Текст книги "Кровавый век. Дух воина"

Глава 9
Возвращение

Это было странное путешествие: тихое и очень молчаливое. Впереди шла группа аркалов, пожелавших сопроводить будущего вождя и показать кратчайший путь домой. Позади, разделенные тонкой ширмой смущения, ехали Брудвар и Нарьяна.

Поначалу воину не давал покоя ворох самых разных мыслей. Что же в его отсутствие предпринял Фронсуд? Не успел ли он развязать войну, которой так старательно пытался избежать Брудвар? Кому из дружины удалось выжить? Все ли в порядке с Грайдис и Вьёрдом? Удалось ли Койуну расправиться с Айтулом? Однако чем дальше они отдалялись от Нового Кагыма, спускаясь по диким, заснеженным горным тропам, тем спокойнее становилось на сердце. В конце концов Брудвар решил, что если он не может повлиять на какие-то события прямо сейчас, то и переживать из-за них не стоит. Он целиком и полностью отдался робкому, как первое тепло весеннего солнца, безмолвию, обретя долгожданную и простую радость.

Испытывая непреодолимое влечение к бывшей наложнице Айтула, но не зная, с чего начать, Брудвар изредка поглядывал на девушку. Нарьяна же упорно делала вид, что не замечает его завороженного взгляда.

Но рано или поздно любой мужчина, чье сердце так внезапно вынимают из груди, превращается из покорного щенка, ловящего улыбку своей хозяйки, в настоящего тигра, коварного хищника, каждую минуту раздумывающего над тем, как поймать вожделенную добычу. Брудвар не мог мыслить ни о чем другом, кроме того, как завоевать расположение Нарьяны и разбить стену застенчивости, а потому принялся действовать.

Он заговорил. Рассказал о своем детстве, непростой юности и, опуская ряд не слишком приглядных деталей, о бурной молодости. Поведал и о своих знаменитых походах, но без тени гордости или хвастовства, делая упор на описании новых земель и рассказывая о диковинных обычаях населяющих их народов. На привалах Брудвар подавал девушке руку, помогая спуститься и залезть на лошадь, хотя оба знали, что она прекрасно справилась бы и без его помощи. Вечерами они слушали беседы аркалов, смеялись, когда кто-то из них шутил. Ложились последними, но порознь. Перед этим долго смотрели, как горит костер. Молча.

Наконец, тонкий лед между ними треснул. Стояла морозная зимняя ночь. Отряд мирно посапывал в пещере, свернувшись вокруг теплого пламени. Брудвару не спалось, и он, расположившись напротив девушки, любовался ее прекрасными чертами. Воин не отвел глаз, когда она вдруг улыбнулась и приподняла веки. Позвала его требовательным взглядом – и он безропотно подчинился. Лег позади нее, обнял нежно, но согревающе-крепко. Гладил янтарные волосы до самого утра, вдыхал аромат меда и слушал, как она дышит во сне, покуда и сам не погрузился в мир приятнейших грез.

Уже следующим утром Нарьяна учила Брудвара сложному языку жестов. Когда наступало время отдыха, она рисовала на снегу руны, а затем показывала, как передать их значение без слов. Наблюдая за искренними стараниями Брудвара, девушка расцветала, становясь еще краше. Он же, окрыленный успехом и счастьем, которым заблестели карие глаза, делал впечатляющие успехи.

Так он худо-бедно смог разузнать о прошлом девушки. Имя, данное ей при рождении, она давно позабыла или просто не хотела его называть. Насколько Брудвар понял из ее скудных объяснений, что она давала с явной неохотой, до двенадцати лет ее домом был Вестронг – западное королевство Империи, где, по воспоминаниям Брудвара, жил гордый и суровый народ с весьма жестокими нравами. Девушка не знала хорошей жизни, поскольку росла в жуткой нищете. Чтобы выжить и прокормить большую семью, отец продал ее на подпольном рынке одному купцу из Севера. Последнее, что помнила Нарьяна, было то, как кричала ее мать, когда отец уводил дочь из дома. После этого рассказа девушки Брудвар долго молчал, пообещав себе, что больше не станет расспрашивать ее о детстве.

* * *

На восьмой день пути лазурное небо, сопровождавшее их всю дорогу, заволокло густой белесой дымкой. Вновь повалил густой снег, затрудняя продвижение отряда. Однако, по словам провожатых, дорога близилась к концу. Известие омрачило для Брудвара очарование поездки. Вернулись переживания о будущих делах и осознание новой ответственности, которую возложит на его плечи титул вождя Эргунсвальда.

По просьбе Брудвара их должны были привести к той самой деревеньке, где и начались все злоключения. Сын Эрнульфа не без оснований полагал, что мог бы встретить там воинов Фронсуда или даже кого-то из выживших воинов дружины.

В ответ на вопросительные взгляды Нарьяны, он делился с ней мыслями, попутно объясняя положение вещей, и рассказывал о людях, которых предстояло встретить.

– Про Фронсуда ты наверняка слышала.

Нарьяна в ответ неопределенно пожала плечами.

– Он рэгсир, командует Избранной Тысячей, а в таких вот особенных случаях, как сейчас, имеет власть и над всей армией… Почему его называют Ледяным Кулаком? Хм… Представь себе могучий айсберг. От столкновения с ним корабли разлетаются в щепки. Я видел подобные айсберги. И видел, что на этих ледяных глыбах после таких столкновений остаются лишь царапины. Так вот Фронсуд, он как айсберг – может потопить любого без вреда для себя. А его кулак… Скажу так: я знавал немало людей, которых он отправил к Предкам одним лишь ударом кулака. Фронсуд – великий воин, а его слава мечника уже обрастает легендами. – Брудвар смахнул с головы снег и продолжил:

– В ряды Избранной Тысячи его привел скользкий и кровавый путь. Но Фронсуд оказался не только безжалостным рубакой, но и проявил себя как отличный стратег и тактик. Он сумел обратить на себя внимание моего деда, а тот впоследствии сделал его рэгсиром Избранной Тысячи. Да, когда ты увидишь Фронсуда, то согласишься, что ярость могла бы стать его вторым именем. Но его внешность обманчива. Ведь именно разум помог ему победить в большинстве битв и оказаться на вершине.

Девушка фыркнула и совершила мудреные пасы руками.

– Что? Неужели ты не знаешь про Избранную Тысячу! – удивился Брудвар. – А-а, что-то слышала… Ну так слушай: это лучшие воины со всего Эргунсвальда, преданные лично вождю. Ежегодно не только фэрлы, но и хэрдинги имеют право отправить в Скаймонд своих самых отважных и проверенных воинов и рекомендовать их на службу в Избранной Тысяче. Если они проходят испытания Ледяного Кулака, то становятся бойцами, равных которым нет. Есть ли среди них женщины? Есть, – хмыкнул Брудвар. – Не самого приятного нрава. Их сотню называют «Волчицы»…

Пройдя сквозь очередной тоннель, группа очутилась на широком склоне.

«До чего же красиво», – Брудвар замер, любуясь. Перед ним расстилалась уже знакомая долина, покрытая шумящим от ветра лесом. В ее центре виднелась деревенька. От крыш домов к небу тянулись тонкие струйки дыма, звуки топоров эхом разносились по окрестностям. Вокруг сновали люди. Очень много людей.

«Дело дрянь, – опасения Брудвара подтверждались. – Надеюсь, Фронсуд не стал торопить события и просто организовал плацдарм для наступления. Хотелось бы верить, что он сделал это лишь здесь».

Без помощи проводников сын Эрнульфа наверняка бы сломал шею, спускаясь вниз. Но аркалы знали, как и где лучше пройти, безошибочно угадывая расположения укрытых снегом троп. Тяжелая дорога осталась позади. Ободрив Нарьяну теплым взглядом, Брудвар пришпорил коня и пустился вскачь.

Его встретили как настоящего победителя. Воины ликовали, выкрикивали его имя, хлопали по плечам и пытались обнять. Но голоса разом стихли, когда навстречу сыну Эрнульфа вышел Ледяной Кулак. Если вся фигура Брудвара источала живую и яркую харизму, то одно присутствие Фронсуда и его волчий взгляд внушали людям страх и трепет. Жизнь наложила суровый отпечаток на лицо рэгсира Избранной Тысячи: оно напоминало вспаханную землю, только вместо плуга борозды были оставлены совсем другими, куда более острыми предметами.

– Брудваррр! – радостно зарычал Фронсуд. – Говорил я, что ты любимчик Предков! Пусть задрожит земля от нашего рева и пусть весь Эргунсвальд узнает, что ты жив! – пожилой крепыш заключил своего ученика в железные объятия. – Давайте поприветствуем сына Эрнульфа, как подобает!!!

Воины ударили в щиты так, что с деревьев комьями попадал снег, а Брудвар всерьез испугался, что с гор может сойти лавина. Лязг, свист и новые крики оглушили его, словно он стоял посреди морского шторма.

– Очень рад, что встретил тебя. Нам нужно о многом поговорить, – с натянутой улыбкой шепнул он Фронсуду. После тихого путешествия в горах шум раздражал и мешал сосредоточиться. – Наедине.

– Конечно, – не выказал удивления Ледяной Кулак. – А кого это ты с собой привел? Видать, некоторые образумились…

– Считай этих людей своими гостями. Если кто обидит их – отрублю руку. Пойдем, нужно многое обсудить.

– Как скажешь, – заиграл желваками Фронсуд. – У меня тоже есть вопросы.

От посторонних глаз они укрылись в добротной хижине, где временно и поселился сам рэгсир. Фронсуд, не спрашивая, поднес Брудвару длинный рог, наполненный элем. Как и положено, воин осушил его одним продолжительным глотком.

– Фронсуд, расскажи мне, как обстоят дела, – с удовольствием откинулся на деревянную спинку стула Брудвар. – Хочется верить, что ты еще не начал войны.

– Еще нет. Но уже разложил дрова для костра, который испепелит этот свальд предателей.

– Что ты задумал?

– Свальд аркалов полностью окружен, а все дороги – перекрыты. Как мы и договаривались, я следовал за тобой. Но потом встретил остатки твоей дружины. Клянусь, если бы не знал их лично, то не поверил бы ни единому слову! Выходило так, что фэрл Айтул взял тебя в плен, а сам уничтожил твоих людей, даже не замарав рук! Первой мыслью было погнаться за ним, да и прикончить ублюдка. Но ты уж извини, я не стал рисковать. Разведка подтвердила слова раненых. И я подумал: если фэрл с такой легкостью убил столько матерых воинов, то что мешает ему сотворить подобное с Избранной Тысячей, которую я вел на честный бой? Поэтому я принял решение отойти и выждать, отправив наших лучших воинов назад в Скаймонд.

– Это был отличный ход, Фронсуд. Тем самым ты спас их всех. Айтул как раз и рассчитывал на то, что ты ринешься в погоню.

– Я немедля послал гонцов во все свальды и призвал фэрлов к оружию. Также известил круг Озаренных, ведь дело принимало скверный оборот. Дрогмардцы откликнулись на зов первыми. Они заняли часть земель к северу от нас…

– Пролилась ли кровь?

– Уверен, что с нашей стороны потерь нет. Но насчет жителей приграничных селений – не уверен. – Фронсуд неприятно улыбнулся. – Фэрлы ждут моей команды. А я – ответа шаманов: надо знать, с чем мы имеем дело. Но ты вернулся целый и, как я погляжу, почти невредимый. Так, может, стоять на месте больше не имеет смысла? Расскажи, что же произошло между тобой и фэрлом?

Брудвар описал события, которые произошли с момента его отъезда из Скаймонда. О злодеяниях своего отца он не упомянул.

– Фэрл сбежал, поджав хвост, – подвел итог сын вождя. – Аркалы выдадут его, если он объявится в свальде, поэтому я не намерен проливать их кровь. К тому же у меня есть достаточно оснований доверять человеку, который станет их новым фэрлом. Нужно сейчас же отозвать войска и объявить о том, что аркалы прощены, а их долг – уплачен.

Ледяной Кулак побагровел. Даже Брудвару стало не по себе от его дикого взгляда.

– Аркалы прощены? – процедил он. – Брудвар, ты серьезно?! Да они должны ползать на коленях и грызть землю за то, что сразу же не прирезали своего фэрла! Опомнись! Послушай меня! Я служу твоей семье уже очень давно. Служу верно и честно. Но если бы твой дед и отец проявляли мягкость к своим врагам, то Север бы никогда не стал единым! Таков уж уклад нашей жизни, такова правда. Одумайся, вождя Эргунсвальда убил не какой-то безумец, а сам фэрл! Этот же фэрл убил твоих дружинников! И этот же фэрл пленил тебя! Хоть кто-нибудь остановил его?!

Брудвар понимал гнев Ледяного Кулака. Тот был человеком традиций, и для него все выглядело куда проще: за преступлением всегда должно следовать наказание, за изменой – смерть. До последнего времени сын Эрнульфа придерживался похожих взглядов. Но все изменилось, когда Брудвару помог Койун. Не все аркалы оказались врагами. Они нашли в себе силы противостоять злу, даже несмотря на то, какие лишения претерпели по воле вождя. Нельзя было карать все племя за ошибки одного человека.

– В каждом стаде есть паршивая овца, – бесстрастно ответил Брудвар. – Но с прошлым покончено.

– Тебя слишком долго не было дома. Ты, видно, забыл, как следует поступать. Даже твой дед, хоть и любил мир, выжег бы земли аркалов после такого.

Теперь и Брудвар начинал злиться. Своей пугающей и холодной яростью. Несмотря на то, что в его голове гулял хмель, это никак не влияло на свежесть мыслей.

– Я уже сказал, что мне помог шаман, известный под именем Койун Шепот Ветра, без него я бы не справился. Но я одолел Айтула на глазах у многих, и моя месть утолена. Теперь я хочу сохранить мир на Севере. Это не обсуждается! – Сын Эрнульфа подвинулся вперед и посмотрел в налитые кровью глаза рэгсира. – Ты должен понять и хорошо запомнить одну вещь, Фронсуд. Времена изменились: ты навсегда останешься моим наставником, но я – больше не твой ученик.

– Но…

– НИКАКИХ НО!!! – Брудвар дал волю своему гневу, с треском разбив костяной рог о стол. Он никогда бы не позволил себе такого поступка на глазах у других людей. Тем самым он бы унизил себя, показав, что не может владеть своими чувствами, а также оскорбил бы человека, который стал причиной недовольства. Но они были совершенно одни, и Брудвар не сомневался в том, что Фронсуд понимает лишь один язык. А еще он знал, что Ледяной Кулак был обязан его семье слишком многим и, несмотря на свою грозную репутацию, занимал место цепного пса при вождях Скаймонда. Пса, который мог растерзать кого угодно, кроме хозяина. Но чтобы голодный пес не сорвался, ему время от времени нужно бросать кости.

– Фронсуд, я ценю твои советы и все, что ты сделал для меня и моих предков. Нет человека, который был бы лучшим рэгсиром, чем ты. – Брудвар положил руку на плечо воителя. – Прошу, окажи мне честь: служи так же преданно, как служил Рагниру и Эрнульфу. Но никогда не смей сомневаться в моих решениях.

– Скорее звезды погаснут, чем я предам тебя, Брудвар. Я подчинюсь любому твоему приказу. Но и ты знай, что я всегда буду говорить тебе то, что думаю.

– Вот поэтому, Фронсуд, я и нуждаюсь в тебе. – Воины скрепили соглашение рукопожатием, после чего Брудвар спросил: – Как думаешь, что-то еще могло толкнуть Айтула на измену? – сыну Эрнульфа не давала покоя мысль о том, что Ледяной Кулак мог знать о делах отца.

– Что-то кроме излишней самоуверенности? Не знаю. Может, головой повредился. Почувствовал себя равным богам и решил, что так всегда и будет. От такого любой сойдет с ума…

Брудвар не услышал фальши в словах рэгсира и удовлетворился ответом. Побеседовав еще немного, они покинули хижину, выйдя к ожидающим распоряжений воинам. Повторив указания, сын Эрнульфа разузнал, что его изрядно поредевшая дружина залечивает раны в предместьях Скаймонда. Немедля Брудвар попрощался с аркалами и вместе с Нарьяной направился к столице.

* * *

В мирные времена, коротая дни в ожидании новых походов, дружина Брудвара проводила время вдали от городских стен в местечке, которое они назвали Очаг. Оно было выбрано не случайно. В поселении жили семьи многих бойцов сына Эрнульфа, в нем отмечали победы, устраивали пиры и делили добычу. Сам же Очаг был обнесен стеной частокола и представлял собой смесь военного лагеря и деревеньки, жители которой могли обеспечить себя необходимым.

Ныне в поселении царил траур. За воротами Брудвара ждали пустые улицы, от вида которых у него заболело сердце. Узнав о приезде сына Эрнульфа, к нему начал стекаться народ. Жены погибших воинов словно постарели от горя, а их дети стали взрослее. Однако никто не смотрел на Брудвара осуждающе, их печальные глаза не требовали ответа за случившееся. Даже сейчас они любили своего вожака и понимали, что он не властен над роком.

И все же Брудвар ощущал тяжкий, невыносимый груз, давящий на плечи, виня себя. Он не мог иначе – слишком многое связывало его с дружиной и этим местом. И, как отец огромной семьи, определяющий судьбы своих домочадцев, он был в ответе за каждого из них. Сын Эрнульфа сложил руки в замок и опустил их до пояса, склонил голову и замер, скорбя перед народом. К нему подошла старушка. Накрыла его кисть своей дряхлой рукой. Затем до него дотронулась молодая женщина. Потом вторая, третья… Слова были излишни. Никакие речи не смогли бы вернуть родных. Окруженный вдовами и сиротами, Брудвар молча делил с ними эту боль, чувствуя странную и удивительную благодарность со всех сторон.

– Ступай к раненым, они ждут тебя, – прошептала одна из матерей, озвучив желание воина.

У конюшен его нагнала Грайдис.

– Брудвар… Я не сомневалась, что ты справишься, – сказала она, чуть ли не бросившись ему на шею. Сын Эрнульфа не стал церемониться и прижал белокурую разведчицу к себе.

– Эх, Березка… Знал бы я, как все обернется… Хоть с тобой все порядке. Как Вьёрд себя чувствует?

– Ох, еле довезла! У него загноились раны и начался жар. Но все обошлось, провалялся неделю в горячке, но на ноги кое-как встал.

– Повезло. А как остальные? Сколько сюда дошло? – с волнением спросил Брудвар.

– Двадцать пять человек… – Грайдис сглотнула. – И Корфулд… – ее глаза заблестели. – Он просил зайти к нему последним.

Больных и раненых размещали в отдельном строении, напоминавшем длинный амбар. Войдя туда, Брудвар почуял запах смерти, что не могли перебить никакие душистые травы, обильно развешанные на стенах и потолке. Однако когда он поговорил с выжившими, настроение сына Эрнульфа улучшилось: здоровью большинства ничего не угрожало. Оставалось заглянуть к Одноглазому и поддержать близкого соратника.

Надежды на хорошее обратились в пыль, когда он увидел Корфулда. Брудвар хотел было сказать, что шаман обязательно поправится и все наладится, что боль пройдет, они увидят новые горизонты и, вспоминая павших, напьются, встречая рассвет в горах. Но слова застряли в горле, ибо ни один лекарь не помог бы страшно изувеченному человеку, лежащему перед ним.

Корфулд лишился обеих ног. Его левая рука стала уродливой культей. Глаза прикрывала дурно пахнущая повязка, а голова была обмотана окровавленной тряпкой. И без того худое лицо осунулось так сильно, что казалось – на кровати покоится мертвец. Он и лежал не шевелясь. Лишь едва заметно вздымалась грудь, показывая, что несчастный жив.

Под стопой Брудвара скрипнула половица.

– Кто здесь? – раздался слабый голос.

Сын Эрнульфа присел на табурет и взял здоровую ладонь Одноглазого.

– Я, Корфулд.

– Брудвар, – узнал его тот, облегченно выдохнув. – Как славно, что ты смог воротиться… Не хотел подыхать… пока не попрощаюсь с тобой… Хотя, признаюсь, нюхать собственную мочу… и ждать, когда тебя вымоют от своего же дерьма… уже невыносимо. – Было заметно, что разговаривать Корфулду было очень тяжело.

Сын Эрнульфа плотно сжал губы, готовясь выслушать речь друга. Ему приходилось делать это не впервой. В его дружине имелась особая традиция: когда кто-нибудь находился при смерти, Брудвар был рядом, последним провожая соратника к Предкам. Он бережно хранил в памяти все слова, сказанные ему перед смертью, и всегда выполнял просьбы угасающих воинов. То была тяжкая ноша, но благодаря этому обычаю его люди покидали мир со спокойным сердцем.

– Говори, мой друг, я буду с тобой до самого конца.

– Спасибо, Вождь. – Пальцы Корфулда затряслись, когда он попытался сжать его руку. – Знаешь, в чем заключается ирония моей жизни?.. Лишь полностью ослепнув, я прозрел. – По вискам Одноглазого потекли слезы. – Я прозрел. Разве ты не чувствуешь?.. Не слышишь их, Брудвар? Они здесь, рядом с нами. Я вижу их сияние, чувствую этот холод… Они что-то говорят… или потешаются надо мной… Ты ведь знаешь, я давно перестал чтить традиции Севера. Столько всего повидал… Столько узнал об этом мире и наивно полагал, что умнее многих… – Корфулд ненадолго замолчал, собираясь с силами.

Брудвар терпеливо ждал.

– Я решил, что любая вера основана лишь на невежестве и страхе перед тем… Тем, что мы не можем объяснить. Легенды и сказания представлялись мне глупыми выдумками. Но… Я видел, что сотворил Айтул, слышал, что рассказали Вьёрд и Грайдис. И я… Я не могу объяснить этого! И теперь страшно мне самому. Я не знаю, что будет там… Не знаю, простят ли они меня… Как жаль, что моя вера пробудилась такой ценой.

– Они простят тебя, Корфулд, можешь в этом не сомневаться. Ты истинный сын Эргунсвальда, а твои знания спасли многих детей Севера. Важно то, к чему ты пришел, а не то, о чем думал раньше. Твои собственные Предки никогда не отринут тебя, это истинная правда, так говорят все шаманы. Прислушайся, возможно, они хотят утешить тебя. А возможно, это наши павшие братья зовут тебя на пир…

– Эх, мне будет не хватать твоего «возможно».

– Рано или поздно мы встретимся вновь. В том нет сомнений.

– Брудвар, ты скоро примешь титул Благословленного Предками. Они тебя точно услышат. Прошу, замолви доброе слово за меня…

– Как только я стану вождем, алтари Эргунсвальда зажгутся в твою честь, а шаманы Скаймонда вознесут молитвы твоим Предкам. О тебе останется славная память. Обещаю!

– Спасибо, вождь… Дай-ка мне попить… Вот… Заливай прямо в рот. Позвоночник, зараза, сломан, не чувствую ни спины, ни шеи… Знаешь… – Корфулд поперхнулся, – я очень, очень сожалею…

– Говори, мой друг, говори…

– Я все время ждал, откладывал, думал, что настанет час и я осяду… Заведу семью. Что у меня будет славная жена, красивые дочки… Да, я хотел бы именно дочек, а не сыновей, как все. Таких прекрасных, улыбчивых, как солнце… Ласковых. Но я не успел, – теперь он плакал почти навзрыд. – Я мог бы оставить после себя что-то хорошее, какое-то наследие… Остановить бы время, да и повернуть его вспять… Но… Брудвар, – Корфулд напрягся, словно пытаясь встать, – цени то, что у тебя есть. А у тебя есть все. Не гонись за славой… Ты уже и так доказал всем, что ты достойнейший человек. Да и так ли важно, что станут болтать о тебе? – Шаман снова прервался – разговор отнимал слишком много сил. Но, собравшись, он все же продолжил:

– Хотя для тебя всегда это было важно. – На его лице появилась грустная ухмылка из прошлого. – Прими мой совет: остановись и насладись этой жизнью сполна. Почувствуй радость отцовства, вспомни, какой страстью ты пылал… Обрети счастье в мире, а не в войне. Ибо… Ибо война всегда ведет к смерти… Не отвечай, я знаю, что ты еще не достиг величия… о котором грезишь. Но обещай… Обещай мне, что будешь помнить о моих словах… И они не сгинут вместе с моим прахом.

– Обещаю.

– Тогда окажи мне последнюю услугу: прекрати мучения… Я просил Вьёрда принести сюда кое-что…

С того момента, как Брудвар вошел в комнату, он знал, чем все закончится. Кинжал лежал на подоконнике, почти у изголовья кровати.

– Прощай, Одноглазый. Тебе нечего стыдиться, ты прожил свою жизнь достойно. – На этих словах по щеке Брудвара скатилась одинокая слеза. – Предки ждут тебя, и они будут рады, когда ты войдешь в родовое кольцо. И мы с тобой еще обязательно свидимся…

Глава дружины положил голову соратника на колени, склонился перед ним и нацелил острие прямо в сердце лежащего.

– Спасибо… – шепнул Одноглазый. – Будь счастлив. Теперь я готов…

Корфулд не издал ни звука, когда Брудвар проткнул его грудь. Жизнь, медленно покидая измученное тело, оставила на устах шамана легкую улыбку.

Брудвар вытер глаза и вышел из комнаты. В коридоре его поджидал Вьёрд. Похудевший и обросший, с костылем под мышкой. От него разило выпивкой. Брудвар не осуждал соратника: он бы и сам не прочь залить горе хмелем, забывшись на какое-то время, но впереди ждало слишком много дел. Друзья обнялись, будто не виделись целую вечность. Сын Эрнульфа глубоко вздохнул, прогоняя гнетущее чувство вины, и попросил:

– Распредели нашу казну так, чтобы семьи погибших ни в чем не нуждались. И передай, чтобы готовили костер для Корфулда.