Текст книги "Мирный воин. Книга, которая меняет жизнь"

Проигнорировав меня, он спросил:

– Где ты находишься сегодня, прямо сейчас?

Я охотно начал рассказывать о себе, хотя не преминул отметить, что он опять ушел от ответа на заданный мною вопрос. Но я все равно рассказал о давнем и недавнем прошлом, о своих ничем не объяснимых приступах депрессии. Он внимательно и терпеливо слушал, словно в его распоряжении было все время мира. Через несколько часов я наконец закончил.

– Очень хорошо, – произнес он. – Но ты так и не ответил на мой вопрос о том, где ты.

– Почему же? Ответил. Я подробно объяснил, как пришел к тому, к чему пришел: при помощи упорства и трудолюбия.

– Где ты?

– В каком смысле где я?

– Где ты находишься? – мягко повторил он.

– Здесь.

– Где «здесь»?

– В офисе автозаправки!

Я начинал терять терпение.

– Где автозаправка?

– В Беркли?

– Где Беркли?

– В Калифорнии?

– Где Калифорния?

– В Соединенных Штатах?

– Где Соединенные Штаты?

– На континенте в западном полушарии! Послушай, Сократ, я…

– Где этот континент?

Я вздохнул:

– На планете Земля. Мы закончили?

– Где Земля?

– В Солнечной системе, третья от солнца планета. Солнце – это такая маленькая звезда, находится в галактике Млечный Путь. Так нормально?

– Где Млечный Путь?

– Господи боже, – закатил я глаза. – Во Вселенной.

С этими словами я откинулся и решительно скрестил руки.

– А где Вселенная? – улыбнулся Сократ.

– Вселенная… ну… существует несколько теорий о том, как она устроена…

– Я не об этом спрашивал. Где она?

– Не знаю… Как вообще можно ответить на этот вопрос?

– О том и речь. Ты не можешь на него ответить, и никогда не сможешь. Об этом нет знаний. Ты не знаешь, где находится Вселенная, а значит, не знаешь, где находишься ты сам. На самом деле ты не знаешь где, ты не знаешь что, ты не знаешь, каким все могло бы быть. Жизнь – это тайна. Мое невежество основано на этом понимании. А твое понимание основано на невежестве. И поэтому я дурак с чувством юмора, а ты очень серьезный осёл.

– Слушай! – воскликнул я. – Я вот о чем забыл упомянуть. Вообще-то я тоже в некотором роде воин. Представь себе, я очень и очень неплохой гимнаст.

Чтобы подтвердить свои слова и заодно продемонстрировать, что я тоже умею быть спонтанным, я встал с дивана и продемонстрировал сальто назад из положения стоя, изящно приземлившись на ковер.

– Ух ты! – восхитился Сократ. – Вот это здорово. Сможешь еще разок?

– Да пожалуйста, легко! – скромно улыбнулся я.

Время от времени мне нравилось показывать такой кувырок детишкам на пляже или в парке. Они тоже всегда просили повторить.

– Хорошо, Сок, теперь смотри внимательно…

Я подпрыгнул, но едва начал переворачиваться в воздухе, как что-то швырнуло меня в сторону, и я тяжелым мешком плюхнулся на диван. Мексиканское одеяло, висевшее на спинке, будто само соскользнуло и накрыло меня с головой. Я мгновенно выпутался и посмотрел на Сократа. Тот по-прежнему сидел на другом конце комнаты, в трех с половиной метрах от меня, уютно устроившись в своем кресле и хитро улыбаясь.

– Как ты это сделал?

Степень моего замешательства могла сравниться разве что с абсолютной невинностью его взгляда.

– Хочешь еще разок? – невинно спросил он и, заметив выражение моего лица, добавил: – Не надо так переживать, слегка оступившись, Дэн; даже такой великий воин, как ты, может иногда шлепнуться на пятую точку.

Я тупо встал и начал поправлять сбитое одеяло. Нужно было чем-то занять руки, пока голова отчаянно пыталась сообразить, что только что произошло. Как он это сделал? Еще один вопрос, который наверняка останется без ответа.

Сократ тихо вышел из офиса, чтобы залить бак пикапа, доверху забитого домашним скарбом. «Ну вот, пошел подбодрить еще одного клиента», – подумал я. Затем я закрыл глаза и сосредоточился на кажущейся способности Сократа смеяться если не над законами физики, то над здравым смыслом точно.

– Хочешь узнать секрет?

Я даже не слышал, как он вошел. Он просто оказался напротив меня. Сидел на стуле, скрестив ноги.

Я тоже скрестил ноги и с готовностью наклонился слушать. Недооценив мягкость дивана, я слишком наклонился вперед и вдруг понял, что соскальзываю. Не успев распрямить ноги, я неуклюже плюхнулся лицом прямо в ковер.

Сократ честно попытался не рассмеяться. Не получилось. Я быстро сел, вытянув спину в прямую струну. Едва взглянув на мое остервенелое выражение лица, он снова покатился со смеху. Я, куда больше привыкший к восхищению и аплодисментам, чем к насмешкам, вскочил на ноги, пылая от гнева и смущения.

– Сядь! – приказал Сократ неожиданно властным голосом и указал на диван. Я сел.

– Я спросил, хочешь ли ты узнать секрет.

– Хочу… про крыши.

– Ты выбираешь, хочешь ты знать секрет или нет, я выбираю, какой именно секрет ты узнаешь.

– А почему мы всегда играем по твоим правилам?

– Потому что это моя заправка, вот почему.

Сократ говорил излишне резко, и закрадывалось сомнение, что он меня просто передразнивал.

– А теперь слушай внимательно. Ты там нормально устроился?.. Надежно? – подмигнул он.

Я стиснул зубы, но сдержался.

– Дэн, мне есть что тебе показать и есть что рассказать. У меня есть секреты, которые я могу тебе открыть. Но перед тем как мы вместе отправимся в этот путь, ты должен осознать: ценность секрета не в том, что ты знаешь, а в том, что ты делаешь.

Сократ снял с полки старый словарь, взвесил на ладони.

– Обращайся к любому доступному тебе знанию, но не забывай о его ограничениях. Одного знания недостаточно; у него нет сердца. Никакого знания не хватит, чтобы поддержать или подпитать твою душу; оно никогда не принесет тебе абсолютного счастья или покоя. Жизнь требует от тебя чего-то большего, чем знание: она требует сильных живых чувств и неиссякаемого потока энергии. Жизнь требует правильного действия, иначе знание никогда не будет претворено в жизнь.

– Я знаю, Сократ.

– В этом твоя проблема… Ты знаешь, но не действуешь. Ты не воин.

– Сократ, я точно знаю, что бывают моменты, когда я веду себя как воин. Особенно когда сталкиваюсь с конкретным вызовом… Ты бы меня видел в спортзале!

Он кивнул:

– Я знаю. Периодически ты способен испытать на собственном опыте, что такое ум воина: гибкий, быстрый, свободный от сомнений. При помощи тренировок ты можешь заполучить себе и тело воина: грациозное, послушное, чувствительное, переполненное энергией. Изредка ты даже можешь ощутить сердце воина – это те моменты, когда ты спонтанно начинаешь распространять вокруг себя волны любви и сострадания. Но все эти качества в тебе находятся в раздробленном состоянии. Тебе недостает целостности. И моя задача – собрать тебя по кусочкам обратно, хотя случай, по-моему, безнадежный.

– Так, минутку! Я знаю, ты умеешь делать непонятные вещи и любишь окружать себя ореолом тайны, но с чего ты решил, что можешь меня собрать обратно? Давай посмотрим на ситуацию с другой стороны: я студент престижного колледжа – ты работаешь на автозаправке. Я чемпион с мировым именем – ты возишься в гараже, пьешь чай и ждешь, когда к тебе забредет очередной наивный дурачок, чтобы как следует его напугать. Может быть, это я могу собрать тебя обратно?..

Я сам толком не знал, что говорю, но ощущения были приятные.

Сократ расхохотался и начал трясти головой, будто не мог поверить в то, что только что услышал. Потом подошел ко мне, мягко опустился на колени рядом с диваном, посмотрел мне прямо в глаза и тихо произнес:

– Возможно, когда-нибудь так и будет. Но пока тебе нужно понять, в чем разница между нами.

Он ткнул мне между ребер, потом еще раз, и еще…

– Воин действует…

– Черт возьми, перестань! – заорал я. – Ты действуешь мне на нервы!

– … а дурак только реагирует.

– Ну а чего ты ждал?

– Я тебя тыкаю, ты раздражаешься; я тебя оскорбляю, ты выдаешь реакцию гордости и гнева; я поскальзываюсь на банановой кожуре и…

Он отступил на два шага, поскользнулся и с глухим стуком упал на ковер. Я не сдержался и фыркнул от смеха.

Он сел на пол, повернулся ко мне и подвел черту:

– Дэн, все твои чувства и реакции – автоматические и предсказуемые, а мои – нет. Я творю свою жизнь спонтанно, а твоя целиком зависит от твоих мыслей, эмоций и твоего прошлого.

– Откуда ты знаешь насчет прошлого?

– Потому что я наблюдал за тобой годами.

– Ну да, конечно, – сказал я, ожидая продолжения шутки. Но продолжения не последовало.

Было поздно, мне нужно было все обдумать. Возникло ощущение, будто на меня возложили какую-то непонятную ответственность, а вот уверенности, что я смогу соответствовать, не было никакой. Сократ вошел, вытер руки, наполнил кружку водой из бачка. Глядя, как он не торопясь опустошает кружку, я сказал:

– Сократ, мне пора уходить. Уже поздно, а у меня много важных заданий по учебе.

Он молча сидел, глядя, как я натягиваю куртку. Когда я уже был на пороге, он заговорил медленно и очень отчетливо. Каждое его слово было словно легкой пощечиной:

– Тебе нужно пересмотреть приоритеты, если хочешь получить хотя бы малейший шанс стать воином. Пока у тебя ума, как у осла, а вместо души – невнятное месиво. Да, тебе действительно предстоит выполнить много важных заданий, но совсем в других аудиториях, о которых ты пока и понятия не имеешь.

Все время, пока он говорил, я молча смотрел в пол. Затем вскинул голову, чтобы посмотреть ему прямо в глаза, но так и не решился этого сделать.

– Чтобы пережить все предстоящие тебе уроки, – продолжил он, – тебе понадобится в разы больше энергии, чем у тебя когда-либо было. Тебе придется очистить тело от напряжения, освободить ум от закоснелых убеждений, открыть сердце милосердию.

– Сократ, наверное, тебе не мешало бы ознакомиться с моим расписанием. Я все пытаюсь донести до тебя, насколько я занят. Я очень хотел бы приходить сюда чаще, но у меня так мало времени…

Он мрачно взглянул на меня:

– Времени у тебя еще меньше, чем ты думаешь.

– В смысле? – насторожился я.

– Пока это неважно. Иди.

– Понимаешь, у меня есть цели. Я хочу стать чемпионом. Хочу, чтобы моя команда побеждала в национальных чемпионатах. Я хочу закончить университет с отличием, а это сотни книг, которые надо прочитать, и сотни письменных работ, которые нужно сдать. Что ты предлагаешь мне взамен? По полночи проводить на заправке, слушая – ты только не обижайся, пожалуйста, – очень странного мужика, который пытается втянуть меня в мир своих странных фантазий. Это же безумие!

– Да, – грустно улыбнулся он. – Это безумный мир.

Сократ сел на стул и уставился в пол. Мой ум бунтовал против этих беспомощных старческих попыток втянуть меня в какую-то передрягу, но сердце тянулось к этому пожилому, хотя и полному энергии, эксцентрику, утверждавшему, что он какой-то там воин. Я тоже сел. И тут мне вспомнилась притча, которую рассказывал дед.

Давным-давно жил-был король, пользовавшийся огромным уважением у подданных. Он жил в прекрасном замке на вершине самого высокого в стране холма. Короля так любили, что простые люди каждый день присылали ему дары, а день его рождения был самым шумным и веселым праздником в королевстве. Люди любили короля за его неоспоримую мудрость и справедливый суд.

Однажды в королевство пришла беда. В колодцы попала отрава, и все до единого жители той страны – мужчины, женщины и дети – сошли с ума. Только мудрый правитель, у которого был собственный источник воды, сохранил рассудок.

Прошло немного времени, и люди заговорили о том, как «странно» начал вести себя король, как пошатнулась его мудрость, каким несправедливым стал суд. Многие даже начали шептаться, что правитель сошел с ума. От его популярности не осталось и следа. Люди больше не несли даров и не праздновали его день рождения.

Король остался в своем высоком замке в полном одиночестве. Как-то он решил прогуляться внизу, в городе. Было жарко, и он выпил воды из городского фонтана.

В тот же вечер в королевстве был всеобщий праздник. Народ радовался тому, что любимый правитель вновь «обрел рассудок».

И тогда я понял, что безумный мир, о котором упомянул Сократ, – это мой мир, а не его.

Я поднялся, собираясь уйти:

– Сократ, ты сказал мне, чтобы я слушал интуицию собственного тела и не зависел от того, что написано в книгах, или от того, что говорят мне люди. Тогда почему я должен покорно слушать, что говоришь мне ты?

– Очень хороший вопрос. И у меня есть на него не менее хороший ответ. Во-первых, я делюсь с тобой моим личным опытом; я не ссылаюсь на теории, которые вычитал в книжке или услышал от какого-то эксперта. Я действительно познал свое тело и свой ум, а значит, познал других. А потом, – улыбнулся он, – откуда тебе знать, что я не твоя интуиция, которая сейчас с тобой разговаривает?

С этими словами он развернулся к столу и углубился в бумаги. На сегодня я был отпущен. Я вышел на улицу, обуреваемый самыми разными мыслями.

Следующие несколько дней я ходил как в воду опущенный. Возле этого человека я чувствовал себя слабым и неуклюжим, а его манера обращаться со мной страшно действовала на нервы. Он как будто все время меня недооценивал, но я ведь не ребенок! С чего мне сидеть на заправке и разыгрывать из себя полного идиота, когда здесь, в привычном мне мире, окружающие уважали меня и восхищались мной?

Тренировки стали напряженными, как никогда раньше, – мышцы так и горели, когда я летал на брусьях; буквально на каждом занятии я брал новые вершины. Но, как ни парадоксально, я не чувствовал от гимнастики прежнего удовлетворения. Каждый раз, когда удавалось освоить новое движение или я удостаивался похвалы тренера, в голове неизбежно возникала картина, как, опрокинутый стариком, я вверх тормашками шлепаюсь на диван.

Мой тренер Хал начал беспокоиться и выяснять, все ли у меня в порядке. Я заверил его, что все хорошо. Но это было не так. Мне расхотелось обмениваться остротами с ребятами из команды в перерывах между тренировками. Я чувствовал себя не в своей тарелке.

В ту ночь мне снова приснилась смерть, но это был совсем другой сон. Смеющийся Сократ, выряженный в темное одеяние Мрачного Жнеца, направил на меня пистолет и выстрелил, но из ствола вместо пули выскочил флажок с надписью «Бах!». Я рассмеялся и проснулся.

На следующий день в почтовом ящике я обнаружил записку, в которой было лишь два слова: «Секрет крыши». Когда в тот вечер Сократ подошел к заправке, я уже ждал его на ступенях.

В тот день я пришел пораньше, чтобы немного расспросить о Сократе тех, кто работал здесь в дневную смену: как его настоящее имя и где он живет. Но никто о нем ничего не знал.

– Да кому он нужен? – зевнул один парень. – Старый чудак, который почему-то любит работать в ночную смену.

Сократ снял ветровку.

– Ну? – сразу накинулся я. – Ты мне расскажешь наконец, как сумел взобраться на крышу?

– Расскажу, – серьезно произнес он. – Я думаю, ты готов услышать правду. В стародавней Японии существовала элитная группа воинов-убийц.

Последнее слово он произнес таким зловещим шепотом, что я сразу подумал о том, как тихо за темными окнами. В шее появилось знакомое покалывание.

– Этих воинов, – продолжил Сократ, – называли «ниндзя». Их окружали самые невероятные и страшные легенды. Говорили, что они умеют превращаться в животных; говорили даже, что они умеют летать – на небольшие расстояния, конечно.

– Конечно, – согласился я, отчетливо ощущая сквознячок, которым потянуло из-под двери в иную реальность. Пока я размышлял, к чему Сократ клонит, он кивком указал мне на гараж. Я прошел туда и увидел японский спорткар.

– Свечи сменить надо, – пробормотал Сократ, скрываясь за гладким капотом.

– А как же крыша? – напомнил я.

– Сейчас доберусь и до крыши, только свечи поменяю. Наберись терпения. То, о чем я собираюсь рассказать, стоит того, чтобы подождать немного, уж поверь мне.

Я сел, поигрывая киянкой, которую нашел на верстаке.

– А знаешь, это очень интересная работа, если делать ее с полным сосредоточением, – донеслось из-под капота.

Для Сократа, возможно, так оно и было. Внезапно он отложил свечи, подбежал к выключателю и выключил свет. Оказавшись в столь полной темноте, что даже рук не было видно, я занервничал. Я ведь никогда не знал, что выкинет Сократ в следующую минуту, а после рассказа о ниндзя…

– Сократ? Эй?..

– Где ты?! – заорал он мне прямо в затылок.

Я резко повернулся и плюхнулся на капот стоявшего рядом «шевроле».

– Я… Да не знаю я! – заорал я в ответ.

– Абсолютно верный ответ, – спокойно ответил Сократ, включая свет. – Наверное, ты немного поумнел, – добавил он с улыбкой Чеширского Кота.

Я только головой покачал, поражаясь этим чудачествам, и облокотился на крыло машины, заглянув под капот: там оказалось пусто, начинка у «шевроле» отсутствовала.

– Сократ, может быть, хватит валять дурака? Давай прямо к делу.

Ловко прикручивая новые свечи, он продолжил:

– Эти ниндзя не занимались магией. Их секрет заключался в самых изощренных тренировках физического тела и ума, какие только было способно изобрести человечество.

– Сократ, к чему ты ведешь?

– Самый простой способ понять, к чему человек ведет, – это дождаться, когда он закончит, – ответил Сократ и продолжил: – Ниндзя умели плавать в тяжелых доспехах; они забирались по отвесным стенам как ящерицы, цепляясь пальцами рук и ног за крошечные щели. Они изготавливали очень интересные веревки для лазания, темные и практически невидимые глазу, умели искусно прятаться, прибегали к самым изобретательным способам отвлечения внимания и иллюзиям, могли сбежать из любой тюрьмы. Ниндзя отлично умели прыгать, – закончил он наконец.

– Это уже ближе к делу! – Я нетерпеливо потер руки.

– С самого детства юного воина учили прыгать следующим образом: ему вручали кукурузное зерно и велели посадить его в землю. Как только показывался росток, юному воину поручали прыгать через него – много-много раз. Каждый день росток вытягивался выше; каждый день юный воин прыгал. Проходило какое-то время, и росток уже был выше ребенка, но это его не останавливало и он продолжал прыгать. Наконец наступал день, когда юный воин уже не мог перепрыгнуть через росток. В этот день ему вручалось новое зерно, и все начиналось сначала. В конце концов не оставалось такого стебля, через который ниндзя не мог бы перепрыгнуть.

– Ну и что? В чем секрет-то? – спросил я, ожидая эффектного финала этой притчи.

Сократ помолчал, сделал глубокий вдох:

– Видишь ли, юные ниндзя тренировались на кукурузных стеблях. А я тренируюсь на автозаправках.

На какое-то время воцарилась полная тишина. Затем раздался глубокий, почти музыкальный смех: Сократ смеялся так, что ему пришлось облокотиться на «дацун», которым он в тот момент занимался.

– То есть это всё, да? Всё, что ты хотел рассказать мне о крыше?

– Дэн, это всё, что ты можешь узнать до тех пор, пока не сможешь это сделать, – ответил он.

– То есть ты меня научишь запрыгивать на крышу? – опять загорелся я.

– Может, да, а может, и нет. Пока что передай мне отвертку, будь так добр.

Я швырнул ему отвертку. Клянусь, он схватил ее на лету, глядя при этом чуть ли не в противоположную сторону! Быстро что-то прикрутив, он кинул отвертку обратно с громким воплем: «Поберегись!» Естественно, отвертку я не поймал, и она звонко упала на пол. Это было невыносимо! Я не знал, сколько еще насмешек смогу вынести…

Недели полетели одна за другой, и бессонные ночи, проведенные на заправке, стали привычкой. Я как-то адаптировался. Случилась и другая перемена: я вдруг заметил, что время, проведенное с Сократом, стало чуть ли не интереснее, чем время, проведенное в спортзале.

Каждую ночь, пока мы обслуживали клиентов заправки – он заправлял баки, я протирал стекла, мы оба перешучивались с водителем и пассажирами, – он расспрашивал меня о моей жизни. О своей всегда молчал. На любые вопросы бросал короткое «потом» или отвечал что-нибудь ни к селу ни к городу.

Когда я поинтересовался, почему его так интересуют подробности моей жизни, он ответил:

– Я должен понять, в чем заключаются твои личные иллюзии, чтобы ухватить самую суть болезни. Нужно будет очистить твой ум, прежде чем открыть дверь, ведущую к пути воина.

– Не надо лезть в мой ум. Меня он вполне устраивает.

– Если бы тебя устраивал твой ум, ты бы сейчас здесь не сидел. Тебе уже приходилось менять его в прошлом, и не единожды. Предстоит сделать это еще раз, просто на более глубоком уровне.

После этого разговора я решил соблюдать в отношении этого человека особую осторожность. В конце концов, не так уж хорошо я его знал, поэтому мне сложно было оценить степень его собственного безумия. По крайней мере, общался он весьма своеобразно, постоянно меняя стиль общения – от непривычного и смешного до откровенно дикого. Однажды, например, он с криками убежал от болонки, помочившейся на ступени заправки, причем случилось это прямо посреди лекции о «неисчислимых преимуществах абсолютно невозмутимого состояния духа».

Неделю спустя, не спав всю ночь, мы пошли прогуляться до речки Строуберри. Мы стояли на мосту и смотрели на воду. В это время года, в сезон зимних дождей, речка была быстрой и полноводной.

– Интересно, насколько там глубоко, – рассеянно произнес я, рассматривая буруны и завихрения. В следующую секунду я летел вверх тормашками, навстречу мутной коричневатой воде. Он просто скинул меня с моста!

– Ну как, глубоко?

– Достаточно, – отплевываясь, ответил я, мокрый до нитки, выбираясь на берег. Такой вот наглядный урок о бесполезности пустых рассуждений. Я тогда решил про себя, что с Сократом лучше помалкивать.

Проходили дни, и я начал подмечать, насколько отличались многие наши привычки. Проголодавшись, я налегал на шоколадные батончики; Сократ же не торопясь съедал яблоко или грушу либо заваривал себе травяной чай. Я елозил на диване, он сидел на стуле с неподвижностью и невозмутимостью Будды. Мои движения были шумными и неуклюжими по сравнению с его умением бесшумно скользить по полу. А ведь он был старик…

Даже в первые дни нашего общения каждый вечер меня ждал новый небольшой урок. Однажды, например, я совершил ошибку, пожаловавшись на своих сокурсников, которые, как мне казалось, вели себя со мной не так дружелюбно, как хотелось бы. Сократ мягко ответил:

– Тебе пора брать на себя ответственность за свою жизнь, вместо того чтобы винить в неприятностях людей или обстоятельства. Когда глаза твои будут открыты, ты увидишь, что состояние здоровья, достаток, почти все обстоятельства твоей жизни – все это по большей части было организовано не кем иным, как тобой, сознательно или бессознательно.

– Я не совсем понимаю, о чем ты говоришь, но, кажется, я не очень-то согласен.

– Знал я такого парня. Познакомился с ним на стройке, на Среднем Западе. Мы, рабочие, всегда обедали вместе, все приносили еду с собой. И вот каждый раз, когда раздавался звонок на обеденный перерыв, мы садились, Сэм открывал свою коробку и начинал жаловаться: «Да что ж такое! Опять сэндвичи с джемом и арахисовым маслом! Да я терпеть не могу джем и арахисовое масло!» И так он ныл каждый божий день, пока один из рабочих нашей бригады не выдержал: «Сэм, ну сколько можно! Если ты так ненавидишь джем и арахисовое масло, скажи своей жене, пусть приготовит что-нибудь другое!» А тот отвечает: «Какой еще жене? Я не женат, я сам себе сэндвичи готовлю».

Сократ помолчал, потом продолжил:

– Все мы готовим свои собственные сэндвичи.

С этими словами он ухмыльнулся и протянул мне коричневый пакет с двумя сэндвичами:

– Тебе помидоры с сыром или сыр с помидорами?

– Давай любой, – буркнул я.

Пока мы жевали сэндвичи, Сократ заключил:

– Лишь полностью взяв на себя ответственность за свою жизнь, можно стать полноценным человеком; и лишь став человеком, ты способен открыть для себя, что означает быть воином.

– Спасибо, Сократ, за ценную пищу для размышлений и для желудка, – торжественно поклонился я.

Затем поднялся и натянул куртку, готовясь уходить:

– Меня пару недель не будет. Экзамены на носу. К тому же мне надо многое обдумать.

Я махнул рукой на прощание и быстро вышел за дверь, не дав ему шанса прокомментировать мои слова.

Потянулись напряженные предэкзаменационные недели. В спортзале я загонял себя до полного изнеможения. Стоило на секунду расслабиться, и я начинал явственно ощущать, как зыбки и смутны стали мои чувства и мысли. То были первые признаки нарастающего отдаления от привычной повседневности. Впервые в жизни у меня появился выбор между двумя разными реальностями. Одна была безумной, другая – здравой, но я не знал, какая из них какая, поэтому завис где-то посередине, не в силах сделать выбор.

Мне все казалось, что пусть на мгновение, но все-таки можно допустить мысль о том, что Сократ совсем не такой эксцентричный, каким кажется. Возможно, его описание моей жизни куда более верно, чем мне казалось вначале. Я начал подмечать, как веду себя, общаясь с окружающими, и результаты этих наблюдений мне не нравились. Да, внешне я казался довольно общительным человеком, но внутри я был занят собой, и только собой.

Мой лучший друг Билл упал с гимнастического коня и сломал запястье; другой друг Рик после года упорных тренировок сумел наконец сделать сальто назад с разворотом на сто восемьдесят. В обоих случаях эмоциональная реакция у меня была одинаковая, а именно – никакая.

Чем больше я познавал себя, тем непригляднее выглядел в собственных глазах.

В один из вечеров накануне экзаменов в дверь ко мне постучались. К моему удивлению и радости, это была Сьюзи, блондинка-чирлидер с ослепительной улыбкой. Она не заглядывала уже несколько недель. Я вдруг осознал, насколько мне было одиноко все это время.

– Что, даже зайти не пригласишь, Дэнни?

– Ой! Конечно! Я очень рад тебя видеть. Присаживайся, давай сюда куртку. Хочешь что-нибудь перекусить? Выпить?

Она просто молча смотрела на меня.

– Что ты, Сьюзи?..

– Выглядишь усталым, Дэнни, но…

Она протянула руку, легко дотронулась до моего лица.

– Ты как-то… у тебя в глазах что-то изменилось. Что такое?

Я погладил ее по щеке:

– Сьюзи, побудь сегодня со мной.

– Я уже думала, ты никогда больше не попросишь. Пойду принесу зубную щетку.

На следующее утро, едва проснувшись, я повернулся, чтобы зарыться в светлые и душистые, будто летняя трава, волосы Сью, почувствовать ее легкое дыхание на своей подушке. «Мне ведь должно быть хорошо», – подумал я, но в душе стояла серая муть, напоминавшая расстилавшийся за окнами туман.

В следующие несколько дней мы со Сью почти не расставались. Настроение у меня было так себе, но жизнерадостности Сьюзи хватало на двоих.

Что-то удерживало меня от того, чтобы рассказать ей о Сократе. Он был из другого мира, и в том мире ей не было места. Как она могла понять меня, если даже я не имел представления о том, что со мной происходит?

Началась и закончилась сессия. Экзамены я сдал неплохо, но мне было все равно. Сьюзи уехала домой на весенние каникулы, и я был рад остаться один.

Вскоре каникулы закончились, вдоль замусоренных улиц Беркли задули теплые весенние ветры. Я знал, что пора возвращаться в мир воина, на странную автозаправку, – пожалуй, с более открытым и смиренным сердцем. Хотя в одном я был уверен: если Сократ снова начнет упражняться в остроумии, я в долгу не останусь.