Текст книги "Крестоносцы: Полная история"

Часть II
Царствие Небесное

Глава 10
Сигурд, ходивший в Иерусалим

Господь им указ… шестьдесят ладей, одетых красно, по сини вдаль отплывали…

Высокий, с темно-рыжей гривой, «не красавец, но хорошо сложенный» и не привыкший открывать рот, если ему нечего сказать, Сигурд I Норвежский стал королем в тринадцать лет{258}258
  Hollander, Lee M. (пер. на англ.), Heimskringla: History of the Kings of Norway / Snorri Sturluson (Austin, 1964), с. 700.


[Закрыть]. Это случилось в 1103 году. В тот год его отец, Магнус Голоногий, сражаясь в Ирландии, получил удар топором в шею и упал замертво, оставив корону троим своим сыновьям – подростку Сигурду и двум его единокровным братьям: Эйстейну – на несколько месяцев старше Сигурда и Олаву, который был совсем еще малышом.

Магнус – «голоногим» его прозвали за любовь к одежде, в гэльском стиле обрезанной выше колена – был суровым и воинственным королем. Христианин, он не утратил, однако, испокон веку присущих викингам склонностей и был одержим страстью к морским путешествиям, которая подстрекала его к завоеваниям на побережьях Северного моря. Сигурд был еще ребенком, когда отец взял его в один из своих длительных походов. Вместе они побывали на Оркнейских и Гебридских островах, на острове Мэн и в северном Уэльсе. Сигурд наблюдал, как отец, одетый в багряную шелковую тунику, вышитую золотыми львами, бился с кельтами, с народом острова Мэн и с нормандцами, разя противника мечом с рукоятью из моржового клыка, которому дал имя «Ногорез»{259}259
  Там же, с. 685.


[Закрыть].

Сигурд видел, как Магнус сжигает посевы, безжалостно убивает людей и облагает данью захваченные острова. Видел он иногда, и как его отец проявляет милосердие и даже набожность: остановившись, например, на святом острове Айона на Гебридах, Магнус провозгласил мир всем его обитателям и из благоговения демонстративно отказался грабить древнюю келью святого Колумбы. В целом, однако, поле брани привлекало Магнуса больше монастырских келий. Своим друзьям он говорил, что «конунг нужен для славы, а не для долголетия»[67]67
  Пер. М. И. Стеблина-Каменского.


[Закрыть]{260}260
  Там же, с. 687.


[Закрыть]. Так что, когда в цветущем возрасте двадцати девяти лет он погиб в бою недалеко от Даунпатрика в Ирландии, это было несколько внезапно, но неудивительно.

Нежданно-негаданно Сигурд и его братья стали соправителями. Двое старших разделили Норвегию меж собой и решили править вместе до тех пор, пока Олав не подрастет и не потребует своей доли отцовского наследства. Ситуация сложилась странная, и Сигурд, который был уже на пороге зрелости, начал задумываться, а не уехать ли ему куда подальше от кишевшего королями королевства. Северного и Ирландского морей ему было мало. В начале XII столетия в Норвегию стали возвращаться путешественники из далекого далека. Одни побывали в Палестине, другие в месте под названием Миклагард (Большая крепость), где они «очень прославились и могли много о чем рассказать»[68]68
  Пер. М. И. Стеблина-Каменского.


[Закрыть]{261}261
  Там же, с. 688.


[Закрыть]. Миклагардом викинги называли Константинополь, и вполне вероятно, что некоторые из них имели в виду хорошо оплачиваемую службу в Варяжской гвардии – иностранном легионе, элитном подразделении, которое было личной стражей императора. В Варяжскую гвардию набирали воинов из Англии, Германии и Скандинавии (в 1030-х годах ею командовал прадед Сигурда Харальд Суровый, которому довелось повоевать на Сицилии, в Малой Азии и Месопотамии). Кто-то из викингов наверняка был свидетелем событий Первого крестового похода и периода становления государств крестоносцев. Один довольно близкий сосед Сигурда, Свен Датский, в 1097 году возглавил войско из полутора тысяч человек и повел их к Антиохии, но безвременно встретил мученическую смерть, столкнувшись с армией Кылыч-Арслана: датчане попали в окружение, а Свена и его жену Флорину Бургундскую расстреляли из луков{262}262
  Albert of Aachen, с. 222–5. Через несколько лет единокровный брат Свена, Эрик I, король Дании, и его жена, королева Бодиль, также отправились паломниками в Иерусалим. В 1103 году, в пути из Константинополя в Иерусалим Эрик умер и был похоронен на Пафосе. Королева Бодиль добралась до Святого города, но там и она умерла. Ее похоронили в Иосафатовой долине.


[Закрыть].

В общем, для скандинава покинуть дом и отправиться воевать на стороне народов Восточного Средиземноморья или же против них было обычным делом{263}263
  Да и к ним приезжали гости с юга. В 921 году посол Багдада Ибн Фадлан добрался до верховий Волги и видел, как скандинавские викинги проводят пугающие церемонии жертвоприношения и погребения корабля. См. Lunde, Paul and Stone, Caroline (пер. на англ.), Ibn Fadlan and the Land of Darkness: Arab Travellers in the Far North (London, 2012), с. 50–4.


[Закрыть]. Но в первое десятилетие XII века разговоры о событиях на другом конце христианского мира вызывали у норвежцев небывалое возбуждение, и мужчины по всему королевству стали поговаривать о путешествии в Святую землю. Когда Сигурду стукнуло семнадцать, юный конунг – охваченный жаждой приключений, а возможно, еще и полагающий, как свойственно было викингам, что крупное состояние можно сколотить лишь за морем, – согласился их возглавить. Со старшим братом они договорились, что во время отсутствия Сигурда, который поведет свой экспедиционный отряд в Средиземноморье, королевством будет править Эйстейн. Осенью 1107 года Сигурд снарядил корабли и вышел в море, взяв с собою – по позднейшим оценкам – около десяти тысяч человек. «Сила бойцов, все по сердцу князю – Господь им указ, – сбиралась. И шестьдесят ладей, одетых красно, по сини вдаль отплывали», – писал исландский скальд по имени Торарин Короткий плащ[69]69
  Пер. М. И. Стеблина-Каменского.


[Закрыть]{264}264
  Heimskringla, с. 689.


[Закрыть]. Армада из шестидесяти драккаров – кораблей длиной около 30 метров с ощерившимися на носу драконами, с вздымающимися квадратными парусами и командой до шестидесяти гребцов на каждом – являла собой впечатляющее зрелище{265}265
  Наглядным примером может послужить Скульделев 2, построенный в окрестностях Дублина в 1040-х годах: его останки демонстрируются в Музее кораблей викингов в Роскилле (Дания); уже в 21 веке была построена действующая копия этого корабля, которая называется «Морской жеребец из Глендалу» (Havhingsten fra Glendalough).


[Закрыть].

Первую остановку Сигурд сделал в Англии – стране, за корону которой в смутном 1066 году бился его прадед Харальд Суровый. Пять десятилетий спустя власть здесь прочно захватили нормандцы; позже один хронист писал, что в стране установился «нерушимый мир»{266}266
  Giles, John Allen (пер на англ.), William of Malmesbury's Chronicle of the Kings of England (London, 1847), с. 443.


[Закрыть]. Это была не вся правда. Сын Вильгельма Завоевателя Роберт, герцог Нормандии, один из князей Первого крестового похода, штурмовавший стены Иерусалима, возвратившись в 1100 году из Святой земли, обнаружил, что английский трон занял его младший брат, короновавшийся как Генрих I. Роберт упустил свой шанс стать королем, а в 1105–1106 годах дела его приняли совсем дурной оборот. Генрих вторгся в принадлежавшее Роберту герцогство Нормандское, одержал победу в битве при Теншебре и увез брата с собой в качестве пленника. Когда Сигурд прибыл в Англию, собираясь там перезимовать, герой-крестоносец сидел под замком в крепости Девизес. Остаток жизни он проведет в заключении и умрет в замке Кардифф в 1134 году в возрасте восьмидесяти с лишним лет.

Сигурд пришел с миром, и с ним обошлись много лучше, чем с Робертом. Хронист Вильям Мальмсберийский сравнивает конунга «с храбрейшими из героев» и сообщает, что Сигурд и его люди находились под протекцией Нормандской короны{267}267
  Там же, с. 444.


[Закрыть]. Чтобы продемонстрировать свою благодарность, а также подтвердить статус пилигрима, направляющегося в Святую землю, Сигурд пожертвовал крупные суммы нескольким английским церквям. Весной 1108 года, когда ветер установился, он покинул Англию, пересек Ла-Манш и взял курс на юг. Прежде чем обогнуть Бискайский залив, норвежский флот горделиво прошел вдоль французского побережья Атлантики. К концу лета драккары викингов вошли в галисийский порт, который норвежцы знали как Якобсланд – земля святого Иакова, или Сантьяго-де-Компостела.

Здесь они перезимовали во второй раз, хоть и не так безмятежно, как в Англии. Правитель Галисии, Альфонсо VI, король Кастилии и Леона, жить которому оставалось меньше года, был в отъезде, занятый другими делами где-то на своих обширных территориях. Его наследник Санчо летом того же года погиб в битве с Альморавидами, а власть новоназначенной преемницы, дочери Урраки, была крайне нестабильна, поскольку король еще не решил, за кого из магнатов ее выдать. По этой причине гостеприимство галисийцев зависело исключительно от доброй воли местной знати{268}268
  Качественный современный разбор испанской части путешествия Сигурда в Иерусалим см. в: Doxey, Gary B., 'Norwegian Crusaders and the Balearic Islands', Scandinavian Studies 68 (1996), с. 139–60.


[Закрыть]. Неназванный граф, обещавший норвежцам организовать для них постоянно действующий зимний рынок, обещания своего не исполнил, и после Рождества северянам пришлось самостоятельно добывать себе пропитание – с предсказуемыми результатами. Между викингами Сигурда и людьми графа случилась потасовка, и граф «бежал, так как у него было мало силы»{269}269
  Heimskringla, с. 690.


[Закрыть]. Сигурд обчистил графский замок, пополнил свои запасы и поднял паруса, снова взяв курс на юг. Люди его уже попробовали крови и, встретив первых мусульман – атаковавший их пиратский флот, – яростно отразили атаку, захватив восемь вражеских галер и разметав по морю остальные.

Затем они двинулись дальше. Слева по курсу лежало графство Португалия – приграничная территория, все еще находящаяся под властью мусульман. Правда, на нее уже положил глаз зять Альфонсо Генрих Бургундский, мечтавший расширить свои владения в регионе. Норвежцы не смогли пройти мимо хорошей драки. Как пишет Снорри Стурулсон, исландский поэт и хронист XIII века, конунг взял приступом мусульманский замок Синтра, где «засели язычники… они нападали на крещеный люд. Он завладел замком, перебил в нем всех, так как они не хотели креститься». Снорри, который творил гораздо позже описываемых событий, не сомневался, что Сигурд пребывал в статусе Христова воина, несмотря на то, что формально обетов крестоносца не принимал. Снорри упоминает, что в Синтре его герой «взял… большую добычу»{270}270
  Там же.


[Закрыть].

Чуть дальше, в Лиссабоне (аль-Ушбуне), населенном христианами и мусульманами поровну, добычи тоже было хоть отбавляй. Сигурд не первым из скандинавских воинов высадился в Лиссабоне с мечом в руке: в 844 году дружина викингов под командованием датчанина по имени Гастинг и шведского конунга Бьорна Железнобокого тринадцать дней опустошала город, прежде чем совершить дерзкое нападение на Севилью. Современник тех событий, арабский историк Ибн Изари писал: «Как… заполонили море черные птицы, так и наполнились сердца горем и скорбью»[70]70
  Пер. Т. М. Калининой.


[Закрыть]{271}271
  Пер. на англ.: Steffanson, J., 'The Vikings in Spain: from Arabic (Moorish) and Spanish Sources', Saga Book for the Viking Club 6 (1908–9), с. 35–6. Об этом налете см. Christys, Ann, Vikings In The South: Voyages to Iberia and the Mediterranean (London, 2015), с. 1–14.


[Закрыть]. Разница, конечно, была существенной: в 844 году с севера пожаловали пираты-язычники, а Сигурд в 1109 году явился как, без сомнения, христианский головорез. Его современник, скальд Халльдор Сквальдри (Халльдор Болтун) превозносил Сигурда за победу над «нехристями»{272}272
  Heimskringla, с. 691. См. также Christys, Vikings In The South, с. 100–2.


[Закрыть].

Дальше, ограбив еще один замок к югу от Лиссабона и сразившись с мусульманскими пиратами у Норвасунда (Гибралтара), Сигурд пристал к крошечному пустынному островку Форментера на Балеарах. Балеарские острова, к которым относятся также Майорка, Менорка и Ибица, были тогда независимой тайфой, поскольку Альморавидам еще только предстояло пересечь Балеарское море и завоевать их. Форментеру – бесплодный, песчаный клочок земли площадью около 80 квадратных километров – оккупировали чернокожие африканские флибустьеры, которые опустошали страну. Они построили себе импровизированную крепость, окружив каменной стеной систему пещер в скалах, расположенных, скорее всего, в окрестностях нынешнего Фар де ла Мола на восточной оконечности острова. Пиратов нисколько не смутило появление ватаги бледнокожих северян у подножия скалы. Согласно Снорри Стурулсону, язычники «вынесли на стену парчовые одеяния и другие драгоценности, махали ими норвежцам и кричали им, подбадривая их и упрекая их в трусости»[71]71
  Пер. М. И. Стеблина-Каменского.


[Закрыть]{273}273
  Там же, с. 692. Doxey, 'Norwegian Crusaders and the Balearic Islands', с. 147. Утверждения о местоположении утеса базируются на правдоподобных предположениях и данных местного краеведения.


[Закрыть].

Викинги в подбадривании не нуждались. Следуя кредо отца, считавшего, что славные свершения важнее долгой жизни, Сигурд приказал своим людям найти тропу, по которой они смогут втащить на утес два небольших баркаса. После этого в баркасы набилось столько викингов, сколько они могли вместить, и лодки на крепких веревках опустили ко входу в пещеру. Отсюда норвежцы принялись метать во врага копья и камни, вынудив обороняющихся ретироваться с внешней стены. Тем временем Сигурд с друзьями в порыве безрассудной отваги карабкался по отвесной скале. Добравшись до вершины, они вдребезги разнесли защитную стену и разожгли костры, наполнив пещеры удушающим дымом. «Спасаясь от огня и дыма, некоторые язычники бросились наружу, где их встретили норвежцы, и так вся шайка была перебита или сгорела, – пишет Снорри Стурулсон. – Норвежцы взяли там самую большую добычу за весь этот поход»[72]72
  Пер. М. И. Стеблина-Каменского.


[Закрыть]{274}274
  Heimskringla, с. 692.


[Закрыть]. Что ж, сражения во имя Христа оказались прибыльным делом.

После Форментеры Сигурд и его люди некоторое время терроризировали Ибицу. Затем, говоря словами скальда Халльдора Болтуна, они «обагрили» копья «на зеленой Менорке», пересекли море и пристали к дружественной Сицилии. Прибыли они туда весной 1110 года{275}275
  Там же, с. 694.


[Закрыть]. Здесь Сигурда встретил правитель столь же молодой: графу Рожеру II было всего четырнадцать. Но, в отличие от Сигурда, он еще не вершил власть самостоятельно: Сицилией правила его мать Аделаида – «великая правительница, малика (царица) Сицилии и Калабрии, защитница христианской веры»{276}276
  Houben, Roger II of Sicily, с. 27.


[Закрыть].

Снорри Стурулсон утверждает, что Сигурд и Рожер пировали целую неделю и что молодой граф лично прислуживал за столом норвежскому королю. Так это было или нет, неизвестно – но Снорри точно ошибался, когда писал, что Сигурд нарек Рожера конунгом и облек его властью над Сицилией: сицилийский граф не получит собственной короны до 1130 года. Как бы то ни было, на Сицилии действительно останавливались многие из тех, кто путешествовал на Восток морем, да и почему бы двум молодым правителям не скоротать время пирами и праздниками, пока люди Сигурда чинят корабли и пополняют запасы. Сигурд и Рожер принадлежали к новому поколению вождей, которым еще предстояло найти свое место в мире, где войны между мусульманами и христианами неизбежно будут вписаны в контекст Крестовых походов, и они, скорее всего, этот факт обсуждали – а может быть, просто приятно проводили время посреди экзотического великолепия сицилийского двора Рожера. Но чем бы они там ни занимались, Сигурда и его дружину уже манил своей близостью берег Палестины.

Летом 1110 года морские пути, ведущие к Палестине, были весьма оживленными – и небезопасными. В первое десятилетие XII века сюда стекались пилигримы со всего христианского мира, и их корабли вливались в традиционный для этих мест трафик торговых судов, морских патрулей Фатимидов и пиратских галер. В записях одного паломника, сделанных где-то после 1102–1103 годов, запечатлены сцены, которые он наблюдал в южной Италии, где пилигримы, направлявшиеся в Святую землю, садились на корабли, отплывавшие из Бари, Бриндизи, Барлетты, Сипонто, Трани, Отранто и Монополи – из всех крупных портов адриатического побережья Апулии{277}277
  Дневник Саульфа: Wilkinson, John, Hill, Joyce & Ryan, W. F. (пер. на англ.), Jerusalem Pilgrimage 1099–1185 (London, 1988), с. 94.


[Закрыть]. И это из одной только Апулии! Сигурд наверняка миновал десятки загруженных портов, пересекая «Греческое» – то есть Эгейское – море; не удаляясь далеко от земли, викинги переходили от острова к острову и шли с Пелопоннеса в Палестину через Киклады и архипелаг Додеканес, а затем вдоль южного берега Анатолии через Кипр{278}278
  Heimskringla, с. 695, утверждает, что Сигурд пересек «Греческое море», и я предполагаю, что он следовал стандартному маршруту, описанному в дневнике Саульфа, и не удалялся далеко от побережья; см. Wilkinson et al., Jerusalem Pilgrimage, с. 95–8.


[Закрыть]. Этим путем в Восточное Средиземноморье прибывала масса людей со всех уголков Европы – от Британских островов до украинских степей. Одновременно с флотом Сигурда в Палестину прибыли три корабля с паломниками из Фландрии и Антверпена и еще один из Византии – груженный «товарами и провизией». Их преследовал военно-морской флот Фатимидов{279}279
  Albert of Aachen, с. 800–1.


[Закрыть]. Крестовый поход, резко изменивший баланс сил в Сирии и Палестине, открыл соблазнительные возможности для всех, кто желал возносить хвалу Господу, воевать, делать деньги – или всего понемножку. Это были оживленные воды.

Не успев ступить на палестинский берег, норвежцы немедленно попытались ввязаться в битву – на этот раз с жителями Аскалона. Город, хоть и проиграл сражение в августе 1099 года, оставался в руках Фатимидов и служил гаванью египетским кораблям, посылаемым на помощь мусульманским городам дальше по побережью, которые подвергались атакам государств крестоносцев. Сигурд подошел к Аскалону и «бросил якорь в гавани города… и простоял там день и ночь, ожидая, не выйдет ли встретиться с ним на суше или на море кто-то из горожан, с кем он мог бы случайно или намеренно устроить бой, – писал Альберт Аахенский. – Но… аскалонцы затаились и не решались выходить»{280}280
  Там же, с. 798–801.


[Закрыть]. Что ж, с битвами придется подождать. Никакой заварушки не предвиделось, и Сигурд приказал своему флоту выдвинуться на север, высадить его в Яффе, а самим идти к Акре. В Яффе Сигурд встретился с королем Балдуином I: два монарха осыпали друг друга поцелуями взаимного уважения, а затем отправились в Святой город.

Сигурду выпала честь первым из западных королей посетить Утремер, и встречали его по-королевски. Монархи вступили в Иерусалим во главе торжественной процессии «всего духовенства, одетого в альбы и другие великолепные церковные одежды и распевавшего гимны и песни»{281}281
  Там же, с. 804–5.


[Закрыть]. За процессией последовал тур по святым местам Иерусалима и окрестностей, после которого два короля вместе окунулись в Иордан. Великий скальд Эйнар Скуласон позже сочинил вису, чтобы запечатлеть этот знаменательный момент:

 
Вождь вошел в йорсальский
Край. Второй подобный
Досель не являлся
Столп секир под солнцем[73]73
  Пер. М. И. Стеблина-Каменского.


[Закрыть]{282}282
  Heimskringla, с. 695.


[Закрыть].
 

Балдуин подарил Сигурду щепку от Креста Господня, и юноша обещал отвезти ее домой и поместить у гробницы святого Олава, легендарного норвежского короля, крестившего некогда языческое королевство. (Через несколько десятилетий после этого Олава канонизировали – несмотря на то, что жизнь его была исполнена буйного насилия и окончилась в 1030 году смертью от рук его же подданных{283}283
  Олава канонизировал папа Александр III в 1164 году; этот святой до сих пор популярен в Норвегии и на Фарерских островах; каждый год 29 июля в его честь проводится праздник Олсок. Как именно он умер, вопрос спорный.


[Закрыть].) Согласившись, что Олав тем не менее заслуживает этой почести – обломка святейшей реликвии подлунного мира, два христианских короля решили, что теперь они просто обязаны отправиться на север и осадить Сидон.

К моменту появления на Востоке Сигурда государства крестоносцев значительно выросли. Иерусалимское королевство вобрало в себя почти все побережье от Яффы до Акры – красивого и надежно укрепленного портового города, который крестоносцы захватили в 1104 году. Расположенное к северу от Иерусалима новое графство Триполи – и далее княжество Антиохийское – господствовали почти над всеми крупными населенными пунктами от Бейрута до Александретты. А вот города Тир и Сидон, расположенные между Иерусалимом и Триполи, упорно сопротивлялись. Сигурда с его военным флотом и многотысячной дружиной как раз и не хватало латинянам, чтобы подчинить себе один из этих городов – а если повезет, то и оба.

Как пишет историк из Дамаска Ибн аль-Каланиси, осада Сидона началась 19 октября 1110 года и длилась сорок семь дней. Шестьдесят ладей Сигурда, «полные воинов», блокировали город. Сила норвежцев была так велика, что египетский флот, стоявший в 36 километрах в порту Тира, не рискнул идти на север и прорывать блокаду{284}284
  Ibn al-Qalanisi, с. 106–7; Albert of Aachen, с. 804–5.


[Закрыть]. Тем временем Балдуин готовился штурмовать стены Сидона с суши. Горожане пытались отпугнуть осаждающих камнями, которые они бросали вручную и из катапульт. Инженеры армии латинян принялись строить штурмовую башню, которая передвигалась на прикрепленных к основанию шкивах, «закрыв [ее] виноградными лозами, циновками и сырыми шкурами волов»[74]74
  Пер. Е. Б. Межевитинова.


[Закрыть] для защиты от зажигательных снарядов и греческого огня{285}285
  Ibn al-Qalanisi, с. 107.


[Закрыть].

Когда башня была готова, ее подтащили к стенам Сидона; теперь с ее верхнего этажа солдаты могли обстреливать из арбалетов улицы города. Ибн аль-Каланиси пишет, что франки держали на башне запасы воды и уксуса для тушения огня. Альберт Аахенский слыхал, что граждане Сидона пытались сделать подкоп под башню, но их план был раскрыт и сорван. В конце концов защитники города решили, что с них достаточно, и 4 декабря Сидон сдался королю Балдуину. Городской гарнизон, получив гарантии безопасности, покинул город. Всем мусульманам, кто того хотел, тоже разрешили беспрепятственно уйти в Дамаск. Оставшихся Балдуин обложил данью в двадцать тысяч динаров, чем, по словам Ибн аль-Каланиси, «обрек их на нищету»{286}286
  Там же, с. 108.


[Закрыть]. Снорри Стурулсон, как всегда, упоминает, что дружина Сигурда взяла много добычи{287}287
  Heimskringla, с. 696.


[Закрыть]. За время своего путешествия норвежцы награбили столько добра, что, демонстрируя свои победы, увешали драгоценными вещицами даже паруса драккаров, ослепительно сверкавшие на солнце.

Поклонившись иерусалимским святыням и приложив руку ко взятию Сидона, Сигурд счел свою миссию оконченной и покинул королевство крестоносцев. Отчалив из Акры, он ненадолго остановился на принадлежавшем Византии Кипре, а затем, в 1111 году, следуя вдоль берега западной Малой Азии, добрался до Константинополя. Приближаясь к «Миклагарду», пишет Снорри, драккары шли таким ровным строем, что «выглядели как одна сплошная стена»{288}288
  Там же, с. 697.


[Закрыть].

Алексей Комнин, по своему обыкновению, встретил гостей с распростертыми объятиями, хотя крестоносцами тут были сыты по горло: в 1107–1108 годах, пока Сигурд терзал Галисию, заклятый враг императора Боэмунд двинулся на Иллирию, балканскую провинцию Византии, объявив вторжение крестовым походом. (В армии Боэмунда, набранной во Франции, Англии, Италии, Германии и так далее, был как минимум один норвежец, которого звали Хамундр из Ватнсфьорда.) Однако в тот раз победа оказалась на стороне Алексея. Потерпев тяжкое поражение при Диррахии, Боэмунд вынужден был подписать договор, по условиям которого он признавал себя вассалом императора и обещал признать право Византии на Антиохию. Анна Комнина, торжествуя, записала самоуничижительные слова Боэмунда. «Раскаявшись, подобно объятому ужасом рыболову, я вновь обрел разум, – якобы сказал он, – и чуть ли не стал благоразумнее благодаря твоему копью… Я выступлю с оружием в руках против любого противника твоего владычества, вне зависимости от того, будет ли поднявший на тебя руку христианского рода или же врагом нашей веры, из числа тех, кого мы называем язычниками»[75]75
  Пер. Я. Н. Любарского.


[Закрыть]. Это была катастрофа, от которой Боэмунд уже не оправится. Через полгода после подписания договора в Деволе хитрый старый нормандец скончается в Ломбардии.

Сигурд, к большой радости императора, был совсем не похож на Боэмунда, и Алексей мог позволить себе проявить великодушие. Снорри Стурулсон писал, что в честь Сигурда в Константинополе устроили экстравагантно пышные городские игры, на которые Алексей потратил сумму, эквивалентную 270 килограммам золота. Конунга осыпали подарками и лестью. Наконец пришло время возвращаться домой. В обмен на свои корабли Сигурд раздобыл у Алексея коней и в знак уважения отдал ему громадных позолоченных драконов с носа королевского флагманского драккара. Драконов установили в одной из константинопольских церквей. Кое-кто из команды Сигурда решил задержаться в Византии и поступить на службу к императору. Остальные вместе со своим конунгом двинулись в путь по болгарским, венгерским и германским землям. Добравшись до дома, Сигурд узнал, что в королевстве его все благополучно, а народ его рад возвращению короля. «Все говорили, что не бывало более славного похода из Норвегии, чем этот», – писал Снорри{289}289
  Там же, с. 699.


[Закрыть]. Сигурду на тот момент едва сравнялось двадцать лет.

В конце жизни Сигурд Норвежский сошел с ума. Однажды ему почудилось, что в его купели плавают рыбы, и с тех пор с ним часто случались приступы маниакального смеха, от которых он делался совершенно беспомощным. Если не считать этого, он в общем-то мирно делил королевские заботы с братьями и пережил обоих. Некоторые исследователи предполагают, что Сигурд страдал какой-то формой посттравматического стрессового расстройства, но знать этого наверняка нельзя. Свой фрагмент Святого Креста он не стал оставлять в гробнице Олава – пожертвовал его церкви, которую построил в Конунгахелле. Там же он установил престол, купленный в Византии: «Он был из меди и серебра и роскошно позолочен. Кроме того, он был украшен финифтью и драгоценными камнями»[76]76
  Пер. М. И. Стеблина-Каменского.


[Закрыть]{290}290
  Там же, с. 714


[Закрыть]. В 1135 году город, расположенный недалеко от нынешнего Гетеборга в Швеции, был разграблен и сожжен языческим народом вендов. К тому времени Сигурда уже не было в живых: он скончался в возрасте сорока лет, двадцать семь из которых правил как король.

Поход Сигурда, который между 1107 и 1111 годами объехал чуть ли не весь христианский мир, дает возможность не только составить представление о Средиземноморье, каким оно стало после Первого крестового похода и вторжений христиан на Сицилию и в Иберию, но и понять, в каком направлении этот мир – и движение крестоносцев – будет развиваться в последующие десятилетия. Набег норвежцев на Лиссабон предвосхитил намного более масштабное вторжение крестоносцев, которые в 1147 году почти полностью разрушили город. Кроме того, люди Сигурда открыли предприимчивым христианским воинам новое поле деятельности по другую сторону испанского полуострова – Балеарские острова. Следуя стопами норвежцев, объединенная армия пизанцев и каталанцев, к которой присоединились добровольцы из южной Франции и итальянских городов-государств, принялась строить планы покорения островов и сокрушения местной тайфы. Между 1113 и 1115 годами они несколько раз атаковали Балеары, получив на то папское благословение – официальную буллу Пасхалия II, – и захватили все крупные города архипелага, в том числе Пальма-де-Майорку. Но все их усилия пошли прахом: уже в 1116 году Альморавиды пересекут наконец Балеарское море и выгонят христианских захватчиков, а острова останутся под властью мусульман еще на сто с лишним лет. Но Сигурд, ослабивший сопротивление Ибицы, Менорки и Форментеры, показал им пример.

Побывав на Сицилии, Сигурд погрелся в лучах восходящей славы династии нормандцев Готвилей, основанной и укрепленной Робертом Гвискаром и Рожером I. Если верить Снорри Стурулсону, юный конунг снискал благосклонность графини Аделаиды и молодого Рожера II, а кроме того, проложил путь, которым за ним последуют многие – в том числе Ричард Львиное Сердце, который в конце XII века отправится в свой крестовый поход.

Прибыв в Утремер, Сигурд показал, какими могут быть деловые отношения между монархами Запада, совершающими свои вооруженные паломничества, и иерусалимскими королями, которые неизменно будут нуждаться в помощи остального западного мира. Люди Сигурда, в отличие от купцов Пизы, Генуи и Венеции, по всей видимости не особенно стремились застолбить за собой постоянные торговые права в регионе; их экономические интересы лежали далеко оттуда, в Северном и Балтийском морях. Тем не менее их поход наглядно продемонстрировал, что людям, осмелившимся рискнуть, в Святой земле есть чем поживиться. Отношения норвежцев с императором Алексеем показали, что, какую бы враждебность ни спровоцировал дележ добычи после взятия Антиохии в 1098 году, новые люди вполне могут поддерживать дружеские отношения как с латинянами, так и с греками Восточного Средиземноморья. Многим другим такого баланса достичь не удалось.

Можно ли считать экспедицию Сигурда крестовым походом, вопрос спорный. К 1110 году основная цель Первого крестового похода была давно достигнута: Иерусалим принадлежал латинянам. Урбан II уже умер. Насколько известно, официально Сигурд креста не принимал. В путь его позвал не Рим и даже не Византия: он откликнулся на запрос своих норвежских подданных, привлеченных перспективой грабительского набега на дальние страны, который обещал много «добычи» и битв с «нехристями», о чем не раз упоминается в источниках, описывающих приключения Сигурда и его дружины. Но вот прозвище, которое конунг заслужил своими свершениями, – «Сигурд, ходивший в Иерусалим» (Jórsalafari) – со всей очевидностью дает понять, что целью экспедиции Сигурда и самым его замечательным достижением было посещение Святого города. Кем он сам считал себя – крестоносцем или всего лишь вооруженным паломником?{291}291
  Классическое эссе, в котором рассматривается разница между паломником и крестоносцем в этом контексте: Tyerman, C. J., 'Were There Any Crusades in the Twelfth Century?', The English Historical Review 110 (1995), с. 553–77.


[Закрыть] А может, он вообще не придавал значения этой разнице?

Думал ли Сигурд о себе как о паломнике, благородном разбойнике, который, так уж случилось, убил немало народу, или как о предводителе экспедиции, аналогичной той, что предприняли первые крестоносцы, судить невозможно, да это, вероятно, и не важно. Важнее другое: войны, гремевшие в южном и восточном Средиземноморье, взволновали северного короля так глубоко, что он три года провел вдали от дома, участвуя в сражениях и рискуя жизнью. Путешествие Сигурда – то ли крестовый поход, то ли паломничество – показало, что события 1095–1099 годов запустили процесс, в котором расширение и защита христианских земель от Палестины до Лиссабона стали общим делом, привлекающим самых разных людей со всего западного христианского мира, добровольцев всех мастей, надеющихся на щедрое вознаграждение – на этом свете или на том.