Текст книги "Молоко без коровы. Как устроена Россия"

Глава четвертая
Как нефть и газ стали проблемой

До 16-тысячного городка Пестово в Новгородской области добраться непросто, хотя находится он вроде бы между Москвой и Петербургом. Но, уйдя с трассы под Валдаем, попадаешь в чересполосицу областных дорог, где на километр нормального асфальта приходится километр диких выбоин. И до Пестово такого счастья 250 километров. Без внедорожника здесь сложно. Собственно, из-за машин с повышенной проходимостью о Пестово и услышала страна.

В середине 2000-х каждый второй новый джип в автосалонах Великого Новгорода покупался жителями Пестово. По областному центру поползли слухи, что в городке нашли какую-то золотую жилу или, может, клад Колчака. А иначе откуда такой подъем? Многие новгородцы в Пестово бывали: внешне он ничем не отличается от других райцентров одной из беднейших областей Нечерноземья. Вон, Боровичи – там населения втрое больше, полтора десятка заводов выжили и к трассе куда ближе. А новый внедорожник за 2–3 млн рублей все 50 тыс. жителей покупают от силы раз в год. Пестово же настоящая глухомань: по 450 км до Москвы и Петербурга, ни хайвеев, ни нефтяных скважин, ни сакральных монастырей. Тем не менее здесь на четырех жителей три автомобиля (как правило, приличных иномарок) – больше, чем в Москве. Каждый 15-й житель является предпринимателем, долларовых миллионеров – от 20 до 50 человек.

В перестройку в Пестово начало накрываться градообразующее предприятие – опытно-механический завод. Когда у предприятия пошли первые метастазы, молодой юрист Олег Стерхов ушел в дикое поле бизнеса: организовал сбор и продажу клюквы на местных болотах, вместе с соседями собирал ее собственными руками. На прибыль купил машину и ларек, потом открыл магазин, потом 15 магазинов по всей округе. Спирт «Ройял» на полке и «Греческая смоковница» в видеосалоне – здесь невозможно было сколотить стартовый капитал на чем-то еще. Но куда его потом вкладывать? Ни единого перспективного направления на сотни километров вокруг.

При Брежневе пестовский завод производил бытовки и блок-контейнеры на весь соцлагерь, даже на Кубу и Вьетнам. Некоторые модели включали в себя вентиляторы и холодильники, но вчерашние ларечники упростили технологию до минимума. И отправили ходоков с предложениями по стройкам Москвы. Казалось бы, их ждет жесточайшая конкуренция на этом рынке. Но спустя несколько лет оказалось, что каждая вторая бытовка на стройках обеих столиц – из Пестово. Стерхов вспоминает: «Тогда так сложилось, что еще мэр Лужков начал активно раздавать землю в Подмосковье с условием, что там должно что-то стоять. А бытовка – она самая дешевая. Ее легко привезти, поставить».

Производитель из Подмосковья с такой же ценой бытовок оставил бы пестовчан без штанов. Но конкурентным преимуществом Стерхова со товарищи стало именно неудобное положение. В отличие от Маркелова из Петрозаводска им не приходилось 90 % усилий тратить на оборону: давать взятки, содержать юристов. Новгородским печенегам поначалу и в голову не приходило, что в такой дыре есть чем поживиться, а туда-обратно по 600 км гонять – лень. Хотя были бы нормальные дороги – может, и не случилось бы в Пестово «экономического чуда». А так любой школьник знал: нужны деньги на велосипед – иди после уроков колотить бытовки. Здесь до сих пор почти нет краж – нет смысла, всегда можно хорошо заработать, не имея ни образования, ни резюме. Из 16 тыс. жителей около тысячи открыли собственные предприятия.

Олег Стерхов рассказывает: «У меня простые рабочие за лето зарабатывали на приличную иномарку. Некоторые уже через год открывали свою фирму. Рынок оказался бездонным, мы стали друг другу не конкурентами, а союзниками. Например, кому-то заказали из Москвы сделать 200 бытовок за месяц. Ему одному такой заказ не поднять, а отказываться глупо. К концу девяностых начали активно строить в Питере, у всех появились сайты в Интернете, и к нам пошли заказы со всей страны. Хотя доставка блок-контейнера на Север стоит раза в 2–3 дороже, чем он сам».

Почему в Рыбинске блок-контейнер стоил 100 тыс. рублей, а в Пестово – почти вдвое дешевле? Сами пестовчане объясняют: у нас репутация, объемы, с каждой бытовки имеем всего-то 2–5 тыс. рублей. Плюс все эти годы вкладывались в оборудование, поэтому себестоимость деревообработки низкая, а ассортимент товаров теперь уже широкий. Падает спрос на бытовки, растет на дачные дома, бани, профнастил, металлочерепицу, модульные здания любой сложности и этажности. Сегодня сборные дома дают больше строительных вагончиков. Да и работать принято от зари до зари.

В итоге в Пестово зафиксирована аномальная для глубинки демографическая стабильность: чуть более 15 тыс. жителей насчитывалось и в 1970-е, и в 1990-е, и сейчас. Пока правительственные экономисты ломают голову, как предотвратить отток населения из провинции в города, любой восьмиклассник скажет вам проверенный рецепт: зачем нам куда-то уезжать, если твердо знаешь, что хорошо оплачиваемая несложная работа была, есть и будет. А от власти нужно всего-то не мешать.

Когда я приехал в Пестово первый раз, бизнес жаловался, что их городок стали преподносить в СМИ как лубочную «деревню миллионеров». Никто не видел главной системной причины процветания, а искали признаки особой одаренности русского человека, которая почему-то именно здесь пробилась наружу. Дошло до того, что заговорили об особом «пестовском характере», который сформировали окрестные клюквенные болота: якобы при дефиците пахотной земли здесь выживали только настоящие труженики.

Известность уже тогда вышла Пестово боком: участились набеги печенегов, а областные власти совсем перестали помогать – дескать, у вас там все богатые, сами и скиньтесь на новые дороги. Хотя почему частники должны скидываться на дороги в районе площадью 2 тыс. кв. километров – за гранью понимания. Кто кому платит налоги?!

Недовольство стали проявлять и простые жители, поскольку из-за нехватки рабочих рук в Пестово появились гастарбайтеры из Средней Азии, участились конфликты. Почему, говорят, не нанимаете местных?

А местных нет: безработными числятся около 40 человек, в основном пожилые женщины, ни одного мужика. И разве плохо, что у тебя в районе есть работа?

Когда я приехал через 8 лет, глаза Стерхова были полны изумления: областные власти только что объявили о готовности построить в Пестово целлюлозно-бумажный комбинат за 10 млрд рублей. При годовом бюджете насквозь дотационной области в 20 миллиардов. С точки зрения инвестора, более неудачного места выбрать невозможно. Чисто технологически река Молота, на которой стоит Пестово, для крупного ЦБК мелковата, да и запасы леса в районе поредели. Тем не менее губернатор твердил, что строительство комбината в Пестово «освободит райцентр от тупикового пути развития моногорода», а глава района – что большинство пестовчан за ЦБК. К слову, я таких оптимистов не встретил ни одного.

При сословно-распределительной системе логика предпринимательства становится с ног на голову. Зачем на Камчатке нужно было закупать почти три сотни муниципальных автобусов, если уже существующие маршрутки и так двигались как одна электричка? Для нормального бизнеса это нонсенс, но для замкнутой прослойки чиновников, депутатов и силовиков, власть которых не имеет противовеса, – эффективный ход по захвату рынка. ГИБДД, прокуратура и другие печенеги зачищают нишу от тех же маршруток, городская администрация приводит в нее своих людей. ЦБК в Пестово построить не получилось, потому что центр приказал регионам затянуть пояса, а вскоре и губернатор сменился. Но движение намечалось явно в том же направлении.

77-тысячный Выборг в соседней Ленинградской области совсем не похож на Пестово, хотя де-юре такой же райцентр. В Пестово главной достопримечательностью является дореволюционная водонапорная башня, а в Выборге соседствуют единственный в России средневековый рыцарский замок и три десятка довоенных кварталов, застроенных в стиле северного модерна: из дорогого гранита, с богатым декором. Наивысший расцвет градостроительства в Выборге пришелся на период независимости в составе Финляндии в 1920-1930-е гг., поэтому такого югендстиля нет даже в Петербурге, где в те годы властвовал пролетарский конструктивизм.

В Выборге чувствуется близость заграницы: ближайший погранпост в 40 км, а до Петербурга чуть более 100. Здесь в любое время года много финских туристов. Жительница города рассказывала мне: «Однажды прихожу в наш двор на Крепостной улице, а там крутится пожилой финн, все рассматривает. Я через час в окно выглядываю, а он сидит на лавочке весь в себе. Когда выходила с ним поговорить, уже догадывалась: он жил в моем доме до войны. Пригласила к себе, угостила чаем. Он меня на 35 лет старше, говорили по-английски, подружились. Он помнит, как горел после бомбардировки кафедральный собор – сейчас от него осталась одна башня». И это в общем не эксклюзив. Другая выборжанка рассказывала мне, как в 1980-е годы, когда в Финляндии действовал сухой закон, каждое лето в ее дом на окраине Выборга из Хельсинки приезжал его бывший хозяин. Он арендовал комнату с верандой, платил деньги вперед, после чего его месяц никто не видел трезвым.

В советские времена привели в порядок замок с башней Святого Олафа, Ратушу, Часовую башню, рынок. После распада СССР отреставрировали библиотеку великого Алвара Аалто и восстановили памятник шведскому маршалу Торгильсу Кнутссону. После отделения Прибалтики, Белоруссии и Украины вдруг оказалось, что Выборг – единственный хорошо сохранившийся средневековый город в России. И из него можно сделать конфетку вроде Делфта или Брюгге.

А весной 2013 г. исторический центр начали сносить. Под бульдозер пошел почти весь квартал на пересечении улиц Сторожевой башни и Краснофлотской. Состояние «северного модерна» к тому времени было уже критическим. Даже сегодня на центральной Крепостной улице слышно, как хлещет вода в соседнем заброшенном здании. Прямо из модных кафе виден ивняк, проросший на полтора метра на крышах «культурной столицы Финляндии». У финских туристов – ошарашенные лица, будто они попали на похороны, на руинах реально возложены цветы. У всех вопрос: как такое вообще возможно?

Главным защитником Выборга стал местный журналист Андрей Коломойский – худой весельчак, живущий с мамой в тесной хрущобе. В жизни не скажешь, что Коломойскому за 60 лет, хотя молодость свою он провел в Ленинградском рок-клубе, подвергая здоровье бесчеловечным экспериментам: «Мой прадед был мельником в нынешнем Репино, прабабушка похоронена в Хельсинки, а в Выборг я приехал в десятилетнем возрасте. А в XXI веке, как журналист, не смог остаться в стороне от разрушения любимого города, да и квалификация позволяла – я получил несколько премий по журналистским расследованиям, учился у мэтров. Выборг – город небольшой, и большая часть злодейств тут на поверхности, ее не спрячешь. В 2015 г., когда в третий раз обрушилась часть стены Выборгского замка, приехал губернатор и молвил: «Чтоб этого тут не было!» Выпавшие валуны из старинной кладки, которые реставраторы раскладывали и нумеровали, тут же воткнули в вал и забетонировали, попутно освоив полтора миллиона рублей».

Коломойский вспоминает: «Центральную Крепостную улицу в постсоветские годы распродали всю – до последнего дома. Потом владельцы приуныли, что дома надо реставрировать и содержать, а бума туризма не предвидится. Выборгский муниципалитет долго судился за эти дома и победил. Несколько лет администрация продержала этот квартал у себя, а в 2013 году решила, что просто снесут его экскаваторами и сами себе заплатят 19 миллионов из бюджета. Это по объему для Выборга – все равно, что для Петербурга снести половину Невского проспекта».

Папульский парк, который прослеживается как культурная территория уже с XI века, принесен в жертву госкорпорации «РЖД», которая собралась строить автомобильный переезд через железнодорожные пути. Слово Коломойскому: «Парк огибает Смирновское шоссе, и если бы на месте его пересечения с железной дорогой построили нормальный переезд, он бы обошелся в сумму около 200 миллионов рублей. Но один анонимный источник в РЖД сообщил мне, что за 200 миллионов в их конторе никто и задницу отрывать не будет. Поэтому они наняли эксперта – некую Юлию Куваеву, которая тогда состояла в трудовых отношениях с РЖД. В экспертизе она указала, почему этот парк можно уничтожить: потому что там «нарушена тропиночная часть». Экспертиза проводилась в феврале, когда в парке по пояс снега и вообще никаких тропинок не видно. В результате был утвержден проект переезда, идущего прямо через парк и уничтожающего его полностью, – цена проекта возросла до миллиарда: тут уже надо было сносить скальные ландшафты, вырубать гектары парковых посадок, тысячи вековых сосен. А мы же понимаем, как у нас строится экономика, – чем проект дороже, тем он выгоднее производителю работ и заказчику».

Уничтожаются не только парки и дома. Однажды выборгские власти отменили полтора десятка фестивалей и культурных мероприятий. Не стало ни джаза, ни рока, ни флейт, ни виолончелей, ни индийской, ни кельтской культуры. Запретили собираться у замка даже рыцарям-реконструкторам. Временный глава администрации Алексей Туркин разъяснил: «Тевтонский орден» – исторически сложившаяся враждебная структура для Руси, с которой героически сражался святой благоверный князь Александр Невский…»^[1] Местная власть попыталась «формировать культурное пространство» посредством эрзац-мероприятий, финансируемых из бюджета и мало кому интересных. Казалось бы, дураки-чиновники бездумно распугали туристов. Но ничего подобного: их действия и здесь, увы, вполне логичны.

Выборгский район Ленобласти – это престижное место отдыха петербуржцев с хвойными лесами и чистейшими озерами. На юг от Петербурга земля стоит в разы дешевле. Выборгским властям лень привлекать туристов, поскольку их главный ресурс – в земле. Не было бы этого ресурса – возможно, велась бы системная работа по реставрации зданий. Вложились бы в развитие порта, чтобы он принимал, например, парусники из Европы. Но, поскольку рядом погранзона, такое развитие чревато постоянными конфликтами с ФСБ. Здесь работает та же логика чиновника-варяга: ну наполню я бюджет деньгами от туризма, а дальше? Область и Москва все равно себе отрежут три четверти. И в чем мой интерес? Долю с хостелов и причалов просить в конверте? Так и посадить могут! Не проще ли спокойно золотую землицу продавать?

13-тысячный поселок Рощино – ближайшая к Петербургу часть Выборгского района. Отсюда до Эрмитажа чуть более 60 километров. Местная администрация управляет территорией в 40 тыс. гектаров с десятком озер, тремя реками и роскошными лесами, включая знаменитый ботанический заказник «Линдуловская роща». Рощино изначально обречено на интерес богатых дачников: здесь с советских времен гнездились ведомственные турбазы с неплохой инфраструктурой. Тем не менее новых садоводств не возникало с 1960-х годов, а леса строго охранялись. До Финского залива ехать 10 минут, до границы с Финляндией – час с небольшим.

В период с 2002 по 2008 г. рощинцы вдруг выяснили, что им негде купаться и рыбачить. Это кажется абсурдным: по территории проходит река Рощинка с притоками, есть четыре озера, а их общая береговая линия составляет свыше 60 км. В реальности на реке Нижней осталось всего два места, где простой человек может выйти на берег. Местный житель пояснил: «Есть так называемый пляж Зорина в центре Рощино, но там никто не купается, потому что из-за рухнувшей плотины образуются опасные водовороты, к тому же на другом берегу старое православное кладбище. Во всех остальных местах стоят заборы под урез воды, оборудованы пристани и набережные, хотя Водный кодекс запрещает огораживать 20 метров берега рек и озер. Мужики выходят на лодке на Нижнюю – им охрана с берега кричит, чтобы не трогали хозяйскую рыбу, иначе будут стрелять. Человек пошел за грибами в знакомый заповедный лес – ему лицо разбили непонятно чьи охранники, установившие здесь шлагбаум. Все ведомственные детские лагеря превратились во взрослые базы отдыха, а их начальство ржет нам в глаза: мол, многие гости приезжают сюда пьянствовать вместе с детьми».

Местные активисты супруги Павловы согласились провезти меня на лодке по реке Рощинке. Я насчитал с десяток табличек, запрещающих причаливать к берегу. Даже заборы стоят не везде: люди уже привыкли к зубастым соседям, к их хамству и жестокости – им хватает предупреждений. Наталья Павлова рассказывает: «До кризиса стоимость земли в Рощино достигала 15 тысяч долларов за сотку. Если речь идет о береге реки, цена удваивалась, и даже сейчас никто не предлагает землю дешевле. Ладно бы просто город наступал на деревню, как происходит по всему миру. Проблема в том, что любой ликвидный клочок земли продают по странным схемам, бюджету почти ничего не достается. Некий Кожевников умудрился приобрести у муниципалитета по кадастровой стоимости песчаную косу, на которой купался весь поселок. Разница между кадастровой стоимостью и рыночной – десятикратная».

Согласно Лесному кодексу, если гражданин хочет купить землю, он приходит к главе поселения, который заказывает кадастровую съемку и обзорный план. Если речь об участке Гослесфонда, то для его перевода в категорию земель под ИЖС (индивидуальное жилищное строительство) требуется – барабанная дробь! – распоряжение правительства Российской Федерации. И никак иначе! Но областные царьки много лет выделяют земли по «упрощенной схеме». Например, мне удалось заполучить обзорный план о выделении участка площадью 1200 кв. метров на озере Волочаевском. Он подписан главой МО «Рощинское поселение» Александром Курганским (в настоящее время уволен, в отношении него возбуждено несколько уголовных дел) и двумя чиновниками администрации Выборгского района Ленобласти: начальником отдела по архитектуре и градостроительству Лиховидовым О.Ю. и главой местного управления Роснедвижимости Максимовым А.В. Представителей Рослесхоза, природоохранной прокуратуры и правительства РФ никто не спрашивает, не говоря уже о местных жителях. Последние рассказывают, что господа Курганский, Максимов и Лиховидов проработали на своих постах по десять лет каждый и согласовали в таком составе не одну сотню проектов.

Вместе с движением «Против захвата озер» мы выявили еще две схемы обхода закона при передаче лесов под застройку. Первый вариант: расширение территории поселков. Например, в «Рощинское городское поселение» входит поселок Овсяное, в котором проживает около 40 человек, в основном безработных пожилых людей. Решением губернатора 200 га окрестных лесов передаются под «строительство малоэтажных домов для местных жителей». Естественно, местным такое решение – как ежу футболка, зато богатые питерские дачники получают леса под ИЖС. Вторая лазейка: Лесной кодекс позволяет сдавать защитные леса в аренду сроком на 49 лет в целях развития рекреации, туризма и спорта. Застраивать лес коттеджами, конечно, нельзя, но можно построить спортивную базу. И она будет собственностью застройщика, из которой его невозможно выгнать. Даже если «база» – на самом деле жилой дом. На практике ее владелец за бесценок огораживает несколько гектаров окрестных лесов, из которых его охрана будет выгонять посторонних. По документам он платит за аренду леса с парой озер 150 тыс. рублей в год и тут же сдает ее по рыночной цене – в 100 раз дороже.

Летом 2011 г. местный бизнес скинулся на издание газеты «Народные вести», посвященной проблеме захвата земель и озер. Вышло шесть номеров, после чего трое учредителей вынуждены были свернуть проект. Наталья Павлова не удивляется: «Это обычное дело у нас: написал жалобу – жди проверок. У Юрия Фролова есть лесопилка недалеко от железнодорожной станции. За два месяца – шесть проверок: прокуратура, милиция, налоговая. Но больше всех «кошмарят» общественного старосту поселков Пушное и Ганино Игоря Никитина, который писал о махинациях с землей. Ему пришлось закрыть магазин, на него возбуждено уголовное дело».

Коренные жители Цвелодубово Николай и Антонина Максимовы создали свиноводческое хозяйство, поголовье достигало 160 животных. В 2011 г. ветеринары заставили уничтожить все стадо под предлогом борьбы с «африканской чумой свиней», хотя Выборгский район и не попадал в «зону отчуждения». За справкой о погашении пени в 40 рублей Максимову пришлось ходить в налоговую инспекцию месяц. А без этой справки он не мог воспользоваться льготой, положенной фермерам. А Лидии Ореховой комиссия из Выборга попыталась поставить в вину, что ее дом постройки 1905 г. стоит слишком близко к дороге и мешает проезду нового соседа, недавно выкупившего площадь бывшего поселкового рынка.

Пока мы разговаривали с Натальей Павловой, ей позвонили: у Фролова очередная проверка. Двое представителей налоговой инспекции в отсутствие хозяина намереваются совершить выемку документов и якобы договорились с одним из рабочих о покупке пиломатериалов в обход начальства. Я поехал вместе с Владимиром Павловым, мужем Натальи. На лесопилке мы действительно застали двух молодых налоговиков в кожанках. Приехавший на предприятие Фролов требует от них предписание на проведение проверки. В нем указана только одна задача – проверка кассовых аппаратов в поселке Рощино.

На окраине поселка есть садоводство «Красный Октябрь». Еще 30 лет назад вокруг него шумели леса. Сегодня с одной стороны вырос коттеджный город, а если где и сохранился перелесок, то он огорожен сеткой-рабицей. С другой стороны садоводства в лесу не появилось ни одной новой постройки. По категории пользования земля с обеих сторон «Красного Октября» относится к Лесному фонду, но административно это разные субъекты РФ: где застроено – Выборгский район Ленобласти, а где за 30 лет не спилено ни одного дерева – Курортный район Санкт-Петербурга. И хотя на всей территории России действуют одни и те же законы оборота земель, городские и областные чиновники по-разному относятся к их соблюдению.

И это вовсе не потому, что одни воры, а другие честные. Петербург все-таки вторая столица, и ресурс ее чиновников в другом. Расходная часть бюджета Петербурга в 2018 г. составила 591 млрд рублей, а областного – 127 миллиардов. А у районов на балансе и вовсе крохи. Разница в 4,5 раза подсказывает петербуржцам зарабатывать на ремонте и строительстве дорог (90 млрд рублей в год) или мегапроектах вроде драгоценного стадиона на Крестовском острове (48 млрд рублей). Выделение же земли в охранных зонах или снос исторического здания тут же вызывает скандал: для этого существуют авторитетные общественные организации и СМИ. В Петербурге сосредоточено множество контролирующих ведомств, которым надо как-то закрывать показатели по борьбе с коррупцией. Другое дело Выборгский район Ленобласти, который в 6 раз больше Питера по площади при населении всего 200 тыс. человек. А число желающих построить под Выборгом дом или дачу бездонно.

По странному стечению обстоятельств многие руководители федеральных ведомств, отвечающие за сохранность природных ресурсов, начинали карьеру в Ленинградской области. Самый известный из них – бывший премьер-министр РФ ВикторЗубков, работавший в Леноблисполкоме и в начале реформ имевший отношение к акционированию областных совхозов. Глава федерального агентства по недропользованию Анатолий Ледовских в прошлом работал с Зубковым в Гатчинском районе. Глава Рослесхоза Алексей Савинов возглавлял совхоз «Красноозерный» в Приозерском районе Ленобласти. А руководитель Росприроднадзора Владимир Кириллов в прошлом был главой Выборгского района и вице-губернатором Ленобласти.

Чтобы понимать, почему огромные запасы нефти, газа, древесины, железа, золота, бокситов, титана стали проблемой для российской экономики, надо уяснить себе, как функционирует каждый из уровней власти: в чем его ресурс и с какими ограничениями он вынужден считаться. В Пестово ресурсом являются только Стерхов и другие предприниматели. Если они вдруг решат все бросить и уехать жить за границу, то Пестово мигом превратится в обычную провинциальную дыру. Поэтому местные власти вынуждены с бизнесом считаться и особо его не прессуют. В Выборге все иначе: если вдруг уйдет половина инвесторов, чиновник будет спокойно получать гранты на восстановление Старого города, продавать землю и просить у центра на бедность. Главным ресурсом федеральной власти является нефтегазовая рента, а служилые сословия полагают, что имеют право на ее долю в той или иной форме. Центр принимает эти правила игры. Ведь в соответствии с ними, кроме привилегированных групп интересов, можно уже не считаться ни с кем.