Текст книги "Войны Миллигана"

Предисловие

После того как Билли Миллиган был неожиданно переведен в госпиталь для душевнобольных преступников в Лиме – лечебное заведение строгого режима, от которого его пытались уберечь адвокаты, – я, наслышанный про «больницу в аду», решил поднять ее историю.

Обнаружил две статьи ежедневной кливлендской газеты «Плейн дилер». Первая датировалась двадцать вторым мая тысяча девятьсот семьдесят первого года:

ДВАДЦАТЬ ШЕСТЬ ПОВЕСИВШИХСЯ В ЛИМЕ. ВСКРЫТИЯ НЕ БУДЕТ.

Собственные корреспонденты Эдвард П. Уилан и Ричард Ч. Уидман

Лима, штат Огайо

Согласно попавшим в распоряжение «Плейн дилер» отчетам коронера алленского окружного суда, за последние девять лет в госпитале Лимы совершили самоубийство через повешение двадцать шесть пациентов…

Доктор Ноубл заявил вчера нашей газете, что не в его практике запрашивать вскрытие для повесившихся.

Винсент Дж. Де Вита, бывший санитар больницы, работавший в ней с тысяча девятьсот шестидесятого по шестьдесят пятый год, рассказал нашим репортерам, что знал двух пациентов, которые совершили самоубийство из-за зверского обращения…

Большинство из двадцати шести повесились необычным способом, который, судя по всему, хорошо известен в госпитале.

«Чтобы так умереть, нужна сильная решимость, – отметил коронер, – пациент может в любую секунду спастись, просто встав на ноги».

В статье не описывался «необычный способ» самоубийства – вероятно, чтобы не травмировать читателей или чтобы им не воспользовались пациенты других лечебных заведений.

Четыре дня спустя «Плейн дилер» напечатала еще одну статью с бросающимся заголовком:

НАКАЗЫВАЮТ ЭЛЕКТРОШОКОМ

Рассказ бывшей санитарки

Собственные корреспонденты Эдвард П. Уилан и Ричард Ч. Уидман

Лима, штат Огайо

Бывшая санитарка, которая уволилась из госпиталя, будучи не в силах наблюдать жестокое обращение с пациентами, рассказала вчера нашей газете, что в больнице широко применяется электрошок для наказания и запугивания.

Решительная и прямолинейная Джин Ньюман, сорока шести лет, которая во время Второй мировой служила в женском батальоне ВМФ США, заявила, что своими глазами видела, как пациентка после шоковой терапии «превратилась в овощ»…

Миссис Ньюман, преодолевая отвращение, добавила: «Я сильный человек, видала всякое, но хуже ничего не встречала. За несколько минут женщина превратилась из человеческого существа в студень. Меня чуть не стошнило. В Лиме она [шоковая терапия] используется только для наказания или запугивания. Никак не для помощи пациенту».

Я начал понимать, почему год назад Швейкарт и Стивенсон так убеждали суд и Департамент психиатрии не направлять их подзащитного в Лиму.

Теперь, из-за политического давления, которое организовали два законодателя штата Огайо, Миллигана переводили именно туда.

Зная, что корневой Билли проявлял склонность к суициду и в более щадящих условиях, я беспокоился о том, что́ он может сотворить с собой в заведении вроде Лимы. У большинства «множественников» альтер-эго развиваются как механизм выживания. А Билли – корневая личность, значащаяся в свидетельстве о рождении, – был объявлен склонным к суициду. Поэтому артур с рейдженом и усыпили его в четырнадцатилетнем возрасте, когда он попытался спрыгнуть с крыши школы.

Я боялся, что, если основной Билли проявится в Лиме, он разом прикончит двадцать четыре личности, уничтожив одно тело.

И это чуть не произошло.

После перевода Билли в Лиму я попытался его навестить, но встретил жесткий отпор со стороны его нового врача (не члена ассоциации психиатров). Последний, как мне показалось, отреагировал на мою просьбу крайне враждебно. На мой взгляд, это свидетельствовало о страхе – он боялся, что я своими глазами увижу истинное положение дел.

Осенью тысяча девятьсот семьдесят девятого года Департамент общественной информации Лимы организовывал для желающих регулярные экскурсии в госпиталь, и меня внесли в список. Однако спустя некоторое время уведомили, что мой визит отменен доктором Льюисом Линднером, а при входе в каждое отделение висит его приказ не пропускать меня в больницу.

Тридцатого января тысяча девятьсот восьмидесятого года, в тот же день, когда я получил от Билли заметки с описанием происходящего, пришло письмо от другого пациента Лимы, который несколькими днями ранее звонил мне в связи с ситуацией в больнице.

Сэр, поговорив с вами по телефону, я решил переписать свое письмо к вам. Перейду сразу к делу. Не прошло и суток после посещения адвоката, как Билла перевели из ИТ-5 в ИТ-9. В девятом отделении интенсивной терапии более жесткий режим.

Персонал принял решение о переводе во время ежедневной планерки. Для Билла это стало полной неожиданностью и повергло в шок, но он держался молодцом…

Теперь мы с Биллом можем разговаривать только во время дневного отдыха. Он говорит, что ему запретили любые посещения, переписку и звонки до тех пор, пока он не уволит своих адвокатов. Ему велено прекратить работу над книгой [которую писал о нем ваш покорный слуга], над ним издеваются санитары. (Меня тоже обвиняли в помощи Биллу с книгой, и я понял, что эти люди категорически не хотят ее выхода в свет…)

Надеюсь, я вам помог. Если могу сделать что-то еще, только попросите.

С уважением, [имя намеренно не указывается].

Я не указал или изменил имена пациентов, заключенных, медсестер, санитаров, охранников и обслуживающего персонала медучреждений, в которые заточали Билли, чтобы защитить их частную жизнь.

Впоследствии, после протеста со стороны адвоката, помощник генерального прокурора позвонил мне и сообщил, что ограничения против меня сняты и я могу навещать Билли.

Поскольку доктор Линднер не ответил на мое заказное письмо и таким образом не воспользовался возможностью поделиться своим взглядом на события в Лиме, я считаю себя обязанным указать источники информации о нем: описание его внешности, выражение лица и поведение основываются на моих наблюдениях во время судебных заседаний, где я присутствовал; сцены с его участием созданы на основе интервью Миллигана; действия Линднера в отношении Билли во многом базируются на медицинских отчетах, составленных самим Линднером; и, наконец, оценка его как психиатра – на мнении его коллег по цеху, высказанном в газетных статьях и интервью, например в «Плейн дилер» от девятнадцатого августа тысяча девятьсот восьмидесятого года.

В третьей статье из серии «И снова о госпитале в Лиме» газета цитирует начальника Департамента психиатрии Тимоти Б. Моритца, который признает, что жалобы многих пациентов на отсутствие адекватной психотерапии в Лиме, вероятно, обоснованны, поскольку ввиду удаленности больницы в ней не хватает квалифицированных кадров…

Более того, он [Моритц] признал, что отдельные сотрудники не обладают желаемой квалификацией. Например, клинический директор Льюис Линднер – терапевт, а не сертифицированный психиатр.

В ответ на вопрос, почему же его назначили на эту должность, Моритц сказал, что Линднер неплохой врач. «Тут или Линднер, или вообще никто. У нас нет выбора»…

Зарплата, выделяемая штатом, по словам Моритца, не позволяет ему привлечь высококлассных специалистов. Так, посетовал он, ему запрещено предлагать психиатрам больше пятидесяти пяти тысяч в год, что значительно меньше, чем они могут заработать в других местах.

В результате количество высококвалифицированных сотрудников в Лиме не так велико, как хотелось бы Моритцу. Как следствие, малообученные санитары получают значительную власть…

Большую часть этого периода мне было запрещено общаться с Билли. Ему не разрешалось пользоваться карандашом и бумагой у себя в камере и было позволено писать только под присмотром санитара. Это для него оказалось очень сложно. В конце концов он нашел способ писать тайком. Записи, которые он переправлял мне по почте с помощью некоторых посетителей, позволили передать в этой книге его мысли, чувства и рассказать о событиях, происходивших в Лиме.

Мнение стороннего наблюдателя основано на прямых цитатах из дневника Мэри. Застенчивая девушка, которая познакомилась с Билли, будучи пациенткой Афинской психиатрической клиники, при любой возможности выбиралась из Афин в Лиму и навещала Билли. Позднее она сняла комнату рядом с больницей и приходила каждый день, фиксируя в дневнике то, что он рассказывал, комментируя его внешность и поведение, а также чувства, которые он у нее вызывал.

Я благодарен ей за разрешение опубликовать отрывки из этого дневника, часто подкрепляющие собственные воспоминания Билли о событиях, которые в противном случае показались бы невероятными.

Интервью с адвокатами, психиатрами, общественными защитниками, детективами и друзьями, чьи судьбы пересеклись с Билли в последние двенадцать лет, послужили материалом, который я попытался превратить в связное повествование. Некоторые факты, которые в «Таинственной истории Билли Миллигана» упоминались вскользь, в данной книге рассматриваются подробно.

И если следующие двенадцать лет истории Билли Миллигана производят впечатление эмоциональных американских горок, то только потому, что именно так он их и прожил.

Дэниел Киз

октябрь 1993 г., Флорида

Часть первая
Безумие

Глава первая
Покидая Пятно

Автозак, перевозивший Билли Миллигана в Лиму, въехал в ворота, увенчанные спиралями колючей ленты, миновал наблюдательные вышки с вооруженной охраной и остановился у двери приемного отделения.

Два помощника шерифа бесцеремонно вытолкнули пациента-заключенного из машины и повели по коридорам старого здания с серыми стенами и окнами в три с половиной метра высотой. Они тянули его за наручники, стуча каблуками по блестящему линолеуму. Над дверью кабинета в конце коридора висела надпись: «Приемный покой. Блок 22».

В кабинете друг напротив друга располагались два захламленных стола. Огромная рыжеволосая веснушчатая женщина наблюдала, как помощник шерифа возится с ключом от наручников.

– Документы, – произнесла она.

Второй помощник протянул ей папку.

дэнни силился понять, где он и почему. Кисти занемели, запястья пощипывали. Он понял, что руки у него связаны за спиной. Кто-то снимал наручники.

– Мистер Миллиган, – начала женщина, не глядя ему в глаза, – встаньте, пожалуйста, на пятно.

От этих слов у него продрал мороз по коже. Откуда она знает про Пятно? Написали в бумагах?

Помощник шерифа справа схватил его за волосы и скованные руки и толкнул на три шага влево.

– Хитрожопый уебыш, – прорычал он. – Умудрился снять наручники в фургоне.

Вот, значит, почему свирепствует охрана и туго затянуты наручники, сообразил дэнни, – томми во время поездки встал на Пятно и освободился. Рыжая наморщила нос, как будто учуяла дохлого скунса.

– Мистер Миллиган, – повторила она, указывая на пол, – если не хотите неприятностей, учитесь делать, что вам говорят.

дэнни посмотрел вниз, заметил красный круг и облегченно вздохнул. Значит, речь не о «Пятне сознания», как его называл артур, а всего-навсего о пятне краски на старом грязном полу.

– Выньте все из карманов! – приказала женщина.

Он вывернул их, показывая, что там пусто.

Помощник шерифа за спиной произнес:

– В смотровую, срань! Раздевайся догола.

дэнни вступил в следующий кабинет и стянул через голову рубашку.

Вошедший санитар рявкнул:

– Поднял руки! Рот открой! Убери волосы за уши! Повернулся и руки на стену!

Повинуясь приказаниям, дэнни гадал, будет ли санитар похлопывать его по телу, как при обыске. Я не дамся. Не позволю никакому мужику себя лапать. Уйду с Пятна и вызову на подмогу рейджена.

– Покажи ступни. Наклонись. Раздвинь жопу.

Этот человек что, получает удовольствие от издевательства надо мной?

Санитар проверил его одежду, швырнул ее в корзину для белья и протянул темно-синие штаны и рубаху:

– В душ, выродок!

дэнни поскользнулся на мокром полу. Пытаясь открыть тяжелую железную дверь с заклепками, ушиб большой палец на ноге. В душе из противоположной стены торчала ржавая труба. Из нее текла вода. Он встал под струю и отпрыгнул. Холодная!

Несколько секунд спустя вода автоматически выключилась и одновременно вошел коротышка в белом халате и резиновых перчатках. Он направил на дэнни баллончик с жидкостью от волосяных и лобковых вшей, как если бы красил статую. Глаза дэнни щипали, он закашлялся от окутавшего его вонючего едкого пара. Закончив дезинфекцию, мужчина кинул на пол бумажный пакет и, не говоря ни слова, вышел.

В пакете оказались зубная щетка, паста, расческа и баночка для мочи на анализ. дэнни вытерся, надел синие штаны с рубашкой и, зажав в руке пакет, проследовал за новым санитаром по коридору, через решетчатую дверь, и дальше в крохотную комнату. Там он закрыл глаза и сошел с Пятна…

томми проснулся на странной койке в маленьком, смахивающем на камеру помещении. «Как случилось, что волосы у него мокрые, а во рту пересохло? Где я? – молча спросил он. – Как я сюда попал?»

Он вскочил и прислушался в ожидании ответа на свои мысли, но никто не ответил. Что-то не так. томми мог общаться с артуром и алленом с того самого времени, как доктор Кол сделал их сосознающими. Но сейчас в трубке молчали. Ни единого гудка. Совершенно ничего. Его разъединили.

Какого черта! томми весь трясся. Он знал, что надо найти воду, смочить запекшиеся губы и утолить жажду. А затем обследовать это странное место на предмет побега.

томми выглянул из комнаты и зажмурился от яркого света ламп. В длинный коридор выходило много таких же, как у него, комнат. В левом конце виднелась металлическая решетка. Он повернулся вправо и понял, что его коридор – один из нескольких, которые, как спицы колеса от ступицы, расходились во все стороны от огромного центрального зала.

Посередине, вокруг стола, околачивались санитары.

Коридор прямо напротив стола был отделен железной решеткой и дверью. томми мысленно отметил, что он, видимо, соединяет отделение с остальной больницей.

В дальнем конце зала на стульях и столах сидели несколько человек. Другие шаркали вокруг. Какой-то дядька разговаривал сам с собой. Вдалеке кто-то наклонился над фонтанчиком с питьевой водой. За пьющим вдоль стены выстроилась очередь. Хотя томми терпеть не мог очереди, он все-таки опасливо подошел и встал последним.

Наконец пациент перед ним наклонился, чтобы попить. томми заметил, что струя бьет ему в лицо, мимо рта. Несмотря на жалость к этому зомби, он невольно улыбнулся.

Внезапно из полутемного коридора с яростным криком выбежал худой мужик. Сжав кулаки, он кинулся к фонтану.

томми отпрыгнул, а пьющий перед ним никак не отреагировал, все еще ловя губами струю. Разъяренный бегун с размаху ударил зомби кулаком промеж лопаток. Голова того резко дернулась вниз, и глаз оказался наколотым на острие фонтана. Когда он выпрямился, на месте глаза зияла окровавленная дыра.

Шатаясь и едва сдерживая тошноту, томми вернулся в комнату. Сел на кровать и скрутил простынь, придумывая, как бы повеситься. Если он не сможет вернуться в Афинскую психиатрическую клинику к доктору Колу, он здесь не выживет.

томми лег навзничь, закрыл глаза и покинул Пятно, желая поскорее забыться сном…

– Миллиган!

кевин резко проснулся и – ко всему готовый – встал и направился к двери.

– Миллиган! В круг!

По опыту других психбольниц и тюрем кевин знал, что «круг» – невидимо очерченная территория общего зала метра три с половиной диаметром, в центре которой находится стол старшего по отделению. Приближались к этой зоне с опаской. Заходить в нее без разрешения запрещалось, и, если не хочешь побоев, надо было вести себя крайне раболепно. кевин остановился в круге на почтительном расстоянии от стола.

Дежурный, не глядя, указал на дверь, которую охранял лысый санитар. Тот произнес:

– К стене, Миллиган. Сейчас пойдешь к доктору.

Только не я, подумал кевин. Я с мозгоправами не разговариваю. Выходя из круга, он одновременно сошел с Пятна.

ли, который ждал в полумраке за кулисами, гадал, с чего вдруг ему разрешили выйти. артур давным-давно запретил ему доминировать в сознании, поскольку его опасное паясничанье частенько приводило их всех в карцер. Как кевину и другим, кого артур именовал «нежелательными», ли запрещалось выходить на свет еще с их тюремных деньков в Лебаноне, Огайо. Тот факт, что его выпустили, означал, что вокруг опасно и Пятно контролирует рейджен. ли осмотрелся и решил, что они в госпитале тюремного типа. Вполне логично, что руководит парадом Хранитель ненависти.

– Миллиган! Ты следующий!

Кабинет врача украшали мягкий ковер цвета молочного шоколада и стулья с дерматиновой обивкой. Человек за столом посмотрел на ли поверх дымчатых очков:

– Мистер Миллиган, я доктор Линднер, клинический директор госпиталя для душевнобольных преступников города Лима. Я читал вашу медицинскую карту и газеты и сразу вам скажу: в ваши множественные личности я не верю.

Так вот, значит, куда нас занесло. Дурка в Лиме! Та самая, от которой их пытались уберечь адвокаты.

ли всматривался в острые черты доктора, его тоненькую вандейковскую бородку, близко посаженные глаза и намечающиеся залысины. Волосы были зачесаны назад и опускались поверх воротника белой рубахи. На нем был темно-синий галстук, приколотый потертой булавкой в виде международного символа разоружения, какие пользовались популярностью в шестидесятые.

Сосредоточившись на голосе, выражении лица и других характерных чертах доктора, чтобы впоследствии его пародировать, ли почти не слушал… Кажется, Линднер говорил, что жизнь здесь – как бейсбол. Игрок может получить максимум три страйка – правда, после третьего он не выбывает из игры, а оказывается на лопатках, что значит, его привязывают ремнями к кровати в Изе. «Иза» означало изолятор.

«Передразнить ничего не стоит», – подумал ли.

Зазвонил телефон, и доктор Линднер снял трубку:

– Да, он как раз у меня в кабинете.

Он помолчал несколько секунд.

– Постараюсь помочь.

Линднер повесил трубку. Выражение его лица и голос неожиданно смягчились.

– Ну, мистер Миллиган, вы, вероятно, поняли, что речь шла о вас.

ли кивнул.

– С вами хотят побеседовать два джентльмена.

– Опять психиатры?

– Нет, но их интересует ваш случай. Они приехали из самого Дейтона.

ли догадался, что речь о репортерах. Что они только ни делали, чтобы заполучить контракт на написание книги о Билли Миллигане. Когда Билли и Учитель им отказали, выбрав другого автора, журналисты принялись строчить о нем злобные статьи. ли расхохотался.

Передразнивая выражение лица и голос Линднера, он произнес:

– Скажите им, чтобы шли в жопу!

Затем повернулся и сошел с ярко освещенной сцены. Направо, опять за кулисы.

Пятнадцать минут спустя дэнни вышел из своей камеры в общий зал, где было светлее, чтобы почитать журнал про разведение кроликов. Он обожал кроликов… Как бы хотелось сейчас погладить пушистого милашку! дэнни перевернул страницу и отшвырнул журнал, точно обжегшись, – на иллюстрациях наглядно показывалось, как их свежевать и потрошить.

Статья его обдурила.

На глаза навернулись слезы. Он вспомнил, что сделал с крольчонком отчим Чалмер. Он ясно помнил тот день. Ему тогда почти исполнилось девять. Папа Чал повез Билли на ферму, чтобы помочь с косьбой…

Билли наблюдал, как большой кролик показался из норы и ускакал прочь. Мальчик осторожно подошел и увидел серо-коричневого крольчонка. Опасаясь, как бы тракторная косилка Чалмера не задела малыша, Билли поднял его и спрятал в футболку.

– Придется найти тебе новый домик, потому что ты теперь совсем один, а детдомов для кроликов не бывает. Я не могу взять тебя с собой, потому что папа Чал не разрешит. Отнесу тебя обратно в поле, и ты найдешь маму.

Вдалеке засигналили. Билли знал, что это значит: надо принести Чалмеру пиво – и поскорее. Он бегом бросился к машине, достал из охладителя банку и помчался через двор к трактору, на котором сидел Чалмер. Протянул ему пиво.

Чалмер щелчком открыл банку и свирепо зыркнул на пасынка:

– Что там у тебя?

– Зайка. У него нет мамы с папой. Вот бы взять его к нам домой. Я бы за ним ухаживал, пока не найду, кому его отдать. Или пока он не подрастет и не сможет жить сам.

Чалмер фыркнул:

– Дай-ка глянем.

Билли показал крольчонка.

Чалмер ухмыльнулся:

– Прежде чем тащить в дом, давай я сперва его почищу. Неси к гаражу.

Билли не верил своим ушам. Чалмер разговаривал с ним по-доброму.

– За кроликами нужен особый уход, – продолжал Чалмер, – у них зараза всякая, блохи. Мать нас с тобой за него отчихвостит. Погоди…

Чалмер скрылся в гараже. Когда вернулся, в руках у него была канистра с бензином.

– Дай-ка…

Он схватил кролика за шкирку и облил бензином. В нос ударил едкий запах.

– Что ты делаешь? – испугался дэнни.

Чалмер быстро вытащил зажигалку, поджег кролика и бросил. Билли истошно закричал, глядя, как зверек скачет и вертится, натыкаясь на стену и оставляя огненный след.

– Что, маменькин сынок, нравится? – загоготал Чалмер. – Жаркое из твоего зайки!

Билли кричал. Это он виноват. Оставь он малыша в норе, тот был бы жив.

Чалмер стал бить его кулаком в лицо. Крики перешли в сдавленное всхлипывание.

В общем зале двадцать второго блока дэнни вытер слезы и с отвращением отпихнул ногой журнал. Обхватив колени руками, он смотрел на людей вокруг.

Гадал, придет ли Мэри. Она ему нравилась, потому что была такой же, как он, застенчивой и испуганной, тихо сидела рядом и брала его за руку, когда ему было страшно. Затем он обычно терял Пятно, потому что томми она тоже нравилась, и тот выходил в сознание и говорил ей, что, хотя она пациентка, бояться ей нечего, так как она очень умная, и пусть приходит почаще.

Но Мэри рядом не было.

Дверь смотровой открылась, из нее вышел пациент со сжатыми кулаками. Он направился прямо к дэнни, со всей силы ударил его по лицу и убежал. дэнни лежал на полу, слезы жгли глаза.

Почему никто не остановил этого сумасшедшего, не пришел на помощь? Странно, что тот псих вышел от доктора и безо всякой причины на него кинулся. Санитары загоготали. Один крикнул:

– Первый страйк, мистер Миллиган!

дэнни этого уже не слышал – на Пятно, чтобы принять на себя боль, встал дэвид. А потом вышел джейсон. Он кричал и кричал, пока санитары его не увели, хотя он тоже ничего не понимал.

Один Учитель, молча наблюдавший из глубин сознания, знал ответы на все эти «почему». Он знал, что этот первый день в госпитале для душевнобольных преступников – только цветочки.