Текст книги "Северный флот. Единственная правдивая история легендарной группы. Вещание из Судного дня"

«Прощание», 2013 г.

Самым трогательным номером концерта оказалась «Последняя ария Тодда», которую музыканты «Короля и Шута» сыграли в сопровождении вокала Михаила Горшенева, прозвучавшего в записи. Прощалась группа «Стрелами», «Северным Флотом», «Мертвым анархистом» и «Лесником» с вокалом Андрея Князева и Алексея Горшенева. На формирование репертуара тура «Прощание» повлияло несколько факторов.

Александр Леонтьев:

Не было желания охватить ретроспективу, просто хотелось играть те песни, которые нам нравятся. С Мишкой в последние годы мы именно так и делали. Где-то, конечно, были корректировки, но только потому, что какие-то песни я не мог вытянуть. На тот момент я вообще был, возможно, неплохим бэк-вокалистом, но о большем говорить не приходилось. Это сейчас у меня за последние пять лет владение голосом улучшилось, но тогда нам пришлось сразу с места и в карьер. Уже тогда у меня начались проблемы со связками.

Яков Цвиркунов:

В первую очередь в сет-листе тура «Прощание» были те песни, которые можно было исполнить с минимальными потерями без Михиной харизмы, без его драйва и сгустка энергии, который он из себя представлял. Есть песни, которые без Горшка было бы странно играть. Возьмем, например, «Проказник скоморох». Это квинтэссенция веселья, валящей со сцены энергетики. Если ее просто спеть, стоя в стороне в шапке, технично сыграть, она не подойдет по контексту. У нас ведь была задача все сделать красиво и достойно.

Самой, пожалуй, необычной позицией концерта оказалась песня «Жизнь» «Бригадного подряда», которую Михаил Горшенев перепевал для трибьюта этому коллективу «Я алкоголик, анархист» (2005). В записи, помимо самого Горшка, принимали участие его коллеги по «Королю и Шуту» Ренегат и Поручик, а также басист «Кукрыниксов» Дмитрий Оганян.

Александр Леонтьев:

Мне хотелось ее играть. Плюс для меня это настолько же Горшок, насколько и «Король и Шут». «Я алкоголик, анархист» – последний «тру-альбом» в истории русского панк-рока. Были потом крутые альбомы, например, у тех же «Порнофильмов», но это другое. Мы писали диск «Я алкоголик, анархист» без всяких метрономов – просто гитара, бас и барабаны.

Несмотря на большие физические и эмоциональные нагрузки, парни из «Короля и Шута» все сделали красиво, ощущая постоянную подпитку со стороны публики.

Александр Леонтьев:

Можно сказать, это были торжественные проводы. Ведь как хоронят солдата или полицейского в Америке: стоит почетный караул, все красиво палят в небо. И в центре всего этого – гроб, накрытый флагом. У нас же такую роль играла сиротливая микрофонная стойка в середине сцены. Лучше так, чем закатать в грязищу, прочитать молитву и разойтись. У меня больше не было периода, чтобы на протяжении трех месяцев ощущать чистейшие эмоции людей вокруг себя. Это очень ценно. Это не было целью тура, но это помогало.

Той солнечной осенью, упорно саботировавшей наступление холодов, поминал Михаила Горшенева и его брат Алексей. На юбилее «Кукрыниксов» 13 октября в клубе Arena Moscow из зонг-оперы «TODD» он выбрал для исполнения брутальные «Небесный суд» и «Мой Бог». «Проклятый старый дом» «Кукрыниксы» представили уже под занавес в дуэте с Александром Леонтьевым. Он же разделил с «Кукрыниксами» «Солдатскую печаль» и цоевскую «Печаль», а под конец расчувствовался: «Как в старые добрые времена!»

Александр Леонтьев:

Конечно, Мишку не вернешь. Но когда Лешка исполняет его песни, обертона брата проскальзывают в его голосе даже помимо его воли. Это ценно. Когда мы раз в год играем с ним концерты памяти Горшка, мне чисто по-человечески просто кайфово. Как-то максимально близко это получается к тому, чего хочется. К «Кукрыниксам» я всегда относился с большим пиететом, Лешку очень люблю, и дружить с ним буду всегда.

«Прощание» – А. Щиголев, 2013 г.

А.Куликов

Александр Леонтьев

Яков Цвиркунов

Надвигается «Северный Флот»

К весне 2014-го «Северный Флот» был вполне готов к наступлению. Для любой новой группы, наверное, самым сложным моментом является процесс нащупывания собственного стиля. А уж для музыкантов, которые до этого прославились в другой известной команде, это тяжело вдвойне. Ведь нужно не только уйти от наработанных приемов, но и сохранить преемственность.

Какие перспективы у группы, оказавшейся на месте «Северного Флота»? Превратиться в вечный мемориал своим предшественникам. Играть концерты, процентов на 80–90 состоящие из каверов на себя, прежних. Стыдливо вставить в программу пару блеклых новых песен, которые поклонники вежливо выслушают, чтобы тут же забыть о них под вожделенные шлягеры. Музыкантов «Северного Флота» такая участь категорически не устраивала. Они пошли сложным, но и продуктивным путем самостоятельной творческой единицы.

Запись первой же песни «Северного Флота» «Стрелы» сопровождалась мытарствами. Изначальная – попавшая на радио – версия известного питерского режиссера Андрея Самсонова, в чьем послужном списке значатся альбомы «Аквариума», «Сплина», «Мумий Тролля», «Пикника» и Земфиры, музыкантов не устроила из-за звучания вокала и гитар. Песня уже игралась в туре «Прощание», но тут не обошлось без эксцессов.

Александр Леонтьев:

Уже тогда Андрей Сергеевич Князев был недоволен и пытался ставить ультиматум, что мы эту песню играть не должны. Мотивация была такова: мы используем прощальные концерты как пиар для своего будущего коллектива. Тут остается только пожать плечами. Может быть, он в чем-то и прав, но суть-то в другом. Я эту песню писал не для того, чтобы подмазаться. Эмоции, которые в ней выражены, совершенно искренни. «Стрелы» хотелось играть на этих концертах, потому что песня идеально встраивалась в их канву.

С Князевым в этом туре было вообще много забавного. Многие помнят, что я последний тур играл в шапке. Мне было очень неудобно, но возникло желание играть в шапке. Закрывая историю «Короля и Шута», я сам для себя на энергетическом уровне подчеркивал, что шапка, символизировала то, что я здесь и сейчас просто дублирую какого-то другого человека. Стоял посреди сцены незадействованный микрофон для того, кто тут главный. На стойку падал луч света, который подчеркивал, что Миха незримо присутствует на сцене. Нам потом тогдашний техник Аркадий Савельев (который сейчас работает с Бутусовым) в диком бешенстве сказал, что на каком-то из этих больших концертов Князь вышел на сцену и первым делом этот микрофон убрал. Возможно, он недопонял, зачем это было нужно, хотя, на мой взгляд, все было довольно прозрачно. Я вообще не понял, что это было, и мы тогда этому значения не придали. Но маразм полнейший.

Несмотря на ту огромную роль, которую сыграла песня «Стрелы» для только-только зарождающейся группы, музыканты не считали ее основополагающей. На этапе группы «Кукрыниксы» Леонтьев еще не разбирался в искусстве аранжировок, хотя и сочинял действительно искренние песни. Работая с Михаилом Горшеневым, он свои «металлические» навыки удачно использовал там, где это было нужно. Тем более и Горшок всегда тяготел к тяжелому звучанию. Но писал он более доступную и мелодичную музыку, мысля несколько иными категориями.

Александр Леонтьев:

Миха – поп-композитор в хорошем смысле слова: поп-музыка, фолк, в чем-то даже классицизм. У него была школа хорошей советской песни, ведь его отец и мать тоже пели, а он слушал хорошие и правильные пластинки. Но писать тяжелые песни он не мог. Поэтому несколько знаковых композиций, типа «Мертвого анархиста», были созданы при моем участии. Естественно, это не соавторство, а скорее содружество. Потому что играю я, например, какой-то риффак, а Миха под него поет. Получается «Мертвый анархист», «Инквизитор» или «Исповедь вампира». Даже строй, который мы использовали, тоже из хард-н-хэви – в панк-роке мало кто играет в пониженном строе. К тому же стиль мой не формировался самостоятельно, поскольку все эти годы я не писал музыку сам. Мне это просто было не нужно. Есть честное отношение, есть один-единственный коллектив. Никто из нас ни в каких сайд-проектах не участвовал, поэтому все лучшее, что могли, отдавали в эту группу. Каждый и без остатка.

Когда возник «Северный Флот», естественно, встал вопрос, что играть. Я решил на эту тему не париться и играть, что хочется. На раннем этапе существования «Северного Флота» для меня основополагающей темой стала песня «Рожденный убивать». Мы хотели сделать тяжеляк, записали его, и лично для меня он стал глотком свежего воздуха. Я хорошо помню одно из наших первых выступлений на фестивале в Питере. Перед нами «Бригадный подряд» исполнил детскую песню «Веточка зеленая», ее весь зал поет, всем хорошо. Тут же выходим мы и фигачим в конвульсиях «Рожденный убивать». Под рифф наш световик Дмитрий Райдугин мигает стробоскопами, и огромный ʺЮбилейныйʺ просто затихает. Люди смотрят и не понимают, что это было. Полный ад, очень странные ощущения. Еще смешнее и страннее спустя пять лет от тех же людей, которые тогда замерли в ʺЮбилейномʺ в оцепенении, не зная, как реагировать, выслушивать обвинения: «Новый альбом – попсня, а где вещи типа ʺРожденный убиватьʺ»?

Когда формировался стиль «Северного Флота», участники группы априори не хотели себя ограничивать какими-то рамками, но понимали, что это в любом случае будет электроника плюс гитара. В любом случае музыканты руководствовались олдскульными ценностями, а не сиюминутными новомодными веяниями. А вот звучать все должно было обязательно «дорого», причем вне зависимости от того, где это записано.

Александр Леонтьев:

Изначально мы понимали, что стилистики «Короля и Шута» не будет, потому что: а) не можем; б) не хотим; в) без Горшка и Князя «Короля и Шута» нет. Было понятно, что надо искать новую публику и подтакскивать тех старых поклонников, у которых сердце открыто к восприятию чего-то свежего. Они все понимают и не хотят нового «Короля и Шута». И скрепя сердце избавляться от застрявших в прошлом фанов «КиШ», на которых мы ориентироваться не могли при всем желании. До сих пор не особенно далекие люди пишут: «Без Горшка не то». Просто взрыв мозга – я не знаю, что по этому поводу сказать…

Павел Сажинов:

Когда Мишка Горшенев приходил на репетицию с какой-то идеей, она у него была на 50–70 % сформирована. Совместные репетиции помогали ей окончательно оформиться и окрепнуть. А когда свой материал приносит Сашка Ренегат, у нас работа более интуитивная. Есть, например, красивый рифф, есть мелодия. Но это еще не песня. Собираясь вместе, мы со всех сторон пытаемся соткать эту ткань. Например, бывало так, что мы имели перед собой три наброска и, работая над первым из них, могли во второй перетащить припев второго, и песня начинала играть совершенно по-другому.

А. Леонтьев, фестиваль «Остров», Архангельск, июль 2014 г.

Разница в том, что у Горшка получалось работать немножко более авторитарно. Он приносил заготовку и предлагал ее сделать. Понятно, что кто-то что-то добавлял, на то мы и группа. Однако в «Северном Флоте» у нас более коллегиальное формирование самой песни. Я и в «Короле и Шуте» чувствовал себя комфортно, а «Северном Флоте», как говорят люди, меня стало больше в последних двух альбомах. Не знаю, мне кажется, что и в пластинке «Все внутри» меня тоже предостаточно.

Александр Леонтьев:

Слушая «Рожденный убивать» спустя почти пять лет, я понимаю, что все было сделано правильно. Таких людей, которым этот стиль по нраву, не один, не два – их тысячи. Но дело даже в другом. У той же «Металлики» все альбомы разные и противоречивые, но непонятно мнение людей, которые начинают рвать волосы и кричать: все пропало – теперь какая-то попсня. Во-первых, не попсня. Во-вторых, выпуск альбомов – это сон. Жизнь человека состоит из сна и бодрствования. Когда группа записывает альбомы – она спит и видит сны. А когда играет концерты – это день, это жизнь. Из концертного сета песни никуда не деваются. Наоборот, он становится разнообразнее и интереснее.

В первый тур «Северному Флоту» было тяжело ехать с одним альбомом. Делать программу на полчаса они позволить себе не могли, так как еще во времена «Короля и Шута» приучили поклонников минимум к полуторачасовым сетам. Приходилось вставлять в программу песни из «Короля и Шута», зонг-оперы «ТОДД» и первого альбома «Кукрыниксов». Работая над самой первой программой, музыканты были вынуждены серьезно подтягивать свой уровень, потому что такая музыка требовала полной отдачи.

«Прощание» – П.Сажинов, 2013 г.

Александр Леонтьев:

На тот момент Яша Цвиркунов звезд с неба не хватал. Но я уважаю его работоспособность, его самоотречение, его готовность осваивать новое. Я же не педагог. Когда я что-то показывал, а он не мог это воспроизвести, я мог психануть или не так посмотреть, а он все это терпел. Ведь дело важнее.

Точно так же и Поручик – не супербарабанщик. Однако много людей, мнение которых я уважаю, в один голос утверждают, что он за эти годы подтянулся, и я с этим абсолютно согласен. В этом есть наша общая заслуга, потому что Поручика подтягивать тяжело. Он из тех барабанщиков, которые очень долго входят в процесс, долго разучивают материал. Зачастую он не может или стесняется предложить партию, которую в итоге приходится создавать нам с ним сообща. Музыки он слушает много и очень музыкален. Но если партия вошла ему в руки, то в любом состоянии и в любое время суток он сыграет как надо – хлестко, мощно, с полной самоотдачей.

Яков Цвиркунов:

Любому музыканту постоянно приходится подтягивать свой уровень. Мне это приходилось делать всю мою карьеру музыканта – от альбома к альбому. Каждый раз мне ставились задачи, решать которые было все сложнее и сложнее. Яркий пример – альбом «Короля и Шута» «Бунт на корабле». Потом была сложная пластинка «Театр Демона», где все на акустике. Совершенно другое звукоизвлечение, другой уровень сложности при записи, потому что слышно каждый шорох, каждую струну. Попробуй только криво или недостаточно убедительно сыграть! Поэтому развитие шло постоянно.

А. Щиголев, 2017 г.

С переходом в новую группу все вновь усложнилось. Материал Реника подразумевает в первую очередь риффы. Пришлось оттачивать те приемы, которые бы, возможно, не пригодились для «Короля и Шута». Хотя у Горшка была идея записать металльный альбом, поэтому, вполне вероятно, я бы этим занимался и дальше… Если музыкант говорит: «Я всего достиг и больше не должен ничему учиться» – это слушать смешно. К критике я отношусь спокойно. Если я принес и показал какой-то материал, а он не подходит, мне, может, станет на какое-то время обидно, но я все равно пойду и переделаю. В конце концов, я работаю в команде, и наработки должны нравиться всем, и в первую очередь – композитору.

Александр Щиголев:

Приходилось пересматривать свое отношение к барабанным битам, отметать ненужное. У нас не было задачи повторить «Короля и Шута», мы сразу начали формировать свой стиль. Поэтому старался по-другому относиться к тому, что делаю. Это происходит не сразу. Лишь где-то через год я окончательно осознал правильные позиции по игре на барабанах. Все происходит коллегиально и со временем. Человек освоит какой-то любопытный ход на гитаре и хочет того же от тебя, а ты так никогда не играл…

Александр Леонтьев:

Так получается, что вместе нам хорошо, и это – основополагающая черта. Мы – семья. Возьмем любую семью, состоящую из 5–7 человек. Понятно, что все они – не 300 спартанцев, у каждого свои плюсы и минусы, здесь дело в другом: семья – есть семья, и люди друг друга дополняют, помогают. Главное ведь – скотиной не быть. В нашем коллективе скотин нет.

Песни из первого альбома «Все внутри» в музыкальном отношении оказались попроще, нежели материал последующих программ «Северного Флота». Но уже на этом этапе Александр Леонтьев руководил процессом репетиций и аранжировок.

Александр Леонтьев:

Так получается, что я – худрук. Хороший, плохой – не важно! Я же силком в группе никого за собой не тащу. Поскольку хочется цельности материала, в любом случае стараюсь либо отбирать варианты, предложенные инструменталистом, либо – так тоже бывает – предлагаю свой вариант партии. Если человек делает так же, значит, он не может придумать лучше. Я был бы счастлив, если бы надо мной был кто-то подобный. Но приходится самому.

Александр Куликов:

При работе над песнями у нас нет никакой диктатуры – дескать, будет так, и никак иначе. Наоборот, Реник всегда очень рад, когда какие-то идеи от нас исходят и при этом совпадают с его видением. Ему так даже легче, потому что на нем и без того лежит огромная ответственность.

Определять стилистику «Северного Флота» Леонтьев всегда отказывается наотрез. И очень не любит, когда этим начинают промышлять журналисты или составители статей в «Википедии». Единственный маячок, который он предлагает – «популярная музыка с тяжелым звуком».

Александр Леонтьев:

Так и запиши, что в определениях я не силен и вообще не знаю, что сказать по этому поводу…

Группы, которые повлияли на Леонтьева при работе над звуковой картиной «Северного Флота», он тоже назвать затрудняется. Одно дело – держать в голове десяток любимых команд и считать их своей ролевой моделью. Другое – сидеть ночью с гитарой и нащупывать что-то свое вопреки желанию повторить чьи-то наработки. Все ориентиры куда-то враз исчезают, в голове ничего не остается, и о подражании речи не идет. С самого начала было понятно, что такая музыка, как у «Северного Флота», неформатная и с нею очень тяжело будет пробиться на радио. Однако ни под кого подстраиваться парни не собирались – ни под фанатов, ни тем более под радиостанции.

Александр Леонтьев:

Надо подчеркнуть, что музыка «Северного Флота» – неформатная именно для нашей страны. А для маленькой Финляндии очень даже форматная, например. На момент появления «Северного Флота» ситуация с тяжелой музыкой на радио была плачевнейшей. В нашей стране есть две главные рок-радиостанции – «Максимум» и «Наше Радио». На первую вообще пробиться невозможно, потому что там крутят каких-то мастодонтов. А в формат «Нашего Радио» мы действительно не вписывались никак. Тем не менее подстраиваться мы не стали. Сейчас, кстати, на «Нашем Радио» уже что-то меняется, но на момент нашего появления их формат меня более чем не устраивал. Я просто не слушал «Наше Радио», и не хотелось. Включаешь – там одно и то же. Никаких новых групп там не было. Никого не хочу обидеть, но не мое, и все. А как писать, если не мое?

Несмотря на это, попытки пробиться на «Наше Радио» только что образовавшийся «Северный Флот» все же предпринимал. Музыканты предлагали треки их первого альбома будущему программному директору «Нашего Радио» Анастасии Рогожниковой, которая до самой смерти Михаила Горшенева работала пресс-атташе «Короля и Шута». Но Рогожникова честно отвечала, что это неформат. Начиная с песни «Поднимая знамя», с альбома «Мизантропия», в эфир группа все-таки попала. Ну и, разумеется, на «Нашем Радио» крутились «Стрелы».

Александр Леонтьев:

«Наше Радио» сразу стало проводить правильную политику возведения Мишки в легенды. Когда-то «Король и Шут» вел с «Нашим Радио» войну, но это было давно и недолго. Правда, «Стрелы» – все же не совсем «Северный Флот», а просто хорошая песня.

Безусловно, музыка является для участников «Северного Флота» делом всей жизни. Но для музыкантов это и бизнес – в самом хорошем и правильном смысле этого слова. Не секрет, что многие рокеры вне сцены расслабленные, неорганизованные и необязательные, чего нельзя сказать о «Северном Флоте». С парнями реально приятно иметь дело – они педантичны, пунктуальны и напрочь лишены дешевых понтов.

Александр Леонтьев:

На самом деле, все неплохо зарабатывающие музыканты, которых я знаю (а знаю я их немало), по сути, являются бизнесменами и очень любят деньги. Это нормально – просто хотеть денег и хотеть жить хорошо. Покажите мне человека, который хочет жить плохо, и я схожу на него посмотреть – за деньги. Я понял для себя одно: есть категория людей, которые по разным причинам – то ли им просто так удобно, то ли они чего-то стесняются – делают вид, что они раздолбаи. Для этого у них существуют директора или администраторы, с которыми один на один они могут вести бизнес-дела. Типа я весь такой из себя рок-стар, а директор – козел, он собирает бабло.

Нам-то зачем в эти игры играть? Вести себя как раздолбай я не хочу, потому что я не такой. Здесь вопрос чести, вопрос мужского достоинства. Я не люблю опаздывать и не люблю, когда опаздывают. Не люблю динамить людей, не люблю обманывать, не люблю вести себя, как дебил. Даже если мне полагается по профессии – не люблю я этого. Возьмем того же Горшка. Понятно, что человек умирает, про него начинают рассказывать басни и небылицы, кричать, что он разбрасывал деньги направо и налево. Слушайте, Мишка был нормальный крестьянский сын. Для него было очень важно хорошо зарабатывать, купить дочери квартиру, кормить и одевать семью. Он реально кайфовал от того, что он состоялся. Я это четко знаю – лучше, чем кто-то другой.

Когда я поехал в Киржач спасать отцовский бизнес, первый год я был весь в долгах и минусах. Потом потихоньку стал эту ситуацию выправлять. У меня неоднократно был с Мишкой на эту тему разговор. Я приезжаю его навестить, а он спрашивает: «Ну что там, сколько сейчас поднимаешь-то?» Я отвечу, а он: «Ну, нормально, я вот побольше поднял». Это для него была нормальная мужская тема. Здесь даже дело не в любви к деньгам. Деньги – это мерило твоего успеха. Кто ты вообще и чего добился? Как это вообще измерить? Проще всего деньгами. Не могу сказать, что Мишка был жлоб или жмот. Но рассказывать, что он швырял перед фанатами деньгами, я тоже не могу. Могу сказать, что Мишка деньги любил – больше, чем многие из тех, кого я знаю. Мало того, зная, что он может просадить в состоянии измененного сознания солидные суммы, он уезжал на гастроли без копейки, оставляя все жене. Бывало так, что мы едем на гастроли, а он стреляет по 300–500 рублей, потому что ему не на что есть, пока не дали суточные.

Я просто привожу в пример отношение к деньгам рок-звезды самого верхнего эшелона. Если человек не понимает таких простых вещей, он не знает, что такое семья, что такое ответственность, он еще маленький мальчик, который сидит на шее у родителей или бабушка его кормит. Нет ничего постыдного ни в деньгах, ни в бизнесе. Это хорошая тема, поэтому важно по-человечески себя вести и быть нормальным парнем. Платить по счетам и не стесняться требовать того, что тебе положено.

После своего возвращения в «Король и Шут» Александр Леонтьев не раз подчеркивал, что не имеет амбиций играть роль второго фронтмена. На этом настаивал Михаил Горшенев. Однако Леонтьев парировал, что занимать место Андрея Князева он совершенно не планировал. В «Северном Флоте» ему пришлось брать ответственность за все и нарабатывать фронтменские навыки.

Александр Леонтьев:

Судя по тому душевному подъему, который испытывал тогда Горшок, я, конечно, понимал, что Мишке с Андрюхой уже пора было расходиться. Лодка, что называется, расклеилась. Тем не менее Миха, видимо, еще не отдавал себе отчет в том, что есть определенные вещи, делать которые привычно. Это как развод с женой: вроде друг друга достали, разбежались, а потом начинаешь скучать, потому что есть какие-то схемы передвижения по дому, и вообще уже как-то срослись запахами и т. п. Все это ломает. И Мишка тоже себе не отдавал отчета, что ему будет не хватать того человека. На концертах они менялись: в каких-то песнях он отдыхал и давал попеть Андрюхе. А тут на него свалилась необходимость петь одному.

То ли в шутку, то ли нет Миха предложил мне взять на себя груз второго фронтмена. Я отказался. Ты Горшок, я – нет, все. У меня не было цели заменить в «Короле и Шуте» Князя. А главное – зачем? Себя я ценю не меньше Князя. Играть его роль – это себя не уважать. Еще раз подчеркиваю, что я его ценю и не умаляю его заслуг. Ну давайте, понравится мне женщина – и я буду в чужой семье играть роль ее мужа!

Я вернулся в группу с целью играть на гитаре, и все было в порядке. Когда случилось непоправимое, пришлось переориентироваться. Положа руку на сердце, в группе, кроме меня, никто не умеет петь. Так бывает. Не все люди умеют петь. Да, может быть, кому-то кажется, что я пою хреново. Но у меня был опыт, я пел и в хоре, и в «Кукрыниксах». Яков, например, может исполнять бэк-вокалы, но петь живьем концерт – это совсем другое. Сашка Куликов – самый молоденький и самый здоровый из нас – во время записи нашего альбома в Финляндии стал записывать бэк-вокалы. Он пел 15 минут, потом вывалился из студии весь в поту и сказал: «Я даже не представлял, что это так тяжело! Как ты вообще концерты выдерживаешь?»

Александр Куликов:

В очередной раз я поразился Ренику, потому что мы встали в ту комнату, где находился один микрофон и орали: «Стою один…» Уже на пропевании третьей фразы у меня першило в глотке, и я боялся, что закашляюсь прямо во время записи. Нужно обладать определенным талантом и физическими возможностями. Таким надо родиться.

Александр Леонтьев:

Я себе не ставлю памятников, но петь и одновременно играть на гитаре – это довольно тяжелая тема. Надо было привыкать. Поскольку, кроме меня, петь было некому, пел я. Есть в жизни такие моменты, которые надо тащить все на себе. Если не ты, то никто. Потому что худшее, что могло бы случиться, – это расстаться навсегда. Мы прекрасно понимали: даже если будем собираться раз в год на памятных концертах, это будет вообще не то. Могу сказать, что ради спасения коллектива пришлось немного поднатужиться.

На первых порах Леонтьев всецело был сосредоточен на том, чтобы хоть как-то исполнить свои вокальные партии. Потом уже начал отрабатывать какие-то сценические движения. О неукротимом шоуменстве речи не шло, потому что на концертах он был слишком привязан к микрофону и постоянно шаманил. Однако свою фирменную жестикуляцию со временем Леонтьев все же оттачивал. Индивидуальная манера общения с залом нащупывалась методом проб и ошибок. Осваивать все эти премудрости ему пришлось уже в довольно зрелом возрасте. Пришлось выбирать: либо учиться, либо жалко выглядеть на сцене.

Не меньшей кровью Леонтьеву давались тексты песен. Во времена «Кукрыниксов» он вообще был вынужден прятать от себя готовые вирши, чтобы ненароком неоспорить фундаментальный булгаковский принцип «рукописи не горят». С годами он стал относиться к написанному проще, но теперь приходилось мучительно искать свой почерк, свою неповторимую интонацию и свой индивидуальный стиль.

Александр Леонтьев:

Стиль очень простой. Естественно, это – символизм. Плюс глубокая искренность. Практически все мои тексты – это очень глубокие и кому-то даже непонятные в своей интимности переживания. Опять же, я стараюсь работать над красотой фразы, что в песенном размере и русском языке делать очень тяжело. Проза мне дается гораздо легче. У нас язык заточен под прозу, он богатый, цветистый, образный. Загнать это в размер не фолка, где фраза может быть тягучей и долгой, а рока – очень тяжело. Я стараюсь над этим работать. Суперпоэтом я себя не считаю. Поэзия для меня вторична. Это всего лишь вишенка на торте. Да, в песне должны быть красивые и убедительные слова, но для меня это не самоцель.

Воспитанный на лаконичных и стилистически выверенных произведениях Бабеля, Довлатова и Булгакова Леонтьев тяготеет к выражению своих мыслей в прозе. Емкие и порою афористичные записи в блогах помогают ему набить руку для сочинения поэтических текстов.

Александр Леонтьев:

Любой мало-мальски читавший человек, обладая приличным словарным запасом, может наваять хотя бы пару-тройку удачных песен. Главное, любить язык. У любого дурака пару раз в жизни бывают правильные мысли. И сломанные часы показывают точное время дважды в сутки.

Если под рукой нет листочка, Леонтьев, как правило, сочиняет тексты песен с помощью планшета. В случаях же, когда процесс написания стопорится, на выручку приходит бумага и ручка. Иногда во время авиаперелетов подшофе Саша фиксирует в планшете первую пришедшую в голову фразу, которая в перспективе может стать основой для текста очередной песни.

Александр Леонтьев:

Некоторые тексты я начинал набрасывать в нетрезвом виде. Для меня важно, чтобы в песне была какая-нибудь хуковая фраза, от которой я потом отталкиваюсь. Это как дешифровка древней письменности: смотришь на текст на стене и не понимаешь ни буквы. Есть музыка, и когда ты вдруг угадываешь, о чем она должна быть, происходит процесс дешифровки. Мой дебильный перфекционизм доводит меня до того, что я выбрасываю массу текстов. Такая тема мешает, это своеобразный языковой барьер. А в пьяном виде иногда полезно придумать и записать фразу, которая могла бы в ином состоянии показаться смешной и дурацкой. Естественно, в пьяном виде тексты целиком не пишутся. Но можешь сделать набросок, триггер, который потом в трезвом состоянии во что-то разовьется. Просто в пьяном виде барьеров нет.

Полностью законченных рукописных текстов на бумаге у Саши нет, потому что на студии он предпочитает писаться в полумраке, поглядывая на светящийся экран гаджета со словами песни. Так ему лучше удается прочувствовать все обертона. Первый альбом в питерской студии «Гороховая, 19» Леонтьев писал практически в полной темноте.

Вслушиваясь в умные, отшлифованные, нередко парадоксальные тексты трех пластинок «Северного Флота», даже не можешь поверить, что изначально музыканты планировали заказывать лирику для песен у драматургов Андрея Усачева и Михаила Бартенева, написавших либретто к зонг-опере «Короля и Шута» «ТОДД».

Александр Леонтьев:

С ними я довольно плотно общался. Они прилично старше меня. Это абсолютно интеллигентская история, белая кость, голубая московская кровь. Я разговаривал с ними с придыханием. Мне с ними было очень комфортно находиться в одной комнате, поскольку они светлые, позитивные и творческие люди, о которых я раньше только читал где-то у Стругацких. Андрей Усачев – популярнейший детский поэт, он мне тут же надарил кучу книжек для дочки Вари. А Миша Бартенев, менее известный в широких кругах писатель, но он Усачеву был необходим как соавтор либретто. Он обладает даром лирического хука. Вот классический пример из арии «Неупокоенный», от которого Яков Цвиркунов до сих пор в полнейшем восторге: «Косые молнии грозы далекой мерцаньем бритвы разрезают мрак».

Я с ними созвонился и сказал, что мне нужны тексты, я в ужасе, чем можете, помогите, по деньгам обговорим. Приехал с тортиком в гости. Там же познакомился с дедушкой уральского рока Александром Пантыкиным. Я им показал свои наброски. Не помню, что это была за песня. Они переглянулись и сказали, что мне их помощь не нужна. Не то, чтобы это прямо супер, но, по их скромному мнению, мне стоит немного поднапрячься, потому что слог у меня хороший, языком я владею, а это главное. Не могу сказать, что от них я вышел прямо окрыленный, потому что мне было бы проще, если бы они подписались. Но в итоге так получилось лучше для всех. В конце концов, рокеру всегда должно быть что сказать.

А. Леонтьев, 2017 г.