предметов. Сверчки молчали, казалось, они устали от дневного зноя и отменили гастроли, даря людям тишину. Только какая-то неугомонная псина лаяла вдалеке, почуяв опасность или от безделья. Ее прерывистый лай раздражал, но хозяин не спешил угомонить пса.

Кристи вынула наушник из ушей и потерла щеку, которая горела от фантомной боли. Эта оплеуха ничего не значила. Пощечина – ерунда, о которой она скоро позабудет. Конечно, такой поворот событий был неожиданным, но не стоящим пристального внимания. Любая физическая боль ничто, по сравнению с рукоприкладством Марии или теми вещами, что с ней сотворили незнакомцы в ту жуткую ночь.

Кристи не страшилась ничего, кроме тех чудовищ, которые обитают в этом проклятом городе. Монстры, воспоминания о которых вызывали у нее головную боль и приступы рвоты. Они были рядом. Она знала, она чувствовала, она боялась их. Мерзкие твари дышали тем же воздухом, что и она, ходили по тем же дорогам, прячась в тени раскидистых деревьев, смотрели на те же звезды, что сияют высоко над головой!

Кристи взглянула на свои запястья, где отвратительными бурыми змейками красовались два рубца. Она отдернула рукава, скрывая неизгладимые следы, жуткое напоминание о прошлом.

В доме царило безмолвие. Было достаточно поздно и домочадцы, наверняка отправились спать или же сидели в гробовой тишине. Даже не было слышно привычного гула телевизора, работающего в гостиной.

В животе у Кристи предательски заурчало. Она уже несколько дней обходилась без еды, да и вчерашняя рвота также оставила отпечаток на ее состоянии. Она чувствовала слабость, но голод не мог пересилить ее нежелание спускаться на кухню и ест еду опекунов.

Кристи взяла рюкзак и заглянула внутрь. У нее осталось пару купюр, которые незаметно подсунула Лаура. Этих денег с трудом хватит на сигареты, не то что на еду.

– Ничего, я что-нибудь придумаю, – прошептала она. Завязав рюкзак, девушка закинула его на плечо и взобралась на подоконник.

Днем сад поливали, и Кристи надеялась, что вода смыла остатки ее рвоты и она, не замаравшись, сможет спустится. Оглядевшись, дабы быть уверенной, что за ней не следят, девочка тихо спрыгнула вниз.

Глава 3

Электронные кухонные часы, стоящие на холодильнике, показывали без пятнадцати одиннадцать. Время ужина уже прошло. Констанца молча протирала чистую посуду, бесшумно складывая тарелки в буфет. Она то и дело поглядывала на часы, ожидая, когда муж с Виржилиу вернутся из церкви. Михай повез еду сыну и должен был его забрать, дождавшись пока тот решит все приходские дела. Анна еще не ложилась. Она сидела за обеденным столом, наблюдая, как Констанца с грустным видом занимается домашними хлопотами.

– Почему вы мне не рассказали, что ваш сын священник, – прервала безмолвие Анна.

Констанца отложила влажное от воды полотенце в сторону и присела рядом с девочкой за стол. Ее потухшие глаза стали еще печальнее. Анна поняла, что затронула болезненную тему.

– Мой сын сделал осознанный выбор. И я слукавлю, если начну отрицать, что я поддерживала его решение. Я не сказала о его сане потому, что не хочу воспринимать Виржилиу, как служителя церкви. Он для меня всегда останется единственным любимым сыном. Возможно – это неправильно, но я не могу иначе.

– Мне кажется, что его поступок достоин восхищения. Отдать себя в услужение Господу – это благое дело.

– Верно, – усмехнулась Констанца. – Наверно, я эгоистка, не желающая делить сына с Всевышнем.

– Но он не исчез! Он здесь с вами! В одном городе, в одной церкви, в одном доме!

– К сожалению, он недолго будет жить здесь. В приходе закончат ремонт его покоев, и он съедет.

– Вы сможете его навещать!

– Да, милая. Но для матери, не видящей сына почти три года, эти краткосрочные визиты недостаточны, – на лице Констанцы появилась улыбка, а печаль в глазах только усилилась.

Констанца помнила. Она помнила тот день, тот час, ту минуту, когда сын решил отправиться в семинарию. Это было шесть лет назад. Виржилиу только окончил университет, и его ждала головокружительная карьера юриста. Он готов был идти по намеченному пути, вот только трагическая гибель сестры перечеркнула все безукоризненные планы.

Ее смерть в одночасье изменила его. Что-то внутри Виржилиу сломалось. Он всегда был сильным, целеустремленным, упрямым и праведным человеком. Констанца никогда не замечала за сыном религиозного фанатизма, которому удалось бы затуманить разум и в одночасье перечеркнуть все мечты, склонив его отдать свою жизнь в услужение Всевышнему. Но все в этом мире изменчиво!

Констанца до сих пор не могла стереть из памяти тот день! Воспоминания о нем преследовали ее днем и ночью. Она помнила каждое слово сказанное сыном. Каждый жест отпечатался в ее памяти глубоким клеймом.

– Я не отпущу тебя! – Констанца старалась вырвать из сильных рук сына рубашку, которую он намеревался сложить в огромный чемодан. – Ты можешь отправиться куда угодно, но не в это место!

Михай, обхватив голову руками, молча сидел в кресле в углу комнаты. Он знал, что попытки жены остановить сына бессмысленны. Виржилиу не отступиться, даже если его запереть в помещение без окон и дверей, он все равно вырвется из заточения и поступит так, как ему заблагорассудиться.

– Я все равно это сделаю, мам. Я должен!

Констанца отпустила рубашку. Ее руки безвольно повисли. Она подняла на сына покрасневшие, заплаканные глаза. В них читалось отчаяние и немая мольба.

– Это напрасная жертва. Ты ничего не исправишь, лишь испортишь себе жизнь! Не делай этого! Прошу тебя.

Виржилиу холодно взглянул на рыдающую мать, словно перед ним стоял совершенно чужой человек, чувства и слезы которого были ему безразличны.

– Ты права, я ничего не исправлю, но я буду молиться. И возможно однажды, Господь простит меня! Возможно, когда-нибудь, я смогу простить себя! Каким бы сейчас тебе не казалось мое решение – оно верное. Посвятить жизнь на благо другим, стать светом в темные времена, отречься от искушений и пороков – это правильный путь! Это мой путь!

Констанца, прикрыв рот рукой, чтобы сдержать рыдание опустилась на колени, она отчаянно схватила сына за край брюк.

– Умоляю, не уходи! Я не хочу тебя потерять навсегда – это несправедливо…

– Достаточно, – Михай поднялся с кресла, и, подойдя к жене, взял ее под руку, поднимая с пола. – Хватит унижаться, реветь, выпрашивать милость у родного сына, как нищие! Хочет уйти, пусть идет на все четыре стороны! Ему двадцать четыре года, он вправе делать все, что ему вздумается! Хочет быть священником, скатертью дорога. Захочет быть клоуном и выступать в цирке, что же вперед!

Виржилиу, собирающий чемодан, с недоумением взглянул на отца, который до этого не проронил ни слова, не стремился его остановить.

– Не смотри на меня так! Ты волен делать со своей жизнью, что хочешь. Но я хочу тебя предупредить, если я еще раз увижу, что ты доводишь мать до слез, я тебя выпорю! Не смотря на то, что ты взрослый человек, – тон Михая звучал угрожающе. – Она достаточно настрадалась за последнее время и не заслужила такого отношения!

Виржилиу молча захлопнул чемодан, взглянул на родителей и спешно покинул комнату, даже не попрощавшись. Констанца попыталась броситься за ним вслед, но Михай крепко схватил ее за локоть, не позволяя жене двинуться с места. Он развернул ее, прижал к себе, крепко обняв.

– Отпусти его. Может, когда-нибудь он поменяет свое решение. А сейчас дай ему свободу. Поступив в семинарию, он не перестанет быть нашим сыном.

Констанца знала, Виржилиу никогда не изменит решения. Осознавая безысходность ситуации, ее материнское сердце разрывалось от отчаяния и боли. Она понимала, что уже ничего не исправить, остается лишь одно – смириться с его выбором и попытаться жить дальше.

Было глубоко за полночь, когда яркая луна поднялась высоко в небо и сияла там, среди мириад звезд, как королева в окружение подданных. Ее пронизывающий свет, такой слепящий в небесах, терял свою силу на земле, где густая мгла окутала спящий городок и его окрестности. Плотный туман, спустившийся с ближайших гор, пополз лениво по улицам, оставляя мокрые следы на асфальте, траве и листьях деревьев. Тусклые фонари вальяжно рассеивали искусственный свет, но даже от них было мало толку. Непроглядная завеса захватила городок, напоминая людям, что близится осень и вскоре зной спадет, сменившись промозглым холодным воздухом.

Виржилиу терпеливо дождался, пока домочадцы разбредутся по комнатам и окажутся в царстве сна, откуда до утра их не выманить. Убедившись, что дом погрузился в тишину, он осторожно вышел в коридор. Он помнил, что старые половицы скрипят, и поэтому ступал с опаской на деревянный пол, дабы не издавать лишнего шума.

Священник подошел к противоположной двери. Он замялся. Виржилиу не был уверен в верности своего решения. Его сомнения с каждой секундой росло, но сан требовал действий. Своенравная соседка внесла непредвиденные коррективы в его жизнь, расписанную на много лет вперед.

– Кристи, ты спишь?

Виржилиу тихо постучал в дверь, в надежде, что никто не услышит, кроме девчонки. Он прислушался, ответом на его стук была гробовая тишина. Девушка действительно либо крепко спала, либо не желала говорить с ним.

– Открой, пожалуйста, дверь, если ты не спишь. Я обещаю, что не стану тебя отчитывать за сегодняшний инцидент, – Виржилиу прижался лбом к двери, закрыв глаза, – Пожалуйста, мы должны поговорить.

Безмолвие – плохой собеседник и, в то же время – чуткий слушатель. Оно умеет хранить тайны, но не способно дать дельных советов или избавить от чувства вины. Безмолвию под силу понять всю боль и раскаяние, но все, что было сказано, растворится в небытие, став пустотой.

Священник сделал глубокий вдох и медленно отошел от двери. Он подозревал, что поведение девочки, ее ненависть, ее предвзятость не беспочвенны. Всему есть внятное объяснение. Он желал услышать причину, толкающую Кристи к краю пропасти.

«Вставай, взывай ночью, при начале каждой стражи; изливай, как воду, сердце твое пред лицом Господа; простирай к Нему руки твои о душе детей твоих, издыхающих от голода на углах всех улиц» Плач Иеремии 2:19.

Священник стоял на коленях в полной темноте. Он горячо молился. Его губы непрерывно и беззвучно шептали слова молитвы. Его душа взывала к силам Господа, ища успокоения.

Каждую ночь Виржилиу видел один и тот же кошмар, который заставлял его просыпаться в холодном поту и с учащенным сердцебиением. Каждую ночь, готовясь ко сну, он надеялся, что в этот раз сон не повторится и он, наконец, сможет выспаться.

Словно через пелену тумана он видит Ее, бегущую в одной ночной рубашке, развивающейся по ветру. Она бежит через сад. Серый тоскливый рассвет. Багряные листья на пожухлой траве. Ее босые ноги, не чувствуют холода осеннего инея.

Он следует за ней. Он должен ее догнать. Но время играет против него.

– Постой!

Его крик распугивает стаю ворон, дремавших на ветке пожелтевшего клена. Они, громко каркая, взлетают ввысь, исчезая среди свинцовых облаков, опустившихся на землю и превратившихся в липкую сырую мглу.

Она не слышит его или не хочет внимать его словам. Ее силуэт почти исчез в паутине серого тумана. Но он знает, куда она держит путь. К горной реке, мчащейся по острым камням ледяным потоком! К старому каменному мосту, построенному еще в средние века! К лесу, где деревья и кустарники, вступив в заговор с туманом, спрячут ее от Него!

Он нашел Ее! Она стоит у края арочного моста, облокотившись на черный парапет. Ее светлые волосы и льняная сорочка развиваются на ветру. Она похожа на призрака.

Он бежит, чувствуя, как холодный воздух обжигает горло, мешая нормально дышать. Его ноги скользят по мокрой траве, покрытой изморозью. Он спотыкается, но сохраняет равновесие.

Она, широко раскинув руки, взлетела! Ему показалось на секунду, что он видел крылья. Ангел оттолкнулся от темной поверхности моста и взмыл ввысь, но тут же рухнул вниз, словно коршун, подбитый ядовитой стрелой охотника.

Он не слышал крика боли, он не слышал своего голоса. Мгла поглотила все звуки! Холодное хмурое утро превратилось в кромешную ледяную ночь. Он, шатающейся походкой, подошел к перилам и взглянул вниз.

Огромные валуны, покрытые местами мягким ржавым мхом, окропились брызгами крови. Она лежала лицом вниз. Ее голова была неестественно откинута немного назад, ее шейный позвонок выгнулся в обратную сторону. Тело застыло в ужасающей кривой позе. Белоснежная рубашка местами покрылась багровыми разводами, и в потоке реки можно было заметить алые струйки, стекающие с камней в воду.

Виржилиу открыл глаза. Закончив молитву и перекрестившись, он поднялся с колен, чувствуя дрожь во всем теле. Воспоминания преследовали его и во сне и наяву. Временами ему мерещилось, что он видит Ее изувеченное тело в углу своей комнаты. Волосы, слипшиеся от крови, раскроенный череп, мокрая рубашка в бурых пятнах. Когда реальность переплеталась с воображением, только молитва могла вернуть его в нормальное состояние. Священник знал, что все видения и кошмары – это проделки монстра, живущего внутри него, мечтающего сломить его дух.