Текст книги "Истории про историю и не только… Собранные от продажи книги средства идут на благотворительность"

русские гавайи

Интересный факт: оказывается, русские поселения не ограничивались Аляской и Калифорнией, попытки основать форпост Российской империи были даже… на Гавайях. И события эти связаны с именем одного неординарного человека – Георга Антона Алоиса Шеффера.

Родился он в 1779 году в Германии, изучал в Мюнхене фармакологию и работал затем себе аптекарем, пока в 1804 году не решил стать врачом. Сказано – сделано, получил он в 1808 году звание доктора медицины и в том же году эмигрировал с женой в Россию. В Петербурге он прожил 4 года, получил за свои заслуги титул барона, заодно стал магистром Ордена масонов, а затем, в роковом 1812 году переехал с семьей в Москву.

Здесь судьба доктора делает известный крен, на улице он случайно встречает друга своей молодости, известного изобретателя-авантюриста Франца Леппиха, что занимался в ту пору постройкой неслыханного и фантастического оружия для Александра I – аэростата на 40 человек с ракетным вооружением (но это темя доя отдельного поста). Леппих назначает его на должность «директора физических и химических принадлежностей» своей фабрики и тот приступает с воодушевлением к новым обязанностям.

Но тут начинается война, французы занимают Москву, и Шеффер теряет в пожаре большую часть своего имущества, тут присоединяется и душевное расстройство его супруги, все это вместе сподвигло бывшего фармацевта вступить в Российско-Американскую компанию и заняться экспансией интересов России в Америке.

А вот тут начинается самое интересное. Перенесемся темерь на Гавайи, где 31 января 1815 года Российское судно «Беринг» («Атауальпа») зашло в гавань Ваймеа на острове Кауаи для пополнения запасов воды и продовольствия. Во время стоянки неожиданно губернатор Кауаи Каумуалии объявил о конфискации судна и груза на сумму 100000 рублей.

В ответ на это руководитель Российско-Американской компании А. А. Баранов тут же послал на выручку вооружённую экспедицию на корабле «Открытие» с Шеффером на борту. Вначале он прибыл на Оаху, где его дружелюбно встретил король Камехамеха. Там Шеффер лечил королевскую семью, но постепенно король стал подозревать его в не совсем честных намерениях и это вынудило доктора применить другую стратегию. Шеффер направился напрямую на остров Кауаи, приготовившись силой освободить корабль. Но оружия там не потребовалось – местный король Каумулали был готов вернуть корабль и груз даром. Король искал могущественного покровителя в его желании быть независимым от Камехамеха и решил использовать в этом качестве Россию. Это полностью совпадало и с намерениями Шеффера завладеть островом и использовать его как промежуточный порт для кораблей Российско-Американской компании. В течение нескольких месяцев Шеффер утверждал русское присутствие на Кауаи и в результате получил королевский подарок – долину Ханалеи на севере острова, которую он переименовал в Шефферталь, а реку Ханапепе – в Дон.

Здесь он поставил три форта – Елизавета, Александр и Барклай. На территории Елизаветинской крепости была построена первая на Гавайях небольшая православная церковь, а на территории Александровской – часовня. Шеффер написал официальный запрос императору Александру I от лица короля о присоединении земель под его юрисдикцию. Открыл торговлю с местным населением и над землей «гавайщины» поднялся флаг Российской империи. Правда вот ненадолго.

Вскоре на рейде появились американские корабли. Американцы построили на землях Каумуалии свою факторию и, стремясь вытеснить русских, перекупали все товары, обещанные им королём. Они даже предприняли попытку спустить российский флаг в селении Ваимеа (Кауаи), но знамя защитили воины Каумуалии.

Наконец американцы объявили Каумуалии и островитянам, что ведут войну с русскими и, если русские не будут изгнаны с островов, приведут 5 военных кораблей. Из-под командования Шеффера ушли почти все находившиеся у него на службе американцы и англичане. 17 (29) июня 1817 после вооруженного столкновения, в котором трое русских и несколько гавайцев были убиты, Шеффер и его люди были вынуждены покинуть остров.

Направленное в Главное правление Российско-американской компании Барановым послание Шеффера достигло адресата лишь 14 (26) августа 1817. Хоть и желая превращения островов в российскую колонию, но не решаясь действовать самостоятельно, директора компании В. В. Крамер и А. И. Северин направили донесение императору и министру иностранных дел К. В. Нессельроде. В феврале 1818 Нессельроде изложил окончательное решение:

«Государь император изволит полагать, что приобретение сих островов и добровольное их поступление в его покровительство не только не может принесть России никакой существенной пользы, но, напротив, во многих отношениях сопряжено с весьма важными неудобствами…»

Подобное решение находилось в соответствии с общим направлением политики России того времени. Отказываясь от приобретений на Тихом океане, Александр I рассчитывал удержать Великобританию от захватов территории распадающейся Испанской колониальной империи. Кроме того, правительство не хотело ухудшать отношения с США перед началом переговоров по включению их в состав Священного союза.

Российско-Американская компания от всего этого приобрела только убытка на 200 тысяч рублей и просто-напросто уволила Шеффера со службы. В конце 1818 Шеффер прибыл в Россию и подал императору записку, в которой призывал к захвату всех Гавайских островов и описывал ожидаемые выгоды от такого предприятия. Записку проанализировали Министерство иностранных дел, Департамент мануфактур и внутренней торговли, Российско-Американская компания, после чего вновь был дан отрицательный ответ.

Последнюю попытку убедить правительство присоединить Гавайи предпринял русский консул в Маниле П. Добелл. Он побывал на островах в 1819—1820 годах и нашёл Гавайское королевство раздираемым внутренними смутами. Камеамеа II, наследник умершего в 1819 году Камеамеа I, просил Александра I оказать ему «помощь и покровительство… для поддержания власти и престола». В своих письмах Александру I и Нессельроде Добелл утверждал, что присоединение Гавайев потребно даже для сохранения имеющихся у России владений. Однако ответа он не получил.

Так завершилась история русских Гавайских островов. А что же Шеффер? А он вернулся в Европу и вместе со своими немецкими земляками поплыл в Бразилию, основав там крупнейшую германскую колонию. Но это уже совсем другая история.

печальное предсказание

Вильям Томас Стед (William Thomas Stead) знаменитый в свое время журналист, редактор и признанный отец формата газет – таблоид, был еще и писателем. В 1886 году он написал рассказ для Pall Mall Gazette под названием «Потопление современного лайнера» (The Sinking of the Modern Liner»), в котором описал трагедию, случившуюся с огромным лайнером, вышедшим из Англии в Нью-Йорк. Сюжет описывает панику на борту и ужасные жертвы среди пассажиров, вызванные нехваткой спасательных шлюпок. И в конце рассказа он написал: «Вот, что на самом деле может случиться, если лайнеры будут выходить в море без достаточного количества шлюпок на борту». А двумя годами позже он написал другое произведение: «Из Старого света в Новый» («From the Old World to the New»), где герою, путешествующему на лайнере Маджестик (Majestic) видится будущее, в котором корабль врезается в айсберг.

Чтож, для нас аналогии вполне понятны – двадцать лет спустя океанический лайнер Титаник полностью подтвердит серьезность предостережений господина Стеда. Но самое печальное, что одним из утонувших пассажиров лайнера оказался сам автор предостережения. Сведений о его последних минутах не осталось, но вполне вероятно, что он мог ходить по палубе со словами: «Ну я же вам говорил!».

А как вам такое совпадение: корабль Majestic реально существовал, принадлежал той же компании White Star Line и его капитаном был… Эдвард Смит (Edward Smith), тот самый, что ушел на дно вместе с возглавляемым им Титаником. Ну не чудеса ли?

Пит «Пистолет»

Пит Маравич (Peter Press Maravich) по прозвищу «Pistol», признанный одним из 50 самых великих игроков NBA за все время, был знаменит своей артистичностью на поле, непревзойденной результативностью (причем достигнутой до введения правила о трехочковой линии) и совершенно нелепыми носками. Сам Мэджик Джонсон называл его игру настоящим шоу на баскетбольном поле. Как за одним из битлов девушки сходили по нему с ума, а молодые игроки копировали у него все – от стиля игры до прически и одежды. За командой Луизианы готовы были ехать куда угодно, лишь бы воочию понаблюдать за игрой Пита «Пистолета». Ну, не об этом наша история.

Пит Маравич

В 1977 году, в возрасте 26 лет, Маравич дал интервью The Beaver County Times. Он уже четыре года выступал в NBA и был на пике своей формы и в зените славы. Но он не считал, что баскетбол – это цель всей его жизни. Он сказал тогда журналистам: «Я не хочу отиграть десять лет в NBA и потом умереть от инфаркта в сорок». Правильные мысли для молодого парня, тем более никаких признаков проблем со здоровьем он тогда не испытывал.

Однако, его пророчество стало сбываться – через шесть лет он получил травму и был вынужден покинуть NBA, проиграв в ней те самые 10 лет. А восемь лет спустя, 5 января 1988 года, сбылось и вторая часть сказанного им в интервью – во время игры в баскетбол, сразу после слов «я чувствую себя великолепно» он упал замертво. Ему было 40 лет. Позже выяснилось, что Маравич страдал врожденным пороком сердца и с такой патологией вполне мог умереть и в 20 лет, однако прожил еще столько же и выполнил свое пророчество. Немного пугающе, не правда ли?

Белый слон

В английском языке есть устойчивый фразеологизм – white elephant (белый слон), означающий нечто чрезвычайно дорогостоящее, но не приносящее практической пользы. Меня еще со времен изучения английского в школе интересовало, при чем же здесь это благородное животное, да причем еще белое?

Оказывается, история этого выражения связана с легендой, согласно которой король Сиама дарил неугодным ему лицам белого слона. Что же тут плохого, спросите вы. Однако, белые слоны считались в этой стране священными животными и не использовались как рабочие, а уж ест и пьет слон, как вы понимаете, много. Стоимость содержания слона в конце концов разоряла получателя такого подарка. Вот такая тонкая и изысканная месть владыки Сиама. Хотя, думаю, что некоторым богачам для гарантированного разорения пришлось бы подарить целое стадо слонов-альбиносов.

картины и телеграф

Знаете, иногда даже плохие вести становятся источником великих открытий. Если бы вы в начале XIX века спросили кого-нибудь: «А кто такой Самуэль Морзе?» То вам бы ответили: «Замечательный художник». И в этом не было бы ошибки. Самуэль Финли Бриз Морзе (Samuel Finley Breese Morse), тот самый человек, чья фамилия для нас неразрывно связана с телеграфом и одноименной азбукой, по профессии был художник.

Причем художник очень неплохой, стажировавшийся в Англии и долго путешествующий по Европе с целью повышения своего мастерства. И оставаться бы ему а памяти человечества творцом кисти и мольберта, но тому воспрепятствовал случай. В 1825 году, когда он в Нью-Йорке писал портрет Лафайетта, конный посыльный вручил ему письмо от отца, о тяжелой болезни его жены. Морзе тут же отложил работу и стал собираться обратно, но на следующий день он получил письмо о смерти своей супруги. Приехав обратно он лишь смог посетить могилу, на похороны своей жены он так же не успел.

Пребывая в глубоком горе от того, что долгое время он не знал о болезни супруги, Морзе решил посвятить жизнь поиску способа мгновенной связи людей на расстоянии. И после нескольких лет напряженной работы он смог создать такой аппарат, а его код – «азбука Морзе», до сих пор остается стандартом ритмической передачи данных. И для всех людей на свете слово эта фамилия навсегда стала синонимом быстрой связи и победы над расстоянием, а на пьедестале бронзовой статуи в Центральном парке Нью-Йорка выбито лишь одно слово «Морзе».

стихи из могилы

Есть в бесспорно великолепном творчестве художников английского братства прерафаэлитов некая нотка мрачности, какой-то загадочный и определенно трагический момент.

«Офелия» Джон Эверетт Миллес, 1852

Одной из центральных картин творчества этого братства конечно же является «Офелия» Джона Эверетта Миллеса. Тонко выписанный образ трагически погибшей девушки не оставляет равнодушным ни одного зрителя этой картины. И самое печальное, что трагизм судьбы этого образа передался и модели Миллеса, с которой он писал картину – Элизабет Сиддал. А началось все с того, что художнику понадобилось писать девушку в воде, иначе не получалось передать естественное положение тела. Работа велась зимой и под ванну с Элизабет художник ставил обогреватели. Но однажды они потухли, и вода стала просто ледяной, несчастная модель не жалуясь пролежала так несколько часов и впоследствии серьезно заболела пневмонией. Отец девушки выставил художнику счет за лечение и вроде бы все улеглось.

Элизабет Сиддал

Но, обладая изначально не очень крепким здоровьем, после перенесенной пневмонии состояние Элизабет Сиддал стало ухудшаться. Сейчас уже трудно сказать что за болезнь была причиной этого, то ли туберкулез, то ли другое заболевание внутренних органов, но лечение было назначено вполне характерное для середины девятнадцатого века – опиаты. Итог понятен – она стала наркозависимой.

Данте Габриэль Россетти

Однако, на этом наша печальная история не заканчивается. Для другого художника прерафаэлита – Данте Габриэля Россетти, Элизабет Сиддал стала настоящей музой. Он писал ее образ в десятках своих картин, а позже и вовсе сыграл с ней свадьбу. Вот только совместного счастья у них не вышло. Из первенец родился мертворожденным, вероятно сказалось пристрастие Элизабет к опиатам, после довольно продолжительной депрессии она вновь забеременела, но тут случилось несчастие. Однажды, в феврале 1862 года, супруг обнаружил ее лежащей без сознания, Элизабет приняла слишком большую дозу наркотика, все реанимационные мероприятия были тщетны и она скончалась. По слухам была найдена предсмертная записка и это было самоубийство, однако, вероятнее всего, Россетти уничтожил все улики, дабы избежать позора, который ложился в те годы на семью самоубийцы.

Кладбище Хайгейт

Однакож и на этом история моя не заканчивается, а напротив, вступает в самую мрачную свою часть. Похоронив жену на знаменитом кладбище Хайгейт в Лондоне он положил в её гроб единственные копии рукописей своих поэм, которые он писал помимо живописи. Говорят, он накрыл их пышными рыжими волосами своей усопшей супруги. Жизнь потекла дальше, но и сам художник не избежал участи стать хроническим алкоголиком и наркоманом. Спустя семь лет, в 1869 году, практически ослепший и неспособный к живописи, он решил издать сборник стихов, которые стали теперь его основным творчеством. Однако воспроизвести по памяти старые поэмы он не смог, а новых было недостаточно. Тогда он решился на эксгумацию останков жены для того, чтобы достать так опрометчиво положенные с ними рукописи.

И вот, ночью, без присутствия Россетти, останки были потревожены. Агент художника сообщил (чему лично я абсолютно не верю), что останки Элизабет прекрасно сохранились и ее знаменитая красота была нетронута посмертным тлением. А волосы, по его словам, и вовсе продолжали расти и заполнили своими медными локонами весь гроб. Россетти получил свои рукописи, издал книгу, но успеха она не имела. Возможно из-за своеобразного эротизма его стихов, а возможно из-за мрачной истории с отрытым гробом жены, которую ему так и не простили до самой его смерти.

Ложь во спасение

Иногда, дорогие друзья, даже опаснейшие бактерии могут послужить делу спасения людей. А сегодня я расскажу вам как раз о таком случае и история эта неразрывно связана с именем польского врача Евгениуша (Юджина) Лазовского.

Евгениуш (Юджин) Лазовский

Доктор Лазовский получил медицинскую степень в Университете имени Юзефа Пилсудского в Варшаве как раз перед началом Второй мировой войны. И с началом немецкого наступления на Польшу был призван в действующую армию и служил на санитарном поезде Красного креста. Судьба не раз берегла его, и позже мы узнаем, что не зря. Однажды, во время остановки он ушел в город достать продовольствия, а вернулся к дымящимся развалинам – немцы жестоко разбомбили эшелон с ранеными. А после окончания военных действий, попав в лагерь военнопленных Евгениушу удалось бежать через найденное отверстие в ограждении и только огромной удачей можно назвать успешный исход этого мероприятия – ему удалось обмануть охранника пустившегося в погоню, выдав себя за извозчика на удачу подвернувшейся пустой повозки.

И вот, мы подходим к самому интересному. Воссоединившись со своей женой и маленькой дочерью, он осел в городке Розвадов и стал вести там врачебную практику вместе со своим школьным другом, тоже врачом, Станиславом Матулевичем. И вот тогда, случайно, доктор Матулевич обнаружил, что если впрыскивать здоровым людям мёртвые бактерии Proteus OX19, то тестирование их крови на сыпной тиф даёт положительные результаты без каких-либо симптомов болезни.

Как известно, немцы панически боялись этой давно побежденной в Германии инфекции, переносимой вшами, спутнице всех войн и несчастий. И тогда у двух врачей созрел план спасения города и десятка деревень вокруг, а так же живших в местном гетто евреев от неминуемой гибели в рабочих лагерях и в газовых камерах концентрационных лагерей.

Он стал впрыскивать полученную сыворотку всем, обратившимся к нему за помощью пациентам. Так как заражённых евреев немцы убивали, поэтому Лазовский и Матулевич впрыскивали вирус и полякам, жившим в деревнях вокруг гетто. Напуганные немцы не отправляли инфицированных поляков в трудовые лагеря, и в конце концов закрыли весь район на карантин. Отправленная в Германию кровь неизменно давала положительный результат. Никто не мог выехать или въехать в Розвадов, а так же объявлялась эвакуация всех немцев. Таким образом, были спасены как польские семьи от неизбежной депортации в концентрационные лагеря, так и еврейские – от казней.

Однако, через некоторое время немцы прислали медицинскую инспекцию, чтобы лично убедиться в опасности сложившийся ситуации. Команда из нескольких врачей и отряда солдат встретилась с доктором Лазовским за пределами города, где предприимчивый врач уже организовал столы с горячим обедом. После хорошего застолья с выпивкой старший врач немецкой команды передумал сам идти в «зараженный» город, а решил отправить двух своих молодых подчиненных. Напуганные медики добежали до госпиталя и в огромной спешке взяли несколько образцов крови у «больных» без осмотра. Естественно, результат оказался положительным, что и было нужно Евгениушу.

По примерным подсчетам врач в итоге спас около 8000 людей. После войны он эмигрировал в США, долгое время работал педиатром, стал профессором Иллинойского университета и написал книгу воспоминаний «Моя война» (My private war). Скончался смелый доктор Лазовский в 2006 году в штате Орегон, где он жил со своей дочерью.

Вот такая история о находчивости врача, не забывшего свой долг даже перед угрозой смерти.

Мик и его язык

На всемирно известном логотипе группы Rolling Stones изображен рот с ярко красными губами и высунутым языком. Наверное нет любителя рок музыки, кто не видел это изображение. Нарисован он был молодым художником Джоном Паше в далеком 1970 году, единственный пришелся по вкусу всем членам группы и в следующем году уже украсил обложку альбома «Sticky fingers». Паше заработал свои 250 фунтов стерлингов (неплохо для молодого парня в начале 70-х) и вошел в историю музыки. Как он рассказывал позже в интервью, за основу образа он взял рот солиста группы Мика Джаггера. Да уж, что и говорить, артикуляционный аппарат у него действительно примечательный.

Однако, самое интересное с его языком случилось задолго до появления логотипа и самой группы Rolling Stones. Когда юный Мик учился в Dartford Grammar School он серьезно увлекался игрой в баскетбол и даже стал капитаном школьной команды. Игроком он, честно говоря, был неважным, но лидером хорошим, что называется «с харизмой». И вот, во время одной жесткой игры, он врезался со всего маха в игрока команды противника и… откусил и проглотил кончик собственного языка.

Мик Джаггер

Вот так, ничего не попишешь – врачи только разводили руками, оставалось только ждать, когда рана заживет сама по себе. Неделю Мик не говорил ни слова, но когда он вновь смог использовать язык – его голос кардинально изменился. Исчезла его манера говорить как «парень из высшего общества», речь стала грубее и жестче. Появились «уличные», хулиганские нотки.

Что же, интересно, стала бы группа Rolling Stones так популярна, не получи Джаггер свою травму?