Текст книги "В плену сомнений"

Бесспорно, мужская гордость – штука непростая. Рис наверняка почувствует себя уязвленным, если все будет выглядеть так, словно он задумал жениться на Джулиане единственно ради злополучного имения, и в конце концов вовсе передумает жениться на ней.

Следовательно, ему не следует ничего знать до тех пор, пока с Божьей помощью их брак не будет скреплен и они не доберутся наконец до Лондона. Тогда уже будет слишком поздно махать кулаками и подозревать всех на свете. К тому же он сам просил ее ни словом не упоминать о Ллинвидде, так что она лишь выполняет его просьбу, вот и все.

А когда они наконец соединятся навеки… Господи, тогда она сможет быть с ним рядом каждый день, всю свою жизнь! Неужели это только сон или же Рис действительно увезет ее завтра отсюда?

Нет, самая настоящая правда, с радостью подумала Джулиана, извлекая заветную ложечку из тайника под подушкой. Она провела пальцем по ее деревянной поверхности, наслаждаясь изяществом и причудливостью резного узора, превращавшего в залог любви простой столовый прибор. Он сработал это чудо своими руками. Для нее. От этой мысли у Джулианы потеплело на сердце, и она спрятала подарок у себя на груди. Знай Летиция, что Рис Воган способен на такое, она бы уж точно изменила свое предвзятое мнение о нем.

Жаль, что Джулиана не может показать ей эту прелестную вещицу. Ни тем более рассказать о предполагаемом побеге. Может статься, Летиция и не проболтается об этом никому, но вряд ли одобрит такой поступок. Где это видано, чтобы девушки из высшего общества позволяли себе бежать из родительского дома?

Джулиана вскочила с кровати и принялась весело кружиться по комнате. Ну, разумеется! Приличные девушки сидят дома и послушно исполняют то, что им велят их суровые отцы. Приличные девушки зубрят «Руководства для благородных девиц на всякий случай жизни» и гадают, кто же достанется им в мужья. Но такая жизнь не для нее! Не для такой грешной и испорченной натуры, как она. Ее судьба – это Рис Воган.

Она тихонько вздохнула, внезапно припомнив, как он ласкал ее и заставлял томиться от желания прошлой ночью. На ее месте какая-нибудь святоша из приличной семьи наверняка бы сгорела от стыда. Но Джулиана изнемогала от возбуждения и ждала продолжения. Завтра наконец они с Рисом смогут вновь предаться этому восхитительнейшему занятию!

Она была уверена, что Рис ждет этого часа с таким же нетерпением. Наступит завтра, и Джулиана без остатка насладится свободой, которую ей дарует ее «испорченность», ее «дурная кровь». Завтра Рис посвятит ее в чудеснейший мир любви и наслаждений.

Господи, как долго еще ждать до завтра!..

Дарси сидел за кружкой эля в кабачке «Бык и Дуковица» и тихо беседовал с тучным, широкоплечим англичанином по имени Шаттер. Рыбак походил на старый полурассыпавшийся бюст римского императора: приплюснутый нос, большие мясистые уши и колючие, злые глазки. В общем, внешность Шаттера довольно верно отражала характер ее обладателя.

– Значит, договорились, – подытожил Дарси. – Завтра ввечеру ты устроишь так, чтобы вербовщики схватили Моргана Пеннанта у его же собственного порога.

– А почему же не сегодня? – нетерпеливо вмешался в беседу Оувертон, сидевший рядом.

Дарси смерил брата презрительным взглядом и ответил:

– Потому что, дурень ты этакий, судно уходит только послезавтра. Так что до завтра ни один из этих смутьянов не должен знать, что их ожидает.

– Да, конечно!

– Все будет так, как пожелает ваша светлость, – почтительно склонил голову Шаттер. – Вообще-то здесь не любят вербовщиков, но как же без них обойтись, если бунтовщики смущают честных людей.

Оувертон согласно поддакивал рыбаку, но, встретив уничтожающий взгляд брата, замолчал.

– Может статься, у Моргана окажутся надлежащие бумаги, и тогда схватить его будет невозможно.

Рыбак ухмыльнулся и заявил:

– Это вам встанет подороже, только и всего. Офицера вербовщиков придется немного подмаслить, раз он согласится рисковать своей шкурой и послать к черту бумаги этого парня.

Дарси поднял кружку с элем, осушил ее до дна и смерил Шаттера пристальным взглядом.

– По рукам. Будем надеяться, что раз у Моргана нет родственников, никому не придет в голову оспаривать действия вербовщиков. – Дарси достал небольшой кошель с монетами и бросил его на стол перед Шаттером.

С лихорадочным блеском в глазах рыбак взвесил на ладони кошель и заглянул внутрь. Изучив содержимое, он расплылся в улыбке, обнажившей его гнилые зубы:

– Это точно, сэр.

Понизив голос, Дарси объяснил, где можно найти Моргана Пеннанта, после чего придвинул к себе кошель с монетами.

– Деньги получишь завтра, как только Пеннант будет у нас. Понятно?

Рыбак собрался было протестовать, но затем согласно кивнул.

– Идет. Так, значит, встречаемся завтра в условленное время. Здешний хозяин обещал задержать Моргана до зари за кружкой доброго эля. – И, грузно поднявшись, жадно смерил взглядом кошель и на прощание бросил: – С вами приятно иметь дело, милорд.

Дарси промолчал, наблюдая за тем, как Шаттер гордо проплыл по направлению к выходу, выпятив грудь, словно павлин.

– Отец знает о том, что ты собираешься предпринять? – нерешительно осведомился Оувертон, поглядывая на сидящих вокруг горьких пропойц да суровых моряков – завсегдатаев «Быка и Луковицы».

Дарси отрицательно замотал головой, засовывая поглубже в карман кошель с деньгами.

– А зачем? Тем паче, что он отправляется завтра в Пембрук к друзьям, так что ничего и не заподозрит.

Оувертон нахмурился.

– Ладно, не беспокойся. Думаю, отец бы одобрил, – успокоил его старший брат. – В конце концов, это Пеннант отпечатал все эти крамольные книжки, что смущают народ.

– Не верю, что это и есть причина. Уж не решил ли ты просто отбить подружку у Пеннанта?

В ответ Дарси лишь выругался и так взглянул на брата, что у того мурашки пробежали по коже.

– Как тебе не стыдно так обо мне думать? Я просто исполняю свой гражданский долг, и ничего больше.

– А почему бы не привлечь Пеннанта к суду за националистическую агитацию?

– Это не всегда помогает. Ты не поверишь, но не каждый суд выносит таким, как он, обвинительный приговор. То, что задумал я, сработает лучше. Кстати, таким способом городской совет уже не раз расправлялся с неугодными ему людьми. Да и кому какое дело до того, что Пеннант просто исчезнет в один прекрасный день?

– Наверно, никому, – тяжело вздохнул Оувертон. – Но… мне просто показалось… что это как-то не по-джентльменски.

Дарси лишь ухмыльнулся.

– Это ты наслушался своих приятелей из Кембриджа. – Он успокаивающе похлопал брата по плечу. – Лучше послушай, что я тебе скажу. Твои джентльменские манеры к месту в салоне или клубе. Но лишь навредят в деловых предприятиях. Именно поэтому наш батюшка довел дела до такого плачевного состояния. Когда нужно схватить за глотку, он может лишь расшаркиваться. Единственная его заслуга – то, что он сумел заполучить Ллинвудд, чтобы хоть как-то поправить наши дела. – Дарси задумчиво поглядел на брата и с твердостью заявил: – Так больше не может продолжаться, Оувертон. Вот выдам замуж Джулиану, разберусь с Летицией и всерьез займусь нашими делами. Клянусь, в этом злосчастном графстве будут считаться с Сент-Албансами! – Он самоуверенно улыбнулся. – Вот увидишь, скоро у нас будет все – власть, деньги… все. Я не намерен оставаться, как отец, обнищавшим, но благородным дворянином. Когда я наследую состояние, я заставлю уважать нашу фамилию!

5

Только глубокой ночью Джулиана и Рис покинули церковь. Оседланная лошадь ждала их у ворот. Джулиана прижалась к крепкой, надежной груди мужа, ища защиты от ночной сырости, и задумалась. Почему же ей так грустно теперь, когда Рис стал ее супругом? Ведь они любят друг друга и поклялись навеки не разлучаться.

И все-таки ее одолевали сомнения. Нет, в своем чувстве к Рису она была уверена, но вот он… Его любовь к ней была настоящим чудом! После всего того, что он пережил по вине графа Нортклиффа, он должен был бы проникнуться ненавистью ко всему его семейству и к ней, его дочери. А вместо этого он взял ее в жены.

Быть женой Риса – это такое счастье! Но «счастье тайком» приносило величайшие огорчения Джулиане. Она твердила себе, что немноголюдность и простота обряда венчания, совершенного в присутствии лишь самого епископа и его жены, заменивших им роскошный кортеж кавалеров и дам, нисколько не умаляли всей важности этого события в ее жизни. Но Джулиане, однако, с трудом верилось, что судьба связала ее с Рисом навеки. Как это несправедливо – давать клятву верности тайком, в глухую ночь в полумраке пустынного храма! Да и будет ли счастливым брак, начавшийся с обмана?

Рис обнял ее и крепче прижал к себе. Его спокойствие не могло не взволновать Джулиану. Неужели ему все нипочем и он не верит в дурные приметы?

С каждым шагом лошади, уныло тащившейся по разбитой каменистой колее, тревога Джулианы лишь возрастала. Бледный лунный свет пробивался сквозь густую завесу тумана, черные силуэты деревьев тянули к ней свои крючковатые ветки, словно хотели вырвать ее у Риса. Джулиана вздрогнула от страха и крепче прижалась к мужу. Ей показалось, что на его лице мелькнуло выражение неудовольствия, и Джулиана выпрямилась. И сейчас же съежилась от порывов холодного ветра и осенней сырости, пробиравшейся под самую одежду. Не выдержав, она снова прижалась к мужу, ища защиты в его надежных объятиях. Мимо них с уханьем пролетела сова, приведя Джулиану в неописуемый ужас.

Рис склонился к жене и прошептал:

– Не бойся, скоро все будет хорошо. Ведь я обещал защищать тебя, что бы ни случилось. Помнишь? – Джулиана лишь молча кивнула. Он озабоченно взглянул на жену и спросил: – Ты ведь не жалеешь о том, что произошло, любимая?

Неужели он догадался, что сердце ее разрывается от тревоги? Джулиана посмотрела мужу в глаза и с трудом улыбнулась.

– Н-нет. Конечно, не жалею.

Он зарылся лицом в шелковистую массу ее волос.

– Даже если ты жалеешь обо всем, я не стану тебя винить. Только у алтаря я понял, как много от тебя требовал – оставить семью и быть со мной «и в горе, и в радости, в богатстве и в бедности». Я слишком беден для тебя, моя милая, и не смогу дать тебе всего того, к чему ты так привыкла.

Бледный свет, прорвавшись сквозь туман, скользнул по его прекрасному лицу, словно бы сама луна сделала Риса своим избранником. Его глаза были исполнены такой искренней печали, что сердце Джулианы сжалось от любви к нему.

«Бедный мой, любимый…» Она с радостью осознала, что ее тревоги стали и его тревогами.

– Мне нет дела до роскоши и богатства. Мне нужен только ты.

Грустная улыбка тронула его губы, и он нежно поцеловал жену в волосы.

– Ты никогда не пожалеешь, что стала моей супругой, моя милая. Я обещаю, что сделаю тебя счастливой.

Джулиана положила голову ему на грудь и блаженно улыбнулась.

– И я тоже сделаю тебя счастливым.

В молчаливой благодарности Рис осыпал ее медленными, нежнейшими поцелуями; его длинные пальцы ласкали ее грудь под плотной тканью платья, губы играли с мягкой мочкой уха. И когда они наконец достигли харчевни на окраине Кармартена, Джулиана позабыла все свои печали.

Едва лошадь вступила на постоялый двор, глухое ругательство сорвалось с губ Вогана. Джулиана замерла от неожиданности.

– Что случилось? – с тревогой спросила она.

Он внимательно вглядывался в темноту, пытаясь что-то рассмотреть.

– Почтовой кареты еще нет. Нам необходимо отбыть на ней непременно, иначе нас могут узнать. Говорят, карета бывает обычно здесь часа в два ночи. – Он полез в карман и достал часы, блеснувшие при лунном свете.

– Ну вот, она с минуты на минуту будет здесь. Где, черт возьми, ее носит?

Воган направил лошадь на постоялый двор и быстро спешился, передав вожжи подбежавшему груму.

– Меня интересует карета на Лондон, – небрежно поинтересовался Рис, помогая Джулиане слезть с лошади.

– Еще не прибыла, сэр. Кучер выслал вперед мальчишку сказать, что почтовые будут здесь не раньше чем через час-другой.

Воган выругался сквозь зубы. Перемежая свою речь крепким словцом, он договорился с грумом, что тот присмотрит за лошадью во время его отсутствия, а также поможет погрузить багаж, когда карета наконец прибудет. Затем Рис подошел к Джулиане и тихо сказал:

– Нам нельзя оставаться ни здесь, ни в харчевне Час-другой может запросто обернуться пятью, а то и десятью часами. Так что нам лучше взять комнату.

О Господи, еще пять, а то и целых десять часов! Джулиана внезапно с ужасом вспомнила о записке, которую оставила в изголовье своей кровати. Она так и не решилась подчиниться желанию Риса не сообщать ничего о побеге. Если же в ближайшее время они не покинут Кармартен, записка будет обнаружена и весь дом поставлен на ноги. Хотя Джулиана ни словом не обмолвилась о том, куда они направляются, но все же…

Она и не заметила, что все эти тревожные мысли, словно в зеркале, отразились на ее лице. Очнулась она лишь от того, что Рис крепко сжал ее руку.

– Что с тобой?

Джулиана опустила глаза, не решаясь открыть ему всю правду.

– Н-ничего… ничего особенного.

Недоверчиво покачав головой, Воган повел ее в дом. Пока муж отправился на поиски хозяина, Джулиана, предоставленная своим тревожным мыслям, не находила себе места. Разве могла она предположить, что им придется ожидать запоздавшую карету?

Вскоре Рис возвратился с худым горбоносым содержателем постоялого двора, чьи маленькие настороженные глазки шныряли по комнате, словно что-то выискивая. Странно, но его лицо показалось Джулиане знакомым, хотя она никак не могла вспомнить, где его раньше видела.

– Это моя жена, – представил ее Рис. – Как я уже сказал вам, нам нужна комната на пару часов до приезда лондонской кареты.

Хозяин подозрительно осмотрел Вогана с ног до головы, затем перевел взгляд на Джулиану. Пока он разглядывал ее, Джулиана не могла отделаться от чувства, что она точно где-то уже видела этого неприятного субъекта. Но где же?

– Покорнейше прошу извинить меня, сэр, – неуверенно проговорил хозяин. – Можете ли вы представить доказательства, что вы являетесь супругом этой женщины? Уж очень она молода, чтобы быть чьей-то женой.

Джулиана впервые возненавидела свой невысокий рост.

– Ничего не стоит. – И Рис достал брачное свидетельство и помахал им перед носом хозяина, небрежно прикрыв рукой имя Джулианы. – Мы только недавно женаты, и теперь я везу мою жену в Лондон, чтобы представить родителям.

Тем временем хозяин пристально изучал протянутую ему бумагу.

– Так-так, мистер Воган. Что ж, я верю вам. У меня найдется для вас пара комнат. Не изволите ли пройти со мной наверх?

Он начал взбираться по крутой лестнице, и Джулиана с мужем последовали за ним. Не успели она пройти и одного пролета, как Рис резко остановился.

– Постойте, я кое-что забыл в нашем багаже. – Он загадочно улыбнулся жене и обратился к хозяину: – Вы можете показать комнаты моей жене. А я скоро вернусь.

Джулиана со вздохом пошла наверх, чувствуя на себе пристальный взгляд хозяина. Что-то неприятное было в этом человеке, но вот что именно – она не могла понять.

У одной из дверей он остановился, отпер замок и, распахнув ее настежь, широким жестом пригласил гостью войти. Джулиана покорно проследовала в комнату, и первое, что она увидела, была кровать. Огромная кровать. Одна на двоих.

С этого мгновения она совершенно позабыла о подозрительном содержателе харчевни. Неужели им с Рисом предстоит провести вместе ночь на этой кровати? Один лишь вид столь необъятного ложа привел Джулиану в крайнее смущение, даже ее природная «испорченность», ее «дурная кровь» тут не помогли. Что ж, раз Рис – супруг ей, значит, не все так ужасно, как показалось поначалу.

Ее отец с матерью давно уже не делили вместе супружеское ложе. А может, просто у Риса недостаточно денег, чтобы спросить две отдельные комнаты? Пожалуй, так оно и есть. Поэтому, лучше уж не огорчать своего мужа.

Джулиана настолько погрузилась в размышления, что почти не слушала хозяина, объяснявшего, где что лежит, и бурно нахваливавшего доставшуюся им комнату. Все, о чем она могла думать, так это о том, как она и Рис будут вместе лежать на этой широкой кровати. При одной мысли об этом приятное, будоражащее тепло разливалось по ее телу. Но и страх сжимал ее сердце.

В эту минуту на пороге с книгой в руке появился Рис. Попросил хозяина оповестить, когда прибудет карета, и заплатил вперед за комнату. Еще несколько мгновений, и они остались одни.

Паника внезапно охватила Джулиану. Вспомнив, что она решила не расстраивать Риса и не напоминать ему о стесненных обстоятельствах, она глубоко вздохнула и выдавила из себя:

– Как здесь мило…

– Немножко широковата, как ты думаешь? Но это лучшее, что я могу тебе предложить в нашем положении.

– Нет-нет, замечательная кровать.

– Ну что ж, я рад, что тебе нравится.

И оба почувствовали себя неловко. Наконец он, словно очнувшись, протянул Джулиане книжку, которую принес с собой.

– Это мой свадебный подарок тебе.

– Еще один сборник поэзии? – улыбнулась она, принимая из его рук тоненькую книжицу.

– Да. – Воган сконфуженно замолчал. – Это, наверно, глупо… но… это мои стихи. Это я их написал.

– Не может быть! – Джулиана с волнением открыла книгу и увидела изысканно оформленный фронтиспис, затем осторожно принялась листать, бегло просматривая одну за другой страницы, исписанные размашистым мужским почерком.

– Последние стихи написаны для тебя.

Джулиана с нетерпением раскрыла последнюю страничку и прочла вслух:

Моя песня любви грустна,

Слезы мне застилают глаза.

Джулиана сидит со мной рядом,

Но, к несчастью, она не моя.

– Это, конечно, мало походит на Хью Мориса, – покраснев, оправдывался Рис. – Но именно так я чувствовал, когда боялся, что ты оттолкнешь меня.

Джулиана крепко прижала к груди заветную книжку.

– Да как же я могу оттолкнуть тебя, ведь ты даришь мне такие восхитительные подарки! – сказала она и лукаво посмотрела на мужа.

– Так, значит, только поэтому ты и вышла за меня замуж, а? – Воган вплотную придвинулся к ней. – Ну и скряга же ты, как я погляжу.

– Да! – со смехом воскликнула она и немедленно оказалась в его объятиях. Рис осторожно взял у нее книжку и положил на стол. – Я вышла за тебя именно потому, что мне нужно много, и ты это знаешь. Мне нужен ты, твоя улыбка, твои…

– Этого ты хотела? – Рис обрушился на нее с самым страстным из поцелуев.

– О, да… – с наслаждением прошептала она.

– Значит, тебе понравился мой свадебный подарок, – хрипло сказал он и, погрузив руки в ее рассыпавшиеся по плечам волосы, с наслаждением перебирал пальцами их шелковистые пряди.

– Да. Лучшего подарка ты и не смог бы для меня придумать. – В ее глазах внезапно вспыхнули озорные огоньки, едва она вспомнила о свернутом в трубочку пергаменте, дожидавшемся своего часа у нее сумочке. – Ой, Рис, и у меня есть для тебя подарок. Он там, внизу, в моей сумочке! Позволь, я спущусь за ним.

– Не сейчас, любимая. – Джулиана слышала его дыхание у самого своего уха. Она вздрогнула от удовольствия, почувствовав, как он ласкает губами ее лицо, шею… – У нас будет еще столько времени, чтобы заняться делами.

Она попыталась отстраниться, но Рис настойчиво притянул ее к себе и принялся медленно покрывать поцелуями ее шелковистую кожу, исследуя языком пространство между нежной шеей и мочкой уха. Джулиана больше не сопротивлялась и позволила ему делать с собой все что он захочет. Потом она обязательно преподнесет ему дарственную на Ллинвидд. Это будет потом, и он поймет, что и она может делать подарки. Но сейчас…

Его язык, игравший с мочкой ее уха, привел Джулиану в необыкновенное возбуждение, и она тихонько застонала. Стон наслаждения стал знаком для Риса. Поспешно сбросив с себя плащ, он с нетерпением положил руки ей на бедра, намереваясь немедленно избавиться от многочисленных завязок, стягивавших ее корсет.

– Джулиана…

– Что?

– Ты, наверно, устала? Наверно, хочешь спать?

Она недоуменно посмотрела на мужа, не понимая, почему он так странно глядит на нее. Что значит «хочешь спать»? Значит, им придется остаться здесь на целую ночь? Мысль о записке, оставленной в изголовье ее кровати, привела Джулиану в ужас.

– Нет! Нам нельзя спать, раз мы здесь всего на несколько часов!

– Мы можем не спать, – мягко сказал Рис. – Но у нас есть еще многое, чем мы можем заняться.

– Многое?

Он молча сглотнул, не решаясь продолжать. Джулиане внезапно до боли остро захотелось погладить его, ощутить под пальцами упругие мускулы… Интересно, его тело так же прекрасно, как и его лицо? О Госполи, какие мысли приходят ей в голову!

Тут она обнаружила, что Рис уже проворно расшнуровывает завязки ее корсета, и в страхе удержала его руки.

– Что ты делаешь?

– Неужели твоя мать или Летиция не рассказывали тебе, что муж и жена делают, когда остаются одни?

– Ты хочешь сказать, они…

– Любят друг друга.

Джулиана густо покраснела.

– Это когда мужчина тебя целует и… трогает?

– Да, целует и трогает, – с улыбкой ответил он.

Джулиана задумалась, стараясь припомнить, что же мать говорила ей по этому поводу.

– Мама говорила, что целовать и трогать друг друга могут только муж и жена.

– Верно. Мы и есть муж и жена, – подтвердил он.

– Да, это правда. – Джулиане было немного не по себе от пристального взгляда мужа.

– Не говорила ли она тебе, как мужчина трогает женщину?

– Нет, не говорила. – При воспоминании о том, как в одно из их ночных свиданий, скользнув между ее ног, рука Риса ласкала ее лоно, Джулиана покраснела. – Это, должно быть, похоже на то, что мы делали с тобой тогда, помнишь?

– Да, именно так. Но не только это, – с чувством произнес он и обнял жену за талию.

Джулиане опять вспомнились долгие ночные часы, проведенные ими в доводящих до изнеможения ласках. Потом на память пришла злополучная записка, оставленная ею на кровати. А что, если они не успеют к карете? И их найдут здесь?

– У нас совершенно нет времени на «не только это». – От Риса не укрылась тревога, прозвучавшая в ее голосе.

Он взял в ладони ее лицо и прижался к нему губами.

– У нас хватит времени на все. Неужели это тебя беспокоит? Или, может быть, ты испугалась того, чем мы будет с тобой заниматься?

Джулиана не знала, что ответить, куда деваться от его требовательного, напряженного взгляда. Он глядел на нее с такой жадностью, что ей на миг стало страшно. Господи, она ведь знает его всего неделю!

– Н-не знаю…

Но ее неуверенный ответ, казалось, нисколько не смутил его.

– Тогда скажи мне: тебе нравится, когда я целую тебя?

Легкое «да» готово было уже сорваться с ее губ, но тут Джулиана вспомнила, что говорила ей мать. Только женщинам с «дурной кровью» нравится целоваться. Если она ответит «да», не подумает ли Рис о ней дурно?

Видя ее нерешительность, он притянул Джулиану к себе и приник к ее губам в долгом, глубоком поцелуе. Затем отстранился и спросил:

– Ну, а теперь? Теперь скажи: тебе нравится, когда я целую тебя?

– Нравится, – со вздохом подтвердила она, опустив глаза. – Я знаю, что так поступают только испорченные девушки. Но что я могла поделать, раз…

– Постой, постой, – перебил ее Воган. – Что ты такое говоришь?

Она перевела дух и нерешительно произнесла:

– Понимаешь… мама говорила мне, что благовоспитанная девушка не может позволить чувствам взять верх над собой. Она еще говорила, что только те, у кого в жилах течет дурная кровь… ну, Летиция, например, могут иметь сильные чувства. А раз и мне нравится, когда ты… ласкаешь меня и… целуешь, это значит, что я окончательно испорченная женщина и у меня дурная кровь.

Воган посмотрел на жену с нескрываемым удивлением. Джулиана не знала, куда девать глаза от стыда. Зачем нужно было признаваться ему, что по натуре она, наверно, испорченная женщина?

– Ты будешь презирать меня за то, что у меня дурная кровь? Мама говорила, что она у всех валлийцев, шотландцев, ирландцев и даже у некоторых англичанок из благородных семей. Таких, как я, например.

Он весело поглядел на Джулиану и еще крепче обнял ее за талию.

– Твоя мама ошибалась, моя любимая. Многие англичанки, даже такие благородные, как ты, способны на сильные чувства, хоть часто и притворяются, что это не так.

Джулиана с нескрываемым удивлением посмотрела на мужа.

– А почему же они притворяются?

– Потому что окружающие, как твоя мама, например, вынуждают их лицемерить, вот они и не могут открыть истинную правду. – Он наклонился к ее лицу и запечатлел нежный поцелуй на ее лбу. – Поверь мне, у тебя самая невиннейшая кровь среди всех женщин, и то наслаждение, которое ты испытаешь скоро, вовсе не является следствием твоей испорченности.

Верить ли ему? Рис заставлял ее принять даже то, что раньше казалось ей просто немыслимым. Но эти новые ощущения давали такое блаженство, что отказаться от них было выше ее сил.

– Ты сказал, что трогать и целовать… это не все, чем мы будем заниматься. А что же еще?

От его многозначительной улыбки Джулиане стало не по себе. Одно быстрое движение его руки, и шелковая косынка, прикрывавшая ее грудь в глубоком вырезе платья, мягко, словно бабочка, соскользнула с плеч Джулианы и оказалась у него в руках. Его пальцы нежно, едва касаясь, пробежали по ее полуобнаженным грудям, и от его волнующего прикосновения у Джулианы перехватило дыхание.

Хриплым от желания голосом он едва слышно произнес:

– Тебе не нужно ничего понимать, просто доверься мне, и все.

Его ответ испугал Джулиану.

– Но почему?

– Потому что я твой муж, и все, чего я хочу, – это подарить тебе наслаждение.

И, не оставляя ей больше времени на раздумья, Рис начал раздевать ее, заглушая горячими, неистовыми поцелуями нараставшую в ней неловкость. Когда наконец кринолин упал на пол к ее ногам, Джулиана с испугом обнаружила, что осталась в одной лишь нижней сорочке, и стыдливо отодвинулась от мужа. Раньше у них все было не так, она позволяла ему видеть себя лишь в ночной рубашке с высоким воротом. Теперь же, когда легкая ткань едва прикрывала ее тело, Джулиана чувствовала себя ужасно беззащитной. Она почти не ощущала холодного ночного воздуха, проникавшего в комнату, ибо восхищенный взгляд Риса, пожиравший ее полуобнаженное тело, казалось, обжигал ее и приводил в необычайный трепет.

Он не торопил события, не упрекал ее за смущение, не набрасывался нетерпеливо. Желая отвлечь ее, он начал раздеваться сам, сперва шейный платок, затем, пуговица за пуговицей, расстегнул и сбросил камзол. Ее глаза расширились от любопытства, когда пальцы Риса начали медленно развязывать тесемки рубашки. Боже, и он тоже раздевается! Этого она совершенно не ожидала. В ту ночь, когда она позволила ему ласкать свое тело под ночной рубашкой, он оставался полностью одетым. Джулиана решила, что это и есть – заниматься любовью: он любит ее, а она ему это позволяет.

И вот ее глазам открылась его широкая грудь, и Джулиана, не совладав с желанием, протянула руку, чтобы погладить шелковистый темный пушок, покрывавший его тело. Рис с нетерпением прижал ее руку к своей груди.

– Да, ласкай меня, любимая, – выдохнул он. И, отпустив ее руку, замер в ожидании, словно бы приглашая взглядом приступить к тому, о чем он только что просил.

Она облизала губы, внезапно пересохшие от волнения, и еще раз нерешительно протянула руку. Ее ладонь легла на грудь Риса, и Джулиана ощутила, каким жестким был пушок на его теле и упругими мускулы. Он был совсем не похож на ее братьев, огромных, кряжистых молодцов. Рис был совершенно иным: стройным и изящным, словно отточенный клинок, и заключал в себе необыкновенную силу, которая грозила вырваться наружу.

Воган с улыбкой наблюдал, как она пристально изучает его тело. Он окончательно высвободился из рубашки, позволив Джулиане с упоением ласкать его упругую и мягкую кожу, под которой перекатывались твердые шары мускулов. То были шелк и сталь, и чем дольше она наслаждалась этим ощущением, тем тяжелее дышала его грудь, не справляясь с волнением. Но, к своему удивлению, и Джулиана более не могла сдерживать себя.

Внезапно с потемневшим от желания взглядом Рис схватил ее руку и притянул к своему животу, безмолвно приказывая расстегнуть пуговицы у себя на штанах. Но Джулиана лишь в ужасе отдернула руку.

– Вижу, ты еще не готова к этому? – В его голосе прозвучало легкое разочарование. – Не волнуйся, я сам управлюсь.

Прикусив губу, она с тревогой наблюдала, как он расстегнул пуговицы и быстрым движением сбросил штаны, под которыми, к счастью для нее, оказались кальсоны.

Когда наконец она оказалась в его крепких объятиях, она почувствовала, как что-то между его чресел, чего раньше не было, твердо упирается ей в живот.

– Джулиана, – шепнул он и ласково дотронулся языком до мочки уха. – Я хочу трогать тебя всю, как это делают обычно мужья со своими женами. Ты позволишь мне?

Трогать ее всю. Должно быть, это так восхитительно! И страшно.

– Да. – Было ли это «да» произнесено вслух или же она только так подумала? Но как бы там ни было, он все понял, и тут же его рука скользнула ей под рубашку и принялась нежно гладить ее груди.

Джулиана вздохнула от наслаждения и теснее прижалась к нему. Ей уже было знакомо это ощущение. Так он делал и раньше, и это ей нравилось. Очень нравилось. Его пальцы, казавшиеся удивительно горячими в прохладе комнаты, чертили замысловатые узоры на ее груди и вокруг сосков, заставляя ее вскрикивать от приятной боли каждый раз, когда он легко дотрагивался до их возбужденных кончиков. Он продолжал играть с ее набухшими сосками, ласкал груди, желая доставить ей еще большее наслаждение. Затем притянул ее к себе и приник к губам, все глубже и глубже исследуя языком самые чувствительные места ее неба и разжигая желание еще неистовее. Джулиана почти не заметила, как он отстранился и стянул с нее нижнюю рубашку, соскользнувшую с тихим шорохом к ее ногам.

Но то, что последовало за этим, привлекло все внимание Джулианы: Рис наконец расстегнул кальсоны, спустил их, и теперь оба они стояли друг против друга совершенно обнаженные. Поначалу, когда он вновь заключил ее в свои объятия, у Джулианы опять на мгновение возникло это странное ощущение плоти, упершейся ей в живот; но затем шквал поцелуев и ласк, с неистовством обрушенный на ее груди, заставил забыть обо всем на свете и раствориться в пучине удовольствия, захлестнувшего все ее существо.

– О, Рис! – пролепетала она, обвивая руками его шею.

– Это еще не все, любовь моя. Еще не все.

Не сводя с нее горящего взора, он позволил своей руке скользнуть по ее животу ниже, к самым сокровенным уголкам ее тела. Его пальцы осторожно раздвинули мягкие, влажные завитки ее лона, и, заметив, как дьявольски блеснули его глаза, Джулиана зажмурилась в сильнейшем смущении. В прошлый раз, когда Рис так же ласкал ее там, он не делал этого так явно. Тогда он действовал тайно, теперь же не скрывал того, чего хотел. На сей раз его не могли удовлетворить простые ласки и потирание заветного бугорка. Он стремился вперед, и вскоре она почувствовала, как его палец медленно погрузился в глубины ее увлажненного лона.