Текст книги "Серый тлен забвения"

В тот же миг шепот вокруг исчез. Чья-то костлявая рука с тонкими грубыми пальцами потянулась ко мне, коснувшись моего плеча. Холод, что веял от нее, пронзил меня насквозь.

– Мы нашли тебя. – Прошептал грубый, лишенный жизни голос. – Тебя и ее.

С трудом сдерживаясь, чтобы не закричать, я обернулся. Но позади уже никого не было. Время вновь возобновило свой прежний ход. Прохладный ветер мягко касался моего бледного, покрытого испариной лица. А случайные прохожие, как и прежде, неторопливо брели по своим делам, встречая меня безразличными взглядами и вежливыми, но совершенно ничего не выражающими улыбками. Я снова посмотрел вниз. Череп под моими ногами тоже бесследно исчез.

Проведя еще час на улицах города, я, наконец, отправился за фотографиями. Конечно же, своими леденящими щупальцами меня время от времени все еще обволакивал страх. Но особого выбора у меня не было. Поезд из Вены, на котором мне предстояло ехать, уходил только утром следующего дня. Кроме того, я старался убедить себя в том, что молния не бьет в одно место дважды, и наваждение, овладевшее моим разумом еще совсем недавно, больше не повторится.

Приняв у того же мужчины запечатанный конверт с готовыми снимками, я направился к двери. Он проводил меня долгим задумчивым взглядом, значение которого я так и не понял. Колокольчик над входом пронзительно зазвенел, но уже через миг этот звук заглушила ровная поверхность закрывающейся стеклянной двери и шум заполненных людьми переулков.

По инерции шагая вперед, я разглядывал белый прямоугольник зажатого меж пальцев конверта с отпечатанными на нем короткими надписями на немецком и английском языках. Бумага была гладкой и приятной наощупь.

– Может быть, ты все же вскроешь его? – Услышал я уже знакомый голос, полный едва сдерживаемого нетерпения. – Или ты наивно пытаешься угадать содержимое по нанесенным на его поверхность символам?

– Я хотел бы услышать твои мысли по поводу того, что произошло со мной сегодня. – Не оборачиваясь, вместо ответа сказал я.

– О чем ты говоришь? – Осторожно спросила она.

– Ты и правда не знаешь? – Я, наконец, обратил к девочке свой взгляд.

– Я ощущаю в тебе остатки чего-то неприятного. Страха. Смятения. Но эти чувства почти исчезли. – Она на минуту остановилась, сосредотачиваясь. – Кажется, я уже упоминала о том, что, несмотря на нашу связь, не способна читать мысли в том смысле, который ты вкладываешь в это понятие. Я могу определить твои эмоции, впитывать знания, но образы и желания почти всегда остаются для меня закрыты. Так будет всегда, сколько бы жизненной силы я от тебя не получила.

Посмотрев на нее еще раз, я все же сдался. Мне не оставалось ничего, кроме как смиренно поведать о том, что случилось со мной чуть больше часа назад.

– Так что ты об этом думаешь?

Мерцела молчала. От ее былого веселья и умелой игры в ребенка, коей она забавлялась все это время, теперь не осталось и следа.

– Если то, что ты рассказал мне – правда, – наконец, медленно произнесла она, – а я нисколько в этом не сомневаюсь, то нам следует бежать из Вены, а лучше из Австрии, как можно скорее.

– Почему? Мы прибыли сюда только вчера.

– Видишь ли, в чем проблема. Для того, чтобы показать смертному, пусть даже на миг, в любом произвольном месте изнанку этого мира, где обитают не попавшие еще в Чистилище призраки, требуется просто невероятная сила. А это значит, те, кто пришли за нами – древние, ведомые лишь бесконечной ненавистью существа.

– Похоже, самое плохое, что могло случиться с нами, уже произошло. – Не желая поддаваться страху, усмехнулся я. Но Мерцела оставалась серьезной.

– О, нет. – Покачала головой она. – Боюсь, наши беды только начинаются.

Замерев, я повернулся к ней. А потом, не обращая внимания на удивленные взгляды прохожих, присел и заглянул ей в глаза. Наверное, для окружающих я выглядел полнейшим безумцем, ведь они не могли видеть ее. По мнению сторонних людей я просто разговаривал с воздухом.

С удивлением я почувствовал легкое, исходившее от нее живое тепло. Наверное, это была та часть, которую просто дорисовало мое воображение.

– Прости, если этот вопрос заденет тебя, но я должен знать. Понимаю, глупо адресовать его тебе, с какой стороны ни посмотри. И все же ответь. То, что случилось со мной, и правда не является лишь плодом моей фантазии? Может, я просто схожу с ума, и мне не стоит больше доверять собственным глазам?

Изумленная, она долго рассматривала черты моего лица. Потом ее губы вдруг дрогнули и расплылись в улыбке.

– Нет. – Сказала Мерцела. – Все, что происходит с тобой, происходит на самом деле. Заверяю тебя в этом, как самая реалистичная из твоих галлюцинаций. А теперь, может быть, ты откроешь, наконец, этот проклятый конверт?

Мне оставалось только усмехнуться ее, как всегда, не в меру дерзким, но вместе с тем, полным доброты словам. Присев на одну из пустующих скамей, я неловким движением освободил от бумаги несколько готовых фотографий. Девочка устроилась рядом, осторожно вглядываясь в поверхность снимков, поблескивающую при неясном свете, едва пробивавшемся из-за пелены облаков.

На первом из них я не заметил ничего необычного. Стены домов и несколько случайных прохожих, не обративших даже малейшего внимания на то, что попали в кадр. К туристам здесь давно уже привыкли. Как и к тому, что в любое мгновение, сам того не осознавая, ты мог стать неотъемлемой частью чьей-то фотохроники. Бросив последний взгляд на небольшое изображение в моих руках, я лишь разочарованно вздохнул. Да и что, собственно, я вообще собирался на нем обнаружить?

Однако вторая фотография заставила Мерцелу встрепенуться. Я заметил в ее глазах всполохи явного беспокойства, которые она теперь даже не пыталась скрыть.

Снимок покрывал налет зернистой ряби, похожей на ту, что появляется на цифровых фото при слабом освещении. Вот только этот тонкий прозрачный слой был полностью серым и больше всего походил на пыль.

– Наверное, просто брак при проявке. – Неуверенно предположил я.

Мерцела промолчала.

На следующем изображении рябь сохранилась. Теперь, будто повинуясь какой-то невидимой силе, она стягивалась к единому центру, образую плотное облако. В нем присутствовало что-то неправильное, нечто крайне зловещее и отталкивающее. И я вдруг понял, что совершенно не хочу знать ту мрачную истину, которую оно в себе таило.

Но мои пальцы отошли в сторону, являя нам новый снимок. Это напомнило мне увиденное в подземелье старого замка, в темнице, где я и нашел брошь Мерцелы. Серая рябь, собравшись в плотное скопище, образовала человеческую фигуру. Только здесь она выглядела гораздо более четко. Расположенный ко мне спиной, призрак женщины с грязными слипшимися волосами, в истлевшем, но, судя по всему, некогда пышном платье, неподвижно стоял у стены одного из городских строений. Ее поза была такой, словно она собиралась обернуться и посмотреть прямо на меня. Словно она знала, что я рано или поздно замечу ее. Воочию, или изображенную на хрупкой маленькой фотографии в моих дрожащих руках.

К моему счастью, чтобы заснять следующий кадр, я отвел объектив в сторону и теперь мне так и не суждено было увидеть ее лица.

– Почему я заметил ее только на снимках? Разве я не способен теперь видеть призраков?

– Наверное, она слишком сильна и при этом отлично умеет скрываться среди людей. Или обладает способностью отвести взгляд. Возможен любой из вариантов.

Некоторое время меж нами снова царило безмолвие.

– Мы можем бежать из Вены прямо сейчас? – Спросила девочка.

– Нет. – Покачал головой я. – В любом случае нам придется дождаться завтрашнего утра. Все настолько плохо? – Повернулся к ней я.

– Мои попытки слукавить, мое нежелание посвящать тебя во все, что знаю я, теперь, вероятно, обойдутся нам слишком дорого. Прости. Но у меня есть множество причин бояться. Испытывать страх перед всем, что меня окружает, даже перед тобой. И все же хочу признаться, у того, чтобы прятаться от мира, не откликаясь на твой зов, у меня была еще одна причина. Дело не только в сохранении твоей жизненной силы, хотя здесь я не солгала ни разу. Видишь ли, само мое существование привлекает этих существ ничуть не меньше, нежели смертный, что меня сопровождает. Поэтому я всячески старалась скрыть его. Но похоже, все это не имело особого смысла. Столица Австрии – старый город. И история его подчас покрыта мраком, таящим в себе отголоски боли и ненависти от бесчисленного количества смертей.

– Призраки здесь повсюду. – Догадался я.

– Именно. – Согласилась Мерцела. – Ты не злишься на меня?

– За то, что ты старалась уберечь нас обоих?

– В моих поступках можно отыскать весьма эгоистичный подтекст.

– Это не имеет значения. Что бы ни случилось, теперь мы должны искать выход вместе.

Ее лицо заметно просветлело. Нечто, сопровождавшее мою спутницу все это время, какая-то непонятная для меня эмоция, присутствовавшая в ней даже в те моменты, когда она улыбалась, теперь навсегда покинула девочку. Только сейчас я отчетливо осознал, что это было отчаяние.

– Так как ты предлагаешь поступить? – Продолжил я.

– Не знаю. – Медленно ответила она. – Но если мы и правда не можем покинуть Вену прямо сейчас, осмелюсь предсказать лишь одно. Грядущая ночь станет для нас воистину суровым испытанием. И, если Бог существует, искренне молю его о том, чтобы нам все же удалось его преодолеть.

– Тогда мне не остается ничего, кроме как дерзнуть предложить благородной даме сопровождать ее в неспешной прогулке по улицам столицы. – Я манерно предложил ей ладонь.

– Никак не могу привыкнуть к тому, что подобные фразы давно вышли из обращения, и следует воспринимать их лишь в качестве наивной шутки. Хотя уже далеко не раз я сама использовала их именно в этом смысле. – По-доброму усмехнулась Мерцела. – Если честно, современный язык кажется мне сухим и заметно более грубым. Но, вероятно, это лишь дело вкуса.

А еще не могу привыкнуть и принять то, что мой разум заключен в теле ребенка. – Закончила она, все же сделав вид, что коснулась моих пальцев вопреки тому, что на самом деле это было невозможно. Мы отправились вверх по дороге, окруженные невероятными по своим масштабам, царственными в своем великолепии зданиями.

Несмотря на опасность, что могла подстерегать нас практически везде, мы просто бесцельно брели вперед, наслаждаясь видом. Мой полтергейст заверила меня, что, не взирая на произошедшее, многие призраки не способны нанести вреда живому человеку до наступления темноты. Ночью грань между нашим миром и миром духов становится особенно тонка. При свете дня нам мало чего следовало по-настоящему опасаться.

Поэтому мы гуляли, коротая время за беседой. Мерцела рассказывала мне о своей жизни. Я же поведал ей о странах, в которых мне довелось побывать. В такие моменты в глазах ее отражались восхищение и легкая, едва заметная печаль. Будучи дочерью знатного князя, ей мало что удалось посмотреть, кроме стен собственного замка и прилежащих к нему земель. Да, она видела другие государства, однако даже эти редкие поездки ограничивались строгими официальными визитами, во время которых ее всюду сопровождали стражи, по указанию отца не дававшие ей сделать в сторону даже лишнего шага. Но она и не думала жаловаться мне или корить своего родителя. В те времена для особ благородного происхождения все это было в порядке вещей и воспринималось как должное.

Мы провели за разговорами множество часов. И мне все больше начинало казаться, что моя попутчица – вовсе не дух, а столетий, разделяющих нас, не существует.

Со временем об опасности, таившейся где-то рядом, мы забыли окончательно. Лица туристов с совершенно наивными улыбками и глазами, не видящими ничего, кроме налета старины, заражали нас беззаботностью и беспечностью. Солнце, меж тем, уже скользнуло за крыши домов, окрасив густые плотные тучи в багровый цвет. От этого они казались еще более тяжелыми, а все вокруг – дорога, неровности на стенах зданий, замершие в вязкой мути веков скульптуры, начинали тлеть обманчивым зловещим светом.

Вскоре мы очутились перед высоким монументом, сотворенным в память о чудесном и долгожданном избавлении от чудовищного проклятия, прошедшего некогда по всей Европе, имя которому было «чума». На несколько мгновений я забыл обо всем и замер, с трепетом рассматривая уходящую вверх колонну. Сооруженный в эпоху барокко, чумной столб до сих пор завораживал взгляды. Работа над ним велась целых четырнадцать лет, и за этот период к его созданию успели приложить руку известнейшие мастера того времени. Ангелы и херувимы, столь прекрасные, что мысль об истинной природе этих изваяний невольно причиняла боль и нагоняла тоску, со строгостью и снисхождением взирали сверху.

Внизу изображалась человеческая вера, прекрасная дева, побеждающая безобразную болезнь. А неподалеку – император Леопольд Первый с неестественно выдвинутой вперед нижней челюстью. Ходит слух, что ремесленники, в отместку за то, что монарх крайне неохотно расставался с деньгами и платил с опозданием, намеренно преувеличили имевшийся у него изъян. Венчала же все это святая троица, творение Пуля Штруделя. Переделанный, возведенный заново скорее из прихоти, возникшей благодаря соперничеству представителя династии Габсбургов с Людовиком Четырнадцатым, столб служил воплощением страхов и, вместе с тем, всех самых смелых людских стремлений и надежд.

Вечерний сумрак сгущался все сильнее. Я посмотрел на Мерцелу. Она стояла рядом, все еще рассматривая изваяние. Но даже просто удивления в ее взгляде я не заметил. В нем не было ничего, кроме беспокойства.

– Что случилось? – Спросил я.

– Давай вернемся обратно. В гостиницу. – Сказала она. – Бродить по улицам до самого наступления темноты будет крайне неразумно. Особенно здесь.

– Дело в столбе? Ты заметила в нем что-то необычное?

– То, что ты видишь перед собой – не просто творение рук человеческих. Возможно, когда-то оно действительно было таковым. Но только не теперь. Ныне все это является вместилищем некой силы. Огромной. Необузданной.

– Это зло? Призраки?

– Я не знаю. Не уверена, что у того, о чем мы говорим, вообще есть разум. Словно множество душ переплелись вместе, полностью утратив себя и, вместе с тем, переродившись в нечто иное. Тем не менее, это обстоятельство совершенно не убавляет мощи дремлющего здесь существа. И я боюсь, что узрев мерцание жизни, которой ты делишься со мной, оно может пробудиться.

Мы пошли обратно. После слов, произнесенных моей спутницей, мне стало не по себе. Будто в старой сказке, у меня осталось лишь одно желание – обернуться назад, при этом точно зная, что оборачиваться ни в коем случае не стоит, увидеть едва заметную перемену в изваяниях и броситься прочь. Эта мысль постепенно затмевала собой все остальные.

Подул, пожалуй, даже слишком холодный для летнего дня ветер. Воздух вокруг заклокотал, и звук этот показался мне отвратительным.

Когда я вновь обратил взгляд к Мерцеле, оказалось, что в моем наивном желании она уже успела меня опередить. Девочка в ужасе смотрела назад, туда, куда устремлялись резкие, хлеставшие по лицу леденящие порывы.

Чумной столб пошатнулся. Я заметил это сразу же. В невероятную красоту, сосредоточением которой он являлся еще мгновение назад, тут же закралось нечто уродливое, исказившее все его даже самые незаметные черты. Херувимы, доселе безразличные к судьбам проходивших мимо смертных, медленно повернули к нам свои лица. Их каменная плоть тут же пошла глубокими трещинами и начала осыпаться. Рты открылись и расширились до невероятных размеров, напрочь лишая той небесной добродетели, что была заметна в них ранее. Черные бездонные провалы теперь обрамляли острые, словно лезвия, зубы.

Они закричали вдруг множеством тонких пронзительных голосов, и от звука этого по земле прокатилась дрожь.

Ангелы тоже повернулись к нам. Один из них, державший копье, замахнулся им, будто стремясь поразить нас. Однако оружие так и не отделилось от его руки. Его крылья, освободившиеся от оков формы, дарованной давно почившим скульптором, теперь напоминали скопище полуистлевших костей.

Монумент содрогнулся еще раз. Изящные очертания колонны исчезли. Их заменили сросшиеся, содрогающиеся в бесконечной агонии тела. Конечности, лишь отдаленно напоминавшие человеческие, пронзали друг друга насквозь, скрепляя плоть чудовища. Неловко выбросив вперед широкий бесформенный обрубок, оно сделало шаг в нашем направлении, а затем еще один, на этот раз гораздо более уверенный. Херувимы, тем временем, не переставали кричать, изрыгая из пастей своих темную вязкую жидкость.

– Бежим! – Пришла в себя Мерцела. И голос ее привел меня в чувство.

Я ринулся вслед за ней, вниз по улице, с трудом представляя, как и где можно укрыться от этой твари. Но страх, объявший меня, придавал мне сил, и вскоре крики и шум позади начали стихать. Похоже, несмотря на свою видимую мощь и ярость, пробудившееся существо оказалось не способным передвигаться достаточно быстро. Лишь раз я позволил себе обернуться, чтобы заметить, как огромный силуэт исчезает где-то в отдалении, за очередным поворотом.

Примерно через пол часа, едва живой от усталости, я оказался у дверей гостиницы. Мерцела, исчезнувшая было из вида, дабы не отнимать у меня сил, вновь стояла рядом со мной. Ее взгляд был полон сочувствия.

– Оно отстало? – Едва совладав с дыханием, спросил я. – Теперь оно не сможет нас найти?

– Думаю, да. – Помедлив, ответила она. – И все же, тебе лучше подняться в номер. Там мы точно будем в безопасности. По крайней мере, некоторое время.

– Ты уверена в этом?

– Мир духов сложно понять. Это опасное место, а обитатели его непредсказуемы. Но даже он подчиняется своим законам. И до определенного момента переступить порог твоего, пусть даже временного жилища, не сможет никто.

Спорить с ней я не стал. Поднявшись в номер, я закрыл за собой дверь, а затем с опаской выглянул в окно. На улице было тихо и пусто.

– Мне показалось, или другие люди и правда не замечают эту тварь? Те звуки, что она издавала. По-моему, их просто невозможно было не услышать.

– Заглянуть на изнанку мира способны лишь немногие. А видеть созданий оттуда столь отчетливо – и подавно. Как я и говорила, тебе позволяет делать это та самая нить, которая протянулась между нами, когда капли твоей крови окропили принадлежавшую мне при жизни брошь. – Сказала моя спутница, беззаботно присев на кровати и теребя носком ступни край свисающего вниз одеяла.

– Ты способна влиять на материальные предметы? – Заметил я, стараясь отвлечься от прежней темы разговора.

– Ах, это? – Беззаботно улыбнулась девочка. Хотя я был уверен, что подобное она показала мне совершенно неслучайно. – Как видишь, да. Ведь я не зря называла себя полтергейстом. Я буйный дух во всех пониманиях этого слова. – Улыбка ее стала чуть шире. – Жаль, что пока от такого навыка нет никакого прока. Я слишком слаба. Моих сил не хватит, чтобы защитить нас даже от стайки назойливых тараканов.

– Завтра мы покинем Австрию, а ближе к вечеру окажемся в Турине. Возможно, в Италии призраки больше не будут преследовать нас.

– Кто знает? – С сомнением протянула Мерцела. – Если честно, я не уверена больше ни в чем. И все же надеюсь, что там зыбкая стена между реальным миром и его изнанкой окажется куда более плотной.

Еще около сорока минут я потратил на то, чтобы спуститься в обеденный зал и поужинать. Мерцела расположилась за столом, рядом со мной, с неизменным любопытством наблюдая, как я, стараясь сохранять хотя бы видимость спокойствия, отправляю в рот еду. В конце концов, я все-таки поперхнулся, вызвав у нее тем самым очередную лукавую улыбку.

– Тебе и правда обязательно это делать? – С трудом откашлявшись, спросил я.

– Что именно? – Продолжила она свою игру.

– Так пристально смотреть за тем, как я пытаюсь поесть.

– Милорд, мне очень жаль, если ваши попытки в итоге окажутся тщетны! Особенно, по моей вине. – Она приложила тыльную сторону ладони ко лбу и откинула голову назад, как светская дама, объятая приступом глубочайшей печали и вот-вот готовая потерять сознание от избытка чувств.

Мне оставалось только ответить улыбкой. Актриса из нее была и правда превосходная.

– Я мертва уже не одну сотню лет. – Продолжила девочка, на этот раз без тени иронии. Во взгляде ее отразилась вдруг такая бесконечная усталость, что масштабы ее, скорее всего, не дано было понять никому из смертных. – Я могла бы сказать, что давно уже не нуждаюсь ни в чем мирском, тем более в таких вещах, как, например, твой фруктовый десерт, но это будет ложью. Умирая, мы все еще сохраняем свои привязанности к миру людей. Вот почему многие из нас, даже утратив разум, остаются на его оборотной стороне вопреки манящему мраку Чистилища. Мы жаждем то, чему при жизни не придавали особого значения. И с каждым канувшим в небытие годом эта жажда становится только сильнее.

Здесь ничего нельзя поделать. Такова наша судьба, наш рок. Единственное, на что я способна – познать малую толику тех ощущений, которые ты получаешь от трапезы через нашу с тобой связь. Позволь хотя бы еще на миг погрузиться в иллюзию, что я все еще жива и, как и ты, могу просто наслаждаться ужином.

Ответить на подобные слова мне было нечего. Покончив с десертом, я запил его стаканом апельсинового сока. Все это я старался делать неспеша, растягивая каждое действие, насколько вообще было возможно.

Когда я уже собирался встать из-за стола, моя спутница остановила меня, попросив взять с собой немного соли. На мой вопрос, зачем мне это делать, она только усмехнулась.

– Неужели ты и правда столь несведущ, касательно легенд о призраках?

– Соль может служить от вас защитой?

– В некоторых случаях – да. Но главное, она способна отпугнуть, заставить отступить злобный дух и подарить нам немного драгоценного времени, которое может понадобиться, чтобы скрыться.

Пожав плечами, я свернул салфетку и, насыпав в нее немного белого порошка, положил в карман.

Вернувшись обратно, мы обсуждали нашу дальнейшую поездку еще некоторое время. Ночная тьма за окном, лишь изредка разбиваемая на неясные фрагменты желтоватым светом уличных фонарей, уже давно окутала все вокруг. Очертания огромных строений, нехотя выползая из мрака, нависали над ровными лентами дорог. Я прислушался. Казалось, что сквозь вязкий сумрак воздуха до меня доносятся изящные голоса певцов венской оперы. Хотя, конечно же, подобное не могло оказаться реальным. Уже очень давно я хотел побывать там, но так и не удосужился это сделать. И теперь мое воображение просто выдавало желаемое за действительное.

Шум за стеной возобновился. Я вдруг поймал себя на мысли о том, что эти звуки, как бы мы ни старались не обращать на них внимания, снова бесцеремонно вклиниваются в нашу тихую беседу. Время шло, но они лишь становились громче. К полуночи терпение начало меня покидать. Скрежет передвигаемой мебели не прекращался, к нему присоединился настойчивый монотонный стук в стену комнаты. Ни о каком сне теперь не могло быть и речи. Раздражение, охватившее меня, начало медленно перерастать в злость.

– Не могу больше с этим мириться. – Сказал я, будто отвечая на безмолвный вопрос Мерцелы. Сидя на кресле, противоположном кровати, она только одарила меня удивленным взглядом.

– Не стоит уделять этому так много внимания. Кроме того, шум вполне может быть… Стой! – Закричала она, когда увидела, что я направляюсь к двери. – Ты не понимаешь! Ночью нам нельзя покидать этот номер!

В глазах ее отразился страх, но я уже стоял за порогом.

– Не волнуйся, с нами ничего не случится. – В этот момент во мне говорило лишь раздражение. Я напрочь забыл об осторожности, а воспоминания о том, что произошло днем, подернулись мутной дымкой и казались далекими от действительности. Да и что могло произойти в этом отеле, в номере которого, по заверению той же Мерцелы, нам мало чего стоило бояться? – Я вернусь обратно всего через несколько минут, сразу после разговора с портье. Твоя брошь по-прежнему будет со мной.

Преисполненный злости, в тот момент я даже не догадывался, как глупо поступаю.

Снова спустившись вниз, я подошел к стойке и громко позвал работника отеля. Через некоторое время на мой голос, спотыкаясь, вышел невысокий мужчина в слегка помятой одежде. Его испуганный вид и полный непонимания взгляд говорили о том, что, в отличие от меня, заснуть ему удалось без труда.

– Что вы хотели? – Неловко выговаривая каждое слово, спросил он.

– Прошу прощения за столь поздний визит, но постояльцы в соседнем номере слишком сильно шумят. Слева от меня, за стеной, рядом с которой находится моя кровать, постоянно раздается какой-то скрежет и громкий стук. Мой поезд отходит завтра утром, и до этого времени я хотел бы как следует отдохнуть.

– Где именно вы расположились?

Я объяснил ему. Несколько мгновений он что-то пристально искал в одном из толстых серых журналов. Потом вдруг поднял взгляд и с сомнением посмотрел прямо мне в глаза.

– Вы уверены? – Спросил он.

– Абсолютно. Что-то не так?

– Сэр, если вы решили пошутить подобным образом, то момент выбрали явно не подходящий.

– С чего вы решили, что это шутка?

– Номер слева от вас пуст. Более того, он предусмотрительно закрыт на ключ. Там нет и не может быть никого, кто нарушил бы ваш покой.

– И все же я настаиваю, чтобы вы его проверили. – Ответил я после короткой паузы, хотя уверенности в моем голосе явно поубавилось. Странное липкое чувство, сродни разрастающемуся страху, ощущение, что я, сам того не понимая, совершил нечто непоправимое, возникло где-то глубоко у меня внутри, с пульсацией крови каждый раз напоминая о себе навязчивыми тошнотворными позывами. Я понятия не имел, что все это значит. Но злоба, ранее овладевшая мной и теперь полностью отступившая, дала, наконец, осознать одну простую мысль. Мерцела предупреждала меня неспроста.

Решив, что проще уступить, нежели продолжать этот бессмысленный спор, портье снял со стены нужные ключи и направился со мной к лифту. Поднявшись на нужный этаж, мы прошли по длинному коридору. Освещение здесь почему-то казалось особенно тусклым. Небольшие лампы время от времени мерцали, порождая блуждающие по углам широкие неясные тени. Стены от этого казались неровными, а любой цвет, каким бы он ни был, будто истлевал, смешиваясь с царящим вокруг сумраком.

Наконец, мы остановились.

– Сейчас вы сами убедитесь, что здесь никого нет. Возможно, вам все это просто приснилось, или вы приняли звуки за окном… – Начал было мужчина, пытаясь просунуть ключ в замочную скважину.

Как вдруг, стук, который я слышал уже вторую ночь к ряду, повторился, заставив его замолчать. Он с удивлением отступил, внимательно осматривая ровный прямоугольник двери, словно где-то на его поверхности могли быть сокрыты ответы на возникшие у него вопросы. Однако уже через миг громкий скрежет и звук какого-то глухого удара заставили его отпрянуть еще дальше. Он перевел непонимающий взгляд на меня.

– Видите? Я позвал вас не просто так.

В ответ он лишь неуверенно кивнул, но так и остался стоять на месте.

– Мы должны посмотреть, что происходит. В конце концов, мой номер находится сразу за соседней стеной, и я не собираюсь возвращаться в него, так и не узнав, что за чертовщина здесь творится.

Наверняка, со стороны эти слова казались твердыми и полными решимости. Но, говоря по правде, страх уже успел накинуть мне на горло свою плотную удушающую петлю. Мне меньше всего хотелось заглядывать внутрь, и руководствовало мной лишь одно. Если и существовали какие-то границы и правила, о которых упоминала моя спутница, похоже, я уже успел их нарушить. Я вдруг ясно осознал это. Отступать было поздно.

И все же на портье сказанное мной подействовало. Он снова неуверенно шагнул вперед, повернул ключ и толкнул чуть слышно скрипнувшую дверь.

На нас тут же излилась тьма. Она казалась такой густой, что даже неясный свет ламп из коридора замирал и гас прямо на пороге. Похоже, шторы в комнате были занавешены, так что внутри, как мы ни пытались, ровным счетом ничего нельзя было рассмотреть. Звуки, что доносились отсюда еще недавно, тоже стихли.

Несколько мгновений мы так и стояли, вглядываясь во мрак. Наконец, глубоко вздохнув, мужчина боком протиснулся в дверной проем, словно тот на самом деле был в несколько раз более узким, нежели выглядел. А потом, наощупь найдя выключатель, надавил на него. Мягкое ровное свечение тут же залило комнату.

Некоторое время наши глаза привыкали к резко сменившейся картине, к небольшому пространству пустого помещения с ограничивающими его острыми, словно лезвия, углами. Оно было пусто во всех смыслах этого слова. На полу, покрытом ровным слоем жесткого темно-синего ковролина, не осталось ничего, ни единого, даже самого незначительного предмета, которые обычно заполняли любой гостиничный номер. Кто-то неведомый будто разом избавился от всего прямо перед нашим приходом.

Стоило присмотреться внимательнее, как вокруг тут же становились заметны светлые полосы прямо у нас под ногами, служившие немым свидетельством того, что мебель, находившуюся здесь еще недавно, постоянно передвигали. И пустота эта тонула в какой-то мертвой, обволакивающей нашу плоть, густой пелене безмолвия.

Пытаясь понять, что здесь случилось, я повернулся к портье. Но он казался еще более растерянным. Тихо пробормотав что-то, понятное лишь ему одному, он поднял голову и посмотрел куда-то вверх. Внезапно дыхание его оборвалось, а лицо начало бледнеть прямо на глазах.

Проследив за его взглядом, я замер. Широкая кровать, стол, пара стульев и перетянутая зеленоватой тканью софа, стояли на потолке так, будто сила притяжения больше не могла оказать на них никакого, даже самого незначительного влияния. Одеяло на кровати по-прежнему было ровно и аккуратно заправлено. Лампа все еще покоилась на поверхности стола, и лишь отходивший от нее белый шнур свисал подобно толстой оборванной нити паутины. Даже шкаф для одежды с аккуратно закрытыми дверцами, находился прямо над входом, перевернутый, прикрепленный к потолку своей оборотной, самой широкой частью. Время будто остановилось, позволив исказившейся реальности явить какой-то пугающий, совершенно невообразимый изъян.

Но стоило нам лишь на миг приблизиться к осознанию того, чем может быть этот воплощенный хаос, как мебель, словно лишившаяся некой невидимой опоры, оторвалась от потолка и рухнула вниз. Чудовищный грохот, почти оглушив меня, вырвался из комнаты и бурей пронесся по пустому коридору. Портье в ужасе закричал и, не оборачиваясь, побежал прочь, забыв про ключи, так и оставшиеся в замке.

Я же, почти рефлекторно, сделал первое, что пришло мне в голову – укрылся за стенами собственного номера. Медленно отступая от наспех закрытой двери, за которой теперь снова возникла пугающая тишина, я взглянул на свои руки. От страха они дрожали.