Текст книги "SPAсибо партии. Отдых, путешествия и советская мечта"

Две стороны «пролетарского туризма»

Существовала основная разделительная линия, делившая надвое все туристическое движение – тех, кто занимался этими вопросами в Наркомпросе, комсомоле, ОПТЭ и т. д. «Пуристы» полагали, что советский туризм должен быть массовым движением с миллионами членов, подчеркивая, что его физкультурные, деятельные аспекты важнее любования видами и осмотра достопримечательностей. По их мнению, испытания и упорный труд вознаграждали туриста намного полнее, чем пассивные поездки в экскурсионном автобусе. Коммерческие и управленческие соображения с презрением отвергались: туризм – массовое движение – виделся самодостаточным, не требующим больших вложений. Необходимые поступления обеспечивались бы за счет взносов миллионов участников, а также выплат из страховых фондов и транспортных дотаций. С их точки зрения, по-настоящему ценный опыт мог дать только самодеятельный туризм, а не групповые туры. Управленцы, заклейменные как чуждый элемент еще во времена «Совтура», продолжили работать и в ОПТЭ, и в руководимом профсоюзами ТЭУ Они могли заявлять о своей поддержке пролетарского туризма как массового движения, но эти заверения звучали неискренне: их интересовала рентабельность туризма, а не его романтика. Служащие заботились не о росте числа туристов, а о составлении удобных и предсказуемых программ отдыха для тех советских граждан, кто мог позволить себе предлагаемые ими поездки. Советский туризм должен был финансировать сам себя, но не за счет взносов миллионов членов, а за счет предоплаченных групповых туров, и управленцы сосредоточили свое внимание на этой стороне дела, наиболее прибыльной и легче поддающейся контролю. Они серьезно относились к предпочтениям потребителей и уделяли много сил повышению качества услуг и комфортабельности поездок. Работая внутри плановой экономики, эти чиновники признавали важность рыночных соображений и действовали в соответствии с ними. Поставленные перед пролетарским туризмом цели, как они считали, достигались за счет создания комфортабельных и предсказуемых условий.

Хотя «коммерческий» вариант советского туризма стал преобладающим во второй половине 1930-х годов, «пуристы» стремились сохранить кое-что от духа волевого энтузиазма, свойственного пролетарскому туристическому движению на заре его существования. В ответ на растущую бюрократизацию ТЭУ авторы журнала «На суше и на море» предлагали создавать туристские клубы для помощи самодеятельным туристам, интересами которых пренебрегали. Добровольцы-энтузиасты получили бы площадки, где можно было бы обмениваться опытом, давать советы и консультации начинающим велосипедистам, альпинистам, байдарочникам, любителям пеших походов. Таким образом, клубы стали бы центрами сбора туристов – функция, которую до 1936 года теоретически выполняли ячейки ОПТЭ. Первый из них открылся в Ростове-на-Дону (1938), но из-за неумелого руководства и нежелания ТЭУ предоставлять средства он, как и другие подобные клубы, навсегда закрылся с началом войны[132]132
  На суше и на море. 1936. № 9. С. 2; № 11. С. 2; 1937. № 1. С. 6; № 2. С. 29; № 5.
  С. 4; № 6. С. 26; 1938. № 1. С. 2; 1941. № 1. С. 2.


[Закрыть]. «Пуристы» также провозглашали превосходство добровольных инструкторов над профессионалами на ставке, работавшими на турбазах и в лагерях ТЭУ. Только сами туристы, а не бюрократы, писали они, могут вдохновить других на присоединение к массовому движению. Только армия добровольных инструкторов способна обучить миллионы туристов, которых движение надеялось привлечь[133]133
  На суше и на море. 1934. № 8. С. 3; № 16. С. 4; 1935. № 15. С. 7 (с восхвалениями в адрес Покровского, энтузиаста водного туризма, который ежедневно уделял туристической деятельности 3–4 часа, не получая никакого вознаграждения); 1940. № 11. С. 4.


[Закрыть].

Энтузиасты также подчеркивали важность местного туризма, экономичной альтернативы более популярным групповым турам. Туристские клубы и добровольные инструкторы могли организовывать загородные походы по праздникам и выходным, готовить туристов к длительным путешествиям и приобщать начинающих к радостям вылазок на природу. Так, «На суше и на море», регулярно публиковавший ответы на вопросы читателей, приветствовал намерение одного ленинградца отправиться в поход на байдарках по Северу, но советовал начать с однодневных путешествий неподалеку от дома, чтобы приобрести нужные навыки. ТЭУ мало что делало для популяризации этого вида туризма, самого доступного из всех, жаловались активисты, хотя и обязано было вести такую работу со дня своего возникновения. Местные походы становились делом самих туристов – например, «длинноногих» из московского отделения ТЭУ, прозванных так за еженедельные переходы протяженностью в 40 километров. К 1940 году они стали лидерами среди многочисленных туристских групп столицы. «Для нас, московских туристов, походы по Подмосковью – отличная школа выносливости и спортивного ориентирования, расширяющая наш кругозор и помогающая нам стать образованными, культурными людьми». Туристов ждал целый мир в окрестностях их собственного города[134]134
  В рубрике «Уголок туриста» (газета «Вечерняя Москва») регулярно помещались объявления о субботних и воскресных пеших походах в Подмосковье, организовывавшихся с 1929 года Обществом пролетарского туризма, «Совтуром» и Обществом изучения Московской области: На суше и на море. 1930. № 1. С. 15; 1934. № 13. С. 4; № 11. С. 3–4; № 17. С. 4; 1936. № 7. С. 23; 1940. № 4. С. 15; 1937. № 1. С. 2; 1938. № 4. С. 2; 1940. № 8. С. 4–5 (цитата).


[Закрыть].

Рис. 2.7. И где же здесь туризм? «Мы еще не упразднили эти совершенно ненужные отчеты на общие темы, такие как “О значении туризма” и “Что такое ОПТЭ” и т. д.». На суше и на море. 1935. № 9. С. 14

Рис. 2.8. И где же здесь туризм? «Путеводители многих отделений ОПТЭ попадают в руки “любителей пляжного отдыха”, занимающих не только пляж, но и турбазы ОПТЭ. Для истинных туристов часто “нет места”». На суше и на море. 1935. № 9. С. 14

Энтузиасты пролетарского туризма – те, кто ратовал за превращение туризма в массовое движение, – на протяжении 1930-х годов оказались в меньшинстве. Образ советского туризма в глазах общественности теперь ассоциировался с пальмами, горными вершинами, морским побережьем (с романтичным закатом или без него). В 1935 году журнал «На суше и на море» поместил серию карикатур на местных активистов, каждая несла подпись: «И где же здесь туризм?» Объявление в парке говорило о том, что здесь проходит туристский слет – на самом же деле некий чиновник читал речь о пользе туризма, аудитория состояла из одного заснувшего человека. Как выяснялось из следующей карикатуры, все «туристы» были на пляже[135]135
  На суше и на море. 1935. № 9. С. 14.


[Закрыть].

К концу 1930-х годов советская туристическая отрасль так и не смогла предложить привлекательного продукта, формулу «туризм – лучший вид отдыха» взяли на вооружение лишь немногие энтузиасты. Условий для комфортабельных туристических поездок не существовало, или они были доступны лишь немногим – таковы, например, персонажи кинокартины «Однажды летом», снятой по сценарию Ильи Ильфа и Евгения Петрова (1936)[136]136
  Однажды летом. Реж. Ханан Шмайн и Игорь Ильинский, сценарий Ильи Ильфа и Евгения Петрова. Украинфильм, 1936.


[Закрыть]. Два начинающих автолюбителя, живущие в небольшом городке у подножия живописных Кавказских гор, с завистью смотрят на проносящийся мимо открытый автомобиль и начинают спорить о том, какая это марка – «линкольн» или «мерседес»: свидетельство дефицита туристического транспорта отечественного производства. Наехав на выбоину, автомобиль теряет шину, и приятели криками пытаются предупредить туристов об этом. Но те не обращают на них внимания, и шину забирают автолюбители – для автомобиля, который строят сами. Фильм создает запоминающийся образ туриста в массовой культуре: подвижный (что вызывает восхищение), но занимающий привилегированное положение и чуждый для простых людей. Тем не менее часть советских граждан, хотя и незначительная, активно занималась туризмом в 1930-е годы, считая его лучшим видом отдыха – даже если относительно разновидностей туризма и необходимого уровня комфорта существовали разногласия. В следующей главе рассматриваются плюсы и минусы советского туризма для его непосредственных участников.

Глава третья
«Пролетарский» туризм в 1930-е годы

Поиски «достойной жизни» в пути

Отношение социализма к «достойной жизни» является одной из главных проблем в изучении истории Советского Союза. Программа ускоренной индустриализации, принятая в 1928 году (первый пятилетний план), была нацелена на создание экономики изобилия, но как выглядела конечная цель? Разумеется, специалисты по планированию руководствовались прежде всего оборонными соображениями, но также идеей о том, что именно социализм, а не капитализм, позволит бедной стране наподобие СССР догнать Запад и приобщиться к «достойной жизни», которую ведет буржуазия при капитализме. «Достойная жизнь» подразумевала в первую очередь материальный комфорт, даже роскошь, и бытовые удобства. Социализм, верили его глашатаи, также может наладить эту комфортную жизнь и сделать ее доступной для всех, а не для избранных. Но «достойная жизнь» в социалистическом и демократическом обществе могла также означать отказ от материальных ценностей и выдвижение на первый план нематериальных, таких как: умственный труд, приобретение нового опыта, искусство, дружба, чувство товарищества. Опыт советских туристов в 1920-30-е годы прямо способствовал наполнению смыслом понятия «советский социализм» и усиливал его способность к созданию альтернативного варианта достойной жизни, выгодно отличавшегося от буржуазного.

Вначале, как уже было отмечено, туризм и отпуск были связаны с содержательным досугом, помогавшим переносить тяготы социалистического производства (ударный труд, социалистическое соревнование). Рационально организованный досуг был необходим настоящим пролетариям больше, чем другим социальным группам, и рабочие, помимо приоритетного доступа к курортам, «ремонтным мастерским для восстановления здоровья трудящихся», должны были получать пользу от активного отдыха – туризма. Активист Г. Бергман предупреждал в 1927 году, что не следует видеть в туризме только занятие для «благородных»: «Думать подобным образом – дурная привычка. В конце концов, мы – хозяева своей судьбы, и пора отказаться от привычного нам рабского самоограничения: “Только благородные могут это делать” или “Что же мы можем сделать?” Неправда! Несмотря на бедность, рабочие могут жить намного лучше, красивее и интереснее» [Бергман 1927а: 52–53]. Как уже говорилось в главе второй, ОПТЭ намеревалось отправить миллионы промышленных рабочих в поездки – речь шла как об организованных, так и самодеятельных путешествиях[137]137
  РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 4. Д. 38 (Секретариат комсомола, 29 марта 1929). Л. 184;
  Бюллетень Центрального совета и Московского областного совета Общества пролетарского туризма. 1930. № 2–3. С. 24; Турист-активист. 1931. № 8. С. 41.


[Закрыть].

Любое путешествие являлось шагом к «достойной жизни», но «пролетарский туризм», в понимании Общества пролетарского туризма и его преемников, позволял вести ее наилучшим образом. Самодеятельные путешествия в составе небольших групп – пешком, на байдарках, велосипедах, лыжах или лошадях – наиболее эффективно развивали качества, необходимые новому советскому человеку. Планирование, подготовка и осуществление путешествия формировали мировоззрение пролетария не в меньшей степени, чем знакомство с новыми местами, людьми и видами. Пролетарский турист, «сын рабочего класса», совершал поездки «не для того, чтобы “уйти от людей, дать душе отдохнуть и временно забыться от обыденных занятий”, а для того, чтобы закалять свою волю, учиться подчинять ее интересам коллектива, набраться новых сил, впечатлений и, вернувшись в свой рабочий коллектив, быть способным отдать ему гораздо больше сил…» «Пролетарский» турист помогал государству, собирая на научной основе новую информацию о стране, выявляя новые залежи сырья, заполняя пробелы на карте[138]138
  Турист-активист. 1932. № 8–9. С. 35–36. См. также «На суше и на море» за все время издания (1929–1941).


[Закрыть]. Взаимность – давать и получать одновременно – отличала «достойную жизнь» при социализме от конкурировавших с ней буржуазных аналогов.

Существовали две разновидности туризма, вызывавшие осуждение как неподходящие для пролетариев. Бродяжничество – скитания с целью приобрести романтическую славу или получить удовольствие – клеймилось в многочисленных официальных публикациях 1920-30-х годов. И все же это явление, как будет показано далее, было широко распространено [Антонов-Сара-товский 1930а: 1–2][139]139
  См. также: Комсомольская правда. 1927. 4 марта; Бюллетень туриста. 1930. № 4–5.


[Закрыть]. Также упоминалось о том, что туристы-активисты обличали коммерциализацию организованных групповых поездок. Но, как указывалось в главе второй, этот вид туризма признавался важной составляющей отпускных практик в СССР. Групповые туры стали неотъемлемой частью «советского» туризма – но был ли он в достаточной мере «пролетарским»?

Термин «пролетарский турист» (как, впрочем, и «туризм») имел два значения. Во-первых, это был советский человек, путешествующий по-пролетарски, а не по-буржуазному: так утверждали активисты ОПТЭ и туристического движения. В 1930-е годы идеальный пролетарский турист совершал самодеятельные путешествия и не присоединялся к толпе желающих отправиться в групповой тур. Во-вторых, «пролетарским туристом» мог быть назван любой рабочий или – менее четкое определение, которое стали предпочитать в 1930-е годы, – трудящийся. Туризм, практикуемый лояльным советским гражданином, автоматически мог квалифицироваться как пролетарский. Эта двойственность порождала основную дилемму: должен ли был пролетарский турист отправляться в поход непременно в составе небольших самодеятельных групп (пешком, на лодке, на велосипеде) или же таким туристом считался любой советский гражданин, решивший посмотреть и испытать что-то новое?

Эти два направления можно назвать, соответственно, «пролетарским» и «советским» туризмом. «Пролетарский» был вариантом «советского», но не все пролетарии желали путешествовать «по-пролетарски» или путешествовать вообще. Кроме того, не все они были промышленными рабочими. В данной главе будет показано, что ждало туристов, отправлявшихся в самостоятельные путешествия и участвовавших в групповых турах, и рассмотрено, как в 1930-е годы сторонники «пролетарского» и «советского» туризма боролись за культурную гегемонию и преимущественное право получения средств. К концу 1930-х годов «советский» туризм в основном одержал верх над «пролетарским», комфортный отдых – над содержательным, но ценностям, ассоциировавшимся с «пролетарским» туризмом, – таким, как здоровье, независимость, самодостаточность, приобретение знаний, – по-прежнему придавалось большое идеологическое значение: пролетарский турист считался лучшим образцом советского гражданина.

Истинно пролетарский: самодеятельный турист

Уже говорилось о том, что активисты с самого начала превозносили «пролетарский» туризм как лучший вид отдыха, приносивший пользу государству (накопление знаний, добрые дела). Он представлял собой рациональный подход к проведению отпуска: тело трудящегося находилось в идеальных условиях, позволявших вновь обрести утраченную энергию, и кроме того – немаловажное обстоятельство – такие путешествия были увлекательными. Содержательность и удовольствие соревновались между собой: что из них двоих станет важнейшим фактором вовлечения советских граждан в туризм? «Пролетарские» туристы выполняли серьезные задачи во время летнего отдыха. Овладение научными знаниями было важной рациональной мотивацией, способствовавшей расширению туристического движения: предполагалось, что каждая группа во время похода будет исследовать местные природные ресурсы, многие из них получали задания по сбору образцов от музеев и лабораторий. В «Туристе-активисте» заявлялось, что в 1932 году 10 000 туристов занимались поиском полезных ископаемых, содействуя выполнению второго пятилетнего плана[140]140
  На суше и на море. 1929. № 9. С. 12; Турист-активист. 1931. № 7. С. 20; 1932. № 11–12; 1933. № 2–3; С. 6; На суше и на море. 1933. № 2–3. С. 6; 1939. № 12. С. 2.


[Закрыть].

Туристы начинали готовиться к отпуску зимой, изучая особенности тех краев, где должны были пролечь их маршруты, и осваивая местные языки. Иначе поход оказался бы пустой тратой времени.

Мы просто решили ехать, чтобы поинтереснее провести отпуск и посмотреть новые места. Это было нашей ошибкой. <…> Поэтому, добравшись до какого-нибудь населенного места, мы часто не знали, на что здесь нужно обратить внимание, что интереснее посмотреть[141]141
  На суше и на море. 1929. № 10. С. 12.


[Закрыть].

Следовало подготовиться к путешествию, пролистать путеводители, спросить советов: предвкушение и новые знания увеличивали получаемое удовольствие. «Когда турист не находится в отпуске, мечты о нем заполняют все время – остальные пятьдесят недель», – пишет социолог О. Лёфгрен [Lofgren 1999: 7][142]142
  Вспомним Ж.-Д. Урбена: «Недостаточно просто видеть. Надо видеть как следует» [Urbain 1991: 65].


[Закрыть].

Социалисты занимались не только объяснением мира: цель состояла в том, чтобы изменить его. «Пролетарские» туристы занимались социалистической пропагандой там, где путешествовали. Для нужд социалистического строительства туристам-горожанам следовало проводить часть отпуска в деревне, содействуя коллективизации, повышению грамотности, строительству дорог, проведению радио. Туристы объясняли, как сооружается московское метро и в чем суть процесса над контрреволюционером Троцким; в 1930-е годы они, используя свои познания в политике, также побуждали местных жителей ходить на выборы[143]143
  См. листовки с перечислением этих задач: ГАРФ. Ф. 9520. Оп. 1. Д. 1 (Общество пролетарского туризма. Материалы по туризму. 1930). Л. 96-102; На суше и на море. 1930. № 3. Задний форзац; 1937. № 4. С. 22; 1939. № 12. С. 2.


[Закрыть].

Содержательный отпуск подразумевал рациональное использование физических сил и способностей. С медицинской точки зрения туризм уступал отдыху на курорте и даже физкультуре, но его ранние пропагандисты разработали научные принципы, призванные сделать это времяпровождение здоровым и рациональным. Свежий воздух и умеренные физические нагрузки улучшали кровообращение и восстанавливали равновесие в организме. Государственный центральный институт курортологии начал составлять рекомендации для туристов, выбирающих те или иные маршруты и места. Следовало знать, например, что Кавказ – это рассадник малярии, куда нельзя отправляться без хинина. Если турист возвращался более усталым, чем был до отпуска, или больным, ценность путешествия сводилась к нулю. Поэтому, как и пациенты курортов и домов отдыха, туристы нуждались в предварительном врачебном осмотре, но это правило часто нарушалось. Приезд туристов, неспособных к восхождениям, в альпинистские лагеря приводил к разбазариванию государственных ресурсов. В одном из таких лагерей 15 % прибывших отправились назад из-за слабого здоровья, еще 20 % были не в состоянии совершить намеченный поход; дело происходило в 1937 году. Врачи повсеместно выписывали справки эпилептикам и людям без ноги или без руки, признавая их годными для занятий альпинизмом [Сочеванов 1930: 23][144]144
  См. также: На суше и на море. 1931. № 3. С. 20; 1932. № 28–30. С. 24; Турист-активист. 1932. № 11–12. С. 32; На суше и на море. 1935. № 13. С. 6; 1938. № 4. С. 14; 1939. № 4. С. 19.


[Закрыть].

Хорошо организованный и рационально совершенный турпоход приносил также удовольствие и удовлетворение. Некоторые активисты признавали, что содержательная сторона порой перевешивала все остальное. «Надо прямо сказать, что у нас получалось иногда отсутствие почти всякой разницы между туристской вылазкой и политшколой, между экскурсией и буксирной бригадой». Если туристы обременяли себя слишком большим количеством заданий, брали слишком много брошюр для раздачи, ставили целью приобрести слишком обширные знания, путешествие превращалось в формальность и становилось неинтересным. Председатель Центрального комитета ОПТЭ Ф. К. Траскович, выступая на семинаре для руководителей турбаз, призвал уделять больше внимания радости и бодрости. Карикатура 1934 года «Пешком по Волге» показывает, что при чрезмерном обилии лекций туристу становится скучно. Мы видим названия лекций: «Прошлое Жигулей», «Окрестности Самары», «Процесс подачи воды», в то время как слушающие зевают. Во время переходов юноши и девушки должны были не только собирать образцы растений и знакомиться с жизнью различных народностей, но и петь, устраивать игры, музицировать – одним словом, развлекаться. Немецкие альпинисты, посетившие СССР в 1930 году, были так встревожены при виде некоторых игр, что советовали своим молодым соотечественницам не совершать восхождения в СССР. По их словам, юноши и девушки «заключали брак» на время похода, а затем разводились, что стоило 2 рубля[145]145
  Турист-активист. 1933. № 2–3. С. 7 (цитата); На суше и на море. 1934. № 8. С. 11 (выступление Ф. К. Трасковича, председателя Центрального совета ОПТЭ); № 16. С. 11; 1930. № 16. С. 2.


[Закрыть]. Турпоход, как и отдых на курорте, предполагал романтические приключения, но в этом случае к ним добавлялись любование видами и физическая активность.

Рис. 3.1. Пешком по Волге. «Недопустимо превращать туристские вылазки в скучные формальные мероприятия с обилием лекций… Можно выбрать бодрящие солнечные маршруты, лодочные прогулки, путешествия на больших пароходах… Например, маршрут по Жигулевским горам: “От Самары до Красной Глинки – пешком по Волге”».

Источник: На суше и на море. 1934. № 16. С. И.

Самодеятельное путешествие в составе группы в наибольшей степени отвечало идеалу «пролетарского» туризма. Будущие участники выбирали маршрут, изучали его, затем начинали создавать группу, пользуясь, таким образом, основным преимуществами туризма, как отмечал в 1934 году М. Шугал («На суше и на море»). Не следует забывать, что суть туризма состоит в «интересном, здоровом отдыхе среди природы, не неподвижном, а связанном с передвижением на десятки и сотни километров» [Архангельская 1939:4][146]146
  См. также: На суше и на море. 1934. № 15. С. 4.


[Закрыть]. Как и прочие туристы, те, кто совершал самодеятельные групповые походы, знакомились с жизнью местного населения, развивали в себе самодостаточность и самоуважение, укрепляли тело, овладевали навыками, полезными в случае войны, – но этот вид туризма был ближе к идеалу именно потому, что участники похода организовывали и совершали его сами, без чьего-либо контроля. Самодеятельные туристы сами разрабатывали маршруты и могли путешествовать где угодно. Такие туристы – образцовые советские граждане – занимались саморазвитием, создавали для себя мотивацию, добровольно следовали принципам взаимности, дружбы народов, гражданской ответственности.

Дж. Урри рассуждает о «взгляде туриста», который появляется при участии в повседневном, не связанном с туризмом, социальном взаимодействии. Определяющую роль в формировании этого «взгляда» играет различие между повседневной жизнью и уникальным туристическим опытом. Поощряя туристов становиться сознательными путешественниками, которые занимаются саморазвитием, советские организаторы туризма одновременно стремились установить принципы, в соответствии с которыми следовало осмыслять вышеуказанное различие. Туристы должны были научиться быть туристами. «Мы бросаем взгляд на то, с чем сталкиваемся. И этот взгляд определен окружающим нас обществом и так же структурирован, как взгляд врача». Дальше Урри перечисляет разновидности «взгляда туриста»: романтический (человек, «в одиночестве созерцающий природу»), коллективный, когда присутствие большого количества людей придает месту (городу, курорту) статус «туристической достопримечательности». «Взгляд туриста» может быть также историческим – когда есть желание исследовать и понять прошлое – или современным. Он бывает подлинным (осмотр поля Бородинской битвы) и неподлинным (осмотр Бородинской диорамы). Советскому туризму были свойственны все эти разновидности, но самодеятельный «пролетарский» турист находился в идеальном положении для того, чтобы смотреть одновременно «романтическим» взглядом и «коллективным», определяемым как потребностями общества в целом, так и интересами небольшой группы туристов. Урри продолжает: «Взгляд формируется при помощи знаков, и туризм подразумевает коллекционирование знаков», достойных внимания объектов, сконструированных обществом [Urry 1990: 1, 45–46, 3]. И здесь ОПТЭ могло помочь самодеятельным туристам, предоставляя путеводители, карты, советы опытных инструкторов относительно выбора маршрутов и совершения самого похода. Отдельным группам самодеятельных туристов не приходилось каждый раз с нуля разрабатывать маршруты и формировать «взгляд туриста».

В начале 1920-х годов мало-помалу начали издаваться справочники, из которых начинающий турист мог узнать о значении самодеятельного туризма и его методах. В каждом из них подчеркивались важность личной инициативы, двигательной активности и коллективизма: турист, занимающийся саморазвитием, выбирал для себя подходящий маршрут, составлял план похода, делился опытом с товарищами по группе, делал в ходе путешествия заметки и зарисовки, полезные для будущих туристов [Бергман 1927а, 19276; Бархаш 1927; Архангельская 1935, 1939, 1947; Мусовский 1937; Котельников 1941]^п. Эти методы и предписания очень напоминали те советы, которые давали немецкие энтузиасты пешеходного туризма, хорошо развитого в этой стране: в начале 1920-х годов там существовало общество социалистического толка «Друзья природы» и другое, более националистическое по своей окраске, – Wandervogel («бродяги») [Scott Moranda 2000; Williams 2007][147]147
  См. также: Турист-активист. 1931. № 9. С. 7; 1932. № 4. С. 25–26.


[Закрыть]<sup>[148]148
  В одном раннем советском справочнике встречаются и отсылки к французским трудам по психологии пеших походов [Бергман 19276: 68].


[Закрыть]</sup>. Здоровье, забота о теле, соблюдение режима – все это входило также в философию немецкого нудизма [Williams 2007: 52][149]149
  Воодушевление, которое вызывал нудизм у любителей походов в Германии, похоже, не было импортировано в СССР – разве что в виде подпольных практик. К примеру, выдающиеся математики П. С. Александров и А. Н. Колмогоров, ставшие друзьями на всю жизнь после самодеятельного лодочного путешествия по Волге, совершенного под эгидой ОПТЭ, любили ходить на лыжах (и заниматься математикой) в одних шортах, или даже «в темных очках и белой панаме» – больше на них не было ничего. Особенно заядлым нудистом был Александров, в 1920-х годах живший в Германии [Kolmogorov 2000: 150].


[Закрыть]. Самодеятельный туризм, в принципе, предполагал самостоятельность и инициативу, но режим, описывавшийся в справочниках, способствовал его жесткому структурированию. Самостоятельность имела ценность только тогда, когда не противоречила общим предписаниям относительно походов: последние должны были совершаться в безопасных условиях, приносить пользу здоровью и быть продуктивными для общества.

Путешествие начиналось с создания группы – не слишком маленькой и не слишком большой. В одном справочнике указывался ее оптимальный размер – от четырех до шести человек: достаточно крупная, чтобы справиться с возможными опасностями, достаточно небольшая, чтобы все поместились в одной палатке. А главное, участники должны были обладать общими интересами и одинаковым уровнем умений. В идеале, группа набиралась из опытных членов местных туристических кружков, знакомых по совместной работе и внерабочему времяпровождению, которые могли положиться друг на друга, так как в походах нередко происходили неприятные инциденты: «Склоки, взаимное поношение, нелепые ссоры – все это бывает очень часто». Одна активистка советовала не разделять группы по половому признаку, так как женщины ни в чем не уступают мужчинам и их присутствие в составе группы «дисциплинирует» мужчин [Архангельская 1947; Бергман 1927а: 105–106; Архангельская 1935:14–15].

Группу следовало создать задолго до назначенной даты похода: надо было собрать средства, провести необходимое обучение, сделать другие приготовления. Так, например, восемь московских студенток, решивших отправиться на Кавказ, искали любые случайные заработки, чтобы собрать деньги, необходимые для путешествия. Кое-кто брал сверхурочную работу, убирая по вечерам помещения на своем предприятии. Некоторые экономили, отказываясь от курения и других удовольствий; были и те, кто тратил на это премии, полученные за ударный труд. Самофинансирование требовало проявления инициативы и финансовой ответственности. Иногда часть денег давали профкомы предприятий [Пролетарский туризм 1929: 42–43, 27, 28, 37; Архангельская 1935: 31][150]150
  См. также: Бюллетень туриста. 1930. № 6. С. 20.


[Закрыть].

Во время подготовки выявлялись недостатки и проблемные места. Члены одной группы обнаружили уже в дороге, что один из них отказывается есть вместе с другими. Он взял с собой продукты и готовил их сам, так что остальным было неприятно. Загородные вылазки позволяли определить, кто обладает выносливостью и личными качествами, необходимыми для встречи с различными неожиданностями. В правильно организованной группе каждому отводилась своя роль. Разумеется, назначался руководитель, но успех путешествия часто зависел от завхоза, который доставал оборудование и провизию, наблюдал за укладкой и переноской вещей. Математик Александров, впервые отправляясь в лодочное путешествие (по Волге летом 1929 года), «сразу взялся быть нашим интендантом и еще до отъезда из Москвы начал закупать всяческие деликатесы» – всего в походе участвовали трое. Следовало также выбрать официального фотографа (притом что другие участники могли брать свои фотоаппараты), того, что отвечал за ведение дневника, а также врача [Kolmogorov 2000: 148 (цитата); Архангельская 1947: 32–34][151]151
  См. также: На суше и на море. 1939. № 3. С. 13.


[Закрыть].

В течение нескольких месяцев или недель перед походом члены группы собирали необходимые документы и съестные припасы. Тем, кто отправлялся в плавание по рекам, советовали заранее уточнить у местных властей расписание пароходов и удостовериться, что их передвижение не будет остановлено сплавом леса. Так, например, москвичи, собравшиеся проплыть по Каме, «бегали по сложному лабиринту учреждений в добыче за справками, удостоверениями» [Путешествия по СССР 1938: 20][152]152
  См. также: На суше и на море. 1929. № 10. С. 13 (цитата). «Скептическое отношение окружающих и беготня по московским канцеляриям и “бастионам” были в сто раз труднее, чем переход через Клухорский перевал» [Пролетарский туризм 1929: 44].


[Закрыть]. Каждая самодеятельная группа должна была зарегистрировать свой поход: до 1936 года – в местном отделении ОПТЭ, а потом – в профкоме. Путешествовать по СССР без разрешения в 1930-е годы было возможным, но грозило большими опасностями. В годы первой пятилетки самым важным документом для самодеятельных туристов была заборная книжка, которую получали в отделении ОПТЭ. В начале 1930-х годов туристы брали с собой большую часть продуктов, но во второй половине десятилетия продовольственный кризис стал менее острым, и, по сообщениям туристов, можно было покупать съестные припасы у местных жителей. Носить провизию с собой теперь требовалось только тем, кто совершал походы в малонаселенные места [Путешествия по СССР 1938: 7, 21, 32, 35–36, 75, П][153]153
  См. также: На суше и на море. 1929. № 12. С. 12; Турист-активист. 1932. № 10. С. 14; На суше и на море. 1937. № 5. С. 2; 1939. № 3. С. 14.


[Закрыть].

Походный режим создавал условия для проявления самодостаточности и самодисциплины. Рациональность турпохода логическим образом отражала рациональность пятилетних планов и социалистической индустрии; даже для отдыха были необходимы правила, как было отмечено выше по тексту, когда шла речь о советских курортах. Членам самодеятельных групп следовало выбирать маршрут исходя из своего опыта и своих навыков. В 1938 году Всесоюзный комитет по делам физической культуры и спорта, основываясь на опыте, накопленном «пролетарскими» туристами, разделил все маршруты для самодеятельных путешествий на три категории сложности. Маршруты третьей категории предназначались для начинающих туристов, проходящих около

15 километров в сутки; мужчины при этом несли до 3 килограммов груза, а женщины – до 1 килограмма. Для выбора маршрута первой категории турист должен был иметь трех-четырехлетний опыт походов и иметь возможность пройти 25–30 километров в сутки по умеренно холмистой местности, вес груза составлял 12–16 килограммов для мужчин и 6–8 для женщин. Во время похода туристы придерживались стандартной практики, начиная движение в медленном темпе и постепенно наращивая его. Многие группы, предостерегал журнал «На суше и на море», брали с самого начала слишком энергичный темп, что вызывало усталость уже через несколько дней. Ритм имел определяющее значение: регулярные привалы для принятия пищи, часовой отдых после обеда, отдых продолжительностью в один день после трех-четырех дней пути. Каждый вечер группа разводила костер. Судя по многим рассказам, это были едва ли не самые волнующие моменты похода, сохранявшие свою важность для туристов вплоть до распада СССР [Путешествия по СССР 1938: 204–205; Пролетарский туризм 1929: 18, 48][154]154
  См. также: На суше и на море. 1939. № 3. С. 13; 1929. № 12. С. 14; № 1. С. 14;
  № 12. С. 12; 1930. № 17–18. С. 24; 1934. № 9. С. 3; 1935. № 8. С. 11.


[Закрыть].

С точки зрения самодисциплины большое значение имело ведение дневника. На рабочем месте дневник дисциплинировал трудящегося, поощряя размышления о связи между ним и работой [Hellbeck 2006: 45]. Для «пролетарских» туристов дневник помогал структурировать коллективные воспоминания, но, помимо этого, сохранять и передавать социальные знания, полученные в походе. Дневники туристов публиковались в журнале «На суше и на море», начиная с первых выпусков. Эти и другие ранние свидетельства показывают, каким образом туризм дисциплинировал «взгляд туриста» и способствовал раскрепощению участников похода. Туристы вспоминали о грандиозных социалистических стройках, описывали свою усердную социально-политическую работу по окультуриванию местного населения. Они говорили также о неописуемых впечатлениях от пейзажей, бескрайних просторах, замерзших озерах и запутанных лабиринтах пещер, наводивших на мысль о каком-то сказочном царстве. А кроме того, о вещах практического свойства – о надежности тех или иных элементов снаряжения, о том, как защитить лодку от высокой волны и где найти укрытие в дождливую и штормовую погоду. Ранние свидетельства передают гордость туристов за собственные достижения: «Чувствуем себя настоящими Колумбами, открывающими – пока лишь для себя – неведомые нам “Америки” советского севера». Молодые работницы Московской швейной фабрики сообщали о трудном походе по Кавказу: каждая несла 14 килограммов груза, еду и снаряжение, на 200-километровом пути по горным тропам. В ответ тем, кто сомневался в способности женщин совершать горные походы, они написали: «Пусть смеются, пусть не верят. Мы свою задачу выполнили» [Пролетарский туризм 1929: 45–47][155]155
  См. также: На суше и на море. 1929. № 1. С. 13–14.


[Закрыть].