Текст книги "Жизнь на нашей планете. Мое предупреждение миру на грани катастрофы"

1978

Население планеты: 4,3 миллиарда

Концентрация углерода в атмосфере: 335 миллионных долей

Остающаяся дикая природа: 55 процентов

Канал Би-би-си-2 в начале своей работы создал особенно амбициозный формат – цикл передач из тринадцати 50-минутных или часовых фильмов, в которых подробно рассматривались большие и важные темы. Первый сериал – «Цивилизация» – должен был продемонстрировать высокое качество новой системы цветного телевещания, которую приняла Би-би-си, и был посвящен знаменитым произведениям искусства, от живописи до архитектуры, созданным в Европе за последнюю тысячу лет. Автором и ведущим был историк искусства сэр Кеннет Кларк, в течение трех лет, с 1966 года, отснявший эпизоды в тринадцати странах. В Британии «Цивилизацию» посмотрели два с половиной миллиона зрителей. В Соединенных Штатах – вдвое больше. Это был такой успех, что я немедленно заказал сиквел, посвященный истории западной науки. За ним должен был последовать сериал, рассказывающий об основании Соединенных Штатов.

Мне было ясно, что этот формат идеально подходит для рассказа о главной истории из всех – истории самой жизни. Я жаждал создать его сам, но ни с какой другой работой совмещать это невозможно. К этому времени я проработал администратором уже восемь лет и решил, что с меня хватит. Поэтому я снова решил уйти с Би-би-си, но сначала заразить идеей сериала своего преемника.

Так и произошло – моя идея была принята. Сериал я назвал «Жизнь на Земле» (Life on Earth). Почти за один присест я написал сценарии тринадцати серий. Понадобилось некоторое время, чтобы собрать съемочную группу. Съемки как минимум 600 различных видов животных были организованы в тридцати странах. Я должен был периодически появляться в кадре: рассказывать о «герое», описывать ситуацию, или, например, я выходил из кадра на одном континенте, а в следующем объяснял зрителям, что для продолжения сюжета мы прибыли на другой континент или в другую страну. Для того чтобы рассказать всю историю, надо было преодолеть полтора миллиона миль – это два долгих путешествия вокруг света. Вместе со мной работали шесть операторских групп, члены которых проводили по нескольку месяцев вне дома. Поскольку мы снимали сложные эпизоды, все наши операторы обладали особыми навыками съемок конкретных объектов – океанского планктона, пауков, колибри, коралловых рыб, летучих мышей или хищников. Рассказать историю жизни на Земле – это была увлекательнейшая перспектива, которой я посвятил три года моей жизни.

Один из ключевых эпизодов должен был представить эволюцию обезьян с точки зрения развития противопоставленного большого пальца. Эта анатомическая особенность дала обезьянам возможность хвататься за ветки, а людям – орудовать инструментами и в конце концов держать письменные принадлежности; особенность, которая сыграла решающую роль в развитии нашего вида и нашей цивилизации. Мы могли выбрать любые виды приматов, чтобы проиллюстрировать идею, но Джон Спаркс, режиссер серии, решил, что наиболее ярко это будет выглядеть, если мы снимем горилл. Он выяснил, что в центральноафриканском государстве Руанда выдающаяся американка, биолог Дайан Фосси, живет рядом с группой редких горных горилл, и она настолько приучила их к соседству с людьми, что даже незнакомцы – в сопровождении Дайан, конечно же, – могут находиться с ними поблизости. Джон связался с Дайан. Животным, с которыми она работала, грозила опасность вымирания. Численность населения Руанды быстро возрастала, и горные леса, в которых жили гориллы, вырубались, потому что нужно было возделывать поля. Горных горилл осталось менее трех сотен, и их появление на телеэкране могло привлечь к проблеме внимание мировой общественности. Сознавая это, Дайан согласилась помочь нам, и в январе 1978 года мы отправились в Руанду.

Мы прилетели в Рухенгери, городок с небольшой посадочной полосой, который располагался ближе всего к лагерю Дайан. Но чтобы попасть в лагерь в высокогорном лесу, нам предстояло пройти несколько часов по склону вулкана. Нас встретил Иэн Редмонд, молодой ученый, работавший с Дайан, и он сообщил очень плохую новость. Молодой самец гориллы, которого Дайан знала с рождения и была особо к нему привязана, найден мертвым и жестоко изуродованным. Его застрелили браконьеры, отрезали голову и руки, чтобы продать торговцам для изготовления сувениров. Дайан была вне себя от горя. Кроме того, у нее на тот момент была серьезная легочная инфекция, поэтому сама она не приехала в Рухенгери, как мы договаривались ранее. Тем не менее она собиралась сделать все, что в ее силах, чтобы помочь нам.

Подъем в лагерь оказался долгим и опасным. Когда мы наконец добрались, Дайан лежала в постели в своей хижине, кашляя кровью. Но, несмотря на это, она убеждала, что поправится и сможет проводить нас к своим гориллам.

Однако на следующий день в лес нас повел Иэн. Я никогда еще не бывал в такой местности. Корявые, искривленные деревья в сгустках тумана возвышались над зарослями гигантских папоротников и крапивы, которые доходили нам до плеч. После того как мы нашли тропу горилл, следовать по подлеску оказалось проще. Примерно через час послышался треск впереди, и мы поняли, что уже близко. Мы продолжали осторожно продвигаться вперед, а Иэн начал издавать громкие хрюкающие звуки, чтобы обозначить наше присутствие. Важно было не застать горилл врасплох, иначе нас мог атаковать доминантный самец. Мы вышли на прогалину, и Иэн дал знак остановиться. Теперь мы должны были сидеть на виду, чтобы гориллы могли нас рассмотреть. Если они поймут, что мы с Иэном, они вряд ли станут нападать.

Передохнув несколько минут, мы двинулись дальше и вскоре настигли семейную группу горилл. Они кормились, горстями срывая растительность. Мы сидели и увлеченно наблюдали за ними, но через несколько минут они встали на задние лапы и лениво побрели в сторону. «Нас приняли», – сказал Иэн. В следующий раз мы сможем снимать.

На другой день с Иэном в качестве проводника мы с уважительной дистанции засняли, как гориллы добывают корм. Они практически не обращали на нас внимания. Позже Иэн предложил мне сказать несколько слов перед камерой, объяснить, какие чувства я испытываю, сидя так близко от них. Мы медленно приблизились к группе, которая деловито поглощала пищу, и я осторожно стал продвигаться вперед, чтобы животные были видны на заднем плане. Потом повернулся к камере и заговорил.

«В обмене взглядом с гориллой, – негромко говорил я, – больше смысла и взаимного понимания, чем с любыми другими известными мне животными. Их зрение, их слух, их обоняние настолько близки к нашим, что они воспринимают мир во многом так же, как мы. Мы живем в такого же типа социальных группах с преимущественно постоянными семейными отношениями. Они передвигаются по земле так же, как мы, хотя неизмеримо сильнее нас. Так что если бы появилась возможность покинуть человеческую обстановку и представить себя живущим в мире других созданий, то лучше всего будет жить с гориллами. Самец – невероятно мощное существо, но он применяет силу только для защиты семьи, и насилие внутри группы – большая редкость. Думаю, очень несправедливо, что Человек выбрал Гориллу как символ агрессии и насилия. Это совсем не характерно для них – в отличие от нас».

Мне хотелось, чтобы люди поняли: эти животные совсем не жестокие дикие существа из легенд. Они наши родичи, и мы должны о них заботиться. Ужасная истина в том, что процесс вымирания видов, который я наблюдал мальчиком в скалах, сейчас происходит на моих глазах и касается животных, которых я знаю, – наших ближайших родственников. И мы несем за это ответственность.

На следующий день мы нашли горилл неподалеку от того места, где оставили вчера. Они устроились на склоне противоположного берега небольшого ручья. Мартин Саундерс настроил камеру, звукооператор Дики Берд прикрепил микрофончик к моей рубашке. Джон сказал, что мне надо сказать несколько слов об эволюционном значении большого пальца.

Я спустился к ручью, перешел его и стал карабкаться на противоположный склон к тому месту, где, как я предполагал, Мартин со своей камерой сможет видеть и меня, и горилл. Джон показал мне большой палец. Но прежде чем я успел заговорить, что-то придавило меня к земле. Я обернулся и обнаружил, что вышедшая из зарослей огромная самка гориллы стоит буквально у меня за спиной и положила руку мне на голову. Она смотрела прямо на меня своими темно-карими глазами. Потом сняла руку с головы и оттянула мне нижнюю губу, чтобы заглянуть в рот. Мелькнула мысль, что это не самый подходящий момент начинать разговор об эволюционном значении большого пальца. Потом что-то придавило мне ноги. Оказалось, на них сидят два малыша и возятся со шнурками моих ботинок.

Я понятия не имел, как долго, в плане минут и секунд, длилось это общение. Наверняка несколько минут. Я был на седьмом небе от счастья. Потом молодняку надоели мои шнурки, и они не спеша удалились. Мать посмотрела им вслед и поковыляла за детишками. Я перебрался через ручей обратно к съемочной группе в полном ошеломлении от столь необычайной привилегии.

На следующее утро мы должны были возвращаться. Дайан взяла с меня обещание попытаться собрать деньги для помощи этим чудесным животным, ради которых она так много делала. Этим я и занялся на следующий день после возвращения в Лондон.

* * *

Мы засняли крупнейших в мире приматов. И я подумал, что для «Жизни на Земле» следует заснять и самых крупных существ в мире – китов.

Смелые люди на каноэ, вооруженные ручными гарпунами, тысячу лет охотились на гигантских китов. Сначала баланс был в пользу китов. Не только потому, что люди выглядели карликами по сравнению с ними, но и потому, что киты в считаные секунды могли уходить под воду и исчезать в океанских глубинах. Однако в ХХ веке баланс резко изменился в противоположную сторону. Мы изобрели способы отслеживать китов и убивать их гарпунами со взрывчаткой. Были созданы предприятия, как плавучие, так и на суше, способные перерабатывать по несколько гигантских туш в сутки. Китобойный промысел приобрел промышленные масштабы. В те годы, когда я родился, каждый год по всему миру добывали до пятидесяти тысяч китов, чтобы обеспечить сложившийся рынок жиром, мясом и костями.

Киты произошли от сухопутных животных. Размеры сухопутных животных ограничены механической прочностью костей: свыше определенного веса кости ломаются. А водных животных поддерживает вода, поэтому киты могли вырастать гораздо крупнее любых обитателей суши. Ноздри китов мигрировали на верхнюю часть головы, передние конечности и хвосты превратились в плавники, а задние конечности постепенно исчезли. На протяжении десятков миллионов лет киты были важной частью сложных экосистем открытого моря, в Мировом океане их было сотни тысяч.

Ключевая проблема, ограничивающая жизнь в океане, – доступность питательных веществ. При благоприятных условиях морские животные живут в верхних слоях; умирая, они опускаются вниз как «морской снег». «Морской снег» формируют также остатки водорослей, экскременты животных – любая питательная органика. Там, где питательных веществ недостаточно, поверхностные воды могут быть почти стерильными. Как наземным растениям, помимо солнечного света и воды, нужны удобрения, так и фитопланктону, фотосинтезирующей основе океанской пищевой сети, для благополучного существования в освещенных солнцем верхних слоях воды нужны азотистые вещества. В океане есть места, где разложившийся «морской снег» размывается и поднимается вверх благодаря течениям, проходящим над подводными горами и хребтами. Именно здесь больше всего фитопланктона и, соответственно, больше рыб. Но остальная часть океана могла бы оставаться бескрайней водной пустыней – если бы не киты. Они настолько крупны, что, уходя на глубину в поисках корма или всплывая на поверхность, чтобы вдохнуть воздух, создают вокруг себя мощные водовороты. Это помогает питательным веществам держаться у поверхности. А когда киты испражняются, воды вокруг тоже существенно обогащаются. «Китовый насос», как часто называют данное явление, ныне признан существенным процессом в сохранении продуктивности океана. На самом деле сейчас считают, что в некоторых частях океана киты поднимают на поверхность больше питательных веществ, чем приносят стоки местных рек[9]9
  Важная роль китов в распространении питательных веществ стала проясняться только недавно. Киты переносят питательные вещества горизонтально, перемещаясь между районами кормления и размножения, и вертикально – транспортируя питательные вещества из богатых питательными веществами глубин в поверхностные слои через фекальные выбросы и урину. Считается, что способность животных перемещать питательные вещества из тех мест, где их в избытке, сократилась на пять процентов по сравнению с периодом до начала промышленного китобойного промысла. См.: Doughty C. E. (2016). Global nutrient transport in a world of giants. https://www.ncbi.nlm.nih.gov/ pmc/articles/PMC4743783/. О локальных исследованиях в заливе Мэн см.: Roma J., McCarthy J. J. (2010). The Whale Pump: Marine Mammals Enhance Primary Productivity in a Coastal Basin // PLoS ONE 5 (10): e13255, https://doi.org/10.1371/journal.pone.0013255.


[Закрыть]. Для сохранения продуктивности океана в эпоху голоцена необходимы киты. В ХХ веке человек убил почти три миллиона китов[10]10
  Первые глобальные оценки результатов китобойного промысла появились совсем недавно. Оказалось, что добыча китов стала, вероятно, самым масштабным по живой массе отстрелом животных в истории человечества. См.: Cressey D. (2015). World’s whaling slaughter tallied //Nature, https://www.nature.com/news/ world-s-whaling-slaughter-tallied-1.17080.


[Закрыть].

Киты не могут долго сопротивляться такой охоте на них. В хороших условиях у них высокая продолжительность жизни. Кашалоты могут жить до семидесяти лет. Самки достигают половой зрелости только к девяти годам, беременность длится более года. Потомство они приносят один раз в три-пять лет. Промышленные китобои для повышения эффективности охотились, если возможно, на самых крупных особей, поскольку это давало больше прибыли. Киты не в состоянии размножаться так быстро, чтобы восполнить потери.

Когда мы продумывали план съемок для «Жизни на Земле», еще никому, насколько нам было известно, не удавалось заснять голубых китов в открытом море. Мы решили это исправить. Но если до начала промышленной добычи их популяция оценивалась в 250 тысяч особей, то в 1970-е годы поголовье сократилось до нескольких тысяч. Рассеянных в бескрайних океанских просторах и по-прежнему преследуемых китобоями, их было практически невозможно найти.

Поэтому мы отправились на Гавайи искать китов-горбачей. И у нас был специальный прибор, облегчающий поиски, – гидрофон.

В конце 1960-х годов американский биолог Роджер Пейн, занимавшийся записью ультразвуковых сигналов летучих мышей, переключился на изучение заявлений ВМФ США о том, что в океане звучат какие-то мелодии. Моряки установили несколько станций для прослушивания движения советских подводных лодок. Но наряду с характерными звуками гребных винтов стали фиксироваться странные звуки, напоминающие музыкальные серенады. Пейн определил, что основным источником этих звуков являются примерно 5000 китов-горбачей, сохранившихся к тому времени. Записи показали, что горбачи создают длительные и сложные мелодии, причем такой низкой частоты, что они распространяются под водой на сотни километров. Горбачи, обитающие в одной части океана, учатся этим песням друг у друга. Каждая песня имеет свою отличительную мелодию, для которой каждый отдельный самец изобретает собственные вариации. Со временем они меняются. Киты, можно сказать, обладают музыкальной культурой.

В 1970-е годы Пейн записал эти звуки на виниловых пластинках. Они стали невероятно популярны и изменили общественное представление о китах. Создания, которые рассматривались преимущественно как источник животного жира, обрели индивидуальность, а печальные песни стали восприниматься как крики о помощи. В чрезвычайно напряженной политической атмосфере 1970-х годов внезапно пробудилось мощное массовое сознание. Кампания по запрету китобойного промысла, которую начали несколько энергичных единомышленников, быстро переросла в господствующую тенденцию. Человек на протяжении своего существования неоднократно уничтожал животных до их полного исчезновения, но сейчас это дикое истребление стало наглядным благодаря дрожащим кадрам видеосъемок, которые проводили смельчаки – участники антикитобойной кампании. Общественное мнение решило, что этого больше допускать нельзя. Поверхность океана в разливах крови и бойню на перерабатывающих заводах уже было невозможно скрыть, и убийство китов из добычи превратилось в преступление.

Никто не хочет исчезновения животных. Люди начинают заботиться о природе, лучше понимая ее. И одним из общедоступных, общемировых способов помочь им в этом является телевидение.

* * *

В 1979 году, после трех лет работы, сериал «Жизнь на Земле» вышел в эфир. Его продали в сотни стран по всему миру, его посмотрели примерно полмиллиарда зрителей. Первая серия стала своего рода введением, которую я назвал «Бесконечное разнообразие». Это был широкий обзор разнообразия животного и растительного мира, отправная точка идеи всего сериала: разнообразие поистине необходимо для жизни. После следующих одиннадцати серий, отразивших все перипетии наших путешествий, показывающих это разнообразие, тринадцатая, заключительная, серия посвящалась лишь одному виду – нашему собственному.

Мне не хотелось намекать, что человечество в каком-то смысле отделено от всего остального животного царства. У нас нет особого места. Мы не предопределенная и не высшая и конечная точка эволюции. Мы просто один из видов на древе жизни. Тем не менее мы вырвались из многих ограничений, которые влияют на другие виды. Поэтому в последнем эпизоде сериала я встал на площади Святого Петра в Риме в окружении огромного количества Homo sapiens со всего света и попытался донести свою мысль.

«Мы с вами, – говорил я, – принадлежим к самому распространенному и доминирующему виду животных на Земле. Мы живем на ледяных шапках полюсов и в тропических джунглях экватора. Мы поднимались на высочайшие горы и спускались в морские глубины. Мы даже покидали Землю и ступали на Луну. Мы, безусловно, самые многочисленные крупные животные. Сейчас нас около четырех миллиардов. И мы достигли этого положения с космической скоростью. Все это произошло за последние какие-то две тысячи лет. Похоже, мы преодолели все ограничения, которые управляют деятельностью и численностью других животных».

В это время мне шел шестой десяток лет, и с тех пор, как я появился на свет, население планеты увеличилось вдвое. Мы невероятно отделились от остальной жизни на Земле и вели иной, уникальный образ жизни. Мы ликвидировали почти всех хищников, которые нам угрожали. Мы взяли под контроль большинство заболеваний. Мы разработали способы производства любых продуктов питания и жизни с максимальными удобствами. В отличие от всех других видов в истории Земли, мы освободились от давления эволюционного естественного отбора. За последние 200 000 лет наши тела не сильно изменились, но наше поведение и наши общества невероятно далеко ушли от природной среды обитания, окружающей нас. Для нас не осталось никаких ограничений. Нас ничто не может остановить. Пока мы не остановимся сами, мы будем потреблять физические ресурсы Земли до тех пор, пока не исчерпаем их.

Мужественные усилия Дайан Фосси, успех антикитобойной кампании, спасение гавайской казарки Питером Скоттом, восстановление в дикой природе популяции арабского орикса, создание тигровых заповедников в Индии – всей этой работы, которую проводит растущая армия специалистов по охране окружающей среды, собирая денежные средства и выступая за политику охраны ценных видов, может оказаться недостаточно. А поскольку Homo sapiens всегда хочет большего, следующая стадия неизбежна. Скоро начнут исчезать целые ареалы обитания.

1989

Население планеты: 5,1 миллиарда

Концентрация углерода в атмосфере: 353 миллионные доли

Остающаяся дикая природа: 49 процентов

Впервые я увидел орангутанга 24 июля 1956 года во время третьей экспедиции для съемок «Зооквест». Это была запоминающаяся встреча – мой первый огромный примат, гора рыжей шерсти, впечатляющих размеров самец, раскачивающийся между ветвей и разглядывающий меня с интересом и явно с долей презрения. Кадры, на которых мы его запечатлели, оказались далеки от совершенства. Мы снимали против солнца, силуэт наполовину был скрыт ветвями, но, насколько я знал, телевидение еще никогда не снимало орангутангов в дикой природе.

Самца нашли для нас местные охотники из длинного дома, в котором мы остановились на полпути вверх по течению реки Махакам, в Восточном Борнео. Когда мы уходили, один из охотников выстрелил в него из ружья. Зачем он это сделал? «Эти обезьяны, – пояснил мужчина, – разоряют поля, а мне нужно кормить семью». И кто я такой, чтобы говорить ему, что этого не следует делать?

Влажные тропические леса – особенно ценная среда обитания, одно из наиболее богатых биоразнообразием мест в мире. Более половины сухопутных животных планеты обитает в их зеленых глубинах. Они располагаются во влажных тропических регионах, где в изобилии два основных ресурса, которые требуются почти всем растениям, – пресная вода и солнечный свет. Рядом с экватором солнце светит по двенадцать часов каждый день с таким постоянством, что тут практически нет смены сезонов. Тропическая влага захватывается воздушными потоками и проливается дождями над лесом; интенсивность осадков достигает четырех метров в год. В лесах циркулирует и собственная вода – каждое утро под воздействием солнечного тепла испаряющаяся влага из миллиардов листьев поднимается в виде тумана, чтобы в итоге снова выпасть на землю дождем.

Идеальная пригодность таких мест для растений – результат величайшей и самой суровой борьбы за пространство, какая только происходит на Земле. Гигантские деревья, возвышающиеся на сорок метров, протягивают во все стороны массивные ветви, чтобы получить солнечный свет. Все вместе они создают очень редкое на суше явление – настоящую трехмерную среду обитания. Под густым листовым пологом ветви служат транспортными артериями во все уголки леса для тех, кто не способен летать. Далеко внизу, в темноте лесной подстилки, сплетение массивных корней и мельчайших нитей придают устойчивость массивным стволам. Тысячи других растений организуют себе жизнь множеством разных способов. Некоторые отвоевывают место под солнцем, карабкаясь по стволам деревьев снизу вверх. Другие, вероятно, вырастающие из семян, сброшенных птицами, устраиваются на массивных ветвях. Еще больше живет ближе к земле, в относительном мраке, медленно произрастая на тех средствах к существованию, какие можно добыть из ковра палой листвы.

И среди всей этой растительности обитают животные. Мелкие виды значительно превосходят по численности крупных. Множество беспозвоночных, мелких млекопитающих и птиц, питающихся семенами, цветами, плодами, листьями, добывающими пищу в коре… Их взаимозависимое существование – нескончаемый источник чудес для натуралиста, который пытается во всем этом разобраться. Можно встретить ос, которые бо́льшую часть своей жизни проводят внутри мелких плодов инжира, трипсов, которые закутываются в цветы, головастиков, плавающих в чашечках вазеплантов, ящериц, кожа которых покрыта бахромой и клочьями так, что они практически невидимы на древесной коре, если не движутся. Влажные тропические леса – это места, где вовсю разворачивались эволюционные инновации и эксперименты.

Отсутствие смены сезонов в тропиках создает в лесах ощущение безвременья, что стимулирует биоразнообразие. Поскольку растения не привязаны к климатическому календарю, они цветут, плодоносят и производят семена практически в любое время. Некоторые деревья плодоносят более-менее постоянно. Другие растут месяцами, а то и годами, прежде чем внезапно разразиться цветением и плодоношением. Таким образом, опыление, поедание плодов и сбор семян во влажных джунглях – не сезонная деятельность, как это происходит в лесах на севере и юге планеты. И пища доступна круглый год – преимущество, которым пользуются десятки различных видов множества различных групп животных. Большинство из миллионов видов существуют в небольших количествах, имеют ограниченный ареал распространения, и многие приобретают очень узкую специализацию. Некоторые виды насекомых могут жить благодаря только одному виду растений, укоренившихся на одном виде деревьев. В результате возникает ошеломительная сложность взаимосвязанных отношений – каждый вид является важнейшим компонентом целого.

Пример тому – орангутанги, которые так запечатлелись в моей памяти. Они широко рассеяны в лесах Борнео и Суматры, но играют ключевую роль в распространении семян многих деревьев с хорошо развитой кроной. Матери орангутангов проводят по десять лет со своим единственным детенышем, обучая его, как и когда собирать десятки различных плодов. Поскольку это крупные животные и почти полные вегетарианцы, они ежедневно потребляют большое количество пищи и вынуждены постоянно перемещаться в поисках спелых плодов. Они либо выплевывают семена на месте, либо переносят их в желудке по несколько дней, пока не выпустят вместе с комками экскрементов в нескольких километрах. Оба способа повышают шансы распространения семян и в некоторых случаях являются для этого необходимым условием.

Во влажных тропических лесах удивительное богатство видов деревьев, чем и объясняется биоразнообразие лесов. Это тоже характеристика, которую мы уничтожаем. На протяжении многих лет я неоднократно бывал в лесах Юго-Восточной Азии для съемки программ. С начала 1960-х годов Малайзия, а за ней Индонезия приступили к замене головокружительного разнообразия деревьев влажных лесов на один вид – масличные пальмы. В 1989 году, когда я посетил Малайзию для съемок сериала «Испытания жизни» (Trials of Life), там было два миллиона гектаров плантаций масличной пальмы. Помню, мы перемещались вдоль берега реки в поисках обезьян-носачей. Нас окружала привычная зеленая завеса листвы, из которой то и дело выпархивали какие-то птицы. Возможно – я позволил себе в это поверить, – все было хорошо. Но, возвращаясь над этим районом по воздуху, я увидел совсем другую картину – полоску леса шириной около полумили, подступающую к водной глади, то есть постепенная деградация была очевидной. За границей джунглей, насколько охватывал глаз сверху, не было ничего, кроме единственного вида деревьев, высаженных строгими рядами масличных пальм.

Очень трудно смириться с исчезновением богатых и удивительных лесов. Но юго-восточные азиаты просто делали то, что мы в Европе и Северной Америке уже давно совершили. Современные спутниковые снимки любого континента показывают, что ландшафт теперь представляет собой небольшие островки темно-зеленого девственного леса посреди огромных пространств посевных площадей.

Честно сказать, в вырубке лесов человек всегда находил двойную выгоду. Во-первых, люди получали древесину, а, во‐вторых, на высвобождаемых территориях можно было возделывать почву. Неудивительно, что Homo sapiens проявил такую решительность и изобретательность в уничтожении лесов. Считается, что сейчас у нас на три триллиона меньше деревьев, чем было в начале цивилизации[11]11
  Сайт www.globalforestwatch.org – очень полезный источник, на котором можно увидеть все изменения лесного покрова Земли. Сделать это не так-то просто. Из космоса плантации могут выглядеть как натуральные леса, хотя эти ареалы обитания отличаются очень низким биоразнообразием. Проект «Глобальное биоразнообразие лесов» (The Global Forest Biodiversity Initiative) – см.: https://www.gfbinitiative.org/ – стремится более тщательно отслеживать эту ситуацию. Один из его ведущих участников Томас Кроутер недавно оценил тотальную лесную массу и ее сокращение от рук человека. См.: Crowther T. Mapping tree density at a global scale // Nature 525, 201–205 (2015); https://doi.org/10.1038/nature14967.


[Закрыть]. То, что происходит сегодня, – всего лишь заключительная глава в процессе глобального уничтожения лесов, который шел на протяжении тысячелетия. Теперь это коснулось и влажных тропиков. И как со всем во второй половине ХХ века – и второй половине моей жизни – мы действуем с размахом и скоростью, которые увеличиваются год за годом. Половина влажных лесов в мире уже уничтожена.

Популяция орангутангов Борнео не может существовать без леса, однако от нее осталась лишь треть по сравнению с тем, что было шестьдесят лет назад, когда я впервые побывал там[12]12
  В 2016 году Международный союз охраны природы (МСОП) оценил численность орангутангов Борнео в 104 700 особей. Это значительное сокращение по сравнению с 1973 годом, когда их насчитывалось 288 500 особей. По прогнозам, к 2025 году орангутангов останется всего 47 000. См.: https://www.iucnredlist.org/species/17975/123809220# population.


[Закрыть]. Орангутангов по-прежнему легко увидеть и заснять, но не потому, что их очень много, а потому, что многие из них теперь живут в заповедниках и реабилитационных центрах под внимательным присмотром специалистов по охране окружающей среды, серьезно озабоченных скоростью их исчезновения.

Мы не можем продолжать вырубать влажные тропические леса бесконечно, а все, что мы не можем делать бесконечно, является, по определению, истощаемым. Если мы истощаем какие-то ресурсы, ущерб накапливается до такой степени, что в итоге рушится вся система. Ни одна среда обитания, какой бы большой она ни была, от этого не застрахована.