Текст книги "Бобо в раю. Откуда берется новая элита"

Дэвид Брукс
Бобо в раю. Откуда берется новая элита

©David Brooks, 2000

©ООО «Ад Маргинем Пресс», 2013

©Дмитрий Симановский, перевод с английского, 2013

©Фонд развития и поддержки искусства «АЙРИС»/IRIS Art Foundation, 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Посвящается Джейн

Предисловие

Эта книга началась с нескольких наблюдений. Проведя четыре с половиной года за границей, я вернулся в Соединенные Штаты и, окинув родину свежим взглядом, обратил внимание на целый ряд занятных рокировок. В элитных, населенных преимущественно WASP’ами[1]1
  WASP (англ.) – акроним, обозначающий белых англосаксонских протестантов.


[Закрыть] пригородах появились артистические кофейни, где посетители пили европейский эспрессо под альтернативную музыку. В богемных же районах в центре города развелось несметное количество лофтов за адские миллионы и магазинов а-ля «все для сада», где искусственно состаренные тяпки продаются по 35.99 долларов. Корпоративные монстры типа «Майкрософт» или Gap принялись вдруг использовать в рекламе цитаты из Ганди и Джека Керуака. Статусными атрибутами как будто махнулись, не глядя: модные адвокаты щеголяли в очечках в стальной оправе, которые раньше носили подростки, потому что теперь, очевидно, правильнее было косить под Франца Кафку, нежели под Пола Ньюмана.

Давно установленные границы стерлись – вот что поразило меня больше всего. На протяжении всего XX века отличить мир капитализма от богемной контркультуры не составляло труда. Будучи практичными обывателями, буржуа определяли традиционную мораль среднего класса. Они работали в крупных корпорациях, жили в пригородах и ходили в церковь. В свою очередь, деятели богемы пренебрегали общепринятыми нормами поведения. Это были художники и интеллектуалы, битники и хиппаны. В старой системе представители богемы были носителями ценностей радикальных 1960-х; в свою очередь буржуазия нашла свое яркое выражение в предприимчивых яппи 1980-х.

Однако в Америке, в которую я вернулся, буржуазные и богемные атрибуты перемешались. Отличить потягивающего эспрессо художника от поглощающего капучино банкира стало практически невозможно. И дело не только в модных аксессуарах. Я обнаружил, что даже подробное исследование предпочтений в области секса, морали, свободного времени и трудовой деятельности не позволяет отличить левого нонконформиста от благонадежного работника корпорации. У большинства, по крайней мере среди людей с высшим образованием, протестная позиция весьма хаотично совмещалась с желанием подняться по социальной лестнице. Вопреки ожиданиям, а подчас и логике эти люди совместили представления контркультурных 1960-х и нацеленных на успех 1980-х в единый социальный этос.

В ходе дальнейших исследований мне стало понятно, что наблюдаемые мной явления – прямое следствие информационного века, когда идеи и знания играют, по крайней мере, не меньшую роль, чем природные ресурсы и финансовый капитал. Неосязаемый мир информации сливается с материальным миром денег, и на свет появляются такие словосочетания, как «интеллектуальный капитал» и «культурная индустрия». В такой период наибольшего успеха добиваются те, кто способен сделать из идеи или эмоции продукт. Это высокообразованные люди, одной ногой стоящие в богемном мире творческой самореализации, другой же в капиталистическом царстве амбиций и всемирного финансового успеха. Представители новой элиты информационного века – это богемные буржуа (bourgeois bohemians). Для удобства мы будем использовать акроним «Бобо».

Бобо – ярчайшие представители современности. Бобо – это новая элита. Их гибридная культура создает атмосферу, которой все мы дышим. Их социальные принципы доминируют в общественной жизни. Их мораль оказывает влияние на нашу личную жизнь. Поскольку в употребленном мной понятии «элита» есть неприятный оттенок высокомерия, считаю должным заявить, что сам являюсь частью этого социального слоя, как, я подозреваю, и большая часть моих читателей. Не так уж мы и плохи. В каждом обществе есть своя элита, и наша образованная элита куда просвещеннее элит прошлого, положение которых зиждилось на крови, богатстве или военной доблести. Там, где появляется образованная элита, жизнь становится интереснее и разнообразнее, а нравы мягче.

В этой книге содержится описание мировоззрения, нравов и моральных принципов новой элиты. Начав с поверхностных наблюдений, я подступаю к более глубоким выводам. После главы, где прослеживаются истоки состоятельного образованного класса, я описываю их покупательское поведение, культуру деловых отношений, интеллектуальную, социальную и духовную жизнь. В финале я делаю попытку обозначить перспективы развития элиты бобо. На что еще обратить ваше внимание? На протяжении всей книги я часто обращаюсь к реалиям и идеям середины 1950-х годов, поскольку то было последнее десятилетие индустриального века, и контраст между культурой тогдашней и сегодняшней элит настолько ярок, что проливает свет на многое. Более того, я обратил внимание, что многие из тех книг, что помогли мне по-настоящему понять сегодняшний образованный класс, были написаны между 1955 и 1965 годами, когда небывалый рост числа абитуриентов и студентов, оказавших решающее влияние на многие из описываемых тенденций, только начинался. В таких работах, как «Человек организации», «Смерть и жизнь больших американских городов», «Общество изобилия», «В поисках статуса», «Протестантский истеблишмент»[2]2
  William H. Whyte, «The Organization Man», 1956; Jane Jacobs, «The Death and Life of Great American Cities», 1961; John Kenneth Galbraith, «The Afuent Society», 1958; Vance Packard, «The Status Seekers», 1959; Edward Digby Baltzell, «The Protesant Esablish-ment: Arisocracy and Case in America», 1964.


[Закрыть], впервые проявился характер нового образованного класса, и, если бушующий костер 1960-х в общем и целом давно прогорел, идеи, высказанные этими интеллектуалами в 1950-х по-прежнему находят отклик.

И наконец, пара слов о тоне этой книги. Эти страницы не изобилуют статистическими данными, нет здесь и глубокой теории. Я ни в коем случае не мыслю себя конкурентом Максу Веберу. Я просто предпринял попытку описать жизнь людей, используя метод, который лучше всего описывается термином «патосоциология». Идея состояла в том, чтобы добраться до сути культурных паттернов, запечатлеть вкус времени, не пытаясь зафиксировать его путем скрупулезного анализа. Зачастую посмеиваясь над нравами своего класса (иногда мне кажется, что вся моя карьера зиждется на самоуничижении), в конечном счете я выступаю защитником культуры бобо. Так или иначе, эта новая элита еще долго будет задавать тон в обществе, поэтому невредно будет попробовать ее понять и принять.

1. Возвышение образованного класса

Я не уверен, что хотел бы оказаться героем страницы свадебных объявлений «Нью-Йорк таймс», но точно знаю, что был бы рад видеть там имена своих детей. Представьте, к примеру, как счастлив был Стэнли Коган, когда его дочь Джэйми зачислили в Йельский университет. Теперь представьте, как он был горд, когда Джэйми стала членом Phi Beta Kappa[3]3
  Привилегированное общество студентов и выпускников колледжей в США.


[Закрыть] и получила диплом с отличием. По части мозгов Стэнли и сам не лыком шит: он детский уролог в Кротон-на-Гудзоне и преподает в Корнуэльском медицинском центре и Нью-Йоркском медицинском колледже. И все ж он, наверное, испытал момент восторга, когда его дочь надела мантию и шапочку.

Дальше – только лучше. Джэйми без труда закончила юридический факультет Стэнфорда. А потом она встретила мужчину по имени Томас Арена – ровно такой зять и рисовался в мечтах детского уролога. Он закончил Принстон, где также был принят в Phi Beta Kappa, с отличием. После чего пошел на юридический в Йель. Затем оба устроились помощниками федерального прокурора важнейшего Южного округа Нью-Йорка.

Итак, на свадебной церемонии в Манхэттене сошлись два суперрезюме, а если принять в расчет всех присутствовавших однокашников, то совокупный счет за обучение составил бы заоблачную сумму. Нам же остается читать об этом событии на странице свадебных объявлений «Нью-Йорк таймс», которую каждую неделю с трепетом ожидают сотни тысяч читателей и будущих бытописателей бальзаковского толка. Беззастенчиво элитистская, кулуарная и совершенно непредвзятая «страница слияний и поглощений» (как называют ее некоторые поклонники) всегда давала достоверную картину, по крайней мере, части американского правящего класса. Ретроспективный анализ этих страниц отражает изменения, которые претерпевает элитный состав с течением времени.

Когда элита в Америке была родовой, особое внимание в объявлениях уделялось благородному происхождению и воспитанию. Однако в сегодняшней Америке стать частью элиты помогут высокий интеллект и мягкий нрав. Сегодня, когда заглядываешь на свадебную страничку «Таймс», совокупная мощь высоких баллов в тесте на академические способности ощущается вполне отчетливо. Дармут выходит за Беркли, диплом MBA женится на докторской диссертации, Фулбрайт[4]4
  Программа образовательных грантов, учрежденная сенатором Джеймсом Уильямом Фулбрайтом.


[Закрыть] сходится с Родсом[5]5
  Стипендия для обучения в Оксфорде, учрежденная Сесилем Джоном Родсом.


[Закрыть], Lazard Freres роднится с CBS[6]6
  Lazard Freres и CBS – американские корпорации (финансовая и медийная).


[Закрыть], а диплом с наивысшим отличием падает в объятия такого же диплома (реже – просто с отличием, поскольку такой брак едва ли будет устойчив). По каждому из брачующихся «Таймс» указывает четыре обязательных пункта – колледж, научная степень, этапы карьеры, профессия родителей – таковы сегодня маркеры высшего американского общества.

Даже если вы на дух не переносите обладателей идеальных резюме, не отдать им должное практически невозможно. Открытые, спокойные лица; улыбки – выставка достижений американских стоматологов; а поскольку в «Таймс» печатают только те снимки, где брови невесты и жениха расположены на одном уровне, брачующиеся всегда кажутся буквально созданными друг для друга.

В сложный и решающий период между 16 и 24 годами, вместо того чтобы бунтовать, пестовать тоску и одиночество или попросту отдаваться власти природных инстинктов, эти ребята добивались одобрения старших. Люди, добравшиеся до этих страниц, научились сдерживать гормональные приливы и всю раннюю юность радовали учителей, готовились к следующему туру дебатов, а еще находили время для внеклассных занятий или волонтерской работы, в общем, делали все, чего мы, как общество, ждем от подрастающего поколения. Член приемной комиссии, сидящий в каждом из нас, в глубине души прочит этим пай-мальчикам и девочкам блестящее будущее, а настоящие приемные комиссии принимают их в правильные колледжи и аспирантуры и выдают проездные документы в правильное будущее.

Подавляющее большинство этих ребят принадлежит к верхушке среднего класса. В 84 случаях из 100, по крайней мере, один из родителей и жениха, и невесты является топ-менеджером, профессором, адвокатом или другим представителем профессионального класса. Вы слышали про старые деньги, теперь речь идет о старых мозгах. Женятся они, как правило, поздно, средний возраст невесты 29, жениха – 32. Кроме того, все они весьма четко подразделяются на две подгруппы: хищники и радетели. Хищники – это адвокаты, трейдеры, специалисты по разнообразным рынкам – люди, которые имеют дело с деньгами, чья профессиональная жизнь – это переговоры, конкуренция, а быть крутым и натягивать других – рабочая необходимость.

Радетели – это, как правило, выпускники факультетов свободных искусств. Они становятся преподавателями, функционерами различных фондов, журналистами, активистами, художниками – это люди, имеющие дело с идеями, руководящие объединением усилий или каким-либо другим содействием. Примерно половина браков заключается между двумя хищниками: обладатель МВА университета Дьюка, трудоустроенный в Nations Bank, женится на выпускнице юрфака Мичиганского университета, работающей в Winson & Strawn. Около одной пятой союзов заключаются между радетелями: стипендиат Фулбрайта, преподаватель гуманитарных наук в Стэнфорде женится на стипендиатке Родса, преподающей там же философию. Остальные браки смешанные, где хищник, как правило, жених. Финансовый консультант с МВА Чикагского университета может жениться на учительнице начальных классов в прогрессивной школе, отучившейся на соцработника в Колумбийском университете.

Все эти меритократы чудовищно много работают, получая громадное удовлетворение от успеха и роста карьеры, но «Таймс» хочет убедить вас, что профессиональные амбиции – далеко не единственное, что в них есть. Каждую неделю в газете печатается подробнейшее описание свадьбы, и между строк каждого подобного репортажа читается, что все эти сверхчеловеческие достижения – не более чем удачное стечение обстоятельств. Что люди эти в действительности пылкие и свободолюбивые натуры, и очень даже любят повеселиться. В еженедельной колонке с любовью описываются причудливые детали свадьбы: как невеста устроила развеселый девичник в русской бане, как специально нанятый участник группы Devo играл на церемонии музыкальную заставку из популярной телевикторины, как на другой церемонии в бывшем особняке Дюпона жених и невеста декламировали стихи А.А. Милна, посвященные Кристоферу Робину[7]7
  Цикл детских стихотворений, написанных автором «Винни-Пуха» для своего сына, который выступил в качестве прототипа Кристофера Робина из книги рассказов про медвежонка.


[Закрыть]. Описания обычно пересыпаны цитатами друзей, которые характеризуют новобрачных, как людей, полных очаровательных противоречий: все они уравновешенные, но неистовые; дерзкие и бесстрашные, но следуют традициям; все высокого полета, при этом крепко стоят на земле; неряшливые, но элегантные; благоразумные, но непредсказуемые. Складывается впечатление, что либо женятся нынче только люди сугубо противоречивые, либо представители этого класса желают видеть себя и своих друзей сложными личностями, в которых противоположности уравновешивают друг друга.

В заметке молодожены могут позволить себе даже немного рассказать о своих отношениях. Невероятный процент брачующихся познакомились на финише марафонского забега или же в археологической экспедиции в Эритрее в поисках доисторического человека. Потом, как правило, был длительный, без форсирования, роман, в ходе которого они проводили совместный отпуск в неочевидных, но весьма познавательных местах типа Мьянмы или Минска. В какой-то момент отношения могли прерваться из-за того, что один или оба партнера с ужасом почувствовали, что утрачивают свою независимость. Затем следовал период одиночества, в ходе которого жених, скажем, организовал крупнейшее слияние на Уолл-стрит, а невеста бросила школу сомелье и пошла учиться на нейрохирурга. Но в итоге они снова сошлись (иногда оказавшись на море в компании таких же улыбчивых ребят, как они) и наконец решились жить вместе.

У нас нет сведений относительно их сексуальной жизни, поскольку странички, посвященной добрачным связям в «Таймс» еще не придумали («Джон Гринд, адвокат фирмы Skadden Arps, с дипломом Северо-Западного университета отныне совокупляется с Сарой Смит, кардиологом клиники Sloan-Kettering, продолжающей обучение в ординатуре университета Эмори»). Но их интимные отношения, надо полагать, не менее разноплановы и противоречивы: жесткие и в то же время мягкие, они раскрепощены и открыты новому, но в то же время замкнуты друг на друге.

Нам случалось читать о современных партнерах, которые делают друг другу предложение одновременно, но чаще жених действует по старинке, предлагая руку и сердце, как правило, на воздушном шаре, летящем над долиной Напа, или спрятав кольцо с брильянтом в маске для подводного плаванья, во время осмотра сейшельских коралловых рифов, которым грозит исчезновение.

Нередко случаются «межконфессиональные» браки – обладательница диплома одного из университетов Лиги плюща может выйти за выпускника Биг Тен[8]8
  Лига плюща и Биг Тен (Большая десятка) – престижные ассоциации частных университетов США.


[Закрыть], и в этом случае церемония должна быть поставлена с особым тщанием, чтобы не оскорбить ничьих чувств.

Сдержанная оригинальность – основное правило всех церемоний. Представителю потомственной элиты, суть которой в родстве и воспитании, вовсе не обязательно тщательно продумывать церемонию, в которой отражалась бы его индивидуальность. Его высокий статус обеспечивается наследственностью, поэтому и церемонию можно повторять из поколения в поколение. Однако если основанием для избранности, как у сегодняшней элиты, является интеллект, придется подумать о ненавязчивых символах, в которых бы отразилось все многообразие их личности – это как экзамен на принадлежность к элите. То есть приглашения должны быть отпечатаны на отлитой вручную бумаге, но стандартным шрифтом. В звуковом сопровождении песни Патси Кляйн должны соседствовать с Мендельсоном. Платье должно быть в стиле 1950-х, но это такое ретро, что опытный взгляд разглядит невидимые кавычки. Свадебный торт должен быть в виде барочной церкви. Придется также обменяться многозначительными подарками, это может быть сноуборд с вашей любимой цитатой из Шиллера или детская резиновая уточка, которая была вам единственным утешением в первые суровые дни стажировки в Верховном суде. Придумать оригинальную свадебную завитушку, которая отличалась бы от других, не слишком при этом выделяясь, не так-то просто. Но именно в самовыражении и заключен смысл существования образованного человека. Для представителей образованного класса – вся жизнь это сплошная аспирантура. А после смерти Господь встречает их у ворот, подводит итог, в скольких видах самовыражения они преуспели, и, выдав божественный диплом, запускает в рай.

Пятидесятые

Свадебные страницы «Таймс» не всегда были пересыпаны достижениями героев резюме. В конце 1950-х тон этого раздела был более спокойным и величавым. Место работы и дипломы с отличием в свадебных объявлениях той эпохи не акцентировались. Если профессия жениха иногда указывалась, то занятия невесты почти не упоминались (а в редких исключениях об этом говорилось в прошлом, как если бы со вступлением в брак карьера невесты должна была непременно закончиться). Вместо этого особое внимание «Таймс» уделяла родству и связям. Часто упоминались далекие предки. Перечислялись шаферы и подружки невесты. Наряду с колледжами всегда указывались частные школы. В «Таймс» никогда не забывали указать членом каких клубов состоит жених – «Юнион Лиг», «Космополитан». Автор мог бегло пройтись по истории невесты в качестве дебютантки: когда она была представлена обществу и в каких женских клубах, например «Джуниор Лиг», она состоит. В общем, страница эта была вселенной закрытых организаций. Немало слов посвящалось платью невесты, исчерпывающим было и описание цветочных украшений.

Читая свадебные страницы тех лет, натыкаешься на предложения, которые невозможно себе представить в сегодняшней рубрике: «Ее род восходит к Ричарду Уоррену, прибывшему в Брукхэйвен в 1664 году. Жених – потомок доктора Бенджамена Тредвела, поселившегося в Старом Вестбари в 1767-м, вышел из славных стен школы Ганнери и получил диплом университета Колгейта». Или: «Миссис Уильямс, закончив Эшли Холл и Смит Колледж, стала кандидаткой в члены „Джуниор Лиг“ Нью-Йорка и была представлена обществу в 1952 году на рождественском бале дебютанток». Даже подписи к фотографиям сегодня выглядели бы дико: «Миссис Питер Джей. Белтон, в прошлом Нэнси Стивенс». (Сегодня такая формулировка используется в «Таймс» только для обозначения людей, переживших операцию по перемене пола.)

Более сдержанные манеры газетчиков не позволяли указывать возраст молодоженов, но они, как правило, были значительно моложе; жених зачастую еще учился в университете. Мужчины часто были выпускниками Уэст-Пойнта или Аннаполиса, поскольку военные академии все еще считались престижными в среде истеблишмента Восточного побережья, а юные представители элиты охотно служили в армии. Сам раздел в конце 1950-х был куда более развернутым; в июньском воскресном выпуске он разрастался до 28 страниц, на которых описывалось до 158 свадеб.

Сами церемонии куда чаще, нежели теперь, проводились в старинных пригородах – таких, как Брин-Моур на филадельфийском побережье, Гринвич в Коннектикуте, Принстон в Нью-Джерси или фешенебельных городках возле Чикаго, Атланты, Сан-Франциско – на всем просторе США. Свадебный раздел был, конечно, куда более WASP, примерно половина из брачующихся венчалась в англиканской церкви. Сегодня англикан в разделе меньше одной пятой, зато до 40 процентов евреев, и заметно чаще встречаются азиатские имена. Оценить динамику влиятельности религиозных групп по этому показателю сложно, поскольку в 1950-х еврейские свадьбы печатались отдельно по понедельникам. Однако тенденция очевидна: за последние 40 лет англиканцам приходилось туже, а евреям все вольготнее.

Когда рассматриваешь лица и читаешь описания свадеб 1950-х, кажется, что это другой мир, а ведь прошло не так много времени – большинство из людей с этих пожелтевших страниц еще живы, и значительная часть тогдашних невест по-прежнему замужем, далеко не всех сменили на молоденьких секретарш. Эти страницы вызывают воспоминания о целом микросоциуме, обладавшем значительным влиянием тогда и почти забытом сегодня: сеть мужских и кантри-клубов, юридические фирмы, состоявшие исключительно из выпускников Лиги плюща, дубовые кабинеты Уолл-стрит, WASP-патриархи.

У каждого свой образ старой протестантской элиты: манера говорить сквозь зубы, светский календарь, конный спорт в университетах Лиги плюща, бесконечные мартини и хайболы, рабочий день только до обеда, накрахмаленные старики – Аверелл Гариман, Дин Ачесон, Джон Макклой[9]9
  Джон Макклой (John McCloy, 1895–1989) – американский государственный деятель и бизнесмен, президент Всемирного банка в 1947–1949 гг., верховный комиссар зоны США в Германии в 1949–1951 гг., далее – председатель совета директоров рокфеллеровского «Чейз Манхэттен Банка».


[Закрыть], местные заправилы, описание которых можно встретить в рассказах Джона Чивера и Джона О’Хары. Конечно, любая эпоха сложнее расхожих представлений: Джон Макклой – классический патриций Восточного побережья на самом деле добился всего своим трудом, однако социологические свидетельства эпохи, как правило, подтверждают стереотипы.

Тогда отчетливо ощущалась связь с европейской культурой. «Заставь Джона выучить греческий», – проскрипел отец Макклоя на смертном одре. Юные особы были верны аристократическим ритуалам выхода в свет, сложное устройство которых давно кануло в Лету. На Рождество барышни поголовно спешили стать дебютантками, тогда как День благодарения подразумевал общение в более узком кругу избранных. Для основных протестантских деноминаций то было время процветания. Согласно исследованиям того времени, три четверти военной, политической и бизнес-элит были протестантами. В конце 1950-х – начале 1960-х вполне реально было говорить об аристократическом правящем классе, национальной элите, представители которой заканчивали расположенные в северо-восточных штатах частные школы – Гротон, Андовер, Эксетер, Сэйнт-Пол, после чего отправлялись на Уолл-стрит потрудиться в фирме с хорошей репутацией, а затем уже в совет директоров крупнейших корпораций и вашингтонские властные кабинеты.

Нельзя сказать, что представители WASP-элиты полностью контролировали страну, однако они обладали гипнотической магией престижа. В 1962 году Ричард Ровер в своем знаменитом эссе «Американский истеблишмент» писал: «Они обладают практически непререкаемым правом решать, какое мнение заслуживает доверия, а какое нет». На фотографиях в «Тайм» или «Ньюсвик» тех лет появляются практически только белые мужчины под шестьдесят. Кроме прочего, эта элита обладала способностью доводить амбициозных выскочек, не имевших правильного воспитания – таких, как Линдон Джонсон и Ричард Никсон, – практически до безумия.

Местная элита каждого процветающего города Америки копировала манеры и воззрения общенациональной. В местных клубах отцы города собирались, чтобы обменяться неполиткорректными анекдотами и отобедать каре ягненка с консервированным сметанным соусом из спаржи, грибов или порея. (Тогда люди не заботились о содержании холестерина, поскольку заболеть и умереть еще не считалось зазорным.) Эстетическое чувство этой элиты оставляло желать лучшего – Менкен[10]10
  Генри Луис Менкен (Henry Louis Mencken, 1880–1956) – американский журналист, критик и эссеист.


[Закрыть] говорил, что у протестантской верхушки «тяга к уродству» – и беседы их, судя по всему, не отличались ни остроумием, ни глубокомыслием. Они мучили своих дочерей, сначала позволяя им учиться верховой езде, а затем заставляя участвовать в конкурсах, где дебютантки соревновались в добродетелях, столь характерных для WASP и столь несвойственных сегодняшней образованной элите: правильная осанка, мягкие манеры, безупречная личная гигиена, дисциплина ради дисциплины, способность подолгу сидеть ровно.

То была эпоха, когда пьянство еще было приемлемо в обществе, а игра в поло и охота на лис не казались пережитком прошлого. Однако оголтелый элитизм и сегрегация того мира поражает нас более всего. И пусть истеблишмент той эпохи не был и вполовину столь закрытым сословием, каким были элиты прошлого – Вторая мировая нивелировала многие барьеры – высшему обществу 1950-х по-прежнему был свойственен бытовой антисемитизм, расизм, сексизм и тысяча других неписаных законов, которые закрывали двери перед всеми, чья генеалогия не соответствовала требованиям. Еврейские и протестантские мальчики из состоятельных семей, проведя за совместными играми все детство, в 17 лет были вынуждены расстаться, став частью еврейского и нееврейского обществ, существовавших на разных орбитах со своими сезонами для дебютанток, танцевальными школами и общепринятым протоколом. Протестантский бизнесмен мог плодотворно работать бок о бок с еврейским коллегой, но он и думать не мог о том, чтобы порекомендовать его в свой клуб. Когда сенатор Барри Голдуоттер решил сыграть в гольф в закрытом клубе «Чеви Чейз», ему напомнили, что клуб закрытый. На что он, по легенде, ответил: «Я еврей всего на половину, может, позволите пройти хотя бы девять лунок?»

Кроме прочего, протестантская элита откровенно не жаловала интеллектуалов. О «яйцеголовых» и «высоколобых» в этих кругах принято было говорить с вежливым презрением. Собственно, положение WASP’ов, как несколькими десятилетиями ранее обозначил Фрэнсисис Скотт Фитцджеральд, зиждилось на «животном обаянии и богатстве». В отличие от сегодняшнего правящего класса, их отношение к собственному богатству не отягощалось сложными вопросами. Они признавали, что расточительство – это дурной тон, и ценили бережливость, однако собственные деньги они не рассматривали, как вызов декларируемым в Америке принципам равенства. Напротив, большинство воспринимали свой высокий статус, как нечто само собой разумеющееся, полагая, что их положение – это часть естественного и правильного мироустройства. Аристократия будет всегда, и людям, которым посчастливилось приобрести этот статус по праву рождения, следовало лишь вместе с привилегиями принимать и некий круг обязанностей. В лучшем случае они придерживались аристократического кодекса. Честь, долг, служба были для них не просто словами. Лучшие из них блюли кодекс природной аристократии, включенный почитаемым ими Эдмундом Берком[11]11
  Эдмунд Берк (Edmund Burke, 1729–1797) – английский парламентарий, общественный деятель, идейный родоначальник британского консерватизма.


[Закрыть] в «Обращение новых вигов к старым».

Кодекс Берка имеет смысл процитировать целиком, поскольку в нем содержатся идеалы, на фоне которых особенно интересно рассматривать сегодняшние этические принципы:

«Воспитываться в пристойном месте; в детстве не соприкасаться ни с чем низким или подлым; научиться уважать себя и других; быть готовым к пристальному и придирчивому общественному вниманию; с юных лет прислушиваться к общественному мнению; занимать позицию достаточно возвышенную, чтобы она позволяла охватывать широким взглядом разветвленные и бесконечно разнообразные сплетения людей и ситуаций в большом обществе; оставлять время на чтение, размышления, беседы; уметь привлечь внимание и заслужить уважение людей мудрых и ученых, где бы они ни оказались; на военной службе быть готовым командовать и подчиняться; научиться презирать опасность, когда речь идет о долге и чести; в делах, не допускающих ошибок, когда любая оплошность может привести к самым разрушительным последствиям, всегда оставаться в высшей степени бдительным, предусмотрительным и осторожным; стремиться к сдержанному и упорядоченному поведению, исходя из того, что вы должны служить примером для сограждан в наиболее сложных ситуациях и быть посредником между Богом и человеком; служить блюстителем закона и справедливости, оставаясь, таким образом, среди первых благодетелей рода человеческого; глубоко постичь точные или гуманитарные науки или овладеть истинным искусством; занять место среди богатых купцов, успех которых объясняется острым умом и недюжинной хваткой, а также воспитывать в себе такие достоинства, как усердие, любовь к порядку, постоянство и порядочность, а также культивировать врожденную склонность к суду справедливому, но милосердному: таковы должны быть качества людей, которых я отношу к природной аристократии, без которой нет и не может быть государства».

Некоторые пункты этого кодекса едва ли можно назвать актуальными – акцент на военной доблести, идеи о необходимости подавать личный пример согражданам, о возможности посредничества между Богом и человеком. И поскольку упадку протестантской элиты никто не посвятил такой прекрасной элегии, как «Леопард», где Джузеппе Томази ди Лампедуза оплакал упадок сицилийской аристократии, или такой элегантной эпитафии, какой Ивлин Во проводил британскую аристократию в «Возвращении в Брайдсхед», мы по-прежнему смотрим на ушедших WASP’ов с определенной долей восхищения, несмотря на роковые пороки расизма, антисемитизма и кастовости.

Традиции служения обществу, которыми следовали лучшие представители протестантской элиты, остаются непревзойденными. Их устремления не всегда были ясными, зато про долг они отлично всё понимали. Они пестовали хорошие манеры и самоконтроль, и в ретроспективе они кажутся более весомыми, нежели мы, пришедшие им на смену, возможно, потому, что им пришлось большим пожертвовать. Подобно Джорджу Бушу-старшему, молодые джентльмены не задумываясь шли добровольцами на фронт во время Второй мировой. В обеих мировых войнах погибло непропорционально больше отпрысков именно привилегированных протестантских семей. В отличие от последовавших неутомимо бунтовавших поколений, эти юноши были немногословны и сдержанны. Они также были значительно менее склонны к нарциссизму. «Ты слишком много говоришь о себе, Джордж», – посетовала Бушу его мать на пике президентской кампании 1988 года. А главное – это они стояли у руля Америки в ходе самого успешного для этой страны столетия, они же выстроили многие институции, которыми образованная элита охотно пользуется и сегодня.