Текст книги "Тень Хранителя"

ПОПЕЧИТЕЛЬНИЦА

ДЛЯ ПРИУМНОЖЕНИЯ СИЛ В МОМЕНТЫ

ОПАСНОСТИ МОЖНО ОСТОРОЖНО СОЕДИНЯТЬ

ПОТЕНЦИАЛ ПРИТЯЖЕНИЯ И ОТТАЛКИВАНИЯ

ПРОТИВОПОЛОЖНЫХ НАЧАЛ, ИНОГДА

НАЗЫВАЕМЫЙ СИЗИГИЕЙ. НО ПРИ ЭТОМ

НЕЛЬЗЯ ЗАБЫВАТЬ, ЧТО ДЕЛАТЬ ЭТО СЛЕДУЕТ

ПРИ ОБЯЗАТЕЛЬНОМ СОБЛЮДЕНИИ БАЛАНСА

ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЕЙ. ЕГО НАРУШЕНИЕ

МОЖЕТ СТОИТЬ ТЕБЕ РАССУДКА.

ПУТЬ ВАЗЯ

Вонь была тошнотворной, просто нестерпимой. Мабатан не могла заставить целительницу отдать ей свою одежду, и все маленькое помещение было насквозь пропитано кисловатым затхлым смрадом ее пота с гнилостным душком снадобья.

– Не буду я ничего есть! – раздраженно выкрикнула целительница, швырнув тарелку с едой через всю комнатку.

Миска разбилась о стену и осыпалась на пол осколками, которые смешались с бренными останками двух других тарелок и кружки – их она точно так же размозжила о стену еще утром.

– Сядь, – приказала ей Мабатан самым суровым тоном, на который была способна, но Аландра продолжала мерить комнату шагами.

Глаза ее были затуманены обуревавшим ее желанием, она ничего вокруг себя не видела, ничего не хотела слышать. Чтобы привести ее в чувство, Мабатан подставила ей подножку. Аландра споткнулась и упала, но тут же вскочила.

– Будь внимательнее, – холодно сказала Мабатан и протянула целительнице еще одну чашку травяной настойки.

Аландра сжала ее в руках и посмотрела на Мабатан так, будто прикидывала, разбить чашку о голову своей мучительницы или нет. Но вскоре она успокоилась, поднесла чашку к губам и прошептала:

– Скажи мне, почему ты так ненавидишь снадобье, и я это выпью.

Мабатан вдруг почувствовала сильнейшую усталость.

– Как и все вазя, я бывала во многих местах, мне довелось повидать страшные результаты войны Дария с Роуном Разлуки…

– На месте лесов и городов возникли пустыни, животные и люди были истреблены или изуродованы. Об этом ты мне уже говорила, я это еще в прошлый раз поняла. Мне ясно, о чем ты думаешь, но еще хочется знать и то, что ты чувствуешь. Мне нужно понять причину твоей ненависти.

Бросив на целительницу взгляд, полный презрения, Мабатан попыталась успокоиться и дышать ровнее. То, о чем просит ее эта девушка, уже слишком. Мабатан была здесь вовсе не для того, чтобы делиться с ней сокровенными мыслями. В любом случае, она не собиралась рассказывать о них никому из ловцов видений.

– Вот говоришь, что любишь детей, чувствуешь, что они отличаются от других, что они необычные, толкуешь, что они – наша единственная надежда. Если в этих словах есть хоть крупица правды, сядь и возьми себя в руки. И не трать время впустую на дурацкие вопросы.

– Если я не могу понять, чем ты здесь занимаешься, как же мне верить твоим словам, соглашаться с тем, что ты делаешь?

Мабатан подумала, что не позволит Аландре так легко сбить себя с панталыку.

– Тебе вовсе не обязательно мне доверять. Роун пытался тебя в свое время предостеречь, и тогда ты ему верила. Ты и сама прекрасно знаешь, до чего тебя довело снадобье. Лучше бы тебе верить в то, что ты знаешь и чувствуешь сама.

– А ты, Мабатан из народа вазя, во что веришь ты?

Сколько же еще ей придется сидеть в этой вонючей комнате с этой упертой целительницей? У нее комок подкатил к горлу, сдавило сердце.

Подавшись вперед, Мабатан взяла ловца видений за руку.

– Аландра. – Целительница попыталась выдернуть руку, но Мабатан была сильнее. – Я – Мабатан из народа вазя, верю в то, что Дарий должен быть убит, снадобье уничтожено, а дети освобождены от страха бездны. Если Виллум ошибается и нет никаких шансов на то, что ты согласишься выступить в этой борьбе на нашей стороне, тогда, Аландра, освободи меня от моего долга перед тобой. Освободи меня – я уйду своим путем, и у тебя появится возможность избрать себе иную судьбу.

Целительницу пробила дрожь, и она передалась от ее рук Мабатан. Из трещин в полу и потолке стали вылезать белые сверчки – их были десятки, сотни, вскоре все помещение словно завибрировало. Что же это за сила такая обрушилась на ловца видений?

– Что ты делаешь? – потрясенно прошептала Аландра. По ее голосу и глазам Мабатан поняла, что целительница поражена происходившим не меньше, чем она.

– Я и сама в толк не возьму, – ответила Мабатан, пытаясь сохранить самообладание.

Но чувствовала она себя так, будто в груди ее вот-вот что-то взорвется, а когда сверчки начали петь, жизненные силы ее устремились вовне, соединяя ее сердце с сердцем Аландры. Пение насекомых достигло такой силы, что возникло впечатление звукового водоворота, который стал засасывать их в свою воронку. Целительница, не отрываясь, смотрела округлившимися от ужаса глазами в глаза Мабатан. Вскоре звуковая вибрирующая волна поглотила их полностью, выдернула из оков плоти, лишила власти над собой и вышвырнула за пределы этого мира.

МАБАТАН ЧУВСТВУЕТ СЕБЯ СТРАННО – БУДТО ВСЯ ОНА РАСПУХЛА И ГЛАЗА ВИДЯТ СРАЗУ ВО ВСЕХ НАПРАВЛЕНИЯХ. НО В ГОЛОВЕ ОЩУЩАЕТСЯ ВИБРАЦИЯ, КОТОРАЯ ОГЛУШАЕТ ЕЕ, НАКАТЫВАЕТ И СПАДАЕТ КАК ПРИЛИВЫ И ОТЛИВЫ. ВВЕРХУ ПРОНОСЯТСЯ ОБЛАКА, ПОД НОГАМИ КОЛЕБЛЕТСЯ И РАЗВЕРЗАЕТСЯ ЗЕМЛЯ, ВСЕ ВОКРУГ ОБЪЯТО БУРЕЙ. ОНА ПЫТАЕТСЯ СОСРЕДОТОЧИТЬСЯ, ЧТОБЫ СОХРАНИТЬ ЦЕЛОСТНУЮ КАРТИНУ ОКРУЖАЮЩЕГО.

КРИКИ ПЕРЕРАСТАЮТ В НЕУЕМНЫЙ РЕВ. ОН СЛОВНО МОЛОТИТ ЕЙ ПО КОЖЕ КАК ХОЛОДНЫЙ, МАСЛЯНИСТЫЙ ОГОНЬ, СМРАДНЫЕ ЯЗЫКИ КОТОРОГО, РАЗДУВАЕМЫЕ БУРЕЙ, НАЧИНАЮТ ЕЕ ДУШИТЬ. ОТКРЫВ ГЛАЗА, ОНА ВИДИТ ГОЛОВУ ОГРОМНОЙ ГАДЮКИ С ОСКАЛЕННЫМИ КЛЫКАМИ. МАБАТАН ПЫТАЕТСЯ УВЕРНУТЬСЯ ОТ ИСПОЛИНСКОГО ЧУДОВИЩА, НО НАПРАВЛЕНИЕ, В КОТОРОМ ОНА ДВИЖЕТСЯ, ОКАЗЫВАЕТСЯ ПРОТИВОПОЛОЖНЫМ ТОМУ, КОТОРОМУ ОНА ХОЧЕТ СЛЕДОВАТЬ. ЕЕ ТРЕВОГА УСИЛИВАЕТСЯ, КОГДА ДЕВУШКА ПОНИМАЕТ, ЧТО ЕЕ НЕПРЕОДОЛИМО ТЯНЕТ К ОГРОМНОМУ РАЗЛОМУ.

НА НЕКОТОРОМ УДАЛЕНИИ ОНА ВИДИТ НОВАКИН, РАСТЯНУВШИХСЯ НАД ПРОПАСТЬЮ. ПО ИХ ПРОРЖАВЕВШИМ ТЕЛАМ ХЛЕЩЕТ ЛИВЕНЬ. НЕЛЬЗЯ ПОЗВОЛИТЬ ЧУДОВИЩУ БЛИЗКО К НИМ ПОДОБРАТЬСЯ. НО ВНЕЗАПНО ОХВАТИВШИЕ ЕЕ ПАНИКА И УЖАС СМЕНЯЮТСЯ ВОЛНОЙ ПЕЧАЛИ И РАДОСТИ, НО ЭТО НЕ ЕЕ ЧУВСТВА.

ДЕТИ ЗДЕСЬ. ЗДЕСЬ! МАБАТАН СКАЗАЛА ПРАВДУ!

БИЕНИЕ СЕРДЦА, ОЩУЩЕНИЕ ОБЛЕГЧЕНИЯ ОТ ТОГО, ЧТО МЫСЛИ, БУРЕЙ ПРОНОСЯЩИЕСЯ В ГОЛОВЕ МАБАТАН… ПРИНАДЛЕЖАТ АЛАНДРЕ!

ОТЕЦ РАССКАЗЫВАЛ ЕЙ КАК-ТО ОБ ЭТОМ. В ТАКИЕ ВРЕМЕНА, КОГДА ВОЗНИКАЕТ ОТЧАЯННАЯ ПОТРЕБНОСТЬ, ЛЮДИ МОГУТ СВЯЗЫВАТЬСЯ МЕЖДУ СОБОЙ, ОБЪЕДИНЯТЬСЯ В ГАРМОНИЧНОМ СООТВЕТСТВИИ. СИЗИГИЯ! ДА, ОН ИМЕННО ТАК НАЗЫВАЛ ЭТО ЯВЛЕНИЕ.

СВЕРЧКИ ЧАСТО ОБЕРЕГАЮТ ЛЮДЕЙ, О КОТОРЫХ ГОВОРИТСЯ В ПРОРОЧЕСТВАХ. ОНИ СПАСЛИ ЛАМПИ, НЕОТСТУПНО СЛЕДОВАЛИ ЗА РОУНОМ, НЕ СПУСКАЛИ ГЛАЗ С ВИЛЛУМА, КОГДА ТОТ СТРАНСТВОВАЛ ПО ПУСТОШИ. ОНИ ЧАСТО ГОВОРЯТ С МАБАТАН О НОВАКИН, ИХ БОЛЬШОМ ЗНАЧЕНИИ ДЛЯ БУДУЩЕГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА. ДЕТЯМ НУЖЕН КТО-ТО, КТО МОГ БЫ О НИХ ЗАБОТИТЬСЯ И НЕ ПРИНИМАЛ БЫ УЧАСТИЯ В ГРЯДУЩИХ БИТВАХ. ПОЭТОМУ СВЕРЧКИ И СОЕДИНИЛИ ЕЕ ЖИЗНЕННЫЕ СИЛЫ С СИЛАМИ ЦЕЛИТЕЛЬНИЦЫ, ТЕМ САМЫМ СДЕЛАВ ВОЗМОЖНЫМ ПЕРЕМЕЩЕНИЕ СЮДА АЛАНДРЫ. НО ТЕПЕРЬ, КОГДА ДЕЛО СДЕЛАНО, МАБАТАН ОТЧЕТЛИВО ПОНИМАЕТ, ЧТО ЕЙ НЕОБХОДИМО РАЗОРВАТЬ ЭТУ СВЯЗЬ, РАЗРУШИТЬ СИЗИГИЮ НЕМЕДЛЕННО, ПОТОМУ ЧТО МЕЖДУ НИМИ НЕВОЗМОЖНО ПОДДЕРЖИВАТЬ РАВНОВЕСИЕ.

МЕДЛЕННО СУЖАЯ СФЕРУ СВОЕГО ВОСПРИЯТИЯ, МАБАТАН ТЕМ САМЫМ ДАЕТ ВОЗМОЖНОСТЬ АЛАНДРЕ УВЕЛИЧИТЬ ЗНАЧЕНИЕ ЕЕ СОБСТВЕННОГО ПРИСУТСТВИЯ. МАБАТАН СТАНОВИТСЯ МАЛЮСЕНЬКОЙ, КАК ПЫЛИНКА, ЛЕТЯЩАЯ НА МОЛЕКУЛЕ ГАЗА В ЛЕГКИЕ ЧУДОВИЩА, В КОТОРОЕ ПРЕВРАТИЛАСЬ АЛАНДРА, НО ОТТУДА ЕЕ С НЕУДЕРЖИМОЙ СИЛОЙ ВЫНОСИТ В БУШУЮЩУЮ СТИХИЮ ЧУДОВИЩНОЕ ДЫХАНИЕ. КОГДА МОЛЕКУЛА ОПУСКАЕТСЯ НА ПОВЕРХНОСТЬ ЗЕМЛИ, МАБАТАН ПОЗВОЛЯЕТ СЕБЕ ВЕРНУТЬСЯ В ОБРАЗ, ПРИСУЩИЙ ЕЙ В КРАЮ ВИДЕНИЙ, И СМОТРИТ ВВЕРХ.

НЕ ОДНА, А ДЕВЯТЬ ГОЛОВ КАЧАЮТСЯ НА ДЛИННЫХ ШЕЯХ, ИЗ ИХ ОСКАЛЕННЫХ, ИСТЕКАЮЩИХ СЛЮНОЙ ПАСТЕЙ ВЫСОВЫВАЮТСЯ РАЗДВОЕННЫЕ ЯЗЫКИ. ДУШЕРАЗДИРАЮЩИЕ ВОПЛИ ОГЛАШАЮТ ПРОСТРАНСТВО, КОГДА ОДНА ГОЛОВА УДАРЯЕТСЯ О ДРУГУЮ ТАК, ЧТО СОТРЯСАЕТСЯ ВСЕ ТЕЛО ЧУДОВИЩА. ОНО ПЫТАЕТСЯ УСТОЯТЬ НА СКАЛИСТОЙ ПОЧВЕ, НО СПОТЫКАЕТСЯ И ПАДАЕТ, ОТ ЧЕГО ПОД ЛАПАМИ У МАЛЕНЬКОГО ГОЛУБОГО КРОЛИКА СОДРОГАЕТСЯ ЗЕМЛЯ.

МАБАТАН КРИЧИТ:

«АЛАНДРА!»

ВЗДРОГНУВ ПРИ ЗВУКЕ ИМЕНИ, ВСЕ ДЕВЯТЬ ГОЛОВ КАК ПО КОМАНДЕ С ПУГАЮЩЕЙ СИНХРОННОСТЬЮ ПОВОРАЧИВАЮТСЯ, ЧТОБЫ ВЗГЛЯНУТЬ ЧЕРНЫМИ МИНДАЛЕВИДНЫМИ ГЛАЗАМИ НА КРОЛИКА НЕБЕСНОГО ЦВЕТА. В ЭТИХ БЕЗДОННЫХ КОЛОДЦАХ БЕЗ ТРУДА МОЖНО УТОНУТЬ КАК В ОМУТЕ. НО СВЕРЧКИ ОБЪЯСНИЛИ ЕЙ, ЧТО В КРАЮ ВИДЕНИЙ МОГУЩЕСТВО ДАЛЕКО НЕ ВСЕГДА СООТВЕТСТВУЕТ РАЗМЕРУ И ВНЕШНЕМУ ОБЛИКУ.

СПОКОЙНЫМ ДОВЕРИТЕЛЬНЫМ ГОЛОСОМ ОНА СНОВА ВЫКРИКИВАЕТ:

«АЛАНДРА! ЭТО Я – МАБАТАН! ТЫ ЖЕ ЗНАЕШЬ МОЙ ГОЛОС. ТЕБЕ ПРИДАЛИ ФОРМУ ГИДРЫ! ТЫ САМА И ЕСТЬ ТО ЧУДИЩЕ, КОТОРОЕ ВИДИШЬ. НЕ НАДО ТЕБЕ БОЛЬШЕ СРАЖАТЬСЯ С САМОЙ СОБОЙ!»

ВСЕ ДЕВЯТЬ ГОЛОВ ПОКАЧИВАЮТСЯ И ИЗРЫГАЮТ ОГОНЬ.

«ПОСЛУШАЙ МЕНЯ, АЛАНДРА! ГИДРА – МОГУЧИЙ ЗАЩИТНИК, НО, ЧТОБЫ ПОМОЧЬ ДЕТЯМ, ТЕБЕ НУЖНО НАУЧИТЬСЯ ЭТО ДЕЛАТЬ».

ЧЕРНЫЕ ГЛАЗА СВЕРКАЮТ, ШЕИ ГИДРЫ ТАК ДЕРГАЮТСЯ, БУДТО ХОТЯТ ОТОРВАТЬСЯ ОТ ТЕЛА. МАБАТАН ОПАСАЕТСЯ, ЧТО ЦЕЛИТЕЛЬНИЦА САМА СЕБЯ МОЖЕТ РАЗОРВАТЬ НА ЧАСТИ, ПОЭТОМУ ОНА ГРОМКО И ПРОНЗИТЕЛЬНО СВИСТИТ НА ВЫСОКОЙ НОТЕ. СПЛЕТАЮЩИЕСЯ ШЕИ ЗАМИРАЮТ, ГОЛОВЫ МЕДЛЕННО ПОВОРАЧИВАЮТСЯ ОБРАТНО К КРОЛИКУ.

МАБАТАН НЕПОДВИЖНО СТОИТ НА МЕСТЕ, КОГДА ВСЕ ДЕВЯТЬ ГОЛОВ С РАСКРЫТЫМИ ПАСТЯМИ И ПОБЛЕСКИВАЮЩИМИ КЛЫКАМИ ПРИБЛИЖАЮТСЯ К НЕЙ.

«ДЕВЯТЬЮ ПАРАМИ ГЛАЗ ТРУДНО ЧТО-ТО ТОЛКОМ РАЗГЛЯДЕТЬ. НО ЕСЛИ ТЫ СМОЖЕШЬ ВЕРНУТЬСЯ К СВОЕЙ СУЩНОСТИ – К ТОЙ ЧАСТИ СЕБЯ, КОТОРОЙ ТЫ БЫЛА, ПРОНИКАЯ В КРАЙ ВИДЕНИЙ, – ТЫ НАЙДЕШЬ СИЛЫ, ЧТОБЫ ВЕРНУТЬ СЕБЕ КОНТРОЛЬ НАД СОБОЙ».

ВСЕ ГОЛОВЫ ГИДРЫ ВДРУГ БРОСАЮТСЯ К МАБАТАН, РАЗДУВАЯ НОЗДРИ, КЛАЦАЯ ЧЕЛЮСТЯМИ И ПЫТАЯСЬ ЕЕ СХВАТИТЬ. ЧЕТЫРЕ КОГТИСТЫЕ ЛАПЫ СО СВИСТОМ РАЗРЫВАЮТ ВОЗДУХ И КРОШАТ СКАЛЬНУЮ ПОРОДУ, НО МАБАТАН СТОИТ СЕБЕ КАК НИ В ЧЕМ НЕ БЫВАЛО И СПОКОЙНО ЖДЕТ, ОКРУЖИВ СЕБЯ ЗАЩИТНЫМ БАРЬЕРОМ ПАМЯТИ.

В ЭТИХ МЕСТАХ В СТАРОДАВНИЕ ВРЕМЕНА ИЗБРАННОГО НОСИТЕЛЯ ТРАДИЦИЙ ЕЕ НАРОДА ОБУЧАЛИ ПРЕМУДРОСТИ КРАЯ ВИДЕНИЙ, И НЕКОГДА ОНИ ПРЕДСТАВЛЯЛИ СОБОЙ ПОДЛИННЫЙ РАЙ. ЕЕ ПРАБАБУШКА АИТУНА ПОМНИЛА, ЧТО ЗДЕСЬ БЫЛО ТОГДА И ЧТО СТАЛО ПОТОМ – РАЗРУШЕННАЯ И ОБЕЗЛЮДЕВШАЯ ПУСТОШЬ. ГОРЕ НЕПОПРАВИМОЙ УТРАТЫ ПЕРЕДАЕТСЯ УЖЕ НА ПРОТЯЖЕНИИ ЧЕТЫРЕХ ПОКОЛЕНИЙ, А ВМЕСТЕ С НИМ – ТОСКА ПО БУДУЩЕМУ. НО МАБАТАН ЧУВСТВУЕТ СИЛУ В СЕРДЦАХ НОВАКИН И, ОЩУЩАЯ ИХ НЕИССЯКАЕМУЮ НАДЕЖДУ, ДОПУСКАЕТ, ЧТО КОГДА-НИБУДЬ ВСЕ, МОЖЕТ БЫТЬ, ЕЩЕ ВЕРНЕТСЯ НА КРУГИ СВОЯ.

ОНА НЕ МОЖЕТ СКАЗАТЬ, СКОЛЬКО ЕЙ ПРИХОДИТСЯ ЖДАТЬ, НО ГИДРА НАКОНЕЦ УТИХОМИРИВАЕТСЯ, И ПО ГЛАЗАМ ЕЕ МОЖНО ПОНЯТЬ, ЧТО В НЕЙ ЖИВЕТ ПАМЯТЬ О ТОЙ, КТО НЕКОГДА НАЗЫВАЛ СЕБЯ АЛАНДРОЙ.

«ИДИ К ДЕТЯМ, АЛАНДРА. ИДИ!»

ГИДРА С ВОЕМ И СТОНАМИ НАПРАВЛЯЕТСЯ ТУДА, ГДЕ НАД РАЗЛОМОМ ЛЕЖАТ НОВАКИН. КОГДА ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЖЕЛЕЗНЫХ ДЕТЕЙ ВИДЯТ ЖУТКУЮ ТВАРЬ, ОНИ НИСКОЛЬКО НЕ ПУГАЮТСЯ, НАОБОРОТ, УЗНАВ ЕЕ, ОНИ УЛЫБАЮТСЯ. ИХ МЕТАЛЛИЧЕСКИЕ ТЕЛА СКРЕЖЕЩУТ ОТ НАПРЯЖЕНИЯ, МАЛЕЙШЕЕ ДВИЖЕНИЕ – ДАЖЕ ЕЛЕ ЗАМЕТНАЯ УЛЫБКА, МОЖЕТ ПРИВЕСТИ К ТОМУ, ЧТО ИХ РАЗОРВЕТ НА ЧАСТИ.

ВЦЕПИВШИСЬ В КРАЯ РАЗЛОМА ИЗЪЕДЕННЫМИ РЖАВЧИНОЙ, РАСТРЕСКАВШИМИСЯ ПАЛЬЦАМИ, ОНИ МЕДЛЕННО ПОВОРАЧИВАЮТ ШЕИ И ГОВОРЯТ:

«АЛАНДРА!»

«МЫ СОСКУЧИЛИСЬ ПО ТЕБЕ!»

«НАКОНЕЦ-ТО ТЫ К НАМ ПРИШЛА!»

ГИДРА ОПУСКАЕТ ГОЛОВЫ И ВОДИТ ИМИ В ВОЗДУХЕ НАД НЕДВИЖНЫМИ ДЕТЬМИ, НО ВДРУГ ОСТАНАВЛИВАЕТСЯ, КАК БУДТО ОПАСАЯСЬ, ЧТО ЕЕ ПРИКОСНОВЕНИЕ МОЖЕТ ПРИНЕСТИ ИМ ВРЕД. ОНА ЗЛОБНО РЕВЕТ, ПОДНЯВ ГОЛОВЫ К НЕБЕСАМ И ИЗРЫГАЯ ОГОНЬ. В НЕИСТОВСТВЕ БУРИ ПЛАМЯ ПРЕВРАЩАЕТСЯ В МАСЛЯНИСТУЮ СУБСТАНЦИЮ, КОТОРУЮ ГИДРА СЛИЗЫВАЕТ ВСЕМИ СВОИМИ ЯЗЫКАМИ С НЕБЕС И, ВЫТЯНУВ ДЛИННЫЕ ШЕИ, С ЛЮБОВЬЮ СМАЗЫВАЕТ ЯЗЫКАМИ ПРОРЖАВЕВШИЕ ДЕТСКИЕ ТЕЛА И СУСТАВЫ.

КРОЛИК СОДРОГАЕТСЯ ОТ ВИДА ЭТОГО ЗРЕЛИЩА, А ДЕТИ СТОНУТ ОТ ОБЛЕГЧЕНИЯ, ПОВТОРЯЯ:

«СПАСИБО ТЕБЕ, АЛАНДРА!»

«ТЕПЕРЬ МОЯ ОЧЕРЕДЬ!»

«И МЕНЯ ТОЖЕ ОБЛИЖИ!»

ГОЛОВЫ СПИРАЛЯМИ ДВИЖУТСЯ ВО ВСЕХ НАПРАВЛЕНИЯХ, ОБВОЛАКИВАЯ ЦЕЛИТЕЛЬНОЙ СМАЗКОЙ КАЖДОГО РЕБЕНКА. ДЕТИ ОБЛЕГЧЕННО ВЗДЫХАЮТ, И ЗВУКИ ЭТИ РАЗДАЮТСЯ В УНИСОН С ДОВОЛЬНЫМ УРЧАНИЕМ, ИСХОДЯЩИМ ИЗ САМОГО ЧРЕВА ГИДРЫ, КОТОРОЕ, КАЖЕТСЯ, ТОЖЕ ПРИЗВАНО ОБЛЕГЧИТЬ СТРАДАНИЯ НОВАКИН И ИСЦЕЛИТЬ ИХ. ПОТОМ АЛАНДРА РАСТЯГИВАЕТСЯ НАД РАЗЛОМОМ, ВОНЗАЯ ОГРОМНЫЕ КОГТИ С КАЖДОЙ ЕГО СТОРОНЫ, МЫШЦЫ ЕЕ НАБУХАЮТ ОТ УСИЛИЙ ТУГИМИ УЗЛАМИ.

«АЛАНДРА, – КРИЧИТ ЕЙ МАБАТАН, – МНЕ НАДО ИДТИ».

ОДНА ИЗ ГОЛОВ ПОВОРАЧИВАЕТСЯ К МАБАТАН, И ПОПЕЧИТЕЛЬНИЦА НОВАКИН КИВАЕТ ЕЙ СО СПОКОЙНЫМ ДОСТОИНСТВОМ. ИЗ ЦЕЛИТЕЛЬНИЦЫ ДЕТЕЙ ОНА ПРЕВРАЩАЕТСЯ ТЕПЕРЬ ЕЩЕ И В ИХ ПОПЕЧИТЕЛЬНИЦУ. МАБАТАН ЕЙ ПОЧТИ ЗАВИДУЕТ. ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, АЛАНДРА НАШЛА СВОЕ МЕСТО ТАМ, ГДЕ В НЕЙ БОЛЬШЕ ВСЕГО НУЖДАЮТСЯ, И ОНА БУДЕТ ОСТАВАТЬСЯ ЗДЕСЬ ДО ТЕХ ПОР, ПОКА ОНИ НЕ ОДЕРЖАТ ПОБЕДУ ИЛИ ПОТЕРПЯТ ПОРАЖЕНИЕ. А МАБАТАН, НАОБОРОТ, НАДО ПРИНИМАТЬСЯ ЗА РЕШЕНИЕ СЛЕДУЮЩЕЙ ЗАДАЧИ, ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЯ НЕ ТОЛЬКО О ТОМ, ЧТО ОТ НЕЕ ПОТРЕБУЕТСЯ, НО И ПОЧЕМУ ЭТО КОМУ-ТО НАДО. НО ДЛЯ НЕЕ ЭТО НЕВАЖНО – ЕДИНСТВЕННОЕ, ЧТО ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЕ, ЧТО СТОИТ ЛЮБЫХ ЖЕРТВ, ЭТО ВОЗВРАЩЕНИЕ ЭТИХ МЕСТ К ТОМУ СОСТОЯНИЮ, В КОТОРОМ ОНИ ПРЕБЫВАЛИ В СТАРОДАВНИЕ ВРЕМЕНА.

И ПОТОМУ, БРОСИВ ПРОЩАЛЬНЫЙ ВЗГЛЯД НА ДЕТЕЙ, МАБАТАН СКАЧЕТ ПРОЧЬ, В СТОРОНУ ОТ РАСШИРЯЮЩЕЙСЯ БЕЗДНЫ, И ЗАВЫВАНИЯ ВЕТРА НЕУМОЛИМО ВОЗВРАЩАЮТ ЕЕ ОБРАТНО В МИР.

ДНЕВНИК РОУНА РАЗЛУКИ

ТО БЫЛО КОШМАРНЕЙ ЛЮБОГО ВИДЕНИЯ,

НО КРИСПИН СВИДЕТЕЛЬ ТОМУ И ВАЛЕРИЯ:

ГЛАЗ КАЖДЫЙ ВРАЩАЛСЯ В СВОЕМ НАПРАВЛЕНИИ;

КОГДА ОН СМОТРЕЛ НА ТЕБЯ В ПРИБЛИЖЕНИИ,

КРИЧАЛ ТЫ ОТ СТРАХА, ОТ БОЛИ, СМЯТЕНИЯ,

А ЖИЗНЬ ПОКИДАЛА ТЕБЯ, ВНЕ СОМНЕНИЯ,

НЕСПЕШНО, ПО КАПЛЕ ПРОДЛЯЯ МУЧЕНИЯ,

НЕСЯСЬ В ПУСТОТУ, ЗА ПРЕДЕЛ РАЗУМЕНИЯ,

ЗА ГРАНЬ ТОГО ВЕЧНОГО УСПОКОЕНИЯ,

ЧТО СМЕРТЬ ВСЕМ ПРИНОСИТ НАМ БЕЗ ИСКЛЮЧЕНИЯ.

БАРТОЛЬД, ВИДЕНИЕ № 782, 38 ГОД ДО НАШЕЙ ЭРЫ,

ДНЕВНИКИ КРАЯ ВИДЕНИЙ ПЕРВОГО ВНУТРЕННЕГО ПРЕДЕЛА

Я проклят навечно, – читал старик. – Я навлек на мир неисчислимые бедствия. И кара моя оказалась настолько страшной, что любые действия, какие бы я ни предпринимал в жизни, чтобы сохранить этот мир, вели лишь к большему его разрушению. Тогда я понял, что не могу в одиночку выстоять против этого бедствия. Чтобы исправить все, что я сотворил, понадобятся совместные усилия трех поколений.

Ты, Роун из Негасимого Света, вместе с сестрой своей возглавишь это движение, потому что это мой грех, а в жилах ваших течет моя кровь. К тому же в вас воплощено наследие Негасимого Света. Чтобы вы не были одиноки в предстоящей борьбе, со мной объединились другие, и они пообещали, что их потомки вас поддержат. Отверженные тоже встанут на вашу сторону. Они лучше других смогут понять, кто вы такие на самом деле. Один из них, кто к тебе ближе всех остальных, поможет тебе обрести веру в себя, когда ты будешь меньше всего на это рассчитывать, но когда она больше всего тебе понадобится.

Уже принесены неисчислимые жертвы; но впереди вас ждут еще более тяжелые испытания. И хотя шансы на успех невелики, мы сделали все, что в наших силах, чтобы удача сопутствовала вам там, где мы потерпели поражение. Этот дневник – лишь одно из наших многочисленных усилий, направленных на то, чтобы вам помочь.

Можешь судить меня как угодно строго – мне нет прощения за грехи мои. Единственное, о чем я прошу тебя, – никогда не принимай мои ошибки за намеренное зло. Я верил в то, что открыл чудо – гораздо более легкий путь к божественному началу, чем кто-то мог бы вообразить. Но я ошибся. Я слишком поздно понял, что все мои благие намерения оказались ничем по сравнению с жаждой власти. То, что я счел даром свыше, человек, которого я полагал своим другом, решил использовать в качестве оружия… и тот раскол, который образовался между нами, заполнила тень. С того самого момента я пытался понять своего врага и собрал здесь все свои знания и опыт. Для тебя. Воспользуйся ими как можно лучше.

Когда старик прервал чтение, Роуна передернуло. В его мыслях и чувствах царил такой сумбур, что он закрыл глаза и мысленно попытался все разложить по полочкам. Сильнее других чувств в нем бушевало негодование – это точно. Он испытывал к Роуну Разлуки такую же ненависть, как к Святому и ловцам видений. Все они видели в нем не самостоятельного человека, не его самого, а некое существо, у которого не было выбора. Но именно это обстоятельство вселяло в него некоторую надежду. Он был «не один».

И крыса была с ним с того самого дня, как он совершил первое странствие в Край Видений. Значит, вазя были на его стороне. Это ведь крыса в нынешнем поколении была хранителем их истории и традиций. Она должна была быть потомком Аитуны, той самой, которая присоединилась к Роуну Разлуки в его борьбе. А это означало, что и Мабатан, точно так же, как сам Роун, должна была поддержать дело, которое он отстаивал. А кто еще? Виллум, Энде, Кира? Надо будет спросить их, когда он с ними снова увидится. С другой стороны, Роун никак не мог согласиться с тем, что вместе с ним это движение было предназначено «возглавить» его сестре. Ведь это означало, что она должна будет вернуться в Город. Не надо ей туда возвращаться!

Роун открыл глаза и увидел сияющее от гордости, улыбающееся лицо Лампи. «Один из них, тот, который к тебе ближе всех остальных, поможет тебе обрести веру в себя, когда ты будешь меньше всего на это рассчитывать, но когда она больше всего тебе понадобится». Лампи тоже, получается, был предугадан и предречен задолго до своего появления на свет. Предугадан и избран… Кем – сверчками? Но он вроде в эту схему не вписывался. Ведь получалось, что грехи, тяжким бременем лежавшие на нескольких поколениях, к нему не имели никакого отношения. Значит, он пошел за Роуном, поверив, что дело его правое. И это стало самым сильным аргументом за то, что он должен взять на себя предназначенную ему ответственность.

– Откуда же он мог узнать о нашем существовании, о том, что мы сюда придем? – спросил Лампи.

Старик уставился в потолок, как будто на нем можно было прочесть ответ на вопрос юноши.

– Как сказано в их дневниках, девятерых из первого внутреннего предела нередко посещали картины будущего, являвшиеся им в Краю Видений. – Он сделал паузу и почесал кончик носа. – Это происходило в месте, которое один из них назвал «рекой, несущей время». В нее можно было погрузить руки и ощутить бег времени во всей его полноте. Из всей той группы самыми большими возможностями в этом плане обладал Роун Разлуки. Он наверняка видел больше, чем остальные. Поговаривали о том, что именно видения привели к тому, что он так изменился.

Он положил дневник в небольшую полость в стене и так закрыл ее каменной панелью, что заметить тайник было практически невозможно.

– Вот, посмотрите: я нашел его здесь. Причем на поиски дневника я потратил сорок лет и сам вполне мог бы его разыскивать еще столько же. – Он смолк, выжидающе глядя на Роуна и Лампи.

– Нуда, тайничок – лучше не придумаешь, – сказал Лампи.

– Да не в этом дело! – воскликнул старик, насупив брови. – Разве я ничего вам не сказал о сверчке?

Друзья отрицательно покачали головами, и старик стал что-то искать в разбросанных на столе и заляпанных кляксами бумагах. Наконец он нашел то, что искал, и поднял очередной лист, прикрывавший пустую чернильницу, в которой удобно угнездился белый сверчок.

– Уж не знаю, как сюда попало это насекомое, но как-то оно здесь очутилось. И устроилось именно на устройстве, открывающем тайник. Этим мерзким каменщикам из Оазиса в мастерстве не откажешь, правда?

– Так ты, получается, тоже из Оазиса? – с замиранием сердца спросил Роун.

– Я? Из Оазиса? Да как тебе такое могло в голову прийти? Я из Города. Думаю, не будет большого вреда, если я расскажу вам… Нет, слово, говорят, серебро, а молчание – золото… Хотя, конечно, прошло сорок лет, все они уже могли помереть. Так, должно быть, и случилось. Иначе ведь кто-нибудь должен был за мной прийти. Дарий всех их, наверное, переловил и поубивал. – При мысли о таком исходе он даже застонал. – Нет, нет, такого не может быть! Они еще живы, должны быть живы… Слишком уж они хорошо скрываются. Лучше бы мне по этому поводу не волноваться. – Он посмотрел на Роуна и Лампи с каменным выражением лица. – Простите, но больше я вам ничего сказать не могу.

– Ты, должно быть, гюнтер? – попытался угадать Лампи.

У старика отвисла челюсть, обнажив два ряда желтых зубов.

– Вы слышали о… гюнтерах?

– Мы совсем недавно с ними встречались, – ответил Роун.

– Да неужели? – Лицо старика вытянулось, он явно почувствовал облегчение, но тут же снова отчего-то расстроился. – Я так думаю, они сочли путешествие сюда за мной слишком рискованным.

Они все еще разыгрывают из себя мудрецов-идиотов? Электропроводку ремонтируют, бубнят себе под нос, тележки маленькие свои повсюду с собой катают, делают вид, что они такие неприметные? Хитровато взглянув на Роуна, Лампи изобразил самый серьезный вид и ответил:

– Да, мне кажется, так оно и есть.

Старик насмешливо фыркнул.

– Как только предложили выполнить это смертельно опасное задание, я вызвался добровольцем. Все время врать и притворяться было очень трудно и противно, но, когда Дарий поручил мне работу над этими его блокираторами и мне каждый раз делали выволочку за то, что я не считал правильным влезать в человечьи мозги, терпение мое истощилось!

Роуна огорошило это откровенное признание старика.

– Ты работал над созданием блокираторов?

– Я создал первую модель этого устройства, – хмыкнул он. – Но когда понял, как их собираются использовать, дал себе слово не горбатиться больше на этого зверя, и решил засесть за книги. В моем распоряжении были сотни тысяч книг – лучшая компания, о какой только может мечтать неглупый человек! Хотя, может быть, я снова слишком рационально подхожу к проблеме. Долгая жизнь отшельника, наверное, меня уже наполовину свела с ума. – Он щелкнул языком. – Или, по крайней мере, сделала мелочным, придирчивым занудой. Ну и что с того? Настоящие сумасшедшие те, кто принимает снадобье и сооружает всякие строения в других мирах.

– Строения, – сказал Роун. – Это именно то, что нам надо тут выяснить. Здесь должны быть карты Края Видений.

– Да, да, конечно, здесь полно этого добра, куча всяких карт.

– Можем мы их посмотреть? – спросил Лампи, с трудом скрывая охватившее его нетерпение.

– Несомненно. Они собраны в географическом зале, – сказал старик, кротко улыбаясь, но не двигаясь с места.

– Нам бы очень помогло, если бы ты проводил нас туда, – вежливо попросил его Роун.

– Прости. Господи, отвык от общества. Сейчас провожу вас. – Едва оторвавшись от стула, гюнтер внезапно замер. – Но все-таки… Нет. Не стоит об этом даже упоминать. Это может быть воспринято как наглость с моей стороны, – пробормотал он. – Правда, если быть объективным, у большинства людей есть хотя бы одно…

– Если ты расскажешь мне о своей проблеме, может быть, я смогу тебе помочь, – сказал ему Роун.

Старик взглянул на него со странно детским выражением на лице.

– Видишь ли… эта проблема достаточно деликатна… она, собственно говоря, касается моего… имени.

– Мне казалось, у гюнтеров вместо имен номера, – заметил Лампи.

– Именно так. Но, видите ли, после сорока с лишним лет мой номер куда-то затерялся. Точнее говоря, я его запамятовал.

– Мы могли бы дать тебе временный номер, – предложил Роун.

– Об этом не может быть и речи, – пробурчал старый гюнтер. – Он может принадлежать кому-нибудь другому. Это невозможно! – убедительно сказал он, а потом с застенчивой улыбкой добавил: – И к тому же… я придумал себе такое славное имечко…

– Интересно какое? – ободряюще спросил его Лампи.

Лицо старика озарила лукавая улыбка. Облизнув губы, гюнтер медленно выговорил, смакуя каждый звук:

– …Алджернон.

Роун с Лампи одобрительно кивнули.

– Вам понравилось? Я нашел его в одной пьесе. Ее написал Оскар Уайльд. Умный был человек. И очень забавный. Я когда читал, очень смеялся. Не над именем, конечно, – над пьесой. Да еще как хохотал! Вот чего недостает в Городе – смеха.

– Отличное имя ты себе выбрал! – сказал Лампи, протянув старику руку. – Очень рад нашей встрече, Алдже… Алджер?..

– Ну да, конечно, – воскликнул гюнтер. – Немножко длинновато, правда? Но, пожалуйста, пожалуйста, для краткости можете меня звать просто Алджи. Так ведь вам, наверное, будет проще?

– Прости, Алджи. Меня зовут Лампи.

Алджернон задумчиво пожал протянутую руку.

– Лампи. Это уменьшительное от Перлумпо?

Лампи покачал головой.

– Тогда, может быть, от Алюмпелль? Нет?

Опять не угадал… Наверное, от Клампингтон?

– Да нет, – хмыкнул Лампи. – Просто Лампи.

– Теперь понятно. Ну что ж, Лампи, Роун, позвольте мне проводить вас туда, где хранятся карты.

Но когда гюнтер неторопливо обходил стол, раздался оглушительный шум тревоги. Подняв меч-секач, Роун бросился к двери.

– Подожди, подожди! Не надо так торопиться! – крикнул Алджи, перекрывая звон возвещавших об опасности колоколов. – Этот звон просто дает мне знать, что кто-то попался в мою западню.

– Незваный гость.

– Да, наверное.

– А ты не хочешь пойти проверить, что там стряслось? – что было мочи заорал Лампи, и в этот момент звук тревоги стих. Смущенно взглянув на Роуна, он перевел глаза на Алджи, но теперь взгляд его стал жестким. – Ну что?

– Что – ну? – Алджи насупился, явно чувствуя себя не в своей тарелке. – Честно говоря, мне это не интересно. Мне вовсе не доставляет удовольствия общаться с людьми, которые суют свой нос, куда их не просят. Поэтому я и установил эти ловушки.

Лампи пришел в ужас.

– И ты оставляешь всех их там гнить? Там же повсюду полно скелетов валяется!

– Мне кажется, так и должно быть, – с виноватым видом сказал Алджи. – Хотя не так уж их там и много, если принять во внимание, что живу я здесь уже очень давно. Честно говоря, я думаю, это правильно, иначе библиотеку бы разграбили. Ты же знаешь, они не раз пытались ее вообще уничтожить. Они сюда еще попытаются вернуться, можешь не сомневаться. Любое подозрение – и они тут. А книги эти бесценные должны быть защищены. Но если тебе очень хочется, изволь, я даже рад буду пойти с вами посмотреть, кто на этот раз попался в мои сети. Судя по сигналу тревоги, кто-то попал на крючок, который я смастерил из книг. Значит, на этот раз к нам пожаловал любитель чтения.

– Только один? – спросил Роун.

– Ловушка сработала только одна. Но сколько в нее угодило незваных гостей, сказать не берусь. Там установлен такой подъемный блок, который срабатывает сразу, как только кто-то переступает порог левого прохода у развилки. Если захотите, мы сможем их там же освободить.

– И вот еще что, Алджернон, двое наших друзей ждут нас там, где собраны книги по физиологии.

Давай, возьмем их туда, где лежат карты. – Старый гюнтер кивнул. Роун обернулся к Лампи. – Пойдем, – сказал он, вспомнив о костях, подвешенных в сетке. – Этим пришельцам удалось невредимыми миновать первые ловушки, а это не так-то просто. Поэтому приготовимся к худшему.

Когда Роун с Лампи вышли из помещения и уже приближались к ловушке, до них донеслось музыкальное трио прекрасно поставленных голосов, приветствовавших их как нельзя более уместным четверостишием:

– Многие тщетно искали его, //только никто не нашел никого. //Кости остались одни от него, // ветер развеет их в прах – в ничего.[1]1
  Отрывок из старинной шотландской баллады «Два ворона» («The Twa Corbies»), вольно переведенной А. С. Пушкиным в 1828 г. Однако его стихотворение состоит из четырех четверостиший, в то время как в оригинале их пять, причем сказители цитируют именно пятое четверостишие, звучащее в оригинале так:
Mony a ane for him makes maen,But папе shall ken whaur he is gane.Over his banes when they are bare,The wind shall blaw for evermair.  – Прим. пер.


[Закрыть]

При звуке этих голосов Роун и Лампи расслабились. Перейдя в пещеру с высоким потолком, они приветственно замахали руками трем пленникам, запутавшимся в сети.

– Отсюда открывается прекрасный вид, вам бы тоже не мешало им хоть разок насладиться, – раздался громкий голос Камьяра. – Надеюсь, Талию с Доббсом вы еще не забыли?

– Рад видеть тебя, Роун! – приветствовал его Доббс.

Пока Лампи разбирался с подъемным блоком и медленно спускал всех троих на землю, Роун спросил:

– Разве вы не заметили предупредительные знаки?

– Но кто же сможет устоять перед Чосером! – воскликнул Камьяр. – Разве можно оставить это сокровище валяться в пыли? Это же позор! Скажи же нам, только не томи, что нас ждут и другие сокровища. – Камьяр поднял руки и, потягиваясь, выгнулся назад. – Вот так-то лучше. Я очень люблю моих спутников и друзей, но, надо сказать, мне совсем не нравится, когда меня упаковывают вместе с ними в такие сети.

– Надеюсь, вы никого больше не ждете, – сказала Талия, обняв Роуна. – А то мы решили закрыть вход и стереть предупредительные знаки.

– Похоже, мы снова попадем в эту же западню, если я возьму вон тот экземпляр «Путешествий Гулливера»? – Положив огромную лапищу на плечо Роуна, Доббс мечтательно смотрел на большую книгу с картинками.

– Когда ты увидишь, что мы здесь нашли, – улыбнулся Роун, – ты сразу о ней позабудешь.

Камьяр чуть не поперхнулся.

– Неужели вы и впрямь нашли целую библиотеку?

Роун еще никогда не видел сказителя таким взволнованным. Он кивнул.

– И кроме того, кое-кто здесь уже был, – сказал юноша. Его забавлял недоумевающий и одновременно восторженный взгляд сказителя и очень нравилось, что теперь настала его очередь делиться удивительной новой информацией. – Эту библиотеку лет сорок назад нашел один гюнтер, который с тех пор так тут и живет.

Бросив взгляд на спутников, будто ожидая от них подтверждения, Камьяр кивнул.

– Это, должно быть, легендарный гюнтер Номер Сто Двадцать Шесть. До своего исчезновения этот человек был инициатором проектов, над совершенствованием которых гюнтеры работают до сих пор – от защитных тканей до мысленно управляемых летательных аппаратов.

– Теперь он взял себе другое имя, – сказал Лампи, провожая друзей к входу.

– Это вызовет целую бурю в стакане воды, – рассмеялась Талия.

– Ну ладно, не томи, – сказал Камьяр, лукаво улыбнувшись, – что за имя он себе придумал?

– Алджи. Это уменьшительное от… – Лампи с надеждой взглянул на Роуна.

– Алджернон! – выпалил Камьяр. – Замечательно, – вздохнул он, но к имени гюнтера это не относилось. Лампи отошел в сторону, чтобы они лучше разглядели пещеру. – А где же книги?

Роун рассмеялся.

– То же самое спросил и Отар.

– А он тоже здесь? – бросил Доббс через плечо, торопливо подойдя к Лампи.

– И Имин, наверное, с ним? – поинтересовалась Талия.

Роун начал что-то объяснять, но Доббс, Талия и Камьяр, увидев горы книг, застыли в оцепенении.

– Нам очень повезло, что мы дожили до такого дня, – сказал Камьяр, стараясь запечатлеть в памяти этот торжественный момент.

Талия театрально вздохнула.

– Эти треклятые Владыки думали, что им удалось лишить мир надежды. Но знание развивается своими путями, и пути эти – неисповедимы. И вот – наглядное тому доказательство.

– Чего-чего, но такого я увидеть не ожидал, – проговорил добродушный Доббс. – Ущипните меня, пожалуйста, а то мне кажется, что я уже умер и попал на небеса. – Заметив высунувшуюся из-за стеллажа голову, он крикнул: – Отар! – тут же бросился к доктору, заключил его в медвежьи объятия и приподнял над землей.

– Доббс! Неужели это ты? Слава богу, ты цел и невредим, – проговорил Отар, пытаясь похлопать гиганта-сказителя по спине.

– Лет пятнадцать назад Отар спас мне жизнь, когда я укололся шипом ползучей лозы! От ее проклятого яда у меня до сих пор остались шрамы, – сказал Доббс Роуну и Лампи через плечо врача. Потом поставил доктора на пол, чуть отодвинул от себя, чтобы лучше разглядеть и добавил: – Я уже забеспокоился – целых пять лет о тебе ни слуху ни духу!