Текст книги "Серый тлен забвения"

Со стороны реки подул холодный ветер. Трава, растущая по всему берегу, подернулась легкой рябью.

Задумавшись, я каким-то уже совершенно машинальным жестом взял со стола чашку с недопитым кофе и поднес ее к губам, как вдруг что-то в ней изменилось. Белый фарфор будто бы дрогнул, отзываясь на мое прикосновение, по левому краю быстро поползла изогнутая трещина. А еще через миг чашка, издав тихий скрежет, рассыпалась прямо в моей руке. Остатки напитка, вперемешку с острыми осколками, разлились по светлой поверхности стола, за которым я сидел.

Ко мне тут же подошел официант и, от волнения путаясь в словах, на весьма далеком от совершенства английском, начал передо мной извиняться. Я лишь нервно отмахнулся. Тогда он предложил еще одну чашку в подарок, дабы сгладить впечатление от трапезы, испорченной нелепой случайностью. Оставалось ответить, что в произошедшем нет ничьей вины. Оплатив свой счет, я поднялся и, крепко сжимая рукой конверт с проявленными фотографиями, поспешил уйти. Единственное, чего мне хотелось – поскорее уехать отсюда. Прочь из этого злосчастного города.

Всю дорогу до отеля я почти бежал, из последних сил пытаясь сохранить хотя бы видимость спокойствия. Страх диким зверем бесчинствовал где-то внутри, заставляя тело постоянно содрогаться. У меня возникло навязчивое чувство, что за мной постоянно кто-то наблюдает, но, сколько бы я ни оглядывался, сколько бы ни осматривал все вокруг, тот, кто следовал за мной, оставался для меня незрим.

Наконец, добравшись до уже знакомого мне светло-серого здания, я поднялся на свой этаж, ворвался в номер и с шумом захлопнул за собой дверь. Ощущение того, что рядом находится кто-то посторонний, не исчезло. И все же в этой небольшой комнате, где сейчас были собраны все те вещи, которые обычно сопровождали меня в дороге, я почувствовал себя в относительной безопасности.

Я подошел к кровати и сел на пол, опираясь на ее край. Мой взгляд устремился в распахнутое окно. Погрузившись в собственные мысли, я, должно быть, провел так несколько часов. По телу моему разливалась странная тяжесть. Ощущение усталости со временем лишь нарастало, и поделать с этим я ничего не мог. Наверное, мне стоило бы испугаться, но в тот момент мной овладела совершенно не свойственная мне апатия.

Пелена ночи медленно впитывала вечерний свет. Где-то там, за проемом окна текла река. Я не видел ее и при этом каким-то неведомым мне самому образом чувствовал спокойное величие ее прохладных вод. От сгущавшихся сумерек казалось, что кроны деревьев неподалеку сливаются в одну неподвижную черную массу, берущую начало в нескольких шагах от отеля и обрывающуюся далеко на горизонте, соединяясь там почти с таким же черным небом. В объятой тьмой вышине зажглись первые звезды.

Мои мысли путались. Почему чашка в моих руках разлетелась на осколки? В знаки я не верил, но слишком уж подходящим образом совпали обстоятельства. Однако больше всего меня интересовало, кто была та необычная девочка, что сидела за моим столом, а потом вдруг исчезла.

О случившемся вчера я теперь вовсе старался не думать. Мне было слишком неприятно даже просто вспоминать это, не говоря уже о том, чтобы пытаться поверить в реальность произошедшего. Воспоминания о темнице замка витали надо мной плотной беспросветной тучей, и я старательно гнал их прочь из своего разума.

Так я и заснул, сидя на полу, погруженный в свои мрачные раздумья. Прежде, чем перед моим затуманенным взором начали возникать первые нечеткие образы, тело сковало какое-то тяжелое гнетущее чувство. Я ощущал, будто нечто невидимое, неразрывно связанное со мной, лишает меня последних сил и, подобно камню, тянет вниз, в черную бездну, конца которой не было видно. Затем сон поменял свой ход. Передо мной предстала девочка, та самая, с которой я познакомился сегодня в кафе. Она снова лукаво улыбалась мне, стоя в своем платье с кружевными манжетами, и небрежно держала правой рукой потрепанную куклу. Внезапно она протянула ко мне другую руку, медленно разжала ладонь, и на светлом полотне ее тонкой кожи я увидел уже знакомую мне брошь. Девочка засмеялась.

Налетевший порыв ветра всколыхнул детское платье, и оно вдруг начало блекнуть, рассыпаться прямо на глазах. А вместе с ним обращалась в тлен и плоть ребенка.

В ее позе ничего не изменилось, но образ, что я видел, постепенно таял, превращая милую улыбку в презрительный оскал оголенного черепа. Через миг напротив меня вместо прелестного дитя стоял ветхий скелет с обрывками одежды на грязных костях, который все еще показывал найденную мной брошь. У него больше не было глаз, но даже так меня не покидала уверенность, что он все еще наблюдает за мной. Неподвижный, порабощенный смертью, но при этом хранящий в себе остатки некогда яркого сознания. Существо, спрятавшееся где-то меж светом и тьмой.

Не пробуждаясь, я содрогнулся всем телом от нахлынувшего ужаса. Я стал пленником в своем же собственном сне, не в силах сбежать, даже если бы захотел.

Картина снова изменилась.

Теперь я узрел невероятной красоты девушку. На вид ей было чуть больше двадцати лет. Она находилась в просторной, украшенной шелками и резной мебелью комнате.

Напротив нее, задыхаясь от злобы, стоял мужчина. Левую руку он прижимал к своей щеке, и сквозь пальцы его густыми темными потоками не переставала изливаться кровь. Лицо, обрамленное черными, чуть вьющимися волосами, было бледно, а глаза блистали гневом.

Замершая от страха девушка судорожно сжала рукоять небольшого ножа, который все это время держали ее хрупкие пальцы.

Вскоре несколько грубых сильных рук схватили ее и потащили по бесконечным коридорам все ниже, туда, куда уже не проникал солнечный свет. Затем, проведя сквозь мягкую мглу и бросив на холодный пол, словно бесполезную, ненужную более вещь, ее запястья сковали ржавыми неподъемными цепями в тесной келье, прямо в центре темницы. Масляную лампу, единственный источник света, тут же унесли. Девушка осталась одна в своей железной клетке. Сам воздух этого места был пропитан болью и страданием. И хотя вокруг стояла непроглядная тьма, не позволявшая что-либо увидеть, она отчетливо слышала крики и стоны умирающих рядом узников.

Она вдруг осознала, что именно здесь, в грязи, смраде смерти и немытых людских тел, объятой непроницаемым мраком, ей и суждено провести последние часы своей жизни. Слезы потекли по ее щекам, но она, стиснув зубы, не издала ни звука.

Проведя рукой по дорогому, уже изрядно изношенному платью, в которое была облачена, она соприкоснулась с чем-то маленьким и твердым, словно случайно зацепившимся за ее одежду чуть выше груди. Девушка отчаянно сжала столь дорогой ей предмет и дрожащим голосом тихо начала читать молитву.

Через несколько дней ее жизнь угасла. На пороге смерти в ее взгляде что-то изменилось. В нем возникло пламя неугасаемой ненависти к человеку, так просто разрушившему ее жизнь. Не в силах подняться с земли, глубоко вздохнув, она в гневе прошептала:

– Будь ты проклят! Будьте прокляты вы все!

Эти слова оказались для нее последними.

Мой сон оборвался.

Слабый утренний свет теплой навязчивой тяжестью коснулся моего лица. Я неловко поднял еще не вполне подвластную мне после пробуждения руку, будто отмахиваясь от назойливого насекомого и, наконец, нехотя открыл глаза.

Ко мне пришло осознание того, что я лежу поверх одеяла, по-прежнему полностью одетый. И это несоответствие на время ввело меня в ступор, ведь воспоминания о том, как я взобрался на кровать, стерлись из моего разума. Я попытался подняться, но вдруг почувствовал, что моя левая рука почти полностью онемела, лишь изредка напоминая о своем существовании слабой пульсирующей болью.

Повернув голову, я увидел, что белая простынь вокруг моего крепко сжатого кулака залита уже начавшей подсыхать кровью. Пожалуй, это должно было испугать меня, но страха в тот момент я не испытал. Чувство легкого отвращения возникло где-то далеко на границе моего сознание и тут же исчезло, не оставив и следа.

Попытка разжать пальцы не увенчалась успехом, и мне пришлось прибегнуть к помощи другой руки. Спустя несколько судорожных движений мне все же удалось сделать это. Увидев, что именно оказалось в центре моей ладони, сплошь залитое кровью, я вздохнул так, словно делал это первый и последний раз в жизни. Старинная брошь снова пронзила мне кожу на руке, теперь уже гораздо глубже, нежели в прошлый раз.

Но разве такое было возможно? Ведь я отчетливо помнил, как, зайдя в номер, положил ее на стол неподалеку. Похоже, ночью я в абсолютном беспамятстве взял украшение и лег на кровать, оставаясь в одежде. Эта мысль беспокоила меня – никогда прежде я еще не ходил во сне.

Возвратив окровавленную брошь на стол, я отправился в душ, заодно намереваясь промыть руку. Прохладная вода прогнала остатки ночных страхов, и я, почувствовав себя обновленным, решил, что пора снова собираться в путь.

Через час я уже сидел на перроне в ожидании поезда. Рядом со мной находился мой скромный багаж, без особых трудов умещавшийся всего в один чемодан. Я всегда путешествовал именно так, без излишеств. Ветер мягко коснулся моего лица, принеся с собой запахи дешевой еды, свежескошенной травы и машинного масла, которым был насквозь пропитан весь вокзал. На душе вдруг стало тепло. Все здесь казалось привычным, несмотря на то что в этом городе я был впервые. Даже шум медленно приближающегося, но находящегося еще где-то далеко поезда, успокаивал, действуя подобно приятной знакомой музыке.

Полностью растворившись в ощущениях, я неспешно переводил взгляд, наблюдая за тем, что происходит вокруг. Люди, которых я видел впервые, сновали мимо меня, погруженные в свои значимые лишь для них проблемы. Кто-то громко спорил на незнакомом мне языке. Выглядело все так, как будто победителем в этой перепалке должен был оказаться тот, кто сумеет перекричать другого. Всюду слышался топот сотен ног и шум голосов, прерываемые редким металлическим скрежетом. Солнце по-прежнему нещадно палило сверху, но сегодня мне повезло. Сторона перрона, на которой я находился, была укрыта плотной тенью.

Краем глаза я уловил нечто чужеродное справа от себя. Резко обернувшись, я отпрянул. Рядом, на еще мгновение назад пустом крае скамьи, с беззаботным взглядом, совершенно по-детски болтая ногами, сидела она. Девочка не вымолвила ни слова и смотрела, казалось, куда-то вдаль. Но я почему-то был уверен, что на самом деле все ее внимание обращено именно ко мне.

Интересно, как ей снова удалось подкрасться ко мне настолько незаметно? Похоже, в подобных делах она была настоящим мастером. Эта мысль невольно заставила меня улыбнуться.

– Мне снова посчастливилось видеть вас? – Спросил я, изображая ту манеру общения, которой она придерживалась в прошлый раз.

– А вы разве против, сударь? – Произнесла девочка, передразнивая мою интонацию. – Сделайте милость, перестаньте общаться со мной, как с ребенком!

– Ты уже считаешь себя взрослой? – Спросил я, но тут же почувствовал, что задал этот вопрос напрасно.

Она снова отвернулась, удостоив меня только усталого и чуть раздраженного вздоха.

– Ладно, прости. Я понял. – Поспешил ретироваться я. – Давай начнем этот диалог сначала? – Разговаривать с ребенком на равных было трудно и непривычно.

– Хорошо. – Будто бы нехотя кивнула она, делая вид, что все еще немного обижена на меня.

– Как тебя зовут?

– Разве тебя не учили, что спрашивать имя дамы, не представившись самому, по меньшей мере, невежливо?

– Что ж, еще раз прости. – Мне снова терпеливо пришлось извиниться. – Мое имя Влад. Теперь дама может порадовать меня ответной любезностью?

– Я Мерцела.

– Мерцела? Очень необычное имя. По крайней мере, раньше мне не приходилось встречать ни одного человека, которого бы звали подобным образом.

– Мое имя тебе не нравится? – Казалось, в глазах девочки на миг отразилась тревога.

– Нет, что ты! – Торопливо успокоил ее я. – У тебя чудесное имя. Оно особенное. Совершенно особенное. Но в этом нет ничего плохого. Скорее, наоборот.

– Вот и замечательно. – Кивнула она с какой-то совершенно искренней радостью.

– Скажи, ты пришла проводить меня? – Попробовал пошутить я, заодно меняя тему разговора.

– Не совсем. Я здесь просто для того, чтобы побыть вместе с тобой. Желаю узнать тебя немного лучше.

– Зачем?

– Почему бы и нет? Ты мне понравился. Похоже, ты очень хороший человек.

– Может быть, я просто притворяюсь, и на самом деле я совсем другой?

– В глубине души все мы не такие, какими хотим казаться в глазах окружающих. В каждом из нас есть тьма. Важно только одно – управляешь ли ей ты, или она тобой. – Задумчиво произнесла девочка.

– А твои родители? Они не будут против того, что ты здесь одна?

– Нет. – Равнодушно качнула головой Мерцела, казалось, даже не пытаясь понять смысл моего вопроса.

Взглянув на нее еще раз, я испытал нечто сродни восхищению. Впервые мне довелось встретить того, в ком присутствовало бы такое сочетание юности и какой-то донельзя глубокой мудрости, которую я видел в ее глазах и различал в словах. Разве могла подобная мудрость на самом деле принадлежать ей? Чувство стыда за все неловкие попытки вести себя снисходительно, как взрослый человек вел бы себя в отношении ребенка, вдруг охватило меня. В конце концов, на взгляд окружающих я, почти наверняка, тоже был подобен ребенку в своих делах и увлечениях.

Стук металлических колес взрезал воздух и полностью заглушил негромкие звуки вокруг. Послышался хаотичный шум и взволнованные возгласы – на перроне собирались пассажиры.

– Похоже, нам пора прощаться. – Вздохнул я.

– Прощаться? – Непонимающе наклонила голову девочка.

– Да. Это мой поезд. Я должен ехать.

– Куда?

– Далеко. Мне нужно отправиться в Австрию. Спасибо за приятную компанию.

– «Прощаться» – слишком громкое и самонадеянное слово, Влад. По-моему, гораздо уместнее было бы сказать «до встречи».

– Но ведь мы… – Начал было я. – Разве мы еще встретимся? Я не собираюсь возвращаться в этот город.

– Конечно же, встретимся. Да и может ли быть иначе, если я еду вместе с тобой? – Лукаво улыбнулась Мерцела.

Все это могло бы походить на шутку, но своим видом девочка ясно давала понять, что говорит серьезно. Тень тревоги легким холодом коснулась моего разума. Неужели она действительно собиралась следовать за мной? Это невозможно! Кроме того, в поезд без билета ее просто никто не пропустит.

– Тогда до скорой встречи. – Я поддержал ее игру, при этом отчаянно пытаясь показать, что на самом деле не придаю ее словам никакого значения.

Но она уже снова отвернулась от меня, глядя вдаль и тихо напевая мотив какой-то старой, совершенно незнакомой мне песни.

Пытаясь подняться, я почувствовал, как ноги при этом будто бы обратились в камень. Я взял свои вещи, а затем неуклюжей походкой направился вперед. И только перед тем, как зайти в вагон, позволил себе обернуться. Девочки на скамье уже не было.

Моим соседом по купе оказался немного мрачный мужчина, одетый полностью противоположным мне образом – в строгий темно-серый костюм с блестящими пуговицами. Его редкие волосы были зачесаны назад, а небольшие усы ровно и аккуратно подстрижены. Лишь только мы сели, он мельком окинул меня исподлобья своим тяжелым пытливым взглядом, и я, будучи частым пассажиром поездов, понял, что начать разговор с таким человеком у меня не получится.

Молча достав книгу, я углубился в чтение. Кажется, вскоре я уснул. За окном стало заметно темнее из-за сгустившихся туч, затмевающих сиявшее ранее солнце. Мужчины напротив уже не было. Вероятно, он вышел на одной из станций. Я остался совершенно один в тишине, нарушаемой лишь привычным стуком колес поезда. По телу вдруг теплой волной разлилось спокойствие и безмятежность.

В очередной раз открыв книгу, я взглянул на темную вязь строк поверх белой чистой бумаги и тут же отложил ее. Читать что-либо сейчас не было никакого желания. Меня вновь объяло странное чувство усталости. Это было необычно, ведь я только что проснулся и успел порядком отдохнуть.

Не зная, чем бы развлечь себя, я не смог придумать занятия лучше, чем отвернуться к окну и, разглядывая проносящийся мимо пейзаж, погрузиться в собственные мысли. Так, в безделье и безмолвном созерцании, я провел оставшуюся часть дня.

Снаружи стремительно темнело. Свет в поезде еще не зажгли, и я сидел в полумраке, опираясь о тонкую стену, отделявшую одно купе от другого. Дверь вдруг приоткрылась и тут же захлопнулась снова. Я даже не обернулся, будучи уверенным, что кто-то заглянул ко мне просто по ошибке. Когда я снова начал засыпать, мне почему-то вспомнилась мелодия, которую перед моим отъездом тихо напевала девочка. И чем старательнее я вспоминал ее отдельные фрагменты, тем выразительнее и настойчивее звучал этот странный старинный мотив.

Вскоре ко мне пришло смутное осознание того, что песня звучит не только в моей голове. С содроганием я обернулся. Напротив меня, чуть ближе к двери, сидела Мерцела.

Я смотрел на нее, она, столь же пристально – на меня, и на лице ее медленно расплывалась широкая улыбка. Она знала, что произойдет дальше, я отчетливо понимал это. Но сама возможность увидеть мою реакцию заставляла ее замереть и ждать с тем же взволнованным трепетом, с которым жаждущий ожидает глотка воды.

– Как ты здесь очутилась? – С трудом выдавил я из себя.

– Это одновременно и сложный, и очень простой вопрос. – Не без удовольствия протянула девочка.

– Ответь прямо.

– В этот раз так же, как и ты. Просто зашла.

– Разве это ответ?

– Наверное, он всего лишь означает, что ты задал неправильный вопрос.

– Когда именно это произошло? Недавно? В тот момент, когда хлопнула дверь?

– Кто знает? Возможно. – С издевкой сказала она. – А может, кто-то просто ошибся купе, как ты и предполагал.

– Подожди, откуда тебе известно, о чем я думал в тот момент?

– В противном случае ты наверняка потрудился бы обернуться.

– Значит, это все же была ты.

– Разве это важно? Как бы то ни было, мне кажется, мы уже достаточно поговорили на эту тему. – Голос Мерцелы стал чуть более равнодушным.

– Пусть так. – Нехотя согласился я. – Тогда мне хотелось бы знать еще одно. Я понимаю, что на твой взгляд вопрос скорее всего прозвучит наивно, и все же, что ты здесь делаешь?

– А как думаешь ты сам? Ведь еще на перроне я сказала, что еду вместе с тобой.

– Если честно, я не воспринял твои слова всерьез.

– Напрасно.

– Думаю, я понял, почему ты здесь.

– Правда? – С наигранным любопытством спросила она. – Тогда окажи любезность и поделись со мной своей догадкой.

– Тебя ни за что не пропустили бы в поезд просто так. Но даже если бы каким-то чудом тебе все-таки удалось попасть сюда, ребенка, едущего в одиночестве, обнаружили бы почти сразу же.

– И что это может означать? – Заговорщицки протянула Мерцела.

– Твои родители определенно едут с нами в одном поезде. – Неуверенно заключил я. – Именно поэтому мы встретились на перроне. Подобное совпадение кажется невероятным, но такие вещи иногда происходят.

– Ты не пробовал писать детективы? Уверена, сюжет вышел бы дешевым, незамысловатым, но при этом весьма увлекательным. Должно быть, согласно твоей логике, в кафе прошлым утром мы встретились по той же причине. Да и в замке тебе удалось заснять меня потому, что мои предполагаемые «родители» были рядом. Судя по твоим словам, моя семья просто преследует тебя. – Усмехнулась она.

В ответ я только глубоко вздохнул. Я отчетливо осознавал, что весь этот разговор – просто игра. Притворство, за которым скрыто нечто по-настоящему серьезное и пугающее, но отчаянно гнал от себя подобные мысли прочь. Я боялся узнать истину, а Мерцела, несмотря на свою дерзость и самодовольство, не решалась мне ее поведать.

– Скажи, как по-твоему, по какой тогда причине ты видел меня во сне прошлой ночью? – Осторожно спросила она.

– Подожди, откуда тебе это известно?!

В дверь постучали. Через миг к нам заглянула проводница, интересовавшаяся, не нуждаюсь ли я в чем-либо. От всего, что она предложила, я отказался, а потом, когда та уже собиралась уходить, спросил:

– У вас есть что-нибудь для детей?

– Для детей? – Удивленно переспросила девушка, окинув взглядом небольшое пространство купе и не удостоив Мерцелу даже толики своего внимания.

– Да. Раз уж они свободно разгуливают здесь без присмотра родителей. Фруктовый десерт, к примеру, был бы весьма кстати.

– Боюсь, такие блюда вы сможете найти только в вагоне-ресторане. – Спокойно ответила она, будто не расслышав моего укоризненного тона.

Попрощавшись, проводница, наконец, вышла.

– Спасибо за заботу, но я не голодна. – Сдержанно улыбнулась Мерцела. – Мне уже довелось поесть. Кроме того, сомневаюсь, что мне пришлось бы по вкусу то, что ты хотел купить.

– Подобные вещи, по слухам, дети просто обожают. Или ты считаешь свои предпочтения настолько отличными от остальных? – С усмешкой спросил я.

Мерцела вдруг замерла, в один миг будто обратившись в хрупкую фарфоровую куклу. Только сейчас я по-настоящему обратил внимание на то, сколь бледна ее кожа. Она долго, не произнося ни слова, смотрела на меня, будто пытаясь разглядеть у меня внутри что-то особенное. Словно пытаясь увидеть в моих глазах ответ на то, действительно ли я понимаю, где именно в нашем разговоре проходит тонкая грань, отделяющая шутки от чего-то по-настоящему значимого.

– Весь этот фарс слишком затянулся. – Произнесла она.

– О чем ты говоришь? – Спросил я, чувствуя, как от ее пытливого взгляда по моему телу расползается леденящий холод.

– Ты и сам это знаешь.

– Нет.

– Знаешь, но боишься признаться даже самому себе. Потому что истина далека от глупых предположений, которые ты мне высказал. Правда в твоем понимании слишком невероятна.

– Мерцела, перестань. – Хрипло ответил я, пытаясь сохранить остатки самообладания. Но девочка продолжила.

– Ты не мог не понять, почему женщина, заглянувшая сюда только что, не придала значения твоим словам.

– Откуда мне это знать?

– Что ж, в таком случае я подтолкну тебя к краю той бездонной пропасти, за которой находится мой мир. Так вот, даже укажи ты ей в мою сторону, она не обратила бы на меня внимания. В ее понимании ты находишься здесь один.

– Прекрати. – Отрезал я. – Все, что ты сказала мне – всего лишь выдумки. Порождения детской фантазии.

– Разве? – Надменно спросила она. – Тогда коснись меня.

– Что?

– Коснись меня. – Повторила девочка. – Если ты так уверен в своей правоте, что изменит одно прикосновение?

– Я не стану этого делать.

– Видишь? Ты боишься, ведь уже и сам знаешь, в моих словах нет лжи. Я – призрак, не имеющий плоти, а значит дотронуться до меня будет невозможно.

– Твои слова – глупость. – Ответил я, чувствуя, как мое тело неподъемными оковами обездвиживает страх.

– Я сказала, прикоснись ко мне! – Почти со злостью в голосе велела она.

Рука будто бы сама потянулась к ней. Дыхание мое стало прерывистым, из головы вдруг разом исчезли все мысли. Уверенность в том, что через миг я узнаю то, что знать не хочу, стала только сильнее. Все мое естество противилось этому. Страх окончательно поработил меня, и я почувствовал, как мое тело затряслось, словно в лихорадке. Звуки вокруг исчезли, растворяясь в каком-то странном монотонном гуле, заполнявшем собой все вокруг. Время будто остановилось, и лишь редкие всполохи молний где-то за окном, далеко на горизонте, напоминали о том, что все происходящее со мной, не более, чем просто наваждение.

Ее рука, лежавшая на столе и обрамленная кружевной манжетой платья, чуть дрогнула, когда я приблизился к ней. Не знаю, чего я ожидал в тот миг. Должно быть, что кто-то снова прервет нас. Или хотя бы самого незначительного подтверждения тому, что все мои догадки и ее слова – просто глупая шутка. Ничего подобного не произошло. Мне не удалось ощутить никакого тепла, исходившего от нее и присущего любому живому человеку.

Глубоко вздохнув, я, наконец, приблизил пальцы, пытаясь дотронуться до ее кожи. Они вдруг прошли насквозь, развеяв часть ее руки, словно та сплошь состояла из густого тумана. Я тут же отстранился. Рука девочки, остававшаяся неподвижной, вновь обрела свою прежнюю форму.

– Ну что, убедился? – Спросила она, и в этот момент невозможно было прочесть, какие именно эмоции отражались на ее лице.

– Да. – Хрипло ответил я, чувствуя, что в горле у меня совершенно пересохло. – Это какое-то безумие.

Мерцела громко рассмеялась.

– Конечно, никто не запрещает тебе рассуждать насчет извечной дилеммы всех ненормальных людей – сошел ли ты с ума, или эта участь постигла весь мир вокруг. Как бы то ни было, я действительно существую. И ты ничего не сможешь с этим поделать. – Она ненадолго замолчала, а потом смело взглянула мне в глаза. – Тебе страшно?

– Уже нет. – Подумав, ответил я. – Но не буду спорить, все, что ты рассказала, немного вывело меня из привычного состояния.

– Признаться, я полагала, ты окажешься более эмоциональным. В конце концов, вдруг моим единственным желанием окажется убить тебя?

– Очень сильно в этом сомневаюсь.

– Правда? И почему же? – Совершенно по-детски спросила она, устраиваясь поудобнее за столом и положив голову на ладони. Все это выглядело так, словно девочка собиралась послушать крайне интересную историю.

– Потому что у тебя уже был шанс это сделать. И не один. Вместо этого ты предпочла являться мне для праздных бесед. Не знаю, что тебе от меня нужно, и все же, скорее всего, призрак вроде тебя не способен мне навредить.

– Глупость. – Покачала головой Мерцела. – Ты и представить себе не можешь, насколько ошибаешься. Неупокоенные души могут уничтожить человека, пожрать все, что он собой представляет. Вспомни, что произошло, когда ты проник в темницу замка. Стоило промедлить всего лишь миг, и ты остался бы там навсегда. Однако на мой счет ты прав. Я действительно не желаю тебе зла.

– Нечто, воплотившееся предо мной, – впервые за последнее время я позволил себе вспомнить тот день, – чудовище из праха, не ранило меня. Я почувствовал что-то странное. Внезапную слабость и желание бежать без оглядки.

– Вот именно. – Кивнула Мерцела. – Он не мог навредить твоему телу. Ему нужен был твой страх, ибо он поглощает это чувство. И через него призраки способны добраться до самого светлого, что в тебе существует. Обычные люди не видят их. Но эти создания имеют возможность влиять на реальный мир в той или иной степени. Те, кто обитают в темнице, могут управлять прахом, к которому привязаны. Такие, как они или я, жаждут жизненной силы, заключенной во всех живых существах. И люди – самый сладкий ее источник.

– Такие, как ты?

– Не буду лгать, – робко начала она, – я тоже понемногу вытягиваю из тебя жизнь. Именно поэтому у меня теперь достаточно сил, чтобы появляться в мире людей, пусть только и перед твоими глазами. Поверь, – вдруг встрепенулась девочка, заметив, каким серьезным стало мое лицо после ее слов, – я беру самую малость, необходимую для существования.

– То, что ты делаешь, опасно для меня?

– Нет. – Ответила она, выдержав мой взгляд. – Ты чувствуешь лишь легкую усталость, и только. Думаю, никак иначе мое присутствие не повлияет на тебя. Это вызывает злость? Ты презираешь меня?

Я улыбнулся и покачал головой в знак того, что она ошибается.

– Разве можно презирать кого-то за желание провести еще немного времени в этом мире? – Сказал я и увидел, как смятение, овладевшее девочкой, быстро уходит, возвращая ее лицу прежние черты. – Расскажи, что это было за существо?

– Души погибших в темнице людей, отчаявшиеся и озлобленные, объединившие свою силу, дабы создать нечто чудовищное. Так и появился тот фантом. Когда же они ощутили твой страх, то попытались добраться до тебя, желая навечно утопить в море их нескончаемой ненависти.

– А ты? Как получилось, что в итоге я встретил тебя и могу тебя видеть? – Вопросы были излишни, ведь я, как и прежде, уже знал на них ответ. Но мне нужно было услышать все это от нее.

– Брошь. – Тихо произнесла Мерцела. – Все дело в ней.

– Но что в ней особенного?

– Когда я умирала, она была со мной. Мое тело так и осталось в той темнице. После того, как оно истлело, часть праха проникла в металл, а моя душа навеки связалась с этой драгоценностью. Кто бы мог подумать – вещь, доставшаяся мне некогда от матери, в итоге спасет меня от безумия обреченных и дарует свободу.

Воцарилось молчание. Гроза, начавшаяся где-то вдалеке, теперь значительно приблизилась, а капли дождя уже начали с шумом хлестать по оконному стеклу. Поезд, замедлившийся было на несколько минут, теперь снова набирал ход. Мерцела смотрела на меня, но я чувствовал, что сейчас она где-то далеко, окруженная собственными мыслями.

– Я не заставляла тебя брать ее. Каким-то чудом в тот момент тебе удалось выхватить украшение из грязи и праха. Должно быть, нас действительно свела судьба. – Грустно улыбнулась она. – Можешь не верить мне, но все и правда произошло случайно.

А затем твоя кровь попала на брошь, образуя меж нами незримую связь. И чем больше крови оказывалось на ней, тем сильнее эта связь становилась. Твое желание постоянно носить брошь с собой тоже проистекает из нее. Этот предмет теперь принадлежит тебе так же, как и мне.

– Если ты говоришь правду, как тогда тебе удалось запечатлеться на фотографиях? Ведь я делал снимки, когда еще не нашел брошь.

– Не забывай, я довольно сильный призрак. С момента моей смерти прошло уже несколько столетий. В отличие от тех несчастных, которые навеки заключены в темнице, мне единственной почти полностью удалось сохранить разум. Наверняка потому, что всю жизнь принадлежавшая мне вещь осталась со мной и после моей гибели. Она по-своему спасла меня от тьмы, поглощающей остальных. В какой-то момент я вдруг ощутила, что кто-то чужой забрел в мой замок. Тот, в ком теплилась жизненная сила. В отличие от остальных, я не была привязана к одному лишь подземелью. Я решила посмотреть на тебя. Называй это любопытством, если хочешь. Пока ты ходил по руинам, я все время была рядом.

– Тогда почему мне ни разу не удалось увидеть тебя?

– Потому что лишь немногие люди на это способны. Между нами не было никакой связи. И все же фотографии способны запечатлеть в себе даже то, что скрыто от человеческих глаз. Ты не увидел меня и в тот момент, когда впервые разглядывал снимки. Вспомни сам. Наверное, чтобы обрести способность воспринимать духов, нужно для начала было узреть меня, связанного с тобой призрака, воочию. Такова одна из особенностей переплетения наших судеб.

– Как вообще мы можем с тобой общаться? Признаться, это удивило меня уже при нашей первой встрече. Ты родилась в другой стране и не должна знать моего родного языка. Но почему-то это не мешает нам свободно разговаривать.