Текст книги "Часовые Запада"

Дэвид Эддингс
Часовые Запада

Посвящается Джуди Линн:

Роза цветет и увядает,

Но ее красоту

И ее аромат

Будут помнить вечно.

ПРОЛОГ
являющийся рассказом о событиях, в результате которых Белгарион
взошел на Ривский трон, и о том, как он уничтожил ненавистного бога Торака.

Из Легенд Алории.

И было сказано, что после того, как семь богов создали мир, они жили в мире и согласии со всеми избранными ими человеческими расами. Лишь Ул, отец богов, оставался один до тех пор, пока Горим, вождь тех, у кого не было бога, не взобрался на высокую гору и не принялся его умолять. Тогда сердце Ула растаяло, и он поднял к себе Горима и поклялся быть его богом и богом его народа, улгов.

Бог Алдур, отдалившись от всех, учил Белгарата и других апостолов властвовать над Словом и Волей. И настало время, когда Алдур создал камень, круглый, как шар, размером не больше чем сердце ребенка. Люди нарекли этот камень Шаром Алдура, и был он исполнен огромной силы, ибо сама Неизбежность, существовавшая с начала времен, воплотилась в нем. Торак, бог народов Ангарака, превыше всего жаждал власти и почестей, ибо для него существовала другая Неизбежность. Узнав про Шар, он потерял покой, ибо страшился, что тот воспрепятствует достижению его цели. И тогда отправился он к Алдуру и умолял его уничтожить камень. И когда Алдур отказался, Торак обманом похитил у него камень.

Тогда Алдур созвал своих братьев, и они, собрав могучую армию своих приверженцев, отправились на бой с Тораком. Но Торак, видя, что его ангаракам не победить, поднял Шар и с помощью его силы расколол мир. Так возникло Восточное море, отделившее Торака от его врагов.

Но Шар разгневался на то, что Торак использовал его подобным образом, и наслал на него огонь, загасить который было невозможно. Левая рука Торака обуглилась, левая щека обгорела и сморщилась, а левый глаз воспламенился и с тех пор всегда пылал огнем в память о гневе могущественного Шара.

Торак в бешенстве увел своих людей в Маллорейские степи, и его люди выстроили ему в Хтол-Мишраке город, который был назван Городом Ночи, ибо Торак спрятал его под необъятным облаком. Там, запершись в железной башне, Торак разговаривал с Шаром, тщетно пытаясь уменьшить его ненависть к себе.

Так продолжалось две тысячи лет. Затем Черек Медвежьи Плечи, король алорийцев, спустился в Долину Алдура, чтобы сообщить Белгарату-волшебнику, что путь на север свободен. Они вместе выступили из Долины, и с ними были три могучих сына Черека – Драс Бычья Шея, Алгар Быстрые Ноги и Рива Железная Хватка. Пробравшись через болота, где Белгарат, обратившись в волка, указывал им дорогу, они добрались до Маллореи. Под покровом ночи они проникли в железную башню Торака. И пока искалеченного бога, погруженного в беспокойную дремоту, преследовали кошмарные сновидения, они прокрались в комнату, где он держал Шар, запертый в железной шкатулке. Рива Железная Хватка, в чьем сердце не было дурных намерений, взял Шар, и они отправились обратно на Запад.

Пробудившись, Торак обнаружил, что Шар исчез, и отправился в погоню. Но Рива поднял Шар над головой, и его гневное пламя устрашило Торака. Тогда смельчаки беспрепятственно покинули Маллорею и вернулись в свои родные земли.

Белгарат разделил Алорию на четыре королевства. Тремя он поставил править Черека Медвежьи Плечи, Драса Бычью Шею и Алгара Быстрые Ноги. Рива Железная Хватка получил Шар Алдура, и его Белгарат послал на Остров Ветров.

Белар, бог алорийцев, спустил с неба две звезды, и из них Рива сковал огромный меч и вделал Шар в его рукоять. И повесил он меч в Тронный зал цитадели, чтобы тот на вечные времена служил Западу защитой от козней Торака.

Белгарат же, вернувшись домой, узнал, что жена его, Поледра, родила ему двух дочерей-близнецов и покинула этот мир. В неизбывной печали пребывал Белгарат. Уединившись от всего мира, он посвятил себя воспитанию дочерей, которых назвал Полгара и Белдаран. А когда они достигли совершеннолетия, он послал Белдаран к Риве Железной Хватке, чтобы она стала его женой и родоначальницей Ривской династии. Полгару же он оставил при себе и обучил ее искусству волшебства.

Лишившись Шара, Торак в ярости разрушил Город Ночи и разделил ангараканцев на мургов, надракийцев и таллов, которых отправил жить в глухие степи на Западном побережье Восточного моря. Маллорейцы же остались, чтобы держать в подчинении весь материк, на котором они жили. В довершение всего он приказал своим священникам-гролимам зорко следить за порядком, карать отступников и приносить ему человеческие жертвы.

Прошло много веков. Затем Зедар-Отступник, служивший Тораку, вместе с Салмиссрой, королевой Найса, подослал на Остров Ветров наемников, чтобы те убили Горека, потомка Ривы, и истребили всю его семью. Так и было сделано, и хотя некоторые говорили, что одному ребенку удалось избежать этой участи, никто, однако, не мог утверждать этого наверняка.

Осмелевший после смерти стража Шара, Торак собрал свои орды и пошел войной на Запад, намереваясь поработить жившие там народы и вновь обрести Шар. На равнинах Арендии, при Bo-Мимбре, орды ангараканцев сошлись с армиями Запада в жесточайшей схватке. И тогда Бренд, ривский сенешаль, прикрепив Шар к своему щиту, встретился с Тораком в единоборстве и поверг искалеченного бога. Ангараканцы при виде этого пали духом и были разбиты и уничтожены. Но под покровом ночи, когда короли Запада праздновали победу, Зедар-Отступник похитил тело Торака. Затем Верховному Священнику улгов, звавшемуся, как и все предыдущие Верховные Священники, Горимом, открылось, что Торак не убит, а погрузился в сон до тех пор, пока новый потомок Ривы снова не сядет на трон в зале РИВСКОГО короля.

Короли Запада думали, что род Ривы погиб и династия оборвалась. Но Белгарату и Полгаре было известно лучше. Ведь это они скрыли сына Горека и его потомков от многих поколений людей. Ибо из древних пророчеств им открылось, что время для возвращения ривского короля еще не наступило.

Прошли еще долгие века. Затем, в безвестном городе на краю света, Зедару-Отступнику встретилось невинное дитя, и он вознамерился взять это дитя и отправиться с ним на Остров Ветров. Он надеялся, что невинность ребенка позволит ему снять Шар Алдура с рукояти меча ривского короля. Все случилось так, как он хотел, и Зедар вместе с ребенком и Шаром умчался на Восток.

Полгара-волшебница жила в тиши и забвении на ферме в Сендарии с маленьким мальчиком, называвшим ее тетушкой Пол. Мальчик этот был Гарион, последний осиротевший потомок Ривской династии, но он ничего не ведал о своем происхождении.

Когда Белгарат узнал, что Шар украден, он поспешил в Сендарию, чтобы уговорить свою дочь отправиться на поиски Зедара и Шара. Полгара не хотела оставлять мальчика с чужими людьми, и поэтому Гарион отправился в путь вместе с тетушкой Пол и Белгаратом, которого звал дедушкой и чьи необыкновенные истории он так любил слушать, когда волшебник заезжал к ним на ферму.

Дарник, тамошний кузнец, тоже захотел поехать с ними. Вскоре присоединились Бэрак Черекский и Хелдар Драснийский, которого люди прозвали Шелк. Со временем на поиски Шара вместе с ними отправились также и другие: Хеттар, предводитель алгарийских коневодов, Мендореллен, мимбрийский рыцарь, и Релг, улгский фанатик. И, как казалось, по чистой случайности принцесса Сенедра, поссорившись со своим отцом, Рэн Боуруном XXIII Толнедрийским, убежала из его дворца и присоединилась к ним, хотя ей и не было ничего известно о цели путешествия. И таким образом собрались все, кому было предсказано найти Мринские рукописи.

Их поиски привели их в Лес Дриад, где на пути у них встал мургский гролим Ашарак, который давно уже тайно следил за Гарионом. Тогда голос пророчества возвестил Гариону, что он должен поразить Ашарака своей рукой и своей Волей. И Ашарака пожрало пламя. И так Гарион узнал, что обладает даром волшебства. Полгара возрадовалась и сообщила ему, что отныне он нарекается Белгарионом, как и подобает волшебнику, ибо она знала, что минули века ожидания и что Гарион является тем, кому, согласно древним предсказаниям, суждено взойти на Ривский трон.

Зедар-Отступник поспешно бежал прочь от Белгарата. При этом он неосмотрительно вступил во владения Ктучика, Верховного Священника западных гролимов. Подобно Зедару, Ктучик был учеником Торака, но они уже долгие годы враждовали друг с другом. Когда Зедар перевалил через горы Хтол-Мургоса, Ктучик поджидал его в засаде и отбил у него Шар Алдура и ребенка, который в силу своей невинности мог коснуться Шара и остаться в живых.

Белгарат продолжал разыскивать следы Зедара и Шара, однако Белтира, еще одна ученица Алдура, передала ему новость о том, что теперь Шар и ребенок находятся у Ктучика. Остальные направились в Найс, где по приказу Салмиссры, королевы Страны змей, Гариона схватили и доставили к ней во дворец. Но Полгара освободила его, а Салмиссру превратила в змею, чтобы, оставаясь в достойном ее образе, вечно правила она своими подданными.

Белгарат, воссоединившись с остальными, повел их в трудный путь к темному городу Рэк-Хтол, возведенному на вершине горы в Мургской пустыне. С трудом взобравшись на гору, они лицом к лицу столкнулись с Ктучиком, который поджидал их с ребенком и с Шаром. Белгарат вызвал Ктучика на состязание в колдовстве. И когда Ктучик, будучи не в силах признать поражение, нанесенное искусством Белгарата, применил запретное заклинание, его чары пали на него самого. Бесследно сгинул Ктучик, сраженный собственной гордыней.

От такого потрясения обрушились стены Рэк-Хтола. Пока город гролимов, содрогаясь, разлетался на камни, Гарион схватил доверчивого ребенка, державшего Шар, и вынес его в безопасное место. Они бежали, спасаясь от преследования Таур-Ургаса, короля мургов, и его полчищ. Но, когда они достигли алгарийской земли, алгарийцы выступили против мургов и разгромили их. Тогда наконец Белгарат смог вернуться на Остров Ветров, чтобы возвратить Шар на отведенное ему место.

Там, в Тронном зале ривского короля, ребенок, которого они назвали Эррандом, вложил Шар Алдура в руку Гариону, и тот, встав на трон, вставил Шар обратно в рукоять огромного Ривского меча. И когда он это сделал, Шар охватило пламя, а сам меч засиял холодным голубым огнем. По этим знакам все увидели, что Гарион и есть на самом деле истинный наследник Ривского трона, и его провозгласили королем Ривским, Повелителем Запада и Хранителем Шара.

Вскоре, в соответствии с соглашением, подписанным после битвы при Во-Мимбре, юноша с никому не известной сендарийской фермы, ставший ривским королем, был помолвлен с принцессой Сенедрой. Но прежде, чем смогла состояться свадьба, Гарион, повинуясь голосу пророчества, пошел в комнату с документами и достал список Мринских рукописей.

И этим древним пророчеством ему было предназначено взять Ривский меч и вступить в сражение с богом Тораком, чтобы убить или быть убитым, и тем самым решить судьбу мира. Ибо после коронации Гариона Торак начал пробуждаться от долгой дремоты, и в этой встрече должно было решиться, какое же из пророчеств и какая же из двух противоречащих друг другу Неизбежностей возобладает.

Гарион знал, что к его услугам огромная армия, с которой он может с легкостью завоевать Восток. Но хотя страх и переполнял его сердце, он решил, что в одиночку должен выступить навстречу опасности. Его сопровождали лишь Белгарат и Шелк. Ранним утром выступив из ривской цитадели, они пустились в долгий путь на Север, к темным руинам Города Ночи, где лежал искалеченный Торак.

Но принцесса Сенедра отправилась к королям Запада и уговорила их объединить усилия и отвлечь силы ангараканцев, чтобы Гарион не подвергался опасности. Вместе с Полгарой она прошествовала по Сендарии, Арендии и Толнедре, собирая и ведя за собой могущественную армию, чтобы противостоять врагам с Востока.

Они встретились на равнине, у города Тул-Марду. Армии Сенедры, зажатой между силами маллорейского императора Закета и сумасшедшего короля мургов Таур-Ургаса, грозило уничтожение. Но Хо-Хэг, Верховный предводитель алгарийских кланов, убил Таур-Ургаса, а надракийский король Дроста-Лек-Тан зашел с тыла, давая Сенедре возможность отступить.

Однако Сенедра, Полгара, Дарник и мальчик Эрранд были схвачены и отправлены к Закету, который послал их на суд к Зедару в разрушенный город Хтол-Мишрак. Зедар убил Дарника, и, когда Гарион прибыл туда, Полгара рыдала над его безжизненным телом.

Белгарат победил в поединке Зедара и замуровал его в скалы глубоко под землей. Но к тому времени Торак уже полностью пробудился. Две Неизбежности, с начала времен противопоставленные друг другу, встретились на развалинах Города Ночи.

И там, во Тьме, Гарион, Дитя Света, убил Торака, Дитя Тьмы, пылающим Ривским мечом, и темное пророчество ушло в небытие.

За телом Торака пришли Ул и шесть оставшихся богов. И Полгара умоляла их вернуть Дарника к жизни. Они с неохотой согласились. Но так как ей пока не подобало превосходить Дарника в способностях, они наградили его даром волшебства.

Затем они вернулись в город Риву. Белгарион женился на Сенедре, а Полгара взяла в мужья Дарника. Шар снова занял свое место, чтобы охранять Запад. И война богов, королей и народов, длившаяся семь тысячелетий, закончилась.

Так думали люди.

Часть первая
ДОЛИНА АЛДУРА

Глава 1

Весна в горах была, поздняя. Дожди уже прошли, и земля оттаяла после суровых морозов. Согретые мягким прикосновением солнца, влажные коричневые поля покрылись нежно-зеленым кружевом первых весенних побегов, пробудившихся от зимнего сна. В одно ясное раннее утро, когда воздух был все еще прохладен, но окрасившееся позолотой небо предвещало чудесный день, мальчик Эрранд вместе со своей семьей выехал из маленькой гостиницы, расположенной в одном из наиболее спокойных районов шумного портового города Камаара на южном побережье королевства Сендария. У Эрранда никогда раньше не было семьи, и ощущение того, что он теперь не один на белом свете, что он отныне принадлежит этой маленькой, тесно сплоченной группе людей, которых объединяют любовь и взаимопонимание, переполняло его счастьем и делало прекрасным все вокруг. Тем более что им предстояла не увеселительная прогулка. Они ехали домой. Точно так же, как у Эрранда никогда не было семьи, у него не было и дома; и хотя он еще не видел усадьбы в Долине Алдура, куда они направлялись, он тем не менее стремился туда всей душой, страстно желая обнять и расцеловать там каждый камень, каждый куст, каждое дерево, словно друзей, с которыми много лет находился в разлуке.

Около полуночи с Моря Ветров налетел шквальный ветер. Дождь чисто умыл серые мощеные улицы и высокие с черепичными крышами здания в Камааре и прекратился так же неожиданно, как и начался. Крепко сколоченный фургон, который Дарник-кузнец после тщательного осмотра купил два дня назад, медленно двигался по узким улицам Камаара. Эрранд, примостившись среди мешков с едой и утварью, наваленных на стоявшую в фургоне кровать, вдыхал едва уловимый солоноватый запах гавани и разглядывал голубоватые тени, падавшие от домов с красными крышами. Фургоном конечно же правил Дарник, державший поводья в своих сильных загорелых руках с той основательностью, с которой брался за любое дело, и его отточенные движения вселяли чувство уверенности и спокойствия.

Одна только крепконогая и довольно покладистая кобыла, на которой ехал верхом Белгарат-волшебник, явно не разделяла этого чувства полной безопасности. Белгарат по своему обыкновению накануне засиделся в питейном заведении и теперь трясся в седле словно куль с овсом, даже не пытаясь следить за дорогой. Кобыла, тоже недавно купленная, еще не успела привыкнуть к особенностям своего нового хозяина и была обеспокоена его почти агрессивным невниманием. Она прижимала уши, фыркала, часто поводила глазами, как будто пыталась понять, чего хочет этот неподвижный тюфяк, взгромоздившийся ей на спину.

Дочь Белгарата, известная всему миру как волшебница Полгара, неодобрительно посматривала на своего отца, которого общими усилиями удалось разбудить, взгромоздить на лошадь и заставить взять в руки повод, и пока что воздерживалась от комментариев. Одетая в простое серое шерстяное платье и плащ с накидкой, она сидела рядом с Дарником, который лишь несколько недель назад стал ее мужем. Она убрала в дорожные сундуки синие бархатные платья, украшения и отороченные дорогими мехами накидки – все, что составляло ее привычный гардероб в Риве, и с каким-то даже облегчением сменила эти наряды на более простую одежду. Полгара отнюдь не питала отвращения к роскошным одеяниям, и, когда того требовал случай, она выглядела в них более царственно, чем любая королева в мире. Однако на этот раз она почти с наслаждением облачилась в эти скромные одеяния, поскольку они соответствовали тому, что она уже долгие века намеревалась совершить.

В отличие от своей дочери Белгарат всегда одевался только исходя из соображений удобства. То, что у него на ногах были разные сапоги, не свидетельствовало ни о его бедности, ни о небрежности. Это было обусловлено скорее сознательным выбором, так как левый сапог из одной пары прекрасно сидел на левой ноге, а парный ему жал на пальцы, в то время как правый сапог – из другой пары – подходил как нельзя лучше, а его собрат натирал пятку. Примерно так же обстояло дело и с одеждой. Он был безразличен к заплатам на коленях, равнодушен к тому, что принадлежал к числу тех немногих, кто использовал веревку в качестве ремня, и его совершенно устраивала старая туника, такая помятая и засаленная, что разве только очень неразборчивому человеку не пришла бы в голову мысль немедленно пустить ее на тряпки.

Огромные дубовые ворота Камаара были распахнуты, ибо война, бушевавшая в долинах Мишрак-ак-Тулла, в нескольких сотнях миль к востоку, закончилась. Войска, поднятые принцессой Сенедрой на борьбу в этой войне, вернулись к сторожевой службе, и в королевствах Запада воцарился мир. Белгарион, король Ривский и Повелитель Запада, снова взвалил на себя груз государственных забот, а Шар Алдура снова занял свое почетное место над троном ривских королей. Изуродованный бог Ангарака был мертв, а вместе с ним исчезла и угроза, нависавшая над Западом в течение нескольких эр.

Охранники на городских воротах пропустили новую семью Эрранда без лишних церемоний, и вся компания, покинув Камаар, вступила на прямую широкую имперскую дорогу, ведущую на восток, по направлению к Мургосу и заснеженным горам, отделявшим Сендарию от земель, где обитали алгарийские коневоды.

Птицы вспархивали из придорожных кустов и кружили прямо над головами путников, развлекая их мелодичным пением и заливистыми трелями. Полгара, наклонив голову, так что солнце ярко озарило безупречные черты ее лица, прислушалась.

– Что они говорят? – спросил Дарник. Она слегка улыбнулась.

– Так, болтают, – ответила она своим бархатистым голосом. – Птицы любят поболтать. Они рады, что наступило утро, что светит солнце и что они уже свили себе гнезда, а большинство из них рассказывают про свои яйца и будущих птенчиков. Птицам всегда не терпится рассказать про своих птенчиков.

– И конечно, они рады видеть тебя, правда?

– Надеюсь, что рады.

– Как ты думаешь, ты сможешь как-нибудь научить меня понимать их язык?

Полгара улыбнулась ему в ответ.

– Если хочешь. Но ты знаешь, этим знаниям трудно найти практическое применение.

– Возможно, много чего не вредно было бы знать, чему не найти практического применения, – произнес он совершенно бесстрастным голосом.

– Ах, мой Дарник, – с любовью произнесла она, прижавшись к его плечу, – знаешь, какая ты прелесть?

Эрранд, сидя позади них среди мешков, коробок и инструментов, которые Дарник так тщательно отобрал в Камааре, улыбнулся, почувствовав себя причастным к той глубокой и нежной привязанности, которая связывала их. Эрранд не привык к нежности. Его воспитывал, если можно это так назвать, некий Зедар, человек, в чем-то похожий на Белгарата. Зедар однажды наткнулся на маленького мальчика, заблудившегося в лабиринте узких улочек какого-то захолустного города, и зачем-то взял его с собой. Мальчика кормили и одевали, но никто с ним не занимался, не учил читать и писать, даже не разговаривал, и единственные слова, с которыми обращался к нему его опекун, были: «У меня для тебя есть поручение, мальчик». Поскольку других слов он не слышал, единственное, что мог сказать ребенок, когда его нашли Дарник и Полгара, было «Эрранд»*11
  Errand (англ.) – поручение.


[Закрыть]. А так как они не знали, как его зовут, то это слово и стало его именем.

Взобравшись на гребень холма, путники ненадолго остановились, чтобы дать передохнуть запряженным в фургон лошадям. Удобно устроившись в фургоне, Эрранд любовался красивейшими пейзажами, представшими перед его взором: обширные пространства тщательно разгороженных бледно-зеленых полей, освещенные косыми лучами утреннего солнца, остроконечные шпили башен и красные крыши домов Камаара, изумрудные воды гавани, в которой стояли корабли из полдюжины королевств.

– Тебе не холодно? – спросила его Полгара. Эрранд покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Спасибо. – Слова давались ему уже легче, хотя говорил он все еще редко.

Белгарат развалился в седле, рассеянно почесывая свою короткую белую бороду. Он прищурил затуманенные глаза, которым, очевидно, больно было глядеть на яркое солнце.

– Мне нравится начинать путешествие, когда светит солнышко, – произнес он. – Это всегда предвещает удачную поездку. – Он скорчил гримасу. – Правда, не знаю, для кого оно светит так ярко.

– Мы себя неважно чувствуем, папочка? – язвительно спросила его Полгара.

Он, обернувшись, сурово поглядел на дочь.

– Ну, давай уж, Пол, выкладывай все, что хочешь сказать. А то ведь ты не успокоишься.

– Ну что ты, папочка! – воскликнула она и широко раскрыла глаза, изображая самое невинное удивление. – Почему ты думаешь, что я собираюсь что-то сказать?

Белгарат усмехнулся.

– Я уверена, что ты и сам уже готов признать, что вчера хватил лишнего, – продолжала она. – Или тебе надо услышать это от меня?

– Да, я сейчас не в настроении тебя слушать, Полгара, – отрезал он.

– Ах ты, бедняжка, – сказала она с насмешливым сочувствием. – Хочешь, я намешаю тебе чего-нибудь для бодрости?

– Спасибо, не надо, – ответил он. – У меня после твоих снадобий еще неделю во рту стоит привкус. Пусть лучше голова поболит.

– Если лекарство не горчит, значит, оно не действует, – возразила Полгара, откидывая на плечи капюшон. У нее были длинные волосы цвета воронова крыла и лишь над левой бровью сверкал один белоснежный локон. – Я же тебя предупреждала, папа, – безжалостно произнесла она.

– Полгара, – проговорил волшебник дрогнувшим голосом, – может, мы обойдемся без «я же тебя предупреждала»?

– Ты ведь слышал, что я его предупреждала, Дарник? – обратилась Полгара к мужу.

Дарник едва удерживался от смеха, слушая шутливые пререкания отца и дочери.

Старик вздохнул, затем полез за пазуху и достал оттуда флягу. Вытащив зубами пробку, он сделал большой глоток.

– Папочка, – с отвращением произнесла Полгара, – тебе что, мало вчерашнего?

– Мало, если мы не переменим тему. – Он протянул флягу зятю. – Дарник? – предложил он.

– Спасибо, Белгарат, – ответил тот, – но для меня рановато.

– Пол? – продолжал Белгарат, предлагая дочери отхлебнуть глоточек.

– Не кривляйся.

– Как хочешь, – пожал плечами Белгарат и, заткнув флягу пробкой, запихнул ее назад. – Ну что, двинулись? – предложил он. – До Долины Алдура еще очень далеко. – И он легким толчком тронул с места коня.

Не успел фургон спуститься с холма, как Эрранд, обернувшись назад к Камаару, увидел, как из ворот выехал отряд всадников. По-видимому, на многих из них были надеты доспехи из полированной стали. Эрранду пришла было в голову мысль сказать об этом, но он передумал. Он снова откинулся на мешки и поглядел в высокое синее небо с пушистыми барашками облаков. Эрранд любил утро. По утрам день еще полон радостных надежд. Разочарования наступают позже.

Не успели они проехать и мили, как выехавшие из Камаара солдаты нагнали их. Командовал отрядом сендариец, однорукий офицер с хмурым лицом. Когда его воины поравнялись с фургоном, он проскакал вперед.

– Ваша милость, – официально приветствовал он Полгару, слегка поклонившись из седла.

– Генерал Брендиг, – отвечала она, приветствуя его легким кивком, – рано вы сегодня встали.

– Солдаты почти всегда рано встают, ваша милость.

– Брендиг, – раздраженно произнес Белгарат, – это что – совпадение или вы нас преследуете?

– В Сендарии всегда полный порядок, старейший, – вежливо отвечал Брендиг. – В наших делах совпадений не бывает.

– Так я и думал, – поморщился Белгарат. – Ну и что на этот раз нужно Фулраху?

– Его величество просто счел необходимым предоставить вам эскорт.

– Я знаю дорогу, Брендиг. В конце концов, я уже несколько раз проделывал этот путь.

– Не сомневаюсь, почтеннейший Белгарат, – вежливо согласился Брендиг. – Эскорт – это свидетельство дружбы и уважения.

– Вы, по-видимому, будете настаивать?

– Приказ есть приказ, старейший.

– Нельзя ли обойтись без «старейшего»? – горестным тоном спросил Белгарат.

– Сегодня утром мой отец ощущает тяжесть своих лет, генерал, – улыбнулась Полгара. – Всех семи тысяч.

Брендиг едва сдержал улыбку.

– Конечно, ваша милость.

– А почему мы сегодня так официально держимся, господин Брендиг? – обратилась она к нему. – По-моему, мы достаточно хорошо знаем друг друга, чтобы обойтись без этой церемонной чепухи.

Брендиг испытующе поглядел на нее.

– Помните, как мы впервые встретились? – спросил он.

– Насколько я припоминаю, в тот момент вы нас как раз арестовывали, – с легкой усмешкой ответил Дарник.

– Ну, – Брендиг неловко кашлянул, – не совсем так, господин Дарник. На самом деле я просто передавал вам приглашение его величества посетить его дворец. Во всяком случае, госпожа Полгара – ваша несравненная супруга – представилась как герцогиня Эратская, если вы помните.

Дарник кивнул.

– Да, верно, в самом деле.

– Мне недавно представился случай заглянуть в старые геральдические книги, и я обнаружил нечто весьма примечательное. Известно ли вам, господин Дарник, что ваша супруга и на самом деле герцогиня Эратская?

– Пол? – В голосе Дарника слышалось недоверие.

Полгара пожала плечами.

– Я почти забыла, – сказала она. – Это было так давно.

– И тем не менее ваш титул и сейчас действителен, ваша милость, – заверил ее Брендиг. – Каждый землевладелец в округе Эрат каждый год платит небольшой взнос, который идет на ваш счет в Сендаре.

– Какая тоска, – сказала она.

– Погоди-ка минутку, Пол, – перебил ее Белгарат, внезапно оживившись. – Брендиг, и сколько там на счету у моей дочери, если округлить?

– Несколько миллионов, как я понимаю, – отвечал Брендиг.

– Так, – раскрывая глаза, проговорил Белгарат. – Так, так, так…

Полгара смерила его пристальным взглядом.

– Что у тебя на уме, отец? – спросила она напрямик.

– Я просто очень рад за тебя, Пол, – вдохновенно произнес он. – Любой отец был бы рад узнать, что у его дочери так хорошо идут дела. – Он опять повернулся к Брендигу. – Скажи-ка мне, генерал, а кто распоряжается состоянием моей дочери?

– Им управляет верховная власть, Белгарат, – ответил Брендиг.

– Какое тяжелое бремя для бедного Фулраха, – задумчиво проговорил Белгарат, – принимая во внимание, что у него еще куча других забот. Возможно, мне следует…

– Не беспокойся, Старый Волк, – оборвала его Полгара.

– Я просто подумал…

– Да, папочка. Я знаю, что ты подумал. Оставь в покое эти деньги.

Белгарат вздохнул.

– Мне никогда не доводилось быть богатым, – произнес он с грустной задумчивостью.

– Значит, ты не будешь сожалеть об этих деньгах, правда?

– Тяжелая ты женщина, Полгара, – бросить своего старика отца в такой нищете.

– Ты жил без денег и имущества тысячелетиями, отец. Я почему-то вполне уверена, что ты не пропадешь.

– А как ты сделалась герцогиней Эратской? – спросил Дарник у жены.

– Я оказала некую услугу герцогу Во-Вакунскому, – ответила та, – которую никто, кроме меня, оказать не мог. Он был мне очень признателен.

Дарник, казалось, был ошеломлен.

– Но ведь Во-Вакун был разрушен много тысяч лет назад, – возразил он.

– Да, я знаю.

– Нелегко же мне будет ко всему этому привыкнуть.

– Ты же знал, что я не похожа на других женщин, – сказала она.

– Да, но…

– Тебе что, правда важно, сколько мне лет? Это что-нибудь меняет?

– Нет, – быстро сказал он. – Ни капельки.

– Тогда пускай тебя это не волнует.

Они двигались небольшими переходами по южной Сендарии, останавливаясь на ночь в удобных и хорошо оборудованных гостиницах, управляемых толнедрийскими легионерами, которые патрулировали и содержали в порядке Имперский путь, и к вечеру третьего дня после выезда из Камаара прибыли в Мургос. Многочисленные стада из Алгарии уже стояли в загонах, находившихся к востоку от города, и небо было затянуто тучами пыли, поднятой миллионами копыт. В период выгона скота Мургос становился неудобным городом. В нем было жарко, грязно и шумно. Белгарат предложил проехать мимо, а на ночь остановиться в горах, чтобы спрятаться от пыльного воздуха и шумных мычащих и блеющих соседей.

– Вы собираетесь сопровождать нас до самой Долины? – спросил он Брендига после того, как они, миновав загоны для скота, выехали на Великий Северный Путь и двинулись по направлению к горам.

– M-м, да, собственно, нет, Белгарат, – ответил Брендиг, разглядывая приближавшуюся к ним издалека группу алгарийцев верхом на лошадях. – Как раз сейчас я вас покину.

Во главе алгарийцев скакал высокий человек с ястребиным лицом в кожаной одежде; на голове у него красовался пучок волос цвета воронова крыла. Поравнявшись с фургоном, он натянул поводья.

– Генерал Брендиг, – ровным голосом произнес он, кивком приветствуя сендарийского офицера.

– Господин Хеттар, – радушно ответил Брендиг.

– Что ты здесь делаешь, Хеттар? – воскликнул Белгарат.

Хеттар округлил глаза.

– Я как раз перегнал скот через горы, уважаемый Белгарат, – как ни в чем не бывало ответил он. – А теперь возвращаюсь назад и мог бы составить вам компанию.

– Как странно, что ты оказался здесь именно сейчас.

– И в самом деле странно. – Хеттар взглянул на Брендига и подмигнул.

– Что это еще за игры? – повысил голос Белгарат, обращаясь к ним обоим. – Я не нуждаюсь в надсмотрщиках, и мне не нужен военный эскорт. Я вполне могу сам о себе позаботиться.

– Мы все это знаем, Белгарат, – примирительно сказал Хеттар. Он повернулся к фургону. – Рад тебя снова видеть, Полгара, – произнес он с приятной улыбкой. Затем он скользнул взглядом по Дарнику. – Семейная жизнь идет тебе на пользу, дружок, – добавил он. – По-моему, ты на пару фунтов поправился.