Текст книги "Модернизация с того берега. Американские интеллектуалы и романтика российского развития"

Крестьяне, даже те, кто поначалу поддержал Временное правительство, начали выдвигать более радикальные требования. Во многих населенных пунктах они претендовали на землю, которую обрабатывали, выгоняя или даже убивая помещиков. Большевистские лозунги понравились многим крестьянам: заключение мира вернет служивших в армии сыновей, а перераспределение земли обеспечит крестьян тем, что они по праву считали своим. Среди населения росло недовольство правительством Керенского, и большевистская фракция вскоре взяла власть в свои руки, а затем организовала захват правительства. Большевики провозгласили советскую власть 25 октября 1917 года (7 ноября на Западе); со свойственной им скромностью они назвали это Великой Октябрьской социалистической революцией. Большевики активизировали свои парламентские и внепарламентские усилия для управления быстро раскалывающейся страной: изгнали из Совета небольшевистские элементы и участвовали в вооруженных столкновениях против различных белых русских армий.

Многие американцы – но мало кто из экспертов – тепло приветствовали захват власти большевиками. Резкие депеши Джона Рида из Петрограда взбудоражили жителей Гринвич-Виллидж, заинтересованных в социальной или политической революции. Тем временем убежденные радикалы в Социалистической партии Америки соперничали друг с другом за одобрение большевиков156156
  См. [Рид 1959; Rosenstone 1975; Stansell 2000: 318–323; Lasch 1962]. О Социалистической партии см. в [Weinstein 1967; Draper 1960].


[Закрыть]. Но реакция радикальных американцев на большевизм – это увлекательная глава совсем другой истории.

Среди американских наблюдателей, как сторонников, так и противников большевиков, в отношении к ним царила большая путаница. Эксперты часто не проводили различия между большевиками и Советами, и, возможно, по этой причине они прибегали к творческим, хотя и неточным переводам термина «большевики» как «whole-hoggers» («убежденные») или «maximalists» («максималисты») – описывающим политическую программу, а не предполагаемую электоральную силу157157
  См., например, [Huntington 1919a: 95]. В [Lasch 1962: 57] цитируется исправление в газете «Post-Dispatch» (Сент-Луис), что «большевик» означает «наиболее требовательный» и уж точно не «большинство», как заявил один неразумный читатель.


[Закрыть]. Другие эксперты ошибочно утверждали о том, что советская система была порождением мира. Против этого аргумента говорит многое, в том числе тот факт, что крестьянские общины юридически оказались под угрозой после сельских реформ 1906–1911 годов. Столыпинские реформы, названные так по имени премьер-министра того времени, были направлены на то, чтобы освободить отдельного крестьянина от обязательств перед общиной. Хотя во многих случаях мир сохранялся, эти реформы подчеркивали тот факт, что исторически он был создан правительством, а не являлся материальным воплощением русской души. Самым выдающимся пропагандистом этого мифа был Раймонд Робинс, чикагский реформатор, служивший в Красном Кресте в России (а также выступавший в качестве канала обратной связи между правительством США и большевиками)158158
  Робинс, речь в Union Club, март 1919 года. Raymond Robins Papers, box 43, folder 3, p. 8. Среди других, пишущих в том же духе, Линкольн Колкорд и Альберт Риз Уильямс. Эта тенденция преувеличена в исторической литературе; см. [Lasch 1962: 3, 135; Davis 1990: 82–83]. Но утверждения Лэша о том, что Харпер, Уоллинг и Росс делали подобные заявления, необоснованны; см.: Harper S. N. The Bolsheviks and the Land Question (December 1919). Harper Papers, box 63, folder 3, p. 17; [Walling 1920: 6–7; Ross 1918a: 762–764]. Тщательный анализ этих связей см. в [Atkinson 1985: 196–205].


[Закрыть]. Теоретическая связь между миром и советами предполагает, что социализм органично возник из российских институтов. Несмотря на то что сами большевики заявляли об универсальной применимости своих идей, американские эксперты считали большевизм сугубо русским явлением.

Захват власти большевиками, который не приветствовали ни ученые, ни государственные эксперты, создал как стратегические, так и интерпретационные проблемы. Высокопоставленные дипломаты и военные стратеги опасались, что отказ России от боевых действий окажет существенную помощь военным усилиям Германии. Закрытие восточного фронта Антанты продлило бы войну и увеличило бы потери американцев и союзников. Такой поворот событий казался вероятным; еще до прихода к власти большевистские лидеры призывали к сепаратному миру с Германией. Американские эксперты по России искали механизмы, которые заставили бы Россию продолжать войну. В то же время захват власти большевиками заставил экспертов пересмотреть свои взгляды на саму Россию; всего за несколько месяцев до этого они объявили Временное правительство воплощением демократических инстинктов русских и приветствовали его участие в борьбе демократий против монархии. Однако к осени им пришлось объяснять совсем другой режим. К счастью, понятие инстинкта было гибким. Американские эксперты скорректировали свои объяснения, утверждая, что действия русских были основаны на импульсе, а не на рациональном мышлении. К примеру, даже самые оптимистичные заявления миссии Рута описывали недостаток у русских интеллекта и зрелости. Глупость, легковерие и импульсивность теперь приводились для объяснения захвата власти большевиками и последующего насилия. Например, Харпер написал помощнику госсекретаря, что радикализм давно существует в России и как «теория, и как черта характера». Он все еще сохранял оптимизм по поводу того, что русские смогут вернуться на путь либеральной демократии, как только начнут «трезветь»159159
  Харпер Уильяму Филипсу, 14 декабря 1917 года. Harper Papers, box 4; [Harper.] Russian Delay Explained. CSM, 15 December 1917; эта не получившая широкой огласки статья фигурирует в файле со статями Харпера в архивах CSM.


[Закрыть].

Воззвание Харпера к трезвости – и ее общему отсутствию в России – было обычным рефреном в американском анализе российских событий. Ссылки на пьянство приобрели дополнительное значение, поскольку ограничения на продажу алкоголя в Соединенных Штатах в военное время привели к принятию сухого закона. Сторонники запрета продажи спиртных напитков часто использовали в качестве аргументов порочный характер рабочих, особенно иммигрантов [Kazin 1998: 34–37]. Даже в те обнадеживающие дни, когда царь отрекся от престола, американские комментаторы опасались, что опьянение рабочих радикальными теориями может поставить под угрозу либеральную демократию в России. Фрэнк Голдер, переводчик миссии Рута, предусмотрительно выразил эту озабоченность менее чем через две недели после начала краткого правления Временного правительства160160
  Голдер Дж. Франклину Джеймсону, 23 марта 1917 года. WRP, 53–54.


[Закрыть]. Но особенную популярность рассуждения о злоупотреблении приобрели после захвата власти большевиками. К лету 1918 года посол Фрэнсис одобрил американскую интервенцию в Россию, заявив, что «русский народ был во сне или пьян и теперь начинает просыпаться или трезветь». Фрэнсис воззвал к необходимости американского руководства и помощи для восстановления правительства (не большевистского) в России161161
  Фрэнсис Ричарду Крейну, 29 августа 1918 года. Harper Papers, box 5.


[Закрыть]. Бывший советник Государственного департамента высказал несколько иную, но столь же оптимистичную точку зрения спустя месяцы после захвата власти большевиками: русские страдали от похмелья после «социалистической попойки» и были готовы (хотя и не способны) создать народное правительство162162
  Джером Лэндфилд цит. в [Foglesong 1995: 177]. См. также [Saul 2001: 346–347].


[Закрыть]. Один американский дипломат объединил эти два аргумента и придумал рекламную уловку: «Я знаю, что после попойки эту страну начинает тошнить; что они будут рады любому, кто сможет дать им бромо-зельцер; и что у нас есть бромо-зельцер лучшего качества, чем у кого бы то ни было»163163
  Дж. Батлер Райт Харперу, 20 июня 1918 года. Harper Papers, box 5.


[Закрыть]. Другими словами, страдающие похмельем русские, не говоря уже о нетрезвых, вряд ли были в состоянии позаботиться о себе.

Преуменьшая способность русских действовать в собственных интересах, американская политическая верхушка и эксперты также использовали расистские сравнения. Наблюдая беспорядки в других странах мира, они часто подразумевали, что русские так же подходят для демократии, как чернокожие ямайцы, мексиканцы или филиппинцы – то есть не подходят совсем. Например, и Джордж Кеннан, и Чарльз Крейн сделали такие заявления. Проводя сравнения с якобы низшими расовыми группами, они показывали, сколь огромную дистанцию американские эксперты видели между самими собой и населением России164164
  Крейн Вильсону, 1 августа 1918 года. PWW, 49: 154; Кэннан Лансингу, 26 мая 1918 года. PWW, 48: 184; Крейн Вильсону, 21 июня 1917 года. PWW, 43: 13–14; Джон Колдуэлл Лансингу, декабрь 1917 года. SDDF, 861.77/281; [Gardner 1984; Hunt 1987, chap 4].


[Закрыть].

Артур Буллард, работавший тогда в Комитете по общественной информации (англ. Committee on Public Information, CPI), соединил эти расовые аргументы с другими антикрестьянскими взглядами в важном меморандуме, предназначенном полковнику Хаусу. Докладная записка Булларда от января 1918 года начиналась с обоюдоострой критики России: он сравнивал Россию с Ямайкой и Филиппинами и выражал недовольство, что русские не могут собрать класс лидеров, сравнимый с белыми в этих двух колониях. Повторяя распространенные описания русских, Буллард утверждал, что сильные доказательства убедили его, что они «необычайно дремучи». Этот ставший патриотом-пропагандистом социалист также использовал идеи о том, что русское крестьянство действовало в соответствии с теориями массового поведения. Буллард пришел к выводу, что крестьянство было «непонятой и непонимающей массой», которая страдала из-за ужасных условий и в результате стала нетерпеливой и недисциплинированной. Как утверждал Буллард, одним из наиболее тревожных аспектов ситуации в России было то, что эта масса крестьян, которые не реагировали на разумные доводы, взялась за оружие. В такой накаленной ситуации крестьян «можно было залить кровью [или] выпороть и укрощать до угрюмой ненависти», но с ними нельзя было обращаться рационально165165
  Bullard A. Memo on the Bolshevik Movement in Russia (January 1918). Edward M. House Papers, series III, folder 1/131, p. 3.


[Закрыть]. Записка Булларда, написанная именно в то время, когда большевики распустили законно избранное Учредительное собрание, вели мирные переговоры с Германией и усиливали красный террор, остается одним из наиболее важных политических заявлений о России того года. Его взгляды на русских крестьян, как и на политическую ситуацию в России, резко изменились с тех пор, как он восхищался крестьянством в 1905 году. Независимо от того, восхвалял ли он стремление крестьянства к демократии или предупреждал о массовых действиях крестьян, Буллард сохранял свою веру в то, что сельскими жителями России движут инстинкты, а не идеи166166
  Ibid. P. 4, 7.


[Закрыть].

Если не сами политические рекомендации, то, во всяком случае, темы меморандума Булларда регулярно появлялись в работах других американских экспертов. Подобно большевикам, американские эксперты часто ссылались на концепцию масс, но, в отличие от большевиков, которые искали в массах спасения, американцы использовали этот термин в уничижительном смысле. Кеннан, один из самых консервативных экспертов по России того периода, долгое время полагался на «массы» как на одну из своих фундаментальных категорий социального анализа. Он использовал ее для того, чтобы осудить беспорядки в России, а также в Соединенных Штатах, выражая опасение, что американское рабочее движение приведет к попыткам установить массовое правление. По мнению Кеннана, русские массы особенно отличались своей интеллектуальной ограниченностью. Глупость поставила в опасное положение крестьян, достаточно доверчивых, чтобы принять идеи большевиков, даже если они сводились всего лишь к «безумным планам неуравновешенных мозгов»167167
  Address by George Kennan // Art World. 1917. June. Vol. 2. P. 258. Ранее Кеннан выступал против американских забастовок в 1877 и 1919 годах. См. [Travis 1990: 298–299] и письмо Кеннана Тоунсенду, 5 октября 1919 года. George Kennan Papers (LC), box 8.


[Закрыть]. Чувства Кеннана нашли отклик у госсекретаря Лансинга, у которого были аналогичные опасения по поводу простых людей. Лансинг последовал совету Кеннана относительно русских масс, приправив свой резко критический анализ большевизма ссылками на толпы и массы. В меморандуме дипломата, направленном президенту в декабре 1917 года, большевизм описывался как порождение русских масс: диктатура, возмущался Лансинг, состояла из немногим большего, чем «идеализм и невежество, поддерживаемые оружием». Госсекретарь опасался, что «насилие толпы» большевиков сделает «невежественную и неспособную человеческую массу» доминирующей в России. Он еще сильнее выразил свою тревогу президенту в записке, написанной в начале января 1918 года. Как и Кеннан, Лансинг заявил, что усилия рабочих, которых он назвал «умственно отсталыми», приведут к «исполнению воли невежественных [то есть пролетариата], безразличных ко всему, кроме своего собственного удовольствия». Кеннан и Лансинг боялись толпы, потому что она не проявляла ни самообладания, ни интеллекта и была склонна к насилию. Говоря коротко, мобилизация масс большевиками могла привести к насильственному ниспровержению общественного порядка168168
  См. [Lansing 1935: 340–341]; Лансинг Кеннану, 3 января 1918 года. Robert Lansing Papers, vol. 33.


[Закрыть].

Дискуссии о революционной России среди американских экспертов также породили идею о том, что низшие классы этой страны были «стихийными». Представление о том, что ими движут неясные и неизменные природные силы, означало, что они не могли реагировать на призывы к разуму или интеллекту. Эдвард Олсворт Росс, например, часто высказывал предположение, что крестьян невозможно остановить или даже направить какой-либо рациональной силой. Как одного из отцов-основателей американской социологии Росса привлек к России интерес к двум взаимосвязанным явлениям: социальному контролю и расовым различиям. В авторитетной книге Росса «Социальный контроль» описаны структуры (от религии до образования и права), которые удерживали общества от раскола в моменты ключевых перемен. Теория Росса охватывала североевропейскую культуру с ее предполагаемой индивидуалистической и рациональной ориентацией. Но как другие расовые группы отреагируют на кардинальные изменения? Росс приступил к изучению России с некоторым скептицизмом; в его работах о славянских иммигрантах в Соединенных Штатах упоминались их «мягкий и уступчивый» характер, меланхолия и фатализм. И все же Россия в 1917 году предоставила, по словам Росса, «самый богатый опыт, возможный для социолога», со времен Французской революции169169
  См. [Ross 1901; Ross 1914, chap. 6; Ross 1991: 240–242; Ross 1918b: 249].


[Закрыть]. После безуспешных попыток присоединиться к миссии Рута в качестве наблюдателя Росс отправился в Россию летом 1917 года при спонсорской поддержке Крейна.

Многие из докладов Росса о России появились в печати, а другие Крейн передал президенту Вильсону, который был одним из бывших профессоров Росса170170
  Крейн Вильсону, 27 июня 1918 года. PWW, 48: 459; Натаниэль Прэтт Элиу Руту, 1 мая 1917 года. SDDF, 63.72/4832.


[Закрыть]. В этих отчетах, в основном сочувственных по отношению к большевикам, Росс описывал крестьянство как природную силу; он сравнивал крестьянские протесты с «потоком расплавленной лавы», образующим «величественный и ужасающий социальный феномен, такой же стихийный <…>, как приливная волна» [Ross 1918b: 763; Ross 1921: V–VI]. Сэмюэль Харпер использовал аналогичный язык для объяснения возрастающей анархии 1918 года. Происходящее в России, писал он, было «вспышкой стихийных сил», которая захлестнула всех действующих лиц, включая большевиков171171
  Notes by Professor Harper (7 February 1918). Harper Papers, box 4.


[Закрыть]. Эрнест Пул, который раньше симпатизировал русским крестьянам, объединил свое представление о крестьянском мистицизме с напоминанием об их стихийной природе. Его книга «Темный народ» имела целью раскрыть «глубокие, бурлящие силы» в деревне [Poole 1918: X, 171, 226]. Даже те, кто возлагал на русских крестьян или большевиков большие надежды, использовали такую же логику, как и некоторые из самых яростных американских критиков нового режима.

Лучшая иллюстрация взаимосвязи между негативными чертами русских и политикой в России – меморандум Уильяма Чапина Хантингтона, торгового атташе в Петрограде и давнего друга Сэмюэля Харпера. Его подробный отчет от ноября 1918 года получил широкое распространение как в государственных, так и в частных кругах, затем оказался на столе президента Вильсона и в конечном итоге попал в прессу. Он представлял собой перечень почти всех критических замечаний относительно русского национального характера. Русские крестьяне, писал Хантингтон, представляли собой «человеческую природу во всей ее наготе», необработанную и неконтролируемую. Его версия русского характера была знакомой: он описал пассивность, инертность и нерешительность русских, а также признал их хорошо развитую склонность оправдывать любые действия. Эти черты превратили Россию в «страну трагедий», изобилующую «изоляцией», «необъятностью» и «посредственностью». Как и большинство американских наблюдателей, Хантингтон признал, что на российскую элиту эта критика не распространяется. Но остальные девять десятых населения, настаивал он, «аморфны <…> как овцы без пастуха». Фундаментальная проблема, в общем, заключалась в том, что «на огромных просторах России просто слишком мало мозгов на квадратную милю». Затем Хантингтон обратился к вопросу об американской политике, заключив (как и Харпер), что восстановление России требует не только экономической, но и военной помощи172172
  Huntington E. Memorandum on the Russian Situation. Приложен к письму Уильяма Кокса Рэдфилда Вильсону, 22 ноября 1918 года. PWW, 53: 169–180. См. также: [Harper.] How Russia Can Be Helped by the U.S. CSM, 15 April 1918.


[Закрыть]. Смысл был ясен: учитывая хаотическую ситуацию и слабости русского характера, необходима американская помощь. Воодушевленный этим отчетом, Харпер передал копию не менее впечатленному Чарльзу Крейну, который, в свою очередь, отправил ее личному секретарю президента Вильсона. Помощник госсекретаря Уильям Филипс, который также получил этот отчет, поделился своей общей оценкой о полезности меморандума. Материалы из этой депеши также появились в журналах «Annals of the American Academy of Political and Social Science» и «Scribner’s»173173
  См. [Huntington 1919a; Huntington 1919b]; Письмо Харпера Хантингтону от 4 января 1918 года и письмо Филлипса Харперу от 14 января 1918 года. Оба письма см. в Harper Papers, box 5.


[Закрыть].

Как резюмировал Хантингтон, такое сочетание особенностей русских привело многих американских экспертов к выводу, что русские не смогут помочь себе сами. Неважно, как именно охарактеризовали русских – как ленивых, пьяных, глупых, иррациональных или всеми этими чертами вместе, – русские оставались просто неспособны действовать ответственно в своих собственных интересах. Например, Харпер пришел к такому выводу в подробном докладе для Государственного департамента о наследии царской России, которое может помешать новому режиму. Он особо указал на «низкий образовательный уровень» крестьян, заключив, что это делает их «еще более готовыми к самому крайнему разрушительному поведению». В его пессимистическом докладе, датированном мартом 1918 года, также описывалась неспособность крестьян достичь «состояния культуры, необходимого для конструктивной работы». Эндрю Диксон Уайт поддержал утверждение о том, что мощная смесь «фанатизма с <…> другими нецивилизованными качествами» русского народа сделала его «очень неустойчивым по своей природе» [White 1917: 139]174174
  Собственный экземпляр Уайта этой статьи содержит его заметки, в которых он обвиняет журнал в ошибках транскрипции; неясно, имел ли он в виду цитируемый раздел. См. Andrew Dickson White Papers, box 199.


[Закрыть]. Американские дипломаты Чарльз Мозер (Харбин) и Дж. Батлер Райт (Петроград) вторили этим утверждениям. Неспособность русских помочь самим себе является «национальным недостатком», писал Мозер. Райт сказал госсекретарю Лансингу, что американцы не могут «ожидать какой-либо инициативы изнутри»175175
  Отчет Харпера, 25 марта 1918 года. Harper Papers, box 62, folder 17; Мозер Лансингу, 23 мая 1918 года, и Райт Лансингу, 26 марта 1918 года. Оба письма см. в FRUS 1918, 2: 179; 2: 91.


[Закрыть]. Таким образом, используя стереотипы о русском характере, американские эксперты и дипломаты понимали послереволюционные условия как проблемы страны, неспособной помочь самой себе.

Если американские эксперты рассматривали русских крестьян как «овец без пастуха», то они также опасались, что ответственность за это стадо возьмут на себя волки-большевики. Противопоставляя крестьянское простодушие большевистской способности обманывать, они беспокоились, что крестьяне последуют за этими волками-радикалами на свою же собственную бойню. Сэмюэль Харпер, например, противопоставлял большевистские «цинизм и нечестность» наивности «простого, непосредственного крестьянина», который не понимал, зачем кому-то лгать. Таким образом, он сумел объяснить распространение радикализма как результат манипулирования «невежественными массами»176176
  См. [Harper 1917: 507, 535]; Харпер Генри Джадсону, 14 декабря 1917 года. Harper Papers, box 4.


[Закрыть]. Госсекретарь Лансинг выразил аналогичную озабоченность через несколько недель после захвата власти большевиками, как и Мэддин Саммерс, американский консул в Москве. Большевики, писал Саммерс, апеллировали к «инстинктам и аппетитам» необразованных крестьян и рабочих в России177177
  Лансинг Вильсону, начало декабря 1917 года, в [Lansing 1935: 341]. Саммерс Дэвиду Фрэнсису, 14 января 1918 года. FRUS 1918, 1: 338.


[Закрыть].

Аналогичные заявления, только в более желчной манере, сделал Уильям Инглиш Уоллинг. Он пришел в ярость от решимости большевиков обеспечить «руководство невежественными любыми средствами». Такие решительные действия, писал Уоллинг, могли быть признаком только «специфического и ненормального типа людей». Надежды, которые он возлагал на крестьян в издании «Послания России» 1908 года, в переиздании 1917 года уступили место надеждам на русскую интеллигенцию. Антисемитские высказывания, основанные на категориях врожденных черт, изобиловали в описаниях большевиков. За замечаниями Уоллинга о ненормальности последовали его тонко завуалированные ссылки на нежелательные еврейские качества среди лидеров большевиков («представители неславянской расы <…> [с] немецким диалектом в качестве их родного языка») [Walling 1920: 7, 94–95; Walling 1917]178178
  Переиздание, видимо, вышло до отречения царя.


[Закрыть]. Харпер также видел в наивных русских прикрытие для «грубо логичных, но фанатичных евреев», которые управляли большевистской партией. И Крейн, чей антисемитизм не сочетался с какой-либо особой симпатией к русским крестьянам, аналогичным образом очернил большевизм, связав его с евреями179179
  [Harper.] Russian Soviets and Bolsheviki. CSM, 12 July 1918; Crane. Present Conditions in Russia (speech to the Army War College, 2 February 1922). Charles R. Crane Papers, reel 4.


[Закрыть].

Кроме того, американские взгляды на Россию и произошедшие в стране революции сформировал контекст Первой мировой войны. Этот контекст оказался особенно опасен для инакомыслящих, многие из которых подверглись судебному преследованию по закону о шпионаже. Особенно уязвимы оказались иммигранты, которых часто депортировали из-за сомнений, связанных с внешнеполитическими вопросами, во время и даже после войны в Европе. В знаменитом деле Абрамса 1918 года, в котором судья Оливер Уэнделл Холмс-младший придумал фразу «прямая и явная угроза», четверо анархистов русского происхождения были отправлены обратно в Россию за противодействие американской интервенции в ходе Гражданской войны в России [Polenberg 1987]. Однако в политических кругах такого несогласия особо не наблюдалось.

Харпер, как и другие участники американских политических дискуссий, давно был озабочен влиянием внутренних волнений в России на ее участие в войне. Начиная с его работ о России в 1917 году у Харпера прослеживается обеспокоенность по поводу немецкой поддержки русских радикалов. Хотя в первую очередь он рассматривал этот вопрос с точки зрения войны в Европе, его частые обвинения Германии в вероломстве также отражали его сомнения в том, что русские могут самостоятельно занять радикальные политические позиции. В ходе одного из наименее успешных применений своих экспертных знаний о России на государственной службе Харпер засвидетельствовал подлинность поддельных документов, якобы подтверждающих помощь Германии большевикам. Русские были неспособны к революции без помощи других180180
  [Harper.] German Intrigue upon U.S. CSM, 17 April 1917; New Russian Rule Is Upheld. CSM, 22 May 1917; Playing German Game. CSM, 19 November 1917. Первоначально в комитет экспертов для оценки этих документов был назначен Кулидж, но участия не принимал. О документах Сиссона см. в [Kennan 1956–1958, 1: 441–457; Harper 1945: 123].


[Закрыть]. Харпер был не одинок в своей озабоченности ролью Германии в политической жизни России. Уоллинг, как и Харпер, опасался, что распространение радикализма на державы Антанты, обеспечив краткосрочные выгоды для ведения войны, в конечном счете окажется контрпродуктивным. Уоллинг беспокоился, что зараза революции, однажды направившись на запад, может не остановиться в Центральной Европе. В своем важном меморандуме на эту тему, высоко оцененном Вильсоном и Лансингом, он назвал радикализм «деспотизмом невежества»181181
  Меморандум Уоллинга приложен к письму Сэмюэля Гомперса Вильсону, 9 февраля 1918 года. См. также: Вильсон Лансингу, 13 февраля 1918 года; Лансинг Вильсону, 15 февраля 1918 года. Все в: PWW, 46: 310–313, 334, 349–350. См. также [Lasch 1962: 83–84].


[Закрыть]. Учитывая, что радикалы изощренно пользовались невежеством, русские были особенно восприимчивы к их уловкам.

Сочетание двух мыслей – о том, что большевики безжалостны, а русские беспомощны, – заставило американских политиков задуматься об интервенции для защиты русского населения. В соответствии с вильсоновским идеализмом, а также с военными целями Америки, интервенция понималась и отстаивалась как шаг по защите интересов самих русских. Даже если сами русские выступали против какого-либо подобного вмешательства, американские официальные лица все равно расценивали свои действия как несущие благо. Это утверждение не было ни, как позже будут предполагать реалисты, прикрытием для холодных расчетов национальных интересов, ни, как могли бы пожелать идеалисты, частью благотворного плана Вильсона о глобальной демократии. Интервенция в интересах русских, как и связанная с ней концепция опеки, была, напротив политикой, ориентированной (как ее видели политики) на защиту беспомощных людей от безжалостного противника. Таким образом, Харпер призвал к действиям против большевиков, выступая против использования «этого уродливого и зловонного слова “интервенция”»; действия Америки, по его мнению, можно было бы точнее описать как «активную экономическую и военную помощь»182182
  Harper. Russia and «Intervention». CSM, 5 July 1918; см. также цитату из Харпера в [Foglesong 1995: 159].


[Закрыть].

Хотя Харпер высказал свои лексические замечания летом 1918 года, он осознавал потенциальную необходимость американского участия еще до захвата власти большевиками. Еще в июле 1917 года Харпер беспокоился по поводу радикальной деятельности русских рабочих. Он написал Ричарду Крейну, предупреждая, что, «возможно, придется пролить немного крови», чтобы «ущипнуть рабочих и полностью привести их в чувство»183183
  Письмо Харпера Крейну от 8 июля 1917 года. Harper Papers, box 4.


[Закрыть]. Большинство американцев не так однозначно относились к возможности насилия, но тем не менее призывали к тому, чтобы Россией управляли железным кулаком. Всего через месяц после прихода к власти большевиков к аналогичному выводу пришел госсекретарь Лансинг. Он побуждал президента Вильсона действовать быстро, утверждая, что длительное правление большевиков будет препятствовать восстановлению порядка. Военная ситуация вызывала особую озабоченность; если Россия выйдет из войны против Германии, утверждал он, конфликт затянется на два года или более. Единственная надежда России, заключил Лансинг, заключается в «военной диктатуре, поддерживаемой лояльными, дисциплинированными войсками». Он даже имел в виду конкретного диктатора: донского атамана казаков генерала А. П. Каледина. Назвав генерала «человеком глубокой решимости <…> излучающим силу и мастерство», Лансинг надеялся использовать его в качестве ядра, вокруг которого могла бы сформироваться антибольшевистская коалиция184184
  Письмо Лансинга Вильсону от 10 декабря 1917 года. FRUS: RL, 2: 343–345.


[Закрыть].

Посол Фрэнсис согласился с оценкой госсекретаря, но пришел к несколько иному выводу. Да, русские были неспособны управлять собой сами и поэтому нуждались в сильном человеке, чтобы поддерживать порядок и продолжать военные действия России. Но, утверждал Фрэнсис, большевики сами по себе могут быть самыми сильными людьми из всех доступных. Он примирился с жестокостью большевиков, предположив, что насилие неизбежно в обществе, которое не ценит человеческую жизнь. Одобрительно процитировав одного британского комментатора, Фрэнсис согласился с тем, что русские «будут подчиняться силе <…> и ничему другому» [Francis 1922: 213, 188, 330, 348]185185
  Взгляды Фрэнсиса претерпели ряд изменений между 1917 годом и публикацией этих замечаний в 1922 году; см. [Foglesong 1992: 39–40]. Благодарю Дэвида С. Фоглсонга за то, что предоставил мне копию этой статьи.


[Закрыть]. Артур Буллард примерно в то же время сделал аналогичное заявление: только у большевиков, писал он со сдержанным восхищением, «были люди, достаточно смелые, чтобы разрубить все гордиевы узлы, чтобы решать реальные проблемы откровенно, смело, беззастенчиво»186186
  Письмо Булларда полковнику Хаусу от 12 декабря 1917 года в [Seymour 1928, 3: 388].


[Закрыть]. Даже выступая против большевиков, эти американские наблюдатели были ими впечатлены.

Идея военного вмешательства привлекла многих других американских наблюдателей и политиков. К весне 1919 года, когда антибольшевистская кампания Колчака ненадолго усилилась, Уоллинг присоединился к голосам, призывающим к жесткой борьбе с большевиками. В «New York Times» Уоллинг по-отечески поддерживал эту твердость в отношениях с русскими – вплоть до отказа в продовольственной помощи голодающему населению, – что было бы для их же блага187187
  Walling W. The Parting of the Ways // NYT. 1919. 19 April.


[Закрыть]. Большевики, сумевшие «организовать русское невежество» против союзников, заслуживали агрессивного военного ответа. Историк Уайт, уже находившийся на пенсии, также подчеркнул необходимость дисциплины: «Единственное спасение России, – писал он в журнале “Cornell alumni”, – заключается в <…> сильном человеке, за которым стоит армия» [White 1917: 138]. Торговый атташе Хантингтон, докладывая в Госдепартамент из Иркутска, дошел до того, что описал общественное мнение там – под которым он подразумевал мнение элиты – как «всеобщее стремление к порядку и столь же всеобщее убеждение в том, что оно не может исходить изнутри»188188
  Хантингтон Ричарду Крейну, 28 апреля 1918 года. Richard Crane Papers, box 2. Другие примеры в том же духе см. в: Major General William Crozier. Trusteeship for Russia Proposed // NYT. 1919. 12 January; [Filene 1966: 17].


[Закрыть]. Что особенно важно, президент Вильсон неоднократно высказывал идею, что американцы должны действовать для блага русских, так как сами русские этого сделать не могли. В мае 1918 года на встрече с британским офицером разведки Вильсон выказал недовольство проблемами в России. Как сообщил его собеседник, «[президент] отметил, что он зайдет так далеко, что вмешается вопреки желаниям русского народа – зная, что в конечном итоге это будет для их блага – при условии, что у этой схемы есть какие-либо практические шансы на успех».

Препятствием для интервенции стали не принципы, а практические вопросы касательно ее осуществления. Не сумев найти приемлемый план, Вильсон продолжал выступать против военных действий до весны 1918 года. И все же его собственные взгляды в начале лета изменились. Вильсон составил тщательно сформулированный меморандум для лидеров союзников, оправдывая интервенцию. Отказавшись от некоторых обычных аргументов в пользу военных действий – он сомневался, что это поможет войне против Германии или что это поможет стабилизировать ситуацию в России, – Вильсон написал, что интервенция «отвечает интересам того, чего желает сам русский народ». Точно подбирая слова, как подобает бывшему профессору, Вильсон заявил, что предлагаемые им военные действия не являются «тем, чего желает сам русский народ», а лишь «в интересах» того, чего он желает. И президент Вильсон, а не сами русские, определил эти интересы189189
  Сэр Уильям Уайзман сэру Эрику Драммонду, 30 мая 1918 года. Черновик памятной записки Вильсона, 16 июля 1918 года. Оба документа см. в PWW, 48: 204, 626. Фраза была выпущена из запланированного пресс-релиза 3 августа 1918 года, PWW, 49: 172.


[Закрыть].

В меморандуме Вильсона указывалось, что американцы сосредоточат свои военные и экономические действия на Сибири, откуда, как надеялся Вильсон, вскоре будет направлена «комиссия из работников торговли, экспертов по сельскому хозяйству, консультантов по вопросам труда, представителей Красного Креста и ИМКА». Многие американцы в бизнесе и правительстве рассматривали Сибирь (к которой американцы обычно относили всю территорию России к востоку от Урала) как страну возможностей России. Сибирь могла бы стать источником российской демократии и благодатной землей экономического изобилия190190
  Особое внимание обратите на [Bacino 1999].


[Закрыть].

Американские надежды на Сибирь были в той же мере построены на оценках характера, что и призывы к интервенции. Сибиряки, проще говоря, не были русскими. Проецируя образы американского Запада на восток России, американские комментаторы рассматривали сибиряков как выносливую, независимую породу, во многом похожую на американских первопроходцев. И хотя Фредерик Джексон Тернер (ученик Вильсона) утверждал, что американская идентичность сформировалась в суровых условиях фронтира, эти сибирофилы, как правило, понимали различия между сибиряками и русскими как биологические. Журналист Джордж Кеннан в своих публичных и частных публикациях долгое время после своих путешествий по России ссылался на уникальный характер сибиряка. Например, в одной из статей в журнале «Outlook» за май 1918 года тщательно проводилось различие между положением дел в Европейской России и в Сибири, а также между вариантами американской политики для двух регионов. Западные районы России, включая Москву и Петроград, «должны быть предоставлены самим себе для их собственного спасения или полного уничтожения», признал Кеннан. Американцы мало что могли там сделать из-за отсутствия организованных антибольшевистских сил. Но на востоке, подбадривал Кеннан, обстоятельства были иными. Сибиряки долгое время были «более смелым и независимым народом», чем мужики Европейской России. Кеннан надеялся, что сибиряки смогут воспользоваться американской помощью для создания независимого правительства, которое затем сумеет проложить себе путь на запад, в конечном счете свергнув большевиков. «Мало что, если вообще что-либо, можно сделать для помощи Европейской России, – утверждал Кеннан, – но в Сибири мы могли бы сделать многое» [Kennan 1918: 141].

Кеннан отправил эту статью вместе с письмом, в котором излагались его аргументы, госсекретарю Лансингу, который выразил свое одобрение, а затем направил ее президенту Вильсону. В письме подчеркивался хаос на западе России и содержался призыв – даже более явный, чем в статье, – к американским экспедиционным силам поддержать атамана Г. М. Семенова в Сибири. Кеннан предсказал, что если войска генерала достигнут озера Байкал, то это вдохновит население Сибири взяться за оружие (которое будет предоставлено армией США) против большевиков. Журналист подкрепил свое политическое предложение заявлением о собственном экспертном знании «сибирского характера». Несколько месяцев спустя Кеннан отправил Лансингу более подробную серию предложений касательно сибирской экспедиции. Вильсон снова одобрил эти планы, выразив свое огорчение тем, что возраст Кеннана не позволит ему принимать активное участие в американских программах на востоке России191191
  Кеннан Лансингу, 26 мая 1918 года; Лансинг Вильсону, 28 мая 1918 года. PWW, 48: 183–187; Кеннан Лансингу 18 августа 1918 года; Лансинг Вильсону, 22 августа 1918 года; Вильсон Лансингу, 24 августа 1918 года. PWW, 49: 320–323, 346–347.


[Закрыть].