Текст книги "Войны Миллигана"

2

Только из-за сумятицы основной Билли, или Билли-О, смог случайно оказаться на Пятне.

Когда доктор Корнелия Уилбур – психиатр, лечившая от диссоциативного расстройства идентичности знаменитую Сибиллу, – пробудила его во франклинской окружной тюрьме, она первая рассказала ему, что восемь лет назад, в тысяча девятьсот семидесятом, он попытался покончить с собой, за что остальные его усыпили и с тех пор держали в состоянии забытья, как Рипа ван Винкля.

Она объяснила, что он и есть настоящий Билли, тот, кого родила его мать. Сердцевина их всех.

Поверить было трудно. Он думал, что психиатры сами сошли с ума.

После того первого пробуждения ему, в терапевтических целях, время от времени разрешали вставать на Пятно в клинике Хардинга, а потом и в Афинах.

Однако с момента перевода в Лиму остальные личности держали его в ментальном коконе, чтобы защитить от опасных парней, пребывающих в этом заведении.

Теперь же Билли-О вышел из комнаты и оглядел странное помещение. Каждый раз, как я просыпаюсь, обязательно попадаю в неприятности. Каждый раз мне говорят, что я сделал что-то плохое.

Хотелось увидеть Мэри. Она сообщила, что доктор Кол ее выписывает. Если бы только она приехала к нему в Лиму и развеяла эти неприятные мысли…

Послышалось бряцанье ключей. Он обернулся и увидел в коридоре двух санитаров. Тот, что покороче, сказал длинному:

– Смотри, Карл, это он.

– Постой на стреме, – ответил Карл.

Короткий кивнул и встал у двери в общий зал. Карл, из-под бейсболки которого выбивались длинные кучерявые волосы, подошел почти вплотную и оперся рукой о стену. От грязной рубахи разило потом.

Господи, не дай ему меня ударить!

– Миллиган, надо потолковать.

Дыра вместо одного из передних зубов превращала его улыбку в перекошенную ухмылку.

– О чем? – Билли старался не показывать страха.

Улыбка растаяла, сменилась свирепым взглядом и сердитым голосом:

– О твоем здоровье.

Билли-О отпрянул:

– В смысле?

Карл вытащил из заднего кармана отпилок ручки швабры и ткнул им Билли-О под подбородок, прижимая к стене.

– Такие уроды, как ты, здесь долго не живут. Если хочешь сохранить здоровье, тебе нужен я, Карл Льюис, и страховка от несчастных случаев. – Он опустил ручку швабры и постучал ею по ладони. – Никогда не знаешь – какой-нибудь шизик подойдет сзади и проломит тебе череп стулом или перережет горло заточкой, потому что ты ему не понравился. Ты не представляешь, на что способны эти долбанутые за шоколадный батончик. Но, если будешь паинькой, я сделаю так, чтобы с тобой этого не случилось.

– К-как?

– Ты грязный насильник, за твою жизнь никто цента не даст. А баксы у тебя водятся, за картины. Так что первый полтинник жду к пятнице. И имей в виду, я не шутки шучу.

Он плюнул на пол, почти на ботинок Билли-О, развернулся и удалился вместе с напарником.

Оставшись один в коридоре, Билли-О сполз на пол – у него подкосились ноги. Хотелось покончить с собой. Так уже было, когда он узнал от врачей, что одна из живущих у него внутри личностей сделала то ужасное с тремя женщинами. Но Мэри сказала: «Живи, Билли. Однажды ты выплатишь свой долг перед обществом. Ты вылечишься и снова будешь целостным и свободным».

А доктор Кол посоветовал: «Играй в их глупые игры, Билли, и продолжай жить во что бы то ни стало».

Как хочется, чтобы появился Учитель.

Как хочется, чтобы пришла Мэри.

– Я не безнадежен, – прошептал он. – Я не сдамся. Мы еще повоюем.

Глава четвертая
Рука мистера Брэксо

1

– О-со-ла-мио… Чтоб этой Лиме… О-со-ла-мио… Мама, где ты, покажись…

Перегородки по грудь мало что скрывали в заполненной паром душевой блока «А». В отличие от двадцать второго, где вода хлестала из обрубка, здесь под потолком тянулась через все кабинки одна труба, продырявленная в разных местах, как будто по ней палили из дробовика. Вода неравномерно брызгала по всему помещению, а в трех кабинках била прямой струей.

– Фи-га-ро… Чтоб-ме-ня… Фи-га-ро…

Бобби Стил пел, и курчавые волосы молодого тенора, в данный момент мокрые и зализанные назад, придавали ему еще большее сходство в мышью, чем когда аллен впервые познакомился с ним и Гейбом. Бобби заткнул сливное отверстие в центре душевой какой-то тряпкой, устроив на полу потоп, и теперь распевал и со смехом шлепал по щиколотку в воде, точно ребенок в луже.

Когда вошел аллен, Бобби поднял глаза и покраснел, застигнутый врасплох в своей водяной стране чудес.

– А, Билли… Э-э-э… – сконфуженно начал он, – как тебе наш дурдом?

– Бывает лучше, – ответил аллен, заходя в соседнюю кабинку и намыливаясь.

Румянец Бобби схлынул. Он подошел к перегородке, которая скрывала его по шею.

– Я про тебя читал. Как тебя вообще сюда занесло?

– Долгая и скучная история, – сказал аллен, понимая, что Бобби просто пытается завязать разговор.

Свесив руки через перегородку, Бобби оперся о нее подбородком.

– Ты был в колонии в Лебаноне?

– Да, – ответил аллен, предвидя следующий вопрос.

– Лучше, чем здесь?

– Намного. Больше занятий, больше свободы. Предпочту два года там одному здесь.

Бобби с облегчением улыбнулся:

– Очень надеюсь. Я здесь тоже по закону Ашермана, меня отправят в Лебанон.

аллен удивился. Бобби не походил на сексуального маньяка или социопата.

– А правда, что там насилуют?

аллен сообразил, что Бобби боится по причине своего малого роста.

– Бывает. Но обычно человек сам себя подставляет. Допустим, он потенциальная мишень, потому что молод и не вышел ростом, но если бы он прислушался к советам…

Бобби вытер мыло с глаз и прищурился:

– Каким?

– Во-первых, ничего ни у кого не брать, если вдруг просто так предложат. Не вестись на дружелюбие, помнить, что за ним – скрытый мотив.

– Не понимаю.

– Ну, скажем, подходит к тебе незнакомый чувак и завязывает разговор. Классный парень. Угощает батончиком или сигаретой. Если возьмешь, то ты ему уже должен – и не конфеты, а услугу – личную, то есть секс. Или если парни, которых ты едва знаешь, предлагают втихаря посмолить косячок, ты, когда обдолбаешься, обнаружишь, что во рту у тебя не сигарета.

Бобби широко раскрыл глаза.

– Держись подальше от скопления людей. Изнасиловать могут в пяти метрах от охранника, если зэки загородят все спинами, чтобы им потом тоже перепало. – аллен вспомнил санитара, который вымогал у Билли-О полтинник. – И еще… Если тебе предлагают протекцию прямо после того, как кто-то втянул тебя в бессмысленную драку, посылай этого «защитника» на хер. Это подстава. Расплачиваться придется сексом. Со всем остальным разберешься на месте.

Бобби вышел из кабинки с полотенцем вокруг бедер.

– Вот моя протекция, – ухмыльнулся он и вытащил из мыльницы, приклеенной скотчем на боку, голубую зубную щетку.

аллен вздрогнул при виде лезвия, вделанного в пластмассу, и вспомнил, как впервые изготовил в тюрьме заточку. Он называл ее своим «стабилизатором».

Широкая ухмылка на лице Бобби не оставляла сомнений, что его рука не дрогнет. Маленький человечек провел по лезвию языком. Когда он выходил, не спуская взгляда с аллена, в его глазах блеснул странный огонь.

«Что может так преобразить человека? – размышлял аллен, чувствуя, как горячая вода льется на спину, согревая и успокаивая. – То Бобби плещется, как дитя, то минуту спустя превращается в хладнокровного киллера».

Теперь он понимал, почему Бобби перевели сюда по закону Ашермана.

аллен нахмурился. Наверно, таким кажется окружающим и он сам, когда дэвид, дэнни или Билли-О сменяются диким рейдженом.

А что, если и Бобби Стил?..

аллен прогнал эту мысль. Бобби, безусловно, нездоров, но он точно не страдает диссоциативным расстройством.

2

После завтрака вменяемые расположились тесной компанией, а зомби и интроверты бесцельно слонялись по всему залу. Санитары сидели у стола в центральном круге, хвастаясь, как напились вчера вечером и скольких шлюх трахнули. Жирный Огги и лысый Флик патрулировали два коридора блока «А», а какой-то обкормленный лекарствами шизик скорчился в углу и извергал из себя завтрак.

Старший по отделению Рузоли отправил санитаров в другие части блока, чтобы собрать отдельных пациентов для трудотерапии в мастерской.

Бобби Стил, на голове которого была задом наперед надета синяя бейсболка, закинул ноги на деревянный стол и читал древний журнал. На животе у него покоился транзистор, в уши были воткнуты белые наушники. Он надул и лопнул пузырь из бубль-гума.

Джоуи Мейсон, бородатый художник из сорок пятой камеры, играл с кем-то в шашки.

У аллена в пятый раз не сходился пасьянс.

Огромный Гейб Миллер лежал на полу, а молодой паренек, еще меньше Бобби, сидел на стуле, поставленном Гейбу над грудью. Гейб с его помощью тренировал жим лежа. Паренька, используемого в качестве штанги, заметно укачало.

– Отпусти Ричарда, – произнес Бобби, – а то начнет блевать.

Гейб аккуратно опустил стул, Ричард соскочил с него, подошел к Бобби и, не говоря ни слова, несколько раз вздохнул.

– Хорошо, – сказал Бобби. – И заодно принеси мне кофе.

Казалось, он отвечает на незаданный Ричардом вопрос.

Ричард улыбнулся и выбежал из зала.

аллен нахмурился. Прямо телепатия какая-то.

– Чего он хотел?

– Газировки.

– А как ты узнал? Он же ничего не сказал.

– И не надо, – улыбнулся Бобби. – Ричард Кейс – жутко неуверенный в себе интроверт. Боится навязываться и боится, что его прогонят. Скоро сам научишься по его лицу понимать, чего он хочет. Но вообще я иногда заставляю его говорить.

– Ага, я заметил, – произнес аллен.

– Ричард помогал Гейбу качаться, и я наградил его за участие. Ему надо больше общаться с людьми.

– Ты ему вроде как старший брат. Думаешь, это хорошо? Тебя скоро отправят в тюрьму, а он останется…

– Знаю, – Бобби печально опустил глаза. – Буду скучать по этому лилипутику. Пригляди за ним, когда я уеду, Билли. Ты, кажется, ему нравишься… Не давай его в обиду.

– Постараюсь, – отозвался аллен, сгребая карты после шестого неудачного расклада.

Ричард напоминал ему молчаливую, замкнутую Мэри. Вспомнилось, как он пытался ее разговорить и вытащить из депрессии. Эх, если бы только она его навестила. Но от Афин до Лимы далеко. Надо ехать на автобусе с несколькими пересадками – убьешь на дорогу целый день. аллен знал, что, если он попросит, она приедет, но ему не хотелось ее напрягать.

Вытащил ее письмо, которое нашел под койкой. Неизвестно, кто первый его вскрыл, но у него на это письмо столько же прав, сколько у всех остальных. Бисерный почерк Мэри воскресил в памяти ее образ – она как будто старалась спрятать свои слова от жестокого мира.

Вынул карандаш, бумагу и написал: «Я скучаю по тебе, Мэри, и хочу увидеть, но знаю, что этому не бывать. Оно, наверно, и к лучшему. Все вокруг поймут, как я к тебе отношусь. И чтобы расквитаться со мной, будут причинять страдания тем, кто мне дорог: тебе, моей сестре и матери, – а я этого допустить не могу».

Едва успел запечатать конверт, как раздался рев жирного Огги:

– Логан! Миллиган! Кейс! Мейсон! Стил! Хопвэлл! Брэксо! Брэдли! В круг! Дневные лекарства!

Вменяемым давали лекарства в первую очередь. Затем Флик вылавливал зомби и интровертов по одному. аллен терпеть не мог стелазин и решил, что пора уступить кому-нибудь Пятно, а заодно и лекарство. Он моргнул и…

томми обнаружил, что медленно подходит к кругу, а за ним плетутся Бобби и Ричард.

– …ненавижу дерьмо, которым меня пичкают, – ворчал Бобби. – В первый раз у меня распух язык, помутилось в глазах, и я вообще перестал соображать. И эта хрень продолжалась до тех пор, пока не дали когентин, от побочных эффектов. – Бобби похлопал Ричарда по плечу: – А его кормят старым добрым валиумом. Большими таблетками, по десять миллиграммов. Зеленая дрянь.

Вот, значит, что происходит, подумал томми. Прием лекарств. Ни за что. Он попытался удрать с Пятна, но не смог. Все выходы перекрыты. Никто не хотел глотать эту дрянь. Ну почему он?

Бобби и Ричард вступили вслед за ним в круг, и все трое выстроились в ряд перед сестринским постом.

Пятидесятипятилетняя миссис Грандиг носила очки-капли с блестками вдоль верхнего края. Они предназначались для чтения. Сейчас, вместо того чтобы повесить на цепочке на шее, она сдвинула их на кончик носа. Под охраной двух санитаров, которые стояли по обеим сторонам двери с открывающейся верхней створкой, миссис Грандиг выдавала таблетки и бумажные стаканчики с водой, молча, с крайним отвращением глядя на пациентов. томми решил, что у нее лицо человека, который только что откусил от сэндвича с дерьмом.

Внезапно худой мужчина лет тридцати пяти завопил:

– Господи, нет! Я больше не могу, миссис Грандиг! Мне от них так плохо! Я не могу двигаться, думать. Я от них с ума схожу!

Изо рта у него текли слюни, и томми подумал, что тому недалеко до зомби, к чему врачи, похоже, и стремились. Мужчина упал на колени, плача, как ребенок. Миссис Грандиг бросила на толстого Огги повелительный взгляд, тот зашел пациенту за спину, заломил ему назад руку и схватил за волосы. Лысый Флик отгородил их от остальных пациентов и уставился с видом «ну, кто еще смелый?».

Миссис Грандиг вышла в зал, оставив дверь позади себя открытой на случай, если надо будет срочно ретироваться.

– Мистер Брэксо, вы можете выпить лекарство по-хорошему или по-плохому. Что выбираете?

Брэксо поднял на нее обведенные темными кругами глаза:

– Миссис Грандиг, разве вы не видите, что оно меня убивает?

– У вас пять секунд на раздумья.

Когда Брэксо медленно протянул руку, Огги отпустил его волосы и поднял за вывернутую руку, чтобы проверить рот.

– Гребаная сука, – тихо пробормотал Бобби, но, когда пришла его очередь, послушно сделал шаг вперед, выпил лекарство и повернулся к Огги.

– Открой рот! – скомандовал толстяк. – Язык высунь!

Ричард Кейс сделал то же самое. томми внимательно смотрел, как он сминает в руке бумажный стаканчик и швыряет его в почти полную зеленую мусорку. Это навело его на мысль. Взяв таблетки, он закинул их в рот, отодвинул языком в сторону и поднес стакан к губам. Глотая воду, затолкнул таблетки обратно в стакан, и тут же смял его, пока Огги проверял ему рот.

Получилось! Один: ноль в мою пользу!

Когда томми, торжествуя, нагнулся к мусорке, сзади откуда ни возьмись появилась рука и схватила его за запястье.

Мистер Рузоли ухмыльнулся и расправил стаканчик.

Черт, попался!

Рузоли ударил его в ухо, потом схватил за волосы и заставил без воды проглотить размякшие таблетки.

Когда томми вышел из круга, бугорки на языке щипали от горечи, а в голове звенело от сокрушительного удара.

Бобби виновато улыбнулся:

– Надо было тебя предупредить. Рузоли с этим трюком хорошо знаком. С ним такое не пройдет, Билли. Он не так глуп, как кажется. Оборотень…

– Это мы еще посмотрим, – отозвался томми. – У меня в запасе несколько приемчиков.

На самом деле никаких идей у томми не было – он просто храбрился.

Придется почистить зубы, чтобы наконец избавиться от горечи лекарства, а то аж язык сводит. томми выдавил на щетку побольше пасты и, огибая зигзагами бесцельно бродящих зомби, направился в умывальню.

От холодной воды десны всегда заходились (у него были чувствительные шестерки), но сделать воду теплой не получалось – шла или ледяная, или кипяток. От плевка горячей воды паста стекла со щетки еще до того, как он поднес ее ко рту. Твердо решив избавиться от ужасного вкуса во рту, он стал чистить зубы без пасты.

Через несколько секунд металлическое зеркало над раковиной запотело, и он вытер его рукавом. В шоке увидел, что в зеркале отражается еще одно лицо. За его спиной стоял мистер Брэксо, со стеклянными глазами, отвисшей небритой челюстью и слюной изо рта. томми сообразил, что в своем медикаментозном ступоре тщедушный Брэксо его попросту не замечает. Вот что случается после антипсихотиков. Мозг у чувака совершенно выключен. томми отодвинулся.

Мистер Брэксо, как будто запрограммированный, включил горячий кран и сунул под кипяток правую руку, не моргая и не морщась, как будто начисто утратил чувствительность.

томми попятился.

– Обваришься!

Брэксо поднес красную руку ко рту и откусил указательный палец. В лицо ему брызнула кровь.

– Помогите! – закричал томми. – Господи! Скорей!

Брэксо снова впился зубами – на сей раз в костяшку указательного пальца, разрывая жилы. По подбородку у него текла кровь.

томми почувствовал спазмы, рвота полилась у него изо рта и носа. Он скорчился и рухнул на колени. На пол со стуком упала кость от пальца без кожи. В глазах потемнело…

Он разлепил веки. Ричард молча сочувственно вытирал ему лицо холодной мокрой тряпкой. Бобби отмывал забрызганную кровью стену и раковину. Мистер Брэксо исчез. Бобби рассказал, что Гейб услышал крики и прибежал. Великан отреагировал быстро: сжал запястье Брэксо, точно кровоостанавливающим жгутом, и поволок на сестринский пост. Не закричи томми, мистер Брэксо, скорее всего, умер бы от потери крови.

В сопровождении Огги и Флика вошел Рузоли. Огляделся и ухмыльнулся:

– Ну, мистер Миллиган, как вам нравится ваш пожизненный приют?

3

Прошло несколько дней. В общем зале стояла тишина. Вдруг, дико выпучив глаза, вбежал маленький Ричард Кейс и стал лихорадочно дергать Бобби за толстовку, заикаясь и что-то бормоча.

Бобби выхватил заточку и вскочил, готовый защитить своего подопечного.

– Успокойся, Ричард, – произнес аллен, – тише…

Не видя в коридоре никакой опасности, Бобби спрятал заточку в носок.

– Что случилось, сынок? Угомонись и объясни.

Ричард все заикался, и аллен в конце концов рявкнул:

– Прекрати!

Ричард замолчал, тяжело дыша от волнения.

– Теперь медленный глубокий вдох. Так… спокойно… теперь говори, что стряслось.

– Д-д-доктор ск-казал, я м-могу вернуться д-домой!

Бобби и аллен с улыбкой переглянулись.

– Отлично, Ричард!

Они хлопнули друг друга открытыми ладонями.

– Когда уезжаешь? – спросил Бобби с отеческой гордостью в голосе.

– Суд ч-через д-две недели, д-доктор Милки с-скажет, что я н-не опасен, и меня выпустят.

Ричард сжал руки и возвел глаза к потолку.

– Спасибо, Господи, – прошептал он. – Теперь с-смогу отдохнуть.

Потом смущенно оглянулся, и его лицо утратило выразительность, как будто он вновь перенесся в свой почти немой мир.

– Это надо отпраздновать, – заявил Бобби. – Принеси-ка газировки и радио из моей комнаты.

Ричард радостно кивнул и бросился выполнять поручение.

– За что он здесь? – поинтересовался аллен. – На вид – совсем теленок.

– Он маменькин сынок, – объяснил Бобби, – любил ее больше жизни. Как-то вечером пришел домой и видит: пьяный папаша валяется в отключке на полу, а рядом – мертвая мать и плотницкий молоток. У него внутри все оборвалось… Отец отправился в тюрягу, а у Ричарда поехала крыша. Думал только о мести. Однажды вошел с пистолетом в небольшой магазин, потребовал всю кассу, а потом сел тут же на тротуаре и стал ждать копов. Бедолага решил, что его пошлют в ту же тюрьму и там он замочит ублюдка. Но следователи разобрались, что к чему, и его маленькая задница оказалась здесь. Ему всего-то девятнадцать…

– А ты?

Взгляд Бобби стал ледяным, и аллен понял, что спросил зря.

– А я здесь потому, что ходил в церковь по воскресеньям…

Показался Ричард с газировкой и радиоприемником. Бобби протянул руку, но Ричард отвел транзистор.

– Ч-что надо сказать?

– Спасибо, Ричард, – терпеливо ответил Бобби.

Ричард просиял и отдал приемник.

– Газировка – для ординарных событий, – заявил Бобби, – в честь твоего освобождения я бы предпочел что-нибудь покрепче.

– Можно, если б знать за неделю, – задумчиво произнес аллен.

– В смысле? – спросил Бобби.

– Зимургия.

– Зи-чего?

– Зимургия, брожение.

Бобби смотрел все так же озадаченно.

– Вино сделать, – пояснил аллен. – Самопальное бухло…

Лицо Бобби прояснилось:

– Умеешь?

– Научился в тюрьме в Лебаноне. Но сначала надо придумать, где взять ингредиенты. Дай мне время. Пойду пока принесу печенье, и отпразднуем хорошие новости.

Ричард улыбнулся. Порадовать его было несложно.

Глава пятая
Исчезающее время

1

Вечером того же дня по коридору эхом разнесся голос жирного Огги:

– Миллиган! На сестринский пост!

Когда аллен подошел к кругу, Рузоли указал большим пальцем через плечо на комнату медсестер. аллен вошел в дверь с открывающейся верхней створкой.

Миссис Грандиг держала металлический планшет со списком пациентов. Рядом, за ее столом, восседал толстяк с густыми бровями, которые были так же черны, как его прилизанные волосы, и уплетал длинный сэндвич. По жировым складкам на колыхающийся тройной подбородок стекал майонез.

– Это Фредерик Милки, ваш лечащий врач.

Доктор Милки, оттопырив мизинец, запихнул в рот последний кусок сэндвича и причмокнул. Потом поправил на носу очки с бифокальными линзами в пластмассовой оправе.

– Присаживайтесь, мистер Миллиган, – пробормотал он с полным ртом и указал на деревянный табурет. – Итак, мистер Миллиган, сразу скажу, что я величайший психиатр в США и Европе.

Милки промокнул губы коричневым бумажным полотенцем.

– Не верите? Спросите любого, вам подтвердят.

Он снял очки, начисто вытер стекла десятидолларовой бумажкой и воззрился на папку на столе.

– Ну, мистер Миллиган, что вас к нам привело?.. Ага, вот… – На его лице появилось недоумение. – Преступления совершены в семьдесят седьмом, и с тех пор вы были у Хардинга и в Афинской психиатрической клинике. Почему же, спустя столько времени, вас перевели сюда?

аллен объяснять не собирался – любой человек, у которого есть хоть какие-то мозги, мог прочитать карту и разобраться. Толстяк его раздражал. Спустя почти три недели в Лиме, когда его накачивали стелазином и амитриптилином почти до состояния мистера Брэксо, величайший в мире психиатр вдруг спрашивает, почему его сюда перевели.

Сначала аллен думал выбрать в разговоре с Милки заискивающий тон, но потом решил, что роль умника позволит быстрее покончить с этой тягомотиной. Что ему терять? Доктор Линднер, клинический директор, наизнанку вывернется, чтобы продержать его здесь до конца жизни.

– Мне в Афинах не понравился сервис, – холодно ответил аллен, – и я потребовал перевода сюда. Дошли слухи, что здесь отличный французский шеф-повар.

Милки хихикнул, колыхнув жиром.

– Ну, мистер Миллиган, не знаю, почему вас перевели, но мне лично чихать на то, что там говорят о ваших множественных личностях. Мне предстоит определить, в здравом ли вы уме и насколько опасны для себя и окружающих.

аллен кивнул.

Улыбка сошла с губ Милки.

– Я задам несколько вопросов. Какое сегодня число?

– Тридцатое октября тысяча девятьсот семьдесят девятого.

– Пять президентов двадцатого века.

– Картер, Форд, Никсон, Кеннеди, Эйзенхауэр.

– А теперь на скорость. Столица Греции?

– Афины, – резко ответил аллен и не менее быстро спросил: – Ваша очередь. Столица Индии?

– Нью-Дели. Я горжусь знанием географии. Столица Кубы?

– Гавана. Я тоже. Канада?

– Оттава, – ответил Милки. – Пакистан?

– Исламабад. Норвегия?

– Осло. Непал?

– Катманду, – сказал аллен.

Еще несколько вопросов, и аллен наконец припер Величайшего Психиатра США и Европы при помощи Замбии.

Зардевшись от проигрыша, толстяк произнес:

– Ну, мистер Миллиган, обследование продолжать нет смысла. Я не вижу никаких признаков психоза или невменяемости. Скажу судье, что вам здесь нечего делать и что вы можете вернуться в Афинскую психиатрическую клинику. С сегодняшнего дня отменяю препараты.

аллен нетерпеливо заерзал на табуретке. У них с Ричардом выдался хороший день, и ему не терпелось поделиться с пареньком новостями. Он выдавил:

– Это все?

– При условии, что вы назовете мне столицу Замбии.

– Простите, док, я не знаю, – отозвался аллен, направляясь к двери и ухмыляясь, что ловко провел эскулапа.

– Значит, победили меня моим же оружием, – произнес Милки.

аллен взялся за ручку двери.

– Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь.

– Не хочу портить вам удовольствие, мистер Миллиган, но столица Замбии – Лусака.

аллен вернулся к себе в комнату как в воду опущенный.

И все-таки он был доволен результатом. Его адвокаты будут рады узнать, что́ именно собирается написать Милки в отчете.

Он позвонил Алану Голдсберри и попросил обязательно вызвать Милки на слушание третьего ноября. Теперь все под контролем. Он доказал Милки, что знает его мир.

Вот это действительно надо отпраздновать. Пора всерьез задуматься о зимургии…