Текст книги "Серый тлен забвения"

– Видишь ли, благодаря твоей крови, твоей жизненной силе, я способна заглянуть тебе в душу. Я могла бы сказать, что способна читать твои мысли, но это оказалось бы явным преувеличением. Мне доступны только те дороги твоего разума, которые открывают двери лишь к некоторым из имеющихся у тебя знаний. Владение твоим родным языком я почерпнула благодаря тому же способу. Порой я могу видеть твои эмоции. Точнее, часть из них. На самом деле уместнее было бы сказать, что мы общаемся без слов. Особенно, если учесть, что кроме тебя меня никто не видит и не слышит. Но я предпочитаю называть это хотя бы иллюзией разговора, потому что так будет удобнее тебе и мне.

А еще не забывай, что нас с тобой разделяют столетия. И в то время, когда мне было позволено ходить по этой грешной земле, люди выражались совсем иначе. Мне пришлось подстраивать свою речь, стараться, чтобы со стороны она не звучала слишком необычно.

– Понятно. – Произнес я, пытаясь осмыслить все услышанное. – Мерцела, ответь еще на один вопрос.

Девочка внимательно смотрела на меня.

– Кто ты на самом деле?

– Мне казалось, ты знаешь и сам. Я уже показывала тебе это в твоем сне прошлой ночью.

– Разве? В сновидении я действительно видел тебя, но это длилось очень недолго. Мы стояли друг напротив друга, а потом ты обратилась в тлен прямо на глазах.

Мерцела лишь кивнула.

– Однако продолжение сна было совершенно о другой девушке, гораздо старше тебя. Хотя, судя по всему, смерть она встретила в том же подземелье.

– Ты не заметил меж нами сходства?

– Да, вы и правда похожи. Я мог бы предположить, что она, к примеру, твоя сестра. Но если хочешь сказать, что вы с ней – один и тот же человек, тогда я действительно ничего не понимаю. В отличие от нее, ты все еще ребенок.

– Поделиться с тобой тем, что помню, и показать, какой я была при жизни, не сложно. Связь между нами позволяет без труда сделать это. А вот чтобы принять прежний облик в реальности, мне потребовалось бы слишком много твоей жизненной силы. И еще больше – для поддержания его, пока я здесь. Возможно, это убило бы тебя, не знаю. Мой выбор оказался не велик. Предстать перед тобой в виде бесформенной тени или в виде безобидного ребенка. Само собой, я выбрала последнее. По крайней мере, так нам обоим было бы проще общаться, и мне не стоило опасаться, что, завидев меня, ты в ужасе попытаешься убежать прочь. На самом деле я уже слишком давно не являюсь тем дитя, которым ты меня видишь.

– Остальные призраки тоже выглядят, как тени?

– Нет, но они черпают силы немного из других источников.

– Можешь рассказать о себе подробнее? – Осторожно спросил я.

– Говорить особенно не о чем. – С безразличием пожала плечами Мерцела. – Почти всю свою жизнь я провела в том замке, в руинах которого ты и нашел брошь. Я была единственным ребенком в семье. Мой отец, принадлежавший к старому знатному роду, бесконечно любил и баловал меня. Возможно, это и сыграло с ним злую шутку. Дело в том, что когда мне было чуть больше двадцати лет, в наши земли пришел жестокий захватчик. Он без труда разбил вышедшую против него армию. Но, зная обо мне, предложил родителям выбор: жизнь и возможность бежать из страны в обмен на мою руку.

Не желая отдавать меня тирану, они в гневе отказались. Само собой, вскоре их убили, а меня силой привели посмотреть на безжизненные тела отца и матери. Не знаю, что овладело мной тогда, но вместо страха я испытала чудовищную ярость. Схватив первый оказавшийся под рукой острый предмет, я порезала этому человеку лицо. Вместо дрожащей от ужаса покорной рабыни получивший лишь уязвляющую самолюбие рану, он решил, что быстрая смерть станет для меня слишком легким наказанием. По его замыслу я должна была заживо сгнить в темнице собственного замка, страдая от жажды и холода. Так и произошло. Жизнь оставила меня, когда я была переполнена глубочайшей ненавистью.

Девочка замолчала. Я тоже не знал, что на это ответить. Ей требовалось некоторое усилие, чтобы вернуться обратно из захватившего ее потока воспоминаний.

– Не стоит забивать себе всем этим голову. – Наконец произнесла она. – С тех пор прошло уже слишком много веков. Иногда я и сама сомневаюсь, было ли это на самом деле.

– Признаться, я бы хотел воочию увидеть твой прежний облик. – Сказанные слова стали неожиданностью даже для меня.

– Я обязательно верну его себе. Не сразу. На это нужно время и твоя жизненная сила. Скорее всего, день ото дня я буду становиться чуть старше в твоих глазах, пока не стану сама собой.

– Странно, что ты настолько доверяешь мне, по сути, совершенно незнакомому для тебя человеку. Ты не боишься, что я просто избавлюсь от броши? Ведь в таком случае ты больше не сможешь являться мне? Вдруг все, что я говорил и то, как вел себя – всего лишь притворство? Быть может, я просто выбираю удобный момент?

Девочка холодно улыбнулась. Нечто в ее взгляде, в самом ее образе живо напомнило мне, что та, кто сидела напротив меня, уже давно, очень давно перестала быть человеком.

– Даже если ты выбросишь брошь, связь, которая установилась между нами, никуда не исчезнет. Она уже слишком сильна. Возможно, ты больше не сможешь видеть меня, ведь мой дух привязан к драгоценности. Но ты всегда будешь слышать мой голос. Я не дам тебе забыть обо мне даже на ничтожное мгновение. Лишу тебя сна, и вскоре ты просто сойдешь с ума. Обещаю, твоя жизнь превратиться в ад. Я – твой личный полтергейст, и ты бессилен что-либо с этим поделать.

Она старалась оставаться спокойной, но я отчетливо слышал, как дрожит ее голос. Вместе с яростью, той, что обожгла меня с первыми ее словами, на лице моей собеседницы непроизвольно отразился страх. Да, она боялась. Несмотря на ее угрозу, девочка либо лгала насчет того, что связь меж нами сохраниться, либо сама не знала, что произойдет, если я избавлюсь от броши. Кроме того, я мог ее просто уничтожить. Думаю, она тоже прекрасно это понимала.

– Не волнуйся, Мерцела, – сказал я и увидел, как она испугалась еще больше, потому что ее речь не произвела не меня столь желанного эффекта, – обещаю, я так не поступлю. Твоя брошь останется со мной. – Если она действительно могла хотя бы частично узреть, что творится у меня внутри, то должна была почувствовать, насколько я был с ней искренен.

Девочка действительно успокоилась.

– Мне хотелось бы в это верить. – Печально произнесла она. – Ведь я и правда считаю, что за нашей встречей стоит нечто большее, чем просто случай.

Я безмолвно кивнул, показывая, что думаю так же. Порой судьба являет свои прихоти очень странным образом.

– Мне пора уходить. – Сказала моя попутчица. Вид у нее был такой, как будто она вдруг вспомнила о чем-то важном. – Я и так уже слишком задержалась здесь. Вскоре все изменится и у меня будет достаточно сил, чтобы оставаться рядом гораздо дольше. Но до того, милостивый государь, вынуждена с вами спешно попрощаться. – Улыбнулась она.

Яркая вспышка молнии озарила небосвод, на миг ослепив меня. Когда же я вновь обрел способность нормально видеть, на том месте, где сидела Мерцела, было уже совершенно пусто. Кажется, я различил, как ее тело утратило очертания, обращаясь в зыбкий прозрачный туман, а потом растворилось в воздухе. И все же царящий вокруг полумрак заставил меня размышлять, не было ли все это игрой моего воображения. Как и ранее, девочка внезапно исчезла, оставив меня сомневаться, существовала ли она на самом деле.

Непроизвольно я снова коснулся броши. Проведя рукой по ее холодным изгибам, я достал украшение, любуясь его тусклым мягким блеском. Время почти не повлияло на него, лишь слегка изменив его красоту и изящество. Возможно, причиной тому была заключенная внутри этой броши одинокая человеческая душа.

Меня не покидало чувство, что теперь маленький предмет, лежавший на моей ладони, стал для меня не просто безделушкой. Сама мысль о том, чтобы избавиться от него, казалась мне абсурдной. Брошь была единственной нитью, связывавшей меня с Мерцелой, загадочным существом, открывшим мне совершенно новый, неведомый ранее мир. Так или иначе, моя прежняя жизнь была закончена, я отчетливо понимал и это. В какой-то момент в нее вмешалось нечто непостижимое, чему ни я, ни Мерцела не имели возможности воспрепятствовать.

Усталость, накопившаяся во мне за время разговора, дала о себе знать. Девочка не солгала – похоже, она действительно черпала свои силы, иссушая меня. Мне снова непреодолимо хотелось спать, но я почему-то упрямо противился этому. Раскрыв книгу, я решил было вновь углубиться в чтение, но после очередной страницы поймал себя на мысли, что даже не пытаюсь понять смысл написанного. Глаза закрывались сами собой, и вскоре мне пришлось сдаться.

Уже на границе сна и реальности я ощутил, что поезд вырвался, наконец, из пелены дождя, оставляя яростные всполохи молний далеко позади.

Глава 2.

Не знаю почему, но до моего первого приезда в этот город слово «Вена» ассоциировалось у меня с чем-то теплым, приятным и уютным. Мне представлялось, что здесь за каждым углом поджидает маленькая пекарня с находящимся рядом семейным магазином или кафе. В нем вы всегда смогли бы отдохнуть после долгой прогулки, съесть только что испеченный хлеб и запить его чашкой густого кофе. Здания просто обязаны были выглядеть миниатюрными, а жители – приветливыми и немного безразличными к окружающей их действительности. Да, именно. Они не пытались обогнать время подобно тем, кто населяет множество других столиц мира. Они размеренно проживали свою жизнь, плавно следуя по ее течению. Интересно, по какой причине я представлял Вену именно в таком свете?

Австрией я тогда не интересовался. Даже во время моей первой поездки в эту страну я не счел нужным отыскать хотя бы пару фотографий. Гораздо интереснее было сравнить, насколько картина, нарисованная моим сознанием, будет схожа с реальностью.

Так вот, настоящая Вена не имела с моим воображаемым городом совершенно ничего общего. Она оказалась холодной, мрачной в своем пышном разнообразии форм и оттенков, а еще до неприличия помпезной. Имперская столица, бесцеремонно присваивавшая себе все, что жаждала иметь, как некогда заполучила Елизавету Баварскую, по слухам недолюбливавшую Австрию, но ныне ставшую одним из ее самых известных символов. Она восхищала своим размахом, немыслимым великолепием. Несмотря на это Вена не вызывала отвращения, нет. Напротив, она заставляла буквально задыхаться от нескончаемого потока эмоций, что пробуждали застывшие во времени работы неведомых мастеров старины. Искусство, невероятный талант, заключенный в, казалось бы, грубом, даже самом неотесанном камне.

И все же вместе с бесконечным восхищением, которое, подобно приливу, заполняло разум, где-то внутри появлялось нечто странное, совершенно чуждое, сжимавшееся в один плотный леденящий комок.

Я невольно вздрогнул. Ускользнув из мира своих мрачных раздумий, я понял, что стою на Михаэлерплац, на каменной мостовой, молча провожая глазами уходящий по дороге экипаж. Белая и черная лошади почти одновременно тряхнули густыми гривами, а потом недовольно покатили карету за собой. Возможно, все это являлось лишь развлечением для туристов, но экипаж вполне гармонично вписывался в окружающую его обстановку из темных благородных зданий, прекрасно ее дополняя.

Людей здесь было как всегда много. Слова, произнесенные на самых разных языках, отражались от каменных стен и уносились дальше, по бесконечному лабиринту теснившихся друг возле друга домов.

Примерно получасом ранее я оставил свои немногочисленные вещи в номере отеля. К постоянным переездам я уже давно привык и усталости от них теперь почти не ощущал. Поэтому решил не тратить драгоценные часы на бессмысленный отдых.

За все время, пока я добирался от вокзала до отеля, и оттуда – до Михаэлерплац, Мерцела не проронила ни слова. Любовь к нестандартным разговорам и способность появляться там, где я меньше всего ее ожидал, больше не пробуждались в ней. Время от времени это заставляло меня задуматься, реальна ли она вообще, но потом, осторожно касаясь руками старой броши, я отбрасывал прочь любые сомнения. Либо так, либо я попросту сходил с ума, уверовав в собственные галлюцинации. И мне отчаянно хотелось рассчитывать на первый, самый неправдоподобный вариант.

Пройдя немного дальше по мощеной камнем дороге, я свернул направо и, миновав стеклянную дверь, оказался за стенами небольшого кафе. В полумраке зала, имевшего странный желтовато-фиолетовый оттенок, было на удивление мало посетителей. Тишина, растекавшаяся по помещению, была плотной и почти осязаемой.

Стоило лишь занять место за одним из столов, как ко мне тут же подошел пожилой официант, желавший принять заказ. Выглядел он крайне опрятно и благородно, а некой особой чертой в своем поведении, строгостью и скупостью жестов, походил, скорее, на военного, чем на работника обычного кафе. Терпеливо выслушав мои пожелания, он спросил, какой напиток я предпочел бы попробовать. Мой ответ заставил его улыбнуться – наверное, венский кофе заказывал здесь каждый второй турист из всех, что когда-либо появлялись в этом зале.

Покончив с обедом, я еще долго сидел с белой фарфоровой чашкой в руках, погрузившись в мысли о том, что произошло со мной совсем недавно. Внезапно, из раздумий меня вырвало неприятное, но при этом хорошо знакомое мне ощущение, которое ни с чем нельзя было спутать. Кто-то наблюдал за мной. И тяжесть от этого пристального взгляда, касавшегося спины, буквально проникала под кожу. Неприкрытая злоба давила и отравляла, словно яд.

Я обернулся. Никто из немногочисленных посетителей не обращал на меня внимания. Каждый из них был занят либо собственным обедом, либо праздными разговорами, настолько тихими, что их почти невозможно было расслышать. Официанты, стоявшие поодаль, тоже лишь изредка посматривали в мою сторону. И все же чувство, появившееся у меня мгновение назад, никуда не исчезло. Кто-то определенно находился рядом. Некто, не испытывавший ко мне ничего, кроме почти обжигающей ненависти.

– Мерцела, – прошептал я, – ты все еще рядом со мной? Ты чувствуешь это?

Однако попытки воззвать к ней не увенчались успехом. Девочка ответила лишь молчанием, ничем не напоминая о своем присутствии.

Внезапно, краем глаза я уловил темный силуэт в проеме окна. Он находился снаружи, поэтому из-за света, проникавшего сквозь стекло, рассмотреть его было почти невозможно. Подобный плотной тени, он ускользнул прочь, за стену, стоило мне обратить к нему свой взгляд. Прекрасно осознавая, как это, должно быть глупо, я собрался было встать и попытаться догнать своего преследователя. Кому я вообще мог понадобиться в чужой стране, в тысячах километров от дома? Уже сделав шаг к выходу, я увидел вдруг то, что заставило меня тотчас отказаться от своей затеи.

Все предметы, ранее находившиеся на моем столе, будто обретя собственную волю, поменяли свое положение. Тарелка с остатками десерта отодвинулась к самому дальнему от меня краю. Чашка кофе переместилась в центр, и теперь ее окружали стопка салфеток, небольшая изящная ложка и прозрачный стакан чистой воды, образуя правильный треугольник. Пожалуй, я не смог бы расположить эти предметы более симметрично, даже если бы решился вдруг детально выверить разделявшее их расстояние.

Но самым пугающим было то, что переместились они, судя по всему, именно в тот момент, когда я отвел в сторону взгляд. И произошло это абсолютно бесшумно.

Нечто у меня внутри, от чего прежде веяло едва заметным холодом, теперь обратилось в один грубый обжигающий кусок льда. Дрожащими руками я потянулся вперед, желая вернуть все на место, пока кто-нибудь посторонний это не увидел. Но опоздал. Рядом со мной уже снова стоял официант, принявший мой заказ.

– Собираетесь уходить? – Спросил он. Изменения на поверхности стола он явно заметил, но никак это не прокомментировал. Наверняка, за время работы ему довелось повидать людей, совершавших гораздо более странные действа.

В ответ я лишь медленно кивнул.

– Счет, пожалуйста. – Мое пересохшее горло напрочь отказывалось извлекать какие-либо внятные звуки.

Выйдя за дверь, я огляделся. Неяркий солнечный свет, пробивавшийся из-за сгущавшихся на небе серых туч, после мягкого полумрака кафе отзывался в глазах тяжестью и легкой болью. Ни намека на прежнее присутствие рядом загадочного незнакомца, конечно же, больше не было.

Лишь самые обычные люди, бредущие по своим делам, не обращающие внимания ни на кого вокруг.

Слабый порыв ветра, скользнувший вдоль улицы, принес с собой легкую прохладу. В воздухе ощущался запах старого камня, терпкого парфюма одного из случайных прохожих и чего-то еще, более всего походившего на запах плесени.

Я достал фотоаппарат и, без каких-либо на то причин, сделал несколько снимков окружающих меня домов. Странно, ведь я полагал, что давно уже преодолел тот этап своей жизни, когда, будучи преисполненным восторга туристом, ты склонен фотографировать каждую пядь своего пути. Оставалось лишь усмехнуться этому и придаться нахлынувшим вдруг воспоминаниям.

Побродив еще около двух часов по центру Вены, я вернулся в номер отеля. Неприятное гнетущее чувство, поселившееся у меня внутри во время обеда, немного ослабло, но решительно не желало уходить прочь.

Я принял душ, а потом лег в кровать и почти мгновенно уснул. Видимо, усталость, сковавшая мои тело и разум, оказалась гораздо больше, нежели я предполагал. Но спешить мне было некуда.

В последний раз, уже почти в беспамятстве, мои пальцы сжали заветную брошь. Не сильно, лишь чтобы увериться в ее подлинности. Похоже, я стал одержим ею, и мысль об этом привнесла в мою душу тепло и покой. Будто моя жизнь, доселе блеклая и неясная, ныне обретала истинные краски. Кажется, я вновь укололся, но, засыпая, больше не обратил на это внимания.

Мерцела появилась, когда вокруг уже совсем стемнело. Я все еще лежал на кровати, не до конца пробудившись, едва оставив позади тот момент, когда сознание, преодолев некую вязкую границу бытия, собирается в единое целое, и ты вновь становишься самим собой. С улицы доносился тихий ропот человеческих голосов. Свежий ветер, проникая сквозь приоткрытое окно, гулял по небольшой комнате отеля, время от времени напоминая о себе колыханием плотных штор и шелестом небрежно брошенных на стол листов бумаги.

Она стояла прямо напротив меня, возникнув будто из ниоткуда в самом мрачном из углов. Девочка просто смотрела в мою сторону, терпеливо дожидаясь, пока я, наконец, проснусь окончательно. Признаюсь честно, в первые мгновения от ее присутствия мне стало не по себе. Молчаливая, недвижимая, подобная недоброму знамению из далекого прошлого, она выглядела почти не реальной. Взгляд ее в тот момент был задумчив, полон некой решимости и несгибаемой воли.

Но все изменилось, стоило ей сделать шаг ко мне навстречу.

– Ты выглядишь испуганным. – Довольно улыбнулась она. – Что случилось? Неужели увидел призрака? – Улыбка ее стала еще шире.

Я прокашлялся, а потом, нарочито не обращая внимания на ее слова, посмотрел на часы. После глубоко вздохнул и покачал головой.

– Что поделать, если один назойливый и крайне нетерпеливый буйный дух не дает мне даже толком выспаться? – С преувеличенным сожалением наконец ответил я.

– Вот оно что. – Протянула она. – Так значит ты не рад, что столь важная особа благороднейшего происхождения решила почтить тебя своим присутствием?! – В наигранном возмущении она будто едва сдерживалась, чтобы не топнуть облаченной в изящную средневековую туфлю ножкой.

Я лишь пожал плечами в ответ. Похоже, в этом небольшом представлении мне все же стоило оставить последнее слово за ней.

– Вижу, ты стала немного старше. По крайней мере, внешне.

Мерцела пропустила мою колкость. Она подошла ближе и села рядом, на край кровати.

– Я говорила тебе. Все дело в твоей жизненной силе. Получая ее, я укрепляюсь в этом мире, все больше отдаляясь от границы с той зыбкой реальностью, у порога которой существует большая часть подобных мне душ. И стоит лишь раз перешагнуть этот порог, лишившись тела, возврата назад уже не будет. Ты по-прежнему сможешь заглядывать в мир живых, способен будешь даже влиять на него. Но задержаться здесь надолго не сможешь никогда, навеки привязанный к беспросветной тьме, где твои злоба и ненависть будут копиться и множиться до скончания времен. Ну или пока ты не пересечешь новую границу, откуда тоже не будет возврата.

– У этой тьмы есть название?

– Чистилище. – Почти прошептала девочка.

– Ты говоришь так, будто видела его.

– Да, видела. – Коротко ответила она. На миг в ее глазах промелькнул нескрываемый ужас.

– Но как? Ведь ты сама сказала, что если ты оказался там, то тебе уже не суждено возвратиться обратно.

– Перешагнуть и просто заглянуть – совершенно разные вещи. Каждый из некогда почивших способен на это. Если говорить проще, мы можем смотреть в «обе стороны». Однако далеко не все в состоянии осознать, где заканчивается тот самый последний шаг, за которым мрак, всегда сопровождающий нас, больше не позволит тебе повернуть назад.

Мне повезло. Ибо моя душа успела привязаться к броши, которой я всегда дорожила еще при жизни, и которая оставалась с моим прахом даже после моей смерти. Эта маленькая и, казалось бы, незначительная вещица, не позволяет мне уйти слишком далеко. Она похожа на маяк в темном бескрайнем море, благодаря которому я всегда могу вовремя остановиться и вернуться обратно. Я посмотрела, что происходит за границей бытия лишь раз, и это длилось одно жалкое мгновение. Даже сейчас, спустя много лет, я готова отдать все, что угодно, лишь бы забыть увиденное.

В голове моей, подобно призрачным огням на петляющей по ночному лесу дороге, вспыхивали и, медленно тлея, гасли совершенно глупые, неуместные мысли. Я жаждал спросить, что именно ей удалось узреть там, за гранью жизни и смерти, в месте, где безгранично властвует только вечность, а серый тлен забвения стирает желания и стремления некогда безжалостно оборванных судеб. Но я не проронил ни звука. Мерцела, способная отчасти прочитать преобладавшие у меня внутри настроения, тоже замерла, глядя перед собой.

Несмотря ни на что, она даже не думала осуждать меня. А я, меж тем, вдруг почувствовал какой-то нелепый стыд, словно, сам того не желая, засмеялся на чьих-либо похоронах.

Некоторое время мы молчали.

– Почему ты не появилась, когда я звал тебя? Я полагал, ты всегда будешь рядом.

– Кто виноват, что ты не можешь провести без меня и половины дня? – Пожала плечами она, возмущенно фыркнув. Но через миг взгляд ее изменился, став гораздо более печальным. – Считай, что я спала. Ведь я же говорила тебе, что не хочу бездумно и бесцеремонно расходовать твои жизненные силы. Это не навлечет на тебя раннюю смерть или преждевременную старость. И все же у нашего с тобой союза есть свои опасные стороны. Кроме того, я и так подобна паразиту, не желающему обходиться без тела человека. Чем дольше я буду бодрствовать, тем больше усталости станешь испытывать ты. Даже у меня сей факт вызывает отвращение. Но пока я не собрала достаточно сил, с этим ничего не поделать.

– Да, ты упоминала об этом в поезде. Разве это повод корить себя? Ведь я сам дал свое согласие.

– Ты испугался. В тот момент твоими устами говорил страх.

– Здесь ты права, по крайней мере отчасти. – Кивнул я. – Однако причины и обстоятельства больше не имеют значения. Я дал свое слово, что не избавлюсь от броши. И не нарушу его, что бы ни случилось.

– Так зачем я понадобилась тебе сегодня днем? – От печали, только что заметной в ее взгляде, не осталось и следа. Девочка издала звук, более всего походивший на долгий усталый вздох, хотя воздух определенно был тем, в чем она нуждалась ныне в самую последнюю очередь.

За стеной раздался тихий назойливый стук и едва слышимый скрежет. Видимо, у кого-то из постояльцев имелся свой взгляд на расположение одного из предметов мебели, предложенное администрацией отеля.

– Наверное, большая часть из того, что я расскажу тебе, на деле окажется лишь игрой моего воображения. Но раньше я не замечал у себя склонности к подобным вещам. Так вот, до того, как я вернулся в свой номер, мне показалось, что меня кто-то преследует. Мне даже удалось заметить краем глаза чей-то неясный силуэт, который тут же скрылся из вида, стоило мне повернуть голову. А еще, предметы, стоявшие на моем столике в кафе, переместились сами по себе. В какой-то момент я даже подумал, что это одна из твоих шуток. Хотя, если ты сама призналась, что находилась в своего рода «сне» все прошедшее время, то теперь у меня нет и мысли по поводу того, что все это может значить.

Мерцела одарила меня одним из своих долгих тяжелых взглядов. Тех самых, от которых холод пробегал по спине, и ты вмиг осознавал, что перед тобой вовсе не ребенок, а древнее, познавшее века отчаяния и страданий существо.

– Не могу сказать точно, ибо я тоже пребываю в неведении. – Наконец, медленно произнесла она. – Вполне возможно, что благодаря нашей зыбкой связи, твоя способность воспринимать мир духов стала сильнее. Ты тоже приблизился к той грани, у которой нахожусь я. Что не сулит ничего хорошего нам обоим.

– Почему? Разве это так важно?

– Дело в том, что способность воспринимать потустороннее вполне может иметь оборотную сторону. Призраки тоже станут замечать тебя. И меня в том числе. Не говоря уже, что я – мертвая душа, привязанная к живому существу и нарушающая законы бытия. Сияние твоей жизненной силы и той ее части, которую я отняла у тебя, будет манить их. В своем безумии и безысходности они станут слетаться на этот свет, как мотыльки на огонь стоящей у окна масляной лампы.

– Нам стоит бояться их?

– Не могу сказать точно. – Ответила она. – Пойми, я, как и ты, не уверена ни в чем. Я способна лишь строить предположения. И сейчас мне остается только искренне надеяться, что я ошибаюсь.

Звуки за стеной не затихали, невольно отвлекая от разговора. Беспокойный постоялец настойчиво напоминал о своем присутствии. Негромко. Но, к удивлению своему, я вдруг заметил, что это начинает меня раздражать.

– Выходя из кафе, я сделал несколько снимков улицы. – Эти слова были сказаны, скорее, чтобы отвлечься. – Не знаю, поможет ли то, что я сделал. Снимать все вокруг – одна из моих дурных привычек. – Слабо улыбнулся я.

– Прояви эти фотографии. – Без тени веселья сказала Мерцела. – Они действительно могут содержать в себе нечто, ускользнувшее от твоих глаз.

На меня вдруг снова навалилась усталость. Я будто медленно проваливался сквозь вязкий плотный воздух бездонной пропасти, падал в никуда, время от времени ловя себя на мысли, что глаза мои уже закрыты, и я лишь усилием воли вырываюсь из мира нахлынувших грез. Моя попутчица, напротив, выглядела бодрой и полной сил, если подобное, конечно, вообще можно сказать о бесплотном призраке. Она неспешно перемещалась по комнате, с неизменным любопытством вглядываясь в окружавшие ее, даже самые незначительные предметы. Несмотря на все, что она почерпнула из моего разума, эта эпоха была для нее незнакома. И она впитывала в себя абсолютно все новые знания, взамен излучая неприкрытый восторг.

Наконец, я уступил. Налитые свинцовой тяжестью веки сомкнулись, и сознание мое начало стремительно гаснуть. Последнее, что я успел увидеть – мертвую девочку, терпеливо всматривавшуюся в лежащий на столе белый прямоугольник бумажного листа. Кажется, под ее взглядом он, наконец, неохотно дрогнул, а потом и вовсе переместился в сторону. Но, если это и было на самом деле, я не успел даже удивиться. Моим разумом тут же овладел крепкий сон.

Пробуждение пришло ко мне около десяти часов утра. За окнами сгустились тучи, и капли дождя, выстукивая какой-то совершенно хаотичный ритм, разбивались о матовую поверхность оконного стекла. Молчавший все это время, прикрепленный к стене телевизор, теперь почему-то оказался включен. Однако вместо четкого изображения по его экрану скользила лишь серая зернистая рябь, а из динамиков вырывался шум статических помех.

Я неохотно потянулся к пульту и нажал верхнюю кнопку. Экран тут же погас.

Возможно, каким-то непостижимым образом его заставила работать Мерцела? Я огляделся, но ее снова не оказалось рядом. Мой вопрос так и остался без ответа.

Позавтракав, я отправился в город. Согласно данному мной накануне обещанию, я отдал пленку для проявки. Строгого вида мужчина, принявший ее столь осторожно, будто она способна была обратиться в прах прямо у него в руках, заверил, что фотографии будут готовы через пару-тройку часов. В ответ оставалось лишь пожать плечами. Как и прежде, я никуда не спешил.

Я брел по Вене, наслаждаясь видами ратуши, парка Ратхаус и Шотландского монастыря. Да, красота австрийской столицы была вовсе не тем, что я вкладывал в это понятие. И все же город был великолепен.

Ощущение времени начало постепенно таять. Что-то изменилось, но, погруженный в собственные мысли, я не стразу это заметил. Дождь, прекратившийся еще до моего выхода из отеля, даже не думал начинаться вновь. При этом небо, и без того мрачное, только сильнее заволокло тучами. Звуки улиц постепенно затихали, и все более явно ощущалась пульсация моей собственной крови, рождающаяся где-то в висках и гулким эхом рвавшаяся наружу.

Словно во сне, я оторвал, наконец, взгляд от дороги. Здания вокруг на глазах темнели и выцветали, теряли присущие им, и без того скупые краски. Вместо этого сверху теперь падал свет, облекавший улицу в какой-то неприятный багровый оттенок. Воздух стал плотным, тяжелым, и чтобы просто вдохнуть, приходилось прилагать немалые усилия. Двигаться вперед тоже стало сложнее. Я шел, выставив руку перед собой, будто защищаясь от жестоких порывов ветра, хотя никакого ветра не было вовсе.

Прохожие, что встречались мне на пути, перестали меня замечать. Их лица сохраняли все ту же наивную безмятежность, какую я наблюдал ранее. Движения людей замедлились. Многие из них и вовсе почти застыли, увязнув в невидимой для меня, разбросанной повсюду паутине.

Странно, но страха я при этом почти не испытывал, по какой-то невероятной причине воспринимая все происходящее, как должное. Из пространства вокруг, истлевающего и почти безжизненного, появился шепот. Вначале тихий, он неспешно нарастал, затмевая собой и без того приглушенные окружающие звуки. Я же продолжал идти вперед, ощущая, как воздух постепенно превращается в подобие мутной затхлой воды.

Что-то под моей стопой громко треснуло. Опустив взгляд, я с содроганием увидел до отвращения светлые фрагменты того, в чем еще можно было узнать останки старого человеческого черепа. Мое сердце замерло, а потом вдруг принялось отбивать какой-то совершенно безумный ритм. Я понял, что задыхаюсь. В ужасе я вновь посмотрел вперед, но там не было больше ничего, кроме непроглядного мрака.