Текст книги "Несвязные нити"

Словесник

– Он точно дома? – спросил я и приоткрыл дверь автомобиля.

На улице шумел ветер, по крыше ритмично барабанили дождевые капли. На последнем этаже старой пятиэтажки я заметил тускло горящий свет, само окно было неплотно занавешено шторами.

– Так точно, салага, – чуть погодя отозвался капитан. Он сосредоточенно смотрел в бинокль.

– Вот ведь колдун! – восхитился я, разглядывая потемневшее небо. Дождь усиливался, ветер подхватил охапку листьев и облепил ими лобовое стекло. – Какой ливень устроил!

Капитан хмыкнул, не отрываясь от бинокля.

– Не говори ерунды, – буркнул он. – Не колдун, обычный шарлатан. А это, – капитан постучал по стеклу костяшками пальцев, – просто прихоти погоды.

Я пожал плечами и принялся заряжать пистолет. «Ага, не колдун», – подумал я. Тот, кого мы шли задерживать, в объявлении называл себя скромно – «Словесник» и утверждал, что умеет исполнять желания. Мы наблюдали за ним давно, но, чтобы сам он покинул квартиру, такого не случилось ни разу. К Словеснику же ходили самые разные личности. Были это солидные люди в деловых костюмах, были люди попроще, вроде студентов, обычных работяг и случайно зашедших алкашей. Однажды в домофон к Словеснику позвонила группа людей в кожаных куртках и солнцезащитных очках. С собой у них были биты, а у главаря – скрываемый в полах пальто автомат. Мы не могли вмешаться, рискуя провалить операцию. Несколько раз к нему приходили пары и даже целые семьи. Поначалу капитан считал Словесника простым мошенником, держащим притон, или торговцем, связавшимся с мафией. Но вот когда мы поняли, что из пришедших к творцу не возвращался никто, капитан забил тревогу.

«Да он же маньяк! – уверял он начальство. – Может, там склеп, а мы тут сидим, время тратим!»

Начальство разводило руками, велело продолжать наблюдение, обещая когда-нибудь выдать ордер на обыск. Вот тогда капитан решил взять дело в свои руки.

«Мы накроем мерзавца, салага! – говорил он с одержимостью. – Вот увидишь, еще премию за поимку опасного преступника получим».

Я лишь кивал, украдкой насмехаясь над этой затеей. «Награду за самоволку нам точно не выдадут», – подумал я, но все же согласился. Может, мне стало жаль старого капитана, или вспомнилось объявление об исполнении желаний, запавшее в память, и я все-таки решился пуститься в авантюру.

– Ну что, двинулись? – спросил капитан, проверяя кобуру.

Я кивнул, накинул капюшон и вышел из машины. Меня тут же окатило словно из ведра, и я заспешил к подъезду. У входа меня опередил какой-то дед. Он застыл у двери и пробормотал что-то в домофон.

«Ага, – понял я. – Еще один».

Старик окинул нас подозрительным взглядом и скрылся в темноте подъезда. Затем он шагнул в лифт, и мы решили последовать за ним. Некоторое время ехали молча, наблюдая друг за другом. Капитан выглядел расслабленным. Готов поспорить, он уже видел у себя на груди медаль. Я не был настолько оптимистичен и не спускал с деда глаз.

– К Словеснику? – уточнил я.

– Угу, – коротко ответил дед, с опаской косясь на пистолет.

– Он и вправду исполняет желания? – с усмешкой поинтересовался я. Старик сделал вид будто не расслышал и лишь потупил глаза. – В очередь, – бросил я. Тот насупился, взглянул на меня с вызовом.

– Словесник больше не работает, – предупредил капитан. – Все, закрылась контора. – Он кивнул мне, указывая на номер нужного этажа.

– Как так? – изумился дед. – Мы ведь почти договорились! – Он вздрогнул, вдруг засуетился, желая поскорее покинуть лифт.

Двери открылись, я сделал шаг, заслоняя выход.

– Договорились о чем? – спросил я, надеясь узнать больше.

– Все пропало! Finita la comedia! – c тоской воскликнул дед и, проворно оттолкнув меня, юркнул к лестнице и засеменил вниз.

– Оставь его, – буркнул капитан и махнул, зовя за собой. – Сами сейчас спросим.

Выставив пистолет перед собой, он осмотрел лестничную клетку и остановился у квартиры с нужным номером. Дверь оказалась приоткрыта.

– Стучаться не будем, – произнес капитан, ступая вглубь помещения.

Мы нерешительно замерли в коридоре, услышав голоса. На кухне горел свет. Прижавшись к стене и не выпуская пистолета из рук, я заглянул за угол. За столом расположились двое. Спиной ко мне, вальяжно развалившись в кресле, сидел человек со смуглой кожей. Он был одет в костюм, на голове тюрбан, рядом на полу кейс. Еще двое, видимо телохранители, стояли по обе стороны от стола. Напротив, согнувшись над листом бумаги, сидел Словесник. Я сразу понял, что это он. Бритый наголо, с седой бородой, босой и в домашнем халате с узорами, он был похож на джинна из сказки. Словесник кивал, слушая, задумчиво водил по пергаменту пером, изредка макая его в стоящую рядом чернильницу.

– Смотри, – зашептал мне на ухо капитан. – Сейчас провернут сделку.

Я кивнул, прислушиваясь.

– Не хочу я становиться принцем, – с акцентом произнес мужчина в костюме. – Зачем мне это, ведь я уже шейх! – он всплеснул руками, на мгновение задумался и продолжил: – Я всегда мечтал выиграть в казино… Сколько денег потратил, а ни разу не удалось. Не везет и все тут! – произнес он, ослабляя петлю галстука.

Словесник оторвался от бумаги, с надеждой взглянул на своего собеседника.

– А освободить меня ты не хочешь? – устало произнес он. Его голос был таким тихим, словно дуновение ветра.

– Не хочу, – уверенно ответил шейх. – Хочу посиделки за игральным столом!

– Будь по-твоему, – Словесник вздохнул. – Представь, – произнес он с интонацией, точно собирался рассказать историю, – ты сидишь за столом с зеленым сукном, отовсюду доносятся трели игровых автоматов, перекликающиеся с восторженными возгласами толпы…

Человек в костюме смотрел на Словесника, покачиваясь из стороны в сторону, затаив дыхание, слушал каждое слово и впадал в транс. Я поймал себя на мысли, что тоже начинаю покачиваться в такт голоса Словесника.

– Не скупясь, ты делаешь ставку, надеясь на щедрый куш, – продолжал он. – Ты слышишь звон монет, и они будут сыпаться, покуда ты не скажешь: «Хватит!»

Прерывая собственные слова, Словесник хлопнул в ладоши. Шейх вздрогнул, приходя в себя, и вдруг исчез. Его телохранители в недоумении переглянулись и тоже исчезли.

– Ни с места! – выкрикнул капитан, выскакивая из-за угла. – Ты арестован за похищение!

Словесник скомкал бумагу и выкинул в мусорное ведро. Не обращая внимания на направленный на него пистолет, он спокойно спросил:

– Что вам угодно, офицеры?

Капитан хмыкнул, взглянул за шумящий за окном дождь.

– Хотел бы я оказаться там, где тепло и светит солнце, – ехидно произнес он. – Вот только устроить этого ты не можешь. Пакуй его, салага! – крикнул капитан, бросая мне наручники.

– Ну почему же, – возразил Словесник, доставая новый листок бумаги.

Он взглянул на капитана и, едва заметно улыбнувшись, хлопнул в ладоши, на моих глазах проделав тот же фокус. Капитан исчез. Времени разбираться не было. Я подскочил к Словеснику, опрокинул чернила ему на халат. Щелкнул замок наручников.

– Чего ты хочешь? – спросил Словесник, разглядывая запястья. – Я напишу, ты только скажи.

– Арестовать тебя, – хладнокровно ответил я. – Ты похищаешь людей, уводя их в мир иллюзий!

– Раз так, – насмешливо произнес он, – я придумаю историю. – Он внимательно посмотрел на меня. – Историю лично для тебя, – он задумался. – Там ты будешь искать меня, сколько душе угодно. – Кончиком пера он ткнул меня в грудь. Я отшатнулся, чувствуя, как тону в чернилах…

– Он точно дома? – спросил я и приоткрыл дверь автомобиля.

На улице шумел ветер, по крыше ритмично барабанили дождевые капли. На последнем этаже старой пятиэтажки я заметил тускло горящий свет, само окно было неплотно занавешено шторами.

Вломиться в дом

Щелкнул замок, и дверь распахнулась. Споткнувшись о порог, я шумно ввалился внутрь. «Проще было разбить окно, – раздраженно подумал я, отряхиваясь. – Получилось бы тише». Подготовился я плохо, а в голове гудело от выпитого. Я уже пожалел, что ввязался в эту авантюру, но отступать было поздно.

Прислушавшись, я аккуратно прикрыл за собой дверь. В зале было темно, лунный свет тускло проникал сквозь мутное стекло. Я провел пальцем по витражным узорам, смахнув слой пыли. Включил фонарь. Послышался шорох. Вздрогнув, я запрокинул голову, несколько мгновений сверлил взглядом хрустальную люстру. За нее уцепилось крылатое существо. Оно монотонно покачивалось, играя украшениями. Звук хрустальных побрякушек действовал мне на нервы. «Лети отсюда», – злобно шикнул я, замахав руками. Летучая мышь невнятно пискнула, взмахнула крыльями и скрылась в глубине дома.

На второй этаж вела небольшая лестница. Ступени были устланы ковром. Посветив фонарем, я разглядел, что кое-где он был прожжен. Мне захотелось курить. В углу я приметил комод. На нем стояла ваза с засохшими цветами и зеркало, к которому была прикреплена выцветшая фотография. Присмотревшись, я увидел пару в свадебных нарядах. В недоумении замер – на мгновение их лица показались мне знакомыми.

Отложив фонарь в сторону, я, не церемонясь, начал выдвигать ящики. Среди бумаг и писем нашел несколько скомканных банкнот и портсигар. На его металлической крышке виднелись стертые инициалы. Открыв его, я достал одну сигарету, щелкнул зажигалкой и карикатурно закурил. Посмотрев в зеркало, поднял воротник куртки. Свет фонаря освещал лицо словно прожектор на сцене.

«Сэр, – кривляясь, произнес я, – иду грабить ваш дом». Я негромко рассмеялся. Выпустив клуб дыма в лицо отражению, бросил окурок на пол, примял его ботинком. Закинул портсигар в карман.

Зеркало со звоном рухнуло к моим ногам. Я выругался и метнулся к входной двери. Понял, что забыл фонарь, и в нерешительности замер. Фонарь упал на пол и, замигав, покатился ко мне. Я опустился на колено, поспешно поднял его и выключил. Затаив дыхание, следил за лестницей. В голове возникли воспоминания.

…Тихо играла музыка. В пабе было немноголюдно, наша компания понемногу разбрелась, и из посетителей остались только я и мой друг. Бармен скучал за стойкой, изредка косился на включенный без звука телевизор.

– Еще пива! – бросил друг, протягивая ему кружку.

– И мне, – добавил я, передавая смятые купюры. Зевнул, глядя в окно. На безлюдной улице слабо светили фонари. – По последней и пойду.

– Наш Джонни совсем не рискует! – Друг похлопал меня по плечу. – Свадьба сделает тебя тюфяком.

– Как тебя? – усмехнулся я, забирая у бармена кружки.

Друг на мгновение покраснел.

– Я рискую, когда не плачу налоги, – возразил он. Сделал глоток, задумчиво почесал затылок. – Женитьба – вещь хорошая, – философски изрек он, – но в свое время.

Я покачал головой.

– Это мое решение, – серьезно ответил я. – С меня достаточно, выбираю спокойную жизнь.

– И все же напоследок стоит сделать что-нибудь рисковое. Что-то запоминающееся, – пытался он подобрать слова. – Чтобы адреналин в крови! – Друг потянулся и хрустнул пальцами.

– Ограбьте банк! – хохотнул бармен, не отрываясь от телевизора.

– Точно! – воскликнул друг‚ – или бар. – Он беззаботно рассмеялся, бармен посмотрел с угрозой.

Я отпил из кружки, и в пьяную голову ударила мысль…

Несколько долгих мгновений я сидел у витражного окна, ожидая услышать приближающиеся шаги. По-прежнему все было тихо. Я с облегчением выдохнул, унимая дрожь в коленях. Оглядевшись по сторонам, усмехнулся, осознавая свою глупость. Пыль, осевшая на оконных стеклах, полотна ткани, укрывавшие мебель – все говорило о том, что в доме никто не живет. Я включил фонарь и уверенно направился к лестнице на второй этаж. Осколки зеркала хрустнули под ногами. Не обращая внимания, я начал подниматься.

Вдруг тишину нарушил голос:

– Чувствуй себя как дома, Джонни!

Раздался смех.

Я едва не скатился по ступеням, пальцы вцепились в ветхие перила, и те опасно заскрипели. Сердце забилось сильнее. «Сделать что-то рискованное», – пробормотал я, трезвея.

На втором этаже я остановился у приоткрытой двери, от которой исходило призрачное сияние.

– Проклятье, Джонни! – рявкнул голос. – Ты злоупотребляешь гостеприимством! – Раздался выстрел.

Я резко распахнул дверь. В комнате шумел телевизор, шел какой-то черно-белый фильм. Герой упал на пол, держась за окровавленное горло. Раздался еще один выстрел.

В центре комнаты я увидел покачивающееся кресло-качалку. Телевизор бормотал что-то невнятное. Не обращая на него внимания, я принялся рыться на полках.

– Пришел нарушить мою спокойную жизнь? – услышал я. – Не позволю тебе этого сделать.

Послышался щелчок затвора. Я в недоумении обернулся. В кресле сидел человек с карабином в руках и не спускал с меня глаз. Я посветил на него фонарем, он скривился и направил оружие на меня. Я медленно поднял руки и выронил фонарь. Свет погас.

Не раздумывая, я бросился на противника. Опрокинув кресло, мы повалились на пол. Карабин отлетел в сторону. Человек заломил мне руку, раздался хруст. Из последних сил я достал портсигар из кармана и с размаху ударил его по голове. Человек вздрогнул и осел на пол. Тяжело дыша, я поднялся, вернул кресло на место и, обессилев, рухнул в него. В руке я все еще сжимал окровавленный портсигар. На потертом металле медленно проступали буквы моего имени.

– Теперь это твой дом, – насмешливо прохрипел человек.

Я отчетливо услышал щелчок замка и скрип двери на первом этаже. От луча фонаря по стенам заплясали тени…

– Эй, я не буду тебя тащить, – сказал друг, пытаясь меня растормошить. Я с трудом оторвал голову от стола, рука затекла. – Засиделись мы что-то, – устало произнес он.

Я молча отодвинул кружку, полез в карман, ища кошелек. Пальцы ощутили металл портсигара. Я в недоумении посмотрел на бармена. Тот пожал плечами и выключил телевизор.

Хроника зла

– Скажи мне, смертный, что я делаю не так? – разочарованно спросил он.

Я оглядел стены подземелья, затем оценивающе посмотрел на собеседника. Сидит передо мной мрачный‚ в мешковатом балахоне, мода на которые прошла еще в средние века. Капюшон надвинут так, что лицо едва видно. Готов поспорить, что глаза подведены, будто не спал неделю, а кожа бледнее луны. Я перевел взгляд на череп, украшавший посох. Он съехал набок, челюсть отвисла в безмолвном вопле.

«И он еще спрашивает?»

Я пожал плечами и произнес:

– Одет ты, конечно, ужасно!

Про себя же подумал: «ужасно безвкусно».

Собеседник издал могильный вздох.

– Я и посох магический заполучил, когда мастера предал, – произнес он, бережно проводя по древку рукой. – «Тебе, старик, он теперь ни к чему», – говорю. – Колдун взмахнул посохом, я невольно поежился. – Раз! И его душа моя! – Он торжествующе рассмеялся.

– Поосторожнее, – не скрывая недовольства, буркнул я. Пламя в камине потухло, и мне пришлось подбросить поленьев. – Лучше рыцаря своего одолей.

– Как?! – возмутился колдун. – Его ничто не берет. Вчера снова пришел к моей башне и давай горланить: «Сгинь некромант! – Он закашлялся и с надрывом продолжил: – Выходи на бой!»

Колдун выпрямился, хрустнув спиной.

– Дальше что было? – поинтересовался я и достал блокнот, притворившись, что записываю.

– Как всегда, – угрюмо ответил некромант. – Вызвал меня на поединок.

Он замялся и вдруг замолк.

Я задумался, кусая карандаш. На клетчатой бумаге вырисовывалось сражение. Я быстро пролистал страницы. Колдун и рыцарь ожили, сойдясь в битве.

– Может, прозвище придумать попроще? – предложил я. – Твое устарело. Все, связанное с тьмой и ужасом, теперь клише.

– Неужели? – голос некроманта дрогнул. – Хочешь сказать, мне остается податься в Дисн…

– Эй, – предупредил я, нахмурившись, – не произноси вслух.

Я вновь взглянул на блокнот. Рыцарь в который раз одержал победу. Я снова перелистнул страницу. То же самое. «Не годится, – понял я. – Слишком наивно».

Некромант нервно постукивал по черепушке на посохе и выглядел подавленно.

– Твое время истекло, – безразлично произнес я, наблюдая за песчинками в песочных часах.

Колдун хотел возразить, но исчез, испустив клуб дыма.

Я устало потянулся в кресле. Напротив меня возник новый гость. Выглядел он устрашающе: в татуировках, с повязкой на глазу, через плечо перекинута пулеметная лента, за спиной автомат. Кресло под здоровяком заскрипело, с берцев осыпалась засохшая грязь.

– Здорово, – кивнул солдат. – Я это, – он почесал коротко стриженный затылок, – по делу.

Я вырвал предыдущие страницы и бросил в огонь. Они плавно осели на пол. Я понял, что камина уже нет. Вместо подземелья была обшарпанная кухня. На плите закипал чайник.

– Что на этот раз? – бросил я, не отрываясь от блокнота.

– Опять, – драматично начал здоровяк. Он приосанился, но тут же всхлипнул, прикрывая рукой уцелевший глаз. – Каждый чертов раз!

– Снова она? – сжалившись, спросил я. Здоровяк стиснул зубы. – Сколько раз я тебе говорил? – начал я менторским тоном. – Ты антагонист‚ твое дело проигрывать.

– Не гони, – перебил меня он. – Как-то исправить можно?

Я взглянул на страницы. Девушка в латексе отправила солдата в нокаут. «Уже интереснее, – подумал я. – Сойдет».

– Исправишь? – не унимался здоровяк. – Ну?

Я покачал головой.

– Нет.

Засвистел чайник.

– Ну, знаешь ли! – рявкнул солдат и стукнул по столу. Я вжался в кресло, покрепче вцепился в блокнот. – Ты хоть понимаешь, сколько времени я трачу на подготовку?! В зал хожу, пушки закупаю! – Я помотал головой. – У нее никогда не кончаются патроны, – взревел здоровяк, хватая меня за горло. – Она всегда успевает перерезать нужный провод!

– Понимаешь, – прохрипел я. – Тренды, мода…

Хватка ослабла, я смог нормально дышать. Вырвавшись из объятий, снял чайник с плиты. Взглянул на таймер, время подходило к концу.

Солдат хмыкнул.

– Это не часы, – бросил он.

Я удивленно посмотрел на цифры – шел обратный отсчет. Прогремел взрыв, где-то завыла сирена. В глазах помутнело. Передо мной замелькали образы: алчные драконы, хранящие горы золота; короли, чьи короны тонули в крови; безумные ученые и хладнокровные наемники; глупцы и трикстеры в насмешливых масках; незримые кукловоды и безликие марионетки – все они тянулись к блокноту и норовили забрать карандаш. Каждый на множество голосов задавал мне один и тот же вопрос… Я в ярости выкрикнул: «Потому что добро побеждает зло! Канон такой».

Страницы загорелись, грифель сломался, декорации рухнули. Начался последний акт.

Очнулся я на мягком диване приемной. Улыбчивая секретарша назвала мое имя и сказала, что меня ждут. Я взглянул на папку с бумагами и, собравшись с силами, толкнул дверь. В кабинете с видом на мегаполис в кресле из кожи сидел Босс. Он был невысокого роста, носил костюм и солнечные очки. Любезно поздоровавшись, он предложил мне кофе. Я отрицательно замотал головой. Босс злодейски усмехнулся и потребовал папку.

– Вот, – промямлил я. – Все по канону.

Его лицо приняло каменное выражение. Затаив дыхание, я замер в ожидании. Босс со скучающим видом пролистал бумаги, пару раз в удивлении приподнял бровь, и мой сценарий полетел в мусорное ведро.

Легенда о барде

Бард примостился на табурете в углу трактира. Прижимая к себе лютню, он нетерпеливо барабанил пальцами по шершавой поверхности стола. Волосы цвета осенних листьев доходили до плеч. Густые брови на бледном усталом лице придавали ему вид удивленный и слегка наивный. В глазах легкая грусть. Казалось, он хранит некую мудрость и рад бы ей поделиться, да всё никак случай не представится. Бард был невысок и худощав. Его одежда выглядела потрепанной, как у заядлого путешественника. Певец нигде не задерживался подолгу, но вовсе не по своей воле. Он был беден, а песни его не нравились людям. Жители разных городов с одинаковым рвением гнали сказителя прочь.

Сейчас его, измотанного тяжелой дорогой, одолевали раздумья. Мысли были тягучи, немного бессвязны, словно неразборчивый почерк королевского писаря, что собирает бессмысленные слухи. «Стоит попытать счастья здесь, – думал бард. – Хуже точно не будет». Он прикрыл глаза. Так же певец думал о прошлом городе и о других до него. «Хуже не будет», – искренне надеялся он, а на деле все было иначе. В прошлый раз какой-то трактирный пьяница едва не переломал ему рёбра. Душегубу не понравилась баллада. В ней воспевались подвиги великих героев, говорилось о падении неприступных крепостей. Песни барда о тяжелых испытаниях были наполнены философским смыслом. Он никак не мог понять, что в них не так. Почему его гонят отовсюду, а главного конкурента принимают с распростертыми объятиями? Чести Рифмоплет, гордо провозгласивший себя уличным поэтом, был лишенным всякого вдохновения мужланом. «Он просто шут гороховый! – сетовал бард. – Ему только плясать да завывать на ярмарках, развлекая местный сброд!»

Внезапно вспомнились былые обиды. Купленное на последние гроши вино ударило в голову. Пить он не любил, чего не скажешь о его братьях по ремеслу. Однако в это время года холодно, а вино согревало, помогая собраться с мыслями. Так он и сидел за крохотным столиком в углу трактира, когда к нему подсел подозрительного вида старик. Был он весьма примечательным. Согбенный, словно на его плечи возложили тяжёлую ношу, старик опирался на деревянный посох. За спиной громоздкий походный мешок – весь в заплатах. На поясе пристроились разноцветные флаконы и чудные травы. Одет незнакомец был просто: легкая ряса древесного цвета, из-под капюшона которой выбивались седые пряди. Новые башмаки, за которые не стыдно выложить круглую сумму, смотрелись подозрительно. Старика можно было принять за странствующего торговца, если бы не пытливый взгляд. Нисколько не церемонясь, он уселся напротив барда, потянулся за ломтем хлеба и принялся жевать.

Бард отложил лютню в сторону, отодвинул бутыль с дешевым вином и хотел было возмутиться, но незнакомец перебил его.

– Вижу, у тебя проблемы, друг мой, – старик ехидно прищурился.

Бард лишь покачал головой:

– Отстань, и без тебя тошно.

– Уверен? – старик наморщил лоб. – Я мог бы помочь.

– Мне помощь без надобности! – певец горько усмехнулся.

– Ну, как знаешь.

Слишком проворно для своих лет старик поднялся, отряхнулся от крошек и огляделся. Внимание его привлёк трактирщик – бородатый детина с глуповатым лицом, мирно похрапывающий за барной стойкой. Старик перевёл взгляд на барда, улыбнулся и вышел вон.

Певец вглядывался в мутное стекло бутыли. Поняв, что в ней ничего не осталось, он потянулся к лютне, бережно провел рукой по струнам и заиграл. Музыка его была прекрасна. Даже ростовщик, живущий по соседству, клялся, что отчетливо слышал пение ангелов, доносящееся из трактира. Правда, в тот момент он был мертвецки пьян. Звуки наполнили зал, закружились под крышей, образуя бесконечный водоворот. Они сплетались в чудесную печальную песню. Словно река, текла она, огибая столы и стулья, подбираясь к барной стойке.

Вдруг трактирщик проснулся и окинул комнату яростным взглядом. Он был преисполнен ненависти к певцу, хотя сам не понимал, почему тот вызывал у него такой гнев. Ему вдруг захотелось пересчитать барду все кости и вышвырнуть его вон.

– А ну‚ заткнись! – рявкнул трактирщик, стукнув кулаком по стойке. – Ты меня понял, бродяга?! – Он встал и медленно двинулся на сказителя.

– Да что с тобой такое? – Певец обхватил руками лютню, плотнее вжимаясь в стену. – Чем я так рассердил тебя?

Трактирщик не знал ответа. По правде сказать, ему даже нравилась песня. Она успокаивала и одновременно пробуждала, заставляя задуматься. Он давно не слышал ничего подобного. И все же не на шутку рассвирепел, когда бард заговорил с ним. Трактирщик выхватил лютню из дрожащих рук певца и с размаху бросил на пол. Изящный инструмент разлетелся в щепки. Тяжелая рука подхватила барда и выкинула за дверь. В сердце музыканта что-то оборвалось.

В голове шуршали мысли. Ему казалось, что череда неудач будет длиться вечно. Тело болело, лицо в крови, ноги не слушались. Споткнись он о корягу, непременно упал бы и больше никогда не поднялся. Певец брёл, не разбирая дороги, незрячими глазами силился разглядеть хоть что-то. С каждым шагом в темноту его сердце становилось холоднее. Барду казалось, что он камень, лишенный чувств. Волосы потускнели, окрасившись пеплом. На бледном лице проступили колючие скулы, нос заострился. Певец понял: мир жесток и несправедлив, людская подлость отвратительна. Он им всем покажет, они поймут, как ошибались, и ответят за это.

Барда окружил лес. Повсюду мертвые почерневшие деревья. Словно гостеприимные хозяева они тянули навстречу ему гнилые ветви. Певца встречали тени, водили вокруг безумные хороводы, умоляя его присоединиться. Из болота слышались голоса. Казалось, сам болотный дух говорил с ним. Топь зловеще хохотала, как от хорошей шутки. Вдалеке, в самом сердце тумана бард разглядел невнятный силуэт хижины. Неподалеку раскинулось древнее кладбище. Земля разрыта, памятники покосились. Пугающие фигуры улыбались беззубыми ртами, в их остекленевших глазах застыло отчаянье.

Сказитель вошел в туман. Он услышал пение лютни. Веселая песня подчиняла, заставляя забыть обо всем. На душе от неё было неспокойно, думать становилось все сложнее. Мысли путались, улетая вслед за музыкой. Силы покинули барда, он упал на колени. Перед ним стоял старец. Теперь он был облачен в темную рясу. Капюшон откинут назад, седые пряди белели в лунном свете. Осанка идеально прямая. Ему больше не нужен был посох. На поясе блестел ритуальный клинок. В руках старик держал лютню. Она была выполнена на славу: корпус из тёмного дерева, струны словно серебряные нити.

– Ты отказался от моей помощи, – нарушил молчание старец. – На этот раз голос был не скрипучий, а ровный, почти бархатный. – А ведь я мог исполнить твое желание. – Его лицо скривилось в ухмылке. – Уж в этом я мастер, друг мой.

Бард кивнул, поднимаясь с колен.

– Чем ты можешь помочь? – спросил певец и не узнал собственный голос. Он изменился, стал резким.

– Я дам тебе отомстить. Ты ведь этого хочешь? – сказал старик, протягивая лютню. – С этой вещицей любой пустится в пляс.

Бард задумался. Ещё недавно ему бы и в голову не пришло принять такое предложение. Теперь сделка казалась заманчивой.

– Я хочу быть услышанным, – уверенно произнес он, протягивая старику руку. – Что возьмёшь взамен?

– Сущий пустяк! – засмеялся тот.

Сверкнул клинок. Свежий порез на ладони. Проклятая земля окрасилась кровью.

Сегодня в трактире людно. Шумные разговоры, разнузданное веселье. Чести Рифмоплет играет на лютне. Его грубые пальцы ловко перебирают прочные струны. Он поет о веселом короле-пьянице. Хорошо поставленный голос певца не подходит для трактира. Он и сам понимает это. Однако толпа встречает глупую песню одобрительным гомоном и благодарит кружкой доброго эля. Чести с радостью пел бы вдумчивые баллады, но было поздно. Слишком долго шёл Рифмоплет к своей славе. Теперь, когда успех был так близок, остановиться он не мог.

Бард стоит возле желтеющего окна трактира. Кажется, весь он соткан из ненависти. «Вот они пьют, отвратительно чавкают, хрустят, не имея ни малейшего понятия о манерах, – думает он. – Кто-то облизывает жирные пальцы, а потом, как бы невзначай, хлопает соседа по плечу. Выпивка льется рекой по неопрятным бородам. Одежда, пропахшая потом, запачкана. Наевшись, они разваливаются за столом, лениво требуя зрелищ». На душе у сказителя темно, а сердце молчит. Он, словно сосуд, сперва опустошенный, выпитый досуха, а затем до краев наполненный злобой. «Им не по вкусу мои легенды? Они хотят веселья? Что ж, они у меня попляшут…»

– Эй, Чести! – выкрикнул трактирщик. Рифмоплет только мельком взглянул на него, не переставая играть. На мгновение трактирщик увидел печаль в его глазах. Казалось, душа музыканта далеко, и нет вовсе Чести Рифмоплета. Только лютня, умело играющая им. – Ты сегодня в ударе, – растерянно произнёс трактирщик. – Хочешь промочить горло?

Чести покачал головой. Чувство необъяснимой тревоги охватило его. Так опутывала музыка, но к ней Рифмоплет давно привык. Чести со всей силы ударил по струнам, но звука не последовало. Голоса стихли. Трактирщик оторвался от барной стойки, на его лице читалось удивление.

В дверном проеме возник посетитель…