Электронная библиотека » Дениз Робинс » » онлайн чтение - страница 4

Текст книги "Сладостная горечь"


  • Текст добавлен: 28 октября 2013, 14:52


Автор книги: Дениз Робинс


Жанр: Короткие любовные романы, Любовные романы


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Шрифт:
- 100% +
Глава 6

В следующую пятницу, ведя свою малолитражку по дороге в Ричмонд, Венеция поразилась пришедшей ей в голову мысли. Она договорилась с леди Селлингэм, что пообедает у нее, а к четырем, пораньше освободившись с работы, подъедет Майк, чтобы быть представленным матери Джефри. Она поймала себя на том, что всякий раз, знакомя Майка со своими старыми друзьями, задает себе один и тот же вопрос: «Понравится ли он им?», хотя в душе желала знать одно: «Понравится ли они ему?». Отныне только то, что говорил и думал он, имело для нее значение. Она не должна нервничать, вводя его в круг своих друзей и знакомых. Петляя среди машин в это прекрасное и теплое утро, она, после долгих размышлений, пришла к выводу, что все объясняется разницей в возрасте и тем, что большинство людей склонно считать их брак «неподходящим».

Чтобы там ни было, решила она, не следует волноваться. Майк относится к этому спокойно, и она последует его примеру.

Мать Джефри была маленькой женщиной хрупкого телосложения с довольно милым лицом и большими ясными глазами, всегда напоминавшими Венеции о ее покойном муже. Выглядела она моложе своих семидесяти лет. Ее некогда ярко золотистые волосы немного выцвели, но в них почти не было седины. Она неизменно, даже дома, носила старомодную соломенную шляпу с венком из вишен. Поэтому Венеция всегда связывала образ своей свекрови с этой шляпой, а когда маленькая Мейбл научилась говорить, «ягодная шляпа бабушки» не сходила с ее губ. Джефри любил подсмеиваться над этой шляпой, но запретил матери выбрасывать ее. Это фамильная ценность, говорил он.

Сегодня от вида этой шляпы, украшенной гроздьями вишни, у Венеции защемило сердце. Она поцеловала леди Селлингэм.

Пожилая женщина искренне обрадовалась ее приезду, бросила совок и плетеную корзинку на землю, вытерла руки платком и сказала:

– Входи, дорогая. Давай выпьем хереса и выкурим по сигаретке.

Если у нее и были недостатки, то от одного она никак не могла избавиться: не могла бросить курить.

Они вошли в уютную общую комнату, где было прохладно. Жалюзи были опущены, чтобы жаркие лучи солнца не могли повредить ценный обюссонский ковер.

Этот небольшой старинный дом в Ричмонде выглядел привлекательно не только снаружи, но и изнутри.

В гостиной висело только три фотографии, выполненные с большим вкусом. Венеция с Джефри в двойной рамке и Мейбл.

Леди Селлингэм не касалась обручения Венеции, пока не разлила херес, не закурила и не уселась рядом с ней на диване.

Венеция заговорила первой:

– Дорогая ма… скажите, что вы думаете о моем решений?

– Ты имеешь в виду свое обручение, дорогая?

– Да.

– Как тебе сказать… как я уже тебе сказала по телефону, оно меня немного шокировало, но я от всей души поздравляю тебя. Я знаю, что Джефри хотел, чтобы ты нашла свою любовь и счастье заново, и я разделяю его мнение.

– Спасибо, – сказала Венеция, дотрагиваясь ладонью до руки леди Селлингэм, сухой и жилистой.

– Конечно, я выскажусь более определенно после того, как встречусь с твоим женихом, – добавила леди Селлингэм.

Венеция плотно сжала губы.

– Ты выглядишь так молодо в свои годы, дорогая. Но важнее то, что вас объединяет. Венеция еще сильнее сжала губы.

– У нас разные привычки… но мы очень любим друг друга. Я обожаю Майка и уверена, что вы найдете его неотразимым.

– Если он сделает тебя счастливой и будет хорошо относиться к Мейбл, чего еще я могу желать?

– Я уверена, что так оно и будет, – с воодушевлением сказала Венеция.

– Мейбл с ним еще не знакома?

– Пока что нет, но любая школьница в него влюбится. Он – само очарование и воплощение мужественности, и потом она тоже любит ездить верхом. Знаете, вчера мы ездили осматривать его дом… усадьбу в Бернт-Эш.

И Венеция принялась пересказывать свои впечатления о старом доме и его пристройках.

– Вам будет, где развернуться, – заключила она свой продолжительный рассказ. – Мы с Май-ком надеемся, что вы поможете привести дом в порядок.

– С большим удовольствием, милочка, но я не думаю, что ваш суженый захочет, чтобы я вмешивалась в его дела.

– О, мама, я не хочу, чтобы мой брак разделил нас троих, – с чувством произнесла Венеция.

Старая женщина хотела было возразить, что это все равно произойдет.

Вслух же она сказала:

– Между нами ровным счетом ничего не изменится, если ты так хочешь, дорогая. Ты всегда найдешь меня здесь, как и в последние двадцать два года.

Венеция почувствовала, как слезы подступают к горлу и тихо проговорила:

– Сколько лет прошло…

– Ну-ну, не будем огорчаться, – сухо сказала леди Селлингэм, вставая и окликая старую служанку, жившую у нее с тех пор, когда Джефри был еще маленьким мальчиком.

– Минни, мы готовы попробовать твой обед. В тот же день леди Селлингэм убедилась, что Майк Прайс неподходящая пара для Венеции. Она восприняла это с горьким разочарованием и беспокойством, так как очень хорошо понимала, что Венеции нужно в жизни. Ей следовало бы выбрать себе мужчину постарше, мудрого и спокойного, с любовью к искусству и музыке. Но этот ее Майк… О, какая ужасная ошибка! Она сразу же поняла это, едва увидела его. Красивый, да! Полубог с густыми темными кудрями, отличной фигурой и смеющимися голубыми глазами. Красивое и здоровое молодое животное. И «быстро соображающий», проницательно подумала старая леди. Он всегда начеку, этот мистер Майк. Практическая сметка так и прет из него. «Прет» – самое подходящее слово. Она представила его сидящим на лошади. Манеры обворожительные: поцеловал ей руку на континентальный манер и не без скромности спросил:

– Вы меня ненавидите за то, что я отнимаю у вас вашу Венецию?

Эта реплика резанула леди Селлингэм, но она ответила спокойно:

– Я не считаю, что кому-нибудь удастся отнять у меня Венецию, мистер Прайс. Видите ли, она мне как дочь.

На это Майк дипломатично ответил, что рано лишился матери, и она, леди Селлингэм, заменит ему ее. Он также выразил пожелание, чтобы они чаще виделись, и она обязательно должна посетить Бернт-Эш и помочь как специалист в обновлении интерьера его дома. Попытаться сделать его таким же очаровательным, как ее собственный симпатичный домик! И так далее, и тому подобное… Да, язык у него подвешен, с неприязнью подумала леди Селлингэм.

– Мне он не понравился, Минни, – призналась она потом своей старой и верной служанке. – Ничего не скажешь, красив, но недостаточно хорош для миссис Селлингэм.

Минни, седовласая, в очках, коротко ответила:

– Лучше не скажешь, миледи. На вид он очень хорош, но кое в чем еще мальчик. Не годится для миссис Селлингэм, и после мистера Джефри…

– Не будем вдаваться в подробности, – мягко остановила ее леди Селлингэм.

Перед ней стояла трудная задача. Она знала, что, придя домой, Венеция немедленно позвонит ей и спросит ее мнение. И Венеция ожидает честного ответа. Ни разу в жизни леди Селлингэм намеренно не лгала, но на этот раз придется поступиться своими принципами. У нее не хватит духа хулить Майка перед лицом радостной любви, которую Венеция и не пытается скрывать.

Вне всякого сомнения, она влюблена… у кого, спрашивала себя леди Селлингэм, хватит смелости развеять эту веру? Таким образом, когда Венеция позвонила, старая женщина пошла на компромисс со своей совестью:

– Он очень привлекателен… несколько молод для тебя, конечно, но вместе вы прекрасно смотритесь, моя дорогая, так что можешь не переживать на этот счет.

– Вы не одобряете? – сдавленным голосом спросила Венеция.

Леди Селлингэм закрыла глаза и, попросив у Бога прощения, сказала:

– По-моему, если двое по-настоящему любят, они станут счастливой парой, моя дорогая.

– И вы благословите меня?

– О, конечно.

– Я понимаю, что он ничуть не похож на Джефри, – добавила Венеция.

Извиняющийся тон в голосе Венеции очень не понравился леди Селлингэм.

– Дорогая девочка, сравнения всегда отвратительны. Этих двух мужчин никак нельзя сравнивать. Я без притворства говорю тебе, что нет никакого риска выходить замуж за такого молодого спортсмена, как Майк Прайс, но последнее слово должно остаться за тобой.

На этом разговор был закончен.

Вместе с тем подруга Венеции, Барбара Кин, решительно возражала против ее брака. Тем же вечером, после возвращения Венеции от леди Селлингэм, Барбара заехала к ней выпить рюмочку и в своей прямой и беспощадной манере попыталась отговорить Венецию от ее нового замужества.

– Ты меня знаешь… Я не собираюсь нянчиться с тобой из-за того, что ты витаешь в облаках, – заявила она.

Две женщины уселись друг против друга в гостиной Венеции. Барбара – изящная, ультрасовременная, больше похожая на американку, чем на англичанку, с ее длинными ногами и прекрасными туалетами, которые поступали из Нью-Йорка, включая шляпку от «Хетти Карнеги» – маленькую, плоскую как блин, чудом сидевшую на коротко подстриженной головке. Ее руки были унизаны кольцами и браслетами, и она имела привычку смахивать пепел с сигареты ногтем. Венеция, в домашнем халате, выглядела немного уставшей. В ее мягких глазах можно было прочесть обиду.

– Я в самом деле не понимаю, что ты имеешь против Майка – сказала она.

– Милочка, не будь дурой. Я не собираюсь разыгрывать из себя ревнивую стерву из-за того, что ты отхватила молодого красавчика. Тебе хорошо известно, что я люблю тебя и не собираюсь сидеть и смотреть, как ты гибнешь.

– Я отказываюсь признать это, – холодно заметила Венеция.

Жестокие и разрушительные обвинения Барбары действовали как холодный душ после дружеской терпимости Германа и благосклонного согласия леди Селлингэм.

Однако Барбару трудно было остановить.

– Не надо быть надменной со мной, голубушка. Смотри фактам в лицо.

– Я уже начинаю уставать от того, что все мне говорят – смотри фактам в лицо. Я прекрасно понимаю, что к чему. Я старше Майка на двенадцать лет и между нами в основном нет ничего общего, за исключением того, что мы не можем жить друг без друга. Потом он так же, как и я, хочет переделать свой дом в Бернет-Эш и…

– И? – переспросила Барбара, глядя внимательно на умолкнувшую подругу. Венеция покраснела и ответила:

– Ты стараешься убедить меня, что это только безрассудная страсть с его и моей стороны, которая долго не продлится, и что я потом горько пожалею, и что Майк станет мне изменять с какой-нибудь девушкой и не примет Мейбл?

– Венеция, голубушка, ты страшно нервная сегодня и совсем потеряла голову.

Венеция взглянула на худое красивое лицо Барбары почти с ненавистью.

– Ты исключительно злая, циничная и подозрительная женщина, Барбара, – сдавленно проговорила она.

– Я и не отрицаю, – хрипло рассмеялась та. – Такой меня сделала жизнь. А ты не хочешь, чтобы она сделала тебя такой же. До сих пор ты жила в романтических грезах, какие только могут быть у женщины в этом ужасном мире. Я признаю, что они испарились со смертью Джефри, но ты все еще молода и сможешь к ним вернуться, и потом у тебя есть дочь, которая обожает тебя. Что тебе еще нужно?

– Ты хочешь сказать мне, что мужчина в доме не нужен?

– В доме? В твоей постели! Всякий раз, когда тебе захочется его, голубушка. Умоляю – делай правильный выбор, если хочешь, чтобы ваша любовь длилась до гробовой доски.

– Докажи, что Майк мне не подходит.

– Ты что – из ума выжила? Сама не видишь?

– Нет, не вижу.

– О Господи, не дай влюбиться, – простонала Барбара.

– Хотя я никогда не была романтическим созданием. Ты прелесть, Венеция. Я не хочу расстраивать тебя и от души обниму и скажу, что страшно рада видеть тебя снова замужем. Но почему Майк Прайс?

Венеция покрылась красными пятнами. Она поднялась и, приблизившись к окну, посмотрела сквозь прозрачные занавески на сияющее солнце глазами, полными слез.

– Ты пытаешься отравить мне жизнь, – глотая слезы, сказала она.

Барабара, прикрыв один глаз, другим насмешливо посмотрела на прямую, как у девушки, спину Венеции, – Меня не разжалобишь! Я, черт возьми, говорю из лучших побуждений. Я горой за тебя, Венеция, и ради тебя пойду на все. Ты самая милая и искренняя женщина, которых я когда-либо знала. Я не могу не восхищаться тобой. Но я отказываюсь вести себя как другие и говорить тебе в лицо: «Как это все мило!», и при этом шушукаться за твоей спиной.

Венеция резко обернулась и спросила:

– Так о чем же они шушукаются?

– Голубушка, я пришла не для того, чтобы пересказывать сплетни. Ты, черт возьми, сама прекрасно знаешь, насколько люди лицемерны… они обожают льстить тебе в лицо, а за спиной говорить разные гадости. Лично я желанный гость во многих приличных домах, хотя абсолютно уверена, что, когда за мной закрывается дверь, мне начинают перемывать косточки. Разве не так?

– Да, ты не лицемерка, но, мне кажется, тебе не следовало бы говорить, что я не должна выходить замуж за Майка.

Барбара нахмурила брови и загасила сигарету в пепельнице.

– О, Боже, ты ставишь меня в трудное положение.

– Ну, если ты хочешь оставаться до конца честной, скажи что ты имеешь против Майка?

– Я плохо его знаю.

– Значит, ты не вправе судить о нем, – сказала Венеция. – Но я знаю его достаточно.

– Ты же не испытываешь к нему неприязни?

– Ничуть. Это невозможно. С ним весело. Он бесподобно танцует. Я встречалась с ним на двух-трех вечеринках и, доложу тебе, – он возбуждает. К тому же у него чертовски красивое лицо.

– Позволь тебе сказать, что я тебя не понимаю.

Барбара посмотрела в упор на подругу.

– Послушай, милочка, ты хочешь знать правду – так знай. Я ничего не имею против его молодости, хотя лет через десять ты почувствуешь, что выдыхаешься рядом с этой динамо-машиной… Сейчас ты выглядишь как картинка и тебе больше тридцати не дашь. Я даже нисколько не сомневаюсь, что он будет любить тебя какое-то время, но, насколько и разбираюсь в мужчинах, Майк Прайс – эгоист высшей пробы и пустозвон. В первую очередь он будет думать о Майке Прайсе, а во вторую – о Венеции. Вот мое мнение. Ты говоришь, ему тридцать три. Так вот, он ведет себя так, словно вчера окончил Оксфорд, О да, он может быть хорошим брокером, и ты можешь представить мне кучу доказательств, что он уравновешенный и трудолюбивый человек, но серьезности в нем ни на грош… Он по натуре плейбой. С плейбоями хорошо водить компанию, они прекрасные танцоры, но плохие мужья. В особенности для таких, как ты. Вот я и выложила тебе все начистоту. Короче говоря, он темная личность!

Венеция с мрачным видом выслушала эту речь. Она стояла, молча теребя шифоновый платок длинными тонкими пальцами, затем сказала:

– Да… в выборе слов ты не стесняешься.

– Не сердись на меня. Я твоя лучшая подруга, голубушка.

– Было бы очень печально, – продолжала Венеция, – если бы я хоть на минуту поверила тебе. Барбара пожала плечами и заметила:

– Еще не поздно отказаться.

– Спасибо, – усмехнулась Венеция, – отменять помолвку я не собираюсь.

Барбара снова пожала плечами, вынула из сумки сигарету и поднесла золотую зажигалку.

– Больше мне нечего сказать. Я сделала все, что должна была сделать подруга. Может, я не права, надеюсь, что так. Разумеется, я с тобой, чтобы ты ни делала.

. – Не знай я тебя так хорошо, Барбара, я и вправду подумала бы, что ты это делаешь нарочно, – сказала Венеция.

– О Венеция, дорогая, – простонала Барбара, – перестань, ради Бога! Мы слишком долго знаем друг друга.

– Все равно… я не знаю никого, кто имел бы право быть такой… такой жестокой.

– Вот уж не согласна, – упрямо возразила Барбара. – Но будь по-твоему. Извини. Я была жестока.

Венеция села и тоже закурила. Барбара заметила, что ее пальцы дрожат, а лицо бледное как мел.

– Мне не нужны твои извинения.

– Милочка, я искренне сожалею, если огорчила тебя, – добавила Барбара мягким голосом, не знакомым большинству из ее окружения. – Выходи за своего Майка и будь счастлива, если действительно считаешь, что это правильно. Может, у вас что-нибудь и получится. Тогда я возьму свои слова обратно.

– Я верю, что получится. Майк не повеса и не эгоист. Он очень внимателен ко мне. Ты не правильно о нем судишь! Он жизнелюб и ведет себя как мальчишка, но если он веселый парень, любит свою охоту и все такое, это вовсе не означает, что он плейбои. Это звучит очень оскорбительно.

– Извини.

– Он достаточно целеустремленный и умеет быть серьезным, – прибавила Венеция. Барбара вздохнула.

– Для тебя он, конечно, идеал.

– Никто не идеален. Я не настолько глупа, чтобы так считать. Но Майк лучше, чем ты думаешь.

– А ты не думаешь, чем это может обернуться для твоей дочери?

– Что ты имеешь в виду?

– Примерно через пару лет тебе надо будет вывозить ее в свет. Я не думаю, что Майк годится на роль отчима.

Если в, глубине сердце Венеции и было готово согласиться с этим, она решила не показывать вида. Как бы стараясь заглушить предупреждение, прозвучавшее где-то в глубине подсознания, она решительно возразила:

– Они будут друзьями.

– О'кей. А что по финансовой части?

– О… ну да, конечно, ты готова поверить, что он соблазнился моими деньгами. Я не отрицаю – все охотно поверят этому.

Барбара вновь вздохнула.

– Ну, это твое дело… Я все-таки осмелюсь предположить, что Майк любит вас обоих – тебя и твои деньги. Неплохой союз.

Кровь снова хлынула к щекам Венеции.

– Ты сейчас в самом деле отвратительна, Барбара. Непонятно, почему я пускаю тебя в свой дом.

– Пора заказывать такси, – спросила Барбара.

– Не будь дурой. Барбара улыбнулась.

– Так мы все еще друзья?

– Да, конечно, но мне так хочется, чтобы Майк тебе понравился. Уверяю тебя, он женится вовсе не на деньгах. Я готова поклясться. Нет, он не охотник за приданым… честное слово, Ба, я бы знала, будь это так. Я не такая уж законченная дура, как ты считаешь.

Барбара пожала плечами.

Глава 7

– Чертово время… оно летит так быстро, – сказал Майк Прайс. – Как бы я хотел остаться здесь еще на один месяц!..

Он брился в ванной. Венеция, сидевшая за туалетным столиком, услыхала его слова и хотела было ответить, когда Майк спросил ее:

– А ты не хотела бы?

Венеция положила кисточку для ресниц и задумалась.

Это был их медовый месяц. Приближалась к завершению вторая неделя, которая началась в Париже, продолжилась на юге Франции, откуда они перебрались на север страны и теперь пребывали в Довиле.

Из Англии самолетом была доставлена их машина, преподнесенная Венецией Майку в качестве свадебного подарка – роскошная открытая «лагонда». Майк любил открытые машины, но по просьбе Венеции всегда опускал верх. Впрочем, во Франции можно было не бояться простуды – погода стояла теплая. Казалось, для Венеции ничего уже не имеет значения. Только бы бесконечно длилась эта идиллистическая красота Лазурного берега да горячие объятия Майка.

Как хорошо было просыпаться и видеть рядом с собой загорелого, полного сил мужчину, его мальчишескую голову с темными вьющимися волосами, уткнувшуюся в подушку, смотреть в эти голубые глаза, когда он просыпается!

Для Венеции такой образ жизни был немного обременительным, так как Майк не хотел нигде останавливаться больше чем на одну-две ночи. Он обожал перемены. Он ездил с такой сумасшедшей скоростью, что порой заставлял ее вздрагивать, но она ни разу не призналась, что боится, и не просила сбавить скорость, лишь поправляла шарф, повязанный поверх головы, и косилась на Майка, облаченного подобно молодому французу в белые шорты, рубашку и берет, лихо сдвинутый набекрень. Под жарким солнцем, откинув верх, они мчались по дорогам Франции, ели вкусные блюда, пили прекрасные вина, останавливались в самых роскошных гостиницах и проводили много времени на пляжах, купаясь в воде, которая сверкала и блестела как синяя масляная краска. Майку никогда не бывало жарко. При любой возможности он нанимал лошадь и поутру, когда было еще прохладно, объезжал окрестности. В такие дни Венеция спокойно отдыхала и собиралась с силами, готовясь к новому дню. Она тоже загорела, не боясь солнца и свежего воздуха. Но в отличие от мужа к вечеру она уставала. Уже после первых двух недель брака разница в годах дала о себе знать. Иногда Венеция говорила себе, что даже девушка одних с ним лет не смогла бы угнаться за Майком. И все же она была счастлива, радуясь тому, что в равной степени делает счастливым и его.

Они побывали в Каннах и в Монте-Карло. Французские мальчишки с неизменным восторгом встречали мчащуюся «лаговду». Здесь, в Довиле, было прохладно, и Венеция была благодарна этому городу; вдвойне она была благодарна выпавшему на ее долю трехдневному отдыху.

Они заняли роскошный номер в «Отель Норманди», из окон которого можно было любоваться яблонями в тихом саду. Майк нашел одного «профессионала» и подолгу играл с ним в теннис. Венеция сидела на стуле возле корта с твердым покрытием, гордясь тем, что ее муж несколько раз вчистую обыграл француза. «Профессионал», утирая лоб, заявил мадам, что месье должен играть в большой теннис. Его игра просто превосходна! Венеция смотрела на потное загорелое лицо Майка и доброжелательно улыбалась, замечая на его лице выражение тщеславия. Близко уз-дев Майка, она открыла для себя еще одну черту в его характере – он не отличался большой скромностью. Но она находила очаровательным и забавным, когда он охотно внимал лести вместо того, чтобы воспринимать ее так, как воспринял бы средний англичанин; «О, не такой уж я хороший игрок». Майк, определенно, был о себе высокого мнения.

Хотелось ли ей продлить эти бурные, немного лихорадочные недели? Трудно сказать. Она не решилась ответить на этот вопрос, поскольку в глубине души чувствовала, что готова вернуться домой.

Вскоре Майк появился в ее комнате, вытирая лицо полотенцем после душа. Его волосы были взъерошены. Как молодо он выглядит, подумала Венеция. Она успела одеться, и теперь на ней было белое с зеленым платье из хлопка, а волосы зачесаны назад, и собраны в узел. Из украшений Венеция надела недорогие под золото клипсы, купленные Майком в «Казино» прошлой ночью. Она увидела эти украшения в одной из витрин и захотела их приобрести.

Они проиграли в «железку» до двух часов. Венеции везло, и она выиграла пятнадцать тысяч франков. Она собиралась потратить их на подарки, но Майк сзади подошел к ней (они играли за разными столами), увидел перед ней кучу жетонов и протянул к ним свою загорелую руку.

– Одолжи мне немного, милая. Я проигрался. И разноцветные кружочки быстро перекочевали в карман Майка. Венеция все еще не могла без трепета видеть этот теплый зовущий огонек в его глазах и после всего безумия последних двенадцати дней никак не могла свыкнуться с мыслью, что она миссис Прайс; что со вдовой Джефри Селлингэм произошла удивительная метаморфоза. В «Казино» Майк обещал вернуть одолженные жетоны, но опять проиграл. Возвращаясь в отель под огромными россыпями звезд, он не переставал жаловаться на фатальное невезение, преследовавшее его за игральными столами. К тому же в «Казино» было страшно жарко. Самое неприятное заключается в том, что он потратил почти все туристские чеки. Венеции придется подождать, пока он не сможет вернуть ей все то, что он взял у нее взаймы (в последние два дня он только и делал, что одалживал у нее).

– Не беспокойся, милый, – сказала она, прижимаясь к нему. – Все, что я имею, – твое.

– Ты ангел, – произнес он, целуя ее в макушку.

Деньги ее мало волновали. Беда только в том, что с собой у нее не было франков, на которые она хотела бы купить подарки своей дочери и матери Джефри.

За границей она получила две весточки от Мейбл. Письма дочери следовали за ней и, наконец, догнали ее в этом городе. Одно из писем она прочла Майку. Оно его позабавило, и он от души смеялся.

«Очень надеюсь, что ты классно проводишь время. У нас тут стоит страшная жара и, наверняка, во Франции тоже жарко. Я начала вести пятилетний дневник, который бабушка подарила мне на день рождения, и описала в нем вашу свадьбу. Я написала, что ты была очень красива, что было много народу и мне понравилась роль твоей подружки, пусть даже ты и не походила на настоящую невесту…»

– Хотел бы я знать, что у нее на уме, – улыбнулся Майк.

– Я не очень уверена, – рассмеялась Венеция, – но, пожалуй, она считает, что на невесте должна быть белая фата и флердоранж. Вот послушай, что она здесь пишет о нас: «Моя мама была красивой в шелковом платье цвета бледного табака с жемчужным ожерельем в три ряда и в большой черной шляпе, из-под которой выбивались ее золотистые волосы…»

– Мне это нравится – «золотистые волосы», – заметил Майк.

– Мейбл вступила в романтическую полосу, – сказала Венеция и продолжила чтение письма:

«Муж мамы, которого я буду называть дядя Майк, был очень красивым в светло-сером костюме с белой гвоздикой. Со мной согласны все наши девочки, и я жду-не дождусь летних каникул, когда мы сможем покататься с ним верхом. Я забыла сказать, что у мамы были в руках роскошные орхидеи, присланные ей дядей Майком. Банкет в „Кларидже“ прошел просто здорово. На нем была тетя Барбара, она была со мной очень мила, хотя в общем она мне не нравится. Все было очень хорошо, и шафер, Тони Уинтерс, принес мне мороженое. А я даже покраснела, когда он сказал, что я хорошенькая. На мне было нежно-розовое платье с розами. Их тоже прислал дядя Майк, и еще он подарил мне часы…»

Наивное письмо не столько растрогало Венецию, но, по крайней мере, убедило ее в том, что Мейбл ничего не имеет против того человека, который заменит ей отца. Майк продолжал смеяться над письмом и сказал, что Мейбл «милый ребенок», но возразил против «дяди Майка», поинтересовавшись, чья это была идея.

– Мой дорогой, – ответила Венеция. – Как еще ей называть тебя?

Он сказал, что Мейбл может обращаться к нему просто по имени; ведь ей уже пятнадцать, и он только в два раза старше ее.

В ответном письме Венеция попросила дочь не называть отчима «дядей».

В каждую из удивительных ночей медового месяца, лежа в объятиях мужа, Венеция ощущала полное блаженство, убеждаясь лишний раз в правильности сделанного выбора.

Сейчас ей больше всего хотелось вернуться домой и снова увидеть Мейбл, поскольку ребенок не все лето проведет с ней. Венеция обещала хотя бы на три недели отправить дочь к бабушке. Впервые во время летних школьных каникул они будут разлучены на столь длительное время.

Майк не горел желанием увидеть Мейбл в Бернт-Эш, когда они вернутся туда.

– Мейбл владела тобою пятнадцать лет. Наступила моя очередь, – сказал он. – Давай побудем одни в начале нашей совместной жизни… хотя бы на первых порах.

Если Венеция и не была согласна с ним, она ничего не смогла противопоставить его льстивой ревности. Приятно сознавать его желание, чтобы она принадлежала только ему одному.

С другой стороны, как долго они будут оставаться одни? Это необходимо выяснить.

Майк подошел к ней и положил руки на ее плечи.

– Разве нельзя наскрести еще немного франков и остаться? – спросил он со вздохом.

– Дорогой, я не могу, – ответила она, глядя на его отражение в зеркале. – И я считаю, что нам пора домой.

– Значит, завтра рано утром двинем в спешном порядке в Ле-Турке, а оттуда в Англию. Жаль!

Она томно склонила голову на его ладонь.

– В конце года мы получим деньги и снова отправимся сюда.

– Я хочу собрать друзей и на зиму отправиться куда-нибудь, – заметил он.

Венеция промолчала. Слова Майка смутили ее, так как она не любила лыжи. Ей ненавистна была сама мысль о горных отелях, а Швейцарию она любила по-настоящему только летом. После смерти Джефри она поклялась, что никогда не возвратится в страну, где в горах летом отдыхала вместе с ним.

Она молча принялась наводить порядок на туалетном столике и убирать косметику в ящик.

– Кажется, я никогда не спрашивал тебя, умеешь ли ты кататься на лыжах, дорогая? – спросил Майк.

– Я пыталась, но они мне не понравились, хотя Швейцария наверняка должна понравиться Мейбл. Мы могли бы взять ее куда-нибудь с собой на Рождество. В ее возрасте она должна уметь кататься на коньках и лыжах.

Венеция, продолжая следить за лицом Майка в зеркале, заметила, как оно омрачилось, а уголки губ опустились вниз. Но в следующую секунду он опять улыбался.

– Хорошо… посмотрим!

Она подумала:

«Он не хочет, чтобы Мейбл была рядом. Разумеется, Барбара сказала бы, что я сумасшедшая, если пытаюсь, едва выскочив замуж, гнуть свое. Мне надо запастись терпением и приручать его постепенно».

– Чем мы сегодня займемся? – спросила она наконец.

– Хм… ты помнишь парня, с которым вчера вечером мы болтали в баре?

– Этого довольно симпатичного американца?

– Да. Оказалось, что у нас с ним одно увлечение.

– Лошади?

Майк улыбнулся и, протянув руку к портсигару Венеции, взял сигарету.

– Да. Он держит скаковых лошадей в Вирджинии. Между прочим, он приглашает нас к себе. Можно приехать в любое время и остановиться у него, если мы когда-нибудь соберемся в Штаты. В Париже он по делам и на уик-энд сумел выбраться в Довиль. Мы с ним хотели бы проехаться на Ривьеру… это неподалеку от того места, где во время Второй мировой войны высадились американцы. Помнишь, дорогая, я показывал тебе эти пляжи, когда мы проезжали мимо?

– Да, помню.

– А чем ты хотела заняться?

Венеция, не говоря ни слова, встала. Майк обнял ее, с удовольствием оглядывая ее стройную фигуру. Никому не приходит в голову, что она на двенадцать лет старше его, подумал он, проводя рукой по ее тонкой талии. Это просто чудо, что она так хорошо сохранилась. Правда, прошлой ночью Венеция жаловалась, что набрала вес благодаря французской пище… Если она хочет сохранить эту девичью талию, то дома ей придется сесть на строгую диету. У него не просто красивая жена, но и надежный друг. Просто здорово, что не нужно экономить после того, – как Венеция перевела на его счет изрядное количество денег. Порой он пугался, что она устает, а прошлой ночью жаловалась, что ей нездоровится… Все же он обожал ее.

Он объяснил ей, что американец, Рендольф Саттон, имеет письменное приглашение какого-то французского виконта, а у этого виконта есть замок в Ламарше и отличная конюшня.

– Я вызвался подбросить Саттона до Ривьеры на машине, если ты не возражаешь, милая. Мы пробудем там часа два, не больше, и мне кажется, что ты не горишь желанием отправиться с нами.

Она не возражала. Утро обещало быть опять жарким, и она собиралась написать несколько писем и приобрести подарки, пусть даже не очень дорогие.

Тем не менее, она была несколько уязвлена, что, не спросясь ее, Майк уже договорился отправиться на встречу с этим американцем.

– Ты не хотела бы поехать с нами, дорогая? – быстро вставил Майк.

– Нет ни малейшего желания, – ответила она. – Кроме того, «лагонда» рассчитана на двоих.

– И моя Венеция, – проговорил он, целуя ее в щеку, – не выдержит часовую болтовню о лошадях.

Он пошел, насвистывая, в ванную. Венеция надела кольца, подошла к окну и посмотрела на залитые солнцем кроны зреющих яблонь. Через два месяца яблоки нальются соком, их превратят в сидр или кальвадос, к которому Венеция пристрастилась в последнее время, хотя предпочитала обычный коньяк. Нормандия ей полюбилась. На этом модном курорте она была впервые. Ей было приятно бродить по затененным улочкам среди буйства цветов. Майк здесь бывал раньше; это место приводило его в неописуемый восторг. Венеция со временем обнаружила, что у ее мужа двойственный характер. Он наполовину любитель спорта, наполовину – лондонский бездельник. Признаков того, что он рвется к работе, гордится своей фондовой биржей она почти не замечала. Такое заключение немного огорчило Венецию. Джефри любил свою работу. Но он был издателем, всегда интересовался книгами и, бывало, говорил, что независимо от того, сколько у него денег, ему всегда хочется что-то делать. Он часто подчеркивал, что не создан для праздной жизни.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации