Текст книги "Небесная река"

– Ну конечно.

Особо срочных дел у меня не было, и небольшая ответная услуга не казалась мне непомерной платой за полученные сведения.

* * *

Я получил огромное удовольствие от общения с профессором Гиллиганом, а он, в свою очередь, заставил меня пообещать, что я буду держать его в курсе дела, и даже, возможно, приглашу его в группу. Да, это придется обсудить с остальными Бобами, но мне уже было ясно, что профессор обладает огромными познаниями и может быть нам полезен.

Следующим в моем списке был Говард. Я хотел поговорить с кем-то из Бобов о своих личных делах, и Говард показался мне идеальным вариантом, ведь он постоянно жил среди людей. Разговор с профессором Гиллиганом лишь подлил масла в огонь. Я отправил сигнал Говарду, и в ответ получил приглашение и адрес «мэнни».

Я зашел в «мэнни» и уже через несколько секунд оказался в квартире Говарда и Бриджит. Бриджит помахала мне, не вставая с кресла, и продолжила заниматься своими делами. Кажется, она работала на компьютере, но монитор, парящий в воздухе перед ней, был виртуальным. На нем отображались не только двумерные окна, но и голографические, интерактивные трехмерные объекты. Я заглянул в свои библиотеки и понял, что подобный вид компьютеров называется «Холст». Класс. Почти такая же хорошая метафора, как и те, что мы использовали в вирте.

– Привет, Уилл, – сказал Говард, жестом предлагая мне сесть на диван. – Как оно?

Я сел, посмотрел на свои руки и понял, что нахожусь в стандартном «мэнни». Не знаю, почему, но я рассчитывал, что мне выдадут модель «Боб».

– Э-э-э…

– Прости, дружище. Если тебе нужен «Боб», тогда тебе придется забрать его из общественной капсулы. У нас есть парочка…

– Общественных капсул?

– Стандартные и персонализированные «мэнни» для частных лиц и организаций, сдача напрокат, хранение на складе. Как автомобили, только «мэнни». Мы – я имею в виду Бобов – храним пару «мэнни» в каждом крупном городе. Плата за хранение минимальна.

– И чем вы за это платите? – спросил я и поднял руку, останавливая Говарда. – Прости. Я пришел задать всего пару вопросов, но они множатся быстрее, чем я успеваю их формулировать. Просидев двадцать лет на Вальгалле, я фактически вышел из игры и теперь чувствую себя отшельником, который спустился с горы и впервые увидел людей с мобильными телефонами.

Говард ухмыльнулся, видя мою растерянность. Даже Бриджит улыбнулась, не оборачиваясь, – похоже, она вполуха слушала наш разговор.

– Так, сначала отвечу на последний вопрос: памами. «Пам» – денежная единица, принятая в космосе, населенном людьми. Означает «принтер-автофабрика-минута». Фактически это стоимость одной минуты работы автофабрики.

– Но это смешно. Можно напечатать новые автофабрики, и у вас будет…

– Больше доступных минут работы автофабрик, но их ценность снизится из-за инфляции. То же самое происходило на Земле, если правительство одной из стран печатало много денег. Система обратной связи практически та же самая; экономист, живший в XXI веке, сразу бы в ней разобрался. Компании не хотят строить слишком много автофабрик, так как боятся, что стоимость пама снизится.

– Ну да, пожалуй, это логично, – отмахнулся я. – Но мне хотелось прояснить слова профессора Гиллигана о том, что стандартный человек может надеть «мэнни». Он сказал, что исследования данной проблемы проходят здесь. И что этими исследованиями занимаешься ты.

– Это не совсем так. Я… – Говард бросил взгляд на Бриджит, – …мы их финансируем, чтобы избежать ситуаций, подобных той, в которую попала экспедиция на Прометее… – Говард умолк, а я сочувственно кивнул. Гибель участников экспедиции стала сильным ударом для Говарда и Бриджит. – …Кроме того, так мы отчасти нейтрализуем «мэнни»-фобию, которая возникла в последнее время.

– Стивен об этом упоминал. Протесты в университетах?

– Ого, да ты реально отстал от жизни, – фыркнул Говард. – Твой друг-профессор читает лекции в университете на Вулкане, используя «мэнни», и против этого регулярно проходят протесты. Возражения, похоже, сводятся к тому, что он мертв, и поэтому не должен занимать место, которое могло бы достаться кому-то живому. Это главная, но далеко не единственная претензия. Кто-то может устроить пикет, даже если ты просто выйдешь погулять в «мэнни».

Я обхватил голову руками.

– Боже мой! И это широко распространено?

– Уилл, сейчас это местный феномен, но мы считаем, что он будет распространяться, когда все больше репликантов начнут использовать «мэнни». Я надеюсь, что если мы сделаем «мэнни», которыми смогут пользоваться люди, то это уже не будет ситуация «мы против них».

– Невероятно… – Я покачал головой. – Мне всегда казалось, что та история с Роуз, дочерью Бриджит – это просто единичный случай, отклонение от нормы. Но, похоже, это не так.

– Боюсь, что нет. Людям свойственно осуждать тех, кто не похож на них. Мы бессмертные, мы никогда не устаем, мы сильнее, быстрее, в общем, талантливее, чем био. Неудивительно, что люди боятся нас: они уверены, что мы их вытесним. – Говард сделал паузу; было видно, что эта тема ему неприятна. Затем он намеренно заговорил более веселым тоном: – В общем, сейчас машина не готова к выходу в свет, но все ее системы работают – по крайней мере, в лаборатории. Мы используем сфокусированные магнитные импульсы, чтобы, во‐первых, активировать области мозга, которые вызывают паралич во время сна, и, во‐вторых, стимулировать сенсорные зоны с помощью сигналов от «мэнни» и одновременно получать сигналы от мышц.

– То есть объект как будто спит, но на самом деле бодрствует, и поэтому все сигналы поступают на «мэнни».

– Именно. Все, что тебе нужно, – это гарнитура.

– И это будет как в том фильме с Брюсом Уиллисом – как в «Суррогатах».

– Ну, рано или поздно – да. Но, повторяю, эти процессы мы еще не отладили.

Я кивнул; услышанное поразило меня до глубины души.

– Говард, да ты превращаешься в настоящего магната.

– Ты же знаешь, кто такие магнаты? – ухмыльнулся Говард.

– Э-э-э…

– Похороненные тела мужчин сорока с лишним лет, которые решили заняться сноубордингом.

Я рассмеялся, но резко умолк.

– Погоди, ты же не…

– О да, – сказала Бриджит, не оборачиваясь. – У нас есть дом в Нью-Фэрбенксе. Он уже разбил четырех «мэнни», осваивая местные склоны.

Мы с Говардом улыбнулись друг другу. Мы так и не повзрослели, это точно.

17
Первый день в «Небесной реке»

Боб. Июнь 2334 г. «Небесная река»

Пять покрытых мехом «мэнни» набились в грузовой отсек полномасштабного беспилотника и сейчас находились в вакууме. Ядро экспедиции сформировали Билл, Гарфилд, Бриджит и я, а Уилл управлял запасным «мэнни». Как только мы проберемся во внутреннюю часть «Небесной реки», лишний «мэнни» мы припрячем – на всякий случай. Мы надеялись, что потерь во время операции у нас не будет, и поэтому запасной аппарат нам не понадобится. Но если мы лишимся двух машин, то, скорее всего, отменим экспедицию и пересмотрим нашу стратегию.

Дверь грузового отсека была открыта, и за ней виднелась стена… ну, какая-то стена. Даже выкрутив фотоумножитель своих глаз на максимум, я не мог разглядеть детали. Стена могла быть из бетона или из гладкого камня. Возможно, она даже цветная. Прямо в центре картинки находился еще более темный круг, за которым, как мне было известно, начинался стометровый тоннель, который вел в проем между внутренней и внешней оболочками.

Включить свет мы, конечно, не могли. Грузовой беспилотник, как обычно, был оснащен ледяным сердечником, чтобы уменьшить тепловое излучение, но сейчас, при открытом грузовом отсеке, уровень маскировки ухудшался. При таком уровне чувствительности, с которым работали эти штуки, даже небольшое количество инфракрасного излучения с темной стороны топополиса увеличит нашу тепловую нагрузку. «Мэнни» тоже не были оснащены теплопоглотителями, так что в инфракрасном спектре мы сияли, словно крошечные звезды. Нужно как можно быстрее добраться до тоннеля. Вряд ли какой-то буджум отправится патрулировать данный участок именно сейчас, но все мы твердо верили в закон Мёрфи.

– Выхожу на позицию, – сказал Гэндальф по каналу внутренней связи. – Боб, прыгай по моей команде. Все остальные, следуйте за ним через трехсекундные интервалы. Если облажаетесь, «бродяги» вас поймают. Не облажайтесь.

Я подмигнул Гарфилду, который стоял вторым в очереди. Я точно не знал, как именно автономные системы перевели этот жест, но в ответ он улыбнулся – ну, или изобразил квинланский эквивалент улыбки.

– Вперед.

Я присел, нацелился и прыгнул. Тело квинланца не особенно годилось для прыжков, но оперативная система легко адаптировалась к полученной команде. Я перелетел небольшое расстояние, отделявшее меня от дыры в стене, и ухватился за край отверстия. У меня было три секунды на то, чтобы освободить дорогу Гарфилду, поэтому я устремился во тьму.

Вскоре я почувствовал легкую вибрацию: за спиной у меня приземлился Гарфилд. Крошечные и тусклые светодиодные лампочки освещали нам путь. У меня не было опыта перемещения в невесомости, но в данном случае, похоже, пригодились рефлексы «мэнни», рассчитанные на движение под водой. Я успешно шел по тоннелю, лишь изредка корректируя свой курс.

Тоннель был узкий. «Геймеры» разрезали стенку по минимуму – ровно настолько, чтобы мы могли протиснуться. Хорошая стратегия – чем меньше мы потревожим реголит, тем лучше. К счастью, в своих расчетах они учли размеры квинланцев с рюкзаками. Квинланцы не носили одежду, если не считать церемониальных украшений, но самым распространенным модным аксессуаром были рюкзаки с кучей карманов и – учитывая любимый метод перемещения квинланцев – герметичные и водонепроницаемые. Создавая рюкзаки для себя, мы старались сделать их как можно более невзрачными и потрепанными, чтобы мы не были похожи на компанию, которая только что вышла из магазина спорттоваров.

У каждого из нас был стандартный набор, состоявший из самых распространенных квинланских вещей – сушеные закуски, предметы первой помощи, расческа и пилка для когтей. Но самый важный предмет – и тот, которым мы действительно собирались пользоваться – были квинланские деньги; их мы взяли с запасом. По местным меркам, все очень банально.

– Все зашли, – сообщил Гэндальф. – Удачи.

Мы собирались постоянно общаться с помощью УППСов, однако с этого момента возможность физического вмешательства исключалась. Мы действительно могли надеяться только на самих себя. Если один из нас «умрет», он покинет команду – по крайней мере до тех пор, пока не догонит нас на запасном «мэнни».

Уилл мог заменить одного из нас, если кто-то не сможет управлять своим «мэнни». По этой причине ему придется следить за продвижением отряда, чтобы быть в курсе событий, однако на просмотр журналов он потратит несколько секунд в день, не больше.

Я вышел из тоннеля и ухватился за удобно расположенный трос, который «геймеры» закрепили рядом с освещением. Продвинувшись чуть вперед, чтобы освободить место для остальных, я посмотрел наверх – и замер. «Небесная река» состояла из неподвижной внешней оболочки, сделанной из реголита, с вплетенными в него строительными элементами и чего-то вроде трехмерной сетки из углеволокна, а также вращающейся внутренней оболочки, состоявшей из металла и керамики. Этот металл и керамика образовывали некий метаматериал, усиленный той же самой карбоновой сеткой. Раньше я не замечал – а может, просто не обратил внимания – что расстояние между двумя оболочками составляло всего метров десять, не больше. Поскольку радиус структуры равнялся пятидесяти шести милям, кривизна любой из оболочек не была заметна ни с одной из точек наблюдения. Но я мог сориентироваться, потому что внутренняя оболочка вращалась.

Со скоростью более полумили в секунду.

Сейчас я стоял в десяти метрах от поверхности, которая двигалась со скоростью тысяча девятьсот пятьдесят миль в час. Я пытался убедить себя в том, что это иллюзия, но уговоры не помогали. И неважно, насколько гладкая эта поверхность: коснуться ее – все равно что прислониться к огромному точильному кругу. Помимо всего прочего, моего «мэнни» раскрутит так, что у него оторвутся конечности. На этом экспедиция для меня закончится, даже не начавшись.

Я оторвал взгляд от внутренней оболочки и сказал остальным:

– Из тоннеля выходите очень-очень осторожно. Я не шучу.

Через минуту мы собрались на внутренней поверхности внешней оболочки, держась за трос. Каждый потратил несколько целых секунд, глядя на открывшееся перед нами зрелище. Я никого не торопил; нужно было, чтобы суть происходящего дошла до каждого.

– Иду дальше.

Подкрепляя слова делами, я начал двигаться по поверхности, тщательно следя за тем, чтобы мои руки держались за трос, а ноги стояли на поверхности. Я точно знал, что не могу слышать шум, который издает вращающаяся оболочка, и не могу чувствовать ее вибрации. Если бы они были настолько сильные, чтобы передаваться через опоры, вся эта штука уже порвалась бы на части. И все-таки мой разум заполнял тишину басовитым гулом.

Мы не могли прокопать тоннель рядом с отсеком для буджумов, – ведь в противном случае кто-то неизбежно бы нас заметил. Кроме того, после «раскопок» нам приходилось очень тщательно убирать следы своей работы. В «экосистему» «Небесной реки» входили «собиратели», которые патрулировали пространство между оболочками, разыскивая обломки и прочий мусор. Поэтому нам пришлось проделать долгий путь от тоннеля до лифта. Большая часть механизма была погружена во внешнюю оболочку – внутренняя оболочка по-прежнему оставалась в десяти метрах от нас; система рельсов, находившаяся впереди, ускорит контейнер, чтобы он соединился с внутренней оболочкой на входе, или затормозит его, чтобы он пристыковался к внешней оболочке на выходе.

Мы занимались изучением мегаструктуры уже несколько месяцев, и все это время «геймеры» продолжали анализировать электрическую схему, которая управляет системой рельсов. Они обнаружили объекты, которые можно обойти, и переконструировали детали, которые можно заменить нашими. К сожалению, в итоге мы не могли быть уверены в том, что активирование лифтов не включит где-то сигнализацию. Поэтому нам все равно пришлось ехать к внутренней оболочке по одному, в маленьком беспилотнике-«шахтере».

«Геймеры» пригнали пару беспилотников, чтобы они забурились в реголит и добрались до рельсового пути. Теперь они же будут перевозить членов экспедиции. Как я уже упоминал, потеря двух «мэнни» станет для нас провалом.

Все еще держась за трос, мы пошли по траншее. Заканчивалась она сложной конструкцией из структурных балок и чем-то вроде магнитных направляющих, расположенных вдоль рельсов. На изучение мегаструктуры мы потратили столько времени и так часто устраивали «мозговые штурмы», что теперь знали о ней не меньше, чем о наших собственных кораблях.

– Народ, вот еще одна тонкость, – сказал Гэндальф. – Проходить придется по одному. Вероятность того, что лифты включатся, крайне мала, но если это произойдет, то мы почти наверняка кого-нибудь потеряем. Даже если бешено мчащийся лифт не задавит вас, его направляющие, скорее всего, выведут беспилотник из строя. Так что сожмем ласты на удачу.

– Ха-ха, – ответила Бриджит. – Это не ласты.

Ну да, конечно, любой биолог возмутился бы, услышав такое.

Мы продолжили двигаться в том же порядке, что и раньше, поэтому в механизме я оказался первым. Ничего особенного: залезай, подожди, пока закроется люк, не дай клаустрофобии одолеть себя (шкафчик по сравнению с этим показался бы огромным залом), дождись, когда беспилотник долетит до терминала лифта. Смыть, повторить.

Полет привел меня в ужас, потому что я чувствовал себя, как мешок с картошкой. Если что-то пойдет не по плану, я превращусь в кучу металлических опилок, даже не успев что-то сообразить. Беспилотнику нужно лететь по тщательно просчитанной полукруглой траектории с радиусом в пятьдесят шесть миль, не отклоняясь от нее более чем на полметра, и одновременно ускоряться с нуля до тысячи девятисот пятидесяти миль в час. Как два пальца.

Прошло минуты две, и вдруг раздался лязг. «Твою мать!» – заорал я. Но я находился в космическом вакууме, а там никто не слышит, как ты материшься.

– Что это было, черт побери? Я умер? – спросил я.

– Прости, Боб, – ответил Гэндальф. – Ошибочка в расчетах. Ты задел одну из опор, и у беспилотника краска слегка облупилась.

– А его груз слегка обделался, – буркнул я себе под нос.

Прошло несколько вечностей, и наконец дверь грузового отсека открылась. Я вышел на ту же платформу, которую уже видел раньше с помощью беспилотников-«шпионов».

– Я на месте, – объявил я, хотя необходимости в этом, скорее всего, не было.

Беспилотник уже взлетел и отправился за следующим пассажиром. Два беспилотника в шахте не разминутся, так что операция будет идти медленно. Во мне одновременно усиливались ужас и скука.

Нам пришлось использовать ручное управление шлюзами, поэтому на циркуляцию воздуха ушло много времени. Пройдя через шлюз, я оказался в том же длинном коридоре, где висели надписи, предупреждающие идиотов об опасности. Я усадил своего «мэнни» на пол и начал читать служебные журналы.

Прошло еще часа два, и наконец все мы были в сборе. Ужас и скука. Я беззвучно подал знак, и мы двинулись по коридору.

– Гэндальф, какие-нибудь конкретные инструкции есть? – спросил я.

Он должен был следить за нашими видео– и аудиотрансляциями, и поэтому знал, где мы.

– Нет, – ответил Гэндальф. – На аварийной лестнице датчиков сигнализации нет. Насчет лифтов я не уверен. Вы, конечно, можете проверить.

С одной стороны, лестница, скорее всего, более безопасный вариант. С другой стороны, они пролетели на беспилотнике-шпионе по лестнице, и оказалось, что до самого верха двадцать этажей. Это было слишком похоже на урок физкультуры.

Но если нас поймают на данном этапе, то это будет не только огромный провал, но и страшный позор. Тяжело вздохнув, я направился к лестнице.

Десять минут спустя мы добрались до верхнего этажа. Я приоткрыл дверь и выглянул наружу: никаких охранников, беспилотников или орков. Мы выскользнули с лестничной площадки и, как один, остановились, чтобы осмотреться.

Фойе было огромным, а фасад поражал воображение. Все здание построили с таким расчетом, что очень-очень много квинланцев будут входить в него и выходить одновременно. Это, конечно, не Центральный вокзал в Нью-Йорке, но, тем не менее, полномасштабный транзитный центр. Высокий потолок, что-то вроде искусственного мрамора на полу, скульптуры, а на стенах – картины. Чего-то совершенно абстрактного я не увидел, но квинланцы явно любили добавить изюминку к своему реализму, и в результате их картины напомнили мне работы Эшера и Дали. А их скульптуры – простые по форме, но богато украшенные, – были похожи на искусство индейцев Тихоокеанского побережья Северной Америки.

Одно было ясно: флегматичной и бесстрастной эту культуру назвать нельзя.

Я подметил еще одну деталь: в передней части здания находилась дверь, поднимавшаяся вверх. То есть изначально предполагалось, что пространство для входящих должно быть максимальным. Однако позднее администрация, похоже, решила преградить вход для местных – и не только с помощью электронной сигнализации: механизм, открывавший дверь, был намертво заварен. Никто не сможет ни открыть эту дверь, ни починить; ее придется вырезать и заменить на новую.

Я открыл карту, и программа проложила маршрут к дальнему углу зала так, чтобы я не оказался в поле зрения камер. Гарфилд уже направился туда; видимо, ему надоело любоваться произведениями искусства.

Беспилотники прорезали маленькую дыру в панели стены рядом с уровнем пола. Однако снаружи отверстие находилось ниже, поэтому пришлось выкопать небольшой тоннель. «Геймеры» закрыли его люком – вероятно, чтобы там не поселилась местная живность.

Гарфилд открыл люк, заглянул внутрь и поманил меня. Я понял, что передо мной земляной тоннель. Нам придется фактически ползти на четвереньках и… а, нет, погодите – квинланцы же вполне уверенно чувствуют себя, когда стоят на четырех лапах. Ну, значит, нам повезло.

И все же снаружи нам придется лезть по тоннелю, чтобы выбраться на первый этаж. Я подумал о том, стоит ли расспросить «геймеров» о том, почему они выбрали именно такой вариант. Возможно, они хотят, чтобы мы были как можно менее заметны. А если кто-то станет открывать и закрывать очевидно привинченную болтами дверь, это привлечет всеобщее внимание, которого мы пытаемся избежать.

Я не мог отделаться от ощущения, что играю роль французского подпольщика в фильме про Вторую мировую. Но в конце концов мы оказались снаружи; и у меня впервые появилась возможность как следует рассмотреть «Небесную реку» изнутри. Я остановился и начал озираться по сторонам, словно турист. Мне было ясно, что остальные занимаются тем же, но я не хотел тратить время и силы на то, чтобы в этом удостовериться.

«Небесная река» радиусом пятьдесят шесть миль совсем не напоминала обычные изображения цилиндров О’Нила, где ландшафт в двух направлениях возвышается над тобой, словно скала. Здесь изгиб становился заметен лишь там, где земля уже исчезала из виду. Тот факт, что она закруглялась вверх, вместо того чтобы уходить вниз, как у обычного горизонта, пугал, но, чтобы это заметить, нужно было реально вглядываться.

В небе облака складывались в несколько слоев, и это свидетельствовало о том, что в мегаструктуре есть настоящие погодные условия. Облака отбрасывали тени на землю или на другие слои облаков. Я воспользовался своим телескопическим зрением (нет, серьезно) и заметил, что вдали идет ливень. Грозовой фронт формировал горизонтальный рисунок циклона, направленный вдоль оси топополиса. Этого следовало ожидать, но человека, который вырос на планете, подобная картина все равно приводила в ужас.

В пределах видимости доминировали холмы, перемежающиеся долинами и равнинами. Кое-где я замечал отдельные деревья, но никаких лесов. Однако, если судить по сканам, ландшафт тут очень разнообразный, и это неудивительно, ведь превратить более трехсот миллиардов квадратных миль свободного пространства в одни лишь фермы мог только тот, у кого вообще нет фантазии.

И при этом картина не была пустой; мы видели стада… ну, каких-то существ. По ним медленно расходились волны, словно какие-то невидимые стимулы ненадолго приводили огромную массу животных в движение. В небе кружили и метались огромные стаи местных аналогов птиц; похоже, что их совершенно не беспокоила ни кориолисова сила, ни странные горизонты.

А по низинам, извиваясь словно змея, текла река – точнее, ветвь одной из четырех рек. Она текла далеко не по прямой, и, кроме того, постоянно разделялась на рукава, а это означало, что ее общая длина значительно превышала четыре миллиарда миль, и это даже без учета притоков. Я почувствовал, что у меня голова идет кругом от этой мысли, и мне пришлось напомнить себе, что это вопрос масштаба, а не уровня технологий.

Наконец я сумел оторваться от изучения окрестностей и перевел взгляд на моих спутников. Все стояли и безмолвно любовались панорамой. Я улыбнулся, радуясь тому, что мы, компьютерные симуляторы, не утратили способности восхищаться красотой мира.

Гарфилд посмотрел наверх и хмыкнул. Я проследил за направлением его взгляда; небо на самом деле было голубым, и это казалось странным, и на нем виднелось нечто похожее на солнце, а это было очень странным.

– Кто-нибудь знает, как они управляют искусственным небом? – спросил Гарфилд.

Билл повернулся и посмотрел туда же, куда и Гарфилд.

– Ух ты, круто. У «прыгунов» есть сканы, сделанные с помощью суддара. Спрошу у них.

Я услышал слова «прыгуны» и «суддар», и понял, что он говорит по-английски.

– Переходи на квинланский, Билл, – сказала Бриджит. – Даже если при этом иногда нужно фонетически транскрибировать английские слова. Мы не должны выделяться на фоне остальных.

В ответ Билл кивнул – ну, то есть сделал соответствующий квинланский жест.

– Я видела симуляторы движения объектов по баллистическим траекториям в цилиндрах О’Нила, – продолжала Бриджит. – Они ведут себя крайне непредсказуемо. У нас будут с этим проблемы?

– Нет, не очень, – ответил Билл. – Все дело в радиусе структуры. Эти симуляторы… Я тоже их видел – во всех них радиус структуры находится в диапазоне от двухсот до пятисот метров. Но если радиус структуры пятьдесят шесть миль, в ней возникает что-то похожее на настоящую планетарную гравитацию, так что в обычных условиях разницы мы не заметим. Тут, например, можно играть в бейсбол и не думать о том, что мяч ведет себя странно.

– Это хорошо, – сказала Бриджит. – Квинланцы выросли в этих условиях, и если мы начнем удивляться, то выдадим себя.

– Неужели аборигены настолько подозрительные и наблюдательные?

– Мы не знаем Гарфилд. Не забывай: их общество выглядит доиндустриальным, но у квинланцев была цивилизация, по крайней мере не менее развитая, чем у землян XXI века. И мы совершенно не в курсе текущей политической обстановки. Что, если существует конфликт между населением и руководством «Небесной реки»? Это вполне возможно, особенно если вспомнить заваренную дверь. Возможно, они высматривают чужаков, которые странно себя ведут.

– Хм. Да, я об этом не подумал, – сказал Гарфилд. – Ну ладно, госпожа-начальница.

Чуть ниже по склону, где-то в миле от нас по течению реки находилась ближайшая деревня. Я указал на нее.

– Нам стоит отправиться… э-э-э…

– В Хребет Гарака, – ответил Билл. – Понятия не имею, почему у нее такое название. Местные называют ее просто «Гарак». Она стоит на реке Аркадия. Остальные три реки, если смотреть по направлению вращения, это Утопия, Рай и Нирвана.

– Вообще никакой общей темы, – сухо заметил Гарфилд.

– Как обычно, это английские названия, которые наиболее близко подходят к квинланским концепциям, – ответил Билл. – Но да, общая тема есть, и в том числе само название «Небесная река». Кажется, это сделано намеренно.

Наступило молчание, которое в конце концов нарушил я.

– Все это очень интересно, но прямо сейчас мы должны решить, что делать с «мэнни» Уилла.

– Я голосую за группу из пяти человек, – сказал Уилл.

– Уилл, это не очень хорошая мысль, – ответила Бриджит. – Компания, в которой больше четырех квинланцев, привлечет внимание. Конечно, это не уровень «посмотрите на извращенцев», а, скорее, «смотрите, группа из пятерых». А мы не хотим выделяться из толпы.

– Ну ладно. Все равно мне уготована роль запасного водителя. Может, я просто вернусь в тоннель и заделаю вход?

– Годится, – кивнул Билл. – Замаскировать тоннель – отличная идея.

– Супер, – сказал я. – Ну ладно, идем дальше. Нам нужно найти жилье и сориентироваться.

Уилл отправился обратно к тоннелю, а все остальные пошли в сторону деревни. Билл возглавил нашу группу, а Бриджит постоянно отходила куда-то в сторону и изучала окрестности. Флора, фауна – ее интересовало все. Ну, она же биолог, да? Говард постоянно жаловался на ее одержимость, но на самом деле это была одна из черт Бриджит, которые ему очень нравились.

Местная флора не выглядела такой уж странной; уверен, что Бриджит фиксировала все ее уникальные черты, но для дилетанта вроде меня эти растения ничем не отличались от всех остальных. В данной экосистеме основой для эволюции стал хлорофилл, поэтому даже цвета напоминали мне о Земле.

А вот местные насекомые – не очень. В данной части экосистемы часто встречались небольшие существа с экзоскелетом, но на этом сходство с земными животными заканчивалось. Местные «насекомые»», похоже, чаще выбирали радиальную, а не билатеральную симметрию тела. Эволюции пришлось пойти на массу ухищрений, чтобы подарить подобным существам способность к полету, и результаты выглядели поистине дико. Я порадовался тому, что никогда не вижу животных в кошмарах.

Мы шли уже минут десять, когда Бриджит окликнула нас, призывая остановиться.

– Парни, это я во всем виновата. Я – ваш эксперт, но я уже облажалась.

Остальные удивленно переглянулись, а затем повернулись к ней.

– Ладно, – сказал я, – допустим, что ты права. И на чем ты прокололась?

– Квинланцы не очень хорошо ходят – по крайней мере, на длинных дистанциях. Нам надо было опуститься на четыре лапы и чаще отдыхать.

– Господи, Бриджит, мы же тут одни…

– Если мы видим деревню, значит, она видит нас. Не знаю, есть ли у местных телескопы, но если есть, то они заметят, что мы ведем себя странно.

– То есть нам нужно стать четвероногими…

– И это не все, Гарфилд. Чувствуешь этот запах?

Гарфилд нахмурился, и мы все понюхали воздух.

– Что это? – спросил он. – Вода?

– Ага. Текущая вода. Она пахнет не так, как стоячая…

– Серьезно?

– Да, Билл. Даже животные на Земле чувствуют разницу. Она удивляет только существ, у которых обоняние атрофировалось – например, людей.

– Ну ладно. Значит, вода…

– Путешествовать по воде квинланцам нравится больше, чем по суше.

– Ооо… – протянул Билл. – То есть нам нужно плыть.

– Ага. За мной.

Не дожидаясь ответа, Бриджит решительно направилась в сторону воды – ну, короче, ровно настолько, насколько это может сделать толстый горностай, то есть решительно переваливаясь с ноги на ногу.

Через несколько секунд она опустилась на четвереньки, а мы последовали ее примеру. Я с радостью ощутил, что так я могу двигаться значительно быстрее. Кроме того, некоторые особенности квинланского рюкзака вдруг обрели смысл.

Меньше чем за минуту мы вышли к небольшому потоку.

– Он слишком маленький, чтобы в нем плавать, – заметил Билл.

– Для человека, который неуклюже машет конечностями во все стороны – да, – со смехом ответила Бриджит. – Но у нас есть хвост, так что мы, фактически, живые торпеды. Смотри.

Бриджит нырнула в воду, практически не подняв брызг. На поверхности потока появилось что-то вроде волны, словно в фильмах про подводных монстров. Меньше чем через две секунды Бриджит вынырнула в тридцати метрах вверх по течению.

– Оп-ля!

Я вспомнил, как мы вместе плавали в тот первый день на Квине, и почувствовал прилив возбуждения. Возможно, это была часть личности-квинланца, но также это была часть Боба. При жизни я плохо плавал и в воде чувствовал себя неуютно: для меня плавание было тем, что ты вынужден делать, чтобы не пойти ко дну. А теперь, находясь в копии полуводного существа, я повелевал водной стихией. Ну или что-то в этом роде.

Изгибаясь, Бриджит стремительно проплыла мимо нас вниз по течению. Я восхищенно рассмеялся и нырнул в воду. Позади меня раздались другие всплески, но я не пытался их считать. Тому, кто откажется плыть, придется топать вслед за нами по суше.

Догнав Бриджит, я шлепнул ее по хвосту. В ответ она ударила меня по голове «ластом», а затем скрылась за камнем.