Текст книги "Сначала я придумал чувства в пилюлях"

Глава VII

Шло время, а значит, наша любовь рождалась и крепла, ведь любовь не возникает на ровном месте: само течение мимолётного формирует и вынашивает её. В череде частых встреч, разговоров, посиделок, прикосновений взрастала моя любовь к Беккай, копилась её любовь к Тео. Медленно они сплетались в одну большую, огромную, почти вечную нашу любовь.

Третьего числа в пять часов утра я дремал на диване в приёмной. Задребезжал телефон. Я в полусонном состоянии переместился до рабочего стола и поднял трубку. На другом конце аппарата послышался упоительный голос. Это была Беккай. Я был рад её звонку. Как и всегда я был рад любой её весточке: будь она в печали, будь она в радости. Даже не совсем так. Я всегда подсознательно ждал его; надеялся, что вот-вот она даст о себе знать… Как прошёл её день? Что её волнует? Что ей необходимо – моё отсутствие или моё присутствие? моё молчание или мой совет?

– Разбудила? Ты прости, что…

– Совсем немного, Бекки, – перебил я.

– А что ты делаешь в такое время на работе? Почему не дома ночуешь? – поинтересовалась она.

– Да так… Возился с документами, – соврал.

– Так я и поверила. Переживаешь насчёт Аластера? Верно?

– Да, верно…

Беккай филигранно отличала мою ложь от моей правды. Или же я врать совсем не умел, или же это было слишком предсказуемо.

– Тогда жди меня. Я скоро буду у тебя, и мы немного развеемся.

В пять часов тридцать три минуты она вошла в приёмную. С разбега пала в мои крепкие объятия, в которых мы обоюдно и трепетно растворялись. Мы поцеловались. Ох, как же тогда я молил богов, чтобы такие мгновения тянулись как можно дольше.

– Собирайся, милый! Мы отправляемся в парк!

– В такую рань?

– Да! В такую рань. Зато людей почти не будет. Тебе обязательно нужно сейчас чуть отвлечься. А то совсем завянешь! Бегом!

Она притопнула ножкой.

– Ты права. Всё равно не спится.

Она переместилась за меня, проведя рукою сначала по моей груди, затем по плечам, обняла меня со спины и чмокнула в шею. Мурашки пробежали по мне с ног до головы, исчезнув где-то на макушке.

Минуло пару минут, и мы выдвинулись воплощать затею.

– Ой! Я забыла рюкзак. Сейчас поднимусь за ним, – сказала Беккай, когда мы вышли из магазина, и сразу же развернулась в обратном направлении.

– Подожди! А ключ не нужен? – спросил я, вытаскивая ключ-карту из кармана на застёжке.

– Точно! Вот я глупышка! – с улыбкой произнесла она.

Я же отправился к кару. Поднял его в воздух и принялся ожидать Беккай, покуривая приторный «Эпиос Лу».

На половине сигариллы она запрыгнула в транспортное средство, поцеловала меня в щёку и завалилась на заднее место. Мы за шесть минут долетели до моего дома.

– Только давай хотя бы в этот раз без охраны и оружия. Мне как-то не по себе, когда я представляю или ощущаю у тебя за пазухой пистолет. Оставь и его, пожалуйста. Мы же на пикник! Только мы, природа и вино!

– Хорошо. Ни охраны, ни оружия. Уговорила.

Хотя это решение и спорилось с вопросами безопасности, но было мне также по душе. Постоянное чьё-то присутствие рядом и контроль моей жизни уже порядком поднадоели. Как и холодный твёрдый предмет у меня возле сердца.

Я и Беккай быстро собрали необходимые вещи и полетели на «Возвышенность Р.». То место славилось богатой флорой в нашем сером граде, красивыми видами и огромным масштабом. И идея, провести там утренние часы начала сентября вдвоём, пока люди спят, являлась такой нужной, ничуть не лишней.

Кар остался на парковке; мы минули два сада, золотую колокольню; и пред нами возник небольшой холм, на вершине которого красовался десяток лип. Именно среди них и было задумано обосноваться. Под ногами текла вымощенная валунами лестница. Наверху я взял Беккай за руку, и мы направились к центру холмика.

– Вон там хорошее местечко! – воскликнула она и стремительно повела меня за собой.

На подходе, из-за высоченного и толстого дерева спокойно вышел Валентайн, достал из кармана пальто пистолет, и, направляя его на нас, приближался к нам.

Рука Беккай отделилась от моей руки. Старкли замер в четырёх метрах от нас.

– Ты, верно, очень удивлён этой встрече со мной. Не двигайся и не дёргайся, Тео. Слушай меня внимательно, иначе ты не поймёшь истины. Я тебе расскажу вкратце, что происходит. Вероятно, уже дошло, что Беккай исполняла мою волю с самого вашего знакомства… Начнём с предыстории. Я действительно прибыл в Мунградс с окраин, но причина данного поступка была вовсе не в заинтересованности тобой. Моя мать была больна, однако примерно через год с помощью препаратов оправилась бы полностью, но всё ничего, если бы не ты, а именно – твои пилюли. Мама совсем выжила из ума, когда начала принимать эти капсулы, спуская на них все деньги, которые я отправлял ей на лекарства. И к моему огорчению, напрочь игнорировала лечение. Знаешь, что она говорила перед своей кончиной? Она твердила и твердила, какие прекрасные и чудесные эти пилюли из магазина неподалёку. Было поздно, когда я узнал о том, что вместо лекарств она последние недели принимала исключительно твои никчёмные пилюли. Ты отнял у меня самое дорогое, что было в моей жизни, поэтому я отплачу тебе разменной монетой. Твои друзья, дама сердца, твоё творение, а главное, и твоя цель о дивном новом мире – исчезнут навсегда. Они сотрутся в пыль… Сейчас твой пьяный дружок направляется в «Твинкл Филингс», чтобы найти тебя, но кто сказал, что его жалкие попытки увенчаются успехом?

Чуть ранее происходящего Аластер ковылял пьяным шагом к магазину. Хоть он и стоял еле-еле на ногах, однако пару навязчивых мыслей не давали ему забыть о намеченном плане и свалиться на землю. Эти мысли чётко отслеживались и были таковыми:

«Да, что-то я погорячился и напрасно тогда высказался Тео. Зависть, что взялась из ниоткуда, полностью поглотила меня, но не была настоящей причиной злобы на Тео. Мне остаётся лишь злиться только на себя самого за такой поступок и за постыдные мысли о моём лучшем друге. Делио ушёл по своей доброй воле, а Тео это прекрасно понимал, поэтому не удерживал его. Как же я мог усомниться в товарище всей моей жизни, ведь именно благодаря ему, в первую очередь, мы добились такой высоты. Хоть я и уверен в противном, но я ни за что не должен подвергать его сомнениям в отношении меня. Ведь само время выковало нашу дружбу, и она ни при каких обстоятельствах не должна рассеяться. Я не посмею стать даже причиной маленькой трещины в ней. А ещё мне нужно рассказать ему о его подозрительной подружке».

Буквально тринадцать минут назад Аластер названивал мне, и, убедившись, что аппарат никто не возьмёт, принялся смотреть камеры видеонаблюдения в магазине. Когда и там он никого не увидел, то пролистнул запись на час назад, где и увидел, как Беккай крадёт «преобразователь». Тогда он и направился в «ТФ».

– Охрана магазина пять минут назад сообщила мне, что твой друг пришёл и почти сразу же завалился спать. А что же происходит сейчас? Я, так уж и быть, поведаю. С минуты на минуту сие здание магазина предастся могучему огню, что выжжет дотла всех и вся в него попавших.

В это мгновение к дивану, на котором отсыпался Аластер, подобрались острые языки пламени. Перед тем как отправиться в царство Морфея, Аластер из последней мочи думал: «Вот придёт Тео, разбудит меня своей рукою, да я очухаюсь и сразу же извинюсь. Мы обнимемся, как всегда, и продолжим покорять новые и новые вершины. Я извинюсь, и душа успокоится, и всё вернётся на круги своя. Извинюсь…»

– Не отвлекайся, Тео. Ещё не всё. За Делио уже отправились, и ничто, и никто не помешает отправить на тот свет и его. Ты, Тео, слишком засматривался в прошлое, да так, что о возможном и не задумывался. А зря… Ты настолько много отдаёшь любви другим, что нуждаешься в таком же объёме в ответ. Мы с тобой не беседовали о любви, но я понял, что даже крохотной симпатии хватит, дабы ослепить тебя. Поэтому хоть ты и не говоришь об этом, но причина, по которой ты постоянно цепляешься за каждую возможность взаимной любви, именно в том, что отдаёшь ты гораздо больше, чем получаешь. Это и есть твоё слабое место. Ты говорил, что у великого дорогая цена, так вот ты заплатишь её просто так. Это только ты виноват в случившемся. И никто больше! Принесла «преобразователь»? Кидай его мне! – приказал Валентайн.

Беккай сняла рюкзак, вынула из него прибор и бросила его под ноги Валентайна.

Её лицо совсем не выдавало признаков волнения. Как раз таки наоборот: оно было полно уверенности и решимости. А если бы я мог видеть своё, оно бы явно указывало на то, что я полностью растерян, а моё тело будто парализовано.

– Я хочу, чтобы ты видел, как умрёт Беккай. Прямо на твоих руках, – произнёс он и нажал на спусковой крючок.

В это же мгновение моя левая нога сама сделала шаг вперёд и вбок. Сам чёрт тогда послал меня принять пулю, предназначенную Беккай. Сам чёрт тогда знал, что этого хотел и я.

Холодная, как космическое пространство, пуля проникла в мою голову и застряла подле мозжечка. Глаза омрачила тьма, я рухнул на ещё тёплую осеннюю землю. Второй выстрел разнёсся эхом в моём потухшем сознании.

А здание «Твинкл Филингс» полностью поглотило пламя. Горел не только магазин: горели мечты и планы Тео; горел огромный труд Делио и Аластера; горела целая империя, сотворившая чудо.

ЗАТЕМ Я ИЗОБРЁЛ МАШИНУ ВРЕМЕНИ

Глава I

Белый свет вреза̀лся в глазные яблоки. Два стерильных тонких диска у моих висков раздавали вибрации. Глаза закрылись. Вновь в них впился яркий свет. Знакомые руки у моего лица мельтешили. Я знал эти руки. Это были мои руки: мои длинные пальцы, моя родинка и едва заметный шрам у сустава указательного пальца.

Глава II

«Одно непрочитанное сообщение…» – произнёс женский голос, что я услышал в процессе пробуждения. «У вас одно непрочитанное сообщение…» – повторил он. Я вскочил с кровати и рывками осмотрел незнакомое помещение. Я очутился в шикарной спальне. Мой взор потерялся в белых красках. Затем мои пальцы устремились ко лбу, но, к удивлению, ничего не нащупали. Нужно признать, что помимо моего взбудораженного мозга все остальные системы организма функционировали так, как никогда прежде.

«У вас одно непрочитанное сообщение…» – снова отрезвляюще произнёс приятный голос. Я размеренно направился к двери. Следующая комната походила на кабинет. Там же и располагался компьютер, на котором высветилось непрочитанное сообщение.

«Тео, обозначу и поясню тебе несколько вещей. Я – это ты из «других отрезков» (будущего). И выжил ты (я) только благодаря тому, что я (ты) отправился в «нужные отрезки» и спас тебя (себя). Сейчас у тебя 2095 год. С твоей «смерти» прошло четыре с половиной года. Валентайна застрелила Беккай, она забрала «преобразователь», который уже через неделю мы вернули себе. Аластер и Делио тоже погибли. Ты находишься на полностью автономной базе, высоко в горах, куда ещё очень долгое время не ступит нога человеческая. Питание ты будешь получать от меня. Электричеством тебя обеспечат шакти-пулы.

Твоей задачей на ближайшие несколько лет будет создание аппарата дробления пространства/времени. Да, в данный момент ты совсем не знаешь, как его сделать, однако, как сам понимаешь, этот момент настанет. И мой тебе совет – начни с изучения «супергравитации». «Carve Time/Room» – это ключ к спасению твоих друзей.

P.S. Я оставляю тебе «преобразователь», что делать с ним ты уже знаешь. Тебе он пригодится».

Глава III

Каждый раз, когда моё сердце пронизывал маленький ржавый кинжал под знаменем печальной любви, именно тогда, вокруг этого потрескавшегося рубина воздвигался ряд крепости. В тот раз валунов хватило, чтобы закончить её полностью: до самых небес, до самого ада, со всех четырёх сторон. Кинжалов хватило, чтобы и свирепый горный сапсан под знаменем разума охранял эту крепость, выполняя свой воздушный караул твёрдо, отважно и беспристрастно, да в надежде, что кто-нибудь всё-таки сможет одолеть и его, и крепость, дабы исцелить трещины бесценного моего рубина.

Беккай… И думать о ней мне совсем не хотелось. «Вот бы я её никогда не знал…» – думал я. Однако мысли ненароком возвращались к ней час за часом, минута за минутой. И мне приходилось отыскивать мысли лучше и краше мыслей о Беккай. Я отыскивал и возвращался к ним посредством пилюлей. Я возвращался к моим друзьям. Меня ежесекундно терзало чувство моей неправильности и отвратительности. Я думал о том, что это я сделал что-то неверно тогда, что именно мои действия стали причиной такого исхода событий. Я сожалел о прошлом всецело. Я снова погружался в пучину уже минувшего, намного чаще – в негативную пучину, нежели в положительную. И ведь даже от положительных воспоминаний сердце скукоживалось, а глаза пытались выпасть. Совсем неважно было, с каким знаком они шли – они, в любом случае, несли разруху в мою душу. Они вытесняли всё, оставляя лишь пустоту, которую приходилось лицезреть очень долго. «Что же я натворил…» – зависло у меня в голове.

Но дни тянулись и вынашивали идею. Идею, что воспарила бы над морем угрюмости, апатии и печали ответом на вопрос: «Чем заполнить холодную пустоту внутри меня?». И всё же таковая идея однажды воспарила в моём гниющем разуме.

В тот очередной вечер, похожий один на другой, пилюли летели с конвейера прямиком ко мне в рот. Шестнадцатая за последний час под названием «Многое сделано». Семнадцатая за последний час под названием «Аккорд».

– Что думаешь? У нас вообще получится? – спросил Аластер, пока мы шагали по длинной аллее «Аккорд» к назначенному месту.

Я задрал голову вверх. На вечернем чистом небе сверкала одинокая звезда. Я задумался.

– Я верю, друг. У нас всё обязательно получится. Мы будем сиять, вон как та звезда! – сказал я, метнув свой указательный палец в небесную лазурь.

Он слегка усмехнулся. Я осматривал рыжие грозди рябин, что выстраивались по бокам.

– Смотри! Смотри, Тео! – завопил Аластер, несильно пихая меня локтем.

– Куда? Что? – в недоумении произнёс я.

– Да уже момент упущен… Там две звезды упали сразу! Представляешь! Сразу две!

– Да ладно, насмотрюсь ещё в августе.

– Как думаешь, помещение, что выбил для нас Делио, хоть пригодно для торговли? Или же развалится скоро?

– Мы почти добрались. Вот и посмотрим…

Рябины выстраивались по бокам… В небе пылала одинокая звезда…

Пилюли валялись по полу вокруг меня. Стоя на коленях, я жрал их одну за другой, одну за другой. Я уже давился ими, еле-еле проталкивая их пальцами себе в глотку. Когда же в горле пересохло, и они уже не могли пролезть в пищевод, сверкающий нож был в миллиметре от моего кадыка. Был в секундах от мгновения, когда он вот-вот проткнёт моё пересохшее горло. И спасительная идея родилась…

Я побежал на склад. Схватил первую попавшуюся канистру с водой и принялся заливать жидкость в рот. Сухие пилюли увлажнились и рекой проникли в желудок. Моё сознание преисполнилось чувствами всех оттенков и отказало. Я очнулся примерно через пару часов в луже, что образовалась из-за навёрнутой баклажки. Перевернувшись на спину, я наконец-таки рассудил. Мои мысли были таковыми:

«Моя цель направлялась на общее благо, и я был за это наказан. Также я был наказан за то, что я позабыл свои истинные грёзы. Грёзы, что давно метались в каждой моей клеточке. Грёзы, что не обернулись самообманом. Грёзы о бесконечности собственной жизни, дабы познать всех во всех временах, обойти множество людей, а именно их внутренние составляющие: знания, опыт, мысли. Различающиеся и неповторимые мысли различающихся и неповторимых людей. И именно „обойти“ – забрать себе их части. Только для себя одного. При этом избегая более многочисленных пропавших, пустых, неинтересных, примитивных, бесполезных и скучных индивидуумов. Никак иначе мне не заполнить эту пустоту внутри. Мне отныне безразличны все, кроме меня самого».

Той ночью мне снился сон. Сон, что был описан мною в самом начале книги. Я пробудился с раздирающим криком в холодном поту. Этот сон я вспомню через несколько десятков лет…

Со следующего дня я погряз в разработках агрегата времени. Прошло пять или восемь лет, и я изобрёл его. В пилюлях я практически не нуждался. Только те, что были связаны с Аластером и Делио, принимались моей потребностью в друзьях. Отказаться от них было невозможно. Но в то же время, спасать их в «прошлых отрезках» я не собирался. Они есть моя великая цена…

Машина времени представляла собой удобный браслет. Он разбивал время на отрезки, затем создавал дыры в пространстве и во времени, а они, в свою очередь, позволяли перемещаться между этими отрезками. Перенос молекул обеспечивал «мини-шакти-пул» – источник колоссальной энергии. Узловую точку отправления сохранял основной агрегат. В величину со шкаф он находился там же, где я и провёл этот десяток или половину десятка лет.

Я начал путешествовать по мирам, встречая на своём неописуемо-прекрасном пути многообразия жизней. Я поглощал их одно за другим. Одно за другим они впечатляли меня каждый раз как в первый. Многообразие за множеством, множество за разнородностью, разнородность за разноликостью – они шли через меня, заполняя яму в моей голове. Отрезки трансформировались за отрезками, а я брал, брал, брал, ничего не возвращая взамен.

Глава IV

То был золотой век будущего. И век был поистине прекрасен и невероятно священен. Это был век, в котором люди жили в гармонии с природой, не болели и не умирали, любили всех и вся. Это был век, в котором я захотел остановиться до смерти своей. Это был век, в котором я наконец-то встретил ту, с кем и смерть разделить свою на двоих – это великолепие, что наконец-то нашлось.

Я сконцентрировался в глухом лесу. Пробираясь сквозь высоченный плотный папоротник, я выбрел на низину, в средине которой расстилалась мелодичная речка. Чуть дальше которой стремился к небу холм, на вершине украшенный деревянной мельницей с пристройкой. Ветер хватал её четырёхугольные крылья и раскручивал их также мелодично, как лилась речка под его присмотром. Солнце ослепляло, но совсем не пекло̀. Погода являлась изумительной: ни жарко, ни холодно, обдувало временами, а временами ветер стихал. На другом берегу девушка полоскала платья.

– Как мне перебраться на тот берег? – крикнул я.

Она подняла голову, поправила кудрявую прядь влажной рукою и крикнула в ответ:

– Переплывите. Тут знатно мелко.

Так я и сделал. К тому времени, как я пересёк речку, она уже покончила с бельём и сидела на мостке, бултыхая босые ноги в слабом течении. Я присел рядом.

– Вот в минут десять Вы сразу обсохните.

– Да, пора позволяет.

Она подняла правую ногу, поставила её на древо, затем обтёрла её тряпкой. Ту же самую процедуру проделала и с левой ногой, а тряпку, еще сидя, приколола к сучку.

– Пойду я, мой незнакомец, – выронила она.

Я обернулся и увидел, как она придерживала на земле два мешка. Что поменьше, она запрокинула за спину, а тот, что побольше, поволочила по тропе наверх. Догнав её, я верно заявил:

– Позвольте. Я Вам помогу.

Мы медленно, но верно восходили на холм.

– Вы, видно мне, не нашего времени. Ведь у нас никогда бы не спросили, оказывая помогу. И никто бы ничуть не возмутился. Воровать незачем, а помогать – значение. У нас тут давным-давно гостил один такой. Ходят слухи этакие про путешественников во времени.

– Вы меня раскрыли. И как к таким относятся?

– Да, как и ко всем. С любовью, благом, уважением. А Вы другого ожидали от Камелии, дурёша!?

– Я ожидаю от людей, встречающихся мне, всего и вся. Я в меру мил и в меру осторожен всё же.

– Так, а как же Вас мне звать, таинственный Вы мой?

– Зовите тремя буквами. Т-е-о.

– Весьма приятно познакомиться, Тео!

Хочу поделиться, что её такова искренность в общении с первых минут мне знатно приглянулась.

Мы добрались до мельницы. Мешок с пшеницей мне было приказано оставить у жернов.

– Здесь так приятно пахнет, – заметил я.

– О да! Это мелисса. Я развесила её по всей мельнице, а то запах перемола мне уже в горло лезет.

– Давно Вы тут? – я оглядел помещение.

С вершины сооружения тянулся механизм мельницы. От шестерёнок крыльев до двух булыжников, меж которых тёрся злак. В углу существовала массивная дверь, что вела, видимо, внутрь пристройки.

– Сто три года.

– И Вы всё это время работаете на мельнице?!

– Да. Я стираю, топлю, собираю пшеницу, потом её мелю. Ещё же ношу воду, стогую сено, ремонтирую, пока идёт сбор; раз в месяц приезжают за мукой, и я выбираюсь в город. Зимой готовлюсь к посеву. Такая вот скромная жизнь.

– Скучновато… Вы сказали, в город?

– В тринадцати милях отсюда локация его. Раз в месяц приезжают за мукой, да и меня прихватывают.

– И все тут занимаются схожим?

– Абсолютно нет. Наш мир полон укладов и занятий для его населяющих. И каждому своё место по способностям и талантам. Специальная организация, как только тебе исполняется семь, изучает твои дарования, а затем определяет куда надо. И никто не противится – ведь призвание тебе по душе.

– Весьма недурно у вас тут всё отлажено.

– Весьма это меньшие заслуги этого времени. Я Вам обязательно поведаю, адли мне сейчас нужно отлучиться на благодарность. Вы подождёте аль последуете дальше?

– Без труда. Быть возможно, я могу пока чем услужить?

– Если же так желаете, то соизвольте подмести тут. Держите веник, – сказала Камелия, протягивая клочок соломы, обмотанный толстой верёвкой.

Она отлучилась наверх. Я обвёл жернова, прошёлся вдоль стен, сметая песок к выходу. Дверь висела на одной ржавой петле, что приколотили на два гвоздя с обеих её сторон.

Я услышал скрежет половиц, доносившийся сверху. Её босые стопы переступали с одной металлической ступеньки на другую, а белая сорочка с узорчатым воротником развивалась на лёгких дуновениях сквозняка. В такт рубахе ловили ветерок длинные каштановые кудри.

– Молодец какой! – спустившись, воскликнула она. – За содеянное я угощу Вас берёзовым соком!

В ту же нону июля она вновь отправилась за пшеницей. Я же последовал за ней. За работой она делилась со мной многим об их мире. Я же внимательно слушал и вникал. Что-то мне подсказывало: это ещё пригодится.

Минуло три седьмых недели в повестях Камелии. Четыре седьмых минули в сказаниях моих: в особенности о магазине «ТФ».

Я решил, что задержусь здесь ещё ненадолго.