Текст книги "Сила эмоций"

Глава 2. Проблема с решением: почему сила воли, исполнительная функция и рациональность ведут к неудаче

Проблема исполнительной функции ровно такая же, как и у любой другой исполнительной власти: система работает только тогда, когда обладает определенными свойствами. Для достижения успеха руководитель должен быть рациональным, надежным и вести за собой неутомимую команду, готовую преодолеть любое препятствие. В этом и проблема. Исполнительная функция и ее когнитивные «помощники» не только быстро выбиваются из сил, но часто и не справляются с работой, которую на них взваливают. Иногда исполнительная функция способна логически обосновать проблемное поведение, оставляя людей беззащитными в момент, когда им больше всего нужен самоконтроль. Почему не «уволить» такого «руководителя»? Вкратце: так сложилось исторически. У него длинный список рекомендаций.

В конце 1960-х – начале 1970-х большинство людей с упоением возвращались к своему «эмоциональному Я», а психологи в исследовательских лабораториях шли другим путем. В ту эпоху все надежды возлагались на вычислительную технику, искусственный интеллект и компьютерное моделирование. На смену концепции о мозге человека как о черном ящике, реагирующем на наказание и поощрение, которую продвигали Беррес Скиннер и другие последователи бихевиоризма[15]15
  Беррес Фредерик Скиннер (1904–1990) – американский психолог, изобретатель, писатель. Внес важный вклад в развитие бихевиоризма – концепции, рассматривающей поведение человека и животных как результат воздействий окружающей среды. Прим. перев.


[Закрыть], пришла новая модная метафора: мозг – компьютер. Это не чистая грифельная доска, в него загружены сложные алгоритмы с решениями и поведением – результаты работы особых «программ». Так что пока на лужайках кампусов буйно распускались «дети цветов»[16]16
  Речь о хиппи, субкультуре, расцвет которой пришелся на конец 1960-х – начало 1970-х годов в США. Они часто вплетали цветы в волосы, раздавали цветы прохожим и вставляли их в оружейные дула полицейских и солдат, а также использовали лозунг Flower Power («сила/власть цветов»), и их стали называть «детьми цветов». Прим. перев.


[Закрыть], за увитыми плющом[17]17
  Отсылка к университетам Лиги плюща (The Ivy League) – ассоциации восьми престижнейших частных американских университетов. Название происходит от побегов плюща, обвивающих старые здания этих заведений. Прим. перев.


[Закрыть] стенами психологических факультетов набирали силу когнитивная революция и представление о мозге как об «устройстве для обработки информации».

Аналогия с компьютером была привлекательной, но исследователи той эпохи не пришли к ложной гипотезе, что мозг, как и машину, можно воспринимать как полностью контролируемый, рациональный механизм. К своему ужасу, они осознавали, что иногда он способен выдавать, казалось бы, нелогичные результаты. Взять хотя бы обесценивание будущего. Такие нарушения логики обычно считались ошибками, вызванными более «примитивными» механизмами, например эмоциями. Когда-то они обеспечивали выживание наших далеких предков, но в современных условиях зачастую мешают когнитивным способностям более высокого порядка, лежащим в основе мышления и планирования. Многие ученые даже воспринимали эмоции как остаточные явления – ошибку в оптимизированной операционной системе, которую необходимо исправить.

В таких условиях началось исследование, в рамках которого проводился маршмеллоу-тест. И, конечно, первые попытки понять, что помогает детям отказываться от немедленного удовольствия, были сосредоточены в основном на когнитивных стратегиях, которые относились к подавлению, игнорированию или изменению эмоциональной реакции. Чаще всего дети применяли силу воли для подавления чувств. Но эта техника оказывалась сложной и не вполне надежной, и исследователи из команды Уолтера Мишела изучали и другие методы. Порой срабатывала стратегия отвлечения внимания. Когда дети концентрировались на чем-то помимо лакомства, например пели песни, играли с пальцами или даже ковыряли в носу, ожидание проходило легче[18]18
  Mischel W., Shoda Y., Rodriguez M. Delay of Gratification in Children // Science. 1989. Vol. 244. P. 933–938. DOI: 10.1126/science.2658056.


[Закрыть]. Также помогала стратегия, известная как переоценка ценности: дети притворялись, что маршмеллоу – что-то совсем невкусное, например пышное облако. Во всех случаях они отвлекались от желанных качеств объекта при помощи исполнительной функции. Она, как руководитель, запрещающий сотрудникам проверять сообщения в Facebook, приказывает глазам, а значит и мозгу, игнорировать или иначе интерпретировать то, что наиболее желанно в данный момент, чтобы получить вдвое больше удовольствия в будущем.

Разумеется, эти стратегии применяются не только детьми. Когда мы чувствуем, что почти готовы поддаться соблазну, мы отвлекаемся от вещи, которую хотим купить, жирной пищи, которую жаждем съесть, сигареты, которую мечтаем выкурить. И мы можем применить стратегию переоценки ценности и представить желанное мороженое в виде вязкой массы, закупоривающей сосуды, изменив свое восприятие его привлекательности.

Такие стратегии кажутся логичными. Чтобы достичь цели, по мнению Уолтера Мишела, нужно применить силу воли, «остудив» желание немедленного удовольствия. Если она дает сбой, переходите к плану Б. Отвлекитесь от яркой витрины, и вы пройдете мимо, не поддавшись соблазну что-то купить. Представьте, что стопка водки – яд, разрушающий вашу печень, и вы сдержите обещание меньше пить. Эта теория самоконтроля звучит логично. У любого бывают моменты, когда ему нестерпимо хочется что-то сделать, хотя разум подсказывает, что это не лучший вариант. Тогда мы часто пытаемся уговорить себя «остыть», чтобы не натворить глупостей и не пожалеть о содеянном. У этой теории есть и эмпирическая поддержка. Выдающийся научный труд Мишела вдохновил многих исследователей, которые, как я уже отмечал, связали силу воли и близкие по духу когнитивные стратегии с терпением, настойчивостью и, как следствие, с успехом во многих областях.

В пользу этой точки зрения также говорят свидетельства из области нейрофизиологии. В ходе одного из исследований, ставшего позже широко известным, профессор экономики Гарвардского университета Дэвид Лейбсон с коллегами предлагали респондентам принять межвременное решение: хотят ли они получить Х долларов сейчас или гораздо большую сумму позже? При этом проводилось сканирование головного мозга респондентов методом МРТ. Целью было увидеть, как области мозга, отвечающие за эмоциональную реакцию (лимбическая система) и за мышление и исполнительный контроль (латеральные части префронтальной коры), вместе руководят принятием экономических решений. По прогнозу Лейбсона, импульсивные финансовые решения, которые кажутся нерациональными и связаны с быстрой, но скромной выгодой, должны сопровождаться более сильной активацией лимбической системы, а принятие взвешенных решений на перспективу коррелирует с активацией префронтальной коры головного мозга. Результаты исследования подтвердили эту гипотезу. Решения, отражающие отсутствие самоконтроля (люди стремятся получить небольшую сумму, но сразу), чаще всего принимаются, когда эмоциональная система активнее рациональной[19]19
  McClure S. M. et al. Separate Neural Systems Value Immediate and Delayed Monetary Rewards // Science. 2004. Vol. 306. P. 503–507. DOI: 10.1126/science.1100907.


[Закрыть]. А при принятии взвешенных решений первую скрипку играет разум.

Если объединить эти результаты с итогами исследования роли исполнительной функции, возникнет четкая картина. Подавление или преодоление эмоциональной реакции помогает решить проблему межвременного выбора: ведет к принятию более качественных решений, упорству и в итоге к успеху. Это подтверждают даже сканы функциональной МРТ. Эта точка зрения подкреплена и современной наукой, но мысль вовсе не нова. Более 300 лет назад голландский философ Барух (Бенедикт) Спиноза сформулировал привычную сегодня идею: в своих желаниях и суждениях о том, что хорошо, люди руководствуются своими страстями и не принимают в расчет будущее или что-то еще[20]20
  Spinoza B., Theologicai-Poiitical Treatise, eds. S. Shirley and S. Feldman (1670, reprint, Cambridge, MA – Hackett, 2001). Издана на русском языке, например: Спиноза Б. Богословско-политический трактат. Харьков: Фолио, 2000.


[Закрыть].

Лично я не считаю эту точку зрения правильной. И я не одинок. Несколько веков экономисты, от Адама Смита до Роберта Франка, утверждали, что определенные добродетельные эмоции заставляют нас ценить будущее больше[21]21
  См.: Smith А. The Theory of Moral Sentiments (1790; reprint). Oxford: Clarendon Press, 1976; издана на русском языке, например: Смит А. Теория нравственных чувств. М.: Республика, 1997. Frank R. Passions Within Reason (New York: W W. Norton, 1988); издана на русском языке: Франк Р. Страсти в нашем разуме. Стратегическая роль эмоций. М.: Высшая школа экономики, 2017.


[Закрыть]. Своими размышлениями я обязан их работам. Но эта точка зрения пока недостаточно популярна. Одна из причин в том, что более распространенный подход не такой уж ошибочный. Если бы теория о том, что с помощью разума можно преодолеть желание, была необоснованной, она исчезла бы давным-давно. Но, боюсь, мы совершаем серьезную ошибку, безоговорочно принимая ее. Ведь то, что прогнозы иногда сбываются, не значит, что они будут сбываться всегда. Вопрос в том, как относиться к ситуациям, когда всё иначе и эмоции ведут к усилению терпения и отличным результатам. Считать ли их случайностью или они требуют пересмотра изначальной теории? Если они системны (можно прогнозировать, когда и где они произойдут), без пересмотра теории не обойтись. В части самоконтроля, по моему мнению, теория «эмоции – это плохо, исполнительная функция – хорошо» должна быть скорректирована. Ведь если бы она была справедлива, это значило бы, что эмоции почти всегда касаются сиюминутных желаний, а рациональный анализ – долгосрочного блага и человек может рационально и осознанно применять силу воли и другие аналогичные тактики, чтобы поступать этично. К сожалению, это не так.

Спросите любого психолога, изучающего эмоции, зачем человеку нужны чувства, и ответ будет однозначным. Их цель – влиять на то, что должно произойти. Они сокращают «ментальный путь». Они помогают мозгу прогнозировать возможные ситуации и корректировать реакцию. Под действием эмоций меняются физиологические параметры, например частота сердцебиения и дыхания, чтобы человек был готов сражаться, убегать или конкурировать. Эмоции способны изменить то, как мы воспринимаем объекты окружающей среды, чтобы сконцентрироваться на том, что действительно имеет значение. Возможно, важнее всего то, что эмоции способны влиять на принятие решений, меняя мыслительные расчеты человека: они могут менять ценность или вероятность, которые человек приписывает объектам. А цель проста: повысить шанс, что он справится с любой потенциальной проблемой.

Раньше я занимал ответственный пост главного редактора журнала Emotion Американской психологической ассоциации и уверенно могу говорить о целом корпусе исследований, подтверждающих пользу эмоций. Например, отвращение не позволяет употреблять в пищу испорченные продукты и заставляет избегать контактов с болезнями и загрязнением. Тревога и страх повышают бдительность по отношению к потенциальным угрозам. Проявление конкретной эмоции меняет ожидания мозга и, соответственно, его дальнейшие расчеты. Так, если у человека возникает отвращение, вероятно, он постарается поскорее избежать контакта с тем, что перед ним. Если он ощущает страх или раздражение, у него усиливается ощущение, что приближающийся к нему человек представляет для него угрозу.

Полезное ощущение или решение не обязательно объективно. Например, страх заставляет человека ожидать агрессии от незнакомца, с которым он столкнулся, и это порой полезно, хоть и ни на чем не основано. Взгляните на ситуацию так: если незнакомец действительно представляет угрозу, ваши ожидания сослужат вам хорошую службу; если нет, ваша готовность к любому повороту событий все равно принесет пользу. В мире, где правит бал теория эволюции, лучше оказаться неправым, чем мертвым. Цена некоторых ошибок слишком высока. Общепризнанно, что в целом эмоции повышают адаптивность принятия решений, если возникают в нужных ситуациях с нужной интенсивностью. Проблема – в излишней (или недостаточной) интенсивности эмоций, а также их неоправданности. Если такое случается слишком часто, можно говорить о расстройстве. Но обычно эмоции помогают человеку эффективно справляться с проблемами.

Когда речь заходит о самоконтроле, ситуация усложняется, ведь важен фактор времени. Решение, кажущееся оптимальным сейчас, не всегда гарантирует лучший результат в будущем. Если вы откажетесь от выполнения обременительного обещания, это облегчит вам жизнь, но в перспективе может негативно повлиять на ваши отношения и лишить их преимуществ. При возникновении соблазна человек обычно ощущает желание – это эмоциональная реакция на возможность получить краткосрочную выгоду. Но это не означает, что он не может испытывать (или даже вызвать осознанно) другие реакции, способные погасить первый импульс. Человек – создание эмоционально сложное: часто у него возникают противоречивые чувства.

Наличие одновременных или быстро сменяющих друг друга противоположных эмоциональных реакций важно по тем же причинам, по которым человек прибегает к осознанным размышлениям для анализа и выбора между альтернативными вариантами. Нужно определить, что именно – немедленное удовольствие или долгосрочное вознаграждение – лучше в конкретной ситуации. Если принять, что эмоции выполняют адаптивную функцию и порой выбор стоит делать в пользу долгосрочного вознаграждения, а не быстрого удовольствия, вполне возможно, что некоторые из них стимулируют мозг совершать именно такой выбор. Такие качества, как упорство, взаимовыручка и альтруизм, обеспечивали выживание человека как вида много тысячелетий. Они возникли задолго до того, как у нас развились когнитивные способности логически строить планы. Значит, велика вероятность, что эмоции определяли решения человека до появления у него когнитивных навыков прогнозирования будущего. Поэтому должны существовать эмоции, подавляющие эффект обесценивания будущего, чтобы мы действовали скорее как «муравей».

Когда человек принимает решения на перспективу, он руководствуется двумя процессами. Первый – интуитивный, эмоциональный механизм, который работает за пределами сознания. Второй – более привычные нам осознанные размышления. Каждый раз, когда человек принимает решение, последствия которого могут быть разными в зависимости от времени, действуют оба процесса.

Возьмем, например, такие дилеммы: стоит ли отложить деньги на черный день и сказать руководителю всё, что вы о нем думаете. На уровне сознания – которое человек, по распространенному убеждению, контролирует – происходит сравнение вариантов. Да, было бы здорово потратить ежемесячный бонус на поездку в отпуск, и да, было бы приятно послать руководителя к черту, но мы знаем, что вслед за краткосрочным удовольствием придут и другие последствия. Так что до того, как начать действовать (или не начинать), человек пытается объективно взвесить за и против.

Анализ вариантов проходит и на уровне эмоций (хотя вы, возможно, этого и не осознаете). Но тут выбор зависит от всего того, что вы ощущаете. Если вы охвачены желанием, грустью или раздражением – чувствами, толкающими человека к немедленному удовлетворению своих потребностей, – импульсивное поведение не станет ограничивающим фактором. Вы будете сосредоточены на своих желаниях: купить билеты на самолет или высказать руководителю свое мнение о нем. А вот если вы ощущаете благодарность, сопереживание, гордость, в момент возникновения соблазна вы захотите действовать иначе. Эти эмоции, как мы узнаем из следующих трех глав, позволят вам увидеть ситуацию в перспективе, изменят оценку в пользу долгосрочных последствий[22]22
  Lerner J., Li Y., Weber E. The Financial Costs of Sadness // Psychological Science. 2013. Vol. 24. P. 72–79. DOI: 10.1177/0956797612450302; DeSteno D. et al. Gratitude – A Tool for Reducing Economic Impatience // Psychological Science. 2014. Vol. 25. P. 1262–1267. DOI: 10.1177/0956797614529979.


[Закрыть].

Может показаться, что наличие у человека (условно) двух интеллектов, эмоционального и рационального, избыточно, а то и вовсе контрпродуктивно. Но именно это придает системе принятия решений устойчивость. Разумеется, физиологически у человека один головной мозг, но информация в нем может обрабатываться сразу по нескольким направлениям. Зачастую на принятие решений влияют одновременно эмоциональные и рациональные факторы. Взаимодействие этих двух механизмов – «интеллектов» – в итоге определяет, что человек воспринимает и как действует. Именно поэтому имеет смысл перефразировать известную пословицу так: «Один интеллект хорошо, а два лучше».

Как мы увидим в главе 6, вопросы самоконтроля актуальны для всех социальных биологических видов. Наши предки-приматы должны были обладать механизмами, позволяющими сбалансировать личную краткосрочную выгоду, часто подразумевающую эгоистичное поведение, со стремлением помочь группе, что в перспективе приносит пользу всем ее представителям. Так у наших предков появились эмоциональные механизмы, стимулирующие желание делиться, взаимодействовать, помогать друг другу и т. д. По мере усложнения структуры головного мозга менялись и рациональные инструменты: способность к самосознанию, планированию будущего путем представления возможного результата, развитию автоматических, интуитивных реакций на основе более ранней эмоциональной системы. У современного человека есть две системы, которые анализируют его выбор и информируют друг друга о своих предпочтениях. Каждая действует как система сдержек и противовесов для другой ради лучшего результата. Когда они согласованы, выбрать действие несложно. Когда они в диссонансе, возникает конфликт. Тогда успех зависит от знания, на какую систему положиться. По привычке доверять разуму – не всегда лучший вариант.

Описанный в предыдущей главе эксперимент, где большинство участников пренебрегли правилами ради получения выгоды для себя за счет другого, наглядно демонстрирует, как часто самоконтроль подводит нас. Подавляющее большинство людей выберут немедленную выгоду для себя, даже противоречащую принципам морали, если они убеждены, что это сойдет им с рук. Вопреки предположениям большинства, мы с Пьеркарло Вальдесоло считали, что участники эксперимента опираются на рациональное мышление и сопутствующие процессы исполнительной функции, чтобы оправдать свой выбор. Чтобы понять, правы ли мы, мы в первую очередь поставили цель узнать, как участники эксперимента оценивают тот же нечестный выбор, если его сделал другой.

Мы повторили эксперимент, но в этот раз испытуемые наблюдали за другим участником, который вел себя нечестно (роль последнего исполнял актер). Подлинные же участники сидели в тайной комнате и наблюдали через скрытую камеру за актером, который размышлял, использовать ли ему устройство для принятия решений, и были убеждены, что это и есть эксперимент, хотя на самом деле мы отслеживали как раз их поведение. Когда участники видели, что актер проигнорировал устройство и сразу взялся за более простую задачу, им предлагали оценить его поведение. В конце первого эксперимента – когда участники сами делали выбор – компьютер предлагал ответить на простой вопрос: «Насколько честно вы действовали?» Теперь, по завершении второго эксперимента, вопрос звучал чуть иначе: «Насколько честно действовал этот участник?» Мы получили результаты, которые я могу охарактеризовать только одним словом: лицемерие. Когда испытуемые оценивали свои явно эгоистичные действия, они отзывались о них как об относительно честных. Они не считали себя героями, но называли свое поведение приемлемым. Однако, оценивая аналогичные действия другого, они безапелляционно характеризовали их как неэтичные. В обоих случаях суть была одинаковой: участник поддался соблазну и выбрал путь наименьшего сопротивления. Единственная разница заключалась в том, кто принимал решение.

Большинство людей не только проявляют эгоизм, если считают, что это сойдет им с рук, но и клеймят тех, кто ведет себя аналогично. Они неспособны использовать самоконтроль, чтобы придерживаться принципов морали, и при этом, как ни удивительно, оправдывают свои действия. Они не только поддаются соблазну, но и позже искренне верят, что имели на то основания. Очевидно, если речь идет о способности учиться на своих ошибках, это верный путь к катастрофе.

При всей неоспоримости полученных результатов нам так и не удалось определить точную роль разума и эмоций в процессе принятия решений. Большинство считает, что сомнительное поведение участников эксперимента вызвано их эмоциями, толкавшими к получению мгновенной выгоды, а разум и сопутствующие когнитивные функции пытались ограничить его с помощью силы воли, но у нас с Вальдесоло была другая рабочая версия. К счастью, можно было проверить, кто прав.

Мы провели эксперимент в третий раз, но уже с важными изменениями. Определить, что повлияло на принятие решения – эмоции или разум, – оказалось не так сложно: достаточно добавить когнитивную нагрузку. Нам нужно было «загрузить» рабочую память – метафорическое пространство мозга, где происходит мыслительный процесс. Логика проста. Если когнитивное рабочее пространство занято, способность человека применять исполнительную функцию снижается. Он не сможет контролировать почти автоматическую реакцию своего мозга. В результате он будет принимать решения под действием интуиции и эмоций.

В этот раз, прежде чем задавать участнику вопрос, насколько честно действовал он или кто-то другой, мы предложили ему запомнить ряд произвольных двузначных чисел, которые появлялись перед ним на мониторе и исчезали. Поскольку испытуемому приходилось удерживать в памяти числовой ряд, он не мог рационально осмыслить нечестное поведение. В итоге он отвечал очень быстро и то, что действительно думал. Было очевидно, что вовсе не эмоции толкают на путь обмана. Они призывали проявить выдержку[23]23
  DeSteno D., Valdesolo P. The Duality of Virtue. Deconstructing the Moral Hypocrite // Journal of Experimental Social Psychology. 2008. Vol. 44. P. 1334–1338. DOI: 10.1016/j.jesp.2008.03.010.


[Закрыть]. Когда люди в условиях когнитивной нагрузки оценивали свое поведение, они называли его таким же неэтичным, как и поведение другого. Они знали, что поддались соблазну, и ощущали свою вину, признавая это.

Будучи предоставленной себе, рациональная часть мозга действовала по своим принципам. Исполнительная функция, как многие руководители, проанализировала ситуацию и предложила самое адаптивное поведение – обмануть. Как вы помните, участники были убеждены, что об этом никто не узнает, и если они выберут легкую задачу, не будет никакого вреда для их репутации в перспективе. По сути, решение обмануть требовало подавления эмоциональной реакции. Нужно было справиться с чувством вины, требовавшим поступить честно (именно оно обычно ведет к долгосрочным преимуществам в виде уважения и хорошей репутации, несмотря на неудобства в краткосрочной перспективе). Да, большинство считают, что человек заслуживает их доверия, если он способен проявить самоконтроль[24]24
  Righetti F., Finkenauer C. If You Are Able to Control Yourself, I Will Trust You The Role of Perceived Self-Control in Interpersonal Trust // Journal of Personality and Social Psychology. 2011. Vol. 100. P. 874–876. DOI: 10.1037/a0021827.


[Закрыть].

Наши выводы были подтверждены результатами исследования психолога из Гарвардского университета Джошуа Грина: при нечестном поведении активируются те же области мозга, которые отвечают за когнитивный контроль. В ходе эксперимента, очень похожего на тот, который проводили мы с Вальдесоло, Грин предлагал сообщить о точности своего прогноза при подбрасывании монеты, делая при этом МРТ-скан мозга. Участники были уверены, что цель эксперимента – проверить точность прогнозов. Им сообщили: чтобы у них был стимул работать активнее, они получат более высокое денежное вознаграждение, если будут делать более точные прогнозы. Но был тут подвох. В одних случаях участники должны были сначала озвучить прогноз (орел или решка), а затем подбросить монету, а в других они могли озвучить прогноз уже после броска. Как вы понимаете, во втором случае у участника появлялась возможность солгать – изменить свой неозвученный прогноз (если он вообще его делал), чтобы получить больше денег. Как и в нашем эксперименте, участники были уверены, что их ложь не будет иметь последствий. Грин обнаружил, что у обманщиков, которых было легко вычислить по их статистически невозможной точности (у многих она достигала 90 %), отмечалась более высокая активность префронтальной области мозга, которая отвечает за когнитивный контроль и подавление автоматической, эмоциональной реакции[25]25
  Greene J., Paxton J. Patterns of Neural Activity Associated with Honest and Dishonest Moral Decisions // Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States. 2009. Vol. 106. P. 12506–12511. DOI: 10.1073/pnas.0900152106.


[Закрыть].

В приведенных примерах наглядно показана внутренняя, часто неосознанная проблема использования только когнитивных процессов для сохранения самоконтроля. Результаты исследований свидетельствуют, что раннее развитие когнитивных навыков у детей делает их более склонными говорить неправду ради получения желаемого. Психолог из Университета Торонто Сяо Паньдин с коллегами обучили группу трехлетних малышей, которые никогда до этого не говорили неправду, размышлять об умственной деятельности – своей и других. Они помогли детям лучше понять, что другие могут знать об их мыслях и поведении, и выяснить, какие аспекты в конкретных ситуациях останутся скрытыми. После этого исследователи сыграли с детьми в угадайку: те, кого научили размышлять о своей умственной деятельности, лгали чаще, чем трехлетки, которые не проходили курс[26]26
  Ding X. P. et al. Theory-of-Mind Training Causes Honest Young Children to Lie // Psychological Science. 2015. Vol. 26. P. 1812–1821. DOI: 10.1177/0956797615604628.


[Закрыть]. Более эффективная умственная деятельность и сопутствующие когнитивные навыки помогали детям выигрывать, эффективнее нарушая правила.

Исполнительная функция способна противостоять эмоциям, направленным на получение немедленного вознаграждения, но при этом придумывать свои причины, почему лучше бы получить его сейчас. Рациональное мышление находится всего в шаге от обоснования; именно это мы и наблюдали. В моих исследованиях когнитивные процессы не только превосходили эмоциональные импульсы в самоограничении, но и устраняли все сомнения в этичности поведения. Как вы помните, участники эксперимента называли свое поведение относительно честным, когда не испытывали когнитивную нагрузку. Только когда действие исполнительной функции подавлялось, они признавали аморальность своих действий.

В экспериментах роль исполнительной функции была ясна: она концентрировалась на оправдании, объяснении, почему нечестное поведение можно считать приемлемым. Когда мы интересовались у участников, почему они пошли на обман, то слышали разные ответы: «Обычно я так не делаю, но сегодня устал и был вынужден так поступить», «Я беспокоился, что могу опоздать, это была вынужденная мера» и мой любимый: «Мне показалось, что у следующего участника технический склад ума и ему понравится решение сложных задач». Хотя стратегию обмана можно считать адаптивной с точки зрения использования ресурсов, наш более ранний опрос показал, что до участия в эксперименте все респонденты считали, будто обманом выполнить более простую задачу – против моральных принципов. И подавляющее большинство поддалось соблазну выбрать путь наименьшего сопротивления, хотя и испытывало угрызения совести.

Тут в дело вступает механизм реабилитации. Если человек хочет продолжать считать себя моральным и нравственным, его сознание должно заставить его забыть о случаях, когда ему не удалось сохранить самоконтроль. Надо придумать обоснование, почему так случилось. Единственная причина – иллюзия, будто человек будет вести себя правильно в будущем. Если человек верит, что он сможет откладывать деньги на черный день, правильно питаться и усердно работать, он должен быть убежден: если у него вдруг что-то не получится, на то есть веская причина, никак не связанная с тем, что он поддался минутному порыву. Иначе ситуация сильно осложнится, ведь зачем человеку жертвовать чем-то сейчас ради будущего, если потом он в любой момент может поддаться минутной слабости, которая обесценит все его усилия? Отчасти эта реабилитация имеет смысл. Убеждая человека, что обычно его поведение правильное и моральное, она приводит к тому, что он станет вести себя так в будущем, несмотря на «провал» в настоящем. К сожалению, так бывает не всегда. Чаще происходит наоборот.

Поскольку процесс мышления необъективен, аналогия «мозг как компьютер», изначально популярная у психологов, оказалась несостоятельной. Зачастую человек подстраивает мыслительный процесс так, чтобы он отвечал его потребностям и оправдывал его действия в данный момент. Как показывают результаты исследования психолога Сони Сачдева, часто человек ведет себя эгоистичнее именно в те моменты, когда уверен в своих благих намерениях, убежденный, что заслуживает снисхождения[27]27
  Sachdeva S., Ihev R., Medin D. Sinning Saints and Saintly Sinners, The Paradox of Moral Self-Regulation // Psychological Science. 2009. Vol. 20. P. 523–528. DOI: 10.1111/j.1467–9280.2009.02326.x.


[Закрыть]. Человек допускает неблаговидный поступок, думая, что обычно ведет себя правильно: одна маленькая оплошность не повлияет на его репутацию морального человека. Если применить эту логику к процессу обучения, финансовой дисциплине, пищевым привычкам и т. д., тут же станет очевидна ее угроза. Мозг человека легко соглашается, что вполне допустимо разочек поддаться искушению, особенно если человек уверен, что это больше не повторится, как участники всех описанных экспериментов. Попытки реабилитировать «провалы» могут быть даже полезными, если это происходит нечасто. Если же такое бывает с завидной регулярностью, это мешает достижению целей, требующих упорства и настойчивости.

Теперь, увидев, что мыслительный процесс может быть предвзятым и сознание тоже способно поддаться минутному соблазну, как и эмоции, можно уверенно говорить, что исполнительная функция – не всегда лучшее средство достижения самоконтроля и успеха. Когнитивные механизмы способны усилить самоконтроль, но только тогда, когда сами того хотят. Гораздо чаще, чем нам бы хотелось, эти механизмы убеждают нас, что совершить неэтичный поступок – самый правильный выбор.