Текст книги "SPAсибо партии. Отдых, путешествия и советская мечта"

Чиновники от здравоохранения прикладывали немало усилий, чтобы следить за классовым составом групп пациентов, хотя в результате этого выявлялись массовые злоупотребления внутри системы распределения путевок. Что же касается полового и возрастного составов, они интересовали их намного меньше. Национальность тех, кто прибывал на курорты, редко удостаивалась упоминания[42]42
  Исключением стало краткое упоминание о проблеме обслуживания представителей национальных меньшинств учреждениями здравоохранения со стороны главы страхового фонда [Здравоохранение и рабочий отдых 1933: 87].


[Закрыть]. Чиновники признавали, что женщинам нелегко доставать путевки в дома отдыха, так как им не с кем оставить детей; в качестве решения проблемы предлагалось создать специальные дома, где женщины могли бы отдыхать вместе с детьми. В 1935 году чиновники заявили, что профсоюзы должны взять на себя «политическое обязательство» увеличить процент женщин на курортах. Главный врач Кавказских Минеральных Вод сообщал о прогрессе в этом отношении: доля женщин выросла с 17,4 % в 1934 году до 20,4 % в 1935-м (притом что в 1937-м они составляли 39,5 % всей рабочей силы). Наиболее высокой (25 % в 1935 году) она была в Кисловодске, самом большом и самом престижном из четырех курортных городов региона[43]43
  ГАРФ. Ф. 5528. Оп. 4. Д. 132. Л. 88, 239; Ф. 9493. Оп. 1. Д. 24. Л. 6–7, 117.


[Закрыть]. «Нормальная» жизнь на курорте требовала адекватного соотношения мужчин и женщин.

Остается загадкой то, какую роль играли семьи в системе распределения финансируемых государством оздоровительных поездок. Если целью пребывания в доме отдыха либо на курорте было лечение, «починка» тела трудящегося, значит, путевки следовало давать только тем, кто нуждался в этом. Избавление занемогшего рабочего от стрессов, приносимых семейной жизнью, могло даже ускорить выздоровление. Как утверждалось в путеводителе по курортам (1936), преимущество социалистической системы отдыха состоит в научном процессе отбора пациентов: лечение получают те, чей организм требует этого в наибольшей степени, а не те, у кого есть средства оплатить отпуск. В этот процесс вполне могли вмешаться члены семьи. Создание домов отдыха для матерей с детьми не дало ожидаемых результатов: женщины не получали должного отдыха. Врачи полагали, что присутствие маленьких детей могло «совершенно испортить матери весь курс лечения; больная мать имеет право отдохнуть от детей». Смысл пребывания в санатории заключался в том, что человек получал покой, отдых, смену обстановки: таким образом, члены семьи должны были оставаться дома, если только пациент, по своей крайней слабости, не нуждался в постоянном уходе. Как указывал директор Кисловодского курорта в 1935 году, приезд тех, кого направили туда по медицинским показаниям, одновременно с теми, кому нужен был лишь отдых, порождал беспорядок и неудовлетворенность [Курорты СССР 1923: 52 (цитата); Курорты СССР 1936][44]44
  См. также: ГАРФ. Ф. 9493. Оп. 1. Д. 8. Л. 37.


[Закрыть].

«Семья» часто означала супруга или супругу: советский курорт мало подходил для женатых пар. Что же касается семей с детьми, то санатории в СССР были не слишком готовы принимать детей, не имея нужной инфраструктуры. Для детей, страдавших серьезными болезнями, существовали особые санатории, где лечили с учетом возрастной специфики. Для остальных были пионерские лагеря, которые обеспечивали здоровый летний отдых и избавляли родителей от необходимости приглядывать за детьми в летнее время. Дом отдыха, созданный одним из потребительских кооперативов, планировал принять в 1936 году 1300 взрослых и 140 детей, но в итоге туда отправились только 32 ребенка в сопровождении родителей – всем прочим пришлось остаться в городе, посещая детские сады и ясли[45]45
  ГАРФ. Ф. 9493. Оп. 3. Д. 1478 (ежегодные отчеты, посвященные домам отдыха, 1935–1946). Л. 58–59.


[Закрыть]. Лишь очень немногие взрослые рабочие Трехгорной мануфактуры в 1930-е годы получали путевки на южные курорты, судя по материалам заводской газеты, но при этом 88 детей работников смогли провести три летних месяца в Геленджике, где ранее отдыхали «только буржуйские сынки и дочки». Отправка этих детей на черноморское побережье, получение от них писем и возвращение были важными событиями лета[46]46
  Знамя Трехгорки. 1936. 9 мая (цитата); 7 июня; 17 августа; 1938. 4 июня; 11,
  18 июля; 1 августа; Мартеновка. 1940. 6 июля.


[Закрыть].

Некоторые женатые отдыхающие предпочитали путешествовать в одиночку, когда речь шла о лечении, чтобы не только отдохнуть, но и сменить на время сексуального партнера. В разгар Большого террора (1937) студентка университета Мэри Лед ер покинула Москву с ее угнетающей политической атмосферой, получив шестинедельную путевку в крымский санаторий Красной Армии. «Обстановка была рассчитана на флирт. За всей территорией следили, каждого новичка оценивали. Мои соседки по комнате, молодые замужние женщины, открыто искали мужчин, с которыми можно вступить в связь». Мэри была незамужней, что создавало сложности для случайных романов: это могло закончиться свадьбой. Один женатый офицер увлекся ею, но узнав, что Мэри одинока, предпочел более безопасные отношения. Среди рабочих флирт в домах отдыха и санаториях также был обычным делом, судя по фельетонам в «Московском печатнике». В одном из них женщина поддразнивала супруга, мужчину средних лет, вернувшегося из Крыма, – мол, все говорят, что женатые мужчины ведут себя там, как холостяки, и бегают за женщинами. Муж признал, что его сосед по комнате демонстрировал «аморальное поведение», но уверял, что сам он вел себя благопристойно и лишь раз поболтал с одной «Марусей» до одиннадцати вечера. В фильме М. Е. Вернера «Девушка спешит на свидание» (1936) служащий одного из учреждений, подкаблучник, поехавший в отпуск без жены, наслаждается вниманием хорошенькой девушки на Кавказских Минеральных Водах. Но прежде чем роман получает продолжение, приезжает заподозрившая неладное жена, чтобы увезти его домой. Жалобы на взяточничество внутри профсоюзов часто включали обвинения против молодых женщин, часто «классово чуждых», которые получали путевки раньше заслуженных мужчин-работников, которые были старше их по возрасту. Отправляясь в отпуск, чиновники хотели проводить время с привлекательными спутницами [Leder 2001: 132][47]47
  См. также: Московский печатник. 1926. № 22 (июнь). С. 9, 5; Печатник. 1929.
  13 июля; Девушка спешит на свидание. Реж. Михаил Вернер. Белгоскино, 1936; ЦГА СПб. Ф. 4804. Оп. 10. Ед. хр. 4. Л. 449–450 (съезд профсоюза печатников); ЦГА СПб. Ф. 435. Оп. 1. Д. 59. Л. 205 об. (переписка членов партийной ячейки, 1925).


[Закрыть].

Рис. 1.3. Семья на отдыхе в Анапе, берег Черного моря, лето 1929

Были ли эти случайные связи курортников результатом сознательного стремления разнообразить сексуальную жизнь или последствием невозможности путешествовать с женами и детьми? Чиновники утверждали (1932), что рабочие хотят отдыхать с семьями и даже отказываются от путевок в дома отдыха, так как «не хотят проводить отпуск вдали от своих семей». Глава фонда социального страхования предложил резервировать определенный процент мест в домах отдыха за семьями. Руководство московского Электрозавода сознавало, что предоставление путевок рабочим и членам их семей повышает мотивацию к труду и укрепляет преданность предприятию. «Вопрос о необходимости выделения семейных льготных путевок лучшим производственникам рабочие ставили неоднократно, особенно активно – с начала 1930-х годов в связи с отправкой лучших ударников на черноморские курорты, куда они мечтали поехать вместе с семьями». В 1935 году было решено отвести семьям одно крыло заводского дома отдыха, и во второй половине 1930-х годов семейный отдых стал на предприятии общераспространенным. В том же 1935 году чиновники отметили новое явление на Кавказских Минеральных Водах: пациенты прибывали с семьями и требовали для всех отдельное помещение (вместо того, чтобы делить номер с незнакомцами того же пола) [Петров 1933: 85; Журавлев, Мухин 2004:195–196][48]48
  См. также: ГАРФ. Ф. 5528. Оп. 4. Д. 132. Л. 120; Д. 131. Л. 40; ГАРФ. Ф. 9493. Оп. 1. Д. 24. Л. 14.


[Закрыть]. Итак, запрос на отдых с семьей был очевидным, но курорты и дома отдыха лишь в малой степени старались удовлетворять его. Преобладающей оставалась концепция индивидуального отдыха, отодвигавшая идеал семейного отдыха на второй план.

Режим дня на курортах

Несмотря на то что беззаботный отдых ради удовольствия и пребывание с лечебными целями все чаще вступали в противоречие, если говорить о курортном отдыхе в СССР 1930-х годов, режим дня на курортах отражал чисто утилитарную его сторону. Как только пациент-отдыхающий прибывал на курорт или в дом отдыха, его повседневный распорядок определялся с помощью медицинской науки. «Починка человеческого мотора» требовала сложно организованной, упорядоченной «медицинской мастерской» – только так достигались оптимальные результаты.

Новоприбывший подвергался предварительному врачебному осмотру и помывке. На курортах пациенты получали специальное белье и туалетные принадлежности: личное белье дезинфицировалось и возвращалось им под конец пребывания. После нескольких более тщательных осмотров пациенту выдавалась медицинская книжка с перечнем необходимых процедур: каждый получал индивидуальное лечение, зависевшее от состояния здоровья. Медицинский язык пронизывал отпускную культуру. «Целебные силы природы – это сильнодействующие лекарства: при неумелом пользовании они могут причинить большой вред» [Гольдфайль, Яхнин 1928: 458]. Поэтому «всякий отдыхающий обязан был подчиняться основным требованиям определенного порядка дня дома отдыха, согласно установленному режиму; последний… требовал неукоснительного соблюдения» [Лифшиц 1923: 31–32][49]49
  См. также: ГАРФ. Ф. 9493. Оп. 1. Д. 8. Л. 149; [Гольдфайль, Яхнин 1928: 458] (цитата; выделение в оригинале); ГАРФ. Ф. 9493. Оп. 1. Д. 24. Л. 11–12; Д. 8. Л. 39–41.


[Закрыть]. Высшим должностным лицом в каждом санатории и доме отдыха был главный врач, ведавший не только медицинскими процедурами, но, кроме того, и культурно-политической программой учреждения, и хозяйственно-бытовыми вопросами. В домах отдыха лечебный режим был менее строгим: предполагалось, что их обитатели страдают просто от усталости, а не от серьезных заболеваний. Дом отдыха служил «школой санитарного просвещения».

Рациональная организация отдыха и лечения требовала жесткого распорядка. Наподобие фабрик и спа-курортов во Франции XIX века, советские дома отдыха и санатории управлялись по звонку. Сам распорядок был одним из важнейших терапевтических средств медицинского учреждения. Путеводители по курортам подчеркивали важность соблюдения предписанного режима; правила менялись с годами, но базовая структура лечебно-восстановительного отдыха оставалась прежней. Пациенты вставали по звонку, заправляли кровати, убирались в комнате. Температура измерялась дважды в день, пища подавалась четыре раза в день. Пациенты не могли принимать в своих комнатах посетителей и даже пребывать там в течение дня, а также принимать пищу. В каждом учреждении строго обязательным был двухчасовой дневной отдых – «мертвый час». Карточные игры, употребление алкоголя, слишком шумное времяпровождение находились под запретом. Танцы устраивались только с разрешения врача. «Санаторий – не дом для увеселения, а ремонтная мастерская трудящегося» [Курорты Абхазии 1925: 80–87; Гольдфайль, Яхнин 1928: 471–472].

Строгий режим дня на курортах был призван создать оптимальные условия для лечения, но также дисциплинировал и сдерживал то, что рассматривалось как трудноискореняемые пережитки, присущие культуре рабочих. Иванов, глава Крымской группы санаториев, требовал дополнительных полномочий для наказания нарушителей курортного режима, подчеркивая, что «даже рабочие» стали настаивать на его соблюдении всеми отдыхающими:

Чтобы, например, во время мертвого часа не ходили пьяные с криками, с песнями, с гамом, не ходили, как это приятно сейчас, полураздетые в одних трусах или женщины в бюстгальтерах, потому что это не только в смысле моральном имеет какое-то значение, но это на Южном берегу Крыма даже вредно для здоровья, потому что от излишней инсоляции у нас наблюдается такое явление, как бессонница.

Избыток солнечного света вызывал бессонницу, в результате люди шли в рестораны, чтобы послушать музыку, или на поздние киносеансы, откуда возвращались, громко горланя песни[50]50
  ГАРФ. Ф.9493. Оп. 1. Д. 8. Л.69–70.


[Закрыть].

Отдельные специалисты в области здравоохранения предлагали альтернативу «фабричной» модели с ее звонками и суровой дисциплиной – антимастерскую вместо мастерской. Смена обстановки, которую предполагало приобретение путевки на курорт, должна была быть полной. Созерцание гор и моря вместо заводских труб и унылых городских пейзажей само по себе приносило пользу, но режим дня на курортах предусматривал, кроме того, отказ от любой деятельности, вызывавшей дополнительный стресс, включая обсуждение политики, выпивку, игру

в карты, слушание неподходящей музыки. Общественную жизнь за пределами санатория также следовало регулировать, чтобы свести к минимуму шум и отвлекающие факторы. Медицинские исследования начала 1930-х годов окончательно подтвердили вредное воздействие шума на нервную систему: чиновники предлагали, чтобы по громкоговорителям передавали музыку только в определенные часы, а потоки транспорта перенаправлялись в обход курортов. Как могли пациенты отдыхать во время тихого часа, если повсюду слышались пароходные гудки, шум от проезжающих грузовиков, лай собак – с четырех часов утра и до полуночи? Слишком сильная регламентация курортного режима, как отмечали некоторые чиновники, сводила на нет терапевтический эффект от смены обстановки и спокойного отдыха. Пребывание на курорте должно было исключать всякое принуждение. Нужно покончить со звонками, заявлял директор санатория в Московской области: для пациентов, закончивших с едой, было оскорбительно ждать разрешения доктора, чтобы покинуть столовую. К концу 1930-х годов на многих курортах отменили звонки, и пациенты теперь получали пищу, даже если опаздывали к завтраку или обеду [Курорты СССР 1923: 50–51][51]51
  См. также: ГАРФ. Ф. 9493. Оп. 1. Д. 8. Л. 166, 37, 207; [Михелес 1939; Данишевский 1933: 77]; ГАРФ. Ф. А-483. Оп. 2. Д. 41. Л. 226–227.


[Закрыть].

Такой, менее суровый, режим к тому времени уже стал реальностью в домах отдыха. Поначалу многие их пациенты следовали распорядку дня, схожему с курортным: в спальне можно было находиться только в часы, отведенные для сна, а пациент, опаздывавший в столовую, пропускал прием пищи. В памятке для отдыхающих указывалось: «После обеда до вечернего чая все лежат; ни игр, ни чтения книг и газет, ни разговоров в это время не допускается». Как утверждали специалисты, рабочие, занятые тяжелым физическим трудом на производстве и активно участвовавшие в политической жизни, попадая в дома отдыха, нуждались в прямо противоположных условиях. «Рабочий – попадая в дом отдыха, он становится машиной, нуждающейся в ремонте, и он не должен проявлять никакой активности, которая могла бы увеличить затрату его жизненных сил» [Дома отдыха 1924–1925: 64–65][52]52
  См. также: ГАРФ. Ф. 5528. Оп. 4. Д. 132. Л. 78 (теорию влияния двигательной активности на расход жизненных сил приписали «буржуазным» украинским физиологам).


[Закрыть]. Однако в 1932 году чиновники, рассматривавшие задачи домов отдыха, подсчитали, что лишь 25 % их посетителей нуждались в принудительной тишине, которая была частью курортного режима. Остальным такой режим быстро приедался – один иностранный гость даже сравнивал дом отдыха с тюрьмой, – и многие прерывали оплаченный отпуск раньше времени, не желая соблюдать обязательный для всех тихий час. Как правило, в домах отдыха отпускники имели больше свободного времени, и, кроме того, выбор занятий был разнообразнее. Предполагалось, что таким образом поощряется социалистический «индивидуализм»: «Не тот [буржуазный] индивидуализм, который мы единодушно осуждаем, а та индивидуальность, которая предполагает наиболее гармоническое развитие человеческой личности в коммунистическом строе»[53]53
  ГАРФ. Ф. 5528. Оп. 4. Д. 131. Л. 75–76; Д. 132. Л. 1–2, 21, 247–251 (цитата: Л. 247–248).


[Закрыть]. Это подразумевало лекции по науке и технике, изучение иностранных языков, а также прием пищи в любое время, когда человек был голоден, – не по звонку.

После того как пациент обосновался на курорте и ознакомился с режимом, он получал уход, включавший три составляющие: медицинские процедуры, диету и культурную программу. Процедуры назначались на утренние часы, между завтраком и полдником, согласно предписаниям врача, которые содержались в медицинской книжке пациента (самое удобное время отводилось для стахановцев)[54]54
  ГАРФ. Ф.9493. Оп. 1.Д.24.Л. 14.


[Закрыть]. На бальнеологических курортах (например, на Кавказских Минеральных Водах) лечение могло включать, помимо прочего, прием минеральной воды или принятие грязевых ванн. Отличительной чертой курортов Центральной Азии и Казахстана было то, что пациентам давали кумыс. Кроме того, могли применяться такие методы лечения, как электротерапия, световая терапия, массаж. Самой распространенной, разумеется, была так называемая климатотерапия: солнечные ванны, купание в море, отдых на природе вдали от прямого солнечного света, вдыхание свежего морского воздуха и запахов растений. Медицинский персонал строго следил за продолжительностью этих процедур, указывая пациентам, когда нужно переворачиваться или выходить из воды. Войти в воду или прилечь на пляже можно было только по назначению врача.

К концу 1920-х годов поборники здорового образа жизни рекомендовали применять в здравницах методы лечения, связанные с физической активностью. В 1930-е годы стала постепенно получать признание «медицинская физкультура» – гимнастика и занятие такими видами спорта, как волейбол. Прием минеральной воды и солнечные ванны – строго контролировавшиеся медиками – дополнялись прогулками и экскурсиями к местным достопримечательностям, которые также совершались под наблюдением. Наконец, последний компонент лечения – «трудотерапия» – был призван обеспечить возвращение пациента в обычный рабочий ритм. В 1930-е годы некоторым пациентам разрешалось заниматься легкими садовыми работами в течение 10–15 минут. Предполагалось, что врачи надзирают за всеми аспектами ухода: каждый день совершался обход, каждые пять дней проводился тщательный осмотр, чтобы следить за ходом лечения [Гольдфайль, Яхнин 1928: 92–96,185–188,264-265; Шимшелевич 1937: 112–115][55]55
  См. также: ГАРФ. Ф. 9493. Оп. 1. Д. 2. Л. 69, 79; Д. 24. Л. 71–72, 13; Д. 8. Л. 46.


[Закрыть].

В советских учреждениях здравоохранения гастрономические удовольствия становились еще одним средством терапии. «Следует смотреть на прием пищи как на “процедуру”, от которой зависит успех лечения, сосредоточивая на ней свое внимание, не отвлекаясь излишними разговорами, чтением, спорами и не находясь в слишком утомленном состоянии». И в домах отдыха, и в санаториях качество отдыха оценивалось по количеству набранного пациентом веса. Это было следствием бедности, царившей при старом режиме, и ограниченного доступа рядового советского гражданина к пищевым продуктам, которые обычно выдавались путем нормирования [Гольдфайль, Яхнин 1928: 470 (цитата); Лифшиц 1923: 39–40][56]56
  См. также: ГАРФ. Ф. 9493. Оп. 1. Д. 24. Л. 63; Оп. 3. Д. 1478. Л. 16.


[Закрыть].

Помимо медицинской книжки, пациент санатория получал место за столом и индивидуальную диету, назначенную по состоянию здоровья. Столы обычно были рассчитаны на четверых, покрыты скатертями и украшены букетами цветов. Как в домах отдыха, так и в санаториях столовая и кухня с прилегающими помещениями были самыми важными элементами комплекса (притом что летом в домах отдыха пищу нередко принимали на воздухе, в легких павильонах). Блюда подавали официантки в форме. С 1935 года сочинские курорты стали вводить полуресторанную систему с предварительным (за два дня) заказом блюд из меню, что разнообразило выбор и дало возможность работникам кухни заблаговременно доставать нужные продукты. В отдельных случаях пациенты могли заказать прямо на месте, по своему выбору, от двух до восьми различных блюд для каждого приема пищи. Систему вскоре ввели и на других курортах[57]57
  Сочинская правда. 1935. 6 июня; ГАРФ. Ф. 9493. Оп. 1. Д. 24. Л. 62; Ф. А-483.
  Оп. 2. Д. 41. Л. 218; Ф. 9493. Оп. 1. Д. 2. Л. 60.


[Закрыть].

Пациенты и отдыхающие получали ежедневное четырехразовое питание; основной прием пищи обычно приходился на час дня. В восемь утра подавали завтрак, в четыре часа дня, после «мертвого часа» – легкую закуску, в семь вечера – ужин. Кое-где в девять вечера давали еще стакан молока и выпечку. В 1924 году Наркомздрав опубликовал список двухнедельных меню, рекомендованных для домов отдыха. Во второй понедельник, к примеру, завтрак состоял из какао с молоком, белого хлеба с маслом и овсяной каши на молоке. Обед включал три блюда: грибной суп с вермишелью, телячью котлету по-венски с картофелем и огурцами и яблочное пюре. На полдник давали чай и белый хлеб с маслом, на ужин – мясной рулет с рисом, стакан молока и чай. Список был составлен так, чтобы обеспечить разнообразие блюд в пределах двухнедельного срока; в меню входили мясо, рыба, овощи, молочные продукты, иногда – яйца; куриного мяса не было вообще.

Рис. 1.4. Заводские рабочие обедают в однодневном доме отдыха под Москвой, 1932. РГАКФД г. Красногорска, № 243650. Публикуется с разрешения архива

Следует отметить, что реальность не соответствовала этим рекомендациям. Московские печатники положительно отзывались о «вкусном и сытном» питании в одном из домов отдыха (1927), но одновременно авторы открытого письма в заводскую газету жаловались на скудные порции в другой здравнице; все остались живы-здоровы, однако благодарности к поварам не испытывали. Пропагандистские фильмы того времени давали картину изобилия: грузовик с хлебом, разгружаемый в ленинградском доме отдыха (1924); подсобное хозяйство санатория со свиньями, коровами, курами и еда крупным планом – яйца, колбаса, сыр, суп, апельсины, масло (1927)[58]58
  ГАРФ. Ф. 9493. Оп. 1. Д. 24. Л. 63; [Дома отдыха 1924–1925: 59–61]; Печатник.
  1927. 15 июня; 1928. 15 августа; Дом отдыха на Крестовском острове в Ленинграде. Немой фильм (1924–1940), РГАКФД, № 1221; Здравница ЦК Всероссийского профсоюза сахарников. Немой фильм (1925–1927), РГАКФД, № 248.


[Закрыть].

Голод начала 1930-х годов, вызванный коллективизацией, привел к существенным изменениям в режиме питания учреждений здравоохранения. Централизованных поставок больше не хватало; санаториям, курортам, домам отдыха пришлось добывать продовольствие на рынке или заводить свои подсобные хозяйства. В 1933 году посетители одного из домов отдыха жаловались на то, что им дают всего 600 граммов хлеба, хотя дома они ежедневно потребляли по килограмму; еще в одном доме отдыха блюда были такими небольшими, что пациенты докупали еду за свой счет в других местах. Даже когда калорийность была достаточной (4000–4500 калорий в день), пациенты жаловались на низкое качество пищи и ее недостаточное разнообразие. Меню сочинского санатория «Красная Москва» в августе 1933 года (приобщенное в качестве вещественного доказательства к делу о пищевом отравлении) свидетельствует о заметном сокращении количества мяса: на завтрак – рыбная котлета, помидоры, масло, кофе с молоком; на обед – суп-пюре из моркови, мясной паштет с маслом и фруктовый кисель; на полдник – чай с ватрушкой; на ужин – салат из помидоров и огурцов, чай и булочка[59]59
  ГАРФ. Ф. 5528. Оп. 4. Д. 131; Д. 132; Оп. 6. Д. 220. Л. 7–7 об.; Ф. 9493. On. 1. Д. 2. Л. 81, 30–31.


[Закрыть]. К середине 1930-х годов многие здравницы обзавелись подсобными хозяйствами, отдыхающие во всеуслышание хвалили «вкусную и разнообразную» еду в домах отдыха, но жалобы продолжались. Правда, объектом их теперь стала нехватка опытных поваров, а не питание. Проводя собеседование с кандидатом на должность шеф-повара, главный врач санатория в Нальчике спросил, знает ли тот, что такое протеины, жиры и калории; претендент, заявивший о своем десятилетнем опыте работы, ответил, что «никогда не использовал таких продуктов для готовки». Большинство амбулаторных пациентов не могли соблюдать правильный с медицинской точки зрения режим питания: они приносили еду с собой либо питались в месте размещения или же в местных ресторанах и кафе, что уменьшало пользу от пребывания на курорте[60]60
  Знамя Трехгорки. 1936. 29 июля; 1938. 8, 23 июля, 10 августа; Мартеновка. 1935.16 июня; 1938. 6 июля; ГАРФ. Ф. А-483. Оп. 2. Д. 41. Л. 218 (цитата), 172.


[Закрыть].

Чтобы заполнить время между медицинскими процедурами, приемами пищи и отдыхом, а также дополнить лечение культурной терапией, чиновники от здравоохранения призывали пациентов и отдыхающих участвовать в культурных и развлекательных мероприятиях. Как и прочее курортное времяпровождение, они были проникнуты идеей целесообразности. В социалистических учреждениях здравоохранения не могло быть казино, оказывающих возбуждающее действие, и заведений, которые предлагали бы выпивку, сводя на нет благотворное воздействие продуманных методов лечения. Культурные же мероприятия стимулировали интеллект и давали новый, свежий и интересный материал для мозга, способствующий восстановлению психики. Так же как строго дозированные солнечный свет и морская вода, культура предлагалась в отмеренном количестве согласно конкретным потребностям. По словам специалистов того времени, низкий культурный уровень рабочих, приезжавших в дома отдыха в начале 1920-х годов, требовал давать образовательную информацию в небольших, легко усваиваемых дозах [Федынская 1923: 65–66]. Однако позднее, в 1930-е годы, «растущие культурные запросы» рабочих и других отдыхающих потребовали новых, более сложных и разнообразных мероприятий.

В 1920-е годы основатели домов отдыха разрабатывали обширные и подробные образовательные программы для посетителей. В санаториях пациенты получали лечение; в домах отдыха отдыхающие посещали библиотеку, где читали книги или слушали лекции либо отправлялись на научно спланированные прогулки по лесам и полям. Перед ужином можно было еще раз зайти в библиотеку, поиграть на музыкальном инструменте либо в компании еще нескольких человек заняться подготовкой стенгазеты. Вечером устраивались лекции, концерты, политические мероприятия (живые газеты, агитационные суды): «серьезные» развлечения чередовались с менее серьезными, чтобы охватить также малокультурных или плохо разбиравшихся в политике отдыхающих.

Рис. 1.5. Образование на свежем воздухе: рабочие фабрики «Красный Октябрь» слушают (и не слушают) выступающего «на лоне природы», в низовьях Волги, 1932. РГАКФД г. Красногорска, № 244848.

Публикуется с разрешения архива

«Вечера самодеятельности» обладали самостоятельной ценностью: их программы, включавшие народные танцы, игру на балалайке, выступления духовых оркестров и любительские пародии, стали основой отдыха по-советски. Таким образом, отдыхающие и пациенты принимали активное участие в восстановлении своих сил, учились ценить творческую работу, приобретали навыки публичных высказываний и групповых выступлений – все, что можно было потом применять в повседневной жизни. На практике же выполнению этих планов мешал дефицит. Один пациент писал в 1927 году из Кисловодска, что в читальном зале нет газет, а записаться в городскую библиотеку ему не по средствам. Вечера самодеятельности устраивались всего раз в неделю; «время проходит очень долго», – заключал он [Дома отдыха 1924–1925: 69–70, 115][61]61
  См. также: ГАРФ. Ф. 9493. Оп. 3. Д. 1478; Д. 1495 (профсоюзное совещание, посвященное домам отдыха и санаториям, февраль 1941). Л. 48; Ф. 5528. Оп. 3. Д. 131; Оп. 6. Д. 164 (переписка об уходе на курортах); Л. 109 об. – ПО (цитата); ЦГАМО. Ф. 4179. Оп. 1. Д. 436 (переписка по вопросам отдыха рабочих). Л. 13–16. Посетители дома отдыха завода «Серп и Молот» также жаловались на недостаток мероприятий: Мартеновка. 1935. 28 мая, 10, 15 июля.


[Закрыть].

На протяжении 1930-х годов попытки разработать культурные мероприятия, сочетающиеся с курортной жизнью, терпели неудачу – главным образом из-за недостатка подходящих организаторов. Образованных и опытных сотрудников не привлекала низкая зарплата в основных курортных регионах; и даже если они приезжали, бытовые условия оказывались настолько плохими, что удержать их было сложно. Многим культурным работникам пребывание в такой должности виделось попросту как оплаченный отдых на курорте; получив нужный уход, они увольнялись и возвращались на постоянную работу. В результате директора курортов постоянно сообщали, что культурные мероприятия выглядят шаблонными и неинтересными[62]62
  ГАРФ. Ф. 5527. Оп. 4. Д. 131. 33,44–45, 69; Ф. 9493. Оп. 1. Д. 2. Л. 73; Ф. А-483. Оп. 2. Д. 41. Л. 215, 230; Ф. 9493. Оп. 1. Д. 8. Л. 28; Оп. 3. Д. 1495. Л. 62; On. 1. Д. 27 (совещание, посвященное культурной работе на курортах, вместе с редакцией газеты «Труд», апрель 1935). Л. 8; Оп. 3. Д. 1495. Л. 13, 48.


[Закрыть].

На крупных курортах, однако, руководство использовало часть средств, входивших в стоимость путевки, чтобы предлагать пациентам культурную программу, выполненную на профессиональном уровне. Это, в свою очередь, повышало престиж и привлекательность таких курортов. Благодаря соглашениям с Госконцертом «лучшие оркестры страны» выступали в Кисловодске и Сочи. На местах имелись и собственные оркестры, нанимавшие музыкантов на летний сезон. Артисты регулярно посещали основные курорты (так что за четырех– или пятинедельное пребывание там можно было сходить на два-три концерта). Пациенты-москвичи требовали «лучших солистов», ленинградцы – «лучших певцов». Ведущие театральные коллективы Москвы и Ленинграда регулярно выступали перед отдыхающими на Юге, а на Южном берегу Крыма существовала собственная театральная труппа. Киносеансы, очень популярные – к примеру, на Кавказских Минеральных Водах в 1935 году они составляли треть всех культурных мероприятий (см. табл. 1.3 ниже), но в то же время порождали недовольство: звуковых проекторов не хватало, и на большинстве курортов демонстрировали одни лишь немые фильмы. В 1935 году кино со звуком можно было увидеть только в Пятигорске, Ялте и Сочи. Пациенты курортов требовали свежих картин вместо старых фильмов на поврежденной пленке, которые показывали по всей стране и лишь после этого – на Юге[63]63
  ГАРФ. Ф. 9493. Оп. 1. Д. Т1. Л. 28, 5, 14; Ф. А-483. Оп. 2. Д. 41. Л. 219.


[Закрыть]. Курортные развлечения понемногу получали коммерческую окраску: администрация вводила входную плату на киносеансы и концерты и тратила эти деньги на то, что предпочитали отдыхающие.

Рис. 1.6. Мероприятия на свежем воздухе в доме отдыха поселка Дарасун, 1936. Фотограф: Зельма. РГАКФД г. Красногорска, № 0266198. Публикуется с разрешения архива

Дома отдыха в 1930-е годы предлагали более простые удовольствия. В большинстве из них были бильярды и столы для игры в шахматы и шашки. Любители спорта могли поиграть в волейбол и городки, остальные наблюдали за состязаниями. Вечера отводились под фильмы, концерты и повсеместную самодеятельность. Наряду с настольными играми, руководство домов отдыха начинало приобретать музыкальные инструменты. В доме отдыха, принадлежавшем Московскому областному союзу рабочих «Военно-Машинной промышленности», с 11 утра до 9 вечера действовала танцплощадка, где работали массовик (на платной должности) и баянист. Каждый день там устраивались «массовые танцы, игры, конкурсы на лучшее исполнение национальных, западных и бальных танцев». В промежутках между танцами массовик-затейник объявлял игры – политические викторины, головоломки и т. д. В других же местах массовики-затейники организовывали только танцы. Так, в доме отдыха завода «Серп и Молот» наблюдались такие недостатки: отдыхающие не разучивали новых песен, предпочитая старые, а культработник потакал им, подпевая и не стараясь ничего предложить. Кроме того, обе имевшиеся гармоники были негодными[64]64
  ЦГАМО. Ф. 4179. Оп. 1. Д. 436. Л. 15 (цитата); ГАРФ. Ф. 9493. Оп. 1. Д. 1495.
  Л. 48, 74; Мартеновка. 1935. 10 июля; 1938. 15 июля.


[Закрыть].

Таблица 1.3. Культурные мероприятия на курортах Кавказских Минеральных Вод, 1935

Источник: ГАРФ. Ф. 9493. Оп. 1. Д. 24. Л. 135