Текст книги "Тигр снегов"

СЛУШАНИЕ – ДЕНЬ ПОСЛЕДНИЙ

31

В десять часов Гаррисон вошел в зал и занял свое место за трибуной, за ним – Роландсон и Фрэнч. Он подождал, пока все успокоились, и произнес:

– Я должен сообщить, что мистер Йен Бэллард был серьезно ранен в автомобильной катастрофе, происшедшей сегодня рано утром, и находится сейчас в госпитале Принцессы Маргарет. Он – в коматозном состоянии и с ним, вполне понятно, доктор Макгилл.

Зал загудел. В ложе прессы Дэн Эдвардс нахмурился и произнес:

– Проклятье! Интересно, повлияет ли это на нашу сделку?

– Какую еще сделку? – поинтересовался Дэлвуд.

– А, пустяки. Я собираю кое-какую информацию.

Он подтолкнул Дэлвуда.

– Взгляни на Чарли Петерсена. Он сам себя в итоге разоблачит.

Гаррисон стукнул молоточком, чтобы навести порядок.

– На этой стадии расследования показания мистера Бэлларда и доктора Макгилла являются несущественными, поэтому нет смысла откладывать заседание. Вызовите первого свидетеля, мистер Рид.

Спустя ровно сутки после обвала число пропавших сократилось до двадцати одного. Имена остальных добавили в два других списка – живых и погибших. Бэллард сказал грустно:

– Никаких следов Джо Камерона.

– Он твой друг? – спросил Джесси Расч.

– Да, наверное. Я узнал его недавно. Боюсь, что нет надежды найти его. Погибла его дочь.

– Да, слишком много людей здесь погибло, – сказал Расч, подумав о Бейкере. – И многие совершенно нелепо.

– Я думаю, все, – мрачно заметил Бэллард.

Подошел Тури Бак и молча протянул ему листок.

Бэллард взял, потом посмотрел на Тури.

– Семья Маршаллов, все четверо?

– Мы только что откопали дом – точнее, то что от него осталось.

– Погибли? Все?

– Да.

Тури пошел обратно, плечи его были опущены.

Бэллард яростно вычеркнул четыре имени из лежащего перед ним списка.

– Семнадцать.

– Сегодня днем мы сможем получить бульдозеры, – сказал Расч. – Дело сразу пойдет скорее.

– Но это может быть опасно, – заметил Бэллард. – Нож бульдозера может разрезать человека пополам.

– Мы будем действовать осторожно, – заверил Расч. – Очень осторожно. Но нужно торопиться. Если кто-то в снежных завалах все еще жив, времени осталось в обрез.

Но он явно сомневался, что кто-то мог бы быть еще жив.

Камерон был совершенно истощен. Он заснул или провалился в забытье – что было одним и тем же, но теперь снова очнулся. Все тело его гудело от боли, а голова раскалывалась. Всю ночь его рвало, и теперь он боялся задохнуться в собственной блевотине.

Он вдруг услышал какие-то звуки и, решив, что рядом были люди, воспрянул духом. Ему послышался чей-то смех. Камерон слабо крикнул и снова услышал далекий смех. Он решил, что сходит с ума – кто мог смеяться в глубине снежной горы?

Он почувствовал головокружение и на несколько минут потерял сознание. Придя в себя, он снова услышал звук, но это уже был другой звук. Теперь он больше был похож на бульканье, чем на смех, или, скорее, напоминал детский плач. Прислушавшись, он испугался. Это был шум воды.

Наконец, он почувствовал, что его голова намокла. Пока тоненький ручеек ворвался в кабину и он стал разливаться вокруг него. Теперь он знал, что утонет. Не так уж и много воды понадобится ему захлебнуться – не выше шести дюймов.

На поверхности реки два молодых водителя вели бульдозер сквозь снеговые торосы. За рулем был Джон Скиннер, строитель из Окленда; он был членом альпинистского спортивного клуба. С ним был университетский преподаватель и член Лыжного клуба Кентерберийского университета Роджер Хэлливел. Скиннер остановил бульдозер у реки и сказал:

– Наводнение кончится, как только река смоет снег.

– Я слышал, много коров утонуло, – заметил Хэлливел.

– Но не людей, слава Богу. Этот проклятый обвал и без наводнения натворил немало бед.

Скиннер осмотрелся по сторонам.

– Так где же этот америкашка просил нас раскапывать?

Снежный сугроб в русле реки резко осел вниз, подрезанный течением, и Хэлливел лениво проследил за ним. Потом сказал:

– По-моему, я заметил что-то там, внизу.

– Что?

– Не знаю. Что-то темное. И круглое.

– Валун, наверное.

– Может быть.

Хэлливел нахмурился.

– Надо проверить.

Выскочив из бульдозера, он подошел к самому краю реки о осторожно наступил ногой на снег. Он оказался мягким, но выдержал вес Хэлливела, нога не очень глубоко ушла в него. Он продолжал медленно идти, высоко поднимая ноги. Снег становился все более влажным, под ним протекала вода, и вдруг он увяз в снегу по пояс. Он в ужасе представил, что сейчас сорвется вниз, но неожиданно обнаружил себя стоящим на чем-то твердом. Он засунул в снег руку и нащупал какую-то поверхность, которую принялся исследовать. Это оказалась шина автомобильного колеса.

– Эй, тут машина, – закричал он.

Скиннер спрыгнул вниз и отстегнул от борта бульдозера буксировочный трос. На концах его были большие крепительные скобы, одну из которых он зацепил за специальную перекладину на бампере бульдозера.

– Поймаешь?

Он раскрутил другой конец троса над головой, как лассо.

Первый раз он промахнулся, но на второй раз Хэлливел поймал его. Найти, к чему прикрепить трос, было необычайно трудно. Хэлливел понимал, что надо найти колесную ось грузовика, и некоторое время двигался в снегу на ощупь, но безуспешно.

Камерон почти тонул в своей кабине. Вода дошла уже до носа, хотя он и втягивал голову в плечи, словно черепаха, пытающаяся спрятаться в свой панцирь. Еще один дюйм, и вода накроет его с головой. Пока он мог набрал полные легкие воздуха.

Грузовик накренился, голова его оказалась в воде. Когда кабина остановилась, Камерон тщетно пытался вынырнуть. Грузовик снова дернулся, на этот раз вперед, он вскрикнул от боли и подумал, что у него сломан позвоночник. Бульдозер медленно вытащил грузовик на берег, где он так и остался лежать на боку.

Хэлливел подбежал к нему.

– Там внутри кто-то есть! – удивленно воскликнул он. И он жив, клянусь Богом!

Через час Камерон уже был в вертолете, направлявшимся в Крайстчерч. Но от многочисленных тяжелейших переломов он потерял сознание.

Ньюмену не повезло.

Всю ночь он пробивался в абсолютной темноте вперед, раскапывая снег. Ему пришлось прокопать отверстие по крайней мере диаметром два фута. Ему надо было прорубить еще и ступеньки, чтобы можно было стоять. Для раскопок он использовал все, что было под рукой. Самым полезным инструментом оказалась шариковая ручка, которой он надрезал снег над собой, отламывал его кусок за куском. Часто снежная крупа засыпалась ему в глаза, но особого значения это не имело, было и так темно. Дважды он ронял ручку, а это уже имело значение, так как ему приходилось садиться и шарить по земле руками в перчатках. На это уходило много времени.

И только в одном ему повезло. Он не знал, сколько ему предстоит копать, а если бы знал, что это около шестидесяти футов, то вряд ли бы начал вообще. Но пока они сидели там, снег начал оседать и спрессовываться по мере того, как улетучивался воздух. Хотя это и значило, что снежный покров становился плотнее и менее проницаемым для воздуха, но это также уменьшало расстояние, которое ему предстояло преодолеть, до пятидесяти футов.

Он трудился в одиночестве, поскольку остальные в пещере впали в полную апатию.

После обвала прошло уже пятьдесят два часа, небо темнело, и Сэм Фостер, лесничий из Тонгариро, сомневался, стоит ли его команде продолжать поиски. Оставалось несколько пропавших, да еще неизвестно, живы ли они, даже если и продолжать их разыскивать. Наверное, было бы лучше отложить поиски до утра.

Он вошел в слегка наклоненную конусообразную лощину и уже был посередине, как снег подался под его ногами. До поверхности Ньюмену оставалось около фута, когда тело Фостера провалилось вниз. Ньюмен упал в отверстие, которое сам проделал. Падал он недолго, поскольку дно было забито перекопанным им снегом. Но достаточном для того, чтобы сломать шею.

Остальных, разумеется, спасли, кроме уже мертвого Хэслема. Ньюмен оказался последним погибшим в долине. Последней погибшей в результате катастрофы в Хукахоронуи была миссис Джарвис, самая пожилая, еще неделю боровшаяся за свою жизнь в госпитале.

В том же году, уже весенней оттепелью, на западном склоне Хукахоронуи произошел второй обвал. На этот раз никто не погиб.

32

Днем, в половине четвертого, Макгилл поставил машину и быстро перешел улицу Дэрхем, направляясь к зданию Палаты провинции. Вместо того, чтобы идти в зал, где происходило заседание, он поднялся наверх, к ложе прессы, где что-то шепнул распорядителю.

К нему тотчас вышел Дэн Эдвардс.

– Я сдержал слово, – сказал Макгилл. – История у вас в кармане.

Он вручил Эдвардсу конверт.

– Фотокопия письма и несколько фотографий, о которых я расскажу председателю. Что там происходит?

– Гаррисон раскручивает свидетелей. Сейчас патологоанатом дает медицинское заключение.

Эдвардс замешкался, раскрывая конверт.

– Кстати о медицине – как там Бэллард?

– Очень плохо.

– Эти чертовы лихачи – водилы.

Он заметил удивленный взгляд Макгилла и пояснил:

– Один из наших навел справки в отеле. Его ведь точно кто-то сшиб и смылся, ведь так?

Он пристально разглядывал Макгилла.

– Или я чего-то не знаю.

Макгилл ткнул пальцем на конверт.

– Вы еще не знаете вашей истории.

Эдвардс вытащил копию письма и быстро проглядел ее. У него отвисла челюсть.

– Боже! Только что получили?

– Я вручу Гаррисону подлинник через пять минут.

– Спасибо, Макгилл. Наверное, я вам куплю ящик пива.

Он вернулся в ложу прессы и разыскал своего юного помощника.

– Срочно отнеси это в редакцию. Отдай самому редактору – никому больше, слышишь? Одна нога здесь, другая – там.

Он вернулся на свое место, и Дэлвуд с любопытством спросил:

– Что новенького?

Эдвардс широко осклабился и кивнул вниз, на зал.

– Фейерверк может начаться каждую минуту.

Макгилл прошел через вестибюль, мимо двух полицейских у входа в зал и вошел внутрь. Гаррисон обернулся к нему и сказал свидетелю:

– Простите, доктор Кросс. Добрый день, доктор Макгилл. Как мистер Бэллард?

– Пока без сознания, мистер председатель.

– Мне жаль это слышать. Очень любезно с вашей стороны, что вы вернулись, но это совсем необязательно в такой ситуации.

– Я считаю, что обязан был вернуться. Я готов представить новое вещественное доказательство.

– В самом деле? Подойдите сюда, доктор Макгилл. Вы пока свободны, доктор Кросс.

Патолог ретировался, а Макгилл подошел к трибуне. Достал из кармана конверт.

– Я получил это письмо и обсудил его содержание с мистером Бэллардом. Мы пришли к выводу, что столь важный факт скрывать нельзя, хотя он и может подорвать чью-то репутацию.

Он подал письмо Гаррисону, который вскрыл его и погрузился в чтение. Наконец он поднял голову и произнес:

– Понятно. Такое и в самом деле нельзя было скрывать.

Он снова взглянул на письмо.

– Я вижу, что на каждой странице – две заверительные подписи и печать гражданского нотариуса. Видимо, это американский эквивалент нашего специального уполномоченного в гражданских клятвах?

– Именно так, мистер председатель.

Гаррисон взглядом поискал кого-то.

– Мистер Лайалл, не могли бы вы подойти сюда?

Казалось, Лайалл был сильно удивлен, но ответил:

– Разумеется, мистер председатель.

Он поднялся, прошел к трибуне, где встал неподалеку от Макгилла.

Гаррисон непривычно тихо произнес:

– Это связано с одним из ваших клиентов. Мне кажется, вам надо прочесть.

Он передал письмо.

Через несколько минут Лайалл с тревогой сказал:

– Я в самом деле не знаю, что сказать, мистер председатель. – Его лицо стало белым, как мел. – Я хотел бы отказаться от обязательств защитника.

– В самом деле?

Вопрос Гаррисона прозвучал зловеще.

– Это не защита, мистер Лайалл; это комиссия по расследованию. Кроме того, я сомневаюсь, что адвокат, отказавшийся от своего клиента в трудную минуту, сможет сохранить репутацию.

Красные пятна выступили на скулах Лайалла.

– Очень хорошо, – резко ответил он. – Но это свидетельство может быть принято?

– Как раз это и предстоит решить мне и моим помощникам, – веско заметил Гаррисон.

Он взял письмо у Лайалла и передал его Роландсону.

Макгилл вмешался:

– У меня есть и другое свидетельство, в защиту письма.

– Никакое другое свидетельство не может быть засчитано в поддержку этого письма, если оно само по себе неприемлемо, – ответил Лайлл. – И если вы все же примете письмо, то основания для апелляции возникнут сами собой.

– Не будет никакой апелляции, – сказал Макгилл. – И вы это знаете.

– Вы здесь не для того, чтобы оспаривать полномочия адвоката, доктор Макгилл, – ледяным тоном произнес Гаррисон.

И повернулся к Роландсону:

– Что вы думаете?

– Невероятно, – отрезал Роландсон.

– Я имею в виду письмо, можно ли его принять к сведению?

– Разрешите мне дочитать до конца.

Наконец Роландсон произнес:

– Оно было заверено под присягой. Оно вполне приемлемо.

Гаррисон передал письмо Фрэнчу, который, читая, скорчил такую гримасу, словно под носом у него оказалось что-то дурно пахнущее. Он отложил письмо.

– Разумеется, приемлемо.

– Мне тоже так кажется. Мне очень жаль, мистер Лайалл.

Гаррисон передал письмо секретарю Комиссии.

– Огласите это, мистер Рид.

Он неожиданно смутился.

Рид просмотрел письмо и приступил к чтению.

– Это письмо написано мистером Джорджем Альбертом Миллером из Риверсайда, Калифорнии, адресовано оно доктору Майку Макгиллу.

Читал он медленно и даже монотонно, что резко контрастировало с содержанием письма. Закончив читать, он добавил:

– Каждая страница подписана мистером Миллером и заверена подписью Карла Рисинджера. Каждая страница заверена печатью гражданского нотариуса.

Тишина в зале, казалось, длилась вечность. Время словно остановилось. Чарли Петерсен притягивал взгляды всех присутствующих, как стрелка компаса к магниту.

Он обмяк в своем кресле, лицо побледнело, а глаза бесцельно блуждали. Сидевший рядом Эрик чуть отодвинулся от него и растерянно смотрел на брата. Лиз сидела прямо, держа руки на коленях и смотрела прямо перед собой. Ее брови были сдвинуты, а губы сжаты. Ее душил гнев.

Чарли начал оглядываться вокруг себя и увидел, что все молча смотрят на него. Он вскочил.

– Это ложь! – закричал он. – Миллер врет. Он начал обвал, а не я.

Слова Чарли взорвали тишину. Гаррисон яростно постучал молоточком. С большим трудом он навел порядок и холодно обронил:

– Еще одна такая помеха, и заседание будет закрыто.

Он смерил Чарли ледяным взглядом.

– Будьте добры, сядьте, мистер Петсрсен.

Чарли резко выбросил правую руку в сторону Гаррисона, и Макгилл прищурился, увидев полоску пластыря на костяшках его пальцев:

– Разве вы не собираетесь меня выслушать? – заорал он. – Вы ведь дали слово Бэлларду, когда речь шла о его репутации.

Гаррисон посмотрел на Лайалла.

– Вы должны призвать к порядку своего клиента, мистер Лайалл. Либо он сядет, либо покинет зал – с помощью распорядителей, если понадобится.

Лайалл обратился к нему:

– Садись, Чарли. Ты платишь мне, чтобы я с этим разобрался.

– А у тебя это не слишком хорошо получается, – огрызнулся Чарли. Но сел, и Эрик что-то яростно зашептал ему.

Лайалл сказал:

– Я должен заявить свой официальный протест. Это письмо не может фигурировать в качестве свидетельства. Оно, на мой взгляд, серьезно подрывает репутацию моего клиента. Я не имею возможности задать свои вопросы мистеру Миллеру и поэтому вынужден протестовать. На будущее же я должен предупредить, я немедленно составлю апелляцию.

Гаррисон мягко ответил:

– Как я уже напоминал мистеру Рикмену, процессуальная сторона расследования изложена в Парламентском своде актов, в соответствии с которым и ведутся заседания комиссии. Доктор Макгилл, вы сказали, что имеете другое свидетельство. Оно поддерживает заявление мистера Миллера?

– Да, сэр.

– Тогда мы выслушаем его.

– Протестую!

– Это не в ваших полномочиях, мистер Лайалл.

– Это свидетельство – фильм, мистер председатель, – сказал Макгилл. – Я позволил себе принести на заседание необходимое оборудование. И хотел бы воспользоваться им.

Гаррисон резко кивнул.

– Мистер Рид, проконтролируйте.

На несколько минут, пока устанавливали аппарат, гул снова возник в зале. Дэлвуд сказал Эдвардсу:

– Ты-то знал, что будет, старая лиса.

Он продолжал яростно строчить в блокноте.

Эдвардс, довольный, усмехнулся.

– Прямо сейчас мой босс переделывает первую полосу. Мы получили фотокопию письма Миллера.

– Как, черт тебя возьми, вам удалось ее получить?

– Макгиллу было кое-что нужно от нас.

Он кивнул на зал.

– Увидишь.

Гаррисон потребовал тишины, и зал быстро успокоился.

– Продолжайте, доктор Макгилл.

Макгилл стоял рядом с кинопроектором.

– Здесь подлинник фильма об обвале, снятый офицером снабжения Гатри. Фильм, который он предоставил Комиссии, был копией; качество оригинала гораздо выше. Я не думаю, что Гатри можно в этом упрекнуть – этого не должны делать ни комиссия, ни его непосредственные начальники ВВФ. Для настоящего кинолюбителя очень трудно расстаться с подлинником.

Он включил проектор.

– Я покажу только ту часть фильма, что нас интересует.

Дрожащее изображение появилось на экране – несколько скал, рассыпавшихся по снежной белизне, и за ними – синее небо. Внезапно поднялось как будто бы дымное облако, и в этот момент Макгилл отключил проектор, чтобы остановить кадр. И вышел вперед с указкой в руках.

– Как видите, обвал начался здесь, у этих скал. Был день, и в чистом небе ярко сияло солнце. В этих условиях снег и скалы нагреваются по-разному; скалы нагреваются гораздо быстрее, и эта разница оказывает такое давление на снег, что и без того критический баланс сил нарушается. Так я предположил, увидев фильм впервые.

Он выключил проектор.

– Здесь у меня этот же кадр, только многократно увеличенный, который я помещаю в этот специальный проектор "Он сделан специально для сравнения.

Макгилл включил его.

– Степень увеличения такова, что изображение будет очень зернистым, но для наших целей вполне достаточным.

И снова Макгилл подошел к экрану с указкой.

– Вот скалы, а здесь вы видите снежное облако, с которого и начался обвал. Этот слайд – кадр из фильма, назовем его кадром первым. На следующем слайде вы видите то же изображение, но уже спустя тридцать шесть кадров. Другими словами, между этими двумя кадрами прошло две секунды.

Он вернулся к проектору и вставил второй слайд.

– Разница не так уж велика, как вы можете убедиться.

Он сделал паузу.

– Но если мы будем быстро чередовать слайды, как предусматривает этот аппарат, вы увидите кое-что любопытное.

Изображение на экране быстро замигало, и снежное облако пришло в движение. Макгилл поднес указку к экрану.

– Вот эти две черные точечки, которые я сначала принял за скалы, движутся. Вот эта, что на вершине, почти не продвинулась за эти две секунды, но та, что внизу, заметно передвинулась вверх. Я предполагаю, что точка на вершине – мистер Миллер, а та, что под ним – Петерсен, который поднимется к нему, когда лавина уже сорвалась.

Зал взорвался, и Гаррисону пришлось долго стучать молотком.

– Я возражаю, – сказал Лайалл. – Два зернистых кадрика на пленке, где и людей-то нельзя разглядеть! Что это за свидетельство? Может, это просто царапины на пленке.

– Я еще не закончил, – негромко произнес Макгилл.

– И я, – парировал Лайалл. – Я бы хотел поговорить с вами наедине, мистер председатель.

Гаррисон прислушался к возмущенному гулу зала.

– Мне кажется, вы можете сказать мне все и при свидетелях. Только не повышая голоса, разумеется.

– Протестую, – напористо сказал Лайалл. – Доктор Макгилл давал показания относительно моего клиента. Он ясно дал понять присутствующим, что одна из этих точек на пленке – Чарли Петерсен. Далее он заявил, что нижняя из этих точек и есть мистер Петерсен и что он и начал обвал. Может ли он это доказать?

– Можете, доктор Макгилл? – спросил Гаррисон.

Макгилл помолчал секунду.

– Нет, – согласился он.

– Предположим, в порядке рабочей гипотезы, что эти точки и есть люди, – сказал Лайалл. – Но они могут быть кем угодно, и к моему клиенту не имеют никакого отношения.

– Подождите минутку, – сказал Макгилл. – Чарли только что сказал, что обвал начал Миллер. А если он это знает, значит, он находился там. И мы также располагаем свидетельством Миллера, данным под присягой.

– Я вполне способен делать выводы самостоятельно, – заметил Гаррисон. – Я предлагаю вам, доктор Макгилл, ограничить свои показания тем, что вам известно.

Лайалл сказал:

– В данном случае заявление Миллера направлено против моего клиента. Но самого его здесь нет, и допросить его мы не можем.

– Что пользы ему обвинять Чарли! – воскликнул Макгилл. – Гораздо благоразумнее для него было бы просто промолчать. Кроме того, он пожертвовал десять тысяч долларов.

– Достаточно, – резко прервал его Гаррисон. – Как я уже говорил, вы здесь не для того, чтобы брать на себя функции юриста, доктор Макгилл. Вы говорите, что у вас есть еще доказательства.

– Да, сэр.

– Фильм?

– Фильм и мое собственное свидетельство.

– Тогда, я полагаю, мы можем продолжить. – Гаррисон снова постучал молотком, пока зал не затих. Наконец он произнес негромко: – Доктор Макгилл, продолжайте.

Макгилл повернулся к проектору.

– После обвала я вернулся на западный склон, чтобы проверить, существует ли опасность еще одного обвала. Выяснилось, что на ближайшее будущее она минимальна Чарли Петерсен добровольно вызвался помогать мне. Мы обследовали склон, мистер Петерсен был очень спокоен и не выказывал никаких признаков беспокойства. И только когда я сообщил о своем решении проверить место, откуда начался обвал, он сильно забеспокоился.

Тогда я приписал это его естественному страху в столь опасной ситуации.

Когда мы поднимались вверх по склону, он занервничал и предложил повернуть назад. Мы уже приближались к тому самому месту, где я хотел сделать пробы, поэтому не обратил на него никакого внимания. В результате мы так и не добрались туда. Увидев пожар в долине, мы поспешили вниз.

– Интересно, – сказал Гаррисон. – Но непонятно, к чему вы клоните.

– А вот к чему, – ответил Макгилл. – Пока мы находились на склоне, над нами очень низко пролетел самолет, и я увидел, как кто-то нас снимает. Позднее я узнал, что самолет был арендован местной газетой, из Крайстчерча. Вчера вечером я побывал у них в редакции и просмотрел все фотографии, которые были тогда сделаны. Вот некоторые из них.

Проектор щелкнул и мерно загудел, на экране появился черно-белый кадр. Макгилл пояснил:

– Снизу, в правом углу, вы видите меня и Петерсена. В верхнем левом углу – освещенные солнцем скалы. Рядом со скалами – лыжные колеи – здесь и здесь. Мне кажется, Петерсен не хотел, чтобы я увидел их, поэтому и нервничал так.

– Беспочвенное предположение, – заявил Лайалл.

Макгилл не обратил на него внимания, вставляя другой слайд.

– Это увеличенная фотография места, откуда сорвалась лавина. Вот сюда подходит лыжная колея, здесь одна прерывистая линия, а тут – другая. В тот вечер был сильный снегопад, а, значит, все эти колеи могли быть проложены только в то утро, когда произошел обвал.

Он выключил проектор.

– Я готов показать под присягой, что когда я в первый раз увидел в то воскресенье Миллера и Петерсена, они оба были на лыжах.

В темноте зал содрогнулся от криков.

– Свет! – потребовал Гаррисон. – Включите свет!

Загорелись люстры, а потом зал наполнился солнечным светом, когда распорядитель раздвинул занавески.

Чарли вскочил с места.

– Будь ты проклят! – заорал он Макгиллу.

– Заткнись, Чарли, – буркнул Лайалл, но было уже поздно.

– Будьте вы все прокляты!! – кричал Чарли. – Бэллард убил моего брата – это все знают. Никто бы не погиб, если бы спрятались в шахте, как хотел Эрик. И Алек бы не утонул, если бы не Бэллард. Это он – убийца, я точно вам говорю!

Пена выступила у него на губах.

– Это он устроил обвал, он и Миллер с ним.

Лайалл опустил плечи, и Макгилл услышал, как он произнес:

– Да он сумасшедший!

Чарли зашелся.

– Бэлларда ненавидит Хука и всех здесь.

Он широко развел руки.

– Он хотел разрушить здесь все – и разрушил. А больше всего он ненавидел нас, Петерсенов. Двоих убил, а из моей сестры сделал шлюху.

Он вытянул руку в сторону и показал на Лиз.

Гаррисон сильно ударил молоточком о трибуну и произнес:

– Доктор Кросс, вы можете сделать что-нибудь?

Эрик ухватил Чарли за руку, но тот вырвался.

– И все это натворил Макгилл, я сейчас убью этого подонка!

Он было рванулся через зал к Макгиллу, но не успел подбежать к нему, как Эрик повис у него на спине.

– Пусти меня, – закричал тот. – Дай мне добраться до него!

Он снова вырвался из рук Эрика и устремился к Макгиллу, но на этот раз несколько мужчин бросились ему навстречу. После короткой схватки Чарли вдруг вырвался и побежал в сторону, затем устремился к двери. Прежде чем он добежал, дверь открылась, и он угодил в объятия двух полицейских. Они надели на него наручники, и вскоре он в сопровождении полицейских скрылся из виду.

Гаррисон напрасно стучал молотком. Его слова. «Заседание объявляется закрытым», – потонули в гаме и суматохе.