Автор книги: Дэвид Аттенборо
Жанр: Прочая образовательная литература, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]
1954
Население планеты: 2,7 миллиарда
Концентрация углерода в атмосфере: 310 миллионных долей
Остающаяся дикая природа: 64 процента
Закончив изучение естественных наук в университете и отслужив в военно-морском флоте, я был принят в телевизионную службу Би-би-си. Она начала работать в 1932 году, первой в мире, и занимала две небольшие студии в Александра-палас на севере Лондона. Во время Второй мировой войны ее деятельность была приостановлена, но в 1946 году возобновилась в тех же студиях и с теми же камерами. Все ее программы шли в прямом эфире, в черно-белом изображении, и видеть их могли только в Лондоне и Бирмингеме. Моей задачей было производство документальных программ всякого рода, но по мере расширения тематики и количества передач, показываемых каждый вечер, я начал специализироваться на природе.
Сначала мы показывали животных, которых доставляли в студию из Лондонского зоопарка. Их размещали на столе, покрытом половичком, обычно под чутким наблюдением одного из специалистов зоопарка. Но животные пугались, да и выглядело это странно. А что, если дать зрителям возможность увидеть животных в привычной для них обстановке – в природе? И со временем я придумал, каким образом можно это сделать. Мы составили план с Джеком Лестером, куратором отдела рептилий Лондонского зоопарка. Он сказал своему директору, что готов поехать в Сьерра-Леоне, в Западную Африку, которую хорошо знал, прихватив с собой меня и кинооператора, чтобы заснять за работой. После каждого видеосюжета Джек должен был появляться в студии вместе с реальным животным, которое поймал, и рассказывать о нем что-нибудь познавательное. Это могло бы стать прекрасной рекламой для зоопарка, а Би-би-си получила бы новый тип программы о животных. Мы назвали ее «Зооквест» (Zoo Quest).
Итак, в 1954 году я отправился в Африку с Джеком и молодым кинооператором Чарльзом Лагусом, который раньше работал в Гималаях; у него была легкая 16-миллиметровая камера, которая нам и требовалась.
Первая передача вышла в эфир в декабре 1954 года. К несчастью, на следующий день после показа Джек был госпитализирован с заболеванием, которое впоследствии его и погубило. О том, чтобы он появился на второй передаче, через неделю, не могло быть и речи. Только один человек мог его заменить, и этим человеком был я. Мне дали указание оставить аппаратную, из которой я руководил телекамерами, ведущими прямую трансляцию, и выйти в студию, где пришлось иметь дело с питонами, обезьянами, редкими птицами и хамелеонами, привезенными нами из экспедиции. Так началась моя карьера перед камерой. Серия передач оказалась чрезвычайно популярной, и я начал ездить по свету, снимая новые циклы программы «Зооквест» – в Гайану, Борнео, Новую Гвинею, на Мадагаскар, в Парагвай. Всюду я попадал в дикую, нетронутую природу: прибрежные воды морей, обширные леса, бескрайние луговые равнины. Год за годом я обследовал эти места, запечатлевая чудеса природы для зрителей, остающихся дома. Поначалу люди, которые помогали нам, водили по всем этим джунглям и пустыням, никак не могли понять, почему мне так трудно замечать животных – животных, которых они сами видели, что говорится, запросто. Но прежде чем я приобрел необходимые навыки, потребовалось некоторое время.
Программы стали чрезвычайно популярны. Люди никогда в жизни не видели панголинов по телевизору, да и живых тоже. Они никогда не видели ленивцев. Мы показали им крупнейшую ящерицу-варана – «дракона Комодо», – она живет на одноименном острове в Центральной Индонезии, и впервые засняли танцующих райских птиц в гвинейском лесу.
1950-е годы были временем большого оптимизма. Вторая мировая война, оставившая Европу в руинах, начала выветриваться из памяти. Весь мир хотел двигаться дальше. Технологические новации шли валом, облегчая нашу жизнь, знакомя нас с новыми ощущениями. Казалось, прогрессу нет границ. Будущее рисовалось увлекательным и открывающим перед нами все возможности, о которых можно было мечтать. И кем был я, путешествующий по свету с целью исследования природы, чтобы с этим не соглашаться?
Это было до того, как кто-то из нас осознал, что впереди – проблемы.
1960
Население планеты: 3 миллиарда
Концентрация углерода в атмосфере: 315 миллионных долей
Остающаяся дикая природа: 62 процента
Если существует какой-то общий образ, который, вероятно, возникает в голове у каждого при мысли о дикой природе, так это великие африканские равнины с их слонами, носорогами, жирафами и львами. Мой первый визит на равнины состоялся в 1960 году. Конечно, животные, которых я увидел, были замечательны, но мое воображение куда больше захватили ландшафты. На языке масаи слово «серенгети» означает «бесконечные равнины». Это точное определение. Вы можете оказаться в какой-то точке экорегиона Серенгети, и вам покажется, что здесь нет никакой живности, а на следующее утро вокруг вас будет миллион антилоп гну, четверть миллиона зебр, полмиллиона газелей. Пройдет несколько дней – и все они исчезнут за горизонтом, скроются из виду. Вам простительно предположить, что эти равнины в прямом смысле бескрайни, если уж они способны поглотить такие огромные стада.
В то время казалось немыслимым, что человек – единственный вид! – когда-нибудь будет представлять угрозу для столь необъятных пространств. Но именно этого опасался один прозорливый ученый, Бернард Гржимек. Он был директором Франкфуртского зоопарка, и после войны возрождал его на месте, где остались только разбитые вольеры и воронки от бомб. В 1950-е годы он стал узнаваемым лицом на немецком телевидении, представляя фильмы о дикой природе Африки. Самый знаменитый – «Серенгети не должен умереть» (Serengeti darf nicht sterben), за него Бернард в 1960 году получил премию «Оскар» в номинации «за лучший документальый фильм». В фильме отражена работа Гржимека по составлению карты миграции стад антилоп гну. Он с сыном Михаэлем, который был пилотом, на легкомоторном самолете следовал за стадами, исчезающими за горизонтом. Они наносили на карту, как животные пересекали реки, преодолевали лесистые местности и государственные границы…
В процессе Бернард начал понимать, как устроена вся экосистема Серенгети. Стало очевидным, что травы нуждаются в травоядных столько же, сколько те – в травах: без пасущихся животных травы не достигли бы господствующего положения. В ходе эволюции травы приспособились противостоять миллионам прожорливых ртов. Когда зубы животных срезают траву над уровнем земли, для продолжения роста используются запасы, хранящиеся в корнях непосредственно под землей. Когда же стада разрывают почву копытами, а растения теряют семена, создается основа для появления следующего поколения. Стада уходят – и травы получают возможность для быстрого возрождения, извлекая дополнительные питательные вещества из куч навоза, оставленного животными. То, что после ухода животных выглядит как полоса уничтожения (все вытоптано), на самом деле является существенным фактором в жизненном цикле трав. Если бы пастбищ было слишком мало (как и стад травоядных животных), травы исчезли бы в тени более высоких растений.
На самом деле это был рассказ о взаимозависимости, характерной для открытий, которые стала делать зарождающаяся наука – экология. Задача дать названия и классифицировать виды, которая в первую очередь занимала зоологов XIX века, оказалась вытеснена иными целями. Зоологи становились более узкими специалистами. Кто-то занимался изучением деятельности живых клеток, невидимых невооруженным глазом, используя новые, более сильные микроскопы и рентгеновские лучи. Эта деятельность привела в 1953 году к открытию структуры ДНК – основы наследственности. Другие, а именно экологи, разрабатывали статистические методы и оборудование для наблюдения, чтобы изучать сообщества животных, существующих совместно в дикой природе. В 1950-е годы экологи начали улавливать смысл в кажущемся хаосе окружающего мира и приходить к пониманию того, как именно взаимосвязана жизнь в сети бесконечного разнообразия, как все в мире зависит одно от другого. Животные и растения имеют порой очень близкие отношения друг с другом, но при столь тесном переплетении эти экосистемы не обязательно прочные. Даже малейший толчок в неудачном месте может вывести из равновесного состояния все сообщество.
Гржимек понял, что это справедливо даже для такой огромной экосистемы, как Серенгети. Наблюдения во время полетов навели его на мысль о том, что сам размер равнин предотвращает эту экосистему от разрушения. Без огромных пространств стада не смогли бы перемещаться на большие расстояния и давать передышку диким пастбищам в различных регионах. Травоядные пожирали бы траву до самых корней и в итоге оказались бы на грани голода. Из ослабленных голодом стад немедленно извлекли бы выгоду хищники, но со временем и они начали бы вымирать. То есть без своих огромных пространств экосистема Серенгети утратила бы равновесие и разрушилась.
Встревоженный информацией о том, что Танзания и Кения собираются заявить о независимости и вполне могут уступить требованиям превратить равнины в сельскохозяйственные угодья, Гржимек с помощью своих фильмов и другой деятельности оказал поддержку тем, кто был заинтересован в защите пастбищ и сохранении их в первозданном природном состоянии. Африканские страны также проявили дальновидность. Танзания запретила устраивать поселения в той части Серенгети, которая находилась в пределах ее территориальных границ, – это распоряжение вызвало множество споров. В Кении, в районе реки Мара, создали новые заповедники, чтобы сохранить в неприкосновенности традиционные пути миграции по Серенгети.
Позиция была обозначена: природа далеко не безгранична, дикий мир конечен, он нуждается в защите. И через несколько лет эта идея стала очевидной для всех.
1968
Население планеты: 3,5 миллиарда
Концентрация углерода в атмосфере: 323 миллионные доли
Остающаяся дикая природа: 59 процентов
В ходе экспедиций в отдаленные уголки мира для программы «Зооквест» я общался с людьми, образ жизни которых очень сильно отличался от моего собственного. Постепенно я лучше узнавал и их, и их взгляды на жизнь. Я почувствовал, что будет важно донести представления об их жизни и перспективах до домашней аудитории, поэтому акцент моих заморских съемок начал меняться. Я стал делать фильмы, показывающие жизнь и традиции народов, живущих очень далеко от Европы – в Юго-Восточной Азии, на островах западной части Тихого океана, в Австралии. Я настолько заинтересовался ими, что решил обязательно узнать как можно больше об убеждениях автохтонных народов и о том, как они организуют свою жизнь. Руководство Би-би-си позволило мне уйти с полной ставки продюсера и ближайшие несколько лет по полгода заниматься съемками фильмов, а остальное время изучать антропологию в Лондонской школе экономики. Казалось, я восхитительно устроился. Но это продлилось недолго.
В 1960-е годы на Би-би-си возложили ответственность за внедрение в Британии цветного телевещания, до этого картинка была только черно-белой. Новшествами должен был заняться новый телевизионный канал Би-би-си-2. Предполагалось, что программы будут создаваться в новом стиле, освещать новые темы. Но что именно следовало делать, не конкретизировалось – тут все возлагалось на руководителя. Такая работа могла соблазнить любого, кто интересовался телевещанием. Во всяком случае, когда мне ее предложили, я не мог отказаться. В 1965 году я бросил свои антропологические штудии и вернулся в штат Би-би-си на административную должность.
Это было уже в 1968 году, за четыре дня до Рождества. Я стоял у стены в аппаратной телецентра Би-би-си и смотрел кадры, которые отправлял на Землю экипаж космического корабля «Аполлон-8». Мы все знали, что миссия «Аполлона-8» особенная. Впервые в мире его экипажу предстояло сойти с околоземной орбиты, отправиться к Луне, облететь ее, сделать съемку стороны, которую человечество никогда не видело, и вернуться на Землю. По сути, это была генеральная репетиция высадки человека на Луну, которую президент Кеннеди пообещал совершить до конца текущего десятилетия.
Разумеется, целью миссии была Луна, но именно изображения Земли неожиданно захватили внимание и экипажа, и всех нас. Фрэнк Борман, Джим Ловелл и Билл Андерс стали первыми людьми, улетевшими так далеко от Земли, что смогли увидеть ее целиком невооруженным глазом. И это произвело глубокое впечатление. Через три с половиной часа полета Джим Ловелл поделился впечатлениями с НАСА[8]8
Записи всех переговоров с экипажами «Аполлонов» доступны на сайте НАСА. Это увлекательнейшее чтение: https://www.nasa.gov/ mission_pages/apollo/missions/index.html.
[Закрыть]: «Сейчас могу видеть всю Землю в центральный иллюминатор». Руководители полета были поражены. «Прекрасно!» – только и могли вымолвить. Андерс поспешил за фотокамерой и стал первым человеком, сфотографировавшим целиком Землю. Это впечатляющий снимок. Земля, похожая на перевернутый глобус, занимает почти весь кадр, с Южной Америкой, залитой декабрьским солнцем. Но эта фотография, как и все остальные, сделанные во время полета, осталась непроявленной в камере до приземления. В телевизионных студиях по всему миру мы надеялись увидеть электронную картинку.
Начала первой трансляции с борта космического корабля ждали у своих телеприемников больше, чем какой-либо телевизионной передачи за всю историю. Нам подарили невероятно хорошую картинку интерьера кабины. После нескольких любезностей Фрэнк Борман объяснил, что Андерс, работающий с видеокамерой, ждет, пока космический корабль повернется в нужную позицию, и тогда он сможет направить объектив через иллюминатор на Землю.
«Скоро будет зрелище, которое мы очень хотим, чтобы вы увидели», – сказал он всем нам.
Но в этот момент изображение исчезло. Центр управления полетом в Хьюстоне пытался донести до экипажа, что изображение прервалось. Нам оставалось только ждать. После нескольких минут пустой болтовни в прямом эфире нам сообщили, что возникли проблемы с телеобъективом. Андерс переключился на широкоугольный, но картинка все равно не появилась. «А вы крышку с объектива не забыли снять?» – поинтересовался Хьюстон. «Нет, – кратко ответил Борман. – Мы это уже проверили».
Потом на всех наших экранах внезапно появилось изображение. В кадре был виден диск, но из-за широкоугольного объектива он выглядел довольно маленьким. Но более серьезную проблему представляла выдержка. Земля, залитая солнечным светом, оказалась слишком, слишком яркой. «Она выглядит слепящим пятном на экране, – сообщил Хьюстон. – Мы не понимаем, что видим».
«Это Земля», – извиняющимся тоном откликнулся Борман.
Не в силах улучшить изображение, экипаж решил устроить нам тур по кораблю. Мы наблюдали, как астронавты едят ланч в невесомости. Джим Ловелл поздравил маму с днем рождения. И трансляция завершилась. «Надеюсь, мы подберем другой объектив», – сказал Борман.
Следующего сеанса связи пришлось ждать почти сутки. Двадцать третьего декабря глобальная аудитория, собравшаяся у телевизоров по всему земному шару, выросла, по некоторым оценкам, до миллиарда человек – безусловно, это была самая большая аудитория в истории телевидения. Борман начал с гордого заявления: «Привет, Хьюстон, это “Аполлон-восемь”. Сейчас наша телекамера направлена прямо на Землю».
У экипажа не было видоискателя, поэтому они на самом деле не могли знать, что видно в кадре.
«Мы очень хорошо видим ее край», – ответил Хьюстон, но затем Земля быстро сдвинулась и исчезла. По крайней мере, на сей раз телеобъектив работал, но прошло еще несколько мучительных минут под комментарии «чуть левее, чуть правее», в то время как экипаж, работая вслепую, пытался направить объектив на нашу планету, а корабль медленно рыскал вокруг горизонтальной оси на расстоянии 180 000 миль.
Даже при том, что изображение Земли скользило и плавало на телеэкране, главное заключалось в том, что в этот момент четверть человечества смотрела на себя. Все боялись моргнуть. Это была Земля, на которой находились все мы – за исключением трех человек в космическом корабле, которые нам это показывали.
Благодаря одному этому изображению телевидение в канун Рождества 1968 года дало человечеству возможность понять нечто такое, что раньше было невозможно столь наглядно визуализировать, – вероятно, самую важную истину нашего времени: наша планета маленькая, одинокая и уязвимая. Она – единственное место, которое у нас есть, единственное место, насколько нам известно, где существует жизнь. Это уникальная ценность.
Изображения с «Аполлона-8» изменили умонастроения населения всего мира. Как сказал Андерс, «мы проделали весь этот путь, чтобы исследовать Луну, но главное в том, что мы открыли Землю». Мы все одновременно поняли, что наш дом не безграничен – существует предел нашему существованию.
1971
Население планеты: 3,7 миллиарда
Концентрация углерода в атмосфере: 326 миллионных долей
Остающаяся дикая природа: 58 процентов
Когда я в 1965 году соглашался на административную должность в Би-би-си, я попросил, чтобы мне была предоставлена возможность раз в два-три года оставлять свое кресло на несколько недель и делать новую программу. Я сказал, что таким образом смогу быть в курсе всех технологических новинок в телеиндустрии. И в 1971 году я задумался о возможной теме.
До начала ХХ века европейские путешественники, отправляясь за пределы своего континента в дальние неизведанные уголки планеты, вынуждены были в новых краях передвигаться пешком. Они нанимали носильщиков для переноски продовольствия, палаток и прочего оборудования, которое могло бы понадобиться для автономного существования вдали от цивилизации. Но в ХХ веке создание двигателя внутреннего сгорания положило этому конец. Исследователи теперь пользуются джипами, легкими самолетами и даже вертолетами.
Я знал, что единственное место, где исследователи до сих пор делают великие открытия, путешествуя исключительно пешком, – Новая Гвинея.
Внутренние территории этого острова протяженностью в тысячу миль, расположенного к северу от Австралии, представляют собой крутые горные хребты, поросшие тропическим лесом. Даже в 1970-е годы там оставались места, куда не ступала нога пришельца, и передвижение с длинной вереницей носильщиков до сих пор оставалось единственным способом добраться туда. О такой экспедиции наверняка можно было бы сделать захватывающий фильм.
В то время восточная половина Новой Гвинеи находилась под управлением Австралии. Я связался с друзьями с австралийского телевидения. Они выяснили, что некая горнодобывающая компания добивается разрешения отправиться в один из таких неисследованных районов для разведки полезных ископаемых. Однако государственная политика заключалась в том, что вести разведку (любую) никому нельзя, не удостоверившись, что в таких местах не живут люди. Аэрофотосъемка не обнаружила никаких следов хижин или иных строений, но показала парочку мелких участков в лесном покрове, которые могли быть вырубками, сделанными местными обитателями. Ни один из этих участков не был достаточно большим для посадки вертолета. Единственный способ выяснить, что это такое, – отправиться пешком. И я с операторской командой мог бы присоединиться к такой группе – если действительно этого хотел.
План мой был прост. Ближайшим европейским поселением в интересующем районе была небольшая государственная база под названием Амбунти на величественной реке Сепик, протекающей примерно в восточном направлении параллельно северному побережью острова и впадающей в Тихий океан. На базе находился правительственный чиновник, который должен был возглавлять экспедицию, Лаури Брагге. Он должен был сформировать бригаду носильщиков. Нам оставалось только нанять гидроплан, который смог бы приводниться на реку рядом с базой, и присоединиться к экспедиции.
Это оказалось самым утомительным путешествием из всех, которые я совершал. Лаури смог нанять сотню носильщиков, но этого оказалось недостаточно, чтобы нести все продовольствие, которое могло нам потребоваться. К тому же нам предстояло преодолеть самые труднодоступные территории. Каждое утро с рассветом мы начинали путь, прорубая себе проход через самые густые джунгли, какие я когда-либо видел, вытаскивали друг друга по крутым глинистым склонам на перевал, после чего скользили вниз по влажной лесной подстилке на другую сторону, чтобы перейти вброд небольшую извилистую речушку и вскарабкаться на противоположный склон… И это повторялось раз за разом. Днем, часа в четыре, мы останавливались, разбивали лагерь и натягивали брезент, который обеспечивал укрытие от проливных дождей, начинавшихся ровно в пять.
Через три с половиной недели такого путешествия один из носильщиков заметил человеческие следы в лесу на краю поляны, которую мы расчистили. Кто-то подходил к нашему лагерю предыдущей ночью и следил за нами. Мы пошли по следам. Каждый вечер, поставив палатки, мы раскладывали подарки – брикеты соли, ножи и пакетики со стеклянными бусами. Одного из носильщиков отправляли сидеть на пне и каждые несколько минут громко сообщать, что мы – друзья и принесли подарки. Скорее всего, люди, по следам которых мы шли, кем бы они ни были, не понимали его, потому что в Новой Гвинее говорят на сотне разных языков. Даже небольшие группы имеют свой особый диалект. Мы звали их вечер за вечером. Но каждое утро подарки оставались там, где мы их выкладывали.
Продовольствие стало заканчиваться уже к концу третьей недели, и мы вынуждены были заказать дополнительную доставку необходимого по воздуху. Разбили лагерь, и на протяжении последующих двух дней носильщики упорно вырубали деревья, чтобы создать поляну, на которую вертолет смог бы сбросить нам припасы. Операция прошла благополучно, после чего мы двинулись дальше – носильщики опять с обнадеживающе тяжелой поклажей, но не жалуясь, поскольку перед этим питаться приходилось весьма скудно. Мы приближались к территории, которая уже была нанесена на карту. Казалось, что и экспедиция, и наш фильм завершатся неудовлетворительным результатом.
И вот однажды, проснувшись утром под брезентовой накидкой, я увидел группу невысоких мужчин, стоявших буквально в паре ярдов от меня. Рост каждого не превышал полутора метров. Они были обнаженными, не считая широкого пояса из коры, под который был подсунут пучок листьев спереди и сзади. Кое у кого по бокам были проколоты ноздри, чтобы украсить себя, как я позже определил, зубами летучих мышей. Хью, оператор, который даже спал с камерой, заряженной пленкой и готовой к работе, уже начал снимать. Мужчины смотрели на нас широко раскрытыми глазами, словно никогда в жизни такого не видели. Не сомневаюсь, у меня был такой же вид. Я тоже никогда не видел таких, как они. К собственному удивлению, я обнаружил, что общаться с ними не составляет никакого труда. Я попробовал жестами показать, что у нас нет еды. Они показали на свои рты, покивали и стали раскрывать плетеные мешки, доставая клубни, вероятно, таро, растения, распространенного на островах Тихого океана. Я показал на брикеты соли, которые мы несли с собой. По всей Новой Гвинее соль использовалась в качестве твердой валюты. Мужчины кивнули. Мы начали обмен. Затем Лаури спросил названия ближайших рек. Это объяснить оказалось сложнее, но постепенно мужчины поняли, что он хочет, и начали называть. Сколько рек им было известно? Считали они, сначала касаясь пальцев по одному, потом отмечая места на предплечье, на локте, продолжили на верхней части руки и закончили на шее. На самом деле Лаури не очень интересовало, как именно называются реки и сколько их, – он просто хотел выяснить, какими жестами наши новые знакомые обозначают числа. Он знал жесты, с помощью которых считают другие группы в этом регионе, и те, какими пользовались эти маленькие люди, могли дать представление, с кем они могут поддерживать торговые контакты.
Минут через десять мужчины начали махать руками и закатывать глаза, показывая, что собираются нас покинуть. Мы помахали им в ответ, пытаясь пригласить вернуться на следующее утро с новой едой. И они ушли.
На следующее утро, как мы и надеялись, они пришли и принесли еще кореньев. Мы спросили, можно ли нам посмотреть, где они живут, разрешат ли познакомиться с их женщинами и детьми. После некоторого замешательства (не исключено, что и сомнений) они кивнули и повели нас в лес. Мы двигались за ними в нескольких ярдах. Это было непросто, так как растительность была очень плотной. Обойдя ствол гигантского дерева, мы потеряли их из виду – они просто исчезли. Мы стали их звать. Ответа не последовало. Может, нас завели в западню? Мы ничего не понимали. Покричав еще несколько минут, мы развернулись и пошли обратно к лагерю, но у меня сложилось представление о том, как раньше жили все люди – небольшими группами, которые находили все необходимое в окружающем мире природы. Ресурсы, которыми они пользовались, были самовозобновляемыми. Они производили минимум отходов. Они вели устойчивый образ жизни в равновесии с окружающей средой, и это равновесие могло длиться практически вечно.
Через несколько дней я вернулся в ХХ век, за свой рабочий стол в телевизионном центре.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?