Текст книги "Когда начнутся дожди"

Когда члены семьи стали расходиться, Джай отвел Аниша в сторону. Судя по тону, они из-за чего-то спорили. Элиза несколько раз услышала имя Чатура. Разбирая свое оборудование, она краем глаза наблюдала за братьями и заметила, что Джай просто кипел от возмущения. Один раз он схватил брата за локоть. Аниш стряхнул руку Джая и повысил голос:

– Не вмешивайся. Чатур отчитывается передо мной, а не перед тобой.

– Ты дал ему слишком много власти.

Тут Элиза передвинула треногу. Братья вспомнили, что они не одни, и понизили голоса. Однако Элизе было совершенно ясно, что Джай не одобряет Чатура.

Аниш удалился. Джай некоторое время стоял неподвижно, потом подошел к Элизе и непринужденно произнес:

– Вы хорошо поработали. Я бы даже сказал, впечатляюще.

– Вы же еще не видели фотографий, – резко ответила Элиза: ее разозлил его всезнающий тон.

– Сразу видно, что вы профессионал.

– А вы любителя ждали?

– Просто женщина-фотограф… – Джай пристально поглядел на нее и сбавил тон: – Всего лишь хотел сказать, что это довольно необычно. Мы, в отличие от англичан, не привыкли, чтобы женщина вашего статуса зарабатывала на жизнь.

– Женщина моего статуса? – растерянно переспросила Элиза.

Джай кивнул.

– Дома меня тоже считают белой вороной, однако я намерена сделать себе имя, и ничто мне не помешает, – произнесла Элиза, думая о том, какую свободу ей дарит работа.

– Ваша тяга к признанию вас и сгубит.

– Так же, как и чрезмерное использование воды, я полагаю? – (Принц усмехнулся.) – Думаете, мне даже пытаться не стоит? – спросила Элиза.

– В жизни должен быть баланс. Нужно уметь отличать важное от несущественного.

– И вы это искусство освоили?

Джай отвел глаза.

– Не сказал бы. Кстати, это мой старый друг Девдан, сокращенно Дев. Мы с ним познакомились еще в детстве, на верблюжьей ярмарке. Люблю при случае посещать ее инкогнито. Так больше свободы. Не говоря уже о том, что, если торговцы не знают, кто перед ними, уступают товар дешевле.

– Когда мы в первый раз встретились, я тоже понятия не имел, кто он такой, – с широкой улыбкой произнес Девдан. – Знаете, что означает мое имя? Божий дар.

– Надо было тебя Смутьяном назвать, – рассмеялся Джай и хлопнул друга по спине.

– Я приехал на ястребиную охоту. Верблюжьи бега, охота на антилоп – для таких дел лучшей компании, чем друг-раджпут, не найти. У раджпутов честь превыше всего, правда, Джай?

Джай улыбнулся, но его янтарные глаза помрачнели. Судя по его задумчивости, даже такому самоуверенному человеку были не чужды сомнения. Дожидаясь, пока принц заговорит, Элиза наблюдала за шумными обезьянами на апельсиновых деревьях.

– Да, золотые были деньки! Лучше руки на себя наложить, чем признать поражение, – наконец проговорил Джай и после чуть неловкой паузы прибавил: – Но потом мы стали паиньками.

– Паиньками? У меня создалось о вас другое впечатление, – заметила Элиза.

– Видели бы вы нас тогда! Свирепости нам было не занимать, – вставил Дев.

Судя по выражению его лица, он не преувеличивал. Хотя Девдан был ниже ростом, чем Джай, да и общался в шутливой манере, чувствовалось, что он не так прост, как кажется. Девдан разговаривал с Элизой приветливо, но время от времени она ловила на себе его настороженный взгляд, и это ее смущало. Возможно, это простое любопытство, однако Элиза старалась не встречаться с ним взглядом. Глаза у Девдана оказались глубоки, как омуты, и по ним невозможно было понять, что у него на уме. Элиза не подумала бы, что у Джая может быть такой друг.

– Вы говорили о равновесии, – произнесла она, отворачиваясь от Дева и обращаясь к Джаю. – Работа – дело важное. Раз уж вы больше не воин, почему бы не найти себе другое полезное занятие?

– Джай, ты только ее послушай! Она считает, что верблюжьи бега – занятие бесполезное.

Дев посмеялся над собственным замечанием. Элиза улыбнулась, радуясь, что сумела разрядить обстановку.

– Возможно, она права, – проговорил Джай.

– Позвольте узнать, с чего начался ваш интерес к фотографии? – спросил Дев.

– Первую камеру мне подарил муж, когда у нас был медовый месяц, – не подумав, ответила Элиза и бросила взгляд на Джайанта.

– Должно быть, вам его не хватает, – только и сказал Дев.

Чувство вины из-за Оливера снова пробудилось, готовое медленно задушить ее. На глаза наворачивались слезы бессилия. Но Элиза, как всегда, взяла себя в руки и молча кивнула.

– А чем именно вас привлекла фотография?

– Это же так интересно! – Элиза улыбнулась. – Я видела фотографии Мана Рэя. Он много экспериментировал и работал с художниками-сюрреалистами – к примеру, с Марселем Дюшаном. А потом, когда я начала фотографировать сама, оказалось, что сквозь линзу все выглядит совсем по-другому. Я научилась фокусироваться на неожиданном. Я будто увидела мир новыми глазами. Конечно, мой муж и представить не мог, что мое увлечение станет началом карьеры.

Повисла короткая пауза.

– Только после его смерти у меня появились средства, чтобы купить больше оборудования и оплатить обучение.

– Простите, я не знал, – произнес Дев.

– А теперь… – Элиза опустила голову. – Фотография – вся моя жизнь. Не только то, что я вижу, но и то, что я чувствую.

Однако ответ Элизы не передавал всей силы ее страсти. Она не сказала, что может самовыражаться только с помощью своей камеры, не объяснила, что фотография стала для нее утешением. Промолчала о том, что верит: успех в карьере, возможно, снимет с нее бремя вины. Элиза хотела, чтобы папа ею гордился, и надеялась, что, сосредоточившись на работе, забудет о душевной боли. Но истина заключалась в том, что она готова была положить всю жизнь, лишь бы не повторять судьбу матери, даже если ради этого придется остаться одной и всю себя посвятить работе. Она знала наверняка, что больше никогда не откажется от самой себя лишь для того, чтобы смягчить чувство одиночества, и не будет стыдиться того, что у нее есть свой голос и она хочет, чтобы его услышали.

– Сегодня вы выглядите по-другому, – сменила тему Элиза и кивнула на кафтан Джая.

– Ах, вы об этом. Называется ачкан. Его придумали еще моголы.

Элиза взглянула на ажурные решетки джали, вырезанные из мрамора, и у нее снова возникло ощущение, будто за ней следят.

Остаток дня Элиза провела в темной комнате. В жарком климате Раджпутаны непроявленные фотографические пластины быстро портятся, поэтому Элиза решила проявлять снимки как можно быстрее. Но она не предвидела, что из-за жаркого полуденного солнца находиться в замкнутом темном пространстве без вентиляции будет особенно тяжело, а ведь на ней вдобавок были перчатки из нитрила и маска. Жидкость для проявки представляла из себя смесь химикатов, самыми токсичными из которых были белые блестящие кристаллы пирогаллола. Вот почему Элиза настояла, чтобы ключ был только у нее. Если даже небольшая доза пирогаллола попадет в организм человека или вступит в контакт с кожей, последствия будут весьма неприятными. Но Элизе нравилось работать в уединении, и, хотя от едкого уксусного запаха химикатов болела голова, она продолжала трудиться и вот методом контактной печати получила позитивные изображения. Элиза покажет их Клиффорду, и, если все будет в порядке, он даст разрешение отправить их в Дели вместе с пластинами для финальной печати, а она приложит свои заметки и инструкции о том, какого размера должны быть фотографии.

Глава 5

Стук в дверь застал ее врасплох. Элиза крикнула незваному гостю, чтобы подождал минутку. Она думала, что кто-то из слуг принес ей напитки, но за дверью ее ждала Индира.

– Хотите посмотреть мои работы? – предложила девушка. Судя по бойкому взгляду, обычная живость к ней вернулась. – Мы ведь с вами обе художницы, если, конечно, фотографию можно считать искусством.

Элиза вежливо кивнула:

– Разумеется. Главное, чтобы люди хотели смотреть на то, что мы делаем.

Элизе было очень любопытно взглянуть на работы Индиры, но, откровенно говоря, еще больше ее интересовала сама художница. Было в этой девушке что-то непонятное. Кто она, откуда? Почему во дворце ей предоставлена практически неограниченная свобода? Ну а если совсем уж начистоту, то Элизу очень занимал вопрос, что за отношения связывают эту грациозную девушку и Джайанта.

Индира изящно скользила по лабиринтам коридоров и покоям дворца, а полупрозрачная дупатта развевалась за ее спиной. Но Элиза задыхалась здесь, а темные, тесные коридоры, затененные ниши и бесконечные узкие лестницы только усиливали это ощущение. Повсюду виднелись решетки джали. Пару раз Элиза едва не заплутала. После этого она уже никогда не удивлялась, что многие британцы описывали индийские дворцы как места, полные интриг и сплетен.

И все же, когда они вошли в величественный дурбар (зал приемов), от его великолепия у Элизы захватило дух. Она окинула взглядом огромные медные двери двадцати футов в высоту, а потом искрящийся светом зеркальный потолок, выложенный драгоценными камнями, и невольно ахнула. Рубины. Сапфиры. Изумруды. Элиза не верила своим глазам. Индира с гордостью показывала ей портреты членов княжеской семьи, висевшие на стенах. Индира изобразила их всех в старом могольском стиле. Элизу привел в восхищение талант девушки.

– Это всё твои работы?

Индира кивнула и с ноткой гордости в голосе подтвердила:

– Да.

– Наверное, ты не видишь необходимости в фотографии, да?

Девушка смутилась. Элиза ждала ответа.

– Живопись – mera pyaar, – наконец проговорила она.

– Твоя любовь? Понимаю.

– Когда я пишу картины, будто попадаю в свой собственный тайный мир.

– У меня то же самое с фотографией. Ты показываешь вещи такими, какими их видишь только ты, – согласилась Элиза и встретилась с Индирой взглядом. Взвешивая каждое слово, она прибавила: – Я здесь не насовсем. Честное слово, я тебе не конкурентка.

– Значит, вы только за этим сюда приехали? Чтобы фотографировать?

– Ну конечно, зачем же еще?

Девушка окинула ее испытующим взглядом. На секунду в ее глазах что-то промелькнуло, но Индира больше ничего не сказала.

– Уверена, мне здесь рады не все. Махарани Прия меня сразу невзлюбила.

Индира рассмеялась:

– Прие никто не нравится. В том, что Джай такой, она винит британское образование, а вы британка.

– «Такой»? В каком смысле?

– С одной стороны, Джай старается не демонстрировать чувства, а это очень по-раджпутски. К тому же он ни за что не признается в своих слабостях. Но с другой стороны, он самостоятельный, своенравный и часто не слушает родных. Каждый раз, когда ему предлагали жениться на юной красавице-принцессе, отказывался. Среди его друзей есть смутьяны, что особенно актуально с тех пор, как ввели налог на соль и Ганди организовал против этого марш. Как я уже сказала, британцев Прия недолюбливает, но недовольство населения растет, и ее страх перед революцией сильнее, чем антипатия к британцам.

– Должно быть, она тревожится, – произнесла Элиза.

Возможно, под жесткой броней Прии скрывалась уязвимость.

– Махарани никогда не признается, но, скорее всего, да.

– С людьми, которые могут многого лишиться, часто так бывает. Может быть, она опасается того, что будет, если Индия получит самоуправление?

– Возможно. Но я думаю, что Аниш уже подготовился. В случае чего все богатства будут спрятаны в одном из старых туннелей под крепостью.

– А богатства немалые.

Инди кивнула.

– Дев тоже входит в число друзей Джая, призывающих к беспорядкам?

– Очень может быть. Ему не выдали лицензию на право владения пишущей машинкой. Это уже кое о чем говорит. Дев считает, что простым людям нужно давать образование, чтобы они говорили одним голосом… или в один голос?.. В общем, что-то в этом роде. – Индира пожала плечами. – Попробуй пойми, что у Дева на уме.

Элиза тяжело вздохнула и решила сменить тему.

– Где ты научилась рисовать?

– В родной деревне. Меня Тхакур учил.

– То есть знатный человек?

– Да.

– Но сама ты не знатного происхождения?

Инди покачала головой и опустила глаза:

– Нет.

Элиза надеялась, что девушка расскажет еще что-нибудь, но похоже, она спряталась, как улитка в раковину. Элиза не стала расспрашивать ее о прошлом и вместо этого поинтересовалась, что Индире больше всего нравится во дворце.

Девушка с облегчением подняла голову: она явно радовалась, что разговор принял другое направление.

– Все нравится, конечно же! Но давайте лучше о вас поговорим. Вам никогда не хотелось выйти замуж?

Элиза сдержала улыбку. Неужели она кажется этой девушке такой старой? Глядя на прекрасные миниатюры Индиры, Элиза размышляла о том, как фотография постепенно захватила всю ее жизнь. В Париже она познакомилась с женщиной, которая собиралась стать профессиональным фотографом. Именно тогда Элиза поняла, что подобная цель вполне достижима. А после того, как одна из ее ранних любительских фотографий, запечатлевших маленького беспризорника, попала на страницы иллюстрированного журнала, Элиза прониклась уверенностью, что и она тоже может стать настоящим фотографом.

Элиза помедлила и все же решила ответить честно. Возможно, когда-нибудь расположение этой девушки ей пригодится.

– Я была замужем, но мой муж погиб в аварии.

Лицо Индиры исказила потрясенная гримаса.

– Вы вдова? – выдохнула она.

Подобная реакция привела Элизу в замешательство. У нее упало сердце. Она не отдавала себе отчета, какой сокрушительный эффект способно произвести это признание. Джай предупреждал, что о ее статусе лучше помалкивать, но вот Элиза ненароком упомянула мужа в разговоре с Девом, а теперь еще и Индира знает о ней правду. О чем Элиза только думала?

Глава 6

Однажды вечером, вскоре после разговора с Индирой, Элиза вышла в коридор и выглянула в окно, на котором не было решетки джали. Она увидела, что двор усеян кухонной утварью. Бледная луна серебрила миски, котлы и прочую посуду, разложенную на земле возле входа в дворцовые кухни. Эта ночная «выставка» только укрепила Элизу во мнении, что ей никогда не понять, кто такие раджпуты и по каким законам они живут.

А наутро, узнав, что во дворец прибыл Клиффорд, Элиза невольно встревожилась: вдруг он нарушит то хрупкое равновесие, в котором она существовала в последнее время? Элизу провели в коридор, разделявший мужскую и женскую половины, а оттуда в небольшую гостиную. Клиффорд с большой плоской коробкой в руках уверенно вошел в комнату и, к удивлению Элизы, расположился совсем по-хозяйски, закинув ноги на кушетку, обитую плюшевым бархатом.

– Пришел помочь тебе подготовиться к официальному дурбару, – деловито сообщил Клиффорд и сдвинул на переносицу сползавшие очки в проволочной оправе. Он явно был склонен к повышенному потоотделению, особенно в плотном льняном костюме. Его лоб блестел, как зеркало. Клиффорд достал белый платок и вытер лицо.

– Мероприятие пышное и довольно-таки показушное, состоится через два дня. Уж чего-чего, а блеска и размаха будет более чем достаточно: церемонии, куча гостей.

– Мне обязательно присутствовать?

– А я думал, ты обрадуешься. Там будет Дотти.

Элиза набралась храбрости, сделала глубокий вдох и взяла быка за рога.

– Приятно было бы снова ее увидеть, но я хочу поселиться за пределами дворца.

– В городе?

Элиза кивнула.

Клиффорд покачал головой:

– Извини, тут ничем помочь не могу. Гостевой дом закрыт.

Элиза глубоко вздохнула. Одной просьбы оказалось недостаточно.

– Здесь невозможно уединиться. У меня такое чувство, будто за мной постоянно следят.

– Так и есть. С этими ребятами просто не бывает.

Клиффорд поднял с пола коробку. Когда он наклонился за ней, у него задралась штанина, и Элиза увидела его ногу: молочно-белую, с рыжими волосками. Люди с таким типом кожи сильно обгорают на солнце.

– Но не забывай: империю создали мы. – Клиффорд помолчал, будто дожидаясь, когда Элиза усвоит эту мысль. – Я тебе кое-что принес.

– Не понимаю. Это посылка? От кого?

Довольный собой, Клиффорд улыбнулся:

– Скажем так, я приготовил для тебя небольшой подарок на новоселье.

Элиза взяла коробку, положила на стол, медленно развязала бечевку и подняла крышку. При виде потрясающе красивого платья переливчатого сине-зеленого оттенка она невольно ахнула.

– Твоя мама сказала, что это твой любимый цвет.

Элиза нахмурилась:

– А как вы узнали мой размер? Тоже мама подсказала?

– Платье из шелка, – сообщил Клиффорд, игнорируя вопрос. – Ну как, нравится?

– Очень красивое.

– Если оно покажется тебе слишком открытым, к нему прилагается шаль с ручной вышивкой золотом. Да, ни больше ни меньше. Можешь набросить ее на плечи.

– У меня нет слов.

Клиффорд встал и подошел к окну. Повисла пауза. Если таким образом Клиффорд давал ей возможность собраться с мыслями, Элиза была ему благодарна. Пожалуй, она ошибалась на его счет, и Клиффорд гораздо более чуткий, чем ей казалось. Но она не может принять такое платье от почти незнакомого человека. Как это будет выглядеть со стороны? И все же у Элизы никогда не было такой роскошной вещи. Соблазн оказался велик.

– Расскажите про дурбар. – Она решила выиграть время. – По какому случаю его устраивают?

– В прежние времена в княжествах проходили два главных дурбара: один политический – на нем махараджа с министрами обсуждали государственные дела, – а второй светский. Это развлекательное зрелище, главная задача которого – продемонстрировать богатство и великолепие княжеского двора.

– Значит, этот дурбар второго типа?

– Да. Поскольку почти всеми административными делами занимаемся мы вместе с князем Анишем, необходимость в первом виде дурбаров отпала. Остались только те, что напоминают всем о княжеском величии. – Клиффорд широко улыбнулся. – Мы успешно отделили политическое от церемониального. Нельзя допустить, чтобы местные мутили воду.

Элиза не понимала, почему князья отказались от львиной доли своей власти, подписав договоры с британцами, и очень хотела об этом спросить, но на сегодня общения с Клиффордом ей было достаточно. Единственное, что знала Элиза: Британская Индия занимала около трех пятых долей от территории страны, а остальная ее часть состояла из пятисот шестидесяти пяти княжеств, косвенно тоже находившихся под британским управлением.

– Я не могу взять такой подарок, – категорично объявила Элиза.

– Полагаю, тебе придется.

Элиза не стала спорить, лишь сменила тему.

– Не знаете, зачем вчера вечером кухонную утварь вынесли во двор?

– Меня их обычаи не интересуют – ни прекрасные, ни ужасные. Наверное, ловили магию лунных лучей или еще какой-нибудь ерундой занимались. – Клиффорд направился к двери. – Кстати, как тебе Лакшми?

– Она очень добра.

– И все же следи за ней в оба. Заметишь что-то подозрительное – сразу докладывай мне.

– О боже. Что, например?

Клиффорд пожал плечами:

– Мало ли. Просто дружеский совет.

– Клиффорд, я хочу собрать самые удачные фотографии и устроить небольшую выставку. Вы ведь не против? Может быть, в октябре, к концу года?

– Почему бы и нет? Место еще не выбрала?

– Пока нет. Хотела посоветоваться с вами.

– Ладно, там видно будет. Но сначала покажешь фотографии для выставки мне. Не хотелось бы, чтобы ты выставляла империю в невыгодном свете. Ну хорошо, увидимся на дурбаре. Смотри, не ударь в грязь лицом.

– Обещаю.

– Верю: в этом платье ты будешь выглядеть просто восхитительно. Хорошо, что зенана и мардана разделены.

– Мардана?

– Мужская половина, моя дорогая. Для меня ты и сейчас достаточно красива, но в этом наряде и вовсе будешь усладой для усталого взора. Придется внимательно за тобой приглядывать.

После разговора с Клиффордом Элиза хотя бы знала, чего ожидать, поэтому перед дурбаром уделила особое внимание своей внешности. Когда она облачилась в великолепное шелковое платье, служанка Кири пришла ее причесать. «Расческой по волосам нужно провести сотню раз», – вспомнила Элиза. Не больше и не меньше. Пока Кири вплетала в ее волосы нити сверкающих кристаллов, в ушах так и звучал строгий голос матери.

А потом Элиза вспомнила, как расчесывала волосы Анны. Элиза тогда спросила, почему мама такая грустная, но ответом ей было молчание, а потом на ее руку закапали теплые мамины слезы. Элиза не знала, что делать и как утешить маму. Потянулась было к ней, но Анна оттолкнула ее руку. Ни мать, ни дочь не произнесли ни слова, но этот короткий миг прочно запал Элизе в память. Она не понимала, с чем была связана затянувшаяся меланхолия ее матери – кроме гибели мужа, разумеется.

Элиза посмотрелась в зеркало. Она не ожидала, что из-за переливчатого синего цвета шелкового платья ее глаза будут сверкать так же ярко, как кристаллы в ее волосах. Свободно распущенные по плечам медовые локоны сияли, оттеняя нежный цвет лица. Кири лишь слегка собрала ее волосы, потом сделала ей сдержанную версию макияжа в индийском стиле, обведя ее глаза серым и добавив чуть-чуть цвета губам и щекам.

Элиза уже собиралась покинуть комнату, когда внутрь зашла Лакшми и что-то приказала Кири. Та поспешила прочь. Лакшми окинула Элизу оценивающим взглядом и улыбнулась.

– До чего вы хороши! Зачем же вы прячете свою красоту, дитя мое?

– Я…

– Вижу, я вас смутила. Простите. Но вам следует прикрыть плечи.

– Ой, чуть не забыла! – спохватилась Элиза и поспешила к шкафу, где висела шаль. Элиза достала ее и показала Лакшми.

Пожилая женщина провела пальцами по шелку.

– Очень тонкая работа. Откуда она у вас?

– Клиффорд Салтер подарил.

– Славный малый. Так, кажется, говорят британцы?

– Иногда.

– Не красавец, конечно, – заметила Лакшми, окидывая Элизу взглядом с ног до головы. – Но далеко не самый плохой вариант.

– Я не ищу мужа.

– Разве есть женщина, которая не ищет хорошего мужа?

Элиза улыбнулась:

– Вы вправду так считаете?

Лакшми грустно вздохнула:

– Мне повезло: я вышла замуж за прекрасного человека и жила с ним в счастливом браке. Муж воспринимал меня как равную. При княжеском дворе подобные отношения между супругами редкость. Но хватит обо мне, поговорим о вас. К чему вы стремитесь, о чем мечтаете? Даже если вы не заинтересованы в браке, у вас должна быть какая-то страсть. Иначе в сердце царит пустота.

– Сейчас моя страсть – работа.

Лакшми улыбнулась:

– Вот как? Ну что ж, пойдемте. Покажу вам место, откуда будет лучше всего видно процессию. Нас, женщин передовых взглядов, немного, поэтому мы должны держаться вместе, особенно в наше время.

– Благодарю.

– Друзья вам пригодятся, и все-таки советую присмотреться к Клиффорду Салтеру. Замужней белой женщине в Индии позволено больше, чем одинокой.

– Спасибо, учту. Хотела спросить вас про колокола. Я их слышу каждый день. Они ведь звонят в храме, верно?

– Колокола созывают нас на пуджу – обряд поклонения и почитания. Вы скоро убедитесь, что в Раджпутане любое действие – своего рода обряд или ритуал. Боги, которым мы молимся, воплощают различные силы, направляющие нашу жизнь. Мы не отделяем священное от повседневного. Для нас это одно и то же.

– Понимаю. Ваши взгляды сильно отличаются от наших.

– Могу представить. Ну что ж, приятного вечера.

Лакшми повернулась, собираясь уходить.

– Извините, Лакшми, – окликнула ее Элиза. – Если можно, я хотела бы съездить в одну из раджпутских деревень и пофотографировать местных жителей.

– Считайте, что все уже организовано.

Колоннаду, протянувшуюся от главных ворот, ведущих в замок, освещали горящие факелы, закрепленные в мраморных вазах, и каждый охранял слуга в белом. Когда Лакшми оставила ее одну, Элиза стала наблюдать за происходящим с балкона. Ее взгляду представилась длинная вереница серебряных и золотых паланкинов на раскрашенных и сверкающих драгоценными камнями спинах слонов, взбиравшихся вверх по холму. Когда они прошли сквозь ворота в украшенной цветами стене и замерли на месте, Элиза ахнула, но не от восторга перед всем этим сияющим великолепием. У нее мгновенно кровь застыла в жилах. Элиза будто перенеслась в прошлое: вот ей снова десять лет, и она опять свешивается с балкона, чтобы помахать рукой папе. У Элизы защипало глаза. Она попыталась сдержать слезы. Нет, так не пойдет. Годами она боролась со слабостями, училась держать себя в руках и быть сильной во всех смыслах этого слова. Не для того она трудилась, чтобы расклеиться сейчас.

– Элиза!

Она обернулась и увидела Джая в темной, расшитой золотом ангархе (традиционной верхней одежде). На фоне темных губ и сияющей смуглой кожи белоснежные зубы принца сверкали особенно ярко. Когда он улыбался, морщинки в уголках его глаз становились глубже. Принц стоял неподвижно и не сводил с Элизы глаз. Молчание затягивалось, но они продолжали глядеть друг на друга, не произнося ни слова. Элиза осознала, что в этом человеке есть что-то искреннее, настоящее, и это что-то находит отклик в ее душе. Элиза хотела что-нибудь сказать, но все слова вылетели из головы. А потом принц моргнул, будто очнувшись, и момент прошел. Элиза сразу устыдилась своей слабости. Она поспешно утерла слезы и отступила на шаг, лихорадочно придумывая благовидное объяснение своей сентиментальности.

– Очень красивая процессия, – наконец произнесла она.

– Могу сказать то же самое о вас. Поразительно! Беру назад все, что говорил о ваших волосах.

Элиза часто заморгала. Из-за добрых слов она совсем расчувствовалась.

– Позвольте сопроводить вас вниз.

Элиза кивнула, одновременно радуясь тому, что неловкая сцена закончилась, и опасаясь, что появление под руку с красавцем-принцем настроит княжескую семью против нее.

Когда они шли к широкой мраморной лестнице, спускавшейся к главному залу для дурбаров, Элиза постаралась выбросить все тревоги из головы и расслабиться. Казалось, все глаза были устремлены на них. К тому же близость принца приводила Элизу в волнение, и не только из-за того, что подумают люди. Беспокойство Элизы оказалось отнюдь не беспочвенным: когда они спускались по ступенькам, она поймала на себе взгляд Индиры. Девушка была сногсшибательно хороша в своем алом наряде, но ее угрюмый взгляд, исполненный ревности, встревожил Элизу. То, что Индира влюблена в Джая, ясно как день. Элиза искоса посмотрела на принца, но тот едва взглянул в сторону Индиры. Неужели он завлек девушку пустыми обещаниями? Или чувства Индиры родились из давней дружбы? Элиза надеялась, что правдиво второе предположение.

Как только знатные гости и их свита сошли со своих слонов, стражники в парадной одежде сопроводили всех в зал для дурбаров. На сцене оркестр уже играл западные мелодии. Пока все дожидались махараджу с супругой, Элиза слегка пританцовывала под музыку. Наконец вошел Аниш. Он был до такой степени увешан сверкающими драгоценностями, что куртка из темно-синего атласа скрывалась под ними почти полностью. При его появлении наступила тишина. Казалось, все собравшиеся затаили дыхание. За махараджей шла скромно потупившая взгляд Прия. Она была одета в бледно-розовую юбку, чоли и дупатту того же цвета. На ее руках и щиколотках переливались браслеты с драгоценными камнями.

Венценосные особы расположились на атласных подушках тронов из черного дерева и серебра, стоявших на помосте с противоположной стороны от оркестра. Как только махараджа и махарани уселись, к ним присоединились их дочери, а также Лакшми и Джай. Толпа, состоявшая из двух сотен знатных и влиятельных семейств со всего штата, а также из горстки горожан, издала восторженный рев, и оркестр заиграл бравурную мелодию.

Гости расступились, и началось представление. Первой выступала дхолан – женщина, которая играла на барабане и пела. Следом за ней вышли цыганские танцовщицы. Они кружились и подпрыгивали с непревзойденной грацией. Элиза все высматривала Дотти, но, похоже, они с Джулианом не пришли. Но, несмотря на переживания в начале вечера, Элиза от души наслаждалась происходящим. Гости были приветливы, и, вопреки опасениям, она вовсе не чувствовала себя не в своей тарелке. Ее взгляд выхватил из толпы Индиру и Джая. Они стояли вплотную друг к другу и разговаривали. Вдруг Индира развернулась и выбежала из зала. Элизе стало ее жаль. Она решила разыскать ее. Должно быть, Индира в саду.

Элиза надеялась увидеть ее на высоких качелях, поставленных для женщин. Здесь подобные качели встречались весьма часто, о чем свидетельствовали многочисленные внутренние дворики княжеской резиденции. Однако на качелях никого не оказалось. Элиза отправилась в мягко освещенный угол сада, откуда доносился аромат жасмина. Воздух был прохладнее, чем она ожидала. Поплотнее завернувшись в шаль, Элиза поглядела на звезды. Легкий ветерок нес с собой то же ощущение волшебства, которое Элиза испытала на крыше летнего дворца. Вдруг ее охватила жажда чего-то, что трудно было передать словами. Элиза запретила себе даже надеяться обрести любовь и вложила все силы в то, чтобы научиться запечатлевать одно короткое мгновение, в котором заключена самая суть того, что она видит. Когда Элизе это удавалось, у нее каждый раз дух захватывало от этого чуда.

Она уже собиралась вернуться в зал, как вдруг заметила Клиффорда. Он нетвердой походкой направлялся к ней.

– Элиза, дорогая моя девочка! – приветствовал он ее. – Ты что здесь делаешь?

– Могу задать вам тот же вопрос.

– Ищу тебя.

На секунду он застыл неподвижно, потом вплотную приблизился к ней. Выжидающе посмотрел на нее и, понизив голос, спросил:

– Ничего интересного не замечала?

Элиза некоторое время глядела себе под ноги, потом взглянула на него.

– Вы о чем?

– Чатур тебя не беспокоит?

– Нет, хотя в своей тяге все контролировать он порой заходит слишком далеко.

Клиффорд рассмеялся:

– Чатур в своем репертуаре. А с Анишем и этой его женой часто общаешься?

Элиза насторожилась.

– Не сказала бы. К чему все эти вопросы?

– Просто так, для поддержания беседы. Может, прогуляемся?

– Давайте.

Когда они шли под масляными лампами, освещавшими узкую дорожку, Клиффорд почти ничего не говорил, однако это молчание никак нельзя было назвать дружеским и непринужденным. Элиза искала подходящую тему разговора, как вдруг Клиффорд нарушил паузу. Понизив голос, он произнес:

– Элиза, я знал тебя еще ребенком.

– Да.

– Конечно, повзрослела ты без меня. С тех пор как вы с матерью уехали из Индии в Англию, мы почти не виделись.

– Вы один раз приходили к нам в гости. Я помню.

– Знаешь, а ведь я все больше к тебе привязываюсь.

– Я польщена. – Элиза набрала полную грудь воздуха и постаралась собраться с мыслями. – Вы очень ко мне добры, Клиффорд, но я вас почти не знаю, а вы не знаете меня. Со времен моего детства много воды утекло.

– Элиза, доброта тут ни при чем! Я хочу, чтобы мы познакомились поближе. Понимаешь, к чему я веду?

Такого поворота событий Элиза никак не ожидала. Как же проницательна Лакшми и как же глупа она сама! Элиза должна была это предвидеть.

Клиффорд потянулся к ней. От него пахло виски и сигарами. Элиза попятилась. Только бы не полез целоваться!