Текст книги "Империя Млечного Пути. Книга 1. Разведчик"

7. Акияма Кимура

– Тебе нужно было родиться русским, – толстые, с жесткими волосками пальцы осторожно, почти нежно заскользили по книгам, плотным строем расположившимся на полке.

– Почему? – Кимура смотрел на товарища из уютного кресла, грея в бокале темный терпкий напиток.

Старинный друг, Алексей Рудой, привычным жестом оправил седые усы и вытянул одну из книг. Живые глаза в обрамлении морщин насмешливо посмотрели на Акияму.

– У нас от чтения эндорфины выделяются, «гормоны счастья». Такие уж особенности языкового восприятия. А ты читать любишь, – он потряс книгой. – Особенно наших классиков.

Акияма улыбнулся.

– Я читаю в оригинале. Причем, не только русских классиков.

– Ну, это не то, – протянул Рудой, перелистывая страницы. – Надо иметь русский мозг. Ты вон, и коньяк наш жалуешь с особым удовольствием.

– Коньяк французы придумали.

– Рассказывай, – отмахнулся товарищ. – Что они там в своем Халифате могут придумать.

– Это было очень давно, – Кимура с удовольствием втянул глоток спиртного. – Не притворяйся невежей.

Алексей деланно нахмурил брови, чуть отвел от глаз раскрытую книгу. Процитировал с чувством по-русски:

– Небо! Небо теперь в запустении. Не та эпоха. Не тот отрезок времени. Ангелам теперь хочется на землю.

Он хмыкнул, закрыл книгу и вернул ее на полку.

– А мой внук, представляешь, уже не умеет читать. Даже предмета такого в школе нет. Все через инбу, через картинки преподают.

– Все меняется.

– Ты крайне лаконичен сегодня, – Алексей уселся в кресло напротив, взял со столика свой бокал. – Когда тебе на ветеранскую?

– Коллегия послезавтра.

– Переживаешь?

Акияма улыбнулся, качая головой.

– Ай, не ври, – Рудой сделал большой глоток коньяка, даже не поморщился. – Мне до нее еще два года, но уже трясет. Как подумаю, что все, саблю в ножны, аж передергивает.

– Умеешь ты настроение поднять.

– Умею. Ну, за Гвардию! Всегда легенда!

Он наклонился вперед с бокалом в руке. Акияма повторил его жест. Бокалы соприкоснулись с глухим стеклянным стуком.

Выпили по глотку.

– Кстати, первой печатной книгой в моей коллекции был «Кодекс воина», – Кимура положил руки на подлокотники, указал подбородком на полку. – Я не держу ее здесь – семейная реликвия. Помню, как в свое время старался следовать прочитанным постулатам, пока не понял, что слишком отличаюсь от своих далеких предков.

– Не так уж и сильно, – Рудой прищурился. – Я еще помню эти твои самоубийственные фортеля над Ткараном. В лучших традициях камикадзе.

– Это было давно.

– Это было, – Алексей сделал утвердительный жест бокалом. – И это главное. Об остальном пусть спорят историки.

– Нужно сказать спасибо…

– Да-да, – бесцеременно перебил Акияму друг. – Спасибо биоинженерам Академии за то, что собрали тебе такую удачную генетическую структуру. С кем ты там из одной пробирки выращен? С действующим адмиралом флота? С героем войны Самусенко?

– Он тебе долг вернул?

– Хрен там ночевал, – по-русски отозвался Рудой. – Но, сдается мне, дружище, ты эту песню про «Кодекс» неспроста завел.

– Почему ты так решил?

– Да потому что знаю тебя как облупленного, – усмехнулся Алексей. – Опять этот твой бзик насчет смерти в бою?

– Это не бзик.

– Помню, помню. Семейная самурайская традиция. И твой дед не простил твоего отца, потому что тот перешел из боевого подразделения в торговый флот. И твой отец жалел об этом своем поступке до самой смерти.

– Алексей, мы об этом уже спорили, – недовольно поморщился Акияма.

– Конечно, спорили. Потому что ты до своих седин дожил, да так и не понял, что не обязан отвечать за чужие поступки.

– Обязан, – твердо ответил Кимура. – Это в молодости кажется, что традиции – для стариков и дураков. Лишь с возрастом понимаешь, что они единственная нить, которая связывает прошлое и настоящее. Многие уже не помнят кем были их деды и прадеды, как жили и как умирали. Я своих помню. Потому что не забывать – это тоже традиция. Как и принять смерть воина – в бою.

– Ты в такие моменты меня пугаешь, – признался Рудой.

Он поднялся и прошел к узкому столу из красного дерева, на котором в ряд застыли фигурки мужчин в военной форме разных эпох. Все похожие друг на друга лицом и осанкой, и все вместе чертами лиц напоминающие Кимуру.

– Но ты ведь сам сказал, что слишком от них отличаешься, – Алексей словно поймал товарища на слове, хитро усмехнулся, оборачиваясь. – Неужели ты на самом деле жалеешь, что не погиб сражаясь? Что продолжаешь жить, читать книги, попивая двадцатилетний коньяк и беседуя со мной?

– Провокационный вопрос, – улыбнулся товарищу Кимура.

– Это не делает его праздным.

– Не жалею, – признался Акияма. – Мне нравится моя жизнь. Но я с каждым годом чуствую груз невыполненных обязательств. Понимаешь, Алексей? Хочешь, не хочешь – есть вещи, которые просто нужно сделать. Так завещал мой дед. Так хотел бы мой отец.

– Завтра твой последний день на флоте, а ты переживаешь, что так и не успел красиво помереть? – невесело усмехнулся Рудой. – Извини, но я тебе не верю. Сколько лет мы с тобой знакомы? Ты никогда не вел себя опрометчиво или необдуманно. Все твои военные подвиги – вопреки смерти, а не ради нее. Поэтому ты можешь говорить что угодно, но я вижу совсем другое.

Алексей остановился напротив Акиямы.

– Ты просто боишься перемен, – с несвойственной серъезностью произнес Рудой. – Ты боишься, что не сможешь влиться в гражданский быт, не сможешь реализовать себя, быть полезным. Я все это знаю и понимаю, потому что сам этого до чертиков боюсь. Нас же создавали для службы, мы больше ничего не умеем.

Кимура отвел взгляд, ощущая на лице тяжесть горьких морщин.

Но старый друг еще не закончил.

– Я скажу тебе то же, что сказала мне моя жена, – Алексей шумно опустился обратно в кресло. – «Алеша», сказала она, «Хватит покупать яблоки в одном и том же магазине. В другом они могут быть вкуснее».

– Ника – мудрая женщина.

– Ну так! Жена офицера. Она знает, что нельзя давать мне хандрить. У нас, у русских, это всегда заканчивается черной меланхолией.

Рудой перехватил взгляд товарища, невольно брошенный на голокарточку в изголовье кровати, с которой улыбалась миниатюрная женщина в полевой форме военного медика с нашивкой «Агата Кимура» на груди. В углу карточки, на черной полоске, бледно светились даты жизни.

– А я тебе вот так перефразирую, для большей доходчивости, – громким голосом привлек к себе внимание Алексей. – Если всю жизнь смотреть на слона сзади, то можно решить, что слон – это такая большая задница.

Кимура не выдержав, хмыкнул.

– Алексей, иносказательность – не твой конек.

– Ну, ты то понял? Я это к чему – не относись к своей отставке как к концу света. Это просто очередной этап, очередной вызов, который нужно принять.

– Я обязательно обдумаю эту мысль.

– К тому же, – Рудой посчитал, что душеспасительная беседа закончена, расслабился в кресле, покачивая ногой. – Ты очень удачно сваливаешь. Что-то нехорошее затевается в нашем королевстве.

– Ты тоже разговаривал с Гюставом?

– С Гюставом Бернаром? Нет, давно его не видел. Как он?

– У него все хорошо, – Кимура пригладил короткий ежик прически. – Он будет председательствовать на коллегии.

– Отрадно. Пусть лучше тебя в отставку проводит старый боевой товарищ, чем безликая штабная крыса. Так и что он сказал?

– Что начались очень активные передвижки в генеральном штабе. Месяц назад тихо сместили вице-адмирала Кроса. Вместе с ним ушли и замы, Роднянский и Ли. Говорят, что открыт вопрос об отставке адмирала Эклунда. Вроде бы на его место прочат командующего одной из пограничных группировок. Все пытаются понять с чем связаны такие перестановки.

– Тоже мне новость, – фыркнул в усы Алексей. – А то, что флотилии расформировывают, а опытных офицеров, типа нас с тобой, заставляют заниматься всякой хренью – это ничего?

– Реформа Галахара.

– К черту такие реформы, – с жаром отрезал Рудой, чуть не расплескав коньяк. – У Империи что, врагов убавилось? Границы меньше стали? Пропала нужда в верных и опытных солдатах? А эти реформы, переподчинение, укрупнение и ротации… Чушь собачья.

– Не заводись.

– Да я спокоен. Но у меня создается ощущение, что кто-то методично убирает с дороги тех, кто когда-то присягал лично Императору, а не этим проституткам из сената. Не удивлюсь, если новый адмирал – лобби какого-нибудь политикана.

Алексей шумно выдохнул, в один глоток допил из бокала. Скривился, проговорил:

– Я же тебе главную шутку дня не рассказал. Меня отсылают.

– Куда? – искренне удивился Кимура.

– За Серебряный пояс, астероиды охранять. Знаешь с какой формулировкой? «За невыполнение задачи особой важности». Это типа за то, что мы с тобой того ублюдка в Альфа-Эрсо упустили. То есть понимаешь, да? Тот придурок с целой планетой невесть как исчез, а виноваты в том мы. Нет, дружище, я тебе говорю, что-то тут нечисто. Уж очень за нашего брата крепко взялись, словно только повод нужен. Давят первых, Старую Гвардию. Подчищают место для более сговорчивых.

Акияма промолчал. Он думал также, как и его друг, но что толку это сейчас обсуждать?

– Ладно, – махнул рукой Рудой, вновь наполнил бокалы и попытался навесить на лицо беззаботную улыбку. – Черт с ними, с этими дрязгами мелочными. Не хватало еще на старости лет ввязаться во всю эту гниль. Мы свой срок с честью остояли, пусть теперь молодняк рубится.

Он тряхнул головой, помогая себе переключиться, поднял глаза на друга.

– А ты пообещай мне только одно, – Алексей стал максимально серъезным. – Пообещай, что не будешь пороть горячку с этими своими традициями, ладно? А то меня рядом не будет, а тебя, дурака старого, некому будет контролировать. У меня и без того друзей мало, чтобы терять их вот таким глупым способом. А потом я выйду в оставку и махнем куда-нибудь на яхтах, да чтобы с угаром и фейерверками. Ну, договорились?

Он поднял бокал в салюте и Кимура поддержал его.

– Давай, за нас. За Гвардию! За светлое будущее, мать его, – поднялся Рудой. – Всегда легенда!

Акияма выпил молча. Он не любил дарить пустые надежды.

* * *

Жесткий воротник парадного мундира Старой Гвардии сдавливал шею тисками, но Акияма не замечал этого. Он изредка ловил свое отражение в мраморной Стене Героев – вытянувшаяся по стойке «смирно» белая фигура за рядами выбитых в камне имен погибших пилотов.

Крайне символично.

Напротив Кимуры, под раскинувшим крылья гербом Императорского Космического Флота, восседала так называемая «ветеранская» коллегия Штаба.

В центре – широкоплечая фигура заместителя командующего корпусом Гюстава Бернара. Старый друг и соратник. Его лицо непроницаемо, на Акияму старается не смотреть. Вместо разноцветной орденской планки – жетон Старой Гвардии, тот самый, одноцветный, уже тусклый, с номером и сомкнувшимся на лезвии меча кулаком.

Такой же висел у Кимуры дома.

По правую руку от Бернара – адъютант командующего по личному составу. Его имени Акияма не помнил и они вряд ли раньше вообще встречались. Штабист не скрываясь разглядывал застывшего в центре зала офицера, но на его лице читалась откровенная скука.

Слева от командующего, навалившись грудью на столешницу и всячески изображая заинтересованность, сидел еще один участник мероприятия, чужой в этой компании – молодой человек лет двадцати пяти, ухоженный и лощенный, в идеально сидящем костюме. Очень правильные черты лица, подбородок с ямочкой и пронзительный взгляд голубых глаз. Должно быть, парень не испытывал проблем с женщинами. Гюстав представил его как помощника сенатора Савельева, который как раз прибыл с инспекцией в сектор. Имени самого парня Акияма не стал запоминать – вряд ли пригодится.

Раздающийся из скрытых динамиков голос диктора торжественно зачитывал выжимку из личного дела капитана 1 ранга Кимуры. Будто краткий пересказ долгих, долгих лет, пролетевших так быстро.

Имперская Академия, закончил с отличием. Штурман вольтижерского корвета. Ранение. Передовая линии инцидента на Акве. Аджайский конфликт. Принят на должность капитана вольтижерского звена. Вновь ранение, потом повышение. Еще одно ранение. Сбит над Бураном-3, но вышел к своим, вывел экипаж и пленного. Очередное повышение. Ткаранский котел. Ранение. Должность старшего помощника капитана крейсера. Битва при Гаргуне с превосходящими силами противника…

Акияма стоял не шелохнувшись, глядя прямо перед собой. Он терпеливо слушал, пропуская многое мимо ушей.

Нет смысла восхищаться правильно прожитой жизнью. Он просто делал то, что должен был. Так к чему сотрясать воздух? Давайте уже быстрее покончим с этим!

Но Кимура всегда был хорошим солдатом, поэтому никак не выказывал неподобающего нетерпения. Он просто стоял и ждал, блуждая взглядом по линиям на гербе Флота.

– …В рамках возрастной ротации переведен в пограничный сектор «Восьмая Андромеды». Последний выход – полицейская акция в секторе Альфа-Эрсо.

Голос, наконец, смолк и на миг в зале воцарилась обволакивающая тишина. Потом заелозил адъютант, раскрывая виртуальный файл с фотографией Кимуры. Что-то прошептал себе под нос помощник сенатора, делая пометки в записной книжке. Расправил плечи заместитель командующего, набирая в грудь воздуха.

– Вольно, капитан, – привычно резким и громким голосом скомандовал Бернар, поднялся из-за стола. – От лица командования Флотом, а также от лица всех служащих, кому посчастливилось нести вахту рядом с вами, прошу принять слова искренней благодарности и уважения. Вы не раз доказывали свою доблесть и отвагу на полях сражений, вдохновляя других собственным примером. Именно такие, как вы, капитан, являются образцом офицерской чести и верности долгу, именно такие, как вы, создали мощь и величие нашего государства.

Заместитель командующего сделал многозначительную паузу, вздернул вверх подбородок.

– Мы со всем пониманием и сожалением принимаем вашу отставку, добровольную и сознательную…

Потом слово перешло к адъютанту, который зачитал приказ об отставке, озвучил полагающиеся привилегии и социальные гарантии. Для Кимуры все это звучало не краше надписей на погребальных венках, аккуратно уложенных на свежую могилу. Вроде бы все торжественно, но вместе с тем горько и обидно. Сейчас закончится официальная часть, отзвучат гимны и Флот попрощается с очередным пилотом.

Он так и не решил что потом. А чертов воротник все давил и давил на кадык, словно злорадствуя.

Штабист закончил, свернул файл. Бернар кивнул ему, повернулся к молодому помощнику сенатора, предоставляя тому слово. Кимура приготовился выслушать дежурные поздравления, но вместо этого парень спросил, глядя в свои записи:

– Так что же все-таки случилось в районе планеты Эрсо-1515, господин капитан?

Он поднял голову и Акияма испытал легкое удивление – мало того, что этот молодой чиновник не испытывал никакого смущения от обстановки, в которой находился, так еще и в его глазах было что-то такое, отчего Кимура почувствовал себя бабочкой под микроскопом энтомолога.

– Обо всем случившемся я подробно доложил рапортом, – сухо ответил капитан.

– Да, я читал, – парень поднял брови и пробежался взглядом по строчкам в книжке. – Но хотелось бы выслушать именно ваше экспертное мнение, господин Кимура.

Акияма посмотрел на Бернара, тот пожал плечами. Что ж…

– Я не являюсь планетологом или астрофизиком, поэтому мое мнение не может являться экспертным, – сразу определил капитан. – Моя группа в составе двух легких гренадерских фрегатов в ходе преследования опасного преступника столкнулась с необычным физическим явлением, а именно с абсолютным и полным исчезновением крупного космического объекта…

– Планеты Эрсо-1515? – подсказал помощник сенатора.

– Так точно, планеты Эрсо-1515.

Вновь взгляд в книжку, потом на невозмутимое лицо капитана.

– Как вы можете объяснить это?

Кимура моргнул.

– Что, простите?

– Как вы можете объяснить подобное исчезновение? Своими словами?

Теперь все трое смотрели на капитана, словно ждали от него каких-то откровений.

– Я – боевой пилот, господин помощник сенатора, – голос Кимуры стал заметно жестче. – Я не ученый, не журналист и не политик. Я не мастак объяснять то, о чем не имею понятия.

Однако этот клещ просто так не сдавался.

– Я понимаю, господин капитан. И прощу меня извинить, если чем-то вас обидел. Но мной получены четкие указания от сенатора, который прибыл в сектор, в том числе, и в связи с этой необычной ситуацией. Потому, прошу вас, выскажите свое мнение. Это важно.

Взял за загривок и ткнул в лужу. «Не для себя – для сенатора».

– Хорошо, – Кимура не любил обсуждать свои догадки с посторонними, но теперь-то чего уж терять. – Я думаю, что стал свидетелем явления, схожего по своим характеристикам с действием Арок.

– Вы имеете в виду мгновенное перемещение объектов в пространстве?

– Да.

Повисла пауза. Все смотрели на помощника сенатора, а тот задумчиво разглядывая стол. С легким детским недоумением спросил, поднимая глаза:

– Но вы же понимаете, что это невозможно? Никто, кроме Императора не может создавать Арки! Никто во Вселенной!

Кимура промолчал, многозначительно выпятив подбородок. Он высказал свое мнение, но спорить о нем не собирался. Будучи человеком критического склада ума, Акияма не любил подменять отсутствие фактов живостью фантазии. Да, произошедшее в тот день выбивалось за рамки обыденности. И преступник, за которым они гнались, точно не имел к случившемуся никакого отношения, слишком уж не сопоставимы масштабы события и личности. Тогда что могло заставить исчезнуть целую планету?

А что заставляет ежедневно исчезать и проявляться в других местах космические корабли нескольких десятков космических рас? Что может в один миг переместить звездолет из одной точки Вселенной в другую?

Понятно что – всем известная, но не поддающаяся изучению технология Арок, ставшая основой могущества человечества. Технология, которую способен воспроизводить лишь одно существо во Вселенной – Император.

И вот тут начинался тонкий лед – если не Император поспособствовал исчезновению Эрсо-1515, то что?

Или кто?

Пауза затянулась, и заместитель командующего решил взять слово.

– Господин Аладьев, – сказал он, привлекая внимание помощника сенатора. – В данный момент специальная комиссия работает в системе Альфа-Эрсо, наблюдает изменения структуры и гравитационных орбит, вызванных явлением. Все материалы…

– Да-да, я знаю, – парень, судя по всему, даже не заметил, как перебил целого боевого офицера. – Сенатор Савельев обязательно посетит комиссию. Что ж, у меня все.

Еще не утихло эхо торжественной мелодии, а Кимура чеканным шагом вышел из зала. Здесь, в пустом коридоре, позволил дать волю эмоциям, с силой рванул ворот кителя. Жалобно звякнула магнитная застежка. Дышать стало свободнее, словно сняли ошейник.

Ошейник, в котором он проходил всю жизнь. Который носил не как бремя, но как предмет гордости.

Разжал кулак, посмотрел на подаренный значок, оставивший на коже ладони белые полосы вмятин. «Почетный воин Империи», ветеранская медаль. Точка в длинной череде наград и регалий. Дальше только посмертные.

«Силуэты среди теней. Отблеск стали. В тишине завершается жизнь».

Древние стихи как никогда вовремя вынырнули из памяти. В них не было печали, лишь закономерный итог всего.

Нужно будет зайти к Рудому, проститься.

Уже на выходе из штаба Кимуру догнал невысокий человек с бегающими глазами и приклеенной на бледном лице улыбкой.

– Господин Кимура! Еле поспел за вами! Разрешите? – он торопливо забежал вперед и открыл перед капитаном дверь. – Меня зовут Савва, я представитель одной компании… Мы знаем как несправедливо обошлись с вами на службе, которой вы… Ох, позвольте… Мы очень не хотим, чтобы ваши таланты пропали всуе…

Он что-то говорил и говорил, потом, в последний момент, когда отрешенный Акияма садился в служебное авто, сунул-таки ему в руку жесткую визитную карточку. Откланялся и остался стоять на бетонной площадке, глядя вслед отлетающей машине.

Лишь на полпути домой Кимура без интереса поднес визитку к глазам и в полумраке салона прочитал тисненные золотые буквы.

«Частная военная корпорация «Сфорца». Работа для профессионалов».

И ниже, под стилизованным изображением воина, бегущего с копьем и щитом: «Когда среди звезд не мир, но меч».

8. Карл Йенсен

В густой тишине тикали самые настоящие механические часы, изящные, рельефные. Большое круглое стекло, отливающий медью циферблат с оттиском, тяжелый маятник, висящие на цепочках грузики в виде древесных шишек. Сразу видно, что вещь дорогая, старинная, не какая-то там современная пластиковая реплика.

Интересно, откуда у обычной колониальной больнице деньги на такой раритет? Впрочем, учитывая сколько они дерут за услуги сверх страховых, так тут можно «живой» пол постелить даже в коридоре!

«Живой» пол был еще одним пунктиком в длинном списке новых желаний Йенсена. Как новая машина, обзорный голографический потолок и репликант-уборщик. Точнее, уборщица, с аппетитными формами и дополнительными функциями, скрытыми от жены.

Теперь к ним добавились и часы с кукушкой.

Впрочем, это теперь не просто пустые желания. Правильное слово – «планирование». Потому как дела пошли в гору.

Йенсен заерзал в дорогом кожаном кресле, устраиваясь поудобнее.

Сколько они просили подождать? Пару минут? Уже прошло не меньше десяти. Ну, да и черт с ним, ради дела можно подождать. Не каждый день соучредители медицинских компаний предлагают помощь задаром. Главное, чтобы Элли на ноги поставили. На ее будущее уже есть интересные мыслишки.

Йенсен постучал пальцами по подлокотнику массивного кресла, в котором, не взирая на свои габариты, практически утопал. Вздохнул, склонив голову к плечу. Взгляд сам собой упал на окно, за которым, на аккуратной лужайке на территории больницы, виднелись стартовые «чаши» для космических катеров. Обычно пустующие, изредка занятые бочкообразными медицинскими челноками, призванными забирать больных с орбитальной платформы. Сейчас в них красовались два катера, дорогих и сверкающих. Один – двухместный «Моор», черный с оранжевыми молниями, напоминающий трехгранный наконечник стрелы. Агрессивный, дорогой, вызывающий. Второй катер – зеленый с золотым, чуть выпуклый посередине – комфортабельный «Типин», «для ценящих уют и надежность».

Оба катера не местные. На каком, интересно, прилетел соучредитель Джаспер? На «Мооре»?… Джаспер-как-его-там. Вроде бы Сёренсен. Да, точно, Сёренсен. Надо бы запомнить, пригодится.

Чей может быть второй катер? Какой-нибудь зажиточной парочки, решившей на старости лет повидать мир? Хотя, вряд ли они приперлись на Канкри-55 в поисках новых впечатлений. Может, навещают кого?

Разгулявшаяся фантазия начала подпихивать картинки с личным катером Йенсена, на котором он бы … Ух!

Вновь попробовал позвонить Элли, но опять не получил ответа.

Все же странная деваха эта Элли. Не то, чтобы головой поехавшая, но какая-то… странная.

Датчанин не смог подобрать иного слова, пробуя подцепить на собственные ощущения все, что всплывало в памяти.

Элли и Ю – оба странные. Ну, вот как тут еще скажешь? Однако, и в своих странностях они разные, со своими прибабахами. Тот же Ю – он весь какой-то дремучий, дикий. Будто проспал в стазисе последние лет сто, даже банальных вещей не знает.

А Элли, Элли другая. Тоже без инбы, как и Ю, имя из какой-то книжки содрано, сама утверждает, что ничего не помнит до момента пробуждения в том медицинском модуле. Однако, все схватывает буквально на лету. Без подсказок научилась пользоваться визором и кухонным синтезатором, выучила несколько десятков фраз на датском, не удивлялась окружающему порядку вещей. Словно все это уже видела, просто подзабыла.

Быть может, не зря на том модуле стоял значок биологической опасности? Быть может, они опасные мутанты или жертвы тайного эксперимента?

Да и хрен то с этим! Если они помогут заработать деньжат, то пусть окажутся хоть демонами из ада, плевать. Тем паче, что за весь этот срок ничего ужасного с участием Ю или Элли не произошло. А это еще какой показатель!

С мелодичным звуком открылась дверь. Карл встрепенулся и выпрямился, поправляя воротник.

Вместо ожидаемого соучредителя Джаспера в кабинет вошла высокая стройная девушка в приталенном деловом костюме. Убранные в короткую кичку на затылке волосы, подчеркнуто нейтральный цвет губ, внимательный, но какой-то холодный взгляд.

Ты кто еще такая?

– Просим простить за ожидание, – девушка твердым шагом пересекла комнату и села за стол. – Задержка связана с необходимостью оформления подписанных вами документов.

– Угу, – Карл несколько растерялся. – Ну и как?

– Я не совсем поняла ваш вопрос, извините.

– Ну, документы. Все в порядке?

– Да, все в полном порядке, – губы девушки растянулись в дежурной улыбке, которая так и застыла на ее лице.

Наступившую паузу разбавляло лишь тиканье часов.

– А где Джаспер? – Йенсену вдруг стало неуютно. – Мы с ним договаривались.

– Господин Сёренсен просил принести свои извинения, он отбыл по безотлагательным делам.

И вновь пауза, дежурная улыбка, немигающий взгляд.

Карл завозился в кресле, пытаясь выглядеть внушительнее. Прокашлялся.

– И что дальше? – совсем уж глупо спросил он.

Девушка провела ладонью по поверхности стола, вывела в воздух изображение недавно подписанного Йенсеном договора. По тексту побежала красная линия, подчеркивая строки.

– Карл Йенсен, поручитель участника медицинского эксперимента Элли Гариной, – не глядя на картинку, процитировала девушка. – Согласно пунктам договора, на ваш счет переведена указанная сумма денежного вознаграждения. Благодарим вас за сотрудничество.

Карл приятно удивился. Вот это скорость – только что подписал договор, а деньги уже перевели! Пусть сумма небольшая, но, черт возьми, приятная. Хотя…

– Джаспер… э-э… Господин Сёренсен сказал, что деньги будут переведены после операции, – датчанин вспомнил свой недавний разговор с соучредителем.

– Господин Сёренсен не является стороной договора, – зачем-то уточнила девушка. – Но вы правы – вознаграждение переведено после завершения эксперимента.

Карл застыл с открытым ртом. Посмотрел на часы – с момента, как Джаспер Сёренсен попросил подождать и скрылся за дверьми, прошло в лучшем случае минут пятнадцать-двадцать.

– Я чего-то не понял, – нахмурился Йенсен.

Все как-то странно и тревожно. Этот Джаспер, заметивший их с Элли. Предложение поучаствовать в экспериментальном лечении, хорошая сумма вознаграждения (о которой никто, кроме Карла, не знал). Уверения в безопасности и необходимости операции – Элли действительно становилось все хуже. Потом тот разговор с Гариным – тогда у девчонки крайне удачно случился припадок, как бы это не звучало. Если бы ни это, хрен бы Ю дал добро. Потом истерика Элли, когда за ней пришли санитары. Приветливый Джаспер отвлек, пригласил в свой кабинет подписать формальные бумаги. А потом – вот оно как!

И, вроде, все вышло как задумывалось – деньги получил, делиться ни с кем не придется. Элли выздоровеет, то есть тоже все по плану…

А ну, постой-ка!

– А что с Элли? – Карл требовательно уставился на девицу. – Операция прошла успешно?

– К сожалению, во время операции ваша подопечная скончалась, – с фальшивым сожалением сообщила девушка. – Приносим свои соболезнования.

Часы мерно тикали, качался из стороны в сторону тяжелый маятник. Девушка жестом свернула договор.

– Что ты сказала? – смог выдавить из себя ошарашенный Йенсен.

– В целях соблюдения конфиденциальности проводимых исследований тело вашей подопечной будет кремировано, – девушка словно не услышала вопроса, либо не пожелала отвечать. – Все траты больница возьмет на себя.

– Ты кто вообще такая? – Карл вскочил и, сжав кулаки, двинулся вперед. – Где Джаспер? Когда вы успели сделать операцию?

На девушку вид приближающегося датчанина не произвел никакого впечатления. Она все тем же спокойным голосом сказала, глядя в глаза Карлу:

– Господин Сёренсен не является фигурантом договора и не имеет никакого отношения к исследовательской программе…

– Тварь! – прошипел Карл, сгреб в кулак лацкан пиджака девушки и потащил ее из-за стола.

Неестественно сильный рывок вывернул Йенсену локтевой сустав, холодная и твердая ладонь припечатала его лицо к гладкой столешнице. Карл взвыл, извиваясь, но девушка держала крепко.

Гребанный репликант!

– Договором предусмотрена возможность гибели пациента, пункт 17.1, – прозвучало над ухом. – Своей подписью вы согласились с указанными рисками.

– Сука синтетическая, – прошамкал перекошенным ртом датчанин. – Что вы с ней сделали?

– Ваше неподобающее поведение подпадает под статью о нарушении общественного порядка. Я предлагаю вам покинуть территорию заведения, в противном случае мы будем вынуждены обратиться в комиссариат.

Давление пропало, Йенсен смог выпрямиться. Яростно растирая локоть, он буравил девушку взглядом.

Его обманули словно сопливого пацана! Какая, мать вашу, операция за пятнадцать минут? А деньги по договору – как подачка портовой шлюхе. Решили вот так задешево Элли забрать и от него отделаться? Лом вам между ягодиц!

Вот ведь – а договор то он подписал, почти не читая! Впервые!

Ненавижу!

– Я погорячился, – Карл примирительно поднял ладони. – Не нужно полицию. Я уже ухожу.

Последняя фраза не успела полностью сорваться с губ Йенсена, а его кулак уже летел по короткой траектории в голову девушки.

Проверенный прием – отвлечение и хук в челюсть.

Свет на миг померк, а когда Карл пришел в себя, то его уже аккуратно клали на газон за территорией больницы.

– Ублюдки, – язык слушался плохо, перед глазами кружились разноцветные шары.

Мягкая трава предательски разъезжалась под ладонями, от шума в ушах мутило. Йенсен несколько раз заваливался набок, прежде чем встал на колени, кое-как выпрямился и полез в карман за вифоном.

– Слушаю, – раздался хриплый и дребезжащий голос Оли.

– Это я.

– А это я. Думаешь, я не вижу, кто мне звонит?

– Черт, дядя, мне не до шуток!

– Не шуми. Обожди, – раздался шелест одежды и шаги. Мягко чавкнула дверь – Карл живо представил, как дядя выходит на полупрозрачный нарост балкона, неторопливо и устало, как включает курительный аппарат.

– Говори, – наконец разрешил Оли.

– У меня проблемы, – Карла словно прорвало. – Эти мудаки из больницы, этот козел Джаспер… как его, сука… Джаспер Сёренсен! Они кинули меня! Баба-реплик, дешевка пластмассовая, чуть руку не оторвала, падла! Они что-то сделали с моей девчонкой!

– Не гомони, – перебил племянника Оли. – Ты сказал «Джаспер Сёренсен»?

– Да!

– Какие у тебя с ним дела?

Йенсен кратко рассказал, понемногу приходя в себя и успокаиваясь. Незримое участие влиятельного родственника внушало уверенность и чувство защищенности.

– Так ты сам виноват, – сделал вывод Оли. – Джаспер всегда все по уму проворачивает, его по кривой не объехать.