Текст книги "Обманщики"

Тургенев нынче и всегда
Контрапункт

«У бабы-вдовы умер ее единственный двадцатилетний сын, первый на селе работник.

Барыня, помещица того самого села, узнав о горе бабы, пошла навестить ее в самый день похорон».

* * *

Это слова из коротенького тургеневского рассказа вдруг, непонятно почему и откуда, из восьмого или какого там класса – всплыли в его голове.

Сына этой бабы звали Вася.

Это он точно помнил. Вернее, вспомнил.

Но по порядку.

По причинам, о которых ему не хотелось распространяться, он оказался днем у одной своей знакомой. Он – по тем же самым причинам – в последнее время часто к ней заглядывал. Она была милая, добрая, сильно моложе него, но никак от него не зависела, ни по службе, ни по деньгам, никак вообще, поэтому он считал себя морально свободным.

И еще – жутко уставшим. Она понимала его усталость и сочувствовала ему всем сердцем, но никаких подробностей не знала. Иногда ему казалось, что у нее тоже было что-то такое, поэтому она так его любит. Хотя тоже ничего не говорила. А может быть, она просто была добрая и хорошая.

А он был вымотан вконец. Задерган, расстроен, измотан и опечален. И, казалось ему, сегодня ни на что не способен.

Поэтому по дороге к ней он зашел в аптеку и купил таблетку виагры. Одну. В отдельной упаковке. Не российский аналог, а американский подлинник. За семьсот пятьдесят рублей. Выдавил красивую синюю таблетку на ладонь и прямо во дворе ее дома проглотил, запив водой из пластиковой бутылочки. Потом выбросил упаковку и пустую бутылочку в железную урну у подъезда и позвонил в домофон.

Они обнялись. Поговорили. На кухне она покормила его салатом и рыбной котлеткой. Предложила коньяку, но он отказался. Выпил чаю. Зашел в туалет и в ванную, прополоскал рот от рыбного привкуса и даже взял на палец немного пасты и помазал себе зубы и выполоскал рот еще раз, чтоб был приятный мятный запах.

Вышел.

В комнате они еще раз обнялись. Кажется, виагра начинала действовать. Обнял ее сильнее, поцеловал совсем уж откровенно. Да, да. Сорок пять минут уже прошло. Замечательно.

Он шепнул ей, чтоб она расстелила постель. Смотрел сзади на ее ноги, и ему уже по-настоящему, совсем по-молодому хотелось. Фармацевты, черт!

Она поддернула пододеяльник за кончики, чтоб одеяло не бугрилось. Пошла в ванную.

Он вытащил из кармана мобильник. У него был не смартфон, а большой удобный кнопочник. Он выключил в мобильнике звук и положил его на стол экраном книзу. Стал раздеваться, весело слушал, как за стенкой в ванной шипит и журчит вода. Краем глаза увидел, что в мобильнике что-то засветилось ненадолго. Смс, наверное.

Зачем было брать? Мог бы подождать часок-другой. Болван.

Там было: «Вася умер».

Вася был сын. Ему было всего семнадцать. Поздний их с Наташей ребенок. Поздний – поэтому, наверное, родился больной. Они его тащили, надрываясь. Менялись, дежурили по очереди. Уставали страшно. Родители – и его, и Наташины – уже поумирали, на сиделок он зарабатывал из последних сил. Вот сейчас он собрал деньги и отправил их в Германию. Вылечить не обещали. Только выровнять. Ну вот и пожалуйста. Сегодня утром Наташа звонила, что в три часа ночи был приступ, очень сильный, с судорогами и остановкой дыхания, но его удачно купировали, и теперь Вася спит, и обещают улучшение.

Вот и пожалуйста.

Бедный Вася. Бедная Наташа. Бедный он. Бедные все.

Он подумал, что всё. Какое тут, к черту. Но нет! Эта сучья виагра работала, тем более что в глазах его крутился не Вася, не Наташа, а гладкие ноги, нежные руки и горячие губы его подруги, снаружи бархатные, изнутри скользкие.

Ну а что он должен был делать? Когда она войдет? Вот уже вода в душе перестала литься, вот звенят колечки душевой занавески…

Крикнуть «у меня сын умер»?

Броситься звонить по телефону и рыдать в трубку?

Одеться и убежать? Куда? В пустую квартиру? Пить водку? Нет, водку с виагрой нельзя, можно вовсе ласты склеить.

В голове снова зазвучал Тургенев.

Деревенская баба, у которой умер сын.

* * *

«Стоя посреди избы, перед столом, она, не спеша, ровным движеньем правой руки (левая висела плетью) черпала пустые щи со дна закоптелого горшка и глотала ложку за ложкой.

Лицо бабы осунулось и потемнело; глаза покраснели и опухли… но она держалась истово и прямо, как в церкви».

* * *

Щелкнула дверь, и в комнату вошла, легкими шагами почти вбежала его подруга. На ходу она снимала халатик.

Он шагнул к ней, остановился в полуметре и стал снимать с себя рубашку, брюки, майку, трусы, бросать на пол. Обнял ее чуть влажное тело.

Подумал: «Господи, твоя воля. Как же так? У меня полчаса назад в немецкой клинике умер сын. Моя жена сейчас рядом с ним, то есть с его мертвым телом. А я мало того что не ответил ей на смс и не позвонил – я обнимаю сейчас живое красивое теплое тело любовницы.

Как это вообще можно?

Как?»

* * *

«„Господи! – подумала барыня. – Она может есть в такую минуту… Какие, однако, у них у всех грубые чувства!“

А баба продолжала хлебать щи.

Барыня не вытерпела наконец.

– Татьяна! – промолвила она. – Помилуй! Я удивляюсь! Неужели ты своего сына не любила? Как у тебя не пропал аппетит? Как можешь ты есть эти щи!

– Вася мой помер, – тихо проговорила баба, и наболевшие слезы снова побежали по ее впалым щекам. – Значит, и мой пришел конец: с живой с меня сняли голову. А щам не пропадать же: ведь они посолённые».

* * *

«Щи ведь посолённые, – думал он, валясь на кровать рядом со своей подругой, обнимая ее, вжимаясь в нее, смыкаясь с ней, чувствуя радостную дрожь ее бедер. – Щи посолённые, виагра закуплённая и проглочённая, не пропадать же… Какие, однако, у нас у всех грубые чувства».

Но потом, опрокинувшись на спину и полежав минуты две молча, все-таки спросил:

– Наташа! – Она тоже была Наташа. – Прости, Наташа, ты когда-то говорила, как-то вроде мельком… Если я правильно помню. Не сердись. Ты говорила, что у тебя был ребенок, когда-то давно.

– Неважно! – резко сказала она.

Тоже помолчала минуты две.

Встала, попила воды и снова легла к нему обниматься.

Очень английский роман
Истории женские и мужские

Большой прогулочный пароход «Принцесса Беатрис», названный так в честь младшей дочери королевы Виктории, зайдя в Адриатическое море и делая там небольшой круг, отчаливал от венецианской пристани и направлялся к Дубровнику, потом к Пирею, а далее на Кипр и в Бейрут, а затем по южной стороне моря, как бы обойдя его по часовой стрелке, – назад, через Гибралтар и домой.

Сэр Тимоти Дарроу, красиво поседевший мужчина лет сорока пяти, сидел в салоне первого класса, расположенном между выходом на шлюпочную палубу и баром, который, в свою очередь, соединялся со столовой, отделанной красным деревом и украшенной абажурами в стиле Тиффани над каждым столом. Сэр Тимоти недавно поужинал, выпил в баре немного коньяку, а потом уселся в глубокое кожаное кресло в салоне. Подвинул к себе пепельницу и стойку со спичками, вытащил из жилетного кармана цепочку, на которой рядом с оправленной в золото почерневшей монеткой Александра Македонского висела гильотина для сигар – стальной круглый нож, спрятанный в ободок, образующий отверстие по калибру его любимых El Rey del Mundo. Он пощелкал этой штучкой, протянул руку к наружному правому карману пиджака – но портсигара там не было. В левом кармане тоже. И в заднем кармане брюк. Вообще-то он никогда так не делал и отчасти презирал тех, кто кладет в задний карман хоть что-то; однако некоторые вроде бы достойные господа держали там бумажники. «Как же они сидят?» – посмеивался сэр Тимоти.

Но сейчас ему было совсем не смешно. Мало того что он оказался без табака. Сигары – пусть не те же самые, но какие-нибудь приличные – можно купить в баре. Пропал портсигар! Дорогая вещь, и дорогая память к тому же! Вот черт.

Сэр Тимоти в раздражении встал с кресла, еще раз безрезультатно охлопал себя по карманам и вышел наружу, намереваясь зайти к себе в каюту и поискать там. Да, скорее всего, он просто забыл портсигар на столе, когда перекладывал в него сигары из ящика. У него прямо перед глазами встала эта сценка: низко висящий абажур, вскрытый деревянный ящичек с сигарами и он их аккуратно вынимает и кладет в длинные выемки.

* * *

Снаружи была уже ночь.

Он вышел на носовую часть палубы. За почти вплотную задвинутыми гардинами каюты люкс шла какая-то скрытая и, наверное, приятная жизнь. Показалось, что там переставили свечу с места на место. Едва слышные голоса заглушались монотонным звуком воды, которую рассекал нос «Принцессы Беатрис».

Луны не было. Была настоящая морская тьма. Венеция уже давно скрылась за горизонтом. Справа по борту виднелась – вернее угадывалась – громада слабо всхолмленной земли, редко утыканная огоньками деревень. Значит, пока шли вдоль итальянского берега. Равенну то ли уже прошли, то ли еще не дошли, но все равно ее не увидеть. А слева по борту была бесконечная чернота моря. Сэр Тимоти вспомнил, как выглядит Адриатика на карте – маленький заливчик между Италией и Югославией, как странно, что он кажется темной и безбрежной морской бездной. Какие же мы, люди, крохотные на этом небольшом шарике!

Он оперся локтями на бульварк и засмеялся своим мыслям.

– Да, смешно! – раздался женский голос сбоку.

– Простите? – Он обернулся и увидел, что рядом с ним стоит какая-то дама.

– Смешно, что вы на ужине даже не посмотрели в мою сторону, – сказала она. – Отчего так?

– Простите? – повторил он.

Она порылась в сумочке, достала сигареты, чиркнула спичкой. Ее лицо на несколько секунд осветилось снизу.

– Не узнали? – усмехнулась она, дымя и не затягиваясь.

– Простите, Джейн, – сказал он. – Тогда был полумрак и сейчас тоже.

– Кажется, вы курите? – Она протянула ему плоский дамский портсигар.

Сэр Тимоти взял сигарету, закурил и сильно закашлялся.

– Как школьник! – засмеялась Джейн. – Который первый раз затянулся!

– Очень слабо, кисло, душисто и щекотно! – сказал он, продолжая кашлять. – В горле запершило. Как это вы курите такое?

– Только не выбрасывайте за борт! – Она едва не схватила его за руку. – Внизу много всего деревянного. Тут есть урна с песком. Кстати, вы не теряли свой портсигар?

– А вы откуда знаете?

– Кажется, вы его забыли у меня.

* * *

Она жила в хорошей двухкомнатной каюте.

На столе стоял графин с коньяком и стаканы с толстыми, по-корабельному тяжелыми донышками, разъятый на дольки апельсин и хрустальная корзиночка с конфетами.

– Итак, – сказал сэр Тимоти.

– Итак? – полуспросила Джейн.

– Вы мне вернете портсигар?

– Этот? – Она повернулась в кресле и сняла его с комода.

– Этот, этот! – Он привстал и потянулся к ней. – Благодарю вас, Джейн. Мне хочется обнять и поцеловать вас уже не только как вчера, но и просто по-дружески, по-человечески…

– А вчера мы были как собачки? – захохотала она, отодвигаясь от него. – Или как свинки?

– Джейн! – увещевательно сказал он. – Джейн, я не возьму назад ни одного из слов, что я говорил вам вчера. У нас все только начинается, Джейн! Дайте портсигар.

– Но как вы докажете, что это ваш?

– Откройте портсигар! – сказал он. – И прочитайте, что там написано изнутри.

– Так-так… – Раскрыв портсигар, она поднесла к лампе, сощурилась. – Ну и что же там написано?

– «Дорогому Тимоти в память о трех незабываемых ночах. С. К.», – сказал он.

– Верно! Точно! Выпьем? – Она плеснула немного коньяку себе и ему.

– Ну а теперь-то отдадите?

– Отдам, но не сразу, – улыбнулась она. – Три незабываемые ночи. Надо же! Какое счастье, какая удача… Расскажите мне о них.

Он отхлебнул коньяк. Она подвинула к нему конфеты.

– «Линдт», – сказала она. – Швейцарское качество. Ну, я вас слушаю.

– Мне не совсем ловко рассказывать это вам, дорогая Джейн, – начал сэр Тимоти. – Это такие, как бы сказать…

– Очень мужские истории, да? – подсказала она.

– Именно. И мне не очень удобно…

– Пустое! – Она махнула рукой. – Вы же сказали, что у нас все только начинается. А все хорошее начинается с доверия. Выпейте коньяку. Закусите шоколадом.

– А вы? – Он показал на конфеты.

– Я не ем сладкого перед сном… Смелее. Мужчина, который робеет рассказать очень мужскую историю… Даже странно.

– Отлично! – Сэр Тимоти был слегка уязвлен. – Но вы позволите мне здесь немного попыхтеть сигарой? Хоть одну сигару мне отдадите?

– Держите. Морской ветер выдует это в два счета.

* * *

– Итак – сказал сэр Тимоти, окутав свой нос облачком дыма. – Синтия Келли, вы знаете это имя? – Джейн покачала головой. – Ну вспомните же! Она играла с Бостонским оркестром за океаном, и в Германии два раза, с Фуртвенглером и Бруно Вальтером. И потом с оркестром Би-би-си у нас. Поразительная, великолепная скрипачка.

– Вы меломан? – удивилась она. – Я, к сожалению, совсем нет. Но да, я слышала это имя. Правда, правда. Завидую меломанам. Выпейте еще.

– Так вот, – продолжал сэр Тимоти, отпив еще немного коньяку и взяв еще одну конфетку, маленькую, почти квадратную, в черно-красной обертке. – Наша первая встреча была, странно сказать, тоже на пароходе. На «Аквитании». Она плыла на гастроли в Штаты. У меня там были свои дела по нашему скромному бизнесу… Все получилось как-то само собой, но это было прекрасно.

– Я верю! – сказала Джейн и облизнула сухие губы. – Подробности, если можно.

– Какие? – вздрогнул сэр Тимоти.

– Любые! Но побольше! Чтоб я поняла, что это был не просто пароходный романчик или секс от скуки, а что это была на самом деле незабываемая ночь.

– Что вы хотите узнать? – сэр Тимоти почти возмутился.

– Всё! – вскрикнула она. – Как вы ее целовали. Какие слова шептали. Выключали ли свет? Она раздевалась сама или ей помогали вы? У нее был утягивающий пояс или она была совсем стройная? У нее были чулки на резинках? А трусики были надеты поверх резинок или наоборот – резинки поверх трусиков? Она была блондинка, брюнетка или рыженькая, как настоящая британка? А рыженькая она была, – тут Джейн перегнулась через столик и почти непристойно прошептала, – а рыженькая она была везде? Везде-везде? Как я?

Сэр Тимоти почувствовал одновременно и брезгливость к такому допросу, но и нечто вроде любовной вспышки: прямо хоть бросайся на нее и срывай резинки с чулок. Но он справился с собой.

– Джейн, – сказал он, собрав в кулак всю свою аристократическую иронию. – Джейн, лучше напишите ваши вопросы на бумаге, с вариантами ответов. А я проставлю галочки, идет?

– Остроумно! Ладно. Последний вопрос: сколько раз?

– Три! – насмешливо ответил сэр Тимоти.

– Верю! – Джейн захлопала в ладоши. – Одна ночь есть. Дальше!

Сэр Тимоти выпил еще полглоточка, съел еще конфету.

– Вторая ночь была в Лейпциге. Я поехал за ней. Дирижировал Вильгельм Фуртвенглер. Это было задолго до великого краха. В двадцать третьем году. Она играла Бетховена, два романса для скрипки с оркестром. Соль-мажор и фа-мажор. И что-то еще, я уже точно не помню что. Я ждал ее у артистической, она не знала, что я приеду. Я тоже не знал, обрадуется ли она моему приезду, захочет ли она меня видеть. Но я снял роскошный номер, целый апартамент. Я заказал шикарный «Хорьх» с шофером в каскетке, чтобы везти ее в гостиницу. Голодная Германия, инфляция, банкноты с восемью нулями… Нищие дети, оборванные безработные, в «Гевандхаузе» какая-то обтрепанная публика, а тут два британских львенка крутят шикарную любовь. Верите ли, Джейн, с тех пор прошло уже, сами считайте, десять лет, а мне до сих пор стыдно. Особенно стыдно от того, что это была и вправду незабываемая ночь. Помню, я выглянул из окна: на площади две проститутки дрались за клиента, за какого-то пьяного хулигана. Кошмар и стыд, но от этого наша ночь с Синтией стала еще слаще.

– Завидую! – сказала Джейн.

– Не надо, – слегка помрачнел сэр Тимоти. – Третья ночь была в Лондоне, два с половиной года назад. Это был ее первый и последний концерт в Би-би-си. Оркестр только открылся. Она уже была больна. После концерта ей надо было ехать в госпиталь, но она поехала ко мне. Это была страшная ночь. Сладкая и безнадежная. Поэтому и незабываемая. Рано утром она сама заказала такси и велела мне не провожать. После ее смерти мне передали этот портсигар. Так что не завидуйте, милая Джейн, и не ревнуйте. Синтии Келли уже нет на свете. Почти два года как нет. Мир ее праху!

– Мир и покой, – сказала Джейн, поднося к губам коньяк.

Сэр Тимоти сделал то же самое. Оба замолчали.

* * *

– Но все-таки, – сказала Джейн, будто встряхнувшись, – вы обещали «очень мужские» истории, а рассказали что-то очень дамское, вы уж извините. Дамские романы! Мужская история – это совсем не то, это совсем другое!

– Например? – холодно спросил сэр Тимоти.

– Например, так! Двое оксфордских студентов едут на каникулы в Европу. Приезжают, скажем, в Швейцарию. В Интерлакен. Заходят в казино. И один студент проигрывается прямо дотла в рулетку, пока другой осторожненько гоняет туда-сюда десять фунтов за покерным столом.

– Десять франков, очевидно? – поправил сэр Тимоти.

– Очевидно… Так ли это важно? Важно другое. Когда второй узнаёт о несчастье первого, то говорит: «Стоп, дружище! Сейчас!» Берет свои деньги и хладнокровно и ловко отыгрывает своему другу все до последнего фартинга. Или до сантима, что у них там. Ночь. Игроки, зеваки и крупье с соседних столов стоят вокруг и смотрят на странные ставки, на нелепые схемы – но стопки фишек все растут и растут, пока второй в пять утра не говорит: «Все! Свое забрали. Дальше искушать судьбу не станем». Незабываемая ночь! Разве нет?

– Ну допустим. Но не совсем в том смысле…

– Главное – ночь. И к тому же незабываемая! – сказала Джейн. – А вот ночь номер два. Эти два друга оказались, не будем лезть в подробности как, почему и зачем – оказались в Афганистане. Опять ночь. Пожар. Горстка британцев в оставленной крепости. Воины Амануллы-хана уже лезут на стены. И вот тут этот самый друг – который выручил друга в казино – прячет его в крепкую бочку, а сам надевает халат и идет, катя эту бочку, прямо на врага, на этих людей с саблями и винтовками. Идет, громко распевая по-арабски суфийские песнопения, танцуя и гримасничая, звеня бубенцами и благословляя этих разбойников, призывая на них милость Аллаха. Разбойники, разумеется, расступаются, улыбаются и кланяются, прижимая руку к сердцу. Дорога идет все время под гору, и через шесть часов бочка с ее провожатым вкатывается в расположение британского гарнизона. Как раз светает. Незабываемая ночь номер два окончена…

– Джейн? Вы о чем? – Сэр Тимоти потер пальцами виски. – Здесь как-то душно, вы не находите?

– И наконец, – продолжала Джейн. – Москва. Приемная господина Слуцки, главного по разведке у большевиков. Большевики тоже любили работать ночами. Друг – тот самый, который сначала спас друга от проигрыша в казино, потом спас от афганских сабель, – спасает его от большевиков. Как-то сумел убедить господина Слуцки, что это просто британский бизнесмен и его арестовали ну совершенно ни за что, случайно! За то, что у него красивое пальто, начищенные ботинки и модная шляпа. Он всю ночь беседовал с этим страшным господином. «Товарисч Слуцки», еврей-разведчик-фанатик-большевик, вы представляете себе, какой это монстр? Маятник качался то туда, то сюда, он страшно рисковал – но в итоге обоих друзей на машине отвезли на аэродром, через пять часов они были в Берлине, а еще через четыре – в Лондоне. Вот это была по-настоящему незабываемая ночь.

– Занятно, – сказал сэр Тимоти. – У меня был, как вы выразились, «дамский роман», у вас получился шпионский. Неизвестно, какой лучше. Ваш, возможно, занимательнее. Но мой – романтичнее, а?

– Возможно, – возразила Джейн. – Но самое занятное было потом. Этого трижды спасенного друга звали Сайрус Кидман. Он подарил своему спасителю дорогой портсигар, вот с этой замечательной надписью. In memory of three unforgettable nights. Yours ever, C.K[6]6
  В память о трех незабываемых ночах. Твой навсегда, С. К. (англ.).


[Закрыть]. А потом этот спаситель донес на своего друга в Ми5. Сумел доказать, что того завербовали большевики, перед тем как отпустить из Москвы.

– Кто вам это наплел?

– Мой отец. Подполковник Сайрус Кидман.

– Где он?

– Умер в тюрьме. То есть его убили. Вы и убили. Я не знаю, зачем вам надо было убивать человека, которого вы перед этим три раза спасали. Хотя я догадываюсь, кого на самом деле завербовали большевики. Но это уже неважно.

– Какая злобная чушь! Если бы это мне сказал мужчина, я бы ударил его, – медленно проговорил сэр Тимоти, опираясь на подлокотники кресла и вставая. – Очень сильно бы ударил! Но я не могу ударить женщину, даже такую, как вы… Забудьте обо мне. Забудьте обо всем. Надо уметь забывать.

Он привстал, протянул руку, и вдруг покачнулся и сел, и неожиданно повторил:

– Как душно… Откройте окно.

Джейн отворила широкий иллюминатор.

– Теперь отдайте портсигар…

– В портсигаре была вторая крышка, внутри. Там лежала тоненькая пластинка, по вкусу и запаху как будто шоколад, – сказала Джейн. – Вы ее уже съели. Под видом конфет.

– Что?

– Всё. Подышите морским воздухом на прощание. Идите сюда. Вот так. Держитесь за раму. Высуньтесь наружу. Не сползайте назад. Дышите глубже. Незабываемая ночь. А теперь давайте…

Она пригнулась, с неожиданной силой схватила его за ноги и выкинула прочь.

Портсигар полетел следом.

Ее каюта была по левому борту во втором ярусе. Не слишком роскошно, но зато иллюминаторы смотрели не на палубу, а прямо в море.