Текст книги "Надежда победителя"

Я был потрясен:

– Боже мой…

– Очаровательная организация наш космический флот, – с сарказмом прокомментировал свои изыскания Толливер.

– Но мы не можем сократить прием, когда треть флота потеряна. Придется выкручиваться имеющимися средствами.

– Есть, сэр.

7

Присяга принималась по уже отработанному сценарию. Едва я вошел, по залу прогремел зычный голос: «СМИРНО!» Очередной поток новобранцев, неумело подражая своим сержантам, попытался изобразить стойку «смирно».

– Вольно, – рявкнул я. – Сержант, построить будущих кадетов в две шеренги!

Как только мальчишки и девчонки выстроились неровными рядами, я начал речь:

– Я, капитан Николас Эвин Сифорт, начальник Военно-Космической Академии ООН, сегодня приведу вас к присяге. Это обещание Самому Господу Богу верно служить Космическому Флоту пять лет. Вместе с присягой вы принимаете мое опекунство на весь срок обучения вплоть до получения звания гардемарина.

В этот момент один слабонервный мальчишка всхлипнул и украдкой утер слезы. Придется сержанту повозиться с этим пятнадцатилетним плаксой.

– Вам выпала честь служить в Военно-Космических Силах, отборных, лучших войсках за всю историю человечества. Кто желает принять присягу, поднимите правую руку.

Шестьдесят новобранцев взметнули руки. Только я начал читать текст присяги, как сзади кто-то громко кашлянул. Я быстро оглянулся. Толливер молча, но выразительно показал мне на новобранцев. Вдруг я все понял. Нет, не шестьдесят рук! Пятьдесят девять!

– Поднять руку! – рявкнул я на высокого нескладного новобранца, того самого, что утирал слезы.

– Я передумал, – испуганно промямлил он. – Хочу домой.

Все с любопытством повернули к нему головы. Я растерялся, таких случаев на моей памяти не было. Один из сержантов двинулся к возмутителю спокойствия с таким свирепым выражением, будто собирался убить его. Я жестом остановил ретивого сержанта и повернулся к Толливеру, но тот лишь пожал плечами.

– Сержант, такое случалось?

– За одиннадцать лет, что я здесь, не было, – ответил сержант Ольвиро.

Кто-то из новобранцев хихикнул. Церемония была на грани срыва, требовались срочные меры.

– Выведите его отсюда, – приказал я.

Два сержанта-инструктора выволокли несчастного мальчишку за дверь. Меня одолевали сомнения. Может, не стоило действовать так резко? Может, побеседовать с парнишкой? Нет, мы не должны уговаривать кого бы то ни было влиться в наши ряды, наоборот, к нам должны рваться, ведь мы оказываем им большую честь. А все-таки неприятно, черт возьми.

– Кто желает принять присягу, поднять руки, – скомандовал я и внимательно всмотрелся в шеренги. На этот раз руки подняли все. Напрасно мы вышвырнули мальчишку с позором, ведь дело это действительно добровольное. – Ждите, – приказал я офицерам и прошествовал за дверь.

Сержант держал плачущего паренька за воротник, словно преступника.

– Имя! – строго спросил я.

– Лорен Рейцман, – пролепетал пацан.

– Возраст!

– Пятнадцать лет, родился в конце марта.

– Там в зате есть тринадцатилетние, но даже эти дети знают, чего хотят. А вы о чем думали, когда шли сюда, Рейцман?!

– Простите, мне было трудно решиться…

– Отвечай! – рявкнул я.

– Сам не знаю, сэр. Я правда хотел был кадетом, но тут такие страшные солдаты, все время орут… – Бедняга вытер слезы, судорожно вздохнул, через силу залепетал, запинаясь:

– А теперь… Когда я вернусь, папа рассердится и… Как я покажусь в школе? И тут тоже не могу… Тут все такие… такие… Умнее меня, я даже не понимаю их шуток. Я боюсь.

– Ты хочешь удрать домой, даже не попробовав себя в деле?

– А что если… если у меня не получится?

– Тогда ты хотя бы не будешь всю жизнь жалеть, что не проверил себя, – немного смягчился я.

– Мне страшно. – Он всхлипнул.

– Ладно. Сержант, выведите его из…

– Не надо! – выпалил мальчишка. – Я приму присягу. Разрешите, пожалуйста.

– Ты уверен, что хочешь этого?

– Так точно, сэр.

Разрешить ему? Черт его знает. Ладно, разрешу.

– Хорошо. Сержант, проводите мистера Рейцмана в зал.

Вскоре все шестьдесят новобранцев повторяли за мной присягу:

– Клянусь своей бессмертной душой… добросовестно служить… подчиняться всем законным приказам… Да поможет мне в этом Всемогущий Господь Бог.

Выдержав торжественную паузу, я возвестил:

– Отныне вы кадеты Военно-Космических Сил. – Козырнув, я приказал сержанту, показывая на Лорена Рейцмана:

– А этого выпорите за осквернение церемонии принятия присяги.

Кадет Рейцман глянул на меня, как на предателя, но меня это не волновало. Подрастет – поумнеет. Порка пойдет на пользу и ему, и его товарищам. Будут знать, чем кончаются шутки с традициями.

После ужина я ушел в свою квартиру, ослабил галстук, сел за недавно установленный дисплей и начал наугад просматривать личные дела кадетов. Звякнул телефон. В трубке раздался тревожный голос:

– Это лейтенант Слик. Если не возражаете, мне бы хотелось встретиться с вами как можно скорее по одному весьма срочному делу.

– Тогда приходите прямо сейчас, – ответил я, положил трубку и спокойно продолжил просмотр файлов.

Пришел Слик, козырнул, прошел за мною в гостиную и ошарашил меня заявлением:

– Отправьте меня в отставку, сэр, или переведите из Академии в другое место.

– Мальчишка действительно вел себя вызывающе, и я прекрасно понимаю ваше возмущение, – начат оправдываться я.

– Какой мальчишка? – резко перебил Слик. – О чем вы?

– О кадете Лорене Рейцмане.

– При чем здесь чертов кадет!?

– Тогда не понимаю, почему вы требуете отставки?

– Из-за вашей тайной проверки! Я расцениваю это как оскорбление! Ваш Толливер всюду сует свой нос, записывал сегодня номера лазерных винтовок. А его якобы невинные расспросы интенданта?!

– Он делает это по моему указанию.

– Если вы хотите что-то выяснить, спросите у меня прямо, а не шпионьте! А если не доверяете мне, тогда увольте. Я тоже принимал присягу и не собираюсь нарушать ее ради нескольких унидолларов!

– Видите ли, в чем дело…

– Прежний начальник Академии Керси никогда не…

– Как вы смеете перебивать капитана! – рявкнул я. Терпение мое лопнуло, взыграло самолюбие. – КАК ВЫ ПОСМЕЛИ!?

– Простите.

– Вы забыли добавить «сэр»! – неистовствовал я.

– Простите, сэр. Сожалею, что перебил вас. но не о смысле сказанных мною слов.

– Старший лейтенант Слик, смирно! – Тот мигом подчинился. Я перешел на ледяной тон:

– Несколько лет я провел в межзвездных полетах. Не знаю, как у вас на Земле, а на боевом корабле лейтенанту даже в голову не может прийти упрекать капитана хоть в чем-либо. Вам, не сталкивавшемуся с реальной опасностью, не смотревшему смерти в лицо, мои действия, возможно, кажутся нетактичными, но вряд ли стоит меня винить в том, что я управляю Академией как боевым кораблем. А теперь ответьте: вы все еще имеете ко мне претензии?

– Так точно, сэр.

– Ладно. Для начала налагаю на вас штраф в размере трехнедельного жалования и объявляю строгий выговор с занесением в личное дело. А если еще раз устроите мне нечто подобное, отдам вас под трибунал. Понятно?

– Так точно, сэр.

– Вольно. Теперь о финансовой проверке. Ответственность за финансовую отчетность лежит на мне, поэтому я не только имею право, а просто обязан знать, что у нас там творится. А вы обязаны содействовать Толливеру. Это приказ. Подтвердить.

– Приказ понят и принят к исполнению, сэр. – Внешне Слик держался спокойно, но чувствовалось, что он весь кипит.

– Еще вопросы есть?

– Да, сэр. Прошу перевести меня на другое место службы.

Каков упрямец!

– Я рассмотрю вашу просьбу. Идите.

Дождавшись его ухода, я снова сел за дисплей просматривать личные дела кадетов, но сосредоточиться не удавалось, из головы не выходила дерзость Слика. Прежний начальник Академии Керси распустил своих подчиненных. Придется бороться с его тяжким наследием.

Хотя Слика понять можно. За мной тоже на «Гибернии» шпионил лейтенант Кроссберн. И его вынюхива-ние выводило меня из себя. Черт возьми, как нехорошо получилось! Зря я накричал на Слика. А то, что проверка перестала быть тайной, даже хорошо. Теперь работа у Толливера пойдет быстрее.

В дверь постучались. Что они все сегодня, сговорились? Выругавшись, я открыл дверь.

– Докладывает лейтенант Паульсон, сэр. У меня для вас важное сообщение.

– Слушаю.

– Звонил адмирал Дагани и передал через гардемарина…

– Почему адмирала не соединили со мной? – перебил я. – У меня, между прочим, есть телефон!

– Он сам попросил передать сообщение через дежурного офицера, сэр. Он сказал… – Паульсон умолк, как бы подыскивая слова.

– Говорите сразу! – рявкнул я.

– Есть, сэр. Мистер Дагани сказал, что сыт по горло вашей уклончивостью.

– Чем?!

– Уклончивостью. Он так сказал, сэр. Мистер Боланд хотел получить от вас более полную информацию, а вы водите его за нос. Адмирал понимает, что вы вольны руководить Академией в пределах доверенных вам полномочий, но, по его мнению, и вы должны понять, что благосостояние флота зависит от высших политиков, поэтому их нельзя раздражать. Вы должны с ними сотрудничать.

Мои уши горели. Какое унижение! Почему адмирал сам не высказал мне все это, почему передал через моих подчиненных?

– Что еще он сказал, лейтенант?

– Больше ничего, сэр. Он приказал записать это сообщение и передать его вам слово в слово. Сожалею, что этот приказ пришлось выполнить именно мне, я понимаю, что адмиралу не следовало… Извините, сэр.

– Спасибо.

После ухода Паульсона я нервно расхаживал по квартире, размышляя, что предпринять. Конечно, надо подать в отставку. Какой позор! Получить такое мерзкое сообщение через своего же подчиненного! Тем самым адмирал Дагани всем дал понять, что не доверяет мне. Обошелся со мной, как с кадетом, как… Как я недавно обошелся со Сликом. Ирония судьбы…

Я невольно улыбнулся. Что посеешь, то и пожнешь. Правда, я сделал выволочку Слику наедине, а Дагани… Нет, я ведь оштрафовал Слика и пообещал занести выговор в его личное дело, а значит, об этом узнают все. Чем же тогда мой поступок отличается от действий Дагани?

Зазвенел телефон.

– Что еще стряслось? – пролаял я в трубку.

– Докладывает сержант Ольвиро, сэр. Надеюсь, я не разбудил вас?

– Неважно, на то я и начальник, чтобы принимать доклады в любое время суток. Что случилось?

– Извините, сэр, возможно, мне следовало разобраться с кадетом Рейцманом самому, но я не уверен… – От волнения сержант тараторил сбивчиво и невразумительно. – Это тот самый, что вначале отказался принять присягу. Короче, он сейчас у меня в квартире и ревет, как малый ребенок. Лейтенант Слик крепко его выпорол, понимаете, кровавые рубцы, не может сидеть… Конечно, я мог бы сразу вправить ему мозги, но подумал, что… Учитывая, что он отказывался принять присягу… Может, отправить его домой?

Слабаки нам не нужны. Точнее будет сказать, не нужны плохие офицеры, а Рейцман пока кадет. Возможно, еще удастся сделать из него хорошего гардемарина.

– Ну что ж, сержант, он сам выбрал свой путь, пусть им и идет. Верните его в казарму, но особо не зверствуйте. Если же он не возьмется за ум, пригрозите, что утром пошлете его ко мне, а по сравнению с моей расправой эта порка покажется ему лаской.

– Есть, сэр, – жестко ответил сержант.

– Но постарайтесь, чтобы посылать его ко мне вам не пришлось.

– Есть, сэр. Постараюсь. – Телерь голос его был заметно теплее. Значит, Ольвиро понял меня правильно.

Я снова расхаживал, размышляя. Что происходит? Все свалилось на меня в один вечер. Сам виноват. Не надо было вести проверку тайно, тогда бы Слик не обиделся. Надо было выполнить приказ адмирала Дагани, тогда не пришлось бы выслушивать его сообщение из уст Паульсона. Не надо было уговаривать Рейцмана, пусть бы ехал домой и не мучился от армейских жестокостей. На его место мы взяли бы более достойного парня.

И в довершение всего мне все-таки придется звонить сенатору Боланду с подробным рассказом о жизни его сыночка. Черт бы побрал этих политиков! Хотят сделать меня лакеем. Надо было просить корабль, там я сам себе господин. А теперь уже ничего не исправить. А может, нет? Наоборот, еще рано. В первый же месяц смыться с поста начальника Академии – это скандал.

Эх, если бы адмирал Брентли не ушел в отставку! С ним этих неприятностей у меня не было бы. Как я могу руководить Академией, если мне приходится стоять перед Дагани на задних лапках? Исполнять его дурацкие капризы! «Подчиняйся политикам, Сифорт», «Позвони сегодня сенатору Боланду».

Хотя, если быть честным до конца, адмирал Дагани не только это сказал. «Вы вольны руководить Академией в пределах доверенных вам полномочий». Но это же пустые слова! Нянькаться с сынком сенатора – это, что ли, мои полномочия?

Значит, я всего лишь винтик в машине. Действуй, как сказано. Набери триста восемьдесят кадетов, перемели их в гардемарины и отдай флоту. Все остальное тебя не касается. Правда, ты можешь нести отсебятину на Финальном отборе, можешь убрать из списка чем-то не понравившегося тебе мальчишку, но не более того.

«Вы вольны руководить Академией в пределах доверенных вам полномочий». Разве? Да я связан по рукам и ногам!

Я долго грыз перед дисплеем ногти в мучительных размышлениях и наконец позвонил в свою приемную дежурному гардемарину.

– Это Сифорт. Свяжитесь с лейтенантами Толливером и Сликом, попросите их зайти ко мне в кабинет через десять минут.

Затянув галстук и окинув взглядом мундир, я пошел в административное здание.

– Они еще не пришли, – доложил гардемарин Тайер, вытянувшись по стойке «смирно».

– Хорошо. Кофе есть? – спросил я.

– Не очень свежий, сэр.

– Сойдет.

Кофе и в самом деле остыл и был невкусным. Первым явился Толливер, сказалась корабельная выучка. Потом пришел Слик, неприязненно покосился на Толливера.

– Эдгар, – начал я, – вы утверждали, что я имею право сократить прием новобранцев, чтобы увеличить расходы в расчете на одного кадета. Так?

– Так.

– А вам это известно? – глянул я на Слика.

– Известно.

– Превосходно. А если я захочу увеличить количество кадетов за счет снижения среднедушевого потребления?

– Сэр, разве сейчас время снижать расходы на обучение? – поморщился Толливер.

– До Финального отбора дошло четыреста двадцать человек. Мы отвергли сорок. А теперь мы им срочно разошлем письма примерно такого содержания: «Рады вам сообщить, что Вы приняты в Академию Военно-Космических Сил ООН. Предыдущее письмо с отказом вы получили из-за нашей ошибки в расчете количества мест. Начальник Академии Николас Э. Сифорт». Текст письма, конечно, надо отшлифовать, но смысл вам ясен.

– Мы не рассчитывали на такое количество кадетов, – высказался Слик.

– Свободных коек у нас достаточно, ведь второкурсники уже отправлены в Фарсайд, – возразил я.

– А провиант? Униформа?

– Деньги на это можно выкроить из бюджета за счет сокращения второстепенных расходов.

– Нам придется оборудовать еще одну казарму. Где взять для нее инструктора? – спросил Толливер.

– Назначим по совместительству кого-нибудь из преподавателей или вас.

– Меня?

– Вы хотите сказать, что не справитесь с кадетами?

– Справлюсь, сэр, но зачем нам дополнительный набор?

– Потому что так решил я! – стукнул я кулаком по столу.

– Сэр, прежде чем принимать такое ответственное решение, может быть, стоило бы получить одобрение в Адмиралтействе? – осторожно спросил Слик.

– Я не обязан утверждать подобные решения в Адмиралтействе. Адмирал Дагани еще раз подтвердил это в переданном мне пару часов назад сообщении. – При этих словах в глазах Слика мелькнуло злорадство. Я понял, что он уже знает о сообщении адмирала все. Вот это да! Здесь слухи распространяются быстрее, чем на корабле. Конечно, я сделал вид, будто ничего не заметил, и жестко продолжил:

– Адмирал Дагани выразился предельно ясно. Он сказал: «Вы вольны руководить Академией в пределах доверенных вам полномочий». А полномочия у меня велики. Должен признаться, суть послания адмирала заключается не в этом, но факт остается фактом. Можете прочитать его сообщение в регистрационном журнале.

– Сэр, вы уверены, что нам действительно нужен дополнительный набор? – все еще сомневался Слик.

– Уверен. У вас есть возражения?

– Нет, сэр, – покачал он головой. – Мистер Толливер, надеюсь, вы поможете мне составить текст письма новобранцам? А вам, капитан, я посоветовал бы подписать письмо сегодня, чтобы уже утром разослать текст по факсу, а в остальном положитесь на нас. Пока мы с мистером Толливером будем шлифовать формулировки, вы, если хотите, можете отдыхать у себя дома, а позже я пришлю к вам гардемарина с готовым письмом. Завтра мы проведем совещание, ведь предстоит многое обсудить. Например, даже если мы обустроим новую казарму, она вместит только тридцать кадетов, а остальных придется распределить по другим корпусам.

Я слушал Слика, как зачарованный. В вопросах снабжения и тыла он разбирается прекрасно. В чем в чем, а в этом ему не откажешь. Занявшись своим любимым делом, он, похоже, забыл и о ссоре с Толливером, и о моем нагоняе. Такому специалисту можно доверить дело.

Я последовал совету Слика и отправился домой.

За завтраком Толливер выглядел переутомленным, поэтому я не терзал его навязчивыми расспросами. Если офицер не выспался, его лучше не трогать, это известно любому гардемарину. По пути в административное здание я остановился у плаца понаблюдать, как под присмотром сержанта Ибареса голые по пояс кадеты отжимаются, приседают и подпрыгивают, касаясь в воздухе руками носков широко расставленных ног.

В первой шеренге приседал Роберт Боланд, а другой кадет старательно прижимал ему ступни, чтобы пятки не отрывались от земли. Обычное дело – так учат неуклюжих первогодков. Я быстренько отвел взгляд – нечего обращать внимание на сынка сенатора. Но в кабинете мысли мои вновь вернулись к его влиятельному папаше. Надо ему позвонить.

Усевшись на стол, я просматривал оставленные мне донесения. Инструктором новой казармы Слик назначил классного инструктора, несколько лет назад уже побывавшего на этой работе. Толливеру повезло, ведь воспитание кадетов – сущая мука.

До обеда я занимался всякой ерундой: изучал и подписывал приказы, накладные и прочие бумаги.

В столовой я вспомнил ночной разговор с сержантом. Раз он не прислал Рейцмана ко мне на расправу, значит, дела у кадета не так уж плохи. Наши сержанты при всей их суровости способны и на доброе слово. Они хорошо понимают свою задачу – воспитывать, а не ломать души. Поискав взглядом, я не заметил Рейцмана. Наверняка он не будет появляться в столовой еще пару дней, пока не сможет сидеть. После порки так часто бывает.

В поведении и внешнем виде кадетов наметились положительные сдвиги. Пройдет несколько недель – и они будут мало отличаться от гардемаринов, от штатской разболтанности не останется и следа. Жесткая дисциплина, огромные физические нагрузки, неведомое доселе чувство братства, возникающее в первые же дни пребывания в Академии, – все это тяжким бременем давит на детские души. Вынести это трудно, почти невозможно. Почти невозможно…

… Сильная рука сбросила меня на пол. Загремел суровый голос сержанта:

– Один наряд, Сифорт! И тебе, Сандерс! Команда «подъем» прозвучала три минуты назад!

Стеная, я поднялся на ноги. Арлина Сандерс хихикнула, покосившись на мои трусы. Я резко отвернулся, краснея, бросился надевать штаны, но они путались, мешал торчащий под трусами орган. А Арлина, глядя на мою возню, все хихикала. Я сгорал со стыда. Ну почему она ведет себя так нечестно?!

Встать в строй, чтобы маршировать в столовую, надо было через десять минут. Я ринулся в санузел. Туалетная кабинка, потом душ, и все это быстро-быстро. А вымыться надо идеально.

Однажды Эрих фон Халштейн по мнению сержанта не очень хорошо вымылся. За это Свопе затащил его обратно в душ и заставил нас смотреть, как моется нерадивый кадет.

Я остервенело намыливал подмышки. Если сержант Свопе заставит меня мыться при всех, я не выдержу. Слава Богу, мне еще не надо бриться, а ведь некоторым приходится тратить время и на бритье.

После легкого завтрака – спорт. Раньше я спортом не занимался, лишь иногда отжимался от пола. А сержант Свопе бил отстающих дубинкой, причем очень больно. Когда мы чуть не валились с ног от приседаний, отжиманий и прыжков, Свопе дал две минуты отдыха, а потом погнал нас на беговую дорожку, где мы смешались с отрядом сержанта Таллора из казармы Ренаулт-Холл.

– Сегодня моя очередь, Дарвин, – улыбнулся Таллор Свопсу и скомандовал нам:

– Давайте, парни, четыре круга. Толливер, вперед.

Мы застонали.

– Есть, сэр, – бойко ответил высокий тонкий кадет и выбежал вперед.

Сержант Таллор бежал сзади с дубинкой. Отставать было нельзя. Того, кого он касался дубинкой, посылали к лейтенанту Зорну на порку. Поговаривали, что Зорн особо не зверствует, но испытать его кнут на своей шкуре мне не хотелось.

После умопомрачительного бега мы снова помчались в душ. В кабинке напротив оказалась Арлина Сандерс. Она хихикнула, смущенно улыбнулся и я, но все же отвернулся к стене. Через некоторое время я набрался духу и оглянулся, но Арлины уже не было. Я высунулся – она шла по туманящемуся от пара проходу между кабинками к раздевалке.

– Эх, если б она была штатской! – театрально воскликнул темнокожий парнишка из Индии. Все дружно заржали.

После обеда нас погнали в учебный корпус. Вначале теоретические занятия, потом практические. Сержант-инструктор раздал нам скафандры, показал на огромном экране учебный фильм, а потом приказал:

– Надеть скафандры. Прежде чем пристегивать шлемы, убедитесь, что из шланга идет воздух. Когда облачитесь, выходите в ту дверь по одному.

– Есть, сэр, – ответили мы не вполне стройным хором. Позже в казарме сержант Свопе научил нас отвечать в один голос, и хор наш стал гораздо стройней.

Припоминая, что показывали в учебном фильме, я открыл вентили, убедился, что воздух шипит, надел шлем, пристегнул его к скафандру вроде бы герметично. Настала моя очередь войти в таинственную дверь. Свопе запер ее за мной. Комната наполнилась туманом. Я подошел к двери напротив, толкнул ее, подергал, покрутил ручку, все без толку. Наконец дверь открылась, я вышел на лужайку, где кадеты снимали скафандры.

– Снять! – крикнул сержант, постучав по моему шлему.

Я отстегнул шлем, вдохнул живой воздух. Испытание выдержано!

– Оказывается, это просто! – улыбнулся я Роберту Роверу. – Хоть сейчас готов лететь в Фарсайд!

Он как-то невесело скривил рот в подобии улыбки и вдруг с выпученными глазами сложился пополам, извергая на траву содержимое желудка.

– Быстро за угол к другим дурням! – заорал инструктор и дал ему в указанном направлении пинка. Робби, пошатываясь и стеная, скрылся за углом. – А ты, салага? – зыркнул на меня сержант, – Тоже вывернешь свой обед на травку?

– Не… – Я с ужасом прислушался к своим ощущениям. Рвотных позывов не ощущалось. – Нет, сэр. А что с Робби?

Но инструктору уже было не до меня, он бросился к приоткрывшейся двери вытаскивать бледно-зеленого кадета, судорожно пытающегося снять шлем. Сержант даже не подумал помочь бедняге отстегнуть крепления, и вскоре смотровое стекло шлема было заляпано рвотными массами, а несчастного кадета все скручивало и выворачивало наизнанку.

– Так разгильдяи учатся внимательно слушать, – объяснил мне сержант.

Спустя полчаса мы выстроились у здания в шеренгу. Некоторым все еще было дурно.

– Ваш отряд самый тупой, самый бестолковый! – с презрительной гримасой орал на нас сержант. – В Академии такого еще не бывало! Через одну-две недели вас пошлют на Луну. Вы что, не слышали, что там нет воздуха? Сейчас мы присматривали за вами, дурнями, а там вы сдохнете!

Устрашенные такой перспективой, мы чумели от ужаса, а сержант подливал масла в огонь:

– Каждому, кто не правильно надел шлем и надышался отравы, – два наряда!

Каждый наряд – два часа напряженных физических упражнений, а ведь есть еще и утренняя зарядка. Мои мышцы постоянно болели. Слава Богу, на этот раз я избежал нарядов!

– А остальным – три наряда!

Так нечестно! Моя радость сменилась яростью.

– За то, что не проверили герметичность скафандров у своих товарищей! – гремел сержант. – Ровер мог умереть. Вам что, наплевать на него? Я вас спрашиваю! Вам наплевать на жизнь товарищей!? Из-за вашей халатности могла погибнуть Сандерс, могли погибнуть другие! Что вы сделали, чтобы им помочь?! В следующий раз вы выйдете в вакуум. Вы не знаете, что это такое?! Вы думаете, вакуумом можно дышать?! Видеть вас не могу, придурки, прочь с моих глаз!

Вечером по сигналу отбоя мы попадали на койки, немые и полумертвые от усталости. Вскоре послышался тихий плач. Кто-то нашел в себе силы шепнуть:

– Робби, что с тобой?

Не дай Бог, услышит сержант! Я затаил дыхание, не смея издать ни единого звука.

– Сбегу отсюда, – простонал Робби. Кто-то ехидно хихикнул. Послышались язвительные комментарии свистящим шепотом:

– Сопляк!

– Плакса!

– Маменькин сыночек!

Жестокосердные! Зачем вы его травите?! Ведь Робби спас меня от сержантского гнева, когда я забыл бросить свое полотенце в бак для стирки. Когда сержант зашел в санузел, оно валялось около раковины Робби. По неведомой мне причине Робби сказал, что полотенце его. Правда, сержант влепил ему всего один наряд, но все-таки…

Наконец тишина. Снова всхлип. Какой-то шутник передразнил его, раздались смешки. Я не выдержал, вскочил, яростно прошептал:

– Заткнитесь!

– А что ты нам сделаешь, молокосос? – хихикнул фон Халштейн.

– Увидишь!

– Хватит, мальчики, сержант услышит, – умоляюще прошептала Арлина Сандерс.

– Ложись, Сифорт, а то всем нам влетит, – зашикали на меня остальные.

Но все-таки я подошел к койке Робби, поправил ему одеяло.

– Спи спокойно, не слушай их. – На секунду моя рука задержалась на его плече, вспомнился Джейсон.

Я вернулся к своей койке и даже успел забраться под одеяло, когда в казарму вошел сержант.

– Что происходит? – грозно спросил он. Все молчали. Я заставил себя встать.

– Докладывает кадет Сифорт, сэр. Я вставал и ходил по казарме.

– Зачем?

Сказать правду? Но как это объяснить сержанту? Нет, лучше соврать.

– Мне послышался подозрительный шорох.

– Тогда будешь охранять нас. Возьми с собой матрац.

– Есть, сэр. Куда?

– Будешь спать снаружи у двери. В полной тишине я потащил тяжелый матрац к выходу.

– Можно убрать, сэр? – спросил стюард. Я очнулся от воспоминаний. Суп уже остыл.

– Да.

Стюард убрал тарелку с супом, поставил салат. Кадеты уже выходили из столовой, остались только дежурные, уносившие подносы с грязной посудой в мойку. Помнится, однажды я уронил поднос. В наказание меня целую неделю не пускали в столовую, приходилось питаться на кухне.

Аппетита не было. Я пошел к выходу. Кадеты уважительно расступались. Среди них я заметил Роберта Боланда, но быстро отвел взгляд. Капитан не должен обращать внимание на кадетов.

По пути в кабинет я пришел к выводу, что больше тянуть резину нельзя. Надо позвонить сенатору Боланду.

Плотно прикрыв за собой дверь, я сел за стол и заставил себя набрать номер дежурной телефонистки.

– Соедините меня, пожалуйста, с сенатором Боландом.

В Вашингтоне в это время было раннее утро, но Боланд уже был у себя в кабинете.

– Сифорт? Рад вас слышать! – радостно воскликнул он.

– Извините, что долго не звонил.

– Ну что вы! Не надо извиняться!

– Я недооценил ваше влияние.

– Спасибо, капитан. Я так волнуюсь за своего…

– Позвольте мне договорить. Адмирал Дагани отдал распоряжение сотрудничать с вами и предоставлять вам полную информацию, что я и собираюсь сделать. Я только что видел вашего сына, у него все хорошо. Я и дальше буду присматривать за ним, так что звоните мне, а я буду докладывать.

– Очень вам благодарен за…

– Сенатор Боланд! – перебил я. Тон мой и лексика были сугубо официальными. – Я выполню приказ адмирала. Вы можете звонить мне с требованием дать информацию по вашему сыну, можете наносить визиты и даже входить на территорию Академии, можете потребовать, чтобы я разрешил вашему сыну звонить вам. Все эти требования я выполню. Но учтите, после первого же вашего звонка или визита, или иного требования, связанного с вашим сыном, после первой же жалобы адмиралу я немедленно подам в отставку. Клянусь перед Самим Господом Богом. – В наушнике стояла мертвая тишина. Я добавил для пущей ясности:

– Итак, мое будущее в ваших руках. Один ваш звонок закончит мою карьеру.

– Господи Иисусе, что вы такое говорите, Сифорт? – ужаснулся сенатор.

– Сэр, если вы хотите гордиться своим сыном, не вмешивайтесь в нашу работу. Ваше вмешательство причинит ему много вреда. – В трубке послышалось невнятное мычание. – Поверьте мне, так вашему сыну будет лучше.

Боланд молчал. Должно быть, моя тирада произвела на него должное впечатление. Не дождавшись ответа, я положил трубку.