Текст книги "Новейшая история России в 14 бутылках водки. Как в главном русском напитке замешаны бизнес, коррупция и криминал"

Глава 5: Осетинская
в которой скромная северокавказская республика превращается в водочно‐спиртовой Мордор

Спирт-экспресс

Зябким московским вечером 21 октября 1995 года на стадионе «Динамо» футбольный клуб ЦСКА (у него тогда еще не было своего стадиона) принимал гостей из Владикавказа – «Спартак-Аланию». Игра не вызвала зрительского ажиотажа: согласно протоколу на ней присутствовали всего пять тысяч зрителей. И не удивительно: армейцы к 29-му туру уже ни на что в чемпионате не претендовали, а соперник выглядел грозной силой. Команду из Северной Осетии тогда тренировал знаменитый Валерий Газзаев. До сих пор это единственный российский тренер, кому удавалось побеждать в европейских клубных турнирах. Правда, это случится много позже. А пока его команда без особых проблем одолела соперника. Героем же матча стал лучший на тот момент футболист республики Бахва Тедеев. В конце первого тайма он отдал голевой пас на Сергея Деркача, а на 56-й минуте отличился и сам, заколотив мяч в угол ворот Евгения Плотникова с линии штрафной. Армейцы смогли ответить на это только одним забитым мячом, так что гол Тедеева стал историческим. Благодаря этой победе скромная провинциальная команда из Владикавказа досрочно завоевала титул чемпионов страны, прервав многолетнюю гегемонию московского «Спартака».

В раздевалке новых чемпионов рекой лилось шампанское и звучали цветастые кавказские тосты. И каждый, кто поднимал бокал за победу, в первую очередь поздравлял с ней скромного на вид, невысокого седого мужчину, похожего скорее на пожилого директора школы, чем на спортивного функционера или тренера. Мужчину в длинном черном пальто звали Ахсарбек Галазов, и он действительно заслужил поздравления. Для первого президента Северной Осетии Галазова футбол был главной страстью всей его жизни, а футбольный клуб из родного Владикавказа – любимым детищем.

В советское время «Спартак» из Орджоникидзе (как тогда назывался Владикавказ) не хватал звезд с неба: команда была крепким середняком первой лиги без особых амбиций. С распадом СССР осетинский клуб все же оказался в Высшей лиге, но для больших побед требовался серьезный бюджет, большие деньги. И вдруг они нашлись. Откуда? Для знающих людей это не было секретом. Влюбленный в футбол президент Галазов финансировал свой клуб за счет доходов от нелегального спирта и водки – главной индустрии Северной Осетии 1990-х годов.

Журналисты тех лет шутили, что по спортивным результатам «Спартака-Алании» можно судить о том, как идут дела у осетинских водочников. В 1995–1996 годах они были на пике, а футбольная команда крушила соперников, скупала игроков у ведущих российских клубов и, как поговаривали недоброжелатели, щедро платила за лояльность футбольным арбитрам. Однако уже вскоре спортивные результаты «Алании» перестали радовать ее болельщиков. Команда опускалась все ниже и в какой-то момент совсем исчезла с футбольной карты России. Это означало лишь одно: мощный водочный поток в Северной Осетии иссяк, а с ним пропали и деньги на футбол.

Операция «Украинский транзит»

В отличие от других глав этой книги, в этой не будет главного героя: ни конкретного человека из водочной индустрии, ни водочного бренда. Почему? Дело в том, что феномен под названием «осетинская водка 1990-х» не был плодом усилий какого-то одного человека. Обстоятельства сложились так, что в нелегальный водочный бизнес оказалась втянута буквально вся республика от мала до велика. Дешевая водка осетинского производства за несколько лет залила всю страну, и ее потребителей никогда не интересовали звучные бренды. Более-менее сносное качество, а цена существенно ниже, чем у любых конкурентов, – объемы продаж были такие, что прибыль осетинских производителей исчислялась сотнями миллионов долларов. Но как же произошло, что Северная Осетия превратилась в главный водочный регион России?

Все знают о щедрых кавказских застольях, которые не обходятся без длинных и поучительных тостов и обильных возлияний под горы жареного мяса, свежих овощей и блюд местной кухни с трудно запоминаемыми названиями. Сегодня руководители некоторых северокавказских республик любят говорить, что потребление алкоголя противоречит их национальным и культурным традициям, однако те, кто бывал на Кавказе, знают: люди здесь любят выпить. Та же Чечня, где стараниями Рамзана Кадырова сейчас введен фактически сухой закон, в советское время славилась винами и коньяками объединения «ЧеченИнгушВино». В соседнем Дагестане с царских времен развивали производство бренди: дагестанские коньяки возил в Москву еще Петр Смирнов. А единственная немусульманская республика в регионе – Северная Осетия – была знаменита лучшим на Северном Кавказе пивом и водкой завода «Терек». Осетины связывали высокое качество напитков с особыми свойствами местной воды из горных источников. Тем не менее это была абсолютно региональная история, рассчитанная на местных и туристов.

После антиалкогольных реформ Горбачева и последующего развала Советского Союза алкогольная промышленность Северной Осетии (впрочем, как и любая другая) пришла в упадок. Безденежье, бандитизм и угроза «большой кавказской войны» – вот с чем вошла республика Северная Осетия в свой российский период жизни. А угроза войны была вполне реальной. Осенью 1992 года прямо в городской черте Владикавказа вспыхнул осетино-ингушский конфликт: пять дней боев с применением тяжелой техники, сотни погибших с обеих сторон, тысячи ингушских беженцев, покинувших свои дома в пригородах осетинской столицы. Еще одна соседняя республика – Чечня – несколькими месяцами ранее провозгласила свою независимость от Российской Федерации. Сепаратистские настроения не обошли стороной и Северную Осетию. В республике были сторонники объединения с Южной Осетией, автономии в составе Грузии, и объявления независимого государства аланов.

Все это давало местным властям небьющийся козырь во взаимоотношениях с федеральным центром. В обмен на лояльность Москва закрывала глаза на многое, что происходило в республике, которую было принято считать главным форпостом России на Северном Кавказе. Этим умело пользовался лидер республики Ахсарбек Галазов. Ректор Северо-Осетинского государственного университета возглавил республику на волне перестройки в 1990 году, а в 1994-м был избран первым президентом Северной Осетии.

К этому периоду относится и возникновение осетинского водочного феномена. Главной причиной, почему центром полулегальной водочной промышленности страны стала именно Северная Осетия, а не какой-либо другой регион бескрайней России, являлось ее исключительно удобное географическое положение.

В начале 1990-х значительную часть водочного рынка России контролировали фирмы, связанные с Национальным фондом спорта, получившие от Бориса Ельцина право ввозить водку из-за рубежа без уплаты таможенных пошлин. Российские производители не выдерживали конкуренции с импортными брендами. К тому же у отечественных водочников была еще одна большая проблема – дефицит спирта. После развала страны оказалось, что большинство советских действующих спиртзаводов остались за кордоном – в Украине и Белоруссии. Отечественного спирта на всех не хватало, а высокая пошлина на ввоз спирта в обход НФС делала такие операции экономически бессмысленными.[26]26
  Подробно об этом я рассказывал в главе 1.


[Закрыть]

Однако предприимчивые осетины нашли решение проблемы. Основой экономики Северной Осетии в советское время были предприятия пищевой промышленности – многочисленные консервные и соковые комбинаты, – а также предприятия оборонки. С падением Союза практически все они остановились. Решение проблемы предложил 50-летний директор одного из консервных заводов республики Аркадий Кадохов. По его инициативе в 1992 году была создана Корпорация пищевой и перерабатывающей промышленности Северной Осетии, в которую вошли 27 остановившихся консервных заводов. Кадохов решил, что в сложившейся ситуации надо выпускать то, на что точно будет спрос в «большой России». Линии, которые расфасовывали по банкам соленые огурцы и кабачковую икру, перенастроили под выпуск водки, благо с советских времен у Осетии осталось два спиртзавода.

Почти на десять лет водка стала основной статьей дохода Осетии, обеспечивая до 40 % рабочих мест для жителей республики. «Кадохова можно назвать отцом осетинской водки, – рассказывает осетинский блогер и журналист Руслан Тотров. – Собственно, он и обеспечил на выборах 1994 года победу Галазова. Всех сотрудников водочных предприятий республики обязали отдать ему свой голос. В ответ Кадохов рассчитывал на высокий пост, однако договоренности были нарушены».

Кадохов ничего не получил, а созданную им корпорацию расформировали. Однако спиртовой монополии у Галазова не вышло – все получилось ровно наоборот. Видя, насколько востребованной оказалась дешевая осетинская водка, местные предприниматели запустили десятки собственных линий розлива, параллельно разыскивая каналы, через которые можно получать дешевый спирт, чтобы не зависеть от республиканских спиртзаводов. И довольно скоро такой канал был найден.[27]27
  На ее основе создается унитарное предприятие «Терек», руководителем которого назначен Сергей Гогичаев. Журнал «Огонек» в 1997-м называет Гогичаева «родственником жены Галазова» и «личным шофером» первого президента Северной Осетии.


[Закрыть]

Транзит спирта в третью страну через территорию России никакими налогами и пошлинами не облагался. Отсюда родилась схема. Бизнесмены из Осетии закупали дешевый спирт в Украине. В сопроводительных документах указывался адрес поставки – Грузия. Маршрут получался такой. Из Киева составы из 60-тонных цистерн украинского спирта следовали в Осетию до станции Ардон. Там содержимое цистерн перекачивалось в спиртовозы, следовавшие к месту назначения в Грузию. Но это на бумаге. На деле же в Ардоне образовалась настоящая спиртовая биржа. К моменту прихода состава с украинским спиртом сюда съезжались десятки покупателей. В очереди за спиртом стояли и крупные фуры, и люди с канистрами. Когда перекачка заканчивалась, внутрь цистерн спускались дети: на дне оставался спирт, который не брал насос, но можно было вычерпать ведрами. С ведрами, полными спирта, мальчишки отправлялись по домам.

Осетинский предприниматель Артур Таболов так описал этот процесс в своем художественном романе «Водяра», посвященном алкогольному бизнесу в Осетии 1990-х:[28]28
  Таболов А. Водяра. М.: АСТ: Астрель, 2007.


[Закрыть]

Состав стоял на разъезде в голой степи. Пространство по всей его длине, огороженное колючей проволокой, заполняли «КамАЗы» и «Татры» с огромными серебристыми цистернами, десятитонные молоковозы, бортовые грузовики с бочками, легковушки с прицепами, заполненными пластмассовыми баками и канистрами… Возле вагончика вроде строительной бытовки желтел банковский броневичок, два инкассатора, вооруженные пистолетами, покуривали, присев на ступеньки крыльца… Залившись, спиртовозы отъезжали от состава, уступая место другим. Останавливались возле строительной бытовки, покупатели с объемистыми спортивными и хозяйственными сумками выскакивали из кабин, скрывались в вагончике. Через некоторое время выходили, уже с пустыми сумками, предъявляли охране на выезде какие-то бумаги. Шлагбаум поднимался, тяжелые машины, чадя дизелями, покидали разъезд. Когда железнодорожная цистерна пустела, ее облепляла детвора двенадцати-четырнадцати лет, прикатившая на разъезд на новеньких мотороллерах и мотоциклах…

В считанные месяцы нелегальный украинский спирт оживил экономику региона. В республике открылись десятки ликеро-водочных заводов. По данным МВД, к началу 1996 года в Северной Осетии работало 170 автоматизированных линий по розливу водки производительностью до шести тысяч бутылок в час. Под производство водки перепрофилировались все многочисленные консервные заводы советских времен и даже предприятия ВПК. К примеру, крупный ликеро-водочный завод возник в цехах военного завода «Бином» во Владикавказе, где делали резисторы для армейской радиотехники. По данным «Огонька», розлив водки на «Биноме» контролировал лично министр транспорта Северной Осетии Казбек Баев. Впрочем, у каждого сколь-нибудь влиятельного чиновника в республике были свои «подшефные» водочные заводики.[29]29
  Беловецкий Д. Крепкое золото // Огонек. 1997. № 40. С. 14.


[Закрыть][30]30
  Вот как описывал это в своем репортаже корреспондент «Огонька» Дмитрий Беловецкий: «У каждого министра и правительственного чиновника в республике свой постоянный винно-водочный источник дохода… Младший брат министра юстиции Цалиева возглавляет водочную линию на Владикавказском консервном заводе. Имеют огромные деньги с водочного производства: глава администрации президента республики Северная Осетия Юрий Кирилкин, министр департамента оборонной промышленности Татров, заместитель председателя правительства министр экономики Шубин».


[Закрыть]

Производство водки шло повсеместно. Крупные ЛВЗ принимали спирт от частных лиц – тех самых, кто приходил к разгрузке цистерн с ведрами и канистрами. В оплату спирта завод отгружал частникам в розлив уже готовый продукт – приготовленную на заводе водно-спиртовую смесь. Ее закатывали в бутылки во всех гаражах и на приусадебных участках республики. По утрам «КамАЗ» оптовиков объезжал дома частников, скупая готовую водку, которая после этого отправлялась по российским регионам.

«Помню, что водку „катали“ все, кто имел хоть какую-то возможность, – вспоминает московская журналистка, уроженка Владикавказа Нонна Дзиваева. – Водку производили в промышленных масштабах и маленькими партиями в больших и маленьких цехах. Легальных, полулегальных и совсем нелегальных. Катали во дворах, в сараях, да просто дома. Вчерашние обычные рабочие спиртзавода открывали свои цеха и в одночасье богатели, становясь „водочниками“, а директор спиртзавода считался самым богатым человеком в республике. Как грибы после дождя стали расти новые, огромные дома этих самых „водочников“ с башенками и большими воротами. Мечтой девушек стало выйти замуж за водочника. А мечтой мальчиков – открыть собственный цех».[31]31
  Дзиваева Н. Ахсарбек Галазов запомнился водкой, футболом и честно проигранными выборами // Эхо Москвы. 2013. 10 апреля. URL: https://echo.msk.ru/blog/publicpost/1050432-echo.


[Закрыть]

С брендами в Осетии никто не заморачивался: большинство водочников использовало бесхозные советские бренды «Столичная», «Русская», «Пшеничная», «Московская особая». Вложения в маркетинг были излишни: водка из Осетии стоила значительно дешевле самых неказистых эконом-брендов заводов из Подмосковья и Тулы.

Но больше всех зарабатывали те, кто вкладывался в поставки спирта. Литр спирта на Украине в 1995 году стоил 42 цента, затем к весне 1996 года из-за ажиотажного спроса цена выросла до 72 центов. На бирже в Ардоне цена за литр была уже втрое выше – 2,2 доллара. Даже с учетом всех накладных расходов, взяток и поборов организаторы поставок имели рентабельность в 180 %. Именно из их среды выросли главные осетинские алкобароны, крупнейшим из которых стала бесланская фирма «Исток» Таймураза Бокоева.

Учитывая масштабы возникшего на ровном месте бизнеса, местные власти не могли о нем не знать. И хотя с точки зрения закона он был совершенно нелегальным, хитрый президент Галазов рассудил, что другого шанса оживить экономику и наполнить региональный бюджет у него не будет. Однако первый шаг Галазова был ошибочным. 24 августа 1995 года он подписал указ о создании при правительстве республики департамента спирто-водочной промышленности, который возглавил предприниматель Юрий Худалов. Спустя четыре дня президент собрал в своем кабинете представителей крупных водочных заводов, которым представил нового куратора и объявил о начале новой жизни. «Пора прекратить произвол в этой отрасли, – объявил Галазов. – Средства от производства и реализации алкогольной продукции должны поступать не в карманы отдельных дельцов, а в бюджет республики». Утром следующего дня Худалов был расстрелян из проезжавшей машины прямо на выходе из собственного дома во Владикавказе. Убийц так и не нашли, но было понятно, что расстрел – дело водочников-беспредельщиков, не желающих делиться доходами с государством.

К тому времени убийства, перестрелки и похищения людей во Владикавказе стали обыденным делом. Выбираться вечером из дома было опасно. «В наш дом периодически приходили дальние родственники, даже немного связанные с водочным бизнесом, и сообщали о похищении своего сына, которого надо было выкупить. Вся родня скидывалась кто сколько мог. Кого-то выкупали живым. Кого-то нет», – вспоминает Нонна Дзиваева.

Власти все же смогли найти компромисс со спиртовыми баронами. По инициативе президента Галазова был создан внебюджетный фонд – акционерное общество «Социальная сфера Осетии», куда поставщики спирта отчисляли мзду – по семь тысяч долларов с каждой цистерны. Из этой кубышки финансировались проекты, на которые не хватало денег в бюджете, и, конечно же, любимый клуб президента – «Спартак-Алания». Между властью и водочниками-нелегалами возник негласный договор: те платят, а взамен президент закрывает глаза на криминальную составляющую их бизнеса и обеспечивает крышу осетинской водке в Москве, где уже начало копиться недоумение и недовольство возникшей ситуацией. Сколько таких цистерн прошло через станцию Ардон – не знает никто. На заседании Государственного таможенного комитета в начале 1996 года руководитель таможни Анатолий Круглов называл цифру 500 – очевидно заниженную в несколько раз. Официальную статистику спиртового транзита из Украины никто не вел, а для федеральных СМИ бизнес на Кавказе оставался малоисследованной темой.

«Американская схема»

К началу 1996 года производители с «большой земли» уже не скрывали раздражения по поводу засилья осетинской водки, в невероятных объемах расходившейся по всей стране. Для борьбы с осетинской экспансией крупнейшие игроки на рынке пролоббировали через государственный таможенный комитет принятие нового порядка оформления транзитных перевозок. По новым правилам, организатор поставок водки из условной Украины в третью страну через территорию России должен был при отправке оплатить таможенную пошлину на депозит таможенного комитета. Деньги возвращались только после того, как транзитный груз покидал территорию России. Так как «украинская схема» была построена на беспошлинном провозе спирта в Россию, это решение поставило на ней крест.

Однако многочисленные осетинские ликеро-водочные заводы работали с неполной загрузкой совсем недолго. Уже к лету 1996 года серый украинский спирт успешно заменили еще большими объемами из США и Европы. Новая схема, оказавшаяся еще успешней прежней, возникла благодаря осетинским водочникам «первой волны», особенно владельцам бесланского «Истока». Заработав на поставках нелегального спирта из Украины, они задумались о легализации своего бизнеса. Это было исключительно прагматичное решение: вести большой бизнес, опираясь на поставки сырья по нелегальным каналам, было прибыльно, но это несло с собой и очевидные риски потерять все в один момент. Поэтому ими было принято решение инвестировать в строительство собственного спиртового производства.

В отличие от несложных и недорогих линий по розливу водки, производство спирта требовало гораздо более сложного и дорогостоящего оборудования. Находившаяся в руинах отечественная промышленность была неспособна удовлетворить требования осетинских водочных баронов, поэтому гости из северокавказских республик зачастили в Европу, где размещали заказы на поставки суперсовременных ректификационных колонн. В одной из таких поездок менеджеры «Истока» сделали удивительное открытие: выяснилось, что спирт, произведенный в Европе и США, стоит в три-четыре раза дешевле, чем в «закрытой» для них Украине.

Такая дешевизна объяснялась тем, что для многих западных спиртзаводов собственно спирт был побочным продуктом производства. Основные деньги европейские и американские спиртовики делали на продаже барды – переработанного зерна (то есть отходов спиртового производства). Барда считалась ценным комбикормом, и ее скупали сельхозпредприятия на корм скотине. Спрос на спирт не был столь масштабным, девать его было попросту некуда. Поэтому крупные спиртзаводы были готовы продавать его за копейки и в любых объемах. Литр отдавали от 20 до 25 центов, при том что водочники из Осетии были готовы платить по два доллара и выше. На «Истоке» поняли, что напали на золотую жилу.

Но возник вопрос: каким образом доставить этот спирт в Россию? Таможенная пошлина на тот момент составляла пять долларов с литра, что лишало импорт спирта экономического смысла. Решение, найденное осетинами, было поистине гениальным. В России всегда был (и по-прежнему есть) дефицит коньячных спиртов и виноматериала. Причина очевидна: хоть Россия и велика, но при огромном объеме потребления земли, пригодной для выращивания винограда, тут его слишком мало. А на той, что есть, – в южных регионах – виноградники значительно поредели за годы антиалкогольной кампании Горбачева. При этом заводы так называемого вторичного виноделия, то есть производившие вина и коньяки из привозного сырья, работали повсеместно. Чтобы им было с чем работать, Россия подписала договор о беспошлинном ввозе сырья из Грузии, где винограда и коньячных спиртов было в избытке. И это оказалось идеальной лазейкой.

В конце июля 1996 года в грузинский порт Поти прибыл первый танкер из США, в трюмах которого плескались десять тысяч тонн первоклассного спирта из Техаса. Спирт из танкера перегрузили в железнодорожные цистерны, которые отправлялись в Гори, а уже там его ждали спиртовозы с поддельными накладными, в которых содержимое было обозначено как грузинский коньячный спирт, следовали в сторону границы с Россией по Военно-Грузинской дороге и Транскавказской магистрали. Пересечь границу проблемой не было: пограничники с обеих сторон за умеренную мзду не проявляли особого интереса к содержимому спиртовозов. К тому же сама граница формально проходила по двум тоннелям – Рокскому (на Военно-Грузинской дороге) и Дарьяльскому (на Транскавказской магистрали). Между выездом из тоннеля и осетинскими таможенными постами находилась двухкилометровая нейтральная полоса. Этим пользовались водители спиртовозов, объезжавшие таможенные посты сбоку по грунтовым дорогам и руслам высохших ручьев. Крупные машины там проехать не могли, но они легко «решали вопрос» на месте с таможенниками.

После успешного рейса первого танкера поток американского спирта через Грузию принял лавинообразный характер. Все, кто имел деньги, фрахтовали танкеры со спиртом в США и Европе. За год, пока существовала «американская схема», через порт Поти прошли разгрузку сотни танкеров со спиртом. Крупнейшие из них перевозили по 50 тысяч тонн. Небольшой грузинский порт работал с максимальной нагрузкой. Случалось, что на рейде потийского порта из судов образовывалась пробка. Танкеры со спиртом были вынуждены отстаиваться в черноморском турецком порте Трабзон, ожидая, когда появится возможность стать в Грузии под разгрузку.

К бизнесу подключились и грузины. Местные предприниматели сами фрахтовали танкеры со спиртом и сбывали его в Гори по доллару сорок центов за литр. Вокруг расцветал малый бизнес: работяги выкупали грузовики, способные перевезти спирт в Осетию. В Гори они покупали спирт по 14 тысяч долларов за десять тонн (стандартная загрузка машины), проезжали всего около 200 километров и в Осетии сдавали товар уже за 20 тысяч долларов. С учетом взяток и накладных расходов можно было заработать до пяти тысяч долларов за ходку – отличные деньги для небогатой Грузии в 1997 году. Наемный водитель на машине хозяина получал от 700 до 1500 долларов за сутки, в зависимости от объема груза.

Конец 1996-го и практически весь 1997-й в итоге стали временем триумфа осетинской водки в России: ею была залита вся страна от Калининграда до Камчатки. При себестоимости поллитровки в 50 центов крупный опт в центральных регионах начинался от доллара за бутылку. Для сравнения: популярный в те же годы «Довгань» стоил в районе пяти баксов, дешевые водки из Подмосковья – около трех. Даже в конце нулевых, которые на центральных телеканалах любят называть «тучными», до половины покупателей водки делали свой выбор, в первую очередь ориентируясь на цену. А что уж говорить про девяностые, когда денег у значительной части населения катастрофически не хватало, а вокруг, как мы знаем из популярной песни, «убивали людей и все бегали абсолютно голые».