Текст книги "Сначала я придумал чувства в пилюлях"

Глава IV

В последний день июня вернулись Аластер и Делио, притащив с собою замечательные новости. Мы собрались днём на втором этаже магазина, сразу же, как они прибыли в град. Первым поднялся Аластер. Он открыл дверь и с распростёртыми руками побежал ко мне, возглашая при этом: «Ура! Ура! Мы на бирже! Ура!» Он влетел в меня и крепко обнял.

– А ещё… ещё теперь у нас будет сайт. А ещё, скорее всего, и личная охрана! – продолжал он мне в плечо.

Тогда я похлопал несколько раз его по спине.

– Вот теперь можно и разгуляться! – бодро сказал я.

Следом за ним подтянулся Делио. Я шагнул к нему. Мы улыбнулись и с размаху пожали руки, продолжая полминуты потрясывать ими вверх-вниз.

– Нам ускорили сроки: уже второго числа мы окончательно выйдем на биржу.

Сказал Делио и просто светился от радости, однако всевозможно пытался это запрятать. Я и Аластер точно ничего не прятали тогда – лучезарили во все стороны. К вечеру, более свежему, мы разошлись.

Третьего июля, когда уже сутки после первичного размещения наши акции росли в геометрической прогрессии, мы завершали последние важные дела на этот месяц и собирались уже на следующий день отправиться на остров «Оуви».

В этот же день с Аластером запустили сайт «twinklefeelings.com», на котором возможность заказать пилюли с собственно-придуманными чувствами воплотилась в явь. Достаточно было всего лишь добавить к заказу: свои сводка-воспоминание, название и перечень чувств – и ждать чудо-капсулы, изготовленные индивидуально под своё прошлое, дома.

Четвёртого дня мы вылетели праздновать наши великие успехи. Наша небольшая награда за сотворённое уместилась в пять дней.

Первая декада месяца миновала, мы прибыли в Мунградс.

«Две сабли» упали на календарь. Вся та же душная погода, окна все нараспашку, кондиционеры монотонно шумели, я был на третьем этаже – в лаборатории. Звонок со второго. Я оттолкнулся от оборудования в сторону телефонного аппарата. Такие располагались во всём здании «ТФ», а также и у меня дома. Не нравились мне современные мобилс. Я катапультировал трубку с панели.

– Тут к Вам юница пожаловала. Говорит, что Вы знакомы. Мне пригласить её в приёмную?

– Она не представилась? – поинтересовался я.

– Нет. Она весьма настойчиво говорит, что она к Вам по большой важности.

– Хорошо. Пусть подождёт на втором. Я скоро спущусь.

– Слушаюсь.

Я проделал несколько шагов вниз по винтовой лестнице, потом присел и глянул через широкие перила на помещение. У двери на первый стояла она. Её фарфоровые ручки смыкались спереди в районе бёдер; ножки, прикрывающиеся у колен серо-зелёным платьем, стояли крестиком; голова была наклонена в сторону. Через мгновение я продолжил спуск, крикнув ей: «Проходите к столу!»

Я не стал садиться, а встал напротив неё у узорчатой деревянной столешницы. Пепельные волосы немного касались ярко выраженных ключиц, когда она склоняла голову; чёлка заканчивалась ещё до густых, но прекрасно огранённых бровей, под которыми посреди длинных ресниц сверкали лазурные глаза; на вздёрнутом маленьком носике и на щеках были рассыпаны тринадцать веснушек; а её губы, цвета кармин, напомнили мне две небольшие изящные дольки спелого грейпфрута. Левое ухо выглядывало из прядей, близ которых моему взгляду наметились две или три тёмные заколки.

– Разве мы успели тогда познакомиться? – разбавил молчание я.

– Нет-нет, Тео. Если бы я так не соврала, то вы меня бы даже не пригласили, вероятно. Такой дурной поступок оправдывает мои намерения.

– И каковы же Ваши намерения на мой счёт?

– Я прибыла искренне извиниться и попросить прощения за моё тогдашнее, весьма отвратительное поведение. Я была не в духе и… Ой, даже не важно, что было со мной, – с запинками излагала она. – Важно, что я прошу у Вас прощения и прошу простить меня за моё поведение в тот день. Мне не следовало так себя вести и говорить такое…

Сегодня она совсем не была похожа на ту девушку, с которой я разговаривал у прилавка: робкая, взволнованная и неуверенная.

– Ничего страшного. Ваши извинения принимаются. С кем не бывает. А Вы не посвятите меня, чем же Вам так приглянулись именно эти пилюли? Почему Вы, как все, не приобретаете, например, что-нибудь из цикла «Тёплых»? Разумеется, мой интерес только научный.

– Это, к Вашему сожалению, очень личное, – опустив взгляд и перебирая пальцами своё платье, ответила она.

– Тогда извольте представиться. Надеюсь, Ваше имя – не столь сокровенная данность.

– Верно. Не такая и сокровенная. Беккай Вист.

– Очень приятно познакомиться, Беккай.

Я резко протянул руку. Она же грациозно, без резкости, подала свою. Её ладонь была нежна и холодна. Отпускать её совсем не хотелось. При пожатии я держал пристальный зрительный контакт. Девушка заметно смутилась.

– Ещё раз простите меня. Я побегу, – заключила она.

– Не смею задерживать.

Она развернулась и направилась к двери, а когда до выхода оставалось два шага, обернувшись, добавила:

– Совсем забыла. Я испекла «бентик» и в качестве извинений вручила его кассирам. Не забудьте тоже угоститься.

– Сочту только за радость. Спасибо Вам! – воскликнул я.

И через мгновение, пока она не вышла, я попросил её подождать пару минут. Я схватил ручку и чистый лист. Опустил на него два предложения, сложил вдвое и запихнул в конверт. Затем подошёл к Беккай и вручил его со словами:

– Откройте и прочтите дома. Хорошо?

Она кивнула, открыла дверь и ушла.

Если бы по дороге из магазина Беккай открыла конверт и вытащила бы его содержимое, а неожиданный порыв ветра вырвал бы его из холодных рук и унёс прямиком в реку, то пока чернила не расплылись полностью – можно было бы успеть прочитать эти два предложения:

«Вы мне понравились. Если же осмелитесь, и симпатия взаимна, жду вас шестнадцатого числа в девять вечера у главного входа в ресторан „Гоурда“».

Сам чёрт тогда дёрнул меня за язык, заставил взять лист и написать это на нём. Сам чёрт тогда решил, что шансы на её положительный ответ на такое предложение значительно выше, когда она получит его дома, нежели в этом помещении.

Тогда же мне и вспомнились слова Валентайна. Вот она – та заветная заинтересованность. Заинтересованность в её потребности в «Боли №8». Именно для этого чёрт дёргал за ниточки, именно для того, чтобы узнать чуть-чуть о Беккай или же чуть-чуть о пилюлях.

В пятницу ко мне в последний раз пожаловал Валентайн. Я переместился на второй этаж, где на ложе увидал его: человека в чёрном длинном плаще, чьи руки заметно находились в состоянии тремора, а носки поочерёдно стучали о пол. Я подумал: «Мол, что-то случилось…» и моментально подбежал к Валентайну.

– С Вами всё хорошо, Старкли? – схватившись за его левое плечо рукой, поинтересовался я.

Тогда же он смахнул мою руку, взлетел на две ноги и толкнул меня, приложив затвердевшими ладонями по груди.

– Совсем не всё хорошо! Не прикасайтесь ко мне, Тео. Вы слишком далеко зашли! – раздалось с его озверевшего лица, все частички которого истинно источали неприязнь и отвращение.

Я был обескуражен, а моя память и подавно. Она не сохранила подробностей всего диалога, но я смог вытащить из неё лишь это немногое:

– Вы довольны?! Довольны Вы тем, что снабжаете теперь и весь мир наркотиками?! Никак иначе эти пилюли назвать и нельзя. Вы отравляете сознания! И как же Вы этого сами не замечаете? Так я знаю! Деньги! Теперь у Вас их столько, что и государство покрывает Вас! Вам должно быть стыдно за Ваши безответственные и омерзительные поступки.

Валентайн плюнул на пол и продолжил:

– Ложь самому себе – это битва, которую Вы всегда проиграете. Как и для воплощения любой лжи требуются значительные ресурсы, так и для неё их нужно не меньше, а в разы больше. Не обманывайте себя насчёт вашего изобретения. Не обманывайте других. Прошлое и память для меня – ошибки. Для меня их нет. Вы ещё пожалеете обо всём. Запомните это.

Он растворился. Я же отправился домой.

В субботу в восемь часов пятьдесят минут я уже базировался у главного входа в ресторан «Гоурда». Прошло около половины часа, и я соизволил более не ждать Беккай. И вот, когда же я развернулся и побрёл к кару, передо мной возникла она.

Приятное дуновение перебирало её дымчатые пряди, а части шлиц чёрного пиджака с белыми вертикальными полосами водило по сторонам. Брюки с идеальными стрелками замыкались снизу невысокими глянцевыми каблуками.

– Спасибо, что дождались меня. Я уж думала, Вы не станете ожидать, – произнесла она, поправляя двумя пальцами уложенные букли. – Так усердно готовилась, что и на часы не смотрела.

Я ухмыльнулся.

– Да, я уже собирался уходить, Вы успели вовремя. Нам тут всегда рады. Пройдёмте, – указав на главный вход, сказал я.

Я придержал ей тяжёлую монолитную дверь, и мы вошли в переднюю этого ресторана. После уточнения всевозможных удобств вечера я, Беккай и администратор поднялись на лифте, а уже непосредственно наверху нас отвели до столика.

То заведение было пристанищем самых-самых богатеньких лиц. Оно неповторимо располагалось на высоте в пятьсот двенадцать метров от земли на «диске», что стоял на одной широченной ноге, в которой и размещались лифты. Отсюда виднелся весь Мунградс целиком, а иногда даже облака проникали меж панорамных окон к гостям за стол.

Через пятнадцать минут в наших бокалах покоился «Трипл-сек». А ещё через пятнадцать в наших блюдах покоилась паста. Алкоголь ударил в голову, и светская беседа сменилась на более интересную и непосредственную. Мы сидели на мягких кожаных диванах, на подлокотники которых были приделаны изумрудные шары среднего размера. Наши взгляды иногда пересекались на статичном огоньке стеариновой свечи, а иногда – на забавной фигурке кошки близ этой свечи. Но всё же, чаще всего, мой взгляд был прикован именно к её лупеткам. В них я видел и находил многое: бескрайнее бушующее море; поле, устланное покрывалом из васильков; небо в грозу, что обдалось синевой электрического разряда; туманный сумрак в предзимнем лесу; подводные пещеры, что принимают лишь малый столб солнечного света; прохладную спальню под лунным светом в ночи… И если я продолжу этот список, уверен, он никогда не закончится. Подытожу: я лицезрел в них всё и вся, и даже больше.

Да, меня всегда цепляли в девушках глаза, глаза выразительные, сверкающие и изящные, точно целые сверхновые, галактики и вселенные. Они не лгали, были ясны и открыты.

Минуло семьдесят пять минут. Я отвёз Беккай до её дома. Припарковал кар, выбежал из него и открыл ей дверь машины.

– Прошу, – прошептал я, протягивая руку.

Мы прощались подле молодой вишни у парадной.

– Спасибо Вам за вечер, Тео. Самое запоминающееся за столом было то, как Вы измазались в морковном десерте, – с милой улыбкой произнесла она.

– Даже так?! Для меня самыми запоминающимися были Ваши глаза. Ничего боле я не несу в сердце.

– Вы подхалим и врун!

– Честное слово!

– Прощайте, Тео! – сказала она и медленно отдалялась к входу.

– Беккай, постойте…

– Нет-нет! Целоваться с Вами я не собираюсь! Не думайте, что Ваши деньги могут купить всё, а в особенности мой нежный поцелуй.

– Вот как. Однако позвольте, когда так говорят, это значит полностью обратное. Да, может не сейчас и не завтра, но всё же.

– Кто Вам рассказал такую чушь? Бай-бай!

Она отворила дверь и забежала внутрь.

«За деньги можно купить многое. Даже её поцелуй…» – обратился я к проходившей мимо чёрной кошке.

В тот вечер, помимо заинтересованности в её потребности в «Боли №8», во мне родилось более привычное желание, желание более примитивное и, на первый взгляд, отвратительное. Стремление ощутить её тело. Стремление ощущать его намного чаще, чем когда-либо: каждый день, каждый час, каждую минуту, прикасаться к нему каждую секунду; утром и вечером, днём и ночью. Это вожделение мною совсем не приравнивалось к вожделению «vsyn’-vusyn’». Отнюдь, именно такое желание я находил натуральным и ничуть не постыдным. Исключая данный случай, я никак не мог, в первую очередь, желать познать внутреннее составляющее любой новой знакомой, так как внешние признаки открывались мне сразу, тогда как познание душевных требовало, как минимум, открытие рта и мыслительных процессов. Когда же влечения чьим-либо разумом и влечения чьим-либо телом совпадают на одном человеке и затягиваются – они формируют предпосылку на любовь. Но только именно предпосылку.

В тот вечер я понял две вещи: первую – нужно не влюбиться; вторую – нужно познать её тело целиком. И всё же, первое задание я провалил с грохотом, нежели второе.

Бороздя пространство, я вспомнил свой первый влюблённый поцелуй.

Первый влюблённый поцелуй хоть и был сладок, но также являлся мимолётным, а вот дорога после оного была намного слаще. В лицо стремились мягкие-премягкие большие хлопья снега, отсвечивая собою далёкую луну. Пушистый приземлялся на кожу, как мягкое-премягкое одеяло, а лунный шар освещал эту комнату под названием «мир», как уютный ночник. Когда мои губы прикоснулись к её затемнённым губам, они обдались точно электрическим зарядом, который не пропадал до самого сна. И именно на обратном пути он достигал своего пика. Все мои движения были правильны, мысли всесильны, а чувства истинно чисты и священны. Как и то ватное чернушное небо, те деревья, укрытые пухом, и тёплые крохотные домишки вдали. Каждый мой миллиметр переполнялся энергией и пытался срочно высвободить её, чтобы не перегореть целиком. Совсем неважно было: каким был сам поцелуй, как мы попрощались, как шли до её дома. Важно было только то, что эти минуты никак нельзя было упускать. И именно поэтому я заснул только под утро, ибо телу всё же нужно было обязательно рассеять энергию нашего поцелуя по миру.

Глава V

Уже в августе в одну из ночей Беккай и я проводили «занятия по любви» в приёмной магазина. В ту же ночь одна из моих заинтересованностей в Беккай, а именно заинтересованность в её потребности в «Боли №8», сменилась на некое сострадание к самой Беккай.

Я приоткрыл окно, дабы моё вспотевшее тело обдало ветерком, закурил, сел голышом на стол и наблюдал град. Я не видел, но глаза Беккай неожиданно обдались страхом и беспокойством, усилилось её сердцебиение, а тело поглотила дрожь. То была паническая атака, которую я заметил спустя минуты, когда она вдруг прониклась молчанием. Я подбежал к ней и принялся приводить её в чувства. Ей полегчало, и я решил отвести её на третий этаж.

Я держал её за руку, пока мы поднимались по винтовой лестнице, пока я прикладывал ключ-карту, пока я вводил код открытия двери.

Щека к щеке с Беккай сидя на кресле, я показывал ей работу «преобразователя», объясняя попутно и работу всех приборов по производству пилюлей.

– Помнишь, ты спрашивал о том, почему же я покупаю у вас «Боль №8»?

– Конечно. Мне и по сей день это интересно.

– Тогда послушай. За несколько дней до моего рождения мне позвонили мои родители. Они хотели приехать сюда, в Мунградс в канун моего праздника, чтобы отпраздновать со мной. Да и виделись мы уже давно. Но я никогда не любила отмечать. И в тот раз тоже не хотела. И я соврала им. Я сказала, что уезжаю, и чтобы они не приезжали. Тогда этот разговор закончился небольшой ссорой, и мы больше не созванивались. Однако через три дня я узнала, что военные действия перенеслись на границы нашей страны. И град, в котором они жили, мой родной град тогда подвергся авиаударам. Мама и папа погибли, а я до сих пор за это себя корю. Ведь пригласила бы я их тогда – ничего такого бы не было. Никто б не умер. Поэтому у меня временами и случаются панические атаки на этой почве. Поэтому я и наказываю себя «Болью №8», чтобы с помощью них возвращать те чувства, которые поглощали меня несколько месяцев после того, как я узнала о смерти родных. Я вряд ли когда-нибудь прощу себе это.

– Я уверен, ты… – начал я.

– Не нужно слов. Ты уже многое сделал. Мне с каждым днём становится лучше. Главное, чтобы ты был рядом… – прервала она.

Я обнял её, и мы долго сидели молча. В благом молчании, что не с каждым возможно.

Глава VI

Шло время, а значит, наши успехи с Аластером и Делио только множились. Интервью у ведущих мировой арены, контракты со всемирно известными компаниями, личные телохранители… А что являлось самым приятным, так это то, что наш град процветал, наша страна процветала. Условия для комфортной жизни граждан становились всё более доступными. Медицина, прогресс, инфраструктура – всё росло вместе с нами. Однако однажды в это колесо благополучия начали вставлять палки, одну за другой. Одну за другой их вставлял не кто иной, как Валентайн Старкли.

Всё началось с безобидных угроз и записок от некоторых посетителей нашего магазина. А потом переросло в митинги и протесты, сначала у нас в граде, а затем и по всему миру. В интернете, на улицах пестрели лозунги: «Пилюли равны наркотикам», «Тео отберёт у вас всё», «Зависимость от „ТФ“». И всё-всё в таком духе. И надо заметить, что бороться с этим было весьма трудно и проблематично, пока Делио не решил эту проблему.

В конце августа на нашем очередном собрании мы были у меня дома. За большим столом калился всё тот же жирник. Мы сидели за этим же столом у окна, потягивая сигариллы. В чашках источал пар свежезаваренный кофе, а приглушённый тёплый свет отражался от отделанных золотом зеркал и стремился в темноту ночного града.

– Я договорился с Правительством, они возьмут проблемку с последователями Валентайна в свои руки. Уверен, они справятся с этим быстро, – сказал Делио.

– Большое спасибо, дружище, – ответил я.

– И вот чего же им на месте ровно не сидится? Как будто они никогда и не покупали наш продукт. Неохотно верится в это. Мы тут стараемся, а им всё не нравится, – начал возмущаться Аластер.

– Верно всегда найдётся тот, кто будет несогласным с тобой. А переживать по этому поводу теперь нет смысла, – уверил его я.

– И правда, – сказал Делио, покручивая новенькую сигариллу руками.

– Всё равно не пойму их, – отмахнувшись, произнёс Аластер.

Двухминутное молчание прервал Делио, всё так же покручивая табачное изделие.

– Я вот тут подумал, товарищи, и хочу сейчас без промедлений заявить вам. Вы, главное, поймите меня и на личный счёт не принимайте…

– Ну что? Не темни, – перебил Аластер.

– Я принял решение, что ухожу из компании и отправляюсь по миру искать своё предназначение. Да, я неплохо справляюсь и здесь, но это не моя мечта. Я успешно послужил, так скажем, во имя твоей мечты, Тео. Со знаниями своими я не пропаду. Уезжаю сегодня утром. Буду почаще сообщаться с вами. Долю вы мою можете размыть.

– Долю размывать мы твою не собираемся. Да, Аластер?

– Какую долю?! Зачем ты уходишь, когда мы такого вместе добились?! Да ещё и большего добьёмся! – негодовал он.

– Дел прекрасно понимает, что всю свою молодость не сможет отдать на исполнение чужих грёз. Настало его время, и он умело берёт эту борозду. Что тебе не нравится, Аластер?

– Мой лучший друг покидает меня! Как мне это может нравиться?!

Тут Делио встал, подошёл к Аластеру и похлопал его по плечу. В его глазах явно отблескивало несогласие. Затем я встал, рука Делио пожала мою, мы крепко обнялись, впиваясь в друг друга ладонями.

– Доброй ночи и хорошей дороги, – пожелал я.

– И вам удачи! – крикнул он с улыбкой на устах и ушёл.

– И ты его вот так вот просто отпустишь? – спросил меня Аластер.

– Я не могу его держать…

Он докурил, и мы простились.

В последующие два дня Аластер не появлялся на работе и никак не выходил на связь.

Единицей сентября на улицу упали сумерки. Тогда и объявился Аластер. Пришёл он пьяный ко мне в дом.

– Ну что ты напиваешься? Ты подзабыл, что алкоголь тебе совсем не товарищ? – с такими словами я встретил его на пороге.

– Иди ты к чёрту, Т-е-о! – зарычал он. Мой друг набросился на меня с кулаками и сразу же получил в ответ, да так, что повалился в прихожей.

– Совсем ты зазнался. Делио отпустил. Тебе всё равно было… А на интервью только и говорят, что о тебе: «Когда к нам придёт Тео?», «Где Тео?», – бормотал он, отхаркиваясь от крови и слюней.

– Отправляйся проспаться, а потом и поговорим.

– А знаешь? Не будет никакого «потом». Я тоже ухожу. Не собираюсь работать, а тем более и водить дружбу с таким, как ты! – вставая, произнёс Аластер.

Затем протёр рот рукавом костюма, развернулся и хлопнул дверью. А я поднялся, прихватил бутылку джина и полетел до магазина, дабы занять себя немного алкоголем и каким-нибудь делом. Мои воспоминания о том вечере и той ночи размыл спирт. Поэтому, к счастью или огорчению, вашему или моему, они и не столь подробны и детальны.