Текст книги "Голубая ива"

Артемас хотел оправдать ожидания бабушки и в основном игнорировал язвительные замечания и пустяковые насмешки дяди.

Но был уже по горло сыт упреками.

Миссис Маккензи, заметив его состояние, приблизилась к мальчику.

– Я положу тебе добавки на второе. – Она погладила его горячей мозолистой рукой. – А это оставь, слышишь? Ты должен вернуться в Нью-Йорк, но не надо думать об этом до завтра.

Надо же, ее прикосновение почему-то взволновало парня. Захотелось прижаться к упругим холмикам под фланелевой безрукавкой. Он никогда не думал об этом шесть лет назад. Виновный и смущенный, он отвел взгляд. Все вокруг изменилось.

Но миссис Маккензи взъерошила ему волосы, словно он все еще был ребенком:

– Думаю, пришло время Лили послушать сказку про медведя. Наверное, ты даже не помнишь о том, что я рассказывала тебе, когда ты был маленьким, да, Арти?

– Нет, помню, – он поднял на нее благодарный взгляд, потеплевший от воспоминания, и, искоса посмотрев на сидевшую за столом Лили, добавил: – Но это слишком страшная история для маленькой девочки.

– Вовсе нет, – прощебетала она. – Я видела медведя, который ест детей, на пастбище за домом в прошлом году, но не убежала.

– Да-а. – Он многозначительно поднял брови. – Видимо, ты сказала: «Получай от проказницы моченые яблоки».

– Я не проказница!

Миссис Маккензи вскинула руки:

– Перестаньте сейчас же. Так хотите послушать историю или нет?

– Хотим! – разом ответили они.

После еды старушке Маккензи помогли добраться до кровати. Мистер Маккензи пошел запереть домашний скот на ночь, а миссис Маккензи увела Артемаса и Лили в скромную небольшую гостиную, включила маленькую керамическую лампу на туалетном столике и усадила их на диван. Лили свернулась калачиком рядом с Артемасом, слегка толкая его локтем в бок. Он показал ей нос, отчего ее рот открылся в изумлении.

– Мама, он…

– Ябеда, – воскликнул мальчик.

Она спохватилась и искоса посмотрела на него, не вымолвив больше ни слова.

Неожиданно миссис Маккензи наклонилась и грозно зарычала, требуя внимания. Лампа отбрасывала причудливые тени на стену, и скрюченные руки женщины превратились в жестокие медвежьи когти.

– Это история о том, как встретились Маккензи и Коулбруки. Она о старшем Артемасе, – миссис Маккензи кивнула Артемасу, – который был твоим прапрапрадедуш-кой, и Элспет Маккензи, – она улыбнулась Лили, – которая была твоей прапрапрабабушкой. Старший Артемас сошел с корабля, прибывшего из Англии, и бродил по этим лесам, присматривая место для жилья. Элспет из Шотландии появилась здесь несколько раньше и поселилась в хижине, сегодня здесь стоит этот дом. Когда муж умер, она осталась с двумя маленькими детьми.

Мать зарычала и зацарапала воздух.

– Старший Артемас был молодой и сильный, но он не знал этих лесов. И вот пришел медведь!

Лили вздрогнула и прижалась к Артемасу. Ее мать наклонилась над ними, цепляя их воображаемыми когтями, свирепо глядя на мальчика. Тот, впрочем, улыбался, предвкушая интересные события.

– Медведь этот поднялся над твоим прапрапрадедуш-кой, с клыков его стекала слюна – медведя, а не прадедушки, – и потом, потом занес большую черную лапу и острыми когтями продрал руку прадедушки до кости!

От возбуждения Лили затаила дыхание.

– А потом?

– Старший Артемас вытащил охотничий нож и, изловчившись, пронзил сердце медведя. – Она схватила небольшую щепку, валявшуюся у очага, и нанесла удар воображаемому медведю.

– И он съел его!

– Ах! Умница!

– Потом, шатаясь, он бродил по лесам, истекая кровью – старший Артемас, а не медведь. – Она свесила правую руку и театрально покачивалась. – В конце концов он стал передвигаться ползком. Все полз и полз, поскольку этот сильный мужчина не хотел умирать, тем более что был в Америке всего несколько месяцев.

– И Элспет Маккензи нашла его. – Артемас подался вперед от нетерпения.

– Верно. Вдова Маккензи с двумя сыновьями подобрала этого одичавшего незнакомца, всего исцарапанного и в крови, и притащила домой. Она ухаживала за ним, пока он не поправился. А он полюбил ее потому, что Элспет была умной, сильной и красивой.

– Как и ты! – сказала Лили.

– Двое еще маленьких сыновей Элспет стали родными старшему Артемасу. Они даже простили ему, что он был англичанином, горожанином и плохим фермером в отличие от Маккензи, которые были шотландцами и любили эту землю.

Она выдержала паузу, сложив руки у себя на груди:

– Элспет посоветовала Артемасу делать то, что ему предначертано Богом, как и его предшественникам из Англии. Она помогла ему найти белую глину индейцев прямо здесь в расщелине неподалеку от Голубой Ивы.

– Где теперь большое озеро, – пояснил Артемас.

– Да, сэр, прямо там. На дне нынешнего Глиняного озера старый Артемас добыл глину и начал фарфоровое дело.

– А мастерская все еще там? – поинтересовалась Лили. – Если я, зажав нос, опущусь на дно, я увижу его?

– Нет, нет, Маккензи сожгли все, что находилось в том месте, еще до войны. Но это уже другая история. Итак, на чем я остановилась?

– На глине старшего Артемаса, – напомнил мальчик.

– Ах да. Так вот, он знал, что эта глина была особенной – такой же прекрасной, как и глина китайцев, из которой обычно изготовляли самый красивый в мире фарфор. Артемас соорудил себе гончарный круг, печь и приступил к работе. А через год он отправил белый фарфор в Мартасвилл и оттуда дальше уже на корабле. Он и Элспет были очень счастливы, когда продали первую партию.

Лили согласно кивнула:

– А потом он разбогател, потому что он был Коулбрук.

– Но произошло это не так быстро, богатство пришло значительно позже. Все было прекрасно до следующей весны, пока не пришел старый Хафмен.

Лили прижалась к Артемасу, лукаво взглянула на него:

– Я знаю, что он был нестрашный.

Артемас обнял ее, девочка раскраснелась от восторга.

Мама поднялась и взмахнула своей щепкой.

– Он был наполовину индейцем-чероки, наполовину цветным, и все боялись его не столько из-за его внешности, сколько из-за того, что он был предсказателем и мог общаться с духами.

Лили затаила дыхание.

– Кто такой предсказатель?

– Это кто-то вроде колдуна. Хафмен обычно по слюне людей и крови предсказывал их судьбы. Итак, Хафмен был болен, и Элспет позволила ему остаться, кормила и ухаживала за ним. Когда же он собрался уходить, она попросила предсказать ее будущее. Разрезала острым ножом указательный палец. – Мама, притворившись, полоснула по пальцам щепкой. – Кап, кап, кап. Ее алая кровь сбегала на ладонь получеловека. Потом она плюнула.

– В его ладонь? Брр!

– Хафмен посмотрел на свою ладонь и покачал головой. Из своего большого старого мешка он достал пару небольших ивовых побегов с землей. Листья на них были голубые, не похожие на все ивы в мире. Он окропил их слюной и кровью Элспет. «Ты голубая ива». – Он в упор посмотрел на Элспет. Она в ужасе отвела глаза, потому что этим он приговорил ее к смерти.

– А как она узнала это? Как?

– Потому что ивы – это женщины. И как говорили предки, голубая ива – печальная женщина. Самым страшным и печальным для Элспет было оставить свой дом, своих сыновей… и Артемаса, своего нового мужа.

– Вот это да!

– Потом Хафмен сказал: «Эти магические деревья, не похожие ни на какие другие, будут черпать силу из твоей любви. Они и все, что произрастет от их семян, станут оберегать любимых тобою людей и их потомков».

– Здорово!

– Элспет высадила эти маленькие черенки внизу за ручьем, – мама показала в окно, заставляя Лили в изумлении вытянуть голову, словно там действительно росли деревья, – и они выросли высокие и красивые.

Лили обхватила руками колени:

– И Элспет ушла на небеса?

– Да, ушла на небеса, рожая Артемасу ребенка, и малыш ушел вместе с ней.

Лили печально посмотрела на Артемаса:

– Я думаю, Бог послал тебя, чтобы сочинить все это. Оказывается, ты сделаешь то, что я тебе велю.

– Гм, – он обхватил ее за шею и толкнул, будто она была маленьким борцом. – А мне кажется, я оказался здесь, чтобы схватить тебя. Не очень-то воображай.

На лице ее заиграла озорная улыбка. Повернувшись к матери, она увидела ее огромные глаза. Женщина с нежной улыбкой наблюдала за ними.

– Во всяком случае, когда Элспет хоронили, появился Хафмен. Непонятно, как он узнал, что она умерла. Он пришел как некий всевидящий дух гор отдать свое почтение Элспет и ее голубым ивам. Люди говорили, что он больше не появлялся.

– Но он все еще живет в горах!

– Может быть.

– А что случилось со старшим Артемасом?

– О, это ужасно. Сыновья Элспет отвернулись от него, считая, что он убил их мать. Старший Артемас оставил их ферму и жил в своей гончарной мастерской.

– Под озером!

Она кивнула:

– Да, там, где сейчас озеро. Он очень сильно тосковал по Элспет и поэтому задумал создать свою коллекцию фарфора, под стать древнекитайской, с кобальтовой подглазур-ной росписью. А для получения более насыщенного синего цвета использовал железную руду, что добывалась неподалеку от Бирмингема. Изделия получились столь уникальными, что фарфоровое семейство «Голубая Ива» Коулбрука принесло ему известность. В то время Мартасвилл переименовали в Атланту, а Артемас разбогател, построил самый большой дом во всей округе, мельницу и, конечно же, фарфоровую фабрику. Но он так и не смог купить любовь сыновей Элспет. Дела здорово осложнились, когда Артемас женился на женщине-янки из Нью-Йорка. Во всяком случае, сыновья Элспет выросли настоящими мужчинами, женились, обзавелись детьми, стали известными фермерами, открыли свое дело в городе.

– Маккензи? Как и теперь?

– Гм. Их корни здесь были куда глубже, чем у старшего Артемаса. Впрочем, Гражданская война Севера и Юга сделала Маккензи и Коулбруков врагами. Ужасное время, много крови. Сыновья Элспет однажды темной ночью перешли туманную тропу в ущелье и предали огню дом старшего Артемаса, его фарфоровую фабрику и все его владения, за исключением мельницы.

– Так вот откуда у Лили такой темперамент, – прозрачно намекнул Артемас.

Девочка снова толкнула его локтем.

– Да, в этом не было ничего хорошего, – продолжала мама. – Старший Артемас в следующее воскресенье появился на их ферме. Его люди разорили их поля, а Артемас тем временем уничтожил все деревья Элспет. Сжег их… сжег до самых корней, тем самым давая понять сыновьям, что родственные узы между ними разрушены.

– И что потом?

– Ничего. Теперь уже никак нельзя было исправить эту ужасную ссору. Старший Артемас поклялся раздавить всех Маккензи в округе. Вместе со своей женой и деньгами он уехал в Нью-Йорк, прихватив с собой запасы глины для того, чтобы купить шахту с железной рудой для получения синего кобальта. Сыновья Артемаса довольно скоро научились делать деньги. Помимо прочего, Коулбрук успешно торговал лучшим фарфором в стране. За тридцать лет они стали такими богатыми, как царь Мидас [6]6
  Мидас, царь Фригии в 738-696 до н.э. Согласно греческому мифу, был наделен Дионисом способностью обращать в золото все, к чему бы он ни прикасался.


[Закрыть], и такими важными, как бентамские петухи [7]7
  Бентамский петух – мелкая домашняя птица, весьма драчливая.


[Закрыть].

Глаза миссис Маккензи театрально расширились.

– Но ты не знаешь главного! Ивы выросли снова. Их нельзя было уничтожить, потому что Элспет слишком сильно любила!

Лили завизжала и захлопала в ладоши от восторга:

– Они волшебные!

Артемас отстранился от Лили и, обхватив колени руками, подавленно опустил глаза. Лили беспокойно пнула его ножкой.

– Во всяком случае, ты мне нравишься, петух.

– Покорно благодарю.

– Тсс, – нахмурилась мама. – Так вот, Маккензи так и не стали настоящими богачами, но они считались лучшими фермерами на севере Джорджии и почтеннее всех тех, кто стал окружными судьями, шерифами, проповедниками… и контрабандистами, но это уже другая история.

Лили заметно заважничала.

– Расскажи, пожалуйста!

– Нет, нет, уже поздно. Я только закончу историю с медведем.

– Может, расскажешь, как Коулбруки вернулись? – Артемас медленно поднял голову, мрачно глянув исподлобья.

Мать тяжело вздохнула:

– Ладно, – и, обращаясь к Лили, загадочно сказала: – Ты знаешь указатель под большой ивой на главной дороге?

– Да, мам.

– Так вот, твои прародители дали это дерево прародителям Артемаса, когда они приехали сюда в тысяча восемьсот девяносто пятом году. Джонатан Коулбрук, самый богатый из всех Коулбруков, поскольку унаследовал большую часть семейных денег, приехал сюда из Нью-Йорка, чтобы построить Голубую Иву и восстановить дом деда – старшего Артемаса.

Миссис Маккензи откашлялась.

– Джонатан намеревался купить всю округу и построить один из самых больших домов в Америке, но внуки Элспет запротестовали: «Нами ты помыкать не будешь. Покупай что угодно, но мы не продаемся». Джонатану ничего не оставалось, кроме как купить земли, прилежащие к владениям Маккензи. Так возникла Голубая Ива, а ферма Маккензи осталась по соседству.

Лили посмотрела на Артемаса:

– И когда ты собираешься уезжать? – Наклонившись, она заглянула ему в глаза. – Ты, еще один петух?

– Перестань насмехаться надо мной.

– Я и не насмехаюсь. Мне кажется, тебе надо остаться. Я хочу, чтобы ты остался.

– Замолчи. – Он поднялся с дивана. – Пойду прогуляюсь немного.

Хлопнув дверью, он вышел на крыльцо. Лили кинулась вдогонку.

Мать притянула ее за лямки комбинезона и посадила к себе на колени.

– Тихо, Лили, – прошептала она. – Он расстроился, пусть погуляет.

– Почему расстроился?

– Потому, что его семья начала не с того, с чего следовало бы начать, и ему стыдно. Он ведь прекрасный парень.

Лили повернула голову и выглянула в окно. Артемас понуро брел по огромному пастбищу, луна освещала его стройную фигуру. Маленькое сердце Лили затрепетало от удивления и сострадания.

* * *

Позже, сидя у кровати старушки Маккензи в узкой комнатушке, пропахшей старым деревом и весенним воздухом, мальчик читал ей Библию, испытывая некоторую неловкость от того, что, кроме как спать в церкви, он может заниматься еще чем-то религиозным. Его потомки построили одну из самых больших епископальных церквей в Нью-Йорке, создали, по словам отца, большое благо для всех.

Мистер и миссис Маккензи поднялись в спальню. Лили свернулась клубочком рядом с бабушкой в ее кровати. Прикрыв колени стеганым одеялом, она наблюдала за Артемасом кроткими, любопытными глазами.

Старушка Маккензи сладко дремала. Артемас положил Библию на туалетный столик и скомандовал Лили на правах старшего:

– Сейчас же марш в кровать.

– Я еще поиграю на ложе у большого дома, – ответила она.

– Ты имеешь в виду лоджию?

– Гм. Большое крыльцо. Я хочу посмотреть, что внутри. Откроешь ставни на окнах?

– Не могу. – Он растерянно отвернулся. – Конечно, я бы смог, если бы захотел.

– Что там внутри?

– Ничего, пустота. Все было продано.

– Мама говорила, что дом похож на сказочный замок.

– Пожалуй. Мне он тоже нравится.

– У тебя есть братья или сестры?

Он нахмурился. Ее непоследовательность раздражала, она была непредсказуемой. А ему не нравились такие люди.

– Да. Пятеро.

– Я бы тоже хотела. Но врач сказал маме, что она не сможет больше родить детей. Она пробовала. – Лили зевнула. – Один родился в прошлом году, но мертвый как камень.

– Вот это да! Ну ты и сказала!

– Иногда и у животных так бывает. Я видела, как кошка съела своего котенка. – Она закрыла глаза и вздохнула.

Артемас поднялся, ощущая себя несчастным и одиноким.

– Пошла ты к черту!

Она открыла рот от изумления.

– Ты посылаешь меня в ад?!

– Ладно тебе.

Он поднял ее на руки и перенес в кроватку, накрыл простыней и стеганым одеялом.

– Я не позволю тебе попасть в ад. Я сильный и смогу позаботиться о тебе.

– Это хорошо. Оставайся здесь и живи с нами.

– Не могу. Ты бы вот могла убежать и оставить свою семью?

– Нет, потому что мне с моей семьей хорошо.

– Мы живем в разных местах, а я всем нужен. Ничего не поделаешь.

– Ну так пусть они приедут сюда.

Слезы навернулись у него на глазах.

– Много ты понимаешь. Спи, маленькая шалунья, бросающаяся яблоками.

Он щелкнул выключателем и вышел из комнаты. Девочка осталась лежать в темноте, обуреваемая печальными думами. Мать с отцом говорили, что семейные дела – дела частные, семьей надо гордиться… бороться за нее.

Пусть Артемас знает, что он не одинок.

Она выскочила из кровати и на цыпочках прошла в гостиную. Он лежал на диване, накрытый одним из бабушкиных одеял. Лили тихонечко подкралась к нему, села на пол, скрестив ноги, и тронула его за плечо.

– Ради Бога, иди спать, – пробормотал он.

Слезы потекли по ее лицу. Тихим, срывающимся голосом она прошептала:

– Не расстраивайся, Артемас. В детском саду меня дразнят дылдой, потому что я самая длинная. Это ведь гораздо хуже.

– Они просто хотят привлечь твое внимание, – успокоил он мягким, дружелюбным тоном.

Она фыркнула в изумлении:

– Как это?

– Потому что ты – Маккензи, а Маккензи – особенные.

Ну уж, это слишком просто. Она упорствовала:

– А мальчики в воскресной школе называли папу… калекой, а маму… ничейной, потому что она была бедной и никто не хотел с ней играть, когда она была маленькой. – Девочка склонила голову, слезы капали на ее ночную рубашку, невозможно было их унять. – Я запустила в мальчишек камнем.

Артемас слегка дотронулся до ее плеча:

– Слушай, никогда никому не позволяй себя обижать. Я бы очень хотел, чтобы мои родители были такими же, как твои. Она пристально посмотрела на него. Ее глаза высохли.

– Ты хочешь?

– Да, конечно. Они все еще пожалеют, пусть только попробуют нас обидеть, так?

– Да!

– А поскольку мы правы, то не имеет значения, что думают о нас другие, так?

– Нет!

Она испугалась – со стороны всегда виднее – и прижалась к нему. Он обнял ее за плечи, смутился, но потом расслабился. Она тихонько вздохнула и задремала.

* * *

Мистер Маккензи завел грузовик и сел за руль. Он не любил долгих прощаний, так же, как и Артемас.

– Здесь мой школьный адрес. – Он вытащил листок бумаги из рюкзака и протянул его миссис Маккензи. – Может быть, иногда…

– Мы обязательно будем писать тебе.

Лили, все еще в ночной рубашке, хныкая, забежала вперед и обняла его колени. Она смотрела снизу вверх и плакала:

– Хочу, чтобы ты остался, остался!

Потрясенный, он присел на корточки.

– Я не могу остаться, мне надо уехать. Когда ты повзрослеешь, ты поймешь.

– Раз ты не можешь остаться, то как же ты вернешься? – Слезы катились по ее веснушчатым круглым щекам.

– Я же обещал. Ну а теперь будь большой девочкой и веди себя хорошо.

– Я люблю тебя!

Она высвободилась и обняла его за шею. Он некоторое время сидел прямо, потом неловко обнял ее.

– До свидания, Лили, – прошептал он, зарывшись лицом в ее волосы. – Я тоже тебя люблю Помни, что я говорил тебе прошлой ночью. И если тебе понадобится помощь, напиши мне. Обещаешь?

– Не надо мне никакой помощи! Я – Маккензи!

Он нежно отстранился, она закусила губку и уставилась на него исподлобья:

– Ты вернешься. Ты обещал. Черт побери!

– Лили! – Миссис Маккензи оттащила ее в сторону и шлепнула по заду. – От кого ты научилась таким выражениям?

– От него, большого чертенка.

Миссис Маккензи раскрыла рот от изумления:

– Я поговорю с вами потом, мисс.

– Я люблю вас всех, – смущенно буркнул Артемас. Он резко отвернулся и вышел. Лили бросилась за ним, остановилась на крыльце, схватившись за перила.

– Возвращайся! – крикнула она. – Я – Терпеливая принцесса!

Он обернулся и поклонился. Миссис Маккензи, обняв ее за плечи, старалась унять дрожь своей маленькой дочурки.

– Береги себя, Арти! – крикнула миссис Маккензи, тоже не в силах сдержать слезы.

– Я не нуждаюсь в твоей помощи, я не нуждаюсь в твоей помощи, – невнятно всхлипывая, твердила Лили дрожащим голосом. – Возвращайся.

* * *

Месяц спустя по почте пришла аккуратная коричневая коробка. Лили взирала на нее с алчным возбуждением, когда мать положила ее на старый изрезанный кухонный стол. Отец посадил девчушку на колени. Наконец миссис Маккензи разрезала ножницами ленточку, которой была перевязана посылка.

– Это от Артемаса.

На столе появился объемный предмет, завернутый в плотную белую бумагу. Каково же было ее удивление, когда из обертки показался носик небольшого изящного чайника.

– О, Арти!

Она трясущимся пальцем провела по богатому голубому узору на кремовом фоне.

– Видишь, Лили, здесь изображена Голубая Ива. Техника росписи пришла к нам из Китая. Видишь, какие чистые голубые тона, как просматриваются мельчайшие детали на картинках? Вот ива, а вот мост и пара воробышков.

Внутри под изящной крышкой оказался вчетверо сложенный листок бумаги. Миссис Маккензи осторожно развернула письмо и, откашлявшись, прочла:

– «Эта вещь старинная, очень дорогая. Я с бабушкиного разрешения взял ее специально для вас, когда приезжал домой на уик-энд. Теперь она ваша, вы можете делать с ней все, что хотите, даже продать».

Мать обхватила голову руками, отец тяжело вздохнул:

– Он нас жалеет.

Лили метнула сердитый взгляд на чайник, не в силах справиться с унижением.

– Он думает, что мы бедные? Что мы нуждаемся в его милости?

– А ну-ка прекрати сейчас же! – строго прикрикнула на нее мать.

– Маккензи не примут подачек, – никак не могла успокоиться Лили. Она не раз слышала, с каким отвращением родители произносили это слово.

– Это не подачка, потому что мы никогда не продадим чайник, – весомо произнес отец. Мать согласно кивнула и прижала вещицу к груди.

– Это знак дружбы. Арти просто-напросто хотел сказать, как много мы для него значим.

Ночью, когда отец улегся в постель, а бабушка захрапела в своей комнате, мать взяла ручку, лист бумаги и позвала Лили в гостиную.

– Что бы ты хотела сказать Арти? – спросила она.

– Что мы не бедные.

– Неужели тебе хочется его смутить? Ты же добрая девочка.

Лили вздохнула и залилась краской.

– Напиши, что я сберегу этот чайник до его возвращения.

Закончив письмо, мать передала ручку девочке:

– Подпишись внизу.

Лили, закусив от напряжения губку, вывела свое имя неуклюжими корявыми буквами, такими же большими, как ее гордость, выплескивая эмоции на бумагу, насколько это позволяло скрипучее перо.

* * *

Артемас тосковал, лежа на койке в маленькой комнатенке с зелеными стенами, полупустой, если не считать простой и грубой обстановки. С каждым днем в нем укреплялось и росло сознание собственной бесполезности Он с трепетом вскрыл маленький конверт. Натруженные руки с мозолями от муштры и обязанностей курсанта военного училища еле слушались. Какая прелесть – эти аккуратно выписанные буквы миссис Маккензи по сравнению с окружающим!

«Здесь всегда найдется место для тебя. Если тебе станет плохо или одиноко, вспомни о нас. Не забывай, что ты сам хозяин своей судьбы, и поступай всегда так, как считаешь нужным. Мы всегда разделим твое горе и никогда не оставим тебя».

Детские каракули Лили завершали это послание.

В ответ он вкратце рассказал о школе, о каком-то очередном вечере… Миссис Маккензи долго еще отвечала ему письмами о повседневных заботах, событиях на ферме, идущих своим чередом. Внизу всегда стояла подпись Лили. В своих фантазиях Артемас дополнял ее откровения тем, чем хотелось.