Текст книги "Жена чайного плантатора"

Глава 9

Пикник был приурочен к возвращению Верити с юга. Двое мальчиков-слуг принесли на берег корзину со съестным, подстилки и вытащили из старого лодочного сарая у кромки воды кресло для Гвен. Пока Лоуренс, Верити и ее подруга Пру Бертрам устраивались на шотландских пледах, за ними с соседнего дерева наблюдала длиннохвостая макака.

Гвен была в просторном зеленом платье, присборенном под грудью, чтобы создать объем в нужных местах, и широкополой шляпе от солнца, затенявшей лицо. Каждое утро после ванны, проводя руками по грудям и животу, она изумлялась тому, как быстро меняется ее тело, и осторожно втирала в кожу ореховое масло с имбирем. Недели тошноты остались в прошлом, и она надеялась немного передохнуть, прежде чем отяжелеет еще больше.

Ника Макгрегора тоже пригласили на пикник, но он отказался, сославшись на какие-то проблемы с кули.

– Опять что-то случилось в рабочем поселке? – шепотом спросила Гвен у Лоуренса.

– Там всегда какие-нибудь мелкие раздоры. Тебе не о чем беспокоиться.

Гвен кивнула. После инцидента с поранившим ногу тамилом Макгрегор был холоден с ней. Он помог договориться с новыми садовниками и проявил слабый интерес к идее заняться сыроделием, но в остальном держался отстраненно. Гвен пыталась привлечь его к своим планам по обустройству поместья, но Макгрегора интересовал только чай.

День выдался прекрасный. Озеро блестело на солнце, свежий ветерок холодил кожу. Гвен следила за стайкой бабочек, которые облачком вились над поверхностью воды. Спью поскакал за ними, поднимая тучу брызг и радуясь возможности пошалить. Боббинс лежала на берегу, положив голову на лапы. Она не была такой любительницей приключений, как ее приятель, к тому же ей скоро рожать. Гвен с интересом и сочувствием наблюдала за собакой, которая с трудом носила свой тяжелый живот.

– Забавно, – сказала она, откидываясь назад, чтобы понежить лицо на солнце. – Боббинс – наблюдатель, а Спью – деятель. Похоже на нас с Фрэн. Я бы хотела, чтобы она приехала сюда, Лоуренс.

– Мы уже это обсудили, дорогая.

– Обещаю, я буду помогать всем, чем смогу, – заявила Верити. – Я поэтому и не поехала в Англию.

– Уверен, Гвен тебе очень благодарна.

Верити широко улыбнулась ей и обратилась к брату:

– Дорогой, давай уже откроем корзину.

Лоуренс расстегнул пряжки, вытащил две бутылки шампанского, несколько бокалов, которые передал по кругу, и три тарелки с сэндвичами.

– Мм… – промычал он, снимая крышку с одной из тарелок и принюхиваясь. – Кажется, здесь лосось и огурец.

– А что еще есть? – спросила оголодавшая Гвен.

– Не объявишь ли нам, что на двух других, Пру? – обратился к девушке Лоуренс.

Пру, тихая и скромная, типичная бледнокожая англичанка, которая под цейлонским солнцем становилась ярко-розовой, была немного старше Верити, но это не помешало им подружиться.

– Конечно. – Она взяла в руки обе тарелки. – Здесь яйца и салат, а здесь что-то такое, мне незнакомое… Ах да, разумеется, это бринджал.

– Бринджал на сэндвиче? – удивилась Гвен, вспоминая свой обед у Кристины.

– Именно! – кивнула Верити. – У нас на пикниках всегда есть одно иностранное блюдо, верно, Лоуренс? Это семейная традиция. Разве у вас в семье нет своих традиций?

Лоуренс поправил на голове шляпу и взглянул на сестру:

– Верити, теперь семья Гвен – мы.

Та покраснела:

– Конечно. Я не имела в виду…

Лоуренс открыл шампанское, наполнил бокалы, потом встал и произнес:

– За мою прекрасную жену!

– Верно, верно! – поддержала его Пру.

Когда все наелись, Верити, опорожнившая не один бокал шампанского, встала:

– А теперь, Лоуренс, как ты знаешь, должна быть прогулка вдоль озера. Ты идешь?

– Не думаю, что я это осилю, – сказала Гвен, протягивая руку Лоуренсу.

– Но ты-то пойдешь, правда, Лоуренс? Ты всегда ходил. Гвен прекрасно проведет время с Пру.

– Тем не менее я останусь с Гвен.

Гвен сверкнула на него благодарной улыбкой, и он пожал ее руку.

– Остерегайся водяных буйволов, – посоветовал Лоуренс вслед сестре, которая выглядела немного обиженной.

В этот момент Спью, гонявшийся за цаплями, выскочил из озера, обежал вокруг Верити и обдал ее водой. Гвен огляделась в поисках Боббинс, которая куда-то пропала.

– Чертова псина! – выругалась Верити, стряхивая брызги с платья.

«Как обычно, она выбрала не тот цвет, – подумала Гвен. – Оранжевый не идет к ее желтоватому лицу, а солнечный свет, отражаясь от платья, придает ему какой-то ядовитый оттенок».

– Я пойду с тобой, Верити, – сказала Пру и направилась к ней.

– Нет. Я возьму с собой Спью, пусть набегается. У тебя не хватит сил, слишком жарко. Пошли, Спью.

Огорченная отказом, Пру села на свое место:

– Нет, конечно, ты права. Я не так энергична, как ты.

Гвен окликнула Лоуренса, сделавшего несколько шагов к озеру:

– Как ты думаешь, можно мне намочить ноги?

Лоуренс обернулся:

– Почему нет? Я не хочу, чтобы ты совсем изнежилась.

– Ты хочешь пойти, Пру? – спросила ее Гвен, снимая туфли.

Пру покачала головой, тогда Гвен спустилась к воде, села на траву, одной рукой скатала чулки, другой придерживала шляпу. Лоуренс помог ей встать, и они вместе прошли немного дальше. Вода мягко плескалась у берега, Гвен пошевелила пальцами ног, наслаждаясь прохладой.

– Тут так красиво, правда? – сказала она.

– Это все из-за тебя.

– О Лоуренс, я так счастлива! Надеюсь, это будет длиться вечно.

– Нет абсолютно никаких причин, почему это должно кончиться, – сказал он и поцеловал ее.

Гвен заметила севшую на камень птичку.

– Посмотри на эту малиновку, – сказала она.

– Вообще-то, это кашмирская мухоловка. Интересно, откуда она здесь. Обычно их видишь на полях для гольфа в Нувара-Элии. Это очень красивое место между городом и горами.

– Ты много знаешь про птиц.

– Про птиц и про чай.

Гвен засмеялась:

– Расскажи мне о них, чтобы я могла научить нашего малыша.

– Наших малышей, ты хотела сказать!

Лоуренс обхватил ее руками, и она посмотрела на него. Глаза его сияли, он выглядел таким гордым и счастливым, что у Гвен едва не разорвалось сердце от избытка чувств.

Но потом, взяв ее за руки, Лоуренс пытливо вгляделся ей в лицо и вдруг посерьезнел:

– Гвен, если бы я только мог объяснить тебе, как сильно ты изменила мою жизнь.

Она отстранилась от него:

– К лучшему, я надеюсь.

Лоуренс сделал глубокий вдох, и все его лицо осветилось улыбкой – как же это нравилось Гвен!

– Больше, чем ты можешь себе представить, – сказал он. Порыв ветра бросил ей волосы в глаза, и он заправил локон за ухо. – После Кэролайн я думал, моя жизнь закончилась, но ты вернула мне надежду.

Ветер подул сильнее, Гвен сняла с головы шляпу, прильнула к теплой груди мужа и устремила взгляд на озеро. Лоуренс не всегда мог ясно выразить свои чувства, но, когда он гладил ее по волосам, она понимала, как сильно он ее любит. Наклонив голову, он развернул Гвен спиной к себе. Она закрыла глаза – отражавшийся от воды солнечный свет слепил их – и почувствовала губы Лоуренса у себя на шее, за ухом. Дрожь пробежала по ее телу. «Вот бы запомнить этот миг навсегда», – подумала Гвен.

Они прошли еще немного дальше по мелководью, а потом повернули назад, однако мирная атмосфера была нарушена бешеным лаем. Гвен увидела Спью, который царапал лапой дверь лодочного сарая.

– Могу поспорить, Боббинс забралась туда, чтобы ощениться, – сказал Лоуренс и оглянулся; его внимание привлек плеск весел. – Глазам не верю. Что он здесь делает?

– Кажется, с ним Верити. И Кристина.

Лоуренс забурчал что-то себе под нос, однако подошел, чтобы помочь Верити, а затем и Кристине выбраться из лодки. Пока Верити отряхивалась, Кристина усмехнулась.

– Привет, дорогой, – сказала она, обхватила руками его голову и поцеловала в обе щеки, после чего сделала шаг назад, проведя при этом пальцами по голым предплечьям Лоуренса и легонько пощекотав их.

Лоуренс покраснел, Гвен ощетинилась при демонстрации такой откровенной близости, но заставила себя улыбнуться:

– Как приятно видеть вас, Кристина.

– О, ты выглядишь отлично, надо не забыть при случае и мне забеременеть. – Она подмигнула Лоуренсу.

«Ну и стерва! – подумала Гвен. – Как она смеет флиртовать с моим мужем при мне!» Она подошла к Лоуренсу и по-хозяйски убрала рукой волосы с его лба.

– Я наткнулась на них во время прогулки, – сказала Верити. – Он делал с нее наброски на фоне одного островка. Их лодка была привязана неподалеку, и он предложил подбросить меня. Я не могла отказать себе в удовольствии прокатиться на лодке с красивым мужчиной.

Сави Равасингхе беспечно вылезал из лодки, а Лоуренс напрягся.

– Извините за вторжение, – сказал нежданный гость.

– Да ничего. – Гвен протянула ему руку. – Но, боюсь, мы уже собираемся уходить отсюда.

Сави с улыбкой взял ее руку:

– Вы просто цветете, миссис Хупер, если мне позволено так выражаться.

– Спасибо. Я чувствую себя превосходно. Приятно снова видеть вас. Как вы съездили в Лондон? Я иногда думаю, что это…

– Нам пора домой, – обрывая ее на полуслове, встрял в их разговор Лоуренс и, коротко кивнув Сави, повернулся к нему спиной и протянул руку Кристине. – Зайдете к нам?

Гвен нахмурилась.

– Спасибо, Лоуренс. Для меня это, конечно, большое искушение, – ответила американка и послала ему воздушный поцелуй, – но, думаю, на этот раз я вернусь с Сави.

Лоуренс промолчал.

– Вообще-то, у меня кое-что есть для миссис Хупер, – сказал мистер Равасингхе. Он заглянул в коричневую кожаную папку для набросков и вытащил из нее лист толстой бумаги, обернутый калькой. – Я ношу это с собой уже некоторое время. Это небольшая акварель.

Гвен протянула руку, взяла рисунок и отогнула кальку:

– О, как красиво!

– Я нарисовал это с того наброска, который сделал в доме у Кристины.

Лицо Лоуренса помрачнело. Он молча взял Гвен за руку и пошел вверх по берегу к ступенькам, где стояла Пру. Когда они прошли мимо нее и стали подниматься к дому, Гвен оглянулась на остальных, чувствуя себя униженной. Немного погодя она взорвалась:

– Я не напрашивалась. Это был подарок. Почему ты повел себя так грубо? Ты мог бы, по крайней мере, проявить вежливость!

Лоуренс сложил руки на груди:

– Я не потерплю его здесь.

– Что с тобой? Мне нравится Сави, он всего-то сделал пятиминутный набросок.

Лоуренс стоял неподвижно, но Гвен чувствовала, что внутри его трясет.

– Я не хочу, чтобы ты с ним встречалась еще хотя бы раз.

Гвен прищурилась.

– А как насчет Кристины? – бросила она, и голос ее при этом повысился до опасной степени.

– А что с ней?

– Ты до сих пор находишь ее привлекательной. Я не заметила, чтобы ты оттолкнул ее руку. Не думай, что я не вижу, что она тебя околдовала.

Он фыркнул:

– Мы говорили о Сави Равасингхе, а не о Кристине.

– Это из-за того, что он цветной, да?

– Нет. Ты говоришь глупости. И вообще, хватит. Пойдем.

– Я сама буду решать, когда хватит, спасибо большое, и сама буду выбирать себе друзей.

Лоуренс протянул ей руку:

– Не кричи, Гвен. Ты хочешь, чтобы Пру нас услышала?

– Мне плевать, услышит она или нет! Но если бы ты потрудился обернуться, то увидел бы, что ей уже не по себе. – Губы у Гвен дрожали, она выставила вперед подбородок. – И еще, если бы ты оглянулся, то увидел бы, что твоя святая сестрица снова села в лодку с мистером Равасингхе, а также с Кристиной и мистер Равасингхе осматривает их ступни, нет ли там пиявок. Очевидно, в нем есть что-то привлекающее женщин!

И, не пытаясь больше сдерживать ярость, Гвен затопала прочь со скоростью, которую позволяли развить ее габариты.

Гвен страдала в течение нескольких дней, но они с Лоуренсом не говорили об этом эпизоде: Гвен – потому что не хотела расстраивать себя, сердце у нее и так неприятно колотилось после их ссоры, а Лоуренс – из упрямства. Молчание между ними все длилось и длилось, и глаза Гвен жгли непролитые слезы. Ни один из них не извинился. Лоуренс продолжал хандрить. Она не хотела так сильно обидеть его своими словами, но было ясно, что обидела. Их отношения разладились, а Гвен меньше всего этого хотелось. Хватало того, что Верити вернулась, а тут еще ощущение оторванности от Лоуренса. Ее тянуло прикоснуться к ямочке у него на подбородке и вызвать у него улыбку, но упрямство пересиливало.

Однажды мрачным вечером, когда вернулись перелетные гималайские сине-желтые птицы – питты, лиловое небо осеннего муссона взялось править их жизнью. Все, казалось, отсырело. Ящики не выдвигались, а если выдвигались, их невозможно было задвинуть. Двери перестали входить в дверные проемы. Земля превратилась в жидкую грязь, насекомые плодились неустанно, и когда Гвен изредка отваживалась выходить в сад, воздух там был белесый.

Дожди продолжались до декабря, а когда прекратились, Гвен уже слишком отяжелела, чтобы удаляться от дома. Доктор Партридж снова навестил ее и подтвердил свое предположение, что, скорее всего, на свет появятся близнецы, но до конца в этом уверен не был.

После пяти недель, проведенных в обувной кладовке, щенкам, а их было пятеро, позволили носиться по всему дому. Гвен, не видевшая пола из-за своего гигантского живота, все время боялась наступить на одного из них. Или же неугомонные пушистые комочки грозили сбить ее с ног. Однако, когда Лоуренс сказал, что они могут жить и в сарае на дворе, Гвен недовольно покачала головой и не согласилась на это. Для четверых щенков уже нашли хозяев, и они скоро отправятся в свои новые дома, но любимица Гвен, самая маленькая из помета, пока так никому и не приглянулась.

Однажды утром Гвен ответила на звонок Кристины.

– Скажи, пожалуйста, Лоуренсу, что он оставил здесь кое-какие бумаги, когда заезжал в последний раз, – беззаботно прочирикала американка.

– Где?

– У меня дома, конечно.

– Хорошо. Что-нибудь еще?

– Передай, будь добра, пусть он позвонит мне или заедет просто так и заберет их.

Позже, когда Гвен упомянула о звонке Кристины, Лоуренс удивился:

– Чего она хотела?

– Документы. Она сказала, ты оставил у нее дома какие-то бумаги.

– Я не был у нее дома.

– Она сказала, в последний раз, когда ты был у нее.

– Но это было много месяцев назад, когда я подписывал соглашение об инвестициях. У меня уже есть все, что нужно.

Гвен нахмурилась. Либо он лгал, либо Кристина продолжала играть в свои игры.

Начался январь, Гвен была уже на девятом месяце. Однажды утром она стояла на крыльце дома и смотрела на кусты, из которых доносился свист дрозда. Она поежилась и почувствовала себя одинокой. День обещал быть прохладным, все деревья и кусты покрылись искристой росой.

– Оденься вечером потеплее. Температура может понизиться, ты сама знаешь. – Лоуренс поцеловал ее в щеку и шагнул с крыльца.

– Тебе правда нужно ехать в Коломбо? – спросила Гвен, не отпуская его руку, ей хотелось большего.

Лицо Лоуренса смягчилось, он снова сделал шаг к ней:

– Я знаю, время неподходящее, но у тебя есть еще пара недель. Мой агент хочет обсудить финансовые вопросы.

– Но, Лоуренс, разве ты не можешь послать Макгрегора?

– Прости, Гвен. У меня и правда нет выхода.

Она отпустила его руку и уставилась в землю, борясь со слезами.

Он приподнял ее подбородок, чтобы заглянуть ей в глаза:

– Эй, меня не будет всего два или три дня. И ты останешься не одна. Верити позаботится о тебе.

Гвен понурила плечи. Лоуренс сел в машину, поднял стекло и включил зажигание. Машина пару раз фыркнула, так что мальчик-слуга взялся запускать мотор рукояткой, и Гвен понадеялась, вдруг он не заведется, но потом двигатель заработал, Лоуренс махнул ей рукой, проезжая мимо, и с ревом понесся вверх по холму.

Глядя вслед исчезающему вдали автомобилю, Гвен смахнула со щек слезы, которые так и продолжали течь из глаз. Отношения с Лоуренсом до сих пор не наладились окончательно после ссоры в тот день, когда появился мистер Равасингхе со своей акварелью, и между ними висела тень этого раздора. Эта размолвка стала своего рода поворотной точкой. Они были вежливы друг с другом, но Лоуренс оставался слегка отчужденным и, хотя делил с ней постель, не был склонен заниматься любовью. Говорил, это ради детей, однако Гвен не хватало интимной близости, и она чувствовала себя очень одинокой.

Единственный раз они занимались любовью недели за две до отъезда Лоуренса. Гвен знала, что есть только один способ завести его, и однажды вечером, когда Лоуренс сидел на постели, она нежно поцеловала его сзади в шею и провела руками по его плечам и спине, после чего легла на бок, отвернувшись от него. Он прижался к ней, и она почувствовала, как сильно он ее хочет.

– Ты уверен, что это не опасно? – спросила она.

– Есть способ.

Он помог ей встать на колени, опершись о подушку руками, на которые пришлась бо́льшая часть веса.

– Сразу скажи, если будет больно, – сказал он и пристроился сзади.

Гвен всегда удивлялась тому, что происходило в моменты их близости, но в тот раз Лоуренс был так нежен, что она испытала еще более сильные ощущения. Может, это беременность перевела ее на новый уровень женственности? Как бы там ни было, но, когда все закончилось, она уснула быстро и спала крепким и безмятежным сном, чего с ней давно уже не случалось. После этого отношения между ними стали легче, хотя не до конца, однако когда она спрашивала, в чем дело, Лоуренс отвечал, что все в порядке. Гвен очень надеялась, что это не связано с Кристиной.

Теперь Лоуренс уехал, она скучала по нему и жалела, что не предприняла более серьезных усилий. Гвен обошла дом, чтобы посмотреть на озеро. Оно было почти спокойным, темно-фиолетовым у края с широкой серебристой полосой посредине. Озеро всегда поднимало ей настроение. Пару минут Гвен послушала мерную дробь дятла, последила взглядом за пролетавшим над домом орлом.

– Вы слышите их, мои малыши? – сказала она и положила руку на живот, а потом быстро пошла в дом греться у очага.

Гвен планировала продолжить вязание крючком, но почувствовала сонливость и впала в ступор в том полудремотном состоянии, которое так соблазнительно, но оставляет человека еще более усталым, чем он был. Гвен смутно сознавала, что в комнату заходила Навина и дворецкий принес чай с печеньем, но не могла очнуться от дремоты и взять чашку. Только когда появилась Верити и громко кашлянула, Гвен пробудилась окончательно.

– О, дорогая, ты проснулась. – (Гвен заморгала глазами.) – Слушай, мне очень жаль, но сегодня вечером одна моя старая подруга устраивает вечеринку в Нувара-Элии. Это всего на одну ночь. Я вернусь завтра или в крайнем случае послезавтра, обещаю. Ты справишься? Я так скучала в этом году.

Гвен зевнула:

– Конечно поезжай. Со мной будет Навина, и у нас есть телефон доктора Партриджа в Хаттоне. Поезжай и развлекись.

– Я прогуляюсь со Спью к озеру и поеду. Прощаюсь с тобой сейчас. – Она подошла и поцеловала Гвен в щеку. – Если хочешь, я могу заодно отвезти щенков к новым хозяевам.

Гвен поблагодарила ее и проводила взглядом, когда она уходила из комнаты. Это правда, оставаясь дома, чтобы составить ей компанию, Верити пропустила несколько сезонных танцевальных вечеров. Съездила только на новогодний бал в «Гранд-отеле» в Нувара-Элии. В обычное время они бы все поехали, но Гвен была уже слишком глубоко беременна. Это было справедливо – дать Верити шанс развлечься, пока не появились малыши. В любом случае как она найдет себе мужа, если будет сидеть взаперти?

Гвен чувствовала себя большой и неуклюжей. Ей теперь было трудно даже встать с кресла, однако она преодолела себя и подошла к окну. Отъезд Лоуренса и прохладная погода вызвали в ней тоску по дому. Она скучала не только по родителям, но и по Фрэн, хотя та часто писала ей и держала ее в курсе событий. В письмах она почти не упоминала Сави, но намекнула на новую романтическую привязанность, и Гвен искренне понадеялась, что ее кузина нашла человека, который ее полюбит.

Она посмотрела на сад, а там – полное затишье. И хотя Гвен была совсем одна, у нее возникло ощущение единства со всем миром, будто вся земля ждала вместе с ней. Она заметила между деревьями оленя с ветвистыми рогами. Наверное, он спустился из окутанных туманом лесов в Хортон-Плейнс и потерялся. Лоуренс обещал, что они съездят туда, в этот лес, окутанный лиловым туманом, который висит между приземистыми корявыми деревьями с поникшими кронами. Для Гвен это звучало волшебно и напоминало картину Кэролайн на стене в детской. С этой мыслью она решила пойти и проверить, все ли там готово.

Часть вторая
Тайна

Глава 10

Фреску хорошо отмыли, и Гвен радовалась, что решила сохранить ее. Цвета, может, и потускнели от времени, но фиолетовые горы были видны четко, серебристо-голубые озера сияли, как настоящие, и, к счастью, ей не понадобился мистер Равасингхе, чтобы подновить роспись.

Гвен огляделась, держа на руках Джинджер, последнего оставшегося щенка. Лимонно-желтая комната была готова. Две новые белые кроватки стояли рядышком, старинное кресло для кормления из атласного дерева с кремовыми вышитыми подушками прислали из Коломбо. Картину довершал красивый ковер местного изготовления. Гвен открыла окно, чтобы проветрить комнату, потом опустилась в кресло и представила, что держит на руках младенцев, а не щенка. Она погладила себя по животу и ощутила слезливость. Гвен была молода и испытала мало неприятных ощущений, с которыми бывает сопряжено вынашивание представителей следующего поколения, так что причиной того, что ее глаза увлажнились, была не беременность: это был ее собственный одинокий внутренний голос.

К вечеру у нее разболелась голова, и она решила, что свежий воздух пойдет ей на пользу. Ощутив легкий спазм в животе, Гвен замерла, но потом набросила жакет и вышла из дому. По ночам озеро редко бывало черным, вернее, темно-фиолетовым и сияло, отражая свет звезд и луны. Вдруг Гвен остановилась от боли, опоясавшей, начиная от поясницы, весь низ живота. Когда боль отступила, Гвен удалось добрести до дому и открыть дверь, прежде чем она согнулась пополам, едва не закричав, и вздохнула с облегчением, увидев Навину.

Лицо сингалки было исполнено тревоги.

– Леди, я ищу вас.

С помощью служанки Гвен поднялась в спальню, с трудом сняла с себя дневную одежду и натянула через голову накрахмаленную ночную рубашку. Она сидела на краю постели, когда почувствовала, как по внутренней стороне бедер течет какая-то теплая жидкость. Испугавшись, Гвен встала.

– Леди, это только воды.

– Позвони доктору Партриджу, – сказала Гвен. – Скорее.

Навина кивнула и ушла в холл. Вернулась она мрачная:

– Никто не отвечает.

Сердце Гвен учащенно забилось.

– Не волнуйтесь, леди. Я принимала детей.

– Но близнецы?

Навина мотнула головой:

– Мы позвоним доктору позже. Я принесу теплое питье.

Она отсутствовала всего несколько минут и явилась со стаканом какого-то пахучего варева.

– Ты уверена? – спросила Гвен, морща нос от запаха имбиря и гвоздики.

Навина кивнула.

Гвен выпила, и через несколько минут почувствовала жар и сильную тошноту.

Все теперь давалось ей с трудом, однако Навина помогла хозяйке снять ночную рубашку и завернула ее в мягкое шерстяное одеяло. Испуганная нарастающей болью, Гвен слышала только звук своего дыхания. Она закрыла глаза и попыталась представить себе Лоуренса, пока Навина сходила за чистым бельем и перестелила постель. Служанка, привыкшая к пассивности, успокаивала ее своим присутствием, но Гвен не хватало мужа, и глаза ее увлажнились. Она утерла слезы, но тут новый спазм боли разорвал ее пополам. Гвен нагнулась вперед и застонала.

Навина собралась было уйти, сказав:

– Я опять позвоню доктору.

Но Гвен схватила ее за рукав:

– Не оставляй меня. Пусть дворецкий позвонит.

Навина кивнула и, отдав приказание дворецкому, осталась ждать у открытой двери. Гвен про себя молилась, но ей было слышно, что на звонок никто не ответил – доктора не было дома. Сердце ее заколотилось.

Они обе молчали.

Навина смотрела в пол, и Гвен, чувствуя нарастающую панику, боролась с нервозностью. Вдруг что-нибудь пойдет не так? Что они будут делать? Она закрыла глаза и усилием воли успокоила сердце. Когда его удары стали реже, Гвен взглянула на Навину:

– Ты была с Кэролайн, когда она рожала?

– Да, леди.

– И Лоуренс?

– В доме тоже был.

– У нее были трудные роды?

– Нормальные. Как у вас.

– Разве это нормально?! – При следующем жгучем приступе схваток Гвен подавила всхлип. – Почему никто не предупредил меня, что будет так больно?

Навина, издавая какие-то утешительные звуки, помогла ей встать и принесла скамеечку, чтобы использовать ее как ступеньку. Гвен вся стала липкой от пота, но боль утихла, и это дало Навине время уложить хозяйку в постель. Немного поерзав, Гвен тихо лежала под одеялом с дынным запахом; роды, казалось, замедлились. Схватки стали не такими болезненными и происходили реже, следующие несколько часов прошли относительно спокойно. Гвен даже начала надеяться, что, вероятно, справится.

Навина стала для нее не просто служанкой: она теперь была ей не то подругой, не то матерью. Странные сложились между ними отношения, но Гвен была благодарна старой айе. Она ненадолго погрузилась в не слишком приятное забытье, в котором ей на ум приходили смутные воспоминания о матери и мысли о том, как та рожала.

Потом новая мучительная боль разломила ее надвое. Гвен перекатилась на бок и поджала колени. Боль вгрызалась в нее, тянула, ощущение было такое, будто от нее отрывают куски плоти.

– Я хочу еще раз перевернуться. Помоги мне!

Навина помогла ей встать на четвереньки на кровати.

– Не тужьтесь, дышите, когда приходит боль. Это пройдет, леди.

Гвен разомкнула губы и стала часто и неглубоко дышать, но потом схватки участились. Она сгибалась, когда они острым ножом врезались ей в живот, и, услышав крик, который как будто раздавался не из ее рта, а откуда-то снаружи, подумала, что, наверное, на свет хотят явиться не два маленьких ребенка, а что-то гораздо большее. Зачем женщины навлекают на себя такие муки? Гвен решила бороться с болью, вспоминая детские сказки, и сморщила лицо от натуги, силясь припомнить что-нибудь – что угодно, лишь бы отвлечься от происходившего внутри ее ада. При каждом приступе схваток она закусывала губу, пока не почувствовала вкус крови. «Все это связано с кровью, – думала она, – с густой красной кровью». Обливаясь пóтом, отчего уже и без того влажная простыня становилась еще более мокрой, Гвен пыталась не кричать, а перерывы между схватками все укорачивались.

Еще один мучительный приступ боли, и Гвен начала отчаиваться. Она стучала кулаками по матрасу, переворачивалась с боку на бок и звала мать, абсолютно уверенная, что ей не выжить.

– Господи Иисусе! – просипела она сквозь сжатые зубы. – Помоги мне!

Навина не отходила от хозяйки и держала ее за руку, все время подбадривая.

У Гвен не осталось сил говорить, она медленно выдохнула и перевернулась на спину, распрямила на мгновение свои бледные ноги, потом, согнув колени, подтянула пятки к ягодицам. Приподняв голову, чтобы посмотреть себе между ног, она почувствовала, что в ней как будто что-то расцепилось, и раздвинула колени. Остатки стыдливости совершенно покинули ее.

– Вдохните глубоко, когда я начну считать, леди, задержите дыхание и тужьтесь. На счет «десять» снова вдохните, задержите дыхание и тужьтесь.

– Где доктор? Мне нужен доктор!

Навина покачала головой.

Гвен, лежа с закрытыми глазами и разметавшимися по подушке волосами, вдохнула, потужилась и ощутила жжение в заднем проходе. Появился запах фекалий, и она, слишком истерзанная, чтобы переживать из-за этого, подумала, что все кончилось, но потом, еще раз изо всех сил потужившись, почувствовала раздирающую боль в промежности. Она собралась уже снова начать тужиться, но Навина тронула ее запястье:

– Нет, леди, не тужьтесь. Дайте ребенку выскользнуть.

Несколько мгновений ничего не происходило, затем возникло скользкое ощущение между ног. Навина нагнулась, чтобы перерезать пуповину, а потом взяла на руки ребенка. Она обтерла его и улыбнулась, глаза ее были полны слез.

– О, моя госпожа, у вас прекрасный мальчик, вот что.

– Мальчик.

– Да, леди.

Гвен вытянула руки и уставилась на помятое, сморщенное личико своего первенца. Настал момент глубокого умиротворения, такого сильного, что она почти забыла все, что ей пришлось перенести. Ручка малыша сжималась и разжималась, будто он пытался ощупать пальчиками мир, в котором оказался. Он был прекрасен, и Гвен, чувствуя себя первой в мире женщиной, которая произвела на свет ребенка, заплакала от гордости.

– Привет, малыш, – проговорила она в промежутках между всхлипами.

Вдруг комнату огласил крик младенца.

Гвен посмотрела на Навину:

– Жуть! Он, похоже, страшно зол.

– Это добрый знак. Здоровые легкие. Хороший, сильный мальчик.

Гвен улыбнулась:

– Я так устала.

– Вам нужно отдохнуть. Скоро появится второй.

Навина запеленала малыша, надела ему на головку чепчик и покачала на руках, после чего положила в кроватку, где он время от времени попискивал.

Вскоре после того, как Навина обмыла свою хозяйку, вышел послед. Минуло еще полтора часа, и ранним утром Гвен родила второго ребенка. Силы оставили ее, единственной мыслью было: слава богу, все кончилось! Она приподнялась, силясь посмотреть на второго малыша, но не смогла удержаться на локтях и упала обратно на подушку, откуда смотрела, как Навина заворачивает младенца в одеяльце.

– Кто там? Мальчик или девочка? – (Секунды шли. Мир завис в шатком равновесии.) – Ну?

– Это девочка, леди.

– Как хорошо, мальчик и девочка.

Гвен снова попыталась подняться и посмотреть, но, совершив это невероятное усилие, успела только мельком увидеть спеленутого ребенка на руках у молча выходившей из комнаты Навины. Гвен задержала дыхание и прислушалась. Из детской доносился тихий-тихий плач. Очень слабый. Совсем слабый. Воздух вдруг сгустился, так что Гвен стало трудно дышать. Она не видела толком свою дочь и не была уверена, но малышка как будто была какого-то странного цвета.

Испугавшись, что пуповина задушила ее крошку, Гвен попыталась позвать Навину, но вместо голоса изо рта раздался какой-то скрип. Она попробовала снова, потом свесила ноги с кровати и попыталась встать, но, ощутив прилив жара, упала обратно на постель. Она взглянула на своего сына. Хью – так они решили назвать его. Их маленькое чудо. Он перестал плакать в тот момент, когда родилась его сестра-близняшка, и теперь крепко спал. Гвен лежала на кровати, все мышцы у нее болели. Она закрыла глаза, а когда открыла их, в ее поле зрения попала Навина, сидевшая на стуле рядом с постелью.

– Я принесла чай для вас, леди.

Гвен села и вытерла со лба капли пота.

– Где близняшка? – Навина опустила глаза, но Гвен, протянув руку, схватила ее за рукав. – Где моя дочь? – (Сингалка открыла рот, будто хотела заговорить, но не произнесла ни звука. Лицо ее было спокойно, волнение выдавали лишь сложенные на коленях узловатые руки.) – Что ты с ней сделала? С ней все в порядке? – (Ответа не было.) – Навина, принеси ребенка, сейчас же! Ты меня слышишь? – Голос Гвен от страха перешел в визг; служанка покачала головой, и Гвен глотнула воздуха. – Она умерла?